Далекое эхо Макдермид Вэл
— Я вот что тебе скажу: если кто-то из Стратклайда спросит тебя, отвечай, что был со мной.
Робин потрясенно поднял на него глаза:
— Ты ради меня солжешь?
— Нам придется лгать обоим. Потому что мы оба знаем, что ты не имеешь отношения к смерти Дэйви Керра. Посмотри на это так: мы просто сэкономим время следователей. Они не станут тратить силы и энергию на то, чтобы заниматься тобой, когда им нужно разыскивать убийцу.
Робин неохотно кивнул:
— Полагаю, что так. Но…
— Робин, ты хороший коп. Ты — хороший человек. Иначе я не взял бы тебя в свой отдел. Я в тебя верю и не хочу, чтобы твое доброе имя вываляли в грязи.
— Спасибо, сэр. Я ценю ваше доверие.
— Не стоит благодарности. Давай просто условимся, что я заглянул к тебе вчера и мы выпили по паре пива и сыграли несколько партий в покер. Ты выиграл у меня двадцать фунтов. Я ушел около одиннадцати. Как это тебе?
— Годится.
Лоусон улыбнулся, чокнулся кружкой с кружкой Робина и пошел к себе. Он был убежден, что это и отличает лидера: умение сообразить, что нужно твоим подчиненным, и дать им это раньше, чем они сообразят, что им это нужно.
Тем же вечером Алекс снова пустился в дорогу. Он снова ехал в Глазго. Отдохнув на скамейке, он все-таки попал домой, а там телефон трезвонил так, что чуть не срывался со стола. Он поговорил с обеими парами дедушек и бабушек. Его родители были даже несколько смущены своей радостью в свете того, что случилось в Глазго. Мать и отец Линн что-то невнятно бормотали, потрясенные ужасной смертью единственного сына. Они еще не могли найти утешения в рождении первой внучки. Известие, что у Линн начались преждевременные роды, лишь усугубило их страх. Эти два телефонных разговора окончательно добили Алекса. Он послал краткие сообщения друзьям и сотрудникам о рождении Дэвины, а затем отключил телефон и свалился на кровать.
Когда он проснулся, то не мог поверить, что проспал только три часа. Он чувствовал себя бодрым, будто и не провел на ногах почти сутки. Приняв душ и побрившись, он на ходу схватил сэндвич и цифровой фотоаппарат и вновь помчался в Эдинбург. Линн он нашел в палате новорожденных. Она сидела в кресле на колесиках и со счастливым видом любовалась дочкой.
— Разве она не красавица? — тут же требовательно спросила она.
— Разумеется, красавица. Тебе уже давали ее подержать?
— Лучший момент в моей жизни! Но, Алекс, она такая крохотная. Держишь, будто воздух. — Линн с тревогой глянула на него. — Ведь она окрепнет? Правда?
— Конечно. Все Джилби — борцы. — Они взялись за руки и долго смотрели на младенца, страстно желая, чтобы Алекс оказался прав.
Линн озабоченно заглянула ему в глаза:
— Мне так стыдно, Алекс. Мой брат умер, а я могу думать лишь о том, как я люблю Дэвину, как она мне дорога.
— Я понимаю, что именно ты чувствуешь. Меня переполняет счастье, а потом я вдруг вспоминаю, что случилось с Бриллом, и словно падаю с размаху на землю. Я не знаю, как мы все это выдержим.
К концу дня Алексу тоже дали подержать в руках дочку. Он сделал кучу снимков, чтобы похвастаться перед родителями. Адам и Шейла Керр не могли осилить поездку в роддом, и само их отсутствие напомнило Алексу, что сейчас не время предаваться новообретенным радостям отцовства. Когда Линн принесли ужин, он поднялся на ноги.
— Мне нужно вернуться в Глазго, — сказал он. — Я должен удостовериться, что у Элен все в порядке.
— Ты не обязан принимать на себя эту ответственность, — возразила Линн.
— Знаю. Но она нам позвонила, когда случилась беда, — напомнил он ей. — Ее родные далеко. Ей может понадобиться какая-то помощь в организации… Кроме того, я в долгу перед Бриллом. Последние годы я не был ему хорошим другом, и этого я возместить не могу, но он — часть моей жизни.
Линн подняла на него грустные глаза, печально улыбнулась. Слезы заблестели на ее щеках.
— Бедный Брилл. Я все думаю, как страшно было ему в самом конце. Умереть, не имея возможности помириться с теми, кого любишь… А что касается Элен, я вообще не могу себе представить, каково ей. Когда я думаю о том, что чувствовала бы, если б что-то случилось с тобой или Дэвиной…
— Со мной ничего не случится. И с Дэвиной тоже, — сказал Алекс. — Я тебе обещаю.
Он думал об этом своем обещании, покрывая мили между радостью и горем. Все происшедшее в последние дни совершенно его ошеломило, но он не мог позволить себе рухнуть. Слишком многое теперь от него зависело.
На подъезде к Глазго он позвонил Элен. Автоответчик отправил его на ее мобильник. Проклиная все на свете, он свернул к обочине и вновь выслушал сообщение, запоминая номер телефона. Она ответила со второго звонка:
— Алекс? Как Линн? Что случилось?
Он был поражен. Ему всегда казалось, что Элен поглощена лишь своими собственными проблемами да еще Бриллом. То, что, несмотря на горе, она прежде всего поинтересовалась Линн и ребенком, растрогало его.
— У нас родилась дочь. — Это были великие слова, и, произнося их, он ощутил, как к горлу подкатывает комок. — Поскольку она недоношенная, ее сейчас поместили в специальную камеру. Но у нее все отлично. И она красавица.
— А как Линн?
— Страдает. Во всех смыслах. Но она — молодец. А как ты? Как себя чувствуешь?
— Не очень хорошо. Но кажется, я справляюсь.
— Послушай, я уже на пути к тебе. Где ты сейчас?
— Дом все еще считается местом преступления. Я не могу туда вернуться до завтра. Сейчас я нахожусь у подруги, у Джеки. Она живет в Мерчент-Сити. Хочешь сюда приехать?
По правде говоря, Алексу не слишком хотелось видеть женщину, с которой Элен изменяла Бриллу. Он подумал было предложить свидеться на нейтральной территории, но в данных обстоятельствах это выглядело бы бессердечным упреком.
— Расскажи, как туда проехать, — ответил он.
Найти квартиру оказалось легко. Она занимала половину второго этажа одного из преобразованных в жилой дом амбаров, пользовавшихся успехом у несемейных среднего достатка. Женщина, открывшая ему дверь, казалась полной противоположностью Элен. На ней были старые джинсы, выцветшие и порванные на коленях. Ее безрукавая футболка объявляла, что она СТОПРОЦЕНТНО ДЕВА, и обнажала мускулы, которые, на взгляд Алекса, могли бы легко выжать ее собственный вес. Под обоими бицепсами красовались узорчатые татуировки в виде кельтских браслетов. Ее короткие темные волосы были превращены гелем в острые зубцы, и взгляд, которым она одарила гостя, был столь же колючим. Темные брови сдвинулись над бледными серо-голубыми глазами, гостеприимная улыбка не заиграла на ее губах.
— Вы, должно быть, Алекс, — сказала она, и ее выговор сразу выдал, что она уроженка Глазго. — Вам лучше зайти внутрь.
Алекс проследовал за ней в мансарду, которой явно не светило попасть на страницы журналов по интерьерам. К черту стерильный модернизм. Это было жилище человека, отдающего отчет в том, что он любит и каким образом. Торцевая стена с пола до потолка представляла собой одну огромную книжную полку, бессистемно забитую книгами, видеокассетами, CD-дисками и журналами. Перед ней располагался тренажер, сбоку от которого небрежно валялись гантели. Кухонный уголок имел такой вид, какой всегда имеют помещения, где постоянно готовят, то есть исключительно неряшливый. Жилое пространство было обставлено очень удобными, но неказистыми диванами. Кофейный столик почти полностью скрывался под грудами газет и журналов. Со стены смотрели большие фотографии спортсменок, от Мартины Навратиловой до Эллен Макартур.
Элен свернулась клубочком в уголке обитой гобеленовой тканью софы, подлокотники которой свидетельствовали о наличии в доме кошки. Алекс пересек натертый до блеска пол комнаты и наклонился к невестке, которая подняла лицо для обычного формального приветственного поцелуя, когда губы не касаются кожи. У нее были заплаканные, обведенные темными кругами глаза, но самообладание, казалось, к ней вернулось.
— Спасибо, что приехал ко мне. Я это ценю, — проговорила она. — Ведь непросто оторваться от своего новорожденного ребенка.
— Я тебе уже говорил, она сейчас в камере. А Линн отдыхает от трудов. Я подумал, что принесу больше пользы здесь. Но… — он сдержанно улыбнулся Джеки, — я вижу, что о тебе хорошо заботятся.
Джеки пожала плечами, враждебное выражение так и не сошло с ее лица.
— Я свободная журналистка, так что у меня гибкий распорядок дня. Хотите выпить? Есть пиво, виски, вино.
— Лучше бы кофе.
— Кофе у нас кончился. Выпьете чаю?
«Не слишком гостеприимно», — подумал Алекс.
— С удовольствием выпью чаю. Пожалуйста, без сахара и молока. — Он уселся на краешек дивана напротив Элен. У нее был утомленный страдающий взгляд. — Как ты?
Веки ее затрепетали.
— Я стараюсь подавить в себе все чувства. Не хочу думать о Дэвиде, потому что при мысли о нем у меня начинает разрываться сердце. Я не могу поверить, что мир продолжает существовать, а его в нем нет. Но мне нужно через это пройти, не лишившись рассудка. Полиция ведет себя ужасно. Эта бледная девица, что сидела в углу прошлой ночью… Помнишь, Алекс?
— Полицейская?
— Да. — Элен презрительно фыркнула. — Оказывается, она в школе учила французский. Она поняла наш разговор.
— Вот черт.
— Вот именно. Утром приходил детектив, которому поручено это дело. Он сразу же стал спрашивать обо мне и Джеки. Сказал, что врать нет смысла, потому что его сотрудница все слышала прошлой ночью. Поэтому я рассказала ему всю правду. Он был очень вежлив, но я видела, что он меня подозревает.
— Ты спросила его, что произошло с Бриллом?
— Конечно. — Лицо Элен исказилось мукой. — Он сказал, что может сообщить мне немного. Стекло на кухонной двери разбито, возможно, грабителем. Но никаких отпечатков пальцев они не нашли. Нож, которым был убит Дэвид, — из нашего кухонного набора. Он сказал, что, судя по внешним признакам, Дэвид услышал шум и сошел вниз, чтобы выяснить, в чем дело. Он подчеркнул эти слова, Алекс: по внешним признакам.
Вернулась Джеки и принесла кружку с портретом Мэрилин Монро, изрядно пострадавшим от соприкосновения с мойкой. Чай в ней был густого темного цвета.
— Спасибо, — бросил Алекс.
Джеки уселась на ручку дивана и положила руку на плечо Элен:
— Неандертальцы. У жены есть кто-то помимо мужа, — следовательно, жена или этот кто-то должны обязательно хотеть избавиться от мужа. Они не могут представить себе более сложных отношений взрослых людей. Я попыталась объяснить этому копу, что заниматься сексом с человеком не значит желать смерти другим его любовникам. Этот тупица посмотрел на меня так, словно я упала с другой планеты.
Алекс в этом отношении недалеко ушел от презираемого ею копа. Брак с Линн не сделал его безразличным к красоте других женщин, но выработал в нем брезгливость к случайным связям. Он был убежден, что любовников заводят те, кому не удалось найти себе подходящую пару. Он не мог представить себе, что чувствовал бы, если б Линн явилась домой и сообщила, что спит с кем-то еще. Он ощутил укол жалости к Бриллу.
— Полагаю, они пока не напали на след, потому и сосредоточились на тебе, — заметил он.
— Но в данном случае я жертва, а не преступница, — горько проговорила Элен. — Я не сделала Дэвиду ничего плохого. Но доказать это невозможно. Ты сам знаешь, как трудно рассеять подозрение, когда на тебя уже указали пальцем. Это довело Дэвида до того, что он пытался покончить с собой.
Алекса невольно передернуло от воспоминаний.
— До такого не дойдет.
— Вот это верно, — вставила Джеки, — не дойдет. Утром я собираюсь поговорить со своим адвокатом. Терпеть я не стану.
— Ты считаешь, что это хорошая идея? — встревоженно спросила Элен.
— Почему нет? — требовательно поинтересовалась Джеки.
— Ты собираешься все рассказать адвокату? — Элен бросила на Алекса странный косой взгляд.
— Адвокат обязуется хранить тайну клиента, — ответила Джеки.
— В чем, собственно, проблема? — спросил Алекс. — Ты что-то от меня скрываешь?
— Это не ваше дело, — отрезала Джеки.
Джеки закатила глаза и вздохнула.
— Джеки! — запротестовала Элен.
— Пустяки, Элен. — Алекс встал на ноги. — Знаете, я вовсе не обязан здесь сейчас находиться, — обратился он к Джеки. — Просто подумал, что вам сейчас понадобится участие всех ваших друзей. Особенно родных Брилла.
— Джеки, расскажи ему, — произнесла Элен. — Иначе он уедет, думая, что у нас действительно есть какая-то страшная тайна.
Джеки яростно сверкнула глазами в сторону Алекса:
— Прошлой ночью мне пришлось на час отлучиться. У меня кончился наркотик, а мы хотели покурить травку. Мой дилер не из тех, кто предоставляет алиби. А если бы он и подтвердил это, полиция все равно ему бы не поверила. Так что теоретически любая из нас могла убить Дэвида.
Алекс ощутил, как волосы у него на макушке встают дыбом. Он вспомнил тот момент прошлой ночью, когда ему показалось, что Элен ведет двойную игру.
— Вы должны рассказать это полиции, — коротко произнес он. — Если они уличат вас во лжи, то уже ни за что не поверят в вашу невиновность.
— В отличие от вас? — вызывающе поинтересовалась Джеки.
Алексу очень не нравилась эта нарочитая враждебность.
— Я приехал помочь, а не выслушивать колкости, — резко ответил он. — Тебе сообщили, когда можно забрать тело?
— На сегодня назначено вскрытие. После вскрытия нам разрешат начать приготовления к похоронам. — Элен развела руками. — Я не знаю, кому звонить. Что я должна сделать, Алекс?
— Полагаю, ты можешь найти ритуальную службу в «Желтых страницах». Помести сообщение в газетах, затем свяжись с его близкими друзьями и родственниками. Если хочешь, родственников я возьму на себя.
Она кивнула:
— Ты окажешь мне огромную услугу.
Джеки усмехнулась:
— Полагаю, им будет не слишком приятно беседовать с Элен после того, как они узнают обо мне.
— Лучше избавить их от подобных подробностей. Родителям Брилла и так нелегко, — холодно заметил Алекс. — Кстати, Элен, тебе нужно будет организовать где-то поминки.
— Поминки? — растерянно переспросила Элен.
— Прием после похорон, — пояснила Джеки.
Элен закрыла глаза:
— Поверить не могу, что мы здесь сидим и говорим о каком-то приеме, когда мой Дэвид лежит в морге на столе.
— Ну ладно, — сказал Алекс. Продолжать разговор было бессмысленно. Слишком много между ними тремя накопилось упреков. — Мне пора возвращаться домой.
— У нее уже есть имя, у малышки? — спросила Элен, явно стараясь перевести разговор на что-то более нейтральное.
Алекс ответил ей понимающим взглядом.
— Мы собирались назвать ее Эллой. Но подумали… в общем, Линн подумала, что лучше будет назвать ее Дэвиной. В честь Брилла. Если, конечно, ты не возражаешь.
У Элен задрожали губы, и слезы потекли из глаз.
— Ох, Алекс. Я так жалею, что нам все было некогда теснее сблизиться с тобой и Линн.
Он покачал головой:
— Зачем? Чтобы и мы чувствовали себя обманутыми?
Элен отшатнулась, как от удара. Джеки, сжимая кулаки, двинулась к Алексу:
— По-моему, вам пора уходить.
— По-моему, тоже, — сказал Алекс. — Увидимся на похоронах.
31
Заместитель начальника полиции Лоусон потянул к себе папку через стол.
— Я так на это надеялся, — вздохнул он.
— Я тоже, сэр, — призналась Карен Пири. — Я знала, что в свое время с этого кардигана не удалось получить каких-либо биологических проб, но полагала, что с помощью современных тонких приборов, возможно, обнаружатся следы чего-то, что могло бы нам помочь. Спермы или крови. Но там нет ничего, кроме каких-то странных сухих капелек краски.
— О которых мы и тогда знали. И это нас никуда не привело. — Лоусон раскрыл папку и быстро проглядел краткий отчет. — Проблема состоит в том, что этот кардиган был найден не рядом с телом. Если память мне не изменяет, он был переброшен через живую изгородь в чей-то сад.
Карен кивнула:
— Номер пятнадцать. Его нашли только через две недели. К тому времени прошла и оттепель, и новый снегопад, и дождь, что, понятно, задачи не облегчило. Мать Рози Дафф опознала его: эта вещь была на дочери в ту ночь. Мы так и не нашли ни ее сумочки, ни пальто, — Карен то и дело заглядывала в распухшую папку у себя на коленях, перелистывая страницы, — удлиненное нарядное пальто из синтетической ткани с кремово-коричневой пестрой подкладкой. Узор «гусиная лапка».
— Мы так и не нашли их, потому что не знали, где искать. Мы ведь не знали, где она была убита. После того, как она ушла из «Ламмас-бара», ее могли увезти куда угодно, в пределах, скажем, часа езды. Через мост в Данди, через весь Файф. Куда угодно, от Кирримьюра до Керколди. Она могла быть убита на лодке, в коровнике — где угодно. Единственное, в чем мы были абсолютно уверены, — это в том, что она не была убита в доме на Файф-парк, где жили Джилби, Малкевич, Керр и Мэкки. — Лоусон перекинул отчет криминалистов обратно Карен.
— Просто для интереса, сэр… А другие дома на Файф-парк обыскивали?
Лоусон нахмурился:
— Не думаю. Зачем?
— Мне пришло в голову, что это ведь случилось во время студенческих каникул. Многие студенты уже разъехались по домам на Рождество. Той ночью прилежащие дома могли пустовать.
— Они были заперты. Нам бы заявили, если бы какой-то из домов на Файф-парк был взломан.
— Но вы же знаете, что за народ эти студенты, сэр. Ходят друг к другу туда-сюда. Добыть ключ не составляло труда. Кроме того, эти четверо были на последнем курсе. У них запросто мог сохраниться ключ от какого-то другого дома, где они жили раньше.
Лоусон метнул на Карен острый одобрительный взгляд:
— Жалко, что вас не было во время первичного расследования. Не думаю, чтобы эта линия когда-либо отрабатывалась. Сейчас, конечно, уже поздно к ней возвращаться. Итак, на какой стадии мы находимся в поиске вещественных доказательств? Вы еще его не закончили?
— Я брала несколько отгулов на Рождество и Новый год, — оправдываясь, проговорила она. — Но прошлым вечером я задержалась и все закончила.
— И что же оказалось? Вещественные доказательства по делу Рози Дафф исчезли без следа?
— Получается, что так. Последним, кто имел к ним доступ, был инспектор Барни Макленнан — за неделю до своей смерти.
Лоусон дернулся:
— Вы же не считаете, что Барни Макленнан забрал улики по находящемуся в работе делу об убийстве?
Карен тут же стушевалась. Она понимала, что не стоит бросать тень на коллегу, погибшего смертью героя.
— Нет, я вовсе не это имела в виду, сэр. Я просто хочу сказать, что нет никаких документальных свидетельств того, куда делась одежда Рози Дафф.
Лоусон снова вздохнул:
— Похоже, все пропало еще много лет назад. Угодило в мусорную корзину. Право же, временами только руками разведешь, какие люди попадают иногда к нам на службу…
— Полагаю, есть еще одно объяснение: инспектор Макленнан мог отправить ее вещи на дальнейшее исследование, но либо их так и не вернули назад, потому что некому их отследить, либо отправленная обратно посылка угодила в «черную дыру», потому что не было в живых получателя, — осторожно предположила Карен.
— Что ж, нельзя исключать и такую возможность. Но в любом случае вам их найти уже не удастся. — Лоусон забарабанил пальцами по столу. — Ладно, что вышло, то вышло. Очередной висяк отправится на вечное хранение. Мне не улыбается сообщать об этом ее сыну. Он звонит каждый день и спрашивает, как продвигается следствие.
— Я все еще не могу поверить, чтобы патологоанатом не заметил, что она рожала, — сказала Карен.
— В вашем возрасте я тоже сказал бы так, — признался Лоусон. — Но он был старик, а старые люди допускают глупейшие ошибки. Теперь я это знаю, потому что сам чувствую, что движусь в том же направлении. Знаете, мне иногда кажется, что на этом деле с самого начала какая-то порча.
Карен сознавала его разочарование и ощущала всю его жгучесть — потому что испытывала то же самое.
— Как вы думаете, может быть, мне стоит еще раз попытаться расколоть свидетелей? Тех четырех студентов?
Лоусон поморщился:
— Это вам будет трудно.
— Что вы имеете в виду, сэр?
Лоусон открыл ящик стола и вытащил номер «Скотсмена» трехдневной давности. Он был сложен страничкой некрологов кверху. Лоусон пододвинул газету к ней и ткнул пальцем в заголовок.
КЕРР, ДЭВИД МАКНАЙТ.
Сообщается о смерти доктора Дэвида Керра, прож. на Карден-Гроув, Берсден, Глазго, горячо любимого супруга Элен, брата Линн и сына Адама и Шейлы Керр, прож. на Даддингстон-драйв, Керколди. Похороны состоятся в четверг в 14.00 пополудни в крематории Глазго, Западный некрополь, на Треста-роуд. Цветы только от родственников.
Карен подняла на него удивленный взгляд:
— Ему ведь, наверное, не больше сорока шести — сорока семи. Рановато умирать.
— Вам следует уделять больше внимания новостям, Карен. Преподаватель университета был заколот у себя на кухне грабителем в прошлый четверг ночью.
— Так это был НАШ Дэвид Керр? Тот, кого они звали Бриллом?
Лоусон кивнул:
— Буйный Бриллиант собственной персоной. В понедельник я спрашивал у следователя, который ведет это дело. Просто чтобы удостовериться, что я не ошибся, и это действительно Брилл. Кажется, они вовсе не убеждены, что это действительно ограбление. Там жена бегала на сторону.
— Гадко, — сморщилась Карен.
— Очень даже. Так что если хотите прокатиться днем в Глазго, полагаю, мы можем отдать последний долг одному из наших подозреваемых.
— Вы думаете, там объявятся трое остальных?
Лоусон пожал плечами:
— Тогда они были лучшими друзьями, но это было двадцать пять лет назад. Посмотрим. Но не думаю, что сегодня нам стоит с ними беседовать. Пусть все немного уляжется. Нам не нужны упреки в бесчувствии. Не так ли?
Это был тот же зал ожидания, только в крематории. Брилл мог отрезать себя от семьи и старых друзей, но, кажется, без проблем нашел им замену. Алекс сидел в первом ряду, Линн примостилась рядом. Она всего два дня назад вышла из больницы и все еще ковыляла, как старушка. Он уговаривал ее остаться дома и отдохнуть, но она твердо настаивала, что не может не пойти на похороны единственного брата. Кроме того, говорила она, пока малыш в больнице, дома ей делать нечего — только сидеть и тосковать. Лучше быть с родными. На это ему возразить было нечего. Так что теперь она сидела рядом, держа за руку сломленного горем отца, чтобы хоть как-то утешить его — родитель и ребенок словно поменялись привычными ролями. Мать сидела позади них, ее лица почти не было видно за прижатым к глазам белым носовым платком.
В том же ряду сидела Элен, несколько поодаль, склонив голову, сгорбившись. Она словно бы замкнулась в себе, отгородившись от всего мира непроницаемым барьером. По крайней мере, ей хватило здравого смысла явиться на похороны, не опираясь на руку Джеки. Священник объявил последний гимн, и она с трудом поднялась на ноги.
От торжественных звуков двадцать третьего псалма в горле у Алекса встал комок. Поначалу нестройное пение — не все сразу попали в тон — постепенно окрепло, охватывая его со всех сторон. Как банально, подумал он, презирая себя, что так растрогался от традиционного похоронного гимна. Похоронная служба по Зигги была гораздо более честной, истинное прощание с человеком, а не набор пустых словес, сшитый на живую нитку. Насколько ему было известно, Брилл никогда не посещал церкви, за исключением неизбежного присутствия на крестинах или похоронах. Тяжелые занавеси бесшумно разъехались, и гроб двинулся в свой последний путь.
Заключительные ноты гимна отзвучали, и занавеси за гробом задвинулись. Священник произнес благословение и первым направился по центральному проходу к двери. За ним последовали родные — замыкал шествие Алекс с тяжело опирающейся на его руку Линн. Большая часть лиц слилась для него в одно смутное пятно, но на полпути в глаза ему бросилась тощая фигура Верда. Они приветили друг друга кратким кивком узнавания, и Алекс прошел мимо, направляясь к двери. Там, на выходе, его ждал еще один сюрприз. Хотя он не видел Джеймса Лоусона с тех пор, когда все звали его Джимми, он знал его лицо по газетным и телевизионным новостям. «А вот это дурной тон», — подумал Алекс, заметив его в конце очереди соболезнующих. Этикет свадеб и похорон равно требовал поблагодарить людей за то, что пришли.
Казалось, это будет длиться вечность. Шейла и Адам Керр, казалось, совершенно растерялись. И без того тяжко — хоронить сына, с такой жестокостью убитого, — а тут еще надо выслушивать все эти соболезнования от людей, которых они никогда раньше не видели и никогда больше не увидят. Утешает ли их, что столько людей пришло проститься с их сыном? Для самого Алекса это — лишь знак того, как отдалился от них Брилл за последние годы. Почти все тут — незнакомые.
Верд дожидался конца очереди. Он ласково обнял Линн.
— Я очень сочувствую твоей потере, — сказал он, потом потряс руку Алекса и тронул его за плечо. — Я подожду снаружи.
Алекс кивнул ему.
Наконец отбыл последний из пришедших проститься. Странно, подумал Алекс, Лоусон куда-то делся. Наверное, вышел через другую дверь. Ну и хорошо. А то вряд ли получится быть с ним вежливым. После этого Алекс проводил тестя и тещу сквозь притихшую редеющую толпу к машине. Затем он усадил туда Линн, проверил, чтобы всем было удобно, и сказал:
— Увидимся попозже, в отеле. Мне просто нужно тут окончательно все уладить.
Когда автомобиль с родственниками отъехал от крематория, Алекс, к своему стыду, на миг испытал облегчение. Свою машину он поставил тут заранее, на всякий случай, если кому-то вдруг станет плохо во время или сразу после похорон. А теперь он сознавал в глубине души, что сделал это, чтобы иметь возможность хоть ненадолго вырваться из удушающей атмосферы семейного горя.
Рука, легшая на плечо, заставила его круто обернуться.
— А-а, это ты, — вымолвил он и чуть не рассмеялся от облегчения, увидев, что это Верд.
— Ты ждал кого-то еще?
— Ну-у… Позади толпы мелькал Джимми Лоусон, — объяснил Алекс.
— Джимми Лоусон? Коп?
— Теперь это заместитель начальника полиции Джеймс Лоусон, — уточнил Алекс, направляясь от главного входа туда, где были выставлены цветы и венки.
— А что он здесь делает?
— Злорадствует, наверное. Я не знаю. Он руководит пересмотром нераскрытых дел. Может, решил проверить, как поживают главные подозреваемые. Увидеть, не упадем ли мы на колени, публично каясь.
Верд скривился:
— Мне никогда не нравилась вся эта католическая дребедень. Надо научиться быть взрослыми — смириться и жить с нашей виной. Не Божье это дело — стирать с доски наши грехи, чтобы мы могли начать жизнь с чистого листа и снова грешить. — Он остановился и повернулся лицом к Алексу. — Я хотел сказать тебе, как я рад, что Линн благополучно родила дочку.
— Спасибо, Том, — заулыбался Алекс. — Видишь? Я все помню.
— Ребенок все еще в больнице?
Алекс вздохнул:
— У нее желтушка, так что они подержат ее у себя еще несколько дней. Это тяжко. Особенно для Линн. Пройти через все это — и явиться домой с пустыми руками. А тут еще приходится пережить такое с Бриллом.
— Ты забудешь обо всех огорчениях, когда привезешь ее домой. Обещаю тебе. Я вспоминаю тебя во всех своих молитвах.
— Да, конечно, это все меняет, — кивнул Алекс.
— Ты удивишься, — улыбнулся Верд, отказываясь обижаться на невольное оскорбление.
Они прошли дальше, поглядывая на цветы. Один из провожающих подошел к Алексу уточнить, в каком отеле будут поминки. Когда он вновь повернулся к другу, то увидел, что тот склонился над одним из венков. Приблизившись, он понял, что привлекло внимание Верда, и сердце вздрогнуло у него в груди. Этот венок был неотличим от того, что они видели в Сиэтле на похоронах Зигги: аккуратный плотный кружок из белых роз и узколистого розмарина. Верд оторвал от него карточку и выпрямился.
— То же послание, — сказал он, передавая ее Алексу. — «Розмарин для воспоминаний».
Алекс почувствовал, как по телу бегут мурашки.
— Мне это не нравится.
— Мне тоже. Для простого совпадения это слишком, Алекс. Зигги и Брилл. Оба умерли при подозрительных обстоятельствах… Нет уж, дудки, давай называть вещи своими именами. Зигги и Брилл были оба убиты. И появился абсолютно идентичный венок на обоих похоронах. А послание при нем как бы связывает всех нас четверых с нераскрытым убийством девушки по имени Розмари.
— Это было двадцать пять лет назад. Если кто-то хотел отомстить, он мог сделать это давным-давно, — сказал Алекс, пытаясь убедить не столько Верда, сколько себя. — Просто кто-то решил нас попугать.
Верд покачал головой:
— Тебе последние дни было не до этого, но я все обдумал. Двадцать пять лет тому назад все за нами следили. Я не забыл, во что это мне встало. Я не забыл ту ночь, когда они бросили Зигги в «Бутылку». Я не забыл, как Брилл так извелся, что попытался покончить с собой. Прекратилось это только потому, что полиция жестко предупредила Колина и Брайана Даффов. Оба были взяты на заметку, и им было велено оставить нас в покое. Ты сам передал мне слова Джимми Лоусона, что они отстали от нас только потому, что не хотели причинять нового горя матери. Так, может быть, они просто выжидали?
Алекс усмехнулся:
— Двадцать пять лет?! Ты смог бы лелеять ненависть на протяжении двадцати пяти лет?
— Я не тот человек, которому стоит задавать подобный вопрос. Но на свете много людей, не признающих Иисуса Христа своим Спасителем, и ты, Алекс, не хуже меня знаешь, что они способны на все. Нам неизвестно, что еще произошло в их жизни. Может быть, случилось что-то, что вновь вернуло их в ту историю. Может быть, умерла их мать. Может быть, кампания по доследованию нераскрытых дел напомнила им, что они с нами не поквитались, а теперь это вполне спокойно можно сделать. Я не знаю. Все, что я знаю, — очень похоже на то, будто кто-то решил нас уничтожить… И кто бы это ни был, у него есть на это время и возможности. — Верд нервно оглянулся по сторонам, высматривая свою Немезиду среди расходящихся и разъезжающихся участников похорон.
— Верд, у тебя опять началась паранойя. — Алекс, не желая того, напомнил Верду о проблеме его юности.
— Не думаю. Мне кажется, что в данном случае все имеет рациональный смысл.
— Так что же ты предлагаешь нам делать?
Верд поплотнее завернулся в пальто:
— Я планирую завтра утром сесть на самолет и отправиться обратно в Штаты. Там я отошлю жену и детей в какое-нибудь безопасное место. Есть много добрых христиан, живущих в глухой глуши. Там никто к ним не подберется.