Отшельник Горький Максим

- Устал от бизнеса, - коротко ответил я.

И тут же увидел, как в глазах майора завертелись колесики арифмометра, и считал этот арифмометр мои деньги. Понятное дело - американец, бизнесмен, дом в триста метров на берегу Оби - может, и ему что отломится… А может быть, он просчитывал другие варианты, гораздо более неприятные для меня? Нужно держать ухо востро.

- Борис Тимофеевич помог мне с подрядчиком, и вот, - я показал на дом, - представляете, за тридцать два дня построили!

- Борис Тимофеевич Вертяков? - уточнил майор.

- Он самый, - подтвердил я, - а вы знакомы?

Это был контрольный вопрос, и я внимательно смотрел на майора.

- Обязательно, - ответил он, - по долгу, так сказать, службы. С главой администрации района у нас прямая связь.

По его глазам было видно, что у них имеется и обратная связь, и еще кое-какая, о которой он будет молчать, как партизан.

За оградой послышался веселый собачий лай, и во двор ворвались Кусай и Жучка. Увидев незнакомого человека, они притормозили и осторожно подошли к майору. Обнюхав его брюки, обе собаки заворчали, а у Кусая на загривке поднялась шерсть.

- Не любят посторонних, - сказал я.

Собаки отошли, оглядываясь на майора, а я подумал: они ведь наверняка его казенную вонь почуяли, поэтому и недовольны.

В воротах показались Афанасий с Макаром, и майор, увидев их, удивленно воскликнул:

- Какая встреча!

Афанасий замедлил шаг, и на его сморщенном лице появилась подобострастная улыбка. Вот это номер! Интересно…

- Здрасьте, товарищ майор, - вежливо сказал Афанасий и - вот дела - поклонился!

Не в пояс, конечно, но слегка согнул спину, не сводя глаз с майора. Это что-то новенькое… Что же будет дальше? А дальше майор посмотрел на него взглядом, в котором я увидел власть. Власть майора над Афанасием. Их что-то связывало, но что?

Это было интересно и наверняка важно, но я изобразил радостное удивление:

- Так вы знакомы? Ну, тогда, значит, правду говорят, что мир тесен!

- Да, мир тесен, - сказал майор, - не знаешь, где и встретишь старого знакомца. Как живешь, Афанасий?

Тот сморщился в улыбке еще больше и с готовностью ответил:

- Хорошо живу, товарищ майор, хорошо! Вот Майклу помогаю в тайге бывать, - он кивнул на меня, не сводя, впрочем, глаз с майора.

Да что же это такое!

Что тут еще за тайны мадридского двора?

Ну ладно, подумал я, вот майор уберется, я из тебя всю душу вытрясу. Понятное дело, я не собирался делать Афанасию ничего плохого, но нужно было узнать у него все, что касается этого подонка в форме.

Самовар закипел, и я с неудовольствием подумал о том, что сейчас мне предстоит вести задушевные беседы с майором, но один из солдат, сидевших в лодке, встал и крикнул:

- Товарищ майор! На связь!

Майор чертыхнулся и, выбравшись из-за стола, поспешил к катеру.

Несколько минут он разговаривал с кем-то по рации, затем вернулся и расстроенно развел руки:

- Не получится с чаем. Вызывают.

У меня прямо камень с души свалился, но, выразив лицом сожаление, я встал и, заложив руки за спину, чтобы избежать прощального рукопожатия, сказал:

- Понимаю. Служба.

Майор кивнул, потом бросил на Афанасия многозначительный и даже, как мне показалось, угрожающий взгляд, затем снова посмотрел на меня и, сладко улыбнувшись, сказал:

- Очень жаль… Ну, как-нибудь в другой раз.

Потом он решительно повернулся к нам спиной и пошел к причалу.

Через несколько минут катер скрылся за поворотом.

Я еще постоял немного, глядя на реку, затем сел на место и крикнул:

- Отбой, вылезайте!

Дверь дома открылась, и на пороге показался Тимур, который тупо огляделся и скучным голосом спросил:

- Звали, хозяин?

Я рассмеялся и ответил:

- Так что ты там про судно говорил? Иди сюда, разберемся!

Тимур спустился с крыльца и подошел к самоварному столу, а Афанасий, который так и стоял на том месте, где его застала короткая и непонятная для меня беседа с майором, сказал:

- Я для Семена палку вырезал.

И показал нам корявую и сучковатую палку, которая, впрочем, выглядела, как экспонат выставки предметов народного творчества. Вкус у него был - ничего не скажешь.

Тимур взял у него палку и направился в дом. Через минуту на крыльцо вышел Семен, который опирался на палку и вроде бы не так уж и хромал. Видать, помогла ему народная медицина.

Мы уселись вокруг стола и стали наливать себе чай.

Насыпав себе сахару, я размешал его и, повернулся к Афанасию:

- Ну, давай, Афанасий, рассказывай.

Он даже не поинтересовался, о чем рассказывать, а только нахмурился и уставился в чашку. Было видно, что в его остякской голове так и бродят таежные мысли. Побродив там несколько минут, они, видимо, собрались в какую-то ясную конструкцию, потому что Афанасий вздохнул, поднял голову и сказал Макару какое-то короткое непонятное слово.

Макар, ничего не ответив, встал и скрылся в сарае.

Афанасий долго смотрел ему вслед, затем произнес, глядя прищуренными глазами куда-то вдаль:

- Ты, Майкл, про майора узнать хочешь, увидел, как он на меня смотрел. Хорошие у тебя глаза, однако, все видят…

Он помолчал и начал свой рассказ, который прерывался долгими паузами, иногда принимал форму народного эпоса и был обильно уснащен магическим словом «однако». Слушать Афанасия было трудно, он явно не говорил всего, но из того, что он счел нужным сообщить, сложилась не очень приятная картина.

Когда-то Афанасий совершил что-то противозаконное, и этот самый майор, фамилия которого была, кстати, Ловушко, поймал его. А поймав, пошевелил своими вертухайскими мозгами и решил, что от Афанасия будет гораздо больше пользы, если вместо того, чтобы сидеть на зоне, он будет докладывать майору о том, что происходит в здешних местах. Выхода у Афанасия не было, и он стал майорским агентом. Шпионом. Стукачом, короче.

За все время, а прошло около пяти лет, Афанасию удалось ни разу не взять греха на душу. Он действительно время от времени сдавал майору Ловушко кого-нибудь, но это были люди, которые на самом деле заслуживали наказания. Некоторых из них, судя по рассказу Афанасия, нужно было просто грохнуть на месте. Например, одного томского деятеля, который стрелял в оленей обездвиживающим шприцом, а затем вырезал у них один глаз. Второй он оставлял из своеобразной гуманности, чтобы зверь мог жить дальше. Эти оленьи глаза он продавал доверчивым идиотам, убеждая их в том, что это самое лучшее народное средство для борьбы с близорукостью. Дескать, у местных охотников такое хорошее зрение именно потому, что они постоянно поедают оленьи глаза.

Он изуродовал около двухсот пятидесяти оленей, прежде чем Афанасий вычислил его и сдал майору. Вообще-то сдавать его нужно было ментам, а не майору с зоны, но не зря ведь у Ловушко была такая фамилия. Наверное, он не мог жить без того, чтобы кого-нибудь не поймать. Потом он все-таки передал этого таежного окулиста ментам, но перед этим потешился вдосталь. Тому дали срок, а майор от всего своего вертухайского сердца подарил Афанасию бутылку водки, которую тот выкинул в Обь.

Собственно, в том, что Афанасий сдал майору этого урода, не было ничего предосудительного. Нормальное действие нормального человека. Но майор хотел, чтобы Афанасий доносил на своих друзей, которые от голодухи да от бедности браконьерили помаленьку, а вот этого Афанасий сделать не мог из простой человеческой порядочности.

Майор грозил Афанасию, но тот только разводил руками и притворялся тупым хантом. Хантомто он, конечно, был, это медицинский факт, но тупым я его назвать никак не мог. За месяц знакомства я понял, что этот молчаливый лесной человек со сморщенным лицом обладает незаурядной природной смекалкой, и, если бы его жизнь в свое время повернулась иначе и он поступил бы в какой-нибудь институт, то, глядишь, через сколько-то лет появился бы очередной академик. Но, как говорится, что выросло, то выросло.

Примерно так и проходило сотрудничество следопыта с майором, но майору хотелось другого. Он мечтал поймать кого-нибудь из богатых, чтобы потом доить их, но такие не попадались. Подозревая, что они откупаются от Афанасия, и таким образом деньги проходят мимо его кармана, Ловушко обещал несчастному охотнику, что даст ход тому уже почти забытому делу, стращал его тем, что, дескать, у него до сих пор лежат какие-то вещественные доказательства, что он может посадить Афанасия в любой момент, но следопыт оставался тверд и, тупо глядя в землю, пожимал плечами и обещал поймать всех. Кого именно, он не говорил, но - всех.

Майор в очередной раз плевался, матерился и отпускал Афанасия восвояси.

А когда разговор дошел до момента, касавшегося пребывания в моем доме беглого зека, я понял, что на Афанасия можно положиться во всем. Он ведь мог моргнуть майору, и Семену пришел бы конец, но он этого не сделал.

Вот так все и выяснилось.

Афанасий закончил свой рассказ, и я понял, что он был на крючке у поганого вертухая и ничего не мог поделать.

Знакомая история.

Я посмотрел на Афанасия, который невозмутимо наливал себе чай, и спросил:

- А что, разве ты не знаешь, как избавиться от майора?

Афанасий сморщил глаза, а это у него получалось очень хорошо, и ответил:

- Однако знаю, но не могу выстрелить в безоружного человека.

- Это тебе только кажется, что он безоружный. Просто у него другое оружие, и оно опаснее, чем твой карабин. Он тебя этим оружием в постоянном страхе держит, а ты говоришь - безоружный… А если бы он в тайге ствол на тебя наставил?

- Тогда - другое дело. Но он же не наставляет, - Афанасий пожал плечами.

- Однако потому и не наставляет, - передразнил я его, - что знает. Знает, что тогда ты его пристрелишь. А ведь он у тебя жизнь крадет. Понимаешь?

Афанасий задумался, потом глубоко вздохнул и ответил:

- Однако понимаю.

Я посмотрел на Семена и спросил:

- А ты что скажешь?

Семен нехорошо усмехнулся и ответил:

- А что тут говорить? Я таких, как этот Ловушко…

И он замолчал.

- Ну-ка, ну-ка, что ты таких?

- Неважно, - ответил Семен, но по его лицу я понял, ч т о он делал с такими, как майор Ловушко.

- А тебя, наверное, и посадили за то, что ты таких, как он, гасил?

- Возможно, - ответил Семен и закурил, - возможно…

- А что, - я оглядел сидевших за столом, - у нас нормальная компания подобралась! Беглый каторжник, неудачливый организатор водомоторного клуба, следопыт, которого шантажирует майор внутренних войск, один только я - добропорядочный американский бизнесмен.

При этих словах Семен бросил на меня быстрый взгляд, и я спросил:

- Что-нибудь не так?

Он поморщился и ответил:

- Sounds good

Хорошо звучит… (англ.)

.

У меня аж челюсть отвисла, но я не растерялся:

- So what

И что? (англ.)

?

- А ничего, - ответил Семен, - я тебя хоть всего вторые сутки вижу, но в эту компанию ты вполне вписываешься.

- Что ты имеешь в виду? - я сделал удивленный вид.

- Да ничего особенного, - сказал Семен, - замнем для ясности. А если хочешь поговорить, то потом, не сейчас.

- Ладно… Ну, как там твоя нога? - я резко перевел разговор на другую тему, - Я вижу, с палкой ты уже вполне?

- Вполне, - согласился Семен, - глядишь, через два дня и на самом деле прыгать буду.

- Вот и хорошо, - сказал я, - Афанасий, зови Макара.

Афанасий посмотрел на меня и мрачно сказал:

- Однако, Макар ничего не знает.

- И не узнает, - пообещал я ему.

Потом посмотрел на Семена и Тимура и спросил:

- Не узнает, верно?

Оба кивнули, и Афанасий, повернувшись к сараю, позвал:

- Макар, иди сюда!

Макар вышел во двор, и я сказал:

- Садись к столу. Чапай говорить будет.

Он присоединился к нам и я, налив себе душистого чаю, спросил:

- Скажи, Афанасий, Семен действительно через два дня сможет хорошо ходить?

- Однако сможет, - уверенно ответил следопыт.

- Хорошо. Дорогу до зоны знаешь?

- До какой? Их тут много.

- До той, откуда Семен ноги сделал.

- Знаю, - ответил Афанасий, и в его глазах мелькнуло что-то странное.

Я внимательно посмотрел на него, но загорелое лицо, покрытое множеством мелких морщинок, было бесстрастным.

Помолчав, я отхлебнул чаю и объявил:

- Через два дня на третий мы идем к зоне. Посмотрим, что там делается.

Тимур удивленно посмотрел на меня, Афанасий и Макар послушно кивнули, а Семен только крякнул и сказал:

- Взорвать бы ее на хрен…

А я подумал: интересно, что он еще знает, кроме английского языка?

Часть вторая

НЕДОЛГО МУЗЫКА ИГРАЛА…

Глава первая

ЗНАХАРЬ, ТЕБЯ ОГРАБИЛИ!

Мы лежали в кустах, на опушке леса, и в сотне метров перед нами из тумана выплывали столбы, меж которыми была туго натянута колючая проволока. Где-то на краю памяти зашевелились неприятные воспоминания об Ижме, но я без особых усилий загнал их на место, чтобы не мешали в такой ответственный момент.

Посмотрев в бинокль, я увидел, что проволоки было три ряда, и в среднем ряду белыми бобышками светились фарфоровые изоляторы. Значит, там имелось электричество, и оно наверняка было опасно для жизни. Но нас это не касалось никак, потому что мы вовсе не собирались брать зону штурмом и ложиться на проволоку грудью.

Я повел биноклем и увидел вышку, на которой под остроконечным навесом торчал солдат с автоматом. Метров через тридцать была еще одна вышка, потом еще, а остальные скрывались в тумане, но то, что зона охраняется как следует, было очевидно. Афанасий привел нас к зоне с подветренной стороны, поэтому, если там были собаки, они не должны были учуять нас. Сам бы я до такого не додумался, а ведь элементарная вещь… Вот что значит - быть горожанином.

Прошло полчаса, но никаких движений в зоне не происходило, и это уже начало мне надоедать. Я повернулся к Афанасию и прошептал:

- Тут имеется какая-нибудь дорога, по которой вертухаи выходят из зоны?

- Однако есть, - ответил Афанасий.

- Веди нас туда, - распорядился я, - будем языка брать.

- Что? - не понял он.

- Пленного брать будем.

- А-а-а… Тогда лучше на дороге к офицерскому городку.

- Давай.

Афанасий кивнул.

Мы поднялись на ноги и, пригибаясь, направились в лес. Отойдя метров на сто, я оглянулся и увидел, что зона пропала, будто ее и не было. Теперь можно было нормально разговаривать, чем я сразу и воспользовался:

- Значит, так. Афанасий ведет нас туда, где мы сможем захватить какого-нибудь офицера с зоны. Берем его без шума и пыли и уводим в тайгу. Там допросим. Я хочу знать все, что здесь происходит.

- Так он тебе и расскажет, - Семен с сомнением покачал головой.

- Мне - расскажет, будь уверен, - ответил я, - и не такие рассказывали. Они же герои только на зоне, где зеки под автоматами ходят, а на воле - дерьмо собачье.

Семен опять покачал головой, но ничего не сказал.

- Все, пошли, - скомандовал я, и наш небольшой отряд направился вслед за Афанасием, который ориентировался в сумерках не хуже, чем ясным солнечным днем.

Минут через двадцать мы вышли к узкой лесной дороге, и, выбрав такое место, где она хорошо просматривалась в обе стороны, я сказал:

- Здесь.

Мы остановились и, хорошенько осмотревшись, залезли в кусты.

- Эх, закурить бы… - мечтательно прошептал Тимур.

- Я тебе закурю! - пригрозил я ему.

Тимур сделал вид, что испугался, а Семен снял с плеча карабин и положил его перед собой.

- Ни в коем случае, - сказал я, увидев это, - оружие у нас только для самой безвыходной ситуации. Ты представляешь, что начнется, если здесь прозвучит выстрел? Да они нас загонят, как кроликов. Подъем, тревога, оружие к бою, а ведь их тут наверняка целая рота. А нас всего пятеро. Тут нас и похоронят.

- Понял, - ответил Семен и с сожалением посмотрел на карабин.

В это время в тумане послышались голоса - и мы замерли.

Из-за поворота показались две смутные фигуры, потом они приблизились, и мы увидели двух совершенно пьяных прапорщиков, которые, поддерживая друг друга, спорили о чем-то.

- … а я тебе говорю - двойная!

- А ни хрена она не двойная, - радостно возразил другой и громко икнул.

- Ну, как же не двойная, - возражал ему первый, - у нее еще загиб такой спереди.

- Ну и что, что загиб? У них у всех загиб.

- А вот не у всех! Ты у Петренко посмотри, у него и загиб есть, а не двойная.

- Ха! Да он сам отковырял, вот она и не двойная!

- А должна быть двойная. Если капитан увидит, он твоему Петренке голову отвернет.

- Не отвернет, у капитана у самого не двойная, потому что он тоже оторвал.

Я поднял указательный палец и отрицательно покачал им. Только этих двух идиотов нам и не хватало для полного счастья. Прапорщики благополучно удалились, продолжая спор о вещах, недоступных нам, простым штатским, а мы стали ждать дальше.

Следующей по дороге прошла корявая баба в военной форме, которая вполголоса спорила с кем-то невидимым и, судя по ее репликам, одерживала в этом споре убедительную победу. Потом, подскакивая на рытвинах, проехал грузовик, в кузове которого болтались два солдатика, и, наконец, из тумана показалась одинокая мужская фигура, которая не качалась и не разговаривала сама с собой.

Рослый мужчина в форме уверенно шагал по дороге.

Знаков различия видно не было, но по походке было ясно, что это не какой-нибудь задрипанный прапорщик. Я подал знак, и мы приступили к выполнению плана, который разработали еще дома.

Афанасий встал и, закинув ружьишко за спину, вышел на дорогу.

Увидев его, военный замедлил шаг, но, приглядевшись и разобравшись, что перед ним всего лишь обычный абориген-охотник, подошел к Афанасию поближе и остановился.

- Я вижу, вы не понимаете по-хорошему, - начальственно сказал он, и вдруг Семен больно сжал мой локоть.

Я едва не вскрикнул, а он прошептал, дыша мне прямо в ухо:

- Это Штерн. Я сам.

И, ловко извиваясь, отполз в сторону.

- Ну, что ты молчишь, чурка таежная? - напористо продолжал Штерн, - сказано ведь было - не приближаться к зоне. А вы все шастаете тут. Ты знаешь, что недавно побег был? А может быть, ты к нему причастен? Вот я сейчас возьму и арестую тебя, и мы разберемся как следует, что тебе здесь нужно!

Афанасий стоял перед ним понурив голову и что-то бормотал.

- Что ты там сопли жуешь? Какой еще зверь? Зверя в тайге полно, а вы все сюда пробраться норовите. Не-е-ет, надо с вами разобраться.

Штерн помолчал немного и сказал:

- А может, просто застрелить тебя - в назидание другим, а?

Афанасий сгорбился еще больше, и тут за спиной у Штерна появился Семен. Карабина при нем не было, а руки он держал перед собой, и что он там держал, я не разглядел. Бесшумно приблизившись к Штерну, он взмахнул обеими руками, и Штерн вдруг выгнулся всем телом, схватившись за шею. Я понял, что Семен накинул на его шею удавку, и, кивнув своим людям, выскочил из кустов.

Мы быстренько скрутили Штерна, а Семен аккуратно придушил его как раз настолько, чтобы он потерял сознание. Взяв Штерна за руки и за ноги, мы быстро пошли в тайгу. Афанасий шел впереди и показывал дорогу, между делом посыпая землю каким-то порошком. Отойдя километра на два, а по пути пришлось придушить Штерна еще пару раз, мы, наконец, остановились и бросили языка на землю.

- Однако нужно дальше идти, - обеспокоенно сказал Афанасий.

- Сейчас пойдем, - кивнул я, - вот только этого упакуем, чтобы он своими ногами шел. Больно много чести.

Штерн, валявшийся на земле, пошевелился и стал раздирающе кашлять. Видать, три удушения подряд не пошли его горлу на пользу. Прокашлявшись, он поднял глаза и осмотрелся. Семен стоял в сторонке и шевелил желваками.

- Что это значит? - без особого страха спросил пленник.

- Скоро узнаешь, - пообещал я, - вот еще немного прогуляемся, и узнаешь.

- Это вы все скоро узнаете, - сказал Штерн, - на кого руку подняли.

- А мы и так знаем, - ответил я.

Семен подошел и опустился перед связанным Штерном на корточки.

- Узнаешь? - спросил он, и его голос прозвучал весьма зловеще.

Штерн присмотрелся и удивленно произнес:

- Какая встреча! Беглец сам пришел. Жалко, что я связанный, а то поучил бы тебя уму-разуму.

И он пошевелил связанными за спиной мощными руками.

- Это твое счастье, что ты связанный, - ответил Семен, - если бы мы с тобой были на равных, я бы тебя убил. А так - честь не позволяет.

- Это у тебя - честь? Четырнадцать трупов, а он про честь разговаривает.

Было видно, что Штерн не боится.

Семен сжал зубы и сказал:

- Все эти четырнадцать были такими же падлами, как ты. Может быть, не такими смелыми, но такими же подлыми. Вставай!

Он схватил Штерна за плечо и помог ему встать.

Поднявшись, Штерн повел плечами.

Оглядевшись, он сказал:

- Я вижу, вы впятером одного связанного совсем не боитесь. Смелые ребята!

- А здесь пионерские правила не действуют, - ответил я, - и благородства ты от нас не дождешься.

Страницы: «« « ... 7891011121314 » ... »»