Прощальная песнь. Ложь Королевы Фей Стивотер Мэгги
Я поняла, что сделала больше, чем прочитала его мысли.
Двенадцать
Я лежала на мраморном полу целую вечность.
О том, что время не остановилось, говорила только тень луны, плывущая вокруг старых могильных плит с давно забытыми именами. Меня сковал холод, просочившийся из мрамора в вены. Я лежала, надеясь и страшась, что Люк поднимет меня с пола, а перед глазами мелькали сцены смертей. Нет. Не просто смертей. Убийств.
Я не знала, что думать, и предпочла не думать вовсе. Наконец я смогла сесть. Силуэт Люка впечатался в мрамор светлой тенью, странной буквой из неизвестного мне алфавита. Опираясь щекой о стену, Люк пустым взглядом смотрел в ночь. На другой щеке все еще оставался кровавый след от слезы, проложившей путь из уголка глаза к скуле. Туман окутал надгробные плиты, сгустившись у их оснований.
Могилы. Как символично.
Я хотела было спросить, вправду ли он убил всех этих людей. А потом вспомнила его вопрос: «Я тебя пугаю?»
Он и вправду их убил.
Значит, он не один из Них. Он — убийца.
Я посмотрела на него: он казался несчастным и полным раскаяния. Внезапно во мне закипел гнев, стало трудно дышать. Какая извращенная логика позволяла ему так скорбеть о смертях, но убивать снова и снова?
— Так это и есть твой секрет? — Мои слова прозвучали, как пощечина. Люк не повернул головы. — Ты — серийный убийца?
Выходит, сверхъестественные существа — не самая большая головная боль.
Люк словно превратился в статую.
Его молчание распалило мой гнев. Я встала, не отрывая от него обвиняющего взгляда.
— Ты должен был убить меня? Ты хотел спасти меня от Них, чтобы потом спокойно прикончить?
Он не пошевелился, лишь спросил безжизненным голосом:
— Ты испугана?
— Нет, я в ярости!
В конце концов Люк взглянул на меня, молчаливо умоляя о понимании. Но как это можно было понять? В его мыслях я обнаружила не оргии, наркотики или постеры с Бритни Спирс. Нет. Я обнаружила гору трупов. Трупов, которые когда-то были живыми людьми и которым он перерезал глотку, как дикой кошке. Пожалуй, убийства — единственное, что не подлежит прощению. Я позволила себе приоткрыть забрало, чтобы он понял, как мне больно.
— Значит, не боюсь ли я его, меня спрашивал серийный убийца?
Он ответил бесцветным голосом:
— Это не совсем так.
Я обхватила себя руками.
— А как же тогда? Они все случайно напоролись на твой нож? Дай-ка я угадаю. Самозащита. Та девушка, что я видела, собиралась тебя убить.
Люк покачал головой. Он даже не пытался защищаться.
— Сколько? Сколько человек ты убил? — Как будто число жертв имело значение. Как будто это был тест по математике, где количество неправильных ответов влияло на оценку. Люк — убийца, и не важно, сколько трупов он оставил за собой.
— Не заставляй меня вспоминать.
— Почему? Тебе больно? Ты не думаешь, что им пришлось хуже? — Казалось, что мои слова резали его по живому, но он не мог рассчитывать на снисхождение. — Сколько? — крикнула я.
Не заставляй меня вспоминать.
Мой гнев вырвался из-под контроля, я уже не могла унять дрожь в голосе.
— Негодяй! Я поверила, что ты хороший! Ты заставил меня поверить!
— Прости.
— Извинения не приняты! Ты убивал. Ты убивал не солдат, ты убивал простых людей. Я видела. Они тебе не угрожали. Ты… да ты просто чудовище!
Перед глазами вновь замелькали картины смерти. Меня мутило. Организм хотел избавиться от яда, но не мог. Люк не просто убил их. Он передал мне свои воспоминания. Как будто это я убила их.
Я вытерла слезу — настоящую, не кровавую — и снова рухнула на пол. Гнев исчез так же быстро, как и появился. Мне не хотелось больше ничего чувствовать.
— Ты сможешь меня простить? — прошептал Люк.
Я смахнула еще слезу, которая не успела упасть. Мне хотелось, чтобы ему было так же больно, как и мне. Я покачала головой, недоумевая, как он посмел спрашивать.
— Не смогу.
Его глаза молили о пощаде, молили о прощении. Я снова покачала головой.
— Нет.
Долгое молчание. Прошли годы, прежде чем Люк заговорил. Его голос был едва слышен.
— Я так и думал. — Он медленно поднялся и протянул мне руку. — Пойдем. Я провожу тебя домой.
Я посмотрела на его руку. Неужели он надеялся, что я ее возьму? Что я коснусь пальцев, запятнанных кровью? Пальцев, которые сжимали нож, перерезавший горло девушке?
Должно быть, мои мысли отразились на лице, потому что Люк уронил руку. Его несчастный вид разбивал мне сердце, но я не могла забыть, сколько крови он пролил.
Я встала, держа голову высоко. Если я чему-то и научилась от матери, так это выглядеть спокойной в любой ситуации. Так, как прежде, уже не будет никогда. Я посмотрела на него, тщательно скрывая чувства под коркой льда, и сказала:
— Хорошо, идем.
Почему я не боялась? Он мог убить меня, прежде чем я успела бы сделать шаг. Я даже знала, где он прячет кинжал — у лодыжки под джинсами. Но страх был заперт с остальными эмоциями. Не думаю, что они понадобятся мне в ближайшее время.
Люк вздохнул и собрал гвозди.
— Что бы ни случилось, я не причиню тебе вреда. Не смогу.
Я посмотрела на него ледяным взглядом.
— Ты не можешь причинить мне вред по той же причине, что не можешь рассказать о себе?
Он покачал головой. Его глаза изучали кладбище, хотя из-за тумана ничего не было видно.
— Нет. Пойдем, пока не появились Они.
По спине пробежал холодок. Наверное, глупо бояться Их, а не его, но я чувствовала, что Они желают мне зла. Я не могла поверить, что Люк тоже для меня опасен. Мы шли между могил молча, словно привидения. Хотя дорогу мешал различать туман, я была уверена, что мы идем не так, как пришли.
— Почему мы идем другим путем? — прошептала я.
— Перелезем через забор. Они думают, что мы выйдем под аркой.
Туман менял форму и мерцал, скрывая от глаз деревья. Даже забор я увидела только тогда, когда уже могла до него дотронуться. Высокая стена из железа выглядела черной и сплошной — единственный плотный предмет вокруг нас. Люк в мгновение ока оказался на ограде и протянул мне руку, чтобы помочь.
Не дотронувшись до его руки, я взобралась на забор и спрыгнула на землю. И тут почувствовала запах. Знакомый резкий, сладковатый запах гниющей травы.
Люк оттолкнул меня в сторону, крепко сжав пальцы на моем запястье. Может, пора его испугаться?
Послышался голос, мелодичный, словно музыка.
— Я думала, только мне не спится.
Сначала я не узнала голос. Из тумана вышла высокая белая фигура. Мы встречались при довольно обыденных обстоятельствах. Тем более пугающей она казалась сейчас.
Элеонор шла по середине дороги, ее силуэт становился все более четким. Не знаю, туман ли всему виной, или она и вправду возникла из ниоткуда. Люк оттолкнул меня, встав между мной и Элеонор, и спокойно произнес:
— Что тебе нужно?
Элеонор улыбнулась — такой совершенной улыбкой, что было больно смотреть.
— Предположим, мы встретились случайно. — Она достала длинный жемчужного цвета кинжал с простой рукояткой.
— Предположим, — прорычал Люк. — Какого черта тебе нужно?
Его вопрос прозвучал беспомощно, словно мольба.
От смеха Элеонор деревья зашелестели листвой.
— Похоже, ты не в настроении. — Она протянула ему отполированный кинжал, сделанный из кости. — Вот, принесла тебе. Кажется, свой ты потерял.
— Нет.
Она обошла вокруг нас. Люк до боли сжал мое запястье.
— Да, — в конце концов промолвила она, — вижу. — Элеонор вытянула руку, и ее изящные пальцы едва не коснулись моего лица. Затем она удивленно одернула руку и посмотрела на секрет Люка, висевший на шее.
Люк отшатнулся, потянув меня за собой.
— Не смей ее трогать!
Элеонор начала изучать свои ногти.
— Мм… не знаю, чем ты так недоволен. Последние несколько дней мы снисходительно смотрим на твои фокусы. Все к тебе очень милы. У тебя была возможность хорошо отдохнуть. — Она снова протянула ему кинжал. — Давай, закончи то, что начал, и мы все вернемся к обычной жизни. — Она засмеялась, и от ее смеха деревья пригнулись к земле. — Вернее, большинство из нас.
Я представила, как жемчужная поверхность ножа прижимается к моему горлу, рождая красный след. Люк стольких уже убил… Вспомнилось, как кинжал вонзился в шею кошки. Но, несмотря на все доводы разума, я не могла заставить себя его бояться. Я воспринимала его как своего защитника.
Люк безмолвно покачал головой.
Элеонор снова обошла вокруг нас, не сводя с меня оценивающего взгляда.
— Люк, мы оба знаем, что ты не всегда делал правильный выбор. Однако сейчас ты совершаешь самую большую ошибку в жизни. — Ее слова сочились ядом. — Ты уверен, что не убьешь ее? Секунда — и все кончено. Я бы убила ее сама, но…
— Нет.
Я чувствовала, как он дрожит всем телом.
Элеонор мило надула губки. Рядом с ее красотой меркла прелесть цветов, а ангелы плакали от зависти.
— Что же мне ей передать?
— Передай… — Люк замолчал, а когда снова заговорил, в его голосе слышалось отчаяние: — Передай, что я отдаюсь ей на милость. Передай, что я не могу этого сделать и отдаюсь ей на милость.
Элеонор казалась озадаченной.
— Не можешь? Не можешь убить девчонку? Почему?
— Я люблю ее, — сказал Люк так просто, как можно сказать «небо голубое».
У меня подогнулись колени. Если бы Люк меня не поддерживал, я бы упала.
Улыбка Элеонор засияла так ослепительно, что глазам стало больно. Она светилась от радости, и это пугало.
— Стоит ли передать ей и твои последние слова? — Элеонор захлопала в ладоши и прижала пальцы к губам, будто не могла поверить в чудесный подарок, который ей достался.
Люк хотел ответить, но она уже исчезла. Вдоль дороги ветер носил клубы тумана. Наконец Люк отпустил меня и сделал шаг назад, не отрывая глаз от того места, где только что стояла Элеонор. Он обхватил голову руками и застонал:
— Боже, что я наделал?
Хороший вопрос. Все, что я помнила, — его слова «я люблю ее». Эта фраза не выходила у меня из головы. Я слышала ее снова и снова. Картины убийств составляли странный контраст его признанию. Мысли путались, я не могла сосредоточиться. Люк начал метаться из стороны в сторону, держась за голову, а перед моими глазами замелькали воспоминания: маленький Люк, вцепившийся в руку взрослого; его волосы переливаются на закате; он что-то печатает на компьютере…
Я попыталась сосредоточиться на своей жизни, на своих воспоминаниях, однако бесконечной чередой появлялись и исчезали эпизоды из жизни Люка. Внезапно мои веки налились тяжестью, как будто я не спала всю ночь. Хотелось лечь на асфальт и заснуть, но я понимала, что моя усталость неестественного происхождения.
— Что со мной? — спросила я, прикрыв глаза.
Люк посмотрел на меня и вздохнул.
— Нет сил?
Я медленно кивнула.
Он в третий раз протянул мне руку. Не следовало ее брать… К черту, я слишком устала и не могла анализировать свои сомнения или думать о картинках из его прошлого. К тому же мне до боли хотелось опереться на него. Он крепко сжал мою руку и повел домой, как маленького ребенка.
— Ты когда-нибудь слышала об энергетических вампирах? Чтобы получить подпитку, они высасывают из людей энергию.
— Да.
— Эти вампиры могут только мечтать о том, чтобы сравниться с Элеонор. Для исчезновения ей требовалась энергия. Сначала я не понял, откуда она ее взяла.
Я споткнулась.
— Почему только у меня?
— Ты легкая добыча.
Он сказал еще что-то, но я уже не слушала. Я засыпала на ходу. Люк выпустил мою руку, и я сразу же стала падать, радуясь, что больше не надо идти.
— Нет, красавица, нам нужно домой. — Он подхватил меня на руки, как перышко. Голос разума шептал, что ему нельзя доверять, что нужно идти самой, но я уютно устроилась в его руках, уткнувшись носом в мягкую материю черной рубашки. Знакомый запах убаюкивал… жаль, что жизнь не может быть простой и понятной.
Я проснулась от холода: дома работал кондиционер. Люк пронес меня мимо ворчащего Рая по узкой лестнице. Я настолько обессилела, что даже не боялась мамы, которая может нас обнаружить. И совсем не удивилась тому, что он знает дорогу к моей комнате.
Он осторожно опустил меня на кровать и завернул в покрывало. Как здорово очутиться в своей постели, проведя две ночи на диване, как мягко и прохладно… Люк встал на колени, чтобы наши глаза находились на одном уровне. Я смотрела на него из-под опущенных ресниц. Он отвечал задумчивым взглядом. Высохшая красная дорожка оставалась на щеке.
— Теперь все кончено?
Я моргнула. Передо мной возникло видение: смеющийся Люк играет с собакой, похожей на Рая.
— Не знаю. — Не уверена, что я говорила вслух.
Я не могла ответить на его вопрос, не поняв, почему он убил всех этих людей.
Еще видение: его пальцы срывают золотой обруч.
И еще: Люк тянется ко мне, но не может коснуться.
— Ты все еще видишь мои воспоминания?
Я усилием воли заставила себя открыть глаза и кивнула.
Его голос был едва различим.
— И я твои вижу.
— Я все испортила.
Он дотронулся до красной дорожки на щеке и опустил лоб на край кровати.
— О Ди… Что же мне делать?
Время текло незаметно. Может, я заснула? Он поцеловал меня, или мне приснилось? По пустоте в груди я поняла, что он исчез.
Я погрузилась в сон.
Книга третья
«Ветер колышет ячмень золотой»
- Сижу на берегу реки
- С любимою своей.
- А сердце рвется на куски:
- Другая, плача от тоски,
- Остаться просит с ней.
Тринадцать
Я проснулась от звонка телефона и громких голосов внизу. Мама и Делия. Не удивительно. Для них ссориться — так же естественно, как дышать. Споры возникали спонтанно и были неизбежны. Я спрятала лицо в подушке от слишком яркого солнца. Похоже, я спала долго.
Перекатившись на живот, я вытащила телефон из заднего кармана (хорошо, что я достала джинсы из грязного белья, а то их с телефоном бы и постирали), села и протерла глаза. Казалось, что последние два часа меня не было среди живых. Даже телефонных трелей не слышала.
Люк.
В голове сразу всплыли мелодраматические события прошлой ночи. Я открыла телефон: четырнадцать пропущенных звонков, три сообщения. Все от Джеймса, Первый звонок в шесть утра, последний — минуту назад. Я начала читать сообщение.
Первое: «Просыпайся».
Второе: «Нужно поговорить».
Третье: «Позвони бабушке».
Конечно же, я не стала звонить бабушке. Я позвонила Джеймсу.
— Ты что, снотворное приняла? Я несколько часов пытаюсь тебе дозвониться!
— Что случилось?
— Ты бабушке позвонила?
Я выбралась из кровати. Я спала в джинсах, и ноги затекли.
— Нет, вот тебе звоню. Четырнадцать пропущенных вызовов!.. Я подумала, у тебя что-то важное.
— Да, важное. Мне кажется, с твоей бабушкой что-то случилось.
— В смысле?
— Она принесла тебе зелье?
Вообще-то нет. Я почувствовала легкий укол совести за то, что забыла.
— Нет. Твое беспокойство вызвано здравым смыслом или интуицией?
— Интуицией. Пожалуйста, позвони ей, узнай, все ли в порядке. Я хотел бы ошибаться, но меня терзают дурные предчувствия. Я все утро ворочался и даже освоил твою милую привычку.
— Тебя вырвало?!
— Да. Ты позвонишь?
— Хорошо, и сразу тебе сообщу.
Я повесила трубку, но, прежде чем я успела набрать номер бабушки, меня позвала мама. Интонация ее голоса подсказала: что-то случилось.
Может, она узнала, что произошло прошлой ночью? Тогда она подвергнет меня пыткам, убьет, потом воскресит с помощью обряда черной магии, чтобы убить меня снова. Мама не опускалась до воспитательных бесед про секс (для этого ей пришлось бы принять, что у меня может быть собственное мнение), но дала ясно понять, что думает о девушках, которые позволяют парням больше, чем держать себя за руку. Помню, однажды она подвезла меня на работу и увидела, как Сара на парковке целуется с парнем. Мама сказала: «У таких девушек отсутствует чувство собственного достоинства. Зачем покупать корову, если можно пить молоко бесплатно?»
Я замечталась, вспоминая губы Люка на моих губах.
— Дейдре! — снова крикнула мама. — Не заставляй меня подниматься!
Я приготовилась к бою и вышла на кухню. Мама, отец и Дели я стояли в разных углах, у всех в руках были чашки, и все они выглядели уставшими в ярких солнечных лучах.
— Доброе утро, — поздоровалась я. Ни в чем не признаваться — таков был план.
Мама едва на меня взглянула.
— Тебе сегодня надо на работу?
Такого вопроса я никак не ожидала. Слегка удивленно я ответила:
— Да, к часу.
— Отец тебя отвезет, но Джеймсу придется за тобой заехать. Если у него не получится, позвони и отпросись. Я не смогу тебя забрать.
Она допила кофе и поставила чашку в раковину. У папы был виноватый вид. Видимо, до моего прихода тут горели жаркие споры.
— Нам с Делией нужно в больницу, — продолжила мама.
Почувствовав укол страха, я переспросила:
— В больницу?
Делия достала из сумочки огромную связку ключей и взяла маму за руку.
— Бабушка, похоже, упала. Скорее всего, ничего серьезного.
— Упала? — Моя бабушка не могла упасть. Она была из тех бабушек, что разрисовывают мебель и готовят зелье, чтобы отпугивать фей. Она не из тех бабушек, что падают. Почему-то мне вспомнилось, как улыбнулась Элеонор до того, как исчезнуть.
— Похоже, — повторила Делия громче, чем обычно, если такое возможно. — Мы должны убедиться, что с ней все в порядке. Уверена, ее скоро выпишут. Это простая предосторожность.
Мама так посмотрела на Делию, что мне стало интересно, о чем они спорили.
Не обращая внимания на сестру, Делия обратилась ко мне:
— Дейдре, ты с ней вчера виделась. Ничего необычного не заметила?
Вчера я была так поглощена собой, что вообще ничего вокруг не замечала. Необычно только то, что произошло со мной.
— Нет.
Мама бросила на Делию победный взгляд.
— Пойдем.
Нас с папой оставили одних. Как всегда, он был немногословен, как будто Делия и мама израсходовали все возможные слова. Наконец он потер подбородок и спросил:
— Ты встречаешься с тем парнем с флейтой?
Говорить с мамой трудно: с ней нужно следовать правилам игры, которые она сама и устанавливает. С папой проще. Я кивнула.
— Он тебе нравится?
Я не чувствовала смущения, но щеки все равно покраснели.
— Очень.
— А ты ему?
— Очень.
Отец кивнул и снял ключи от машины с крючка возле двери.
— Нужно завести машину. Выходи, когда будешь готова.
Он закрыл за собой дверь, такой же тихий, насколько шумной была Делия, а я пошла переодеться во что-нибудь, что не пахло бы так сильно влажной травой и ночными прогулками.
Я перекладывала телефон в задний карман чистой пары джинсов, как он зазвонил. Неизвестный номер.
— Алло.
— Привет.
Я сразу же узнала голос Люка и вздрогнула. От радости.
— У тебя есть телефон?
— Теперь есть. Раньше мне ни с кем не хотелось разговаривать. — Он помолчал. — Ты будешь со мной разговаривать?
— Не следовало бы… — Я вспомнила, что внизу ждет отец, и начала искать чистую пару носков. — Но буду. Ты задолжал мне объяснение за вчерашний вечер.
Молчание.
— Это телефонная версия печального лица, с которым ты говоришь, что не можешь мне ничего рассказать?
— Наверное. Я надеялся, что ты увидишь что-нибудь, что могло бы объяснить… все то… что ты прочла в моих воспоминаниях.
— Разве этому может быть объяснение?
Люк вздохнул.
— Будем считать, что я снова сделал печальное лицо.