Коронатор Вилар Симона

Медленно опустившись на корточки у стены, Анна разрыдалась. Ее жгла обида на Изабеллу, она чувствовала собственное бессилие и злилась на себя – на то, что оказалась так глупа и доверилась сестре. Слезы текли и текли по ее щекам, сердце ныло, захлестывало отчаяние.

Неожиданно Анна вздрогнула от легкого прикосновения к плечу. Рядом стоял паж Изабеллы. Они с сестрой совершенно забыли о нем, и Чак так и просидел все это время в углу за камином.

– Не плачь, – сказал негритенок, с трудом подбирая слова и смешно надувая губы. – Ты хороший, а плачешь. Чак тебя любит.

Анна какое-то время смотрела на него и вдруг разрыдалась с новой силой.

– Уйди, ах, уйди! Мне так плохо.

Но он не отходил, невразумительно толкуя, что хочет помочь, что он может помочь принцессе. Она не сразу вникла в смысл его слов, но затем, несколько удивленная, спросила:

– Что ты говоришь? Ты можешь помочь? Но ведь мы оба заперты!

Негритенок улыбнулся, обнажив жемчужные зубки.

– Ты не может выйти, мой может. Мой так уже делал. Чак бежит и позовет твой слуги, твой большой пес.

Анна улыбнулась сквозь слезы.

– Да, вот только Соломона здесь и не хватало!

Но негритенок не понял ее иронии и продолжал твердить:

– Чак выйдет и позовет людей. Позовет собака. Госпожа будет бить, но Чак уже привык. Его много бить… всегда…

Анна поднялась. Какая-то смутная надежда шевельнулась в ней.

– Как ты выберешься отсюда?

Негритенок вскочил и бросился к камину, где еще тлели под золой угли.

– Госпожа один раз уехал и здесь меня забыл. Чак думал, что помирай. Но Бог сделал Чак маленький, как кошка, – и Чак выбрался через трубу.

Анна с сомнением заглянула в дымоход, но паж все твердил:

– Чак полезет, Чак позовет твой люди.

Девушка вдруг взяла его за плечи и пытливо заглянула в глаза. Негритенок усиленно закивал и перекрестился.

– Иисус Христос! Иисус Христос!

Он крестился с рвением новообращенного язычника и искренностью ребенка.

– Тогда слушай.

Принцесса опустилась на колени и притянула его к себе.

– Тебе не нужно звать людей, не нужно звать собаку. Ступай в конюшню и найди нового коня. Большой, серый в яблоках, грива и хвост черные. Да ты понимаешь ли, что я говорю?

Негритенок снова закивал головой.

– Чак любит лошадей. Чак любит конюха Джека. Джек разрешал Чаку спать на сене.

– Вот и хорошо. Ты найдешь нового коня. Его зовут Кумир. Повтори. Так. Ты будешь ждать подле него, пока не придет хозяин коня. Когда бы он ни явился – жди. Он высокий, на нем черный плащ и у него длинные вьющиеся волосы. Его зовут сэр Майсгрейв. Повтори.

С именем рыцаря Чаку было справиться сложнее, но все же в конце концов он смог сносно произнести и его. Тогда Анна сняла с шеи ладанку, которую ей подарил Филип, и надела на шею пажа.

– Отдашь ему. Понял? Отдашь и скажешь, что его ждут в гостинице «Леопард», возле Лондонского моста, вечером, ровно в одиннадцать.

Она еще раз заставила мальчика все повторить, пока не убедилась, что он ничего не перепутает.

– Ты ведь не подведешь меня? – спросила она.

Чак вытаращил глаза, надулся и снова принялся усердно креститься.

Анна улыбнулась, поцеловала его в лоб и немного подсадила, когда он лез в трубу. Несколько минут она слышала его возню и царапанье, сверху сыпалась сажа. Потом все стихло. Анна перекрестилась. Как бы там ни было, у нее появилась надежда, и теперь оставалось только добиться, чтобы Изабелла выпустила ее до условленного часа.

Весь остаток дня девушка провела у окна. Время тянулось томительно. Раз она заметила внизу маленькую фигурку Чака, увидела его белозубую улыбку. Паж усердно закивал ей. Ей хотелось хоть что-нибудь выведать у негритенка, но тот уже скрылся под аркой и больше не показывался.

Солнце село, по двору поползли тени. Филипа Майсгрейва она так и не увидела. Девушку била нервная дрожь, описывая круги, она ходила по комнате.

Из окна потянуло ночной сыростью, но Анна не закрывала его, пока не услышала лязга отодвигаемого засова. Вошли несколько дюжих слуг, учтиво поклонились принцессе и взялись разводить огонь в камине, накрывать стол к ужину, причем двое из них остались стоять у дверей, скрестив на груди руки и всем своим видом показывая, что они в большей мере стражи, чем прислуга.

– Передайте вашей госпоже, что я хочу ее видеть, – бесстрастно сказала Анна.

Она держалась невозмутимо. Пусть Изабелле доложат, что она успокоилась. Принцесса не спеша вымыла руки и присела к столу. Лакеи чинно наливали ей вино, меняли тарелки, подавая нож или салфетку. Лица у них были ничего не выражающие, и Анна едва сдерживалась, чтобы не запустить тарелкой в голову кому-либо из них.

Затем они ушли, и Анна стала ждать Изабеллу. Она волновалась, что сестра так и не явится до утра. Ведь она сказала, что распорядится отправить весточку в Вестминстер о том, что принцесса останется ночевать в Савое. Что же тогда делать? Филип наверняка будет ее ждать сколько сможет!.. Неожиданно ей пришла в голову ужасная мысль. Может статься так, что рыцарь сам не захочет встретиться с ней. Она принцесса партии его противников, к тому же сословная преграда между ними настолько высока, что исходя из своих представлений о чести Филип вряд ли рискнет поставить под угрозу ее доброе имя… Однако разве не он любил ее? Да и Чак кивал и улыбался, видимо давая понять, что поручение выполнено, а значит, Филип принял ладанку, следовательно, принял и ее приглашение… О самой встрече Анна боялась и подумать. Впереди еще столько препятствий, и свидание могло вообще не состояться. Святые угодники, помогите ей!

Анна уже не вспоминала о недавно данном сестре обещании. Какая глупость – забыть Филипа! О каком покаянии речь? Ведь этот человек назначен ей судьбой, а все остальное – чушь, злые выдумки людей, которые и разлучили их. Анна на время забыла о том, что она сама покинула Майсгрейва, что именно он убедил ее расстаться, ибо им не суждено быть вместе. Она высокородная леди, а он женат… Но сейчас ее переполняла уверенность в том, что они созданы друг для друга и это не подлежит сомнению, как десять заповедей.

Когда окончательно стемнело, взошла полная луна. Анна вздохнула. Луна была ее союзницей еще в Бордо. Тем не менее, время шло, а за ней никто не приходил…

«Не захочет же Изабелла, чтобы я и спала здесь, на шкуре перед камином?»

Принцесса снова начала метаться по комнате. Она слышала, как колокол соседнего монастыря отбивает часы. Восемь, девять. Вот и сигнал тушить огни. Дворец затихал. Слышно было, как слуги закрывают ставни, но где-то еще звучала музыка.

Анна стояла у окна. «Что делать, если сестра не придет?» До нее доносилось журчание фонтана внизу, она видела силуэт Соломона, который, поскуливая, бродил по двору. От аркады отделилась гибкая фигура молодого мужчины и пересекла двор. С другой стороны возник закутанный в плащ силуэт женщины. Соломон обрадованно кинулся к ней, и женщина потрепала его по ушам. Так ластиться пес мог только к своим, и Анна догадалась, что это Дебора.

В это мгновение позади лязгнул засов. Принцесса оглянулась, вся напрягшись, словно перед прыжком. На пороге стояла герцогиня Кларенс, сложив руки на груди.

– Итак, моя дорогая, ты все-таки раскаиваешься?

Анна была уже в плаще, но Изабеллу это не удивило – в комнате было прохладно, да и огонь в камине едва теплился. Принцесса неторопливо приблизилась.

– Что скажешь? – строго спросила Изабелла.

Ответом послужила оглушительная пощечина. Изабелла отшатнулась и схватилась обеими руками за лицо. Никогда в жизни ее не били, и теперь она была потрясена.

– Скажу, что вы забываетесь, герцогиня! Как смели вы силой удерживать здесь свою принцессу?!

Анна вскинула голову, глаза ее презрительно сузились, а в голосе зазвучали властные отцовские ноты. Изабелла какое-то время пристально глядела на младшую сестру, а затем склонилась в низком реверансе.

– Прошу простить меня, ваше высочество…

Не говоря больше ни слова, Анна прошла мимо и стала спускаться по лестнице. Когда она была уже в холле, ее нагнала Изабелла.

– Куда вы, принцесса? Останьтесь. Я уже отослала вашу свиту.

– Я ни минуты не задержусь здесь. А вы, миледи, если не желаете, чтобы сегодняшний инцидент получил огласку и имел немаловажные для вас последствия – уйдите с моей дороги. Прочь!

Холл был освещен всего одним факелом, но и в его мерцающем свете девушка заметила, как изменилось лицо сестры.

– Прости меня, Анна. Я не имела права… Будь великодушна.

– Оставь меня!

Она спустилась во двор и свистнула Соломона. Обрадованный дог, словно щенок, запрыгал вокруг хозяйки. От аркады отделилась фигура баронессы Шенли.

– Святой Боже, вы едете, принцесса? Одна, в такой час!

– Мне необходимо. – Анна даже не замедлила шаг.

Дебора бросилась следом.

– Помилуй Бог, ваше высочество, вы не можете так уйти. Леди Кларенс обязана предоставить вам эскорт. Послушайте же! Я вижу, что вы не в духе, но Лондон опасен ночью. Хотите, я скажу Кристоферу, чтобы он сопроводил вас?

Анна уже взялась за кольцо боковой калитки.

– Спасибо, Дебора. Но я не одна.

Она погладила дога. Коротко взглянув на подругу, Анна подумала, что завтра сестра наверняка сорвет на той свою досаду. Однако Дебора сама пожелала служить здесь. К тому же ей будет опорой присутствие молодого Стэси. Анна улыбнулась баронессе и кивнула в сторону стоявшего поодаль шталмейстера.

– Ступай к нему. Я не хочу отнимать ни минуты вашего свидания. Кроме того, я спешу.

6

Лунный свет

Воздух был прохладен и свеж. Небо казалось зеленовато-бархатным, а звезды сверкали, как бриллиантовые булавки. Огромная луна заливала все вокруг ослепительным серебристым сиянием. Было тихо, лишь доносился одинокий собачий лай да слышались далекие оклики ночного дозора.

Анна огляделась. В лунном свете все казалось причудливым и странно контрастным: тени под кровлями домов и навесными башенками были угольно-черными, а металлические запоры, заклепки на дверях и шпили флюгеров будто фосфоресцировали. Негромко поскрипывала на ветру вывеска портного на противоположной стороне Стренда. Поодаль виднелись кудрявые очертания садов Ковент-гарден, где лишь недавно стали появляться первые постройки. Слева, по дороге к Вестминстеру, возвышались островерхие черепичные крыши Черинг-Кросс. Ни один огонек не горел в этом селении. Со стороны Вестминстерского аббатства долетел далекий гул часов. Десять. Соломон навострил уши, а принцесса заспешила. Надвинув поглубже капюшон и взяв дога за ошейник, она направилась по теневой стороне улицы в сторону Лондона.

Огромные ворота Темпла на западной окраине Сити были наглухо заперты, но Анна и не собиралась появляться перед городской стражей. Миновав каменную стену и высокие башни Сомерсет-холла, она стала спускаться по узкой тропинке к реке, надеясь, что встретит там лодочника, чтобы по Темзе добраться до Лондонского моста.

В темноте под стеной особняка шевелились какие-то тени. Мрак казался настолько же непроницаемым, насколько ярко светились вверху озаренные луной зубцы стены. Девушка шла, держась за окованный сталью ошейник пса и полностью положившись на его зрение и чутье. Порой рядом раздавалось жалобное «Подайте Христа ради!» или сиплое «Куда так торопишься, крошка?», но глухой рык Соломона, его скользящий в темноте силуэт и по-волчьи горящие глаза отпугивали назойливых встречных.

Анна перевела дыхание, лишь когда ее вновь ослепил свет луны и она увидела серебристо-белую, искрящуюся бликами Темзу. Усадив Соломона за какими-то разбитыми бочками, она прошлась по скрипучим доскам пристани. И здесь ей повезло. У самого причала на волнах покачивалась небольшая лодка с дремавшим на корме перевозчиком. Девушка окликнула его, и тот восхищенно прищелкнул языком, увидев перед собой стройную, закутанную в плащ фигурку,

– Куда прикажешь, красотка? Ты, видать, здорово торопишься, раз не побоялась одна выскочить на улицу. Пожалуй, и я смог бы развлечь тебя, если бы ты…

Он осекся, увидев, как из-за груды обломков появился огромный пятнистый дог и, глухо ворча, прыгнул в лодку. Анна вошла следом.

– Вези в гостиницу «Леопард», что возле Лондонского моста.

«Леопард» принадлежал Дороти Одноглазой. Такова была благодарность Уорвика за помощь, оказанную этой женщиной его дочери в прошлом году. Деловая хватка у Дороти, как выяснилось, была железной, и гостиница вскоре начала процветать. Она располагалась почти в самом центре города, близ моста, по которому шло нескончаемое движение, поэтому недостатка в постояльцах не испытывала. Гостиница имела свой причал, двор, отдельную кухню. Первый этаж ее был каменным, а два верхних – деревянные, оштукатуренные, с покатой шиферной крышей. Комнаты в «Леопарде» славились своей чистотой, хотя и стоили недешево, а кухня была такова, что зажиточные горожанки, а порой и леди заказывали здесь блюда для приемов.

Когда лодка причалила к небольшой пристани у гостиницы, Анна бросила перевозчику гарринобль, с досадой подумав, что этот плут не заслужил подобной щедрости. Впрочем, иной монеты у нее с собой не было. Ошеломленный лодочник сразу стал сверх меры любезен, подал руку, когда она выходила на причал, пропустив вперед Соломона. Анна торопливо пробежала по освещенному мостику к двери, под навесом которой горел фонарь. Дверь ей отпер высокий худощавый парень с темными, глубоко посаженными глазами. Это был немой Ральф, помощник, он же сожитель Дороти, которого она извлекла с самого дна Уайтфрайерса[34]. Ральф сперва бросил подозрительный взгляд на закутанную в плащ фигуру, но тут заметил пса и все понял. Он был сообразительным малым и, узнав собаку Делателя Королей, сообразил, что перед ним сама принцесса Уэльская. Она и раньше заглядывала иной раз в «Леопард» вместе со своей свитой, и Дороти Одноглазая, к которой принцесса относилась весьма благосклонно, угощала знатных гостей только самыми изысканными блюдами.

Анна вступила в полутемную прихожую. За приоткрытой дверью сбоку виднелся просторный общий зал с пылающим очагом, где еще оставались запоздалые гости.

– Мне немедленно нужна Дороти, – тихо проговорила Анна, и немой, кивнув, повел ее куда-то наверх по скрипучей винтовой лестнице.

Дороти, бывшая потаскуха из Уайтфрайерса, стояла за конторкой и при свете свечи что-то наскоро записывала в огромную амбарную книгу. Она очень гордилась тем, что в детстве некий священник выучил ее грамоте, и была уверена, что именно благодаря ее образованности Делатель Королей поручил ее заботам гостиницу «Леопард».

– Бог мой, что случилось? – изумилась она, когда Ральф ввел принцессу Уэльскую.

Дороти была такой же дородной, как и год назад, но теперь на ней была одежда из дорогого серого сукна, а чепец украшала полоска кружев. Ей наконец-то удалось избавиться от сопутствовавшего ей крепкого запаха и она вполне могла бы выглядеть респектабельной горожанкой, если бы лицо Дороти не было обезображено огромным узловатым шрамом, напоминавшим о ее бурном прошлом.

Анна какое-то время смотрела на Дороти Одноглазую. «Насколько можно ей доверять? Когда-то она спасла меня, но тогда я была никем, девчонкой-беглянкой. Теперь я принцесса Англии, и Дороти становится посвященной в мою тайну».

Но выбора не было. Несколько часов назад она об этом не задумывалась, ведь Дороти всем, что имеет, обязана ей и ее отцу.

– Мне нужна комната на эту ночь, – сказала Анна.

Тем временем Соломон, бывший тут частым гостем, направился к очагу и улегся, заняв все свободное место.

Дороти осталась невозмутимой и лишь кивнула. Она не стала звать слуг, а сама повела девушку по длинному, увешанному шпалерами коридору.

– У меня как раз есть уютная отдаленная комната. Не покои замка, но вполне пригодная и чистая.

Когда она стала поворачивать ключ, Анна произнесла:

– Послушай, Дороти, сюда скоро придет человек, которого ты… ты…

Она чувствовала, что не в силах договорить, но хозяйка гостиницы только пожала плечами.

– Я сделаю все, как вы велите.

Анна коротко вздохнула.

– Ты знаешь того, кто придет. Это мой спаситель сэр Филип Майсгрейв. Я непременно должна с ним встретиться, но он йоркист, и вряд ли уместно предоставлять ему аудиенцию в Вестминстере.

Анна нервничала, понимая, что говорит сущую нелепицу, но Дороти никак не отреагировала на ее слова. Распахнув дверь, она невозмутимо спросила:

– Вам подать чего-нибудь перекусить?

– Не знаю. Впрочем, наверное.

Принцесса чувствовала, что теряется под спокойным взглядом единственного глаза хозяйки. Та словно видела ее насквозь, хотя Анна и пыталась заставить себя поверить, что ее встреча с Филипом Майсгрейвом будет носить вполне невинный характер. «Так и будет, видит Бог, – твердила она себе. – Мы ведь холодно расстались в Париже, и с тех пор ничего не изменилось».

Она огляделась. Это была славная комната, с выложенным красным кирпичом очагом, выбеленными стенами и широким низким ложем в алькове. У покрытого алым сукном стола стояло дубовое кресло с вырезанными в виде химер подлокотниками. Между развешанными по стенам шкурами располагались посеребренные светильники, а потолочные балки были цвета старого меда. Пол устилали соломенные циновки, а окна с темными дубовыми рамами были разделены свинцовыми переплетами на мелкие ромбы. Свет луны преломлялся в них, и каждое стекло будто горело особым, алмазным блеском. От этого освещение в комнате казалось призрачным, дымным, однако было достаточно светло, чтобы не зажигать лампы.

Вернулась Дороти с подносом.

– Здесь кое-какие закуски и подогретое вино с пряностями. Выпейте немного, а то вы бледны, словно призрак.

Анну лихорадило. Заметив это, хозяйка гостиницы опустилась у очага, где заранее была приготовлена вязанка сухого можжевельника. Послышался звон кремня об огниво, короткое шипение, и в темноте ярко вспыхнул трут. Сухие ветви вскоре затрещали, и Дороти подкинула в огонь еще и сушеных ароматных трав.

– Садитесь к огню, ваше величество, и давайте я налью вам вина.

Комната озарилась янтарно-золотистыми отблесками, соперничающими с серебристым светом луны. Анна грела руки о теплый бокал и чувствовала, как с каждым глотком унимается дрожь. Дороти давно ушла, оставив ее одну, но Анна все еще не могла прийти в себя. «Неужели мы увидимся? А вдруг ничего не выйдет? Но ведь он взял ладанку! И Чак кивал, словно радуясь удаче».

Она прошлась по комнате. «Что я скажу ему? Уж по крайней мере постараюсь не забывать, что я принцесса. Фил сам твердил, что меня ожидает высокая судьба, и я помню, как он отрекся от меня. Но зачем же тогда я назначила эту встречу? Ах, вот оно! Я расспрошу, что делает он в Лондоне, в то время как все уверены, что он находится в Голландии с Эдуардом. Да, именно об этом. А еще поздравлю его с титулом барона…»

На глаза ей попалось стоявшее на комоде полированное оловянное зеркальце. Анна взяла его и принялась внимательно оглядывать себя. Глаза ее блестели, как у кошки, и казались огромными, кожа белела, словно перламутр, волосы растрепались и пряди выбивались из-под сетки. Анна сняла с головы обруч с жемчужиной и, резким движением сорвав сетку, вызывающе встряхнула волосами. «Такой он меня еще не видел. Раньше я была стриженой, как мальчишка. Алан Деббич, ха!»

Она насмешливо хмыкнула и начала расчесывать волосы. Внезапно, испугав ее, раздались мерные глубокие удары колокола в соседней церкви. Одиннадцать! Рука Анны замерла. Холод вновь объял ее. Где же Фил?

Она сидела не шевелясь, почти не дыша. Ее окружала тишина, нарушаемая лишь потрескиванием горящих дров да приглушенным храпом кого-то из постояльцев Дороти. Медленно тянулись минуты, и с каждой из них таяла надежда. Филип не придет.

Ее внимание привлек скрип уключин. Анна вздрогнула, словно пробудившись, и шагнула к окну. На залитой лунным светом глади Темзы темнела приближающаяся лодка. Лодочник налегал на весла, а на корме виднелась чья-то фигура. Анна тихо вскрикнула. Она сразу узнала этот разворот плеч, эту волну волос… Принцесса схватилась за грудь, пытаясь удержать рвущееся сердце.

– Филип… – прошептала она, хмелея от радости.

И вдруг стала спокойна, абсолютно спокойна, ибо поняла – ей нечего больше желать. Она прикрыла окно и слушала, как причаливает лодка, как рыцарь идет по пристани и стучит в двери гостиницы. Анна медленно опустилась в кресло и, откинув волосы, стянула их обручем. Горделиво выпрямившись, она повернулась к двери. Какое-то время оставалась спокойной, но затем, когда за дверью раздались неторопливые шаги, почувствовала, как опять теряет рассудок. «Где твоя гордость? Ты же принцесса!»

Она вцепилась в резных химер на ручках кресла, вскинула голову и сжала губы.

Дверь отворилась, и она увидела его. Филип наклонился – проем был низким. Его волосы упали на плечи, а когда он выпрямился, Анна увидела его смуглое лицо и светлые глаза.

В тот же миг ее, словно порывом ветра, сорвало с кресла и понесло к нему. Она вцепилась в его плечи, прижалась и затряслась от беззвучного плача. Филип обнял ее, подхватил на руки, стал носить по комнате, что-то приговаривая. Девушка не понимала его слов, она только судорожно обнимала его, опасаясь, что он исчезнет и все это окажется неправдой.

Филип сел на ложе, не отпуская свою драгоценную ношу, гладил, баюкал, укачивал Анну, как ребенка, пока не прошла ее дрожь, пока всхлипывания не стали реже и она не прошептала его имя. Тогда он наконец взглянул в дорогое заплаканное лицо. Анна попыталась улыбнуться, но глаза рыцаря оставались серьезными.

– Неужели это так, Анна?.. – только и вымолвил Филип.

Он больше ничего не добавил, но она все поняла и кивнула. Он смотрел на нее, и взгляд его был темен и глубок.

– Я думал, все в прошлом и ты забыла меня. Когда я смотрел на тебя сегодня у собора… Ты была прекрасна и величественна, как истинная принцесса. Сам король вел тебя под руку, а люди склонялись к твоим ногам.

– Так это был ты?

– Ты заметила меня?

– Нет. Но со мной что-то произошло в тот миг. Вернее, я вдруг почувствовала, что вот-вот что-то произойдет. И пришел ты.

Она улыбнулась светло и счастливо, хотя слезы ее еще не высохли, а губы распухли от плача.

Он снова обнял ее, и так они и сидели в тишине, не произнося ни слова, отгороженные от всего мира своей любовью…

Где-то прозвучал удар колокола. Филип почувствовал, как Анна вздрогнула, и еще крепче прижал ее к себе. Потом бережно усадил рядом. Она тут же испуганно ухватилась за его руку.

– Ты не уйдешь!

Филип беззвучно засмеялся.

– Я здесь.

Он подошел к камину и, разворошив угли, начал подкладывать поленья, оглядываясь через плечо на Анну. Чем ярче разгоралось пламя, тем прекраснее казалась она ему. Черты лица ее оформились, линии тела стали грациозными, и Филип вдруг подумал, что по-прежнему страстно желает ее, хотя все это время стремился убедить себя в обратном. Ему захотелось коснуться ее кожи, запустить пальцы в эти густые, ставшие такими длинными волосы. Но он побоялся вспугнуть ее. В своем порыве Анна была слишком ранима, слишком беззащитна.

Наконец рыцарь заговорил:

– Одному Господу ведомо, что я почувствовал, когда этот чернокожий ребенок протянул мне ладанку. Он выскочил из-под брюха Кумира, совал ее мне в руки, шепча время и место. Но тут подошел слуга, который должен был вывести меня через задние ворота, негритенок ускользнул, а я все стоял, сжимая ладанку и не в силах прийти в себя. Потом я покинул Савой и ехал шагом до самого предместья Саутворка, где остановился. Там я провел остаток дня, глядя на эту ладанку и не зная, что мне делать, как быть. Во мне все пело от счастья, но вместе с тем я опасался встречи. Ты принцесса Уэльская, законная супруга Эдуарда Ланкастера, против которого я воюю. К тому же я больше, чем кто-либо, знаю, как ты безрассудна, потому опасался, что тайная встреча может погубить тебя и твое доброе имя. Поначалу я решил, что мне не стоит приходить.

– Этого я и опасалась, – прошептала Анна.

– Но затем понял, что никогда не прощу себе, если не увижусь с тобой. Хотя бы на миг, для того чтобы возвратить эту реликвию.

Он встал и, подойдя к столу, бережно опустил на него ладанку и вернулся к Анне.

– Но я не предполагал, что наша встреча окажется такой, несмотря на то что в глубине души я мечтал хотя бы коснуться края твоего плаща, моя принцесса.

Он сел рядом, и она сама прильнула к нему.

– Я так ждала тебя…

Его взгляд, устремленный мимо нее, стал жестким. Он думал о чем-то своем и вздрогнул, когда она коснулась его щеки.

– Поцелуй меня… Поцелуй, как целовал тогда… вечность назад.

– Анна…

– Я ничего не боюсь, когда ты со мной!

Она улыбалась и видела, как теплеют его глаза, и от этого взгляда вдруг ощутила давно забытое волнение. Филип бережно взял ее лицо в свои ладони и, как редкостный плод или полный до краев кубок, притянул к себе. Это был упоительный бесконечный поцелуй, состоящий из множества иных, страстных и нежных. Анна испытывала головокружение и слабость, в то же время ощущая, как в груди ее пылает огонь и становится трудно дышать. Их волосы спутались, она почувствовала его губы и дыхание на своей шее, в ямке у ключицы, блаженно закрыла глаза и, обняв его, опрокинулась на ложе. Он с силой сжал ее сказочно податливое тело, и Анна застонала и засмеялась одновременно. Она вздрагивала и таяла под его прикосновениями.

Губы Филипа ласкали ее сначала нежно, потом все более жадно, и Анна задыхалась от нараставшего блаженства. Не было сил разомкнуть ресницы, хотелось лишь подчиняться. Все забытое возвращалось к ней, наполняло ощущением совершеннейшего счастья, оно подступало, охватывало ее тело и ее сердце. Анна что-то шептала, ловя поцелуи Филипа, упиваясь лаской его дерзких и таких покоряющих рук. Не было греха, не было ни тоски, ни раскаяния. Она была свободной… Даже когда он вошел в нее, даже отдаваясь, она чувствовала эту свободу. И она парила в неге наслаждения и всхлипывала, стонала, уносясь в сияющее блаженство, как сокол в поднебесье…

Анна медленно открыла глаза и почувствовала слезы на щеках. Филип, приподнявшись на локте, с улыбкой наблюдал за ней. Она обняла его, удивляясь тому, как нежна его кожа. Ее ладонь неторопливо скользила по его плечу, предплечью.

– Фил, я все это совершенно забыла.

– Я понял, милая. А как же Эдуард?

Он почувствовал, как Анна вся сжалась.

– Прости. Я не должен был тебя спрашивать. Но я поневоле часто думал об этом… о вас…

– Он вовсе не ты… – шепнула Анна, и Филип крепче обнял ее. – Зачем ты отдал меня ему?

– Не говори ничего.

Он накрыл ее одеялом и поцеловал в глаза. Анна тихо засмеялась.

– Я еще не поздравила тебя с приобретением титула. И… – Ее голос дрогнул. – И наследника. Ведь леди Меган уже наверняка родила.

Он ничего не ответил, и Анна спросила:

– У тебя сын или дочь?

– У меня никого нет.

И тогда он поведал ей, как, вернувшись в Нейуорт, узнал, что Меган Майсгрейв, промучившись трое суток, умерла, разрешившись от бремени мертвым мальчиком.

– Она так легко переносила беременность… Кто бы мог подумать?

Анна молчала.

– Знаешь, о чем я думал, стоя в склепе над ее могилой? О том, что ты была права. Меня никто не ждал в Нейуорте. Конечно же, там мои люди – слуги, отряд. Они приняли меня, как хозяина, но я был совершенно одинок. Я потерял интерес даже к стычкам с шотландцами. И тогда я вернулся ко двору.

Анна спрятала лицо у него на груди.

– Мы упустили свой миг, Филип. Но сохранили любовь. – Она посмотрела на него. – А раз так, я многое смогу вынести. Мне достаточно только изредка вот так обнимать тебя.

Филип не мог отвести от нее глаз.

– Ты не боишься греха?

– С тобой – нет.

Она оставалась все той же – упрямой, шальной и горячей. Он узнавал ее непокорность судьбе, силу духа, дерзость.

– Я упустил тебя. Я не заслужил такой любви.

– Ты лучше всех! Никого и никогда я не смогла бы так любить.

Они еще долго шептались в лучах лунного света. Порой, вспоминая ушедшие дни, смеялись. Слушая знакомый мальчишеский смех Анны, Филип коснулся рукой ее щеки.

– Клянусь обедней, но либо здесь недостаточно светло, либо я чего-то не вижу. Где же веснушки, Анна, мои любимые, очаровательные веснушки?

– Увы, – засмеялась Анна. – Исчезли вместе с детством.

– Жаль. Я не встречал девчонки с веснушками красивее тебя. И вообще никого красивее…

Анна насторожилась.

– А Элизабет Вудвиль? Ныне она укрывается в аббатстве Вестминстера, но мне ни разу не довелось ее увидеть. Ведь она очень красивая, верно, Фил?

Он легонько щелкнул ее по носу.

– Когда-то ты меня уже спрашивала о ней. Да, бесспорно, она хороша, но совсем не такая, как ты. Ты словно бесенок и ангел в одном обличье. Даже без своих славных веснушек.

Потом он вспомнил об Оливере.

– Молодой Симел вернулся в Нейуорт. Какой-то кузнец сделал ему приспособление с крюком, он надевает его на обрубок руки и удерживает им щит. А рубит левой. И как рубит! Он говорит, что это ты рассказала ему про какого-то однорукого воина твоего отца.

– Творец небесный! Я ведь все выдумала.

– Иной раз и ложь во благо.

Время шло, и они снова тянулись друг к другу, сливаясь в порыве любви. Физическая близость наполняла их исступлением. Обнимая Филипа, Анна жаждала все новых ощущений, и он дарил ей их. Его сила, его ласки, его страсть давали ее телу почти невыносимую сладость. И все же, возвращаясь к реальности, Анна порой замечала напряженный, странный взгляд Филипа, направленный мимо нее.

– Что с тобой?

Он не отвечал, пряча лицо в ее волосах, отшучивался.

Эта ночь иссякла быстрее, чем им хотелось. Анна и не заметила, как поблек, посерел свет луны в окнах. Слов уже не было. Откуда-то долетел голос ночного сторожа:

– Господь дарует нам новый день! Четвертый час, и да будет ваше утро добрым!

Анна испуганно взглянула на Филипа. Приподнявшись на локте, он улыбнулся ей и сейчас же стремительно встал и начал одеваться. Анна сидела, прижав к груди край одеяла, ее волосы разметались по плечам.

– Филип! Скажи мне, ведь это не в последний раз? Скажи «да», иначе я не смогу более выносить свое одиночество.

Он вдруг кинулся к ней, порывисто обнял.

– Господи Боже мой, Анна! Ты теперь принцесса из дома Ланкастеров, а я воюю с Алой Розой, с твоим отцом. И я не могу поступить иначе. Король Эдуард – мой сюзерен и друг. Я служу ему, потому что я в него верю…

Он не договорил и опустил голову. Анной вдруг овладел страх. Вновь тень войны разлучала их. Девушка уперлась руками в грудь рыцаря и отстранилась.

– Фил, – почти беззвучно проговорила она. – Фил, что ты делал в доме герцога Кларенса?

Майсгрейв молчал.

– Ты оказался здесь, и я видела, как капеллан проводил тебя в покои Джорджа.

Он продолжал молчать, и Анна наконец осознала, что приезд Филипа в Лондон вовсе не случаен. В эти мгновения они чувствовали, как стремительно отдаляются друг от друга, и это было куда страшнее, чем если бы они не встретились совсем.

– Мне пора, – глухо сказал Филип. – Еще до восхода солнца я должен оказаться на корабле, отплывающем в Голландию.

Анна кивнула, не глядя на Филипа.

– Ты всегда был верен долгу. И, наверное, это правильно. Мой слабый ум не в силах всего этого постичь. Долг! Долг! Кругом все только и говорят об этом. Что-то со мной, видимо, не так, я не такая, как все… Ступай, Фил. Мы никогда не умели расставаться по-доброму.

Он хотел обнять ее, но она взглядом остановила его. Филип повернулся и направился к двери. Анна зажала ладонью рот, чтобы не закричать.

Внезапно Филип вернулся.

Страницы: «« 23456789 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«Ещё недавно уста народа были насильно замкнуты, угнетена воля его и судьбы его решались людьми чужи...
«В туче злых слов и бессильного раздражения, в брызгах грязи и пошлой болтовни, которыми ответила фр...
«Перед лицом Жизни стояли двое людей, оба недовольные ею…»....
«Одним из самых сильных впечатлений моей жизни было то, когда я взошел в клетку со львами…»...
«Параграф первый того путеводителя для русских за границей, который мы надеемся в скором времени вып...
«…Сизые сумерки прозрачно окутали поле, от земли, согретой за день солнцем, поднимался душный, тёплы...