Прощальная песнь. Ложь Королевы Фей Стивотер Мэгги

Но не успела я понять, почему это так важно, как вернулась Элеонор. Одна. Боже. Где же Люк? Неужели он мертв?

Выражение ее лица было непроницаемым.

— Пришли даоин ши, моя Королева. — Элеонор подняла изящно очерченную бровь, и я могла поклясться, что она сдерживает улыбку. — Требуют аудиенции.

Казалось, Королева удивлена. Но потом она усмехнулась.

— Даоин ши — никто. У них нет права требовать.

— Я так им и сказала, моя Королева. Но они утверждают, что клеверная спасла жизнь одному из их племени, Водяному быку, а закон гласит, что взамен его жизни они должны вручить спасителю дар.

Королева помрачнела, но не возразила Элеонор.

— Даоин ши слишком слабы, чтобы прийти без призыва, даже в такую ночь. Кто призвал их? Это запрещено. Кто призвал их?

— Я.

По моему телу пробежала дрожь. Я поняла, кто говорит, даже не повернувшись.

— Люк Диллон! — Если мне казалось, что прежде выражение лица Королевы было мрачным, то теперь оно стало устрашающим.

Элеонор отошла, пропуская на сцену Люка. Он нашел меня взглядом, и я увидела в его глазах боль. Я не могла не смотреть на него, на его светлые волосы, на лицо, чью бледность подчеркивала черная футболка, на широкие плечи, в глаза, в которых сквозило отчаяние.

— Люк Диллон, — повторила Королева. — Призывать даоин ши запрещено. Ты хочешь, чтобы я отправила твою душу в ад?

— Все кончено. — Люк уронил кинжал на подмостки, и тот упал на блестящие половицы со стуком, в котором слышалась необратимость. — Я больше не подчиняюсь тебе.

Королева была вне себя от ярости. В ее глазах сверкнуло заходящее солнце.

— Галлогласс, тебе есть что терять. Как ты смеешь ослушаться?

Люк произнес, обращаясь к ней, но глядя на меня:

— T'mo chr I istigh inti.

— Как ты можешь любить ее? — взвизгнула Королева. — Она ничто!

И тут, под взглядом Люка, который словно говорил мне «извини, больше я ничего не могу сделать», я вспомнила. Боже, ну я и дура!

— Не смей так говорить. — Я встала. — Не смей так говорить, Дейдре О'Брайан!

Королева с недоверием повернула ко мне свое совершенное лицо.

— Тебя ведь так зовут? — Я шагнула к ней. Мне не нужен был ответ; я чувствовала, что это правда.

Я ощущала власть, которую принесло мне ее имя. Власть над ней. Вместе со сгустившейся темнотой на улице оно дало мне неуязвимость. Сейчас, за полночь, я сильнее, чем она.

Я посмотрела в ее старые змеиные глаза и увидела одно из воспоминаний Люка. Этот Люк был на сотни лет моложе, но с таким же юным лицом. Он стоял перед Королевой. Королева выглядела так же, как и сегодня. В ее глазах сквозила древность.

— Я не полюблю тебя, — говорил он. — Я не солгу. Я не полюблю тебя.

Королева обошла вокруг Люка; тяжелые полы платья тащились по земле, задевая его ноги. Он стоял неподвижно в ожидании вспышки гнева. Если он и боялся, в воспоминании Люка я этого не чувствовала.

Королева пробежала пальцем по его бицепсу, там, где сейчас поблескивал обруч. Казалось, она задумалась, потом улыбнулась.

— Ты пожалеешь о своем выборе.

Гнев вернул меня к настоящему. Я хотела убить ее. Я могла увидеть все, что она сотворила с Люком, и могла использовать тьму, чтобы сокрушить ее.

Мне хотелось растоптать ее, а потом сказать что-нибудь гадкое, глядя, как она корчится и умирает.

Как будто прочитав мои мысли (а может, и вправду их прочитав), Королева презрительно сказала:

— Ты все еще недостаточно сильна, чтобы повелевать феями. Ты сильна только в полной тьме. Но нам нет нужды сражаться… Я могу научить тебя. Я могу научить тебя, как находить тьму, что прячется в углах комнаты. Как приручить ночь, ютящуюся между ветвями деревьев. Как использовать тьму твоей души. Я могу сделать тебя большим, чем ты есть сейчас.

Она говорила, а я видела, как в ее глазах таится вечер, как на ее коже распускаются цветы, не поглощая ее, как поглотили Эодана. Волосы Королевы ниспадали летними водопадами, так и не достигая пола. Ее пальцы, увитые виноградной лозой, потянулись ко мне, как тянется лоза к источнику света.

— Нет. — Я посмотрела на Люка. Он безмолвно подошел ко мне и крепко взял за руку. Боже, у него такие холодные пальцы. — Нет, не стоит. Я хочу видеть даоин ши.

Ярость волнами исходила от Королевы, но она не могла отказать. Теперь мы были равными фигурами в этой шахматной игре.

Она повернулась к Элеонор.

— Принеси душу Люка Диллона.

Двадцать один

Парковку заполнили феи разных форм и размеров. Костры взмывали в небо, посылая к звездам искры и угольки. Тут были феи в обличье птиц с огромными клювами; тут были феи более прекрасные, чем самые красивые модели. Тут были мужчины, которые словно только что вылезли из воды, и дети, которые словно только что упали с неба. Отовсюду лилась музыка, все танцевали, кружились, пели…

Мы стояли возле двери, словно фантастическая семья. Люк сжал мою руку и как ястреб внимательно осмотрел парковку. Королева стояла в нескольких футах от нас. Казалось, ей совсем не место на грязном асфальте, но тем более впечатляюще она выглядела.

Из толпы вышел Томас-Рифмач с развевающимися волосами и встал перед Королевой.

— Хорошего солнцестояния, миледи. — Его голос был если не искренним, то почтительным.

— Прочь с глаз моих, Рифмач. Ты свой выбор сделал. — Королева подняла руку, и Томас рухнул к ее ногам. — Я разберусь с тобой и твоим языком позже.

Люк протянул руку. Томас принял помощь и поднялся. Мы встретились глазами; ничего не сказав, он шагнул за мою спину.

Кажется, я обрастала свитой.

— Я не вижу даоин ши, — молвила Королева. — Думаю, они забыли о тебе.

Может, и так. Я не представляла, что делать дальше.

— А вот и не забыли! — знакомый голос то ли пропел, то ли произнес заклинание.

Элеонор широко распахнула глаза, когда из-за ее спины бесшумно появилась Уна.

— Не надо делать такое лицо, — сказала Уна. — Я всего лишь тебя ущипнула.

— Потише, — предупредила Королева и подняла руку, — или я разорву тебя надвое.

— Идите сюда! — Прокладывая дорогу между веселящихся фей, на серой в яблоках кобыле, украшенной колокольчиками, ехал Брендан, почти такой же величественный, как Королева. Колокольчики на копытах лошади звенели с каждым шагом, а колокольчики на упряжи — каждый раз, когда лошадь шарахалась от танцующей толпы. За ним следовала еще дюжина лошадей, все серые в яблоках; их шерсть отражала пылающие вокруг яркие краски. Перелив колокольчиков должен был превратиться в какофонию, но они звенели в такт, сливаясь в мелодию невиданной красоты.

Уна подбежала к Брендану и ухватилась за поводья, чтобы вновь услышать звон колокольчиков.

— Разве я тебе не говорила, что все произойдет у этой двери? И кто теперь выглядит глупо? — Она показала пальцем на Королеву и Элеонор, стоявших позади. Королева держала накрытую тканью клетку. — Посмотри, вон павлин и его дрессировщик.

Не уверена, кого она назвала павлином — Королеву или Элеонор. Ни одну из них сравнение не обрадовало.

— Говорите, что хотели сказать, — прорычала Королева.

Люк слегка поклонился Брендану, не выпуская моих пальцев.

— Хорошего солнцестояния, Брендан. Пожалуйста, поторопись. Времени почти не осталось.

Брендан кивнул и взглянул на спутников. Они подвели своих коней. Их было семь, все стояли в ряд, плечом к плечу, касаясь друг друга босыми ногами.

— Дейдре, — сказал Брэндан. — Сегодня ночью ты спасла Водяного быка, одного из нас, и связала нас узами благодарности.

Он запел:

  • Птичка по полю летает,
  • Семечки она клюет.
  • Что из клюва потеряет,
  • Снова в землю упадет.

Я непонимающе смотрела на него. Он ответил ожидающим взглядом. Видимо, я должна была сказать что-то умное.

Томас наклонился и тронул мое плечо.

— Жизнь за жизнь, — прошептал он. — Это песня равновесия. Взамен жизни, что ты спасла, они подарят тебе жизнь.

О…

Перед глазами встало воспоминание, как Элеонор вдавливает грязного голубя в грудь Эодана, и он замертво падает. Но все не обязательно должно так закончиться. Я могу попросить жизнь Люка. Я могу вернуть ему душу. Может быть, я не в последний раз держу его за руку. Может быть, у моей истории счастливый конец.

— Спаси жизнь Джеймса, — прошептал Люк, касаясь губами моего уха. — Поторопись. Его время истекает.

Слезы навернулись на глаза от сознания тяжести своей вины. Я не понимала, как могла позабыть о Джеймсе, который остался на сцене, теряя последние капли жизни. Что я за человек? Конечно, я должна спасти Джеймса. И о чем я думала?

Я повернулась к Люку, глотая слезы.

— Но тогда… тогда… если я… если ты получишь душу…

Люк поцеловал меня в ухо, так коротко и легко, что можно было не заметить, и произнес одними губами:

— Я знаю. Я знаю, красавица. И всегда знал.

Я так сильно хотела его, что заболело сердце. Я хотела сказать: «Спасите Люка». Это было бы так просто.

И так неправильно.

Я смотрела на асфальт, разглядывая каждую его трещинку. Если смотреть достаточно долго, можно заметить вкрапления другого цвета. На асфальт упали две блестящие капли. Я вскинула взгляд на Брендана и вытерла щеку.

— Спасибо за эту милость. Правда, вы очень добры. Пожалуйста… пожалуйста, спасите моего друга Джеймса. Если можно. — На последних словах у меня сдавило горло, но я успела их произнести, прежде чем упала еще одна слеза.

— Хорошая девочка, — нежно проговорил Люк.

— Где он? — спросил Брендан.

К нам протиснулась Уна.

— Я знаю где. Я слышу, как он умирает.

Брендан спешился и последовал за ней к двери, обойдя меня и мой ключ стороной. Он оглянулся и сказал:

— Мы исполним твою просьбу.

Я расплакалась. Мне было все равно, кто смотрит — Королева, Элеонор, все феи мира… Плевать. Люк стиснул меня в объятьях, позволив уткнуться лицом в свою грудь. Я почувствовала, как он, глядя на Королеву, поцеловал меня в макушку.

— Отойди от нее, — приказала Королева каменным голосом.

Я подняла голову, чтобы посмотреть на нее. В глазах Королевы снова сияли красные заходящие светила. Пожалуйста, не отпускай меня. Он не отпустил.

— Отойди от нее!

Элеонор улыбнулась, услышав гнев в голосе Королевы.

— Только если она сама меня об этом попросит, — ответил Люк. — Еще раз говорю: я тебе больше не подчиняюсь. Если мне суждено умереть, пусть будет так.

Если он и боялся, я этого не чувствовала.

Королева метнулась к клетке у ног Элеонор и сорвала накидку. Под ней в клетке из тонких прутьев сидел голубь такой ослепительной белизны, что у меня заболели глаза. Он в ужасе забил крыльями, ударился грудью о стенку и упал на дно клетки. Люк вздохнул, не отрывая взгляда от птицы. Его тело крепко прижималось ко мне, но мысли бродили где-то далеко.

— Отвратительная птица. Справедливо, что душа убийцы воплотилась в такой грязной заурядной пичуге.

Я не выдержала:

— Ты смеешься? Это самое прекрасное создание, какое я видела!

Глядя на голубя в клетке, я поняла, какими могут быть люди, если выберут верный путь в жизни.

Королева нахмурилась.

— Последний шанс, Люк Диллон. Скажи, что полюбишь меня, и я тебя отпущу.

Люк покачал головой. Я почувствовала его движение щекой. Я освободилась из его объятий и шагнула к Королеве.

— Пойми: нельзя заставить любить! Ты можешь заставить убивать. Ты можешь заставить подчиниться. Но не любить!

Королева взвизгнула:

— Меня любят подданные! Я не заставляю их подчиняться!

Элеонор подняла брови, будто на что-то намекая. Надеясь, что правильно поняла, я сказала:

— Докажи. Докажи это.

— Ты умрешь, клеверная! — прорычала Королева так громко, что заглушила музыку, смех и веселье. Все замерли. В тишине этой странной ночи повисла магия. — Вы видите меня, мои хорошие? Видите мою красоту? Теперь посмотрите на клеверную — какая она заурядная простушка, какая уродина! Она — ничто… но она утверждает, что мои подданные меня не любят!

Легкая улыбка тронула губы Элеонор, стоявшей позади Королевы. С каждым ее словом улыбка Элеонор становилась шире, пока не стала такой прекрасной, что было больно смотреть.

Королева раскинула руки и, словно летняя молния, разразилась неистовым криком:

— Выбирайте свою Королеву!

Воцарилась тишина. Такая тишина, что я слышала треск цикад в поле через дорогу и кваканье лягушек в овраге за школой. Откуда-то издалека доносился шум машин, над головой тихо гудел фонарь.

Потом все феи кинулись к Королеве. Под натиском безумной толчеи из блестящих тел, крыльев, клювов и когтей меня оттащило от Люка. Стоял невыносимый гвалт. Раздавались крики, смех и вой. Я не понимала, что происходит, и больше не видела Люка, Королеву и никого из знакомых лиц. Но один звук довлел над всеми: высокий, тонкий, дикий визг звучал и звучал, и от него кровь стыла в жилах. А потом я увидела, как мимо протискивается существо с шерстью на плечах, держа клок белокурых волос, длинных волос, с которых капала кровь. Я не сразу поняла, что это значит, пока не увидела, как компания грациозных гибких фей тащит окровавленную руку. Потом я заметила двух фей небесного цвета, тянувших длинный кусок ткани от платья Королевы.

— О Боже! — Я в ужасе прикрыла рот рукой. Возле меня засмеялась Элеонор.

Высокое существо с лошадиными ушами подняло над головой окровавленную добычу, и толпа заулюлюкала, опьянев от крови.

Они убили ее.

— Ди! — Люк оттолкнул Элеонор, будто не заметив, и схватил меня за руку. — Ты в порядке? Я думал… — Он замолчал, глядя, как змееподобное существо тащит в клыках руку.

— Я не ожидала, что они ее убьют.

— Я испугался за тебя. — Внезапно до меня дошло, что Люк впервые в жизни потрясен. — Я увидел, как они тащат руку, и…

— Замолчи. Я в порядке. — Как приятно его успокаивать. — Что случилось?

Прекрасное существо попросило всеобщего внимания и подняло в воздух окровавленный обруч с головы Королевы. Его голос звучал, словно тысяча голосов, слившихся вместе.

— Мы выбрали нашу Королеву.

Он пошел сквозь толчею, и феи перед ним расступались. Он направлялся прямо ко мне — с покрытой кровью ужасной короной. Люк крепче сжал мою руку.

О Боже! Только не это!

Существо приближалось, прокладывая дорогу через толпу.

«Нет. Только не я. Только не я», — лихорадочно шептала я.

Существо остановилось возле меня, и я увидела, как кровь с короны падает на землю.

Только не я.

Оно шагнуло, приблизившись ко мне вплотную, и надело обруч на голову Элеонор.

— Да здравствует Королева!

— Спасибо, — улыбнулась она.

Книга шестая

  • Любовь рождается в сердцах
  • И обрекает их на муку.
  • Не быть им вместе до конца,
  • Не биться в унисон сердцам…
  • Влюбленным суждена разлука.
«Рыбачья лодка из Килдэра»

Двадцать два

В полной тишине Элеонор обвела взглядом парковку. По небу медленно плыла луна, на поверхности которой все еще трепетали птицы. Серебристое сияние смешивалось с отвратительным желтым светом фонарей.

— Я долго ждала, — в конце концов сказала Элеонор. Она наклонилась и подняла клетку с изяществом, недоступным человеку. — Люк Диллон, ты служил последней Королеве, но не мне. Забери свою душу, милый.

— Спасибо, — сказала я.

— Это не подарок, — произнес Люк безжизненным голосом.

Элеонор улыбнулась. Ее улыбка завораживала и пугала.

— Ты всегда отличался умом. Так ты возьмешь душу или нет? Ты много сделал, чтобы ее вернуть.

Люк отпустил мою руку, взял клетку и поставил ее между нами, как будто она принадлежала нам обоим.

— Что ждет Дейдре?

Элеонор пожала плечами.

— Возможно, весьма скучная жизнь. Уродливые дети. Кризис среднего возраста. Больничная утка. Смерть.

— Ты не причинишь ей зла?

Элеонор улыбнулась, будто эта мысль доставляла ей удовольствие, и покачала головой.

— Не бойся, милый. Есть много других приятных занятий. — Она оглянулась на окружавших нас фей и хлопнула в ладоши. — Кстати говоря, мои хорошие, где же музыка? Или сегодня не день солнцестояния?

Парковка вновь наполнилась звуками музыки и танцующими.

Элеонор доброжелательно улыбнулась.

— Ну что же, Дейдре, ты отдашь галлоглассу его душу? Он глаз от нее не может отвести.

Она была права. Люк все время смотрел на птицу; та его часть, которой он поделился со мной, тоже стремилась к ней. Я почти ненавидела ее. Я понимала, что нам предстоит распрощаться. Но хуже всего было неведение: что случится с ним, когда он вернет душу? Права ли Элеонор? Придется ли ему платить за грехи Королевы?

— В конце ирландских песен герой неизменно умирает, ты не замечала? — Голос Люка едва слышался. Он наклонился, чтобы посмотреть на свою душу, и я увидела, как белизна голубя отражается в его зрачках.

— Подождите! — Из школы, пританцовывая, выпорхнула Уна; за ней следовал Брендан, без видимых усилий держа на руках Джеймса. Он подошел ко мне так близко, как только мог, и опустил Джеймса на асфальт.

— Жив?! — спросила я, подбежав к ним.

Брендан попятился от близости железа, а я, опустившись на колени, увидела, как движется грудь Джеймса. Я положила руку на его рот и ощутила теплое дыхание.

— Вряд ли это была хорошая идея. — Брендан покачал головой. — Но волынщик жив. — Он повернулся к Люку. — А что будет с Люком Диллоном?

Люк посмотрел на меня через сотни миль, которые нас разделяли. Думаю, ему было страшно.

— Ди, что будет со мной?

Я глубоко вдохнула. Что бы ни произошло, я останусь в проигрыше. Но может быть, это не полное поражение. Я посмотрела на Брендана.

— Помнишь, что ты сказал, когда мы впервые встретились?

— Он помнит все, — перебила меня Уна. — У него память, как у слона.

Брендан поднял руку.

— Заткнись. — Он повернулся ко мне. — И что же я сказал?

Я замялась, не зная, как подобрать слова.

— Ты сказал, что Люк играл с тобой… что в прошлом вы вместе играли. Ты сказал, что он больше похож на вас, чем кто-либо из людей. И… — я нашла глазами наблюдавшего Томаса-Рифмача. — Томас сказал, что люди, которые живут с феями, не умирают. Если я верну ему душу, как ты думаешь… есть ли у него шанс доказать, что его душа принадлежит вашему миру?

Люк быстро взглянул на меня, потом на Брендана. Я даже не знала, хочет ли он того, что я пытаюсь для него получить. Может, для него это просто еще одна тюрьма. Потом он перевел взгляд на Уну.

— Вы примете меня?

Брендан нахмурился.

— Ты так много времени провел среди железа…

— В самом деле, — согласилась Уна.

Люк замер.

Брендан нахмурился еще сильнее. У меня перехватило дыхание.

— Ты воняешь железом. Не могу представить, как среди нас… — Уна захихикала, и Брендан пихнул ее локтем. — Пожалуй, нет. Извини.

Люк начал было что-то говорить, но тут Уна расхохоталась, причем так безудержно, что ей пришлось сесть на тротуар. В конце концов она выдавила:

— Брендан, любимый, Люк Диллон тебе поверил!

Люк скорчил гримасу и перевел взгляд на Брендана.

— Ты надо мной смеешься?

Отвращение мгновенно исчезло с лица Брендана, вместо него появилась легкая улыбка.

— Тебе и твоей флейте не нужно спрашивать, примем ли мы тебя, Люк Диллон. Для нас это честь. Ты гораздо больше принадлежишь нашему миру, чем миру людей.

Уна сморщила нос.

— Но ты такой доверчивый…

Люк вздохнул — с печалью или от радости, я не знаю.

Это было несправедливо. После всего, что мы сделали, после всего, что произошло, я должна была остаться с ним. Увы, справедливость не всегда торжествует.

— Хватит грустить, — сказала Уна. — Ты можешь провести с ним весь остаток солнцестояния. Мы останемся здесь, пока звучит музыка.

Я подошла к клетке. Люк поцеловал меня в щеку, в лоб, в губы. Затем прошептал:

— Спасибо за то, что ты придала моей жизни смысл.

Элеонор подошла к нам, величественная в своей окровавленной короне, и протянула мне кинжал из белой кости.

— В самом деле, это была чудесная игра.

Я не сразу поняла, что она дает мне кинжал, чтобы я им открыла клетку.

Не раздумывая, я ударила лезвием по крышке клетки. Прутья поддались. Голубь испуганно затрепыхался на дне. Я видела через тонкую кожу, как колотится его сердце.

— Шшш, — прошептала я. Я потянулась к нему, прижав крылья к его бокам. Он почти ничего не весил; казалось, сожми руки слишком крепко, и он исчезнет. Я посмотрела на Люка, не сводившего с меня глаз.

В моих руках голубь затрепетал. Я поднесла птицу к его груди. Я представила себе молодого, живого, смеющегося Люка, и ту жизнь, которую мы могли прожить вместе. Я хотела сказать что-то вроде «прощай», но в ожидании конца мы все друг другу уже сказали. Я позволила душе вернуться в его тело.

Люк начал ловить ртом воздух, потом заморгал… Он был жив. Он был настолько жив, его глаза так сияли, лицо так светилось, что я поняла: я ничего о нем не знала. Он превратился в странное, юное, дикое создание. Он улыбнулся и крепко меня поцеловал.

Уна подошла и коснулась его плеча.

— Теперь ты один из нас. Ты связан музыкой. Ты принадлежишь музыке. Музыка — твоя жизнь.

Люк посмотрел на меня.

— Я останусь с тобой, пока не кончится ночь, пока играет музыка. Возьми свою арфу, красавица.

Благодарности

За помощь в появлении этого романа я должна благодарить нескольких человек: великодушного и очаровательного издателя Эндрю, поверившего в меня, когда роман еще был гадким утенком; мою подругу Наиш, которая бросала все дела и без устали исправляла ошибки, которые бы не сделала даже пьяная обезьяна; мою сестру Кейт, которая с нескончаемым энтузиазмом следила за развитием отношений Люка и Дейдре и хихикала со мной во время работы над сюжетом; мою сестру Лиз, которая угрозами втянула меня в эту историю… нет, правда, она мне угрожала, у меня есть доказательства; мою маму, без которой меня бы не было на свете; моих интернет-друзей, которые меня поддерживали, особенно Венди (она живет в стране, где люди ходят вверх ногами); и, конечно, моего мужа/раба своей любви Эда, у которого страдальческое выражение лица, но преданное сердце.

Об авторе

Самые важные решения в жизни Мэгги Стивотер принимала, исходя из своей неспособности устроиться на хорошую работу. Если человек разговаривает сам с собой, смотрит в пространство, приходит на работу в пижаме, и при этом работает официантом, инструктором по каллиграфии или техническим редактором (а она пробовала и одно, и второе, и третье), на него косо смотрят. Но это вполне простительно для писателей и художников (именно этим она и зарабатывает на жизнь с двадцати двух лет). Сейчас Мэгги ведет удивительно эксцентричную жизнь в Виргинии со своим милейшим мужем-пуританином, двумя детьми и нервной собакой.

Страницы: «« ... 1011121314151617

Читать бесплатно другие книги:

«В восьмидесятых годах по улицам Нижнего Новгорода ходил, с ящиком на груди, остроглазый парень, взы...
«Лесной овраг полого спускался к жёлтой Оке, по дну его бежал, прячась в травах, ручей; над оврагом ...
«Гостиная. У стены большой старинный диван. Вечер. Горят лампы. Через открытую дверь виден накрытый ...
"Лекарь был в отчаянии. Он к Ивану Трофимовичу и с вертелом, и с ланцетом, и с щипцами: Иван Трофимо...
«Долго не могла заснуть княжна и, заснувши, беспрестанно просыпалась от различных сновидений: то ей ...
«Так случилось однажды, как теперь помню, в глубокую осень. Дождь с изморозью лился ливмя, реки кати...