Прощальная песнь. Ложь Королевы Фей Стивотер Мэгги
— Нет. Я люблю тебя больше, чем он.
Я вздохнула. Если бы можно было сохранить этот момент, завернуть его в оберточную бумагу и дарить себе всякий раз, когда плохо…
Люк посмотрел на дом.
— Мы совершенно точно приехали рано. Не хочешь немного разогреться?
Я предпочла бы вновь услышать, что он меня любит, однако перспектива поиграть дуэтом тоже казалась заманчивой. Гладкое дерево арфы идеально легло на плечо. Как давно я не касалась струн…
— Конечно.
Люк пробежал пальцами по флейте и сказал:
— Мы давно не играли. С чего начнем?
Я перечислила мелодии. Он знал все, кроме одной. Я начала наигрывать веселый мотив, Люк его подхватил. Мы подходили друг другу, словно два кусочка из одного пазла: в высоком хрипловатом голосе флейты было все, чего не хватало арфе, а ритмичные арпеджио арфы пульсировали в унисон с пением флейты, наполняя музыку такой силой, что я забыла обо всем.
Закончив играть, я пальцами притушила колебание струн. Внимание Люка сразу же вернулось к деревьям.
Я коснулась его руки, чтобы привлечь внимание, и требовательно спросила:
— Куда ты смотришь? Я ничего не вижу. Там кто-то есть?
Люк покачал головой.
— Я уверен, что ты можешь видеть Их, если хорошенько приглядишься. Но там никого нет. Пока.
— Пока? — Его ответ меня не успокоил.
Он показал на двор.
— Здесь есть холм, боярышник, только что прогремела гроза… Не могу представить себе более идеальное место и время для появления даоин ши.
Имя показалось мне странно знакомым.
— Кто они?
— «Вечно юные». Существа, почитающие Дану. Они… — Люк попытался найти слова, — обожают музыку. Живут ради нее. — Он пожал плечами, сдаваясь. — И если есть музыка, которая способна их призвать, так это твоя.
Я дотронулась до ключа на шее.
— Нам стоит волноваться?
— Вряд ли. Они не признают, что подчиняются Ей, а Она сделала все, чтобы разрушить Их клан. Из всех кланов фей Их клан обладает наименьшей силой в мире людей. Для того, чтобы появиться до солнцестояния, им нужна гроза. — Люк не отрывал взгляда от кустов боярышника, и я поняла, что он все-таки считает Их реальной угрозой. — Я тебе говорил, что не существует безобидных фей. Некоторые Ши могут пойти на убийство, чтобы завладеть твоим голосом.
Огорошенная его словами, я смотрела на кусты боярышника.
— Я никому не позволю тебя обидеть, — тихо сказал Люк.
Я почти поверила ему, но веру в его непобедимость подрывали воспоминания о том, как он корчился от боли на полу кухни, хотя его врага даже не было в доме. Однако я подняла голову и снова прислонила арфу к плечу.
— Знаю. Хочешь сыграть еще что-нибудь?
— В твоем присутствии мне хочется играть, пока я не свалюсь от усталости, а потом подняться и играть снова. Конечно, хочу.
Я наклонилась к арфе и наиграла грустную мелодию, медленную и протяжную. Люк сразу же узнал мотив и поднял флейту.
Мелодия звучала неистово и таинственно, вдохновляюще и безысходно. Высокий надрывный голос флейты перечил низкому голосу арфы. Мы оба вкладывали в музыку все, чем мы жили, и любой, кто захотел бы слушать, мог проникнуть к нам в душу.
В темноте за кустами кто-то шевельнулся.
Мелодия дрогнула. Словно биение сердца, зазвучала барабанная дробь. Я почти видела, как музыка натянулась и вызвала к жизни тени. Каждая страстная нота, каждый наполненный надеждой такт, каждый звук, полный чувства, обрел форму, и под покровом кустов мелодия ожила, музыка обрела плоть.
Возле боярышника возникли две фигуры. Стройные, с бледно-зеленой либо от рождения, либо от игры света кожей. Мужчина с юным лицом держал в длинных зеленоватых руках скрипку, женщина держала барабан. В отличие от Элеонор и Рыжего Придурка, они даже не напоминали людей: их отличала неземная красота.
Я позволила мелодии стихнуть, ожидая, что они тоже исчезнут. Но они не исчезли, а остались наблюдать за нами из своего укрытия.
Люк прошептал мне на ухо, и я вздрогнула от неожиданности, потому что он даже не пошевелился:
— Я Их знаю. Я зову Их Брендан и Уна.
— Что значит «ты их зовешь»?
Он тихо ответил:
— Даоин ши никому не говорят своих истинных имен. Они считают, что так над ними можно обрести власть. Встань, когда будешь с Ними говорить, иначе Они обидятся.
Он встал, поднял голову и обратился к феям:
— Брендан. Уна.
Брендан подошел поближе. На его лице отражалось если не дружелюбие, то любопытство.
— Люк Диллон. Я так и думал. В музыке слышалось твое фирменное страдание. — Он сделал было шаг к нам, но отступил, держа руки перед лицом. — Как обычно, вооружен до зубов.
Я подумала, что он говорит о спрятанном кинжале, однако его взгляд остановился на ключе. Люк кивнул.
— Больше, чем обычно.
Брендан поднял скрипку — прекрасный инструмент, покрытый какой-то краской или позолотой, украшенный вырезанными цветами и виноградными лозами.
— Ты ведь знаешь, я терпеть не могу эту дрянь. Не мог бы ты ее снять, чтобы мы могли поиграть вместе, как в старые добрые времена?
Люк покачал головой и посмотрел на меня так покровительственно и с такой любовью, что у меня на душе потеплело.
— Боюсь, на этот раз не получится.
Уна (еще более изящная, чем Брендан, ее светлые густые волосы были заплетены в дюжину косиц) сказала из-за куста, то ли дразня, то ли смеясь:
— Посмотри, как он светится в ее присутствии.
Брендан нахмурился и повернулся к ней, потом снова кинул на меня оценивающий взгляд.
— Голос, который я слышал, принадлежит тебе. Ты играешь почти так же хорошо, как мы. — Я поняла, что получила невероятный комплимент.
Я встала, пытаясь вспомнить, что говорится в старых сказках о правилах этикета при общении с феями. Вроде бы надо быть вежливым, не есть предложенную ими еду и оставлять на ночь лишнюю одежду, чтобы избавиться от домовых. Не очень полезная информация на данный момент. Я решила, что стоит немного польстить (это всегда срабатывало с клиентами маминой фирмы).
— Вряд ли такое возможно, но все равно спасибо.
Услышав комплимент, Брендан едва заметно улыбнулся, и я вздохнула с облегчением, что ответила правильно.
— Думаю, ты стала бы счастливей в нашем мире, исполняя музыку вместе с нами, — сказал он. — Ты, конечно, знаешь, что Люк Диллон и его музыка превосходят все, что можно встретить в мире смертных.
Уна добавила:
— Он учился у лучших.
Ее голос прозвучал неожиданно близко. Я обернулась. Она стояла в двух шагах. Люк обнял меня, как будто защищая. Несмотря на очевидную настороженность, он дружелюбно ответил:
— Не то чтобы я тебе не довераю, Уна…
Она улыбнулась и затанцевала на траве.
— О Брендан, гляди, как он ее обнимает!
Брендан посмотрел на нас изучающе, без улыбки.
— Так вот она, Дейдре. По Тир-на-Ног ходят слухи о Люке Диллоне и его неповиновении. О том, как человек, не знавший любви, мучается в ее когтях.
Люк задумчиво ответил:
— Это правда.
— Мы ценим смелость, но она навлечет на тебя беду. Королева ревнива. — Брендан посмотрел на меня. — Знаешь ли ты, какое наказание ждет его за то, что он пощадил тебя?
— Она меня об этом не просила, — резко ответил Люк.
Уна подошла ближе, казалось, не так боясь железа. Я растерялась, завороженная глубиной ее зеленых глаз. Она улыбнулась, и вокруг ее глаз собрались морщинки.
— Ты его любишь?
Люк застыл. Существовал миллион причин сказать «нет», но только один ответ был бы правдой.
Я кивнула.
Люк с облегчением вздохнул.
В тени деревьев, полуосвещенный солнцем, Брендан нахмурился.
— Любопытно. Смертных трудно понять. Даже тебя, Люк Диллон, хотя ты очень похож на нас.
Уна порхнула к Брендану, дотронулась до его груди и закружила вокруг.
— Друг мой, ты когда-нибудь слышал такую музыку от смертных? Должно быть, это и есть любовь.
В голосе Люка прозвучало сочувствие:
— Это всего лишь мелодия любви.
— Или ее симптом, — ответил Брендан, будто любовь — это болезнь, которую могут подхватить только люди. Однако в его голосе прозвучало что-то вроде приязни и уважения. — Вы оба глупцы.
Я освободилась из объятий Люка.
— Скажите — почему. Расскажите мне о Люке, если он сам ничего рассказать не может. — На меня посмотрели три пары удивленных глаз, но я стояла на своем. — Я хочу знать, кто навязывает ему свою волю, кто не дает ему делать то, что он хочет. Я знаю, что вы знаете. — Я вспомнила, что феи любят вежливость, и добавила: — Пожалуйста.
Уна посмотрела на Брендана, ослепительно улыбаясь.
— О, Брендан, пожалуйста. — Она произнесла «Брендан» с толикой сарказма, передразнивая Люка. — Если она все будет знать, у них появится шанс. И ты порадуешь меня.
Брендан с раздражением нахмурился.
— Не помню, чтобы за последние четыреста лет тебя что-нибудь радовало.
— Это порадует. Посмотри на Люка Диллона, как он стоит рядом с ней, хотя Королева…
— Заткнись, — сказал Брендан, и я засмеялась от неожиданности, услышав от него такое современное словечко. — Я расскажу, но не бесплатно. — Он посмотрел на меня. — Что ты можешь предложить взамен?
Уна засмеялась и затанцевала в траве.
Я задумалась. Чем заинтересовать фей?
Губы Люка коснулись моего уха, когда он прошептал:
— Песня.
— Обманщик, — с укором промолвила Уна.
— Заткнись. — Брендан повернулся к ней, и Уна улыбнулась, видя его раздражение.
Я сказала ему:
— Я спою вам песню. Это необычная песня. Я сама ее сочинила.
Брендан притворился, что размышляет, но по его глазам я видела, что он купился.
— Справедливо. Начинай.
Я посмотрела на Люка, тронула струны дрожащими пальцами, не в силах справиться с волнением, и заиграла самую сложную мелодию из тех, что я написала, быструю, техничную и красивую. Я сыграла ее безупречно, потому что у меня не было другого выхода. Когда я закончила, я встала и с ожиданием посмотрела на Брендана.
— Мне завидно, — произнес он. Казалось, он говорит искренне, и вспомнила слова Люка о том, что некоторые из Них готовы убить, чтобы завладеть голосом. Теперь я ему верила.
— Зато ты высокий, — засмеялась Уна и грациозно закружила к ротонде и обратно.
Брендан словно ее не услышал. Он спросил меня, хотя глядел в это время на Люка:
— Рассказать все с самого начала? — Не дожидаясь ответа, он продолжил: — Рассказать о талантливом юноше, единственном сыне короля, отказавшемся убить врагов отца на поле битвы? Рассказать о юноше, душа которого бродила по свету, пока он спал? О юноше, который играл на флейте так, что вызывал зависть фей? О юноше с золотыми волосами и лицом, пленившем Королеву фей?
— Как поэтично, — проворчал Люк.
Впервые Брендан улыбнулся.
— Хорошо. Тогда я расскажу о юноше по имени Люк Диллон, который неосторожно отправился на прогулку в день солнцестояния и которого украло создание, называющее себя Королевой фей. «Приди ко мне!» — сказала она ему.
— «Поцелуй меня! — воскликнула Уна. — Полюби меня! Я истомилась в тюрьме, в которую сама себя заточила!»
— Да заткнись же, — перебил ее Брендан. — Она потребовала от него любви, а он ей отказал. Прежде ей никто никогда не отказывал.
Уна схватила барабан и начала выбивать ладонью зловещую дробь, под которую Брендан продолжил рассказ:
— И вот, узнав, что душа юноши бродит одна, без защиты, Королева украла ее и заточила в клетку вдали от тела.
Перед моими глазами мелькнуло видение: рука схватила Люка за шею, он упал на колени, из его рта выпорхнуло облачко в виде голубя.
— Королева обрекла человека с невинной душой на участь убийцы, потому что она упивалась его страданиями. И он убивал, ведь стоило ему ослушаться, и она обращала его жизнь в ад. Все феи знают его историю: знают, как его использует Королева, чтобы обойти нашу боязнь железа; знают, как ее враги пали от его кинжала.
Люк отвернулся с искаженным от боли лицом.
Брендан продолжил, явно получая удовольствие от своего рассказа:
— Он молил отпустить его, но злая Королева не знала жалости, не знала пощады. Она помнила о его отказе так же ясно, как и в тот день, когда это произошло. Она не простила. И он продолжал убивать. Он стал гончей своей Королевы. Он охотился так, как до него не охотился никто. Он не мог умереть, но он и не жил. Однажды, когда необходимость убивать стала невыносимой, он обратил оружие против себя. Но разве ведьма могла позволить своей игрушке умереть, особенно смертью, которую он сам для себя избрал?
— Никогда! — крикнула Уна.
Люк закрыл глаза.
— Ходят слухи, что для его воскрешения она принесла в жертву собственную дочь… Как бы то ни было, он не умер. Он убивал снова и снова, а его душа томилась в клетке. И вот наконец ему велели убить девушку, носившую имя Королевы. Но эту Дейдре он полюбил и не убил ее.
Брендан замолчал.
— Пока не убил, — добавила Уна. Она посмотрела на ноги Люка, будто могла видеть кинжал, спрятанный под штаниной.
Я не знала, что сказать. Мне хотелось взять Люка за руку, но он стоял в нескольких футах от меня, скрестив руки на груди, глядя туда, где солнце скрывалось за деревьями.
— Ты готов рискнуть и вызвать гнев Королевы ради меня?
— Не «рискнуть», — ответил за него Брендан. — Королева никогда не простит предательства.
Голос Люка прозвучал невыразительно:
— Мне все равно.
Уна вздохнула.
— Как благородно.
Брендан шагнул вперед, и солнечный луч упал на его лицо.
— Тебе все равно, потому что ты не знаешь, что такое ад. Я…
Люк повернулся к нему и прорычал:
— Не смей так говорить! Я тысячу лет живу в аду. Я тысячу лет жалею, что родился на свет. — Он указал на меня. — Только она наполнила мою жизнь смыслом, и если мне суждено провести лишь несколько месяцев, несколько дней рядом с ней, это больше, чем я мог желать. Неужели вы думаете, что Бог простит кровь на моих руках, даже если моя душа обретет свободу? Как бы все ни закончилось, я попаду в ад. Позвольте мне любить, хоть и безнадежной любовью, пока есть еще время. Позвольте мне притвориться, что у моей истории может быть хороший конец.
Я закрыла лицо руками, желая скрыть слезы. Уна с интересом смотрела, как они капают сквозь пальцы.
— Можно мне одну?
Я прикусила губу и посмотрела на нее.
— Что я получу взамен? — выдавила я.
— Одолжение, — сразу же ответила она. — Тебе понадобятся все одолжения, какие только можно получить.
Я вытерла лицо и протянула руку к ротонде. С моего пальца упала слезинка. Уна поймала ее на ладонь и исчезла в кустах, как всегда улыбаясь. Я повернулась к Люку, который смотрел на меня пустым взглядом.
— Поцелуй меня, — попросила я. Он не шевельнулся. — Пожалуйста.
Он сделал шаг вперед и уткнулся лицом в мою шею. Я крепко обняла его, и мы долго стояли, не двигаясь. Потом Люк поднял голову и нежно поцеловал меня в губы. Я почувствовала кровь — он прокусил себе губу.
— Дейдре?
При звуке голоса мы отпрянули друг от друга. Я прищурилась, пытаясь разобрать, кого скрывают сумерки. Брендан и Уна исчезли.
— Миссис Воршоу?
— Да! Что ты здесь делаешь? — Она с явным удивлением смотрела на нас.
Смутившись, я показала на арфу.
— Меня пригласили играть на вечеринке.
Миссис Воршоу прикрыла рот рукой.
— Неужели ты здесь с половины восьмого?.. Боже, Дейдре, вечеринка ведь на следующей неделе!
Ничего себе.
Я собралась с мыслями.
— Мама сказала, что вечеринка сегодня. И столы…
— Да нет же! Столы остались после празднования свадьбы. Вечеринка только на следующей неделе. Боже, все это время ты ждала? Вместе с…
— Люк, — представила я и сразу добавила: — Мой парень.
Мой сверхъестественный, обреченный, восхитительный парень.
— Заходите к нам, перекусите. Не могу поверить, что вы столько времени ждете. Мы только что вернулись из Колумбии и услышали голоса.
— Спасибо, — ответила я, — но нам пора. Моя бабушка попала в больницу. Мама перепутала даты от расстройства.
Миссис Воршоу начала выражать свое сочувствие, повела нас в дом и сунула мне в руки пакет со сладостями, приготовленными их поваром (только подумайте, у них есть собственный повар!). Прежде чем проводить нас к Буцефалу, она заставила меня пообещать, что я попрошу маму позвонить, когда будут новости. Мы сели в темную машину и долго просидели в молчании.
Люк глубоко вздохнул.
— Знаешь, — сказала я ему, — Уна мне даже понравилась.
Люк криво улыбнулся.
— Ты ей тоже.
Мы ехали домой с несостоявшейся вечеринки. Я смотрела в окно и думала, как эта летняя ночь похожа на все летние ночи и как на самом деле она от них отличается. Главную улицу города освещали фонари, в свете которых роились насекомые. На темных тротуарах не было ни души. Жизнь после заката у нас замирает. Казалось, мы с Люком единственные, кто не спит в объятом дремотой городе.
Я страшно хотела есть. Обычно после выступления я со своим водителем (кто бы меня ни подвозил) заезжала в «Свинушку» перекусить картошкой фри и сэндвичами (надо же растранжирить хотя бы часть заработка). На этот раз денег я не заработала, а свой кошелек забыла дома. Глупо, но после всего, через что нам пришлось пройти, я стеснялась попросить Люка накормить меня ужином. И стеснялась попросить его остановить машину, чтобы достать из багажника сладости: он мог подумать, что я намекаю на ужин. Так что я терпела, хотя от голода сосало под ложечкой, и размышляла, как же мама могла перепутать даты. Чем больше я об этом думала, тем тревожней становилось на душе: мама, живой компьютер, сломалась при вычислении простейшего уравнения. Другие родители могут забывать о мелочах; моя мать ради мелочей живет.
Зазвучала музыка, и мы оба подпрыгнули от неожиданности. Телефон. «Сара Мэдисон», подсказал определитель номера.
Я посмотрела на Люка.
— Это Сара.
Я настороженно поднесла телефон к уху.
— Алло.
— Дейдре? Это телефон Дейдре?
Она говорила очень громко. Я не могла соотнести голос с самой Сарой, не видя ее пышной фигуры с грудью, распирающей фартук.
— Да, это Ди.
— Это Сара. — Представившись, она без паузы продолжила: — Ладно, скажи мне прямо: вы двое меня разыграли? Скажи правду, а то я сама не своя с тех пор, как приехала домой. Мне надо знать.
Я не собиралась ее обманывать. Только не сейчас, когда Рыжий Придурок мог вернуться за ней, чтобы отыграться за поражение.
— Сара, все серьезно. Я не стала бы над тобой шутить, ты сама это знаешь.
— Да. Да, знаю. Просто сложно поверить. Он ведь превратился в… Боже! Я больше не смогу спокойно смотреть на кроликов!
Люк не то чтобы улыбнулся, но у него дрогнули уголки губ, и я невольно расхохоталась.
— Послушай, Сара, тебе нужно быть осторожней. Я не знаю, чего Они хотят. Может, ты никого из Них больше не увидишь, а может, и увидишь. На твоем месте я бы держала рядом что-нибудь железное. Они боятся железа.
— Да, я поняла. Джеймс был похож на супергероя со своими каминными щипцами. Скажи, Они все выглядят как головокружительно красивые парни?
У меня заурчал живот, и я кашлянула, чтобы заглушить звук.
— Нет, не все. Некоторые из Них выглядят как головокружительно красивые девушки.
— Ясно. Они похожи на меня, — сказала Сара.
Я не сразу поняла, что она шутит.
— Да ладно, я прикалываюсь. Но Они настоящие? Мне не нужно сдаваться в психушку и пить транквилизаторы?
— Они настоящие, — подтвердила я, удивленная собственной уверенностью. — А насчет психушки решай сама.
Сара помолчала, затем рассмеялась. Похоже, между нами световые годы, раз до нас так медленно доходят шутки друг друга.
— Хорошо, спасибо. Ты меня подбодрила.
Я взглянула на Люка.
— Позвони, если кого-то из Них увидишь, ладно?
— Без проблем.
Закончив разговор, я какое-то время смотрела на телефон. Неужели мир сошел с ума? Сара Мэдисон звонит и спрашивает о феях, будто это очередная сплетня. Хотя то, что Сара мне позвонила, факт более удивительный, чем существование фей. Стоило мне оценить преимущества своей неприметности, как неприметной я быть перестала.
Мы заехали на парковку, и я с удивлением посмотрела на неоновую вывеску с нарисованным поросенком.
— Ты же сюда обычно ходишь, верно?
Я перевела взгляд с вывески на задумчивое лицо Люка.
— Ну да.
Он состроил рожицу.
— Прочел в твоих воспоминаниях и узнал вывеску. Голодная?
Я кивнула.
— Не прочь перекусить.
Он с облегчением сказал:
— Слава Богу. Я умираю от голода. Пойдем, я угощу тебя ужином.