Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник) Шушпанов Аркадий

Впервые за много лет тревога покидает Лореасу. Волна радости захлестывает ее. Подняв глаза, некромантисса находит взглядом лик изваяния Девы и от души благодарит ее за ниспосланный светлый ответ. Безмятежная каменная Дева мало похожа на ту Деву, которую знает Лореаса, но это она; и Лореаса молится, сжав на груди руки, беззвучно повторяя слова гимна вслед за поющими прихожанами.

После службы они с Кодором и близнецами ждут Геллену на улице. Та скоро выбегает и бросается к ним обниматься. Она так торопилась переодеться, что платье ее криво зашнуровано. Заметив это, она только хохочет. Беззлобно ворча, Лореада отводит ее за выступ контрфорса и помогает перешнуровать платье. Тем временем Лореаса шепотом делится с мужем новой мыслью и видит радость в его глазах. Уже давно он тревожился о том же.

– Но нужно сначала спросить Гелле, – рассудительно говорит он и оглаживает подбородок. – В последнее время, кажется, ее больше увлекает астрономия, нежели пение.

– Конечно, – соглашается Лореаса. – Нам и самим стоит еще немного поразмыслить. Давай поговорим вечером.

Когда возвращаются Ада и Гелле, родители встречают их улыбками.

Разговор приходится отложить: Геллена попросилась в гости к новым подругам из храмового хора. Провожая ее, Кодор с Лореасой переглянулись: обоих посетила одна и та же мысль.

Раз не суждено исполниться мечте Геллены, пусть она хотя бы не делит с сестрами оборотную сторону чудесной власти: отчужденность. Уже много лет некромантиссы живут рядом с людьми, покинув черный дом у болота, но горожане так и не привыкли к ним. Почетной лентой они просто откупились от Лореасы – откупились бы, если б она хоть немного ценила такие дары. Нет. Она хранит город как жена Королевского Лесничего и любимая женщина своего мужа.

Лореаса думает, что Анна и Ада за годы детства привыкли к одиночеству. Они не страдают от того, что не завели подруг, им хватает Геллены. Это хорошо. «Анжевина писала, – вспоминает Лореаса, тихонько напевая Сон Воды, – она писала, что со времен ее матери люди привыкли, что могут встретить некромантиссу. Когда Анделара перебралась из села в соседний город, никто не был особенно удивлен. Она даже берет учеников – не пению Снов их, конечно, учит, а травознатству… А вот Мелинда, дочь Мериалы, дочери Мелузины, напротив, переселилась поглубже в лес…»

Еще Лореаса думает, что давно не испытывала столь ярких чувств. Кровь ее холодна. Так нужно, иначе она не смогла бы жить вблизи Стен Кошмара. Лореаса может пересчитать по пальцам все те дни и события, которые заставляли ее по-настоящему волноваться. Первые свидания с Кодором и час зачатия близнецов. Роды. День, когда ей пришлось погнаться за демоном-дудочником и поспорить с ним за детей горожан. День, когда Кодор предложил ей руку и сердце.

Теперь к ним прибавился день, когда Дева ниспослала ей светлый ответ. Как же легко стало на душе! Исчезла давняя тревога за судьбу Геллены. «Пусть она будет счастлива», – думает Лореаса.

Пение Сна поднимает струйки воды и сплетает их в воздухе. В огромных лоханях вода бурлит и мечется, закручивает водовороты, играет наволочками и полотенцами, как обломками кораблекрушений. Радужная пена взлетает чуть не до потолка, превращаясь в призрачные горы и тучи. Повинуясь легким движениям пальцев Лореасы, в пене проглядывают очертания дворцов Фата-Морганы…

Нетерпение превратилось в жажду деятельности, и Лореаса затеяла большую стирку. Близнецы даже не решились предложить помощь: как встали в дверях, так и стоят, глядя на мать круглыми глазами. При Геллене она не стала бы устраивать представление.

– Девочки, – напоминает она, не оборачиваясь. По опушке радужного пенного леса перед нею мчится белопенный единорог. – Девочки, пожалуйста, не дразните Гелле песнями Снов. Не забывайте об этом.

Обе они вздыхают, прежде чем согласиться. Да, тут есть о чем вздыхать… И странное беспокойство вдруг примешивается к радости и нетерпению Лореасы. Руки ее на миг замирают в воздухе. «Что-то не так? – спрашивает себя она и сама отвечает: – Да, я слишком беспечна и себялюбива. Прошу дочерей не дразнить Гелле, а сама дразню их. Нехорошо. Я должна подавать пример».

И все исчезает – пальмы, дворцы, корабли. Теперь только вода вертится в лоханях.

Лореаса слышит, как позади разочарованно кряхтит Кодор: он тоже подошел посмотреть.

На высокой кровати Эльхены подружки расселись как птички и так же щебечут – весело и беззаботно. Уже вечереет, а они все еще не наговорились.

– Гелле, – спрашивают ее, – а твой отец не будет беспокоиться? Уже поздно.

Геллена пожимает плечами.

– Мама отправит за мной птицу. Птица найдет меня, увидит, что со мной ничего не случилось, и передаст ей.

– А ты сама не можешь отправить птицу? – говорит самая младшая из подружек, Люна.

– Нет. Я ведь не колдунья.

Люна разочарованно вздыхает. Геллена улыбается. Ей только подумалось, что перед другими людьми она легко называет Лореасу мамой, а в глаза – нет. Но она просто не пробовала.

– А вы, – спрашивает она прочих, – о вас разве не заволнуются?

– За нами родители придут, – отвечает Киона. – Еще чуть попозже. Чтобы проводить.

– А меня проводят собаки, – говорит Геллена. – А когда я хожу в лес, меня охраняет целая стая волков! Мне даже один раз разрешили погладить волчонка.

– Вот это да!

– Только один раз?

– Волчатам нельзя привыкать к людям. Иначе они не испугаются охотника, и будет беда.

– Как здорово, – мечтательно говорит Эльхена. – Как это потрясающе, когда ты дочка колдуньи!

– Колдунья Геллене не мать, – вдруг доносится от дверей.

Девочки оборачиваются, Ринна и Киона привстают. Геллена перестает улыбаться.

Ей не нравится тетушка Ивена. Пускай она щедрая, и нестрогая, и наготовила на вечер угощения, но она говорит неприятные вещи и как будто получает от этого удовольствие. Вот и сейчас:

– Бедное дитя, – с чувством произносит тетушка, опустив на стол поднос с печеньем и чаем. – Остаться без матери совсем крохой! Твой отец не должен был жениться, да еще и на такой женщине.

Геллена не успевает даже рот открыть, когда тетушка прибавляет:

– Ты помнишь свою мать, милая? Хоть немного?

Лицо Геллены омрачается. Чувства ее смешались: она зла на Ивену за то, что та плохо говорит о Лореасе, но вместе с тем ей стыдно. Она почти не помнит родную мать. Только теплые руки, мягкие колени, ленту в волосах, передник, пахнущий хлебом…

– Да, я помню, – послушно отвечает она. – Но…

– Ты скучаешь по ней?

«Нет», – вдруг понимает Геллена и приходит в ужас: ведь это похоже на предательство – не скучать по родной матери. Неужели она настолько дрянная девчонка?

– О, конечно, – с удвоенным стыдом лжет она. Уши горят. Она опускает лицо и не видит, как в глазах тетушки Ивены загорается и быстро гаснет странная искорка.

– Благодарите Деву за то, что ваши родители живы! – восклицает тетушка, обращаясь к остальным. – Вы не цените и не бережете их. Подумайте о судьбе сирот! Что будет с вами, если ваши отцы и матери уйдут в Явь?

Девочки смиренно молчат, потупив глаза. Одни изо всех сил строят из себя примерных детей, другие недостаточно искусны в притворстве. Вероятно, только начитанная Геллена знает слово «ханжа», но подругам, судя по выражениям их лиц, и без того хватает ругательных слов.

Тетушка расцветает в улыбке.

– Угощайся, милая Гелле, – она подвигает к ней чашку, кладет на тарелочку пирожок, – угощайся и отдохни немного, ведь дома тебе не приходится отдыхать. Только труд и заботы. О, как быстро кончается детство сирот!

От такой очевидной лжи у Геллены глаза лезут на лоб. Она теряет дар речи. Заботы? Да она не помнит, когда в последний раз делала то, что ей не нравится. А если ей нравится чистить медь, шить или ухаживать за садом, так что с того? И никому в их семье не приходится надрываться. Почти всю тяжелую работу сестры могут спеть.

Ей не хочется прикасаться к снеди, приготовленной тетушкой. Вежливость все еще пересиливает, и Геллена одними губами произносит:

– Спасибо.

– Будьте добры с милой Гелле, – обращается тетушка к ее подругам, – видите, она почти расплакалась. Да, тяжела жизнь в доме мачехи!

Больше всего Геллена хочет отвесить тетушке пинка. Повыдрать ее прилизанные косы. Из последних сил держа себя в руках, она сидит, вытянувшись, будто проглотила аршин, и вымученно улыбается.

Но все же ей только тринадцать лет, и она не может мириться с несправедливостью. Спустя полчаса, столкнувшись с тетушкой в коридоре, Геллена горячечно выпаливает:

– Это неправда!

Тонкие брови тетушки Ивены ползут на лоб.

– Что… о чем ты, милое дитя?

– Вы сказали неправду о моей матери! Моей… приемной матери! Она добрая и заботится обо мне!

– О… – округлившийся рот тетушки похож на дырку в розовом атласе лица. Геллена гневно смотрит ей в глаза, задрав подбородок, кулаки ее сжаты, на щеках рдеет румянец.

– Меня вовсе не заставляют!.. – прибавляет она. – Я учусь!..

Мало-помалу она теряется под изумленным и деланно-наивным взглядом тетушки и говорит все тише. Тетушка смотрит на нее со снисходительным любопытством.

– Простите, – наконец нерешительно говорит Геллена. – Но я не могла промолчать.

Тетушка Ивена моргает, складывает губы в гримасу задумчивости – и вдруг улыбается.

– Тогда я тоже попрошу у тебя извинений, дорогая Гелле, – произносит она совершенно другим голосом. Слова ее звучат искренне, и Геллена смущается. Может, она тоже была несправедлива к тетушке? Может, та не так плоха?

– Прости, что я так отозвалась об этой благородной женщине, – мягко говорит Ивена. – Мой жизненный опыт сыграл со мной злую шутку. Ты ведь и сама знаешь, что обычно мачехи недобры к падчерицам, особенно если у них есть свои дети.

– Мои сестры, – быстро говорит Геллена, – мои… лучшие подруги.

Она понимает, что перебила тетушку; это, как ни крути, дерзко и невежливо, и Геллена опускает глаза. Уши ее по-прежнему горят, а в груди все сжимается от волнения.

Ивена улыбается шире, от уголков глаз пролегают морщинки. Она как будто вмиг стала другим человеком. Геллена приходит в замешательство. Она слишком юна, чтобы понимать людей вроде тетушки Ивены, и может лишь верить и недоумевать.

– Я рада, что ошиблась, – говорит тетушка с сердечной теплотой. – Раз все так, то тебе очень повезло. Будь благодарна судьбе, Деве Сновидений и отцу, который выбрал такую хорошую женщину в жены. И, конечно, госпоже Лореасе.

О, это все та же тетушка! Геллена скрывает усмешку. Это все та же тетушка Ивена, которая вечно напоминает всем, кто, за что и кому должен быть благодарен. Иногда противная, иногда глупая, но вовсе не злая.

– Я иду на кухню, – говорит тетушка и чуть приподнимает свечу в стакане подсвечника. – Не поможешь ли мне? Нужно переложить пирожки с противня в корзинку и принести девочкам.

– Да, конечно, – охотно соглашается Геллена.

По дороге Ивена спрашивает ее:

– Чему же ты учишься?

– Пока что всему понемногу. Я еще не решила, кем быть.

Сказав это, Геллена тут же понимает, что такая откровенность была лишней. Но слово – не воробей, его не воротишь. Тетушка вновь изумлена до глубины души.

– Быть? Решила? О Гелле! Ты должна думать о том, как стать хорошей женой и матерью. Здесь нечего выбирать.

«Какая я болтушка, – с досадой думает Геллена. – Надо учиться держать язык за зубами!»

– Да, вы правы, – смиренно отвечает она.

Но тетушка не так проста. Она заигрывает с девочкой, будто кошка с мышью. Она смеется.

– А впрочем, – доверительно говорит она, – на свете так много интересных вещей. Вряд ли заманчива жизнь между печкой и колыбелью. И плоха та мать, которой нечему научить ребенка.

Недоверчиво, широко распахнутыми глазами Геллена смотрит на нее, а довольная тетушка кивает в подтверждение собственным словам. «Какая она… странная», – думает Геллена.

Кухня почти не освещена. Только огонь за печной заслонкой играет алыми языками. За окном стемнело. Тетушка Ивена зажигает от своей свечи пятисвечник над широким столом. Потом она с помощью Геллены вынимает из печи тяжелый противень. Надев на руку чистый полотняный мешочек, Геллена начинает перекладывать горячие пирожки. Тетушка не помогает ей, чтобы избежать лишней суеты над горячим железом, да здесь и не нужна помощь. Ивена стоит над столом, сложив руки под грудью.

– Если тебе интересны науки, – вдруг говорит она, – наверняка тебе будет интересна и наука дремознатства.

«Вот это да! – брови Геллены приподнимаются. Тетушка не перестает удивлять ее. – Она что-то смыслит в науках?»

– А что это такое? Я даже не слышала об этом.

– Это наука о человеческих душах. Об их пути от Сна к Яви, о том, как души отзываются на Сны Жизни, и что происходит с ними после смерти.

– После смерти? – переспрашивает Геллена.

Тетушке не потребовалось прилагать много усилий, чтобы ее охватило любопытство. Геллене сразу вспомнился давний разговор с Лореасой и вопросы, на которые мачеха-некромантисса не знала ответов. Еще совсем маленькой Геллена задумывалась о том, для чего люди видят Сон Жизни, как правильно подготовиться к путешествию в Явь и что будет там, за гранью. Если есть такая наука, значит, кто-то искал ответы и находил их. Что же известно дремознатцам? Это так интересно!

Но вместе с тем слабое подозрение, словно червячок, грызет где-то глубоко. Геллена помнит, о чем пела Лореаса давно, когда она была ребенком – об ужасном склепе, где погребена любовь, о Стенах Кошмара и роднике мертвой воды, бьющем в черных топях… И она, нахмурившись, спрашивает:

– А это не ведьмовство?

– Что ты! – Ивена всплескивает руками. – Это наука о святом Сне Жизни. Разве она может быть ведьмовской?

Геллене не приходит в голову спросить, откуда тетушка знает о ведьмах.

Возвратившись, они попадают в самый разгар веселья. Люна визжит и пытается спрятаться в шкаф, старшие девочки хохочут, а Ринна сидит на подоконнике, завернувшись в штору, и замогильно воет.

– Ох, что за бедлам! – восклицает тетушка. – Что вы затеяли, бесстыдницы?

– Они пугают меня! – кричит Люна.

– Мы рассказываем страшные истории, – жеманно произносит Эльхена и делает реверанс, чем вызывает новый взрыв смеха. – Не знаете ли вы, тетушка, таких историй?

Геллена воображает, какие истории тетушка полагает достойными того, чтобы их рассказывать молоденьким девицам, и у нее делается кисло во рту. Она корчит гримаску.

Но она снова ошиблась.

– Я знаю печальную историю о том, как бедный сиротка замерз студеной зимой под дверью у жестоких людей, – строго говорит Ивена. – И знаю страшную историю о крысолове, который увел всех детей нашего города, потому что родители не заплатили ему за работу. Но мне кажется, что вы уже слышали эти истории.

– Да, слышали, – честно отвечает Люна, выбравшись из шкафа.

– Может, лучше рассказать вам другую историю? – спрашивает тетушка, присев в кресло. Глаза ее странно блестят. – Загадочную историю о прекрасном принце?

– Да! – хором, с придыханием говорят девочки. – О да!

Ивена устраивается в кресле поудобнее. Ее не приходится просить дважды.

Она выдерживает паузу, дожидаясь, когда все замолчат, и начинает:

– Далеко-далеко, там, где Сон граничит с Явью, обитает волшебный народ. Они проводят дни в пении и танцах, а король их устраивает великолепные балы в своем призрачном замке. У него есть сын, юноша, обладающий бесчисленными достоинствами: он красив, силен, умен и отважен, и галантен так, как может быть галантен только сын волшебного народа. Все юные девицы во владениях его отца влюблены в него, но вот уже тысячу лет он не может выбрать себе невесту. Дева Сновидений ниспослала ему вещий сон и сказала, что его женой станет обычная смертная девушка. Поэтому каждый год его отец устраивает великолепный бал, на который приглашает одну из смертных. Самую лучшую девушку на свете. Если вы будете хорошо вести себя, то, возможно, однажды за вами приедут послы волшебной страны, чтобы пригласить на бал.

Все взгляды устремлены на нее. Ивена лукаво улыбается и опускает веки.

Девочки смеются.

– Нам нечего и мечтать об этом! – говорит Эльхена сквозь смех. – Может, за Гелленой приедут послы? Она из колдовского рода.

– Отстань! – хохочет Геллена, пунцовея, – замолчи! Я не колдунья!

– Разве ты не хочешь замуж за принца? – спрашивает Ивена словно бы в шутку, но суженные глаза ее блестят все ярче и холодней.

– Это же сказка!

– Это иносказание, моя дорогая, – мягко говорит Ивена, вставая из кресла. Подняв взгляд, она возвышает голос: – Это иносказание, милые девушки. Смысл его в том, что девушка добрая, смиренная и трудолюбивая может рассчитывать на самое удачное замужество.

– О, как скучно, – бормочет Ринна.

– Ты еще слишком молода, чтобы понимать, – ворчливо замечает тетушка, прежде чем оставить неблагодарных слушательниц. Она снова смотрит в пол, кутается в шаль, складывает губы куриной гузкой и выглядит самой обычной надоедливой брюзгой. Но в дверях она оборачивается и находит взгляд Геллены.

– Если хочешь, дорогая Гелле, навести меня как-нибудь. Я научу тебя… печь пирожки по моему особому рецепту.

Улыбнувшись, Ивена уходит.

Ее провожает молчание. «Пирожки? – безмолвно повторяет Геллена. – О чем она? Обычные пирожки с яблоками, даже без корицы, Лореана печет лучше… Что за тайны? Ой! Она же говорит про дремознатство. О Дева, как все странно. Загадочно. Я хочу знать».

– Может, мы еще расскажем страшных историй? – наконец спрашивает Ринна.

– Нет! – кричит Люна.

– Да, – говорит коварная Эльхена и прибавляет: – Гелле, а ты знаешь страшные истории? Может, колдовские?

Погруженная в размышления Геллена вздрагивает, услышав оклик. Мгновение она недоуменно смотрит на подругу, потом приходит в себя. Колдовские истории? Геллена знает историю о любви, которая обернулась смертью, но знает и то, что никогда никому не станет ее пересказывать. Все же ей хочется отличиться и чем-нибудь напугать подруг, и она роется в памяти. О чем бы поведать?

– Я знаю… – неуверенно начинает она, – я знаю историю о тоскующих призраках.

– Расскажи!

Геллена помалкивает, собираясь с мыслями. Ее слов ждут. Люна заранее прижимается к юбке Кионы.

– В глубине Королевского Леса… – начинает Геллена и поправляет себя: – Нет, не так. Когда люди умирают, они уходят из Сна в Явь. Но некоторые умершие не могут добраться до Яви. Это те, кто при жизни был очень несчастен. Настолько несчастен, что лучше даже не представлять. Их души собираются в глубине Королевского Леса, там, где бьет родник мертвой воды. Эту воду они пьют и едят, чтобы не исчезнуть… Там они по-прежнему несчастны. И они хотят уйти хотя бы куда-нибудь. В окончательную Явь или обратно в жизнь. Есть пророчество, в которое они верят. Оно говорит, что их может спасти любовь. Взаимная любовь. Призраки ищут любви живых. Надежда придает им сил, и они могут притворяться живыми людьми, пока надеются, и даже колдовать, показывая чудеса. Но они не помнят, что такое любовь, и поэтому пытаются добиться обещания руки и сердца… Нам нужно быть осторожными. Тот, кто не любит, но хочет жениться, может оказаться тоскующим призраком.

Воцаряется тишина.

По коже Геллены подирает озноб: под конец она попыталась пошутить, но у нее не получилось. Совсем не получилось.

Она опускает глаза. Подруги тоже смотрят в пол, кусают губы, теребят юбки. Потом маленькая Люна робко говорит:

– Но если любовь может их спасти, значит… Ведь нужно спасти их! Им же так плохо!

– Да, это так, – медленно говорит Геллена. – Но кто сможет полюбить тоскующего призрака? И не стать от этого несчастным, страшно несчастным? И не превратиться в призрака сам?

– О Дева!.. – выдыхает Эльхена. – Гелле, я испугалась.

Она натянуто смеется. Остальные тоже улыбаются или пытаются улыбнуться, но они бледны.

За окном воет собака.

Это так жутко, что всех просто подбрасывает. С криком Люна кидается к шкафу и прыгает прямо внутрь.

К собаке присоединяется вторая, затем третья.

– Ох, – говорит растерянная и смущенная Геллена, – это за мной. Их прислали, чтобы проводить меня до дома. Простите, что они заставили вас испугаться.

– Мы и так пугали друг друга, – вздохнув, говорит Эльхена и серьезно прибавляет на правах старшей: – Не стоило делать этого так поздно вечером. До встречи в храме на спевке, Гелле.

На кухне холодно. Остывшая печь стоит, как покинутая крепость. Сквозь вымытые окна льется ясный дневной свет, но стены и потолок покрывает копоть, и оттого свет кажется серым.

– Взгляни-ка на это, Гелле, – говорит Ивена.

Она стоит над разделочным столом. На стол водружен большой таз, полный воды. Геллена сидит напротив, облокотившись о стол и подперев голову кулачками. Рядом с тазом лежит горка мелких камней. Ивена берет один из них и кидает в воду: по воде идут круги, отражаются от стенок, пересекаются и смешиваются. Наконец вода вновь спокойна.

– Песня Девы Сновидений, – говорит Ивена, – как родник. Дева создает воду песен, в которой наши души плавают, как рыбы. Но эта вода никогда не бывает спокойной. Каждый поступок, каждое слово порождает в ней такие круги. Они распространяются далеко-далеко, отражаются друг от друга, пересекаются, смешиваются… Тот, кто видит эти круги и понимает их язык, видит и понимает мир намного глубже, чем тот, кто живет, не задумываясь.

Геллена слушает, затаив дыхание. Она чувствует себя сейчас такой же водой: легкие бегущие круги любопытства над глубочайшим изумлением. Это – тетушка Ивена? Та самая тетушка, которая так скучна и так досаждает всем своими нравоучениями? Может, ее подменили? Та тетушка, верно, и слов-то таких не знает, какие произносит эта, другая…

Тетушка Ивена – дремознатец.

Это самая потрясающая вещь, которую Геллена когда-либо слышала. Удивительнее, чем любое колдовство. «От колдовства, – умудренно думает она, – ждешь невероятного и удивительного, а оно оказывается просто работой. От тетушки Ивены можно ждать только скукотищи – а она оказывается дремознатцем. Вот это и есть чудеса!»

В самом начале тетушка честно созналась, что она еще не до конца постигла науку. В город она приехала ненадолго, повидать родню. Дома, на побережье, она числится в ученицах настоящего мастера. Но азы она может объяснить Геллене и сейчас.

– Можно еще сказать, что всякая вещь и всякая жизнь дополняют песню Девы своим эхом, – продолжает Ивена. – А также всякая смерть.

Холодок катится по спине Геллены. Задержав дыхание, она поднимается со стула и смотрит внимательней – но не на тетушку, а на воду.

Она не призналась бы в этом, но эта, новая Ивена ее немного пугает.

– Есть и обратная связь, – говорит та. – Где сталкиваются две волны – рождается новая. Где согласно звучат два эха, зачинается новый звук. Если ты выучишь язык, на котором поется Сон Жизни, то сможешь управлять поступками и словами людей, а также живой и мертвой природой.

Геллена закусывает губу. Она мало что поняла, но ее охватывает благоговение. И все же увлеченность не до конца затмила ее разум. Она не может не повторить вопроса:

– Тетушка Ивена… разве это не ведьмовство?

Та качает головой.

– Ты многое знаешь, милая. Разве тебе не рассказывали, что ведьмы используют силы Смертной Яви?

– Конечно.

– Ведьмы приводят в мир смерть и используют ее эхо для изменений. Потому что нет эха сильнее, чем эхо смерти. Теперь ты понимаешь?

– Да. Кажется, да. Это не ведьмовство, потому что используются только силы жизни. Но…

Ивена величественно кивает.

– Спрашивай, – одобряет она. – Хорошая ученица должна задавать много вопросов.

Впервые нравоучения тетушки приходятся Геллене по душе. Она смотрит на Ивену с искренней улыбкой.

– Но как они используются? Где взять силы, чтобы… изменять Сон Жизни? Некромантиссы поддерживают Деву своими песнями, они могут петь разные Сны – Сны Земли, Сны Воды… А здесь?

– Где взять силы, чтобы изменять Сон Жизни? – медленно повторяет Ивена и смотрит на ученицу с хитринкой. – А ты не догадываешься?

Геллена приоткрывает рот.

– Нет.

– В собственной душе, дорогая. В глубине сердца. И самую великую силу дает любовь… Скажи мне честно, ты любила уже?

От неожиданности Геллена хватает ртом воздух. Алая краска заливает ее уши, щеки и шею. Девушка опускает глаза и впивается пальцами в край стола.

– Нет, – робко отвечает она.

– Тебе почти четырнадцать, – ласково говорит тетушка. – Сказочные героини в твоем возрасте уже шли под венец. Но мы не в сказке… Гелле, ты сразу подумала о женихах, но почему?

Пунцовый румянец покрывает даже грудь Геллены. Она совсем онемела от стыда и не может ответить. Ивена мягко смеется.

– Не смущайся так. Есть любови и кроме супружеской, и силы их ничуть не меньше. Любовь родителей к детям. Любовь детей к родителям… Взаимная любовь матери и ребенка – это огромная мощь. Подумай о Деве Сновидений: мир, в котором мы живем – ее дитя… Если ты хочешь начать учиться, первое, что ты должна сделать – найти эту силу внутри себя.

Геллена молчит.

– Подумай о своей матери, – советует Ивена. – О своей настоящей матери. Позови ее.

Геллена мнется.

– Но…

– Нет, не о Лореасе! – настойчиво говорит Ивена. – Лореаса добра к тебе, но она не твоя мать.

– Тетушка…

– Она даже не человек!

– Но… может быть, можно… любовь к отцу…

– Нет! – восклицает Ивена. – Нужна та, кто выносила тебя, вырастила в своем теле, вскормила своим молоком!

Лицо Геллены мучительно искажается. Она тихо произносит:

– Но я… почти не помню свою маму…

– Неправда, – уверенно отвечает Ивена. – Эти воспоминания скрыты под пологом лет, но они живы. Ты можешь вызвать их.

– Я…

– Гелле, ты хочешь учиться?

– Да! Но…

– Никаких «но», – жестко говорит Ивена.

Глаза ее сверкают, тело напряжено. Геллена не поднимает на нее взгляда и не видит, как упруго, точно хищница, тетушка подалась к ней. Не видит, как она склонилась над тазом с водой и как пальцы ее вычерчивают на воде странные знаки. Не видит, как отзывается ей вода: приподнимается вслед за пальцами Ивены, будто вязкое тесто, тяжело колышется и бурлит.

– Никаких «но». Или ты хочешь учиться, или нет.

Внезапно выражение ее лица меняется: теперь Ивена смотрит ласково, тепло, ободряюще. Голос ее смягчается и звучит как нежное кошачье мурлыканье:

– Гелле, что с тобой? Я всего лишь попросила тебя подумать о маме. Тебе так больно думать о ней? На самом деле ты тосковала по ней все эти годы и обманывала себя, думая, что мачеха заменила тебе ее… О, это очень больно понимать. Я сочувствую тебе… Как звали твою настоящую маму?

Геллена глубоко вздыхает.

– Тиена.

– Тиена… Она покинула тебя, да? Отправилась в Явь и оставила тебя одну?

– Тетушка, – почти со слезами начинает Геллена, – я не хочу…

Ивена уже не обращает внимания на слова девушки. Вода в тазу перед ними меняет цвет и закипает холодным кипением.

– Тогда ты тем более должна поговорить с ней, – твердо говорит она. – Вызвать ее… образ из глубины своего сердца. И поговорить с ней… с той, кого ты помнишь.

Голос Ивены горяч и сладок, как свежая карамель. Она охвачена вдохновением. Она почти выпевает слова. Веки ее полуприкрыты. Пальцы касаются поверхности воды в тазу.

Вода стала черной и ледяной.

Здесь, в тихой кухоньке старого дома, дышат мраком воды гиблых болот. Сердце Королевского Леса бьется все громче. Войди сейчас умеющий видеть – поклялся бы, что старым, потертым тазом только что зачерпнули воду из-под самых Стен Кошмара.

Глаза Ивены такие же черные и ледяные.

– Тебе нужно помириться с ней, Гелле, – тихо и нежно произносит она, – и сказать, как сильно ты ее любишь…

Геллена медленно открывает глаза.

Она дома.