Колдовской круг Пономаренко Сергей

— Смотри не вниз, а только на меня.

Зависаю спиной над пропастью, и рюкзаки мгновенно становятся свинцовыми, больно оттягивают плечи. Красивое, мужественное лицо Мануэля от напряжения стало бордовым, глаза расширились и пытаются вылезти из орбит, словно его укусил шмель. Он стравливает веревку, и я потихоньку спускаюсь по склону оврага. Жуткое ощущение парения над неизвестностью, когда все становится ненадежным и страшным. Веревка больно сжимает грудь, тяжело дышать, я не вижу, куда ставлю ноги, они то цепляются за что-то, то проваливаются в пустоту. «Долго еще?!»

Уже не вижу Мануэля, но его голос сопровождает и успокаивает меня. Спуск кажется бесконечным, вдруг я чувствую, как что-то начинает быстро двигаться по ноге. Перевожу взгляд: огромный монстр, как два моих кулака, с мохнатыми лапками и противными, плотоядно шевелящимися отросточками возле ротового отверстия, движется по направлению к моему лицу! У меня обрывается сердце!

— А-а-а! Паук! Ненавижу!

— Держись, Златка! Не бросай веревку! Осталось немного!

Паук уже на уровне моей груди. Преодолевая отвращение и страх, резким движением смахиваю его с себя. Рука, держащаяся за веревку, не выдерживает двойной нагрузки, соскальзывает, ноги теряют опору, и мир переворачивается вверх тормашками. Я зависаю вниз головой, а рюкзаки не позволяют мне принять прежнее положение. Кровь приливает к голове, стучит в висках, глаза застилает багровая пелена. До воды метра три, и там я замечаю что-то длинное, затаившееся. Крокодил?!

В ушах ужасный шум, через который едва пробивается голос Мануэля:

— Успокойся! Брось рюкзаки!

Тут до меня доходит, что я все время ору. Сбрасываю шлейки рюкзаков, и они один за другим летят вниз, прямо на чудовище в воде, вздымая кучу брызг. Мне удается подтянуться, ухватиться за веревку обеими руками, и я нащупываю ногами поверхность крутого склона.

— Как ты? — доносится обеспокоенный голос Мануэля.

— Бывало и получше! — Перед глазами вертятся разноцветные круги.

— Опускать дальше?

— Подожди. Дай осмотрюсь. — Кровь отхлынула от головы и зрение постепенно нормализовалось. Вместо крокодила внизу вижу притопленный ствол дерева. — Опускай!

И вот я стою по колено в воде. Вдруг возле меня с шумом падает бухта веревки, подняв волнение, и я, посмотрев вверх, вижу, как Мануэль прыгает на стоящее в двух метрах от края обрыва дерево, чудом удерживается на нем и начинает спуск по почти лишенному веток шершавому столбу. У меня то и дело замирает сердце, но вскоре весь ободранный, с расцарапанными лицом и руками, Мануэль оказывается внизу.

— Зачем тебе понадобилась такая акробатика? — говорю я осуждающе, но очень радуясь, что все обошлось. — У тебя же была веревка!

— Она нам пригодится — будем делать плот.

Бредем по коричневой воде, ничего не видя сквозь нее, когда по пояс, когда по грудь. Нервно посмеиваюсь, рассказывая, как приняла бревно за крокодила.

— Крокодилов здесь нет, только аллигаторы. Но есть более страшные чудовища: кровожадные пираньи и крошечные сомики-карнеро, любители забираться в интимные места.

Умеет Мануэль успокоить: раньше было брести мерзко, а теперь стало страшно. Если преподы придумают еще одно подобное этому испытание, буду проситься в Антарктиду — там живности поменьше, а лютый мороз я выдержу. Рядом с нами раздается странный шелестящий звук, и я замираю в страхе.

— Ты слышал? Что это?

— Не знаю. — Мануэль невозмутим и спокоен. — Из-за того, что вода мутная, здесь даже рыбы имеют голос. Главное — это не кайман и не пиранья. Отбрось страхи, не обличенные ни во что реальное, и почувствуй себя частью прекрасной природы. Любуйся и радуйся, что ты находишься здесь!

Ничем не прошибешь моего спутника. Можно позавидовать крепости его нервной системы. Его слова подействовали на меня благотворно: я стала спокойнее и, несмотря на усталость, стараюсь запечатлеть в памяти красоту тропиков. Все же есть прелесть в этом путешествии, и жаль, что нет фотоаппарата.

— Стой! Боа! — Подняв руку, словно регулировщик уличного движения, Мануэль замирает, а невдалеке от нас проплывает громадная анаконда, метров шесть длиной.

Странно, но на нее я реагирую довольно спокойно, без криков и возгласов. Вскоре мы видим свободно несущую свои воды реку, и Мануэль, срубив мачете несколько нетолстых стволов деревьев, сооружает подобие плотика. Он довольно хлипкий, мы частично находимся в воде, но все же это транспорт, и маньяческие сомики с пираньями нас не достанут. Плывем вниз по течению, теперь можно немного расслабиться.

— Индейское поселение, куда мы должны прибыть, находится прямо на берегу, думаю, мы будем там еще до темноты, — оптими-, стично заявляет Мануэль.

Река все шире, а течение, вопреки моим школьным познаниям по физике, становится быстрее. Теперь мы стараемся держаться ближе к берегу, хотя и в ущерб скорости передвижения. Сумерки упали внезапно, свет вдруг стал молочно-тусклым, и ко всему послышался глухой грозный гул, все усиливающийся. Надеюсь, это не бой барабанов местных каннибалов, отправляющихся на поиски чего-нибудь вкусненького. Вопросительно смотрю на Мануэля — он знает ответы на всевозможные вопросы.

— Пороги. Не будем рисковать.

Его опасения оказались обоснованными. Пристав к скалистому берегу, мы увидели, как между острых камней бушует и пенится вода, словно ненасытное чудовище, желающее уничтожить все живое, попадающее в его владения.

— Придется здесь заночевать. Дальше пойдем по берегу — он не топкий, не такой, как раньше. Ночью двигаться нельзя — можем натолкнуться на ягуара, поди знай, что ему взбредет в голову.

Для ночлега Мануэль выбрал небольшой скалистый выступ, прямо напротив порогов. Мы сделали запас дров, которых должно было хватить на всю ночь, и развели костер. Теперь можно немного привести себя в порядок, помыться и обсушиться. Место для отдыха замечательное, несмотря на постоянный рев порогов. Ощущается движение воздуха, от воды веет свежестью, не тревожат москиты и прочие кровожадные насекомые. Единственное неудобство — места на скалистом пятачке хватает лишь на одно ложе, и нам приходится тесно прижаться друг к другу.

Гляжу вверх на раскинувшийся звездный ковер чужого, необычного неба. Что бы ни произошло, я никогда не забуду этот день, эту чудную ночь. Мешает заснуть не так шум порогов и близкий рев зверей, отправившихся на ночную охоту и явно не травоядных, как ощущение лежащего рядом мужчины, который прикидывается спящим. Я чувствую его дыхание на щеке, тепло тела, и, несмотря на усталость, меня волнует эта близость, не дает заснуть. Я знаю, что Мануэль тоже не спит, думаю, по той же причине. В Школе запрещены близкие отношения между слушателями, одно это может стать причиной отчисления. Последний раз я была близка с Егором почти девять месяцев тому назад. В голову стали лезть всякие эротические фантазии, но я их гоню, так как мне нужна не физиология, а чувства. Мануэль, конечно, мужчина того типа, в которого я могла бы влюбиться: он храбрый, умный, заботливый, сильный. Обрываю себя: но не влюбилась! Егор ничем не хуже Мануэля, однако у нас ничего не получилось. Незаметно для себя засыпаю сном без сновидений.

Первые, еще нежные лучи солнца легким касанием будят меня, и лишь затем я слышу шум порогов и радостные крики птиц, радующихся, что ночь ушла. Костер догорел полностью, запас дров почти цел. Не могу пошевелиться: спящий Мануэль крепко сжимает меня в объятиях, будто боится, что я убегу. Пытаюсь осторожно освободиться и этим бужу его.

— Извини, — бормочет он, смущенно глядя на меня.

Неожиданно для себя говорю то, о чем подумала:

— Мне было приятно находиться ночью под столь надежной защитой.

Мануэль обжигает пылающим взглядом, от которого внутри все немеет и мысли, что позволено, а что нет, улетают прочь. С трудом взяв себя в руки, нахожу нейтральную тему:

— Есть очень хочется.

Его взгляд гаснет.

— У нас еще остались консервы.

За завтраком мы молчим, смотрим в разные стороны, словно нашкодившие дети, которым стало стыдно за содеянное. Что-то недоговоренное продолжало витать вокруг нас на протяжении всего пути, навесив на нас паутину молчания, прерываемого лишь в случае крайней необходимости.

Через шесть часов пути по сельве мы выходим к селению, где среди темнокожих обитателей и массы галдящих ребятишек обнаруживаем нашего инструктора Бобо, приехавшего за нами на джипе.

— Как дела, Златка? — Он, как всегда, хмур и озабочен.

— Класс! Теперь уже ничего не страшно, — улыбаясь, восторженно говорю я.

— Это только разминка перед тем, что вас ожидает после окончания Школы. — Взгляд Бобо холоден и неприятен. — Вы вышли из графика маршрута. Каждый из вас должен подготовить отчет, оценить действия свои и напарника. И рекомендую быть максимально откровенными: вы все время находились под нашим наблюдением.

— К чему тогда отчет? — громко недоумеваю я и отправляю рюкзак в багажник автомобиля.

— Кстати, Златка, твое обучение заканчивается, это был последний экзамен. Поздравляю! — говорит он мне в спину.

Все-таки Бобо хам, мог бы это сообщить более торжественно и душевно. Я замираю: неужели все осталось позади и я успешно дошла до конца? Учеба, казавшаяся бесконечной, неожиданно завершилась. Все так буднично, не ощущается праздника — ни вовне, ни в душе.

— Ты рада? — вскользь интересуется Мануэль, устраивая свой рюкзак рядом с моим.

Мог бы меня поздравить, обнять или хотя бы изобразить на лице радость.

— Не знаю. Наверное, да. Наконец высплюсь! — Неожиданно ловлю себя на мысли, что давно ожидаемое возвращение в прежнюю жизнь меня не радует. Может, потому что меня в том мире никто не ждет? Или там есть тот, кого я боюсь увидеть?

1.2

Смеющийся Феликс Проклятый[4] в длинном черном плаще с малиновым отворотом манит меня к себе, показывая в улыбке клыки. Из-за его спины выглядывает печальный Степан в форме десантника. Я хочу попросить о помощи, но его фигура заколебалась подобно воздушному шару, который вот-вот взлетит, она становится все призрачней и в конце концов исчезает. Ей на смену появляется проводник Софрон с окровавленной головой и синюшным лицом и Ашукин[5], довольно потирающий руки; они начинают приближаться ко мне. Я хочу крикнуть и не могу. Ужасные фигуры все ближе, и… я просыпаюсь.

Неспокойный сон, полный жутких кошмаров, ушел прочь, оставив после себя тяжелый осадок и тревожное чувство. Я не сразу осознала, что нахожусь в самолете, следующем в Киев. Во сне я чуть сползла в кресле и положила голову на плечо сидящему рядом толстяку. Мое кресло крайнее у прохода. У окошка расположилась женщина лет сорока, словно сошедшая с обложки глянцевого журнала: ее одежда и ухоженный вид свидетельствуют о благосостоянии и успешности в жизни. С самого начала нашего полета она установила невидимый барьер между собой и соседями, в первую очередь это относилось к толстяку, сидящему в кресле между нами и безуспешно пытавшемуся ее разговорить.

— Извините за доставленные неудобства, — сказала я толстяку, с трудом помещающемуся в кресле, хотя своей вины не чувствовала: собственно, из-за его попыток завести со мной разговор мне вначале пришлось изображать, что я сплю, а уж потом я заснула по-настоящему.

— Пустое! — протестующе взмахнул руками толстячок и чуть не задел мое лицо, я еле успела увернуться. — Мне было приятно: вы такая молодая и красивая. Эх, где моя молодость! Встретить бы вас лет двадцать тому назад!

— В то время я ходила в школу, в младшие классы.

— Ах да. Тогда было рано, сейчас — поздно. — Толстячок горестно вздохнул, а потом оживился. — Вам приснилось что-то не очень хорошее? Вы так дрожали во сне. — Он с любопытством уставился на меня, видимо, ожидая, что я тут же все ему выложу.

— Уже не помню. Если вспомню — обязательно расскажу!

По ядовитой интонации толстяк понял, что на продолжение беседы со мной он может не рассчитывать, обиженно засопел, достал газету и уткнулся в нее. Я откинулась на спинку кресла. Спать не хотелось, внутри нарастало радостное ожидание возвращения, хотя было немного грустно, что дома меня вообще-то никто не ждет. Разве что старая кошка Желя, которой, конечно же, надоело многомесячное одиночество в квартире, и она будет рада моему обществу. Надеюсь, Марта выполнила обещание, и кошка все это время была накормлена и досмотрена.

Неожиданно вспомнился Егор: никак он не идет из моих мыслей, воспоминаний, хотя уже прошло немало времени с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз. Интересно, это связано с тем, что после него у меня никого не было? Мануэль не в счет, у нас так и не дошло до чего-то серьезного. Сердце молчало, хотя тело горело. Возможно, это глупо, но мне хочется чего-то большого и светлого. Безумная страсть опаляет огнем, любовь делает чище и жертвеннее.

Радостное возбуждение сменилось нервозным беспокойством, словно я не домой возвращаюсь, где все мне знакомо, а отправляюсь в неведомую даль. И при этом возникло ощущение, что нечто подобное со мной уже было, что все повторяется.

Вспомнила! В таком волнительном состоянии я выехала из небольшого райцентра на учебу в столичный вуз. Меня манила и пугала новая жизнь, и я сомневалась, готова ли к ней. Тогда был переполненный плацкартный вагон, боковая полка, на которой я просидела всю ночь, не сомкнув глаз, напуганная новой для себя обстановкой. Вот и сейчас я, по сути, стою на пороге глобальных перемен в жизни и не знаю, правильный ли сделала выбор. Очень много необычных событий произошло в моей жизни, и еще больше ждет впереди. Меня подготовили к ним специалисты высочайшего уровня, хотя гложут сомнения, правда, не в своих силах. Мне скоро тридцать лет, я совершенно одна, а то, чем предстоит заниматься, не имеет никакого отношения к тихой семейной жизни. А ведь счастье женщины…

— Представляете, Брэм Стокер не без оснований выбрал кандидатуру князя Влада Цепеша на роль главного вампира в своем романе. Обнаружена старинная рукопись, где прямо сказано, что после смерти он стал вампиром.

Хочу резко ответить толстяку, нагло прервавшему мои раздумья, но, взглянув на аляповатую, пестрящую кричащими заголовками газету, которую он держит в руках, невольно улыбаюсь.

— Полагаю, сенсационные сведения вы почерпнули из этого опуса?

— Если желаете, я могу вам вкратце пересказать статью, — обрадовался моему вниманию толстяк.

— Благодарю вас, ни в коем случае! Видите ли, одно время я работала в подобной газетенке и знаю, откуда берутся такие сенсации. К счастью, моя работа там продолжалась недолго.

— Вы журналистка?! — чуть ли не с восторгом воскликнул толстяк.

— Да… была ею.

Тяжело себе признаться, что моя журналистская деятельность уже в прошлом. Раньше я не представляла себя без журналистики, но теперь приходится жертвовать ею ради того, чтобы иметь возможность приобщиться к тайне, известной лишь избранным. Этот толстяк и не предполагает, что в мире происходят события гораздо более таинственные и невероятные, чем придуманные авторами подобных газетенок, самоотверженно отрабатывающими свои гонорары.

— Замечательно! Наверное, вы писали политические статьи?

— К счастью, я занималась более спокойной и менее грязной работой — вела раздел криминальной хроники.

— Чудесно! — воскликнул толстяк, и его полные щеки затряслись от восторга.

Его нелепое восхищение, добродушный и смешной вид вновь вызвали у меня улыбку. Он внешне чем-то смахивал на известного комедийного актера Леонова, но голос подкачал — визгливый и тонкий.

— Разрешите представиться: Леон Веллюров! Директор агентства недвижимости.

— Иванна. — Этот человек меня забавлял, и я решила развлечься беседой с ним: все же лучше, чем копаться в прошлом и пытаться заглянуть в будущее.

— Так вы считаете, что все, здесь написанное, — выдумка? — вернулся к статье толстяк. — А как же ссылки на исторические документы, монографии ученых, приведенные из них выдержки?

— Может, использованы отрывки реальных исторических документов, но они вырваны из контекста и истолкованы так, как необходимо автору статьи. Хотя все же большинство ссылок на документы и имена — просто выдумка.

— Вы считаете, что вампиров не существует? — Толстяк понизил голос до шепота. — Я имею в виду настоящих, тех, что пьют кровь.

— В том виде, как их описывают в литературе, конечно нет. — Не стану же я ему рассказывать, что однажды мне пришлось столкнуться с настоящим вампиром — Феликсом Проклятым, но сохранял он свою молодость на протяжении почти двухсот лет не благодаря тому, что пил кровь. — Известны случаи, когда люди, имеющие психические отклонения, вызванные различными причинами, употребляли кровь, но неизвестны случаи, когда этим занимались мертвецы или чтобы это помогло сохранить молодость на долгие годы.

— Может, в отношении этой статьи вы и правы, говоря, что там много выдумки, но я уверен: вампиры действительно существуют, и они прячутся среди людей. Ведь об этом столько пишут, показывают по телевизору. Дыма без огня не бывает!

— Не буду вас переубеждать: если вы и правда так считаете и это не мешает вам жить — флаг вам в руки. Извините, если я резко выразилась.

— Каждый человек верит в то, во что хочет верить. И лишь будущее показывает, ошибался он или нет, — развел руками толстяк Леон.

— Вампиры существуют, как и НЛО, и инопланетяне, — внезапно заговорила «глянцевая» женщина, сидящая у иллюминатора. — Власти это утаивают, чтобы люди не волновались. Мне об этом один человек рассказал, занимающий очень высокий пост. И вам, если вы работали журналисткой, это хорошо известно! — с упреком сказала она.

Она с вызовом посмотрела на меня, приглашая к диспуту. Но у меня исчезло желание разговаривать, особенно на такую пустую тему.

Я демонстративно зевнула, правда, прикрыла рот рукой, соблюдая правила приличия.

— Вот видите, а вы говорите, что вампиров не существует! — обрадовался толстяк, словно женщина привела неоспоримые доказательства этого. Он сразу переключился на нее: — Разрешите представиться: Леон Веллюров. Директор коммерческой фирмы.

— Как ваше имя по паспорту? Леонид? Ленчик! — Женщина внезапно расхохоталась, словно он сказал нечто смешное. — Леон! Ха-ха! Леон Киллер! Леон — энергетический вампир!

— Уважаемые пассажиры, прошу вас пристегнуть ремни безопасности.

Высокая, статная стюардесса, профессионально улыбаясь, идет вдоль рядов, проверяя, все ли выполнили это требование. Когда она оказывается рядом со мной, в ее глазах замечаю тоску, похоже, что ее мысли далеко от нашего самолета. Я застегиваю ремень и вытягиваю шею в направлении иллюминатора. Самолет делает вираж с креном на левое крыло, и мне видны внизу разноцветный ковер из разных по величине лоскутов, скопление игрушечных домиков и неровная синяя лента, испещренная пятнами островов, — Днепр. Самолет выравнивается, и, несмотря на то что он заметно снизился, это несколько ухудшает обзор.

— Меня в аэропорту ожидает автомобиль с водителем. Вам куда ехать? Я подвезу, — обратился ко мне толстяк.

Похоже, он расстроился из-за выходки соседки, и мне его жаль. Безобидный толстяк, зачем она с ним так? Женщина у иллюминатора, глядя в зеркало, поправляет макияж, вновь установив между собой и окружающими невидимую стену.

— Благодарю вас, Леон, но у меня другие планы.

Особых планов у меня нет, кроме как добраться из аэропорта на рейсовом автобусе. Прокатиться на авто толстяка было бы неплохо, но не хочу. Сама себя не понимаю.

Бориспольский аэропорт встречает мелким холодным дождиком и сумраком, что вводит в сонное состояние и вынуждает, не выходя из здания, подкрепиться в баре порцией двойного эспрессо. Несмотря на серые краски за окном, меня охватывает радостное нетерпение, хочется скорее добраться домой. Выйдя из терминала, среди толпы встречающих замечаю бородатую физиономию Гоши. Я привыкла видеть его в неизменной выгоревшей штормовке, как и положено геологу, постоянно находящемуся в экспедициях, но на этот раз он в темном дорогом костюме. В руке он держит букет роз необычной пятнистой расцветки: желтые брызги по бордовому бархату. Он выглядит как банковский работник среднего звена, а не бродяга-скиталец, кем он, по сути, и является. Возникает нехорошее предчувствие, но я все же надеюсь, что его присутствие здесь случайно и ему нужна не я. Сомнения рассеиваются, когда, встретив мой взгляд, он так машет букетом, что чуть не ломает цветы. Гоша торпедой пробился ко мне и, по обыкновению, плоско пошутил:

— Такси на Дубровку вызывали?

— Гоша, только не говори, что ты здесь ради того, чтобы встретить меня и подарить эти чудные цветы.

— Так и есть, Иванна. Это тебе. Специально выбирал. — Радушно улыбаясь, он протянул мне букет и, поймав мой вопросительный взгляд, пояснил: — Этот сорт роз называется Фокус-покус.

— Фокусов и покусов от тебя я получила достаточное количество. — Не удержавшись, я вдохнула нежный аромат цветов. Чудный, чудный запах! — Спасибо, Гоша, будем считать, что официальная часть закончена, теперь озадачь меня.

— Ты права, дело очень серьезное. Пойдем, в автомобиле расскажу обо всем подробно.

Подхватив мой багаж, он быстрым шагом устремился к выходу из здания аэропорта. Я едва успевала за ним с его страусовыми шагами.

Гоша — прелюбопытная личность, впервые я его встретила в прошлом году в Улан-Удэ, куда отправилась на розыски пропавшего Егора, на тот момент моего жениха. Тогда у меня сложилось впечатление, что, кроме как шататься по геологическим экспедициям и пить водку, Гоша ничем другим заниматься не желает.

Усадив меня в старенький «ситроен», выглядевший не лучшим образом, Гоша устроился на водительском сиденье.

— Меня специально направили в Киев как человека, тебе знакомого, которого не требуется представлять.

Я недовольно хмыкнула. У меня были все основания подозревать, что он и неприятности неразделимы, так как его появление обычно ими и заканчивалось. Возможно, в прошлом году Егор не попал бы в ловушку времени[6], не окажись он вместе с ним в одном вертолете.

— Из этого следует, что ты привез для меня задание?

— Ты догадлива.

— И я должна немедленно приступить к его выполнению? Поэтому ты встретил меня в аэропорту?

— Времени на раскачку нет. Пока ознакомься с этим.

Он протянул газету с обведенной красным фломастером небольшой заметкой с многозначительным названием «Смерть в библиотеке».

«Утром 18 апреля в книжном хранилище Исторической библиотеки был обнаружен мертвым директор М. И. Бодянский. По одной из версий причиной смерти директора могло быть самоубийство».

Я недоуменно посмотрела на Гошу.

— Это трагедия, но какое отношение она имеет к нам? Из моего опыта журналиста криминальной хроники: в нашей стране почти десять тысяч человек в год добровольно сводят счеты с жизнью.

— Уже известно, что это не самоубийство, а убийство. Эта информация пока еще не попала на страницы газет.

— Пусть даже так, но мы же не следственные органы!

— Это исключительный случай. Михаил Бодянский выполнял наше поручение, что и послужило причиной его убийства: он обеспечивал сохранность древнего манускрипта-гримуара. Директор библиотеки, ученый-историк, — это тебе не бизнесмен, банкир, политик, криминальный авторитет, которые часто становятся объектами заказных убийств.

— Убийство могли совершить на бытовой почве. Этот манускрипт пропал?

— Неизвестно. Даже мы не знаем, где Бодянский его хранил.

— Манускрипт так ценен, что из-за него могли убить?

— Гримуар уникален, так как дает возможность управлять приписанным к нему могущественным духом, который может принести человечеству много бед. Манускрипт создал во времена раннего Средневековья один ученый монах, чернокнижник, рассчитывая использовать его в борьбе с арабами, оккупировавшими юг Италии. В дальнейшем этот монах стал понтификом, но у него не хватило духа уничтожить гримуар, создание которого забрало несколько лет его жизни. Он запрятал его в папском книгохранилище, библиотеке, единственном месте, где он мог оставить гримуар без опаски, что тот причинит кому-либо вред. Это как боеголовки ракет, которые могут находиться только в особых хранилищах и при соблюдении специальных условий. Но уже в позднем Средневековье манускрипт был похищен из папской библиотеки и начал свой кровавый путь, пока не оказался здесь и не был определен в хранилище Исторической библиотеки. Получив о нем информацию, мы приняли меры, и директором библиотеки был назначен Михаил Бодянский, посвященный в тайну манускрипта и сделавший все, чтобы его там надежно укрыть. По-видимому, все же произошла утечка информации, и охота на гримуар началась.

— Неужели дух, приписанный к этой рукописи, такой зловредный и всесильный?

— Духи не бывают злыми или добрыми, эмоции им не свойственны. Все зависит от того, в чьих руках находится гримуар, дающий возможность управлять духом. К счастью, когда гримуар путешествовал по миру, он так и не попал в руки настоящих магов, поэтому принес зла во много раз меньше, чем мог бы.

— Я так понимаю, мы должны что-то предпринять?

— И как можно скорее. Основная нагрузка ляжет на тебя: уже с сегодняшнего дня ты начнешь работать в библиотеке, и постарайся найти там гримуар. Это будет нелегко, в книгохранилище не одна сотня тысяч книг.

— Непростое задание.

— У нас простых не бывает. И запомни: ты должна быть предельно осторожной.

— Как я понимаю, подозреваемых, подходящих на роль убийцы директора библиотеки, не имеется?

— Напротив. Нам стало известно, что предполагаемый убийца арестован. Это охранник, дежуривший той ночью в библиотеке.

— Тогда все прекрасно, Гоша. Почему ты так хмуришься? Предполагаешь, что убийца кто-то другой? — Странно было видеть Гошу необычайно серьезным.

— Подозреваемого охранника сразу отправили не в СИЗО, а в психиатрическую больницу. Мы собрали о нем информацию: пенсионер, умеренно пьющий и без странностей, а тут — трах-бах, убил человека и сразу в «дурку». Ты работала репортером криминальной хроники, некоторый опыт имеешь, не кажутся ли тебе странными такие обстоятельства?

— Случаи бывают самые невероятные, но сразу направить подозреваемого на экспертизу в психиатрическую больницу могли, только если у него совсем «крыша» поехала. Если у охранника… — я не закончила фразу, так как меня охватило предчувствие грядущих неприятностей и вспомнились ужасные события прошлого года. Я с тревогой посмотрела на Гошу, он ответил понимающим взглядом и закончил фразу за меня:

— …наблюдаются ярко выраженные симптомы психического нездоровья, проще говоря, сумасшествия. К сожалению, никакой другой информацией я не обладаю.

— Я попробую навести справки, думаю мои прежние журналистские связи в следственных органах сработают. Правда, прошло уже почти два года, как я последний раз ими пользовалась.

— Это было бы неплохо! — обрадовался Гоша. — Я отвезу тебя домой, чтобы ты могла почистить крылышки, но времени на это совсем мало. Не забывай, сегодня у тебя первый трудовой день в библиотеке.

— У меня были грандиозные планы, и прежде всего я хотела поспать и поесть, — разочарованно сказала я.

— Загар тебе к лицу. Судя по твоему свежему, цветущему виду, сон тебе не понадобится.

— И завтрак тоже? — сказала я, не скрывая враждебности.

— Хорошо, чашка кофе и бутерброд, — обреченно произнес Гоша, словно бутерброд должны приготовить из него.

— Чай и два бутерброда! — поставила я условие, и он, вздохнув, согласился.

За окном автомобиля, медленно движущегося в пробке, все мне знакомо, близко, но после долгого отсутствия я жадно всматриваюсь, словно вижу это в первый раз. Незаметно нахлынули воспоминания о недавнем прошлом, даже теперь не верится, что все это произошло со мной.

Поиски пропавшего Егора, угодившего в ловушку времени, привели к тому, что я стала невольным участником удивительных событий и в результате попала в Школу Шамбалы, где готовят эмиссаров времени.

Учащиеся были разбиты на десять отрядов, по шесть слушателей в каждом. Нам было запрещено рассказывать друг другу о своем прошлом, и на время обучения мы получили новые имена. Я стала Златкой, вместе со мной в отряде были жгучая брюнетка Кармен, рыжая Джулия, шатенка Лючия, утонченно-изящный Ромео и энциклопедист с внешностью викинга Мануэль. Распорядок дня и правила в Школе были очень жесткие, до предела насыщенные учебой и самоподготовкой. Дружеские, близкие, доверительные отношения между обучающимися были запрещены, все время подчеркивалось, что каждый из нас сам по себе. Мы должны были общаться на занятиях и между собой только на итальянском, что на первых порах создавало большие сложности, хотя я неплохо знаю испанский, родственный итальянскому. Предполагаю, что в нашем отряде только Ромео был итальянцем, по крайней мере он с самого начала владел этим языком превосходно. Каждого ученика Школы готовили по индивидуальной программе к самостоятельной работе.

Даже спортивные мероприятия поддерживали дух индивидуализма. Мы проходили разнообразные полосы препятствий, где требовалась не только хорошая физическая подготовка, но и скорость принятия решения в зависимости от меняющейся обстановки. Командные спортивные игры не проводились, волейбол, баскетбол, гандбол, футбол были негласно запрещены. Результаты каждого ученика и в учебе, и в спорте оценивались в баллах, суммировались, сравнивались между собой и со средними показателями. Не все учащиеся смогли осилить весь курс обучения, некоторые отряды к выпуску уменьшились наполовину, но наш сохранился в полном составе.

Планируемые полгода учебы незаметно растянулись на девять месяцев. В конце обучения я сдала несколько экзаменов и зачетов по разным предметам, из которых для меня самыми сложными оказались латынь и диалекты эмилиано-романьольского наречия. Такое внимание к итальянскому языку в Школе дало мне основание предположить, что действовать как эмиссар Шамбалы я буду на севере Италии. Будущее манило захватывающими приключениями и поездками в далекие страны. Перед отъездом нас предупредили, что предстоит сдать еще один экзамен, который и даст право стать эмиссаром времени.

В противоположность бытующему мнению, что Шамбала находится в Гималаях, ее местоположение нельзя связать с определенными географическими координатами, так как она расположена вне времени и пространства. Чтобы туда попасть, требуется нечто отличное от общепринятого способа передвижения, пока мне неизвестное.

Автофургон с надписью «МЕБЕЛЬ», ехавший перед нами, завернул в мой двор. Гоша последовал за ним, но, как только мы выехали из арки, пришлось притормозить, поскольку грузовой автомобиль перегородил проезд, остановившись у первого подъезда.

Гоша виновато на меня посмотрел, но я оценила ситуацию адекватно.

— Я дальше сама. Выезжай на улицу и припаркуйся, где найдешь место.

— Может, тебе помочь донести сумку? — неуверенно предложил Гоша.

— Спасибо, сама справлюсь.

— У тебя есть полчаса! — спохватившись, вдогонку напутствовал Гоша.

С тяжелой сумкой, цветами, создающими неудобство, бреду по узкому, кишкообразному двору, с одной стороны заставленному автомобилями, с другой — отгороженному забором «вечной» стройки. Чем ближе я подхожу к своему подъезду, тем больше воспоминаний о прошлом всплывает в памяти. Квартира, оставленная мне по завещанию бывшей моей квартирной хозяйкой, «ведьмой» Ларисой Сигизмундовной; удивительный анкх, давший мне возможность путешествовать во времени, благодаря чему я смогла спасти дочь Марты от Феликса Проклятого и освободить Егора из ловушки времени. Вспоминая это, все больше убеждаюсь, что осталась цела и невредима лишь благодаря необычайному везению, ведь я тогда была подобна неразумному слепому котенку, не ведающему, какие опасности его окружают.

Кажется, ничего не изменилось за время моего отсутствия, даже магнитный замок на двери подъезда все так же не работает. Внутри старого дома царит тишина и ощущается затхлый запах безвозвратно ушедшего времени. Непроизвольно в памяти всплывает приветствие монахов ордена траппистов[7]: «Memento mori»[8]. Это напоминание не лишнее, так как впереди меня ожидают отнюдь не увеселения.

Мне припомнилось, как в Школе постоянно твердили, что эмиссар должен неуклонно соблюдать правила личной безопасности. Я как-то не удержалась и шепнула сидящей рядом Джулии:

— Нас готовят, как шпионов, которых собираются забрасывать на вражескую территорию.

— А ты знаешь, где не вражеская территория? — недовольно прошипела Джулия и демонстративно отодвинулась от меня.

Подойдя к входной двери, я слышу нетерпеливое мяуканье кошки и царапанье когтями.

— Желя, прекрати!

Мой притворно строгий голос не утихомиривает кошку, и она с удвоенной силой точит когти, как я понимаю, используя обои в прихожей. Из-за спешки, нервных, суетливых движений мне потребовалось значительно больше, чем обычно, времени для того, чтобы открыть замок входной двери. Желя стала выписывать круги вокруг меня, чуть не сбивая с ног, яростно размахивая хвостом.

— Хорошо, начнем с тебя. — Капитулирую и, оставив сумку в прихожей, отправляюсь прямо в кухню.

По колобкообразному виду кошки нельзя сказать, что она изголодалась, но ведет себя Желя так, словно умирает с голоду, впрочем, на моей памяти она вела себя так постоянно. В кухонном шкафу обнаруживаю разнообразный кошачий корм.

— Желя, так ты здесь шиковала! — Накладываю ей в блюдечко паштет из тунца, аппетитно пахнущий, так что мой желудок сразу устраивает музыкальное сопровождение.

Голод не тетка, и я тут же приступаю к обследованию холодильника, изумившего меня пустотой.

«Впрочем, на что я рассчитывала? Была договоренность кормить кошку, а не готовить праздничный обед к моему прибытию. Хотя если бы Марта заранее знала о моем приезде, она бы обязательно что-нибудь приготовила».

Мне ужасно хочется есть, так обычно бывает, когда я сильно нервничаю. Воображение рисует разнообразные соблазнительные блюда, известные мне по картинкам в кулинарной книге. За всю мою жизнь у меня так и не нашлось времени на их приготовление, хотя желание было.

Быстро принимаю душ и переодеваюсь в строгий серый костюм. Попутно отмечаю, что чуть поправилась. Посмотрела в зеркало, покрутилась. Как себя нужно вести на новом рабочем месте? Мне вспомнился невыносимый официоз моей последней работы, когда я была помощником депутата; надеюсь, что в библиотеке более демократичные взаимоотношения. Снимаю костюм, из платьев мне ни одно не нравится, пора обновлять гардероб. Выручают джинсы, сиреневая кофточка и короткая курточка. Будущая работа меня не вдохновляет, хотя это только прикрытие. Не выдержу, если придется сидеть сиднем за стойкой и выдавать книги, маясь от скуки. Может, вот это платьице больше подойдет? Я застываю в раздумье и протягиваю к нему руку. Раздается звонок мобильного телефона.

— Ты скоро?! — слышу нетерпеливый голос Гоши. — Мы уже вышли из графика.

— Все, бегу.

Мельком замечаю сытое, осоловевшее выражение мордочки Жели, больше не способной съесть ни грамма, но не имеющей силы воли отойти от блюдечка с кормом, как будто в квартире есть конкуренты. Может, она не доверяет мне с таким голодным взглядом? Будь спокойна, Желя, я покидаю тебя!

Выскакиваю за дверь, вихрем пролетаю по лестничным пролетам — это же не наверх тащиться с тяжеленной сумкой! Бегом выскакиваю из подъезда, одергиваю себя и слегка снижаю темп, перехожу на быстрый шаг.

— Не очень хорошо в первый день опаздывать на работу! — укоряет Гоша, как только я оказываюсь на сиденье рядом с ним.

Автомобиль срывается с места, но вскоре подстраивается под дневную тянучку.

— Надо было вчера поставить меня в известность о таких планах и не устраивать сумасшедшие гонки! — парирую в ответ, хотя понимаю, что это ничего не ускорило бы, ведь прямого авиарейса раньше не было.

Несмотря на спешку и мой жертвенный отказ от завтрака в кафе, к началу рабочего дня мы не успели — из-за уличных пробок опоздали на полчаса. Остановив автомобиль рядом с многострадальным красным зданием «Мыстецького Арсенала», хранившим следы пуль еще со времен Гражданской войны, Гоша пожелал мне удачи, и дальше я отправилась одна. Пройдя вдоль оштукатуренной белой стены, я завернула за угол, и вскоре оказалась у арки со шлагбаумом и строгим дежурным, старичком со взглядом милиционера. Он не поверил, что я теперь здесь работаю, что у меня первый рабочий день, и долго созванивался с руководством библиотеки, идентифицируя мою личность.

— Хорошо, проходи! — с недовольным видом изрек он и грозно добавил: — В следующий раз не пропущу, если будешь без пропуска!

Несмотря на пререкания с дежурным, я вдруг стала удивительно спокойной, расслабленной и умиротворенной. Здесь все вызывало ощущение неспешности и значимости, даже стены зданий, возраст которых насчитывал не один век. Я словно перенеслась в другое время и место, а не находилась в центре шумного и беспокойного многомиллионного мегаполиса. Расположенные здесь старинные здания раньше принадлежали Печерскому монастырю, но уже несколько десятилетий в них размещаются музеи. Историческая библиотека обнаружилась в тихом уютном дворике с раскидистой липой, в красивом старинном здании. Поднявшись по ступенькам на крыльцо, я вошла внутрь.

— Сердешный, и что же с ним за напасть приключилась? Не иначе как бес в него вселился! — услышала я перед тем, как попасть из тамбура между дверьми в вестибюль.

Две пожилые женщины вели за столиком дежурного неторопливый разговор. Увидев меня, одна поспешно вернулась в расположенный рядом гардероб, а вторая, внимательно посмотрев на меня, спросила:

— Вы в первый раз?

— Да, но…

— Документ имеете? Без него и фотографии читательский билет вы не получите.

— Паспорт у меня с собой, но мне нужно попасть к директору.

Дежурная тяжело вздохнула при этих словах, ей вторила старушка из гардероба.

— Я вроде как с сегодняшнего дня здесь работаю, — пояснила я.

— Тебе надо к Оливии Станиславовне, она сейчас исполняет обязанности директора. Идем, я провожу. — Дежурная с трудом выбралась из-за стола. — Геннадьевна, присмотри, пока я отлучусь, — обратилась она к гардеробщице.

Мы прошли по длинному светлому коридору, ничто здесь больше не напоминало монашеские кельи.

— Как тебя звать?

— Иванна.

— Меня — Лариса Кузьминична. Можно просто Кузьминична. У нас здесь такое случилось с бывшим директором… Пусть земля ему будет пухом! Царство небесное!

— Из-за болезни умер? — шепотом поинтересовалась я, сделав вид, что ничего не знаю.

— Убили! — Кузьминична сотворила на лице гримасу ужаса, должную показать, что она была, по крайней мере, очевидцем этого злодейства, и указала на дверь справа. — Тебе сюда!

Кузьминична тут же развернулась и быстрым шагом отправилась на свое место. Постучав и не дождавшись ответа, я вошла.

Небольшой кабинетик, где поместились лишь два стола, поставленные Т-образно, и несколько стульев. Допотопный монитор компьютера и принтер занимают половину стола, за которым сидит женщина лет сорока пяти, ухоженная, подтянутая, видно, очень следит за собой; волосы собраны сзади в пучок. Приятное лицо, но сквозь стекла очков в золоченой оправе меня обожгли ледышки глаз. Другую половину стола занимают стопки книг в потертых обложках.

— У нас не принято опаздывать, и о пропуске в библиотеку вы могли побеспокоиться вчера, а не заниматься этим в рабочее время.

— Прошу простить меня, Оливия Станиславовна, этого больше не повторится.

Нечего мне ерепениться, она права, и я не могу ей объяснить, что моей вины в опоздании нет.

— Присаживайтесь. Я посмотрела вашу трудовую книжку и, по правде говоря, удивлена. Из журналистики пойти в библиотекари? Вас что-то к этому вынудило?

«Оказывается, моя трудовая книжка уже здесь, а я даже не знаю, какая в ней последняя запись. Надо будет поинтересоваться у Гоши».

— Устала ездить по командировкам.

— Это следует понимать так, что вы к нам ненадолго? Найдете более спокойную работу в газете и покинете нас?

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Один из моих приятелей сообщил мне описание странного приключения, случившегося с ним во время его ...
Едва ли в каком-нибудь другом городе, кроме Москвы, всевозможные шарлатаны пользуются таким почетом ...
«Часто серая женщина, не дожидаясь вопроса Энхен, говорила: «Знаю, о чем ты хочешь спросить меня», и...
«В 1819 году, в зимние вечера собирались к одному содержателю пансиона в Петербурге (французскому дв...
«Он был убит, бедный молодой человек! Убит наповал! Впереди всех бросился он на засаду – и назади вс...
«Словесность всех народов, совершая свое круготечение, следовала общим законам природы. Всегда первы...