Дорогие гости Мамин-Сибиряк Дмитрий

11

Дождь лил всю ночь. Свеча оплыла и погасла, огонь в камине потух; комната погрузилась в темноту, потом темнота постепенно рассеялась до серого сумрака, а потоки воды все низвергались с небес, и под конец Фрэнсис стало чудиться, что она слышит стук каждой отдельной капли. Она не спала ни минуты, даже глаз не сомкнула. Около шести она ухитрилась выбраться из Лилианиных объятий, выскользнула из постели, тихонько приблизилась к окну и раздвинула занавески. Сквозь пелену ливня смутно различались очертания крыш и дымовых труб, но дальнюю стену сада было не разглядеть – только скопление черных теней.

Все тело у нее ломило. Комната выстудилась, и холод пробирал до костей. Фрэнсис на цыпочках подошла к камину, чиркнула спичкой и разожгла новый огонь в золе от старого. Как только язычки пламени начали потрескивать среди угольков, она услышала шепот: «Фрэнсис». Лилиана проснулась и смотрела на нее. Фрэнсис вернулась в постель, и они крепко обнялись.

– В первую минуту я подумала, что это был сон, – прошептала Лилиана. – Я подумала, что это был сон, а потом все вспомнила. – По ее телу пробежала судорога, похожая на судорогу любовной страсти.

Но она не плакала. У нее уже не осталось слез. В них обеих произошла перемена: они были неестественно спокойны, находились в каком-то оцепенении. Наконец Фрэнсис взглянула на часы:

– Тебе надо вернуться в свою комнату. Уже светает, и Леонарда вот-вот обнаружат – работяга какой-нибудь или еще кто. И тогда кто-нибудь сюда заявится.

Лилиана без возражений встала с кровати, морщась от боли. Кровотечение у нее продолжалось, но не такое обильное, как вчера. Бессильно ссутулившись, она всунула руки в рукава халата, и они с Фрэнсис на несколько секунд застыли в последнем безмолвном объятии. Потом Фрэнсис осторожно открыла дверь, и Лилиана крадучись пересекла лестничную площадку, бледная и бесшумная, как призрак.

Стук раздался в пять минут восьмого, когда Фрэнсис надевала юбку, задаваясь вопросом «да раздастся ли он вообще?». И то был не знакомый стук почтальона – два быстрых удара костяшками пальцев, – а громкий зловещий стук – предвестник дурных новостей. Со свинцово-тяжелым сердцем Фрэнсис спустилась вниз, преодолевая боль в надорванных мышцах, которые, казалось, опять рвались при каждом шаге.

В холле она застала мать, только что вышедшую из своей спальни.

– Ты ждешь разносчика, Фрэнсис?

Она помотала головой. По ощущению получилось фальшиво. Свинцовое сердце неприятно дрогнуло в груди.

Когда Фрэнсис открыла дверь и увидела полицейского, высокого и громоздкого в своем прорезиненном плаще с капюшоном, на нее накатила страшная слабость.

Но они с матерью знали этого мужчину, ибо не раз встречались с ним, когда он патрулировал улицу: констебль Харди, совсем еще молодой и неопытный. Фрэнсис увидела, как у него подпрыгнул кадык, когда он нервно сглотнул.

– Мисс Рэй, полагаю?

Она кивнула:

– Что-нибудь случилось?

– Боюсь, да.

Мать подошла:

– В чем дело, Фрэнсис?

Теперь констебль обратился к ней, снова сглотнув, прежде чем заговорить:

– Насколько я понимаю, мистер Леонард Барбер проживает здесь. Это так?

– Да-да. Мистер Барбер снимает комнаты наверху, вместе с женой. Но он, должно быть, уже ушел на работу. По крайней мере… Он выходил из дома сегодня, Фрэнсис? Я что-то не слышала. Что-нибудь случилось, констебль? Входите же, не стойте на пороге.

Он вошел, старательно вытерев ноги о половик.

Когда дверь за ним закрылась, он сказал:

– Боюсь, есть основания считать, что с мистером Барбером стряслось несчастье.

Мать прижала ладонь к груди под горлом:

– Несчастье? По пути на службу, вы имеете в виду?

Констебль поколебался, потом бросил взгляд на лестницу:

– А миссис Барбер дома?

Фрэнсис тронула мать за локоть:

– Я схожу за ней. Подождите здесь.

Сердцебиение у нее унялось, но держалась она по-прежнему скованно, ненатурально – во всяком случае, ей так казалось, – и мучительно ноющие ноги плохо слушались. Фрэнсис собиралась подняться до самого верха лестницы и оттуда позвать Лилиану. Однако Лилиана, разумеется, услышала стук в дверь, услышала голос констебля и уже вышла из комнаты, по-прежнему в ночной рубашке и халате, но набросив на плечи шаль. И выглядела она такой бледной, такой изнуренной, такой больной, что при виде нее у Фрэнсис чуть колени не подломились. Она остановилась на повороте лестницы и сказала, остро ощущая на себе взгляды констебля Харди и матери:

– Не пугайся, Лилиана. Но здесь полицейский. Он говорит… – Во рту у нее было сухо и липко, язык ворочался с трудом. – Говорит, что с Леонардом стряслась какая-то неприятность. Я не понимаю. Леонард уже ушел на работу?

Лилиана неподвижно смотрела на нее. Она заметила странность в голосе Фрэнсис и испугалась. Но ей нельзя поддаваться страху! Фрэнсис сглотнула вязкую слюну и произнесла более внятно:

– Леонард дома?

Лилиана наконец двинулась вперед:

– Нет… Нет.

– Он ушел на работу?

– Он вчера не возвращался. Я… я не знаю, где он.

Лилиана стала спускаться по лестнице следом за Фрэнсис, а когда увидела полицейского – пошатнулась и схватилась за перила. Но это нормально, подумала Фрэнсис. Это совершенно естественно, так ведь? Она взяла Лилиану за руку, как можно увереннее и крепче, и помогла ей преодолеть последние несколько ступенек. Констебль сказал, что глубоко сожалеет, но у него плохие новости – и, может быть, миссис Барбер лучше присесть?

Они все прошли в гостиную. Фрэнсис сразу же направилась к окнам, чтобы раздернуть занавески; Лилиана села на диван с краю, а мать опустилась рядом и положила ладонь ей на руку. Констебль Харди снял шлем и осторожно проследовал в глубину комнаты, стараясь не ступать на ковер, поскольку с плаща у него все еще стекала вода.

Затем, дергая кадыком сильнее прежнего, он сообщил, что в проулке за садом обнаружено тело мужчины и найденные при нем вещи дают основания полагать, что это мистер Леонард Барбер. Может ли миссис Барбер с уверенностью подтвердить, что ее мужа нет дома?

Лилиана оцепенело молчала. А вот мать пронзительно вскрикнула. Констебль Харди совсем потерялся:

– Если миссис Барбер просто подтвердит…

– Да, – наконец сказала Лилиана. А потом: – Нет. Я не знаю. Я не знаю, где Лен. Он вчера не вернулся домой. Но это же не может быть он! Правда?

В ее голосе звучал страх. Но такой ли страх, какой естественен в подобном случае? Фрэнсис не понимала. Она быстро обошла диван и положила руку Лилиане на плечо. Успокойся. Ничего не бойся. Я рядом. Я люблю тебя.

Констебль Харди достал блокнот и принялся записывать обстоятельства дела. Не скажет ли миссис Барбер, когда она видела мужа в последний раз? Как он провел вчерашний день? С утра пошел на работу? Это куда? А после работы? Когда она его хватилась?

Слабым, прерывистым голосом Лилиана назвала адрес главного офиса «Перла», потом сказала, что вечером Леонард собирался встретиться с Чарли Уисмутом. Констебль, неловко зажимая под мышкой шлем, записал имя старательным школьным почерком. Затем обратился к Фрэнсис и ее матери. Видел ли кто-нибудь из них мистера Барбера вчера?

Обе одновременно помотали головой.

– Нет, – сказала Фрэнсис. – Нет. Там, в проулке? Вы уверены? В голове не укладывается. – Она не отнимала руки от Лилианиного плеча и теперь смотрела в окно, изо всех сил стараясь держаться естественно – и лихорадочно соображая, какие вопросы можно задавать полицейскому, а какие не следует и что вообще она может знать, а что не может. – Да, мистер Барбер иногда возвращается проулком, чтобы срезать путь, – продолжала она все тем же ненатуральным тоном. – Вы полагаете, так и произошло вчера вечером? Но это означает… Сколько времени, по-вашему, он пролежал там?

– Ну, вся одежда на нем промокла насквозь.

– А что именно с ним случилось? От чего он умер?…

– По всей видимости, от травмы головы.

Лилиана вздрогнула: Фрэнсис почувствовала, как дернулось ее плечо. Она стиснула на нем пальцы. Спокойно!

Мать потрясенно уставилась на нее:

– Ах, Фрэнсис, это ужасно! Ужасно! Прямо как в тот раз!

Констебль Харди встрепенулся:

– В тот раз?

Перейдя на более безопасную почву и сразу почувствовав себя увереннее, спокойнее, Фрэнсис рассказала, как в июле на Леонарда напал незнакомый мужчина. Констебль усердно записал все подробности происшествия, но у Фрэнсис возникло впечатление, что сделал он это больше для проформы. Говорить о причине смерти пока преждевременно, сказал он. Нужно дождаться заключения полицейского врача. Во всяком случае, на ограбление не похоже. При мистере Барбере найден бумажник с деньгами; наручные часы и обручальное кольцо тоже на месте. А значит, вполне возможно, что он просто поскользнулся на мокрой земле и ударился головой. Там вся дорожка усеяна камнями…

Лилиана опять вздрогнула, и Фрэнсис опять сжала ее плечо.

– То есть он упал? – переспросила она, превращая предположение в утверждение.

– Ну… да, выглядит именно так.

Мать встала с дивана и подошла к окну. На ней лица не было.

– Невозможно поверить! Как подумаю, что бедный мистер Барбер лежит там!.. И дождь все идет! Миссис Барбер, наверное, нам следует перенести его в дом? Фрэнсис…

При одной мысли о том, чтобы приблизиться к мертвому Леонарду, Фрэнсис стало дурно. Если она дотронется до него, если снова подхватит и потащит…

Но констебль Харди сказал:

– Боюсь, это ни к чему. Я уже распорядился вызвать санитарный автомобиль.

– Но оставить несчастного лежать под дождем! Кто с ним там сейчас?

– Констебль Эдвардс. Один из ваших соседей дал свой плащ, чтобы накрыть тело. Он-то и обнаружил мистера Барбера, когда выгуливал собаку. Сначала принял его за бродягу, поскольку на нем не было шляпы – она откатилась в сторону, знаете ли. Но потом увидел, что одет он прилично, а при ближайшем рассмотрении решил, что это некий клерк, проживающий на Гроув-лейн. Я полчаса обходил там дома. Тем временем на место происшествия прибыл доктор, который констатировал смерть, и только после этого мы нашли в кармане мистера Барбера документ, где указан ваш адрес… А вот, похоже, и санитарная машина, – добавил констебль, когда за окнами проехал серый безликий автофургон. Затем повернулся и собрался с духом. – Прошу прощения, миссис Барбер, но я обязан попросить вас как ближайшего родственника проследовать вместе с нами в морг для официального опознания.

Лилиана побледнела еще сильнее:

– Что это значит? Что я должна увидеть Лена?

– Боюсь, да. Мы вызовем такси, чтобы отвезти вас туда и доставить обратно. Это не займет много времени. Коронеру тоже потребуются ваши показания, но думаю, он сам зайдет к вам позже.

Дыхание Лилианы участилось.

– Не знаю, смогу ли я. – Она подняла глаза на Фрэнсис, схватила за руку. – Мне кажется, не смогу.

Взгляд у нее был испуганный, беззащитный. Фрэнсис в тревоге стиснула ее пальцы. Она тоже не хотела видеть мертвого Леонарда. Она с содроганием вспомнила розовый язык, торчащий изо рта.

– Все в порядке, – с усилием произнесла Фрэнсис. – Я поеду с тобой. Так тебе будет легче? Я поеду с тобой. Ты будешь не одна. – Она обратилась к матери: – Ты здесь сама управишься, если я поеду с Лилианой?

– Да, конечно, – ответила мать. – Миссис Барбер нельзя отпускать одну. – Но она говорила рассеянно, по-прежнему стоя спиной к ним и глядя в окно. – Не могу поверить! Одна мысль, что мы мирно спали в своих постелях, в то время как…

– Простите меня, миссис Рэй, – пролепетала Лилиана.

Ошеломленная, мать повернулась от окна:

– Простить? Но за что?

– Не знаю…

Голос у Лилианы пресекся, и она начала плакать. Потом вытерла глаза носовым платком, но снова расплакалась, когда констебль Харди спросил, следует ли известить о случившемся кого-нибудь – родственников мужа или ее собственных.

Лилиана кивнула:

– Родителей Лена. Ах, это убьет их! Я знаю! – Срывающимся от горя и страха голосом она назвала пекхамский адрес и адрес своей матери на Уолворт-роуд.

Констебль убрал блокнот в карман, надел шлем и неловкими пальцами застегнул ремешок под подбородком. Он поговорит со своими коллегами в участке, сказал он, а заодно вызовет такси. Нет ли у них, случаем, телефона в доме? Нет? Тогда он позвонит из полицейской будки дальше по улице.

Когда дверь за ним закрылась, они какое-то время стояли в оцепенении, совершенно беспомощные, потом нервно зашевелились.

– Ты должна поесть что-нибудь, Фрэнсис, – возбужденно заговорила мать. – И миссис Барбер тоже, обязательно. Нельзя ехать на пустой желудок. Какой страшный удар для вас, миссис Барбер! Может, мне помочь вам переодеться или?… – (Лилиана отрицательно потрясла головой.) – Вы уверены? Вам предстоит ужасное испытание.

– Я позабочусь о Лилиане, как только растоплю печь, – торопливо сказала Фрэнсис. – Хотя нет, на печь нет времени. Я приготовлю чай наверху, на газе.

Она бросилась в кухню за чайной посудой. Лилиана, пошатываясь от слабости, стала взбираться по лестнице. Когда Фрэнсис минутой позже поднялась наверх, она стояла посреди спальни, схватившись за лоб.

– Я не соображаю, что делаю, Фрэнсис! – Вся дрожа, Лилиана упала в ее объятия. – У меня голова кружится. Это выше моих сил.

– Но самое страшное уже позади, – прошептала Фрэнсис. – Ты слышала, что констебль сказал насчет камней в проулке? Значит, часть дела сделана.

Лилиана слегка отстранилась, чтобы заглянуть ей в лицо:

– Ты думаешь?

– Да. Да!

Лилиана устало закрыла глаза и кивнула. Фрэнсис снова притянула ее к себе, поцеловала, а потом убежала в кухоньку.

Поставив чайник на огонь, она тут же кинулась в гостиную: хотела еще раз посмотреть на замытые кровавые пятна на ковре. Она бесшумно раздвинула занавески, и – боже, вот они… четыре, пять, шесть, семь… семь пятен, отчетливо видных, если знаешь, где искать. Нагнувшись и приложив к ним ладонь, Фрэнсис обнаружила, что они все еще влажные. В камине было черным-черно от копоти, на колосниковой решетке лежали грудой жирные комья спекшейся золы и обгорелые клочья фартука – избавиться от них сейчас нет возможности. Фрэнсис выгребла все в зольное ведро, торопливо разожгла огонь и, когда он распалился, навалила в него побольше угля. Если комната хорошо прогреется, ковер высохнет и пятна станут незаметны среди пестрого узора – так ведь? Она установила в камине предохранительную сетку и поспешила в кухню, где уже вовсю кипел чайник.

Внизу мать снова стояла у французских окон.

– До сих пор не могу осознать происшедшее, Фрэнсис, – сказала она. – Никак не приду в себя. Все это кажется дурным сном.

Она взяла у Фрэнсис свой чай, и чашка задребезжала на блюдце. В лице матери по-прежнему не было ни кровинки. Стоит ли оставлять ее одну? Может, еще есть время сбегать за миссис Плейфер и Пэтти? Хотя нет, вспомнила Фрэнсис, миссис Плейфер сегодня рано утром уехала на неделю к сестре в Сассекс. Позвать кого-нибудь другого? Кого-нибудь из соседей? Она подумала про Доусонов, живущих прямо напротив… Уже через несколько секунд Фрэнсис в чем была, без плаща и шляпы, выскочила из дома под дождь, перебежала через улицу и, задыхаясь, сообщила Доусонам о происшедшем. Да, ужасно. Страшное потрясение. Нет, не напали, как в прошлый раз. Полицейский считает – несчастный случай. Но не могла ли бы миссис Доусон посидеть с ее матерью час-полтора, пока она съездит с миссис Барбер до морга и обратно? Не могла ли бы одна из служанок тоже прийти, чтобы растопить плиту и приготовить завтрак?

Конечно-конечно, взволнованно сказали они. Они сейчас же придут, прямо за ней следом. Они бросились за своими плащами и зонтиками, а Фрэнсис поспешила обратно домой.

Выйдя из палисадника Доусонов, она заметила неподалеку, на повороте дороги, какого-то лавочника: он стоял в неподвижной позе, выражающей любопытство, и глазел на что-то, находящееся дальше по склону холма. Подступив к бордюру тротуара, Фрэнсис увидела, что именно привлекло внимание мужчины. Из проулка выполз санитарный автофургон и повернул на проезжую часть, медленно и осторожно, будто крадущийся, принюхивающийся зверь. Он проехал так близко от Фрэнсис, что, казалось, только протяни руку и дотронешься до него. С минуту она смотрела на глухой задок фургона, с грохотом катившего в сторону Камберуэлла. Неужели действительно там внутри Леонард? Она представила размозженную голову, мелко подпрыгивающую от тряски, и ее замутило.

Однако после разговора с Доусонами Фрэнсис немного полегчало. Она частично избавилась от фальши и почувствовала, что теперь реагирует на трагическую ситуацию как невиновный человек, оказавшийся в ней не по своей воле.

Мать и Лилиану она застала в нижней гостиной. Лилиана была одета, но одета дурно, в несочетаемые цвета – синяя юбка, малиновая вязаная кофта, коричневый плащ, – словно она нацепила на себя первое, что подвернулось под руку. Пятна пудры на лице и мазки помады на губах только подчеркивали ее бледность. Она вся дрожала, как от холода, и мать, похоже, пыталась напоить ее чаем: на столике у дивана стояла почти полная чашка с красным отпечатком губ на ободке. Услышав в холле шаги миссис Доусон и служанки, Лилиана вздрогнула, а когда женщины вошли в гостиную – потупила голову.

– Ах, миссис Барбер, примите мои соболезнования, – выпалила миссис Доусон. – Миссис Рэй, беда-то какая!

Пока Фрэнсис бегала наверх за плащом, к дому подъехал таксомотор. Она взяла Лилиану под руку и повела через палисадник, ощущая пристальные взгляды прохожих. Возможно, новость о печальном происшествии уже распространилась по округе, а возможно, они с Лилианой привлекали внимание своим болезненным видом и неверной, торопливой походкой. Шофер тоже смотрел на них с нескрываемым любопытством. Интересно, подумала Фрэнсис, много ли рассказали ему полицейские? Во всяком случае, куда ехать, он не спросил. Молча помог им сесть, вернулся в кабину – и автомобиль, громко скрежеща передачами, покатил вниз по склону холма.

За всю дорогу ни Фрэнсис, ни Лилиана не проронили ни слова. Шофер был надежно отделен от них стеклом, гулом мотора, шорохом шин по мостовой, но они в своем тревожном состоянии все равно опасались разговаривать. Они просто крепко держались за руки, незаметно для водителя. Время от времени Лилиана закрывала глаза и беззвучно шевелила губами, словно произнося молитву.

Они ехали по утренним воскресным улицам, поливаемым дождем: мимо парка, мимо больницы, кинематографа, магазинов и лавок, мимо всего, из чего складывался обычный, мирный городской пейзаж. За парком Камберуэлл-Грин таксомотор свернул вправо, в унылый квартал скученных приземистых домишек с террасами, а через несколько минут остановился у похожей на часовню пристройки к довольно большому зданию, в котором, по всей вероятности, располагался коронерский суд. Фрэнсис открыла дверцу автомобиля, не очень понимая, что делать дальше, – а потом увидела констебля Харди, который каким-то полицейским волшебством добрался туда раньше их. Он подошел к ним и быстро провел сквозь дождь в пристройку. Там, в мрачном маленьком вестибюле, они сели ждать на жесткие деревянные стулья.

Сквозь окно с рифленым стеклом сочился слабый свет. Откуда-то доносились приглушенные мужские голоса; зазвонил телефон, и кто-то снял трубку, как если бы дело происходило в какой-нибудь конторе или служебном помещении магазина. Интересно, это уже сам морг или только остановка на пути к нему? Фрэнсис не знала. Все здесь казалось таким заурядным, таким безликим. Поверить, что тело Леонарда где-то рядом, было даже труднее, чем осознать при виде санитарной машины, что он там, внутри.

Но вскоре Фрэнсис уловила запах дезинфицирующего средства, ползущий откуда-то и словно бы придающий воздуху желтушный оттенок. Лилиана, похоже, тоже учуяла. Она нервно поерзала на стуле и схватила Фрэнсис за руку:

– Я не смогу, Фрэнсис.

Фрэнсис нащупала ее пальцы:

– Констебль сказал, это минутное дело.

– Я боюсь даже приблизиться к нему.

– Ты быстро взглянешь на него и тут же отвернешься.

– Мне страшно. Я не смогу… О боже!..

Констебль Харди вернулся и попросил их пройти с ним.

Лилиана закрыла глаза и глубоко, прерывисто вздохнула. Она поднялась на ноги с помощью Фрэнсис и, держась за сердце, стояла в нерешительности так долго, что Фрэнсис показалось, будто все рушится, оползает, осыпается, как соль, как песок. С тихим отчаянием она проговорила:

– Это одна минута. Самое страшное уже случилось. Самое страшное позади. Одна краткая минута – и все.

Лилиана еще раз вздохнула, собираясь с духом, и кивнула. Констебль Харди неуклюже повел рукой, приглашая следовать за ним.

И только двинувшись по его пятам, Фрэнсис начала наконец понимать, зачем, собственно, они с Лилианой здесь. Частью своего существа она по-прежнему не верила в реальность происходящего. Где-то опять зазвонил телефон. Фрэнсис смутно предполагала, что сейчас они перейдут в другое здание, более внушительное, убедительное. Но даже если и так – действительно ли Леонард там? Да нет, он в своей конторе, конечно же. Он в теннисном клубе. Он у родителей. Он дома на Чемпион-Хилл, ходит по лужайке, толкая перед собой косилку…

Но вот они свернули в какой-то коридор, констебль Харди открыл дверь, посторонился, пропуская женщин, – и Фрэнсис очутилась в освещенной электричеством стерильно чистой комнате, посреди которой возвышалось странное подобие алтаря, а на нем покоилось нечто похожее на человеческое тело, накрытое простыней. Рядом стоял санитар в фартуке. Когда дверь за ними закрылась, он спросил, готовы ли они. Фрэнсис тупо уставилась на него, не понимая, о чем речь. Однако Лилиана, должно быть, кивнула или подала какой-то иной знак, ибо мужчина тотчас же взялся за верхний край простыни – осторожным, отработанным, бесстрастным жестом официанта, кладущего салфетку на колени даме. И когда он начал поднимать простыню, разрозненные, отрывочные мысли Фрэнсис стремительно слились воедино, принося ясное понимание, порождая дикий ужас.

Но уже миг спустя страх улетучился. Все показалось таким ненастоящим, таким безопасным по сравнению с потным кошмаром прошлой ночи. Лицо Леонарда походило на сделанный второпях пластилиновый слепок: одна сторона серая, другая – багровая, без плавного цветового перехода между ними. Глаза полуоткрыты, но губы естественно сомкнуты. Белое полотенце, обернутое вокруг головы и под нее подоткнутое, напоминало монашеский плат, в котором двухцветное лицо с рыжеватыми усами выглядело слишком нелепо, слишком гротескно, чтобы поверить в его физическую реальность. Нет-нет, это не Леонард. Даже Лилиана наверняка понимает это. Несколько долгих мгновений Фрэнсис недоуменно вглядывалась в мертвые черты, а потом, в ответ на вопрос констебля Харди, с запинкой произнесла:

– Да… Да, это он.

Гораздо больше она расстроилась, когда, повернувшись прочь, увидела вещи Леонарда, сваленные в кучу на большом стальном лотке: мокрую одежду, котелок, расшнурованные туфли, за ночь размякшие от влаги. И до жути аккуратно разложенные на пергаменте разные мелкие предметы: ключи, пачка сигарет, скаутский складной ножик, монеты, какие-то бумажки, документы, наручные часы, обручальное кольцо.

Когда они вернулись в вестибюль, Лилиана все еще рыдала. Фрэнсис усадила ее на стул и села рядом, обняв за вздрагивающие плечи. Констебль Харди неловко топтался рядом. У него документ, который надо подписать. Лилиана наконец вытерла глаза, вытерла нос и мутно посмотрела на бумагу. Потом возникли проблемы с авторучкой – то ли перо засохло, то ли чернила кончились. Констебль, покраснев до ушей, принялся с ней возиться.

Неприятный желтушный запах теперь ощущался сильнее. Фрэнсис не терпелось поскорее выйти на свежий воздух. Сквозь рифленое оконное стекло она различала внушающие спокойствие очертания таксомотора, который стоял там с незаглушенным двигателем, ждал их, чтобы отвезти домой.

Пока она смотрела в окно, за ним проплыла волнисто размытая темная фигура, а через секунду дверь открылась, и в вестибюль вошел еще один полицейский в дождевике. Он был старше констебля Харди по возрасту и по званию – и, судя по всему, уже знал все обстоятельства дела. Он подошел, поздоровался и назвался: полицейский сержант Хит, представитель коронера. Миссис Барбер уже опознала тело? Они ей очень признательны. А мисс Рэй, насколько он понимает, домовладелица? В интересах следствия необходимо установить кое-какие факты – если миссис Барбер и мисс Рэй не возражают.

Не дожидаясь согласия, сержант Хит пододвинул стул и сел. Лилиана тупо смотрела на него опухшими от слез глазами. Фрэнсис с тревогой наблюдала, как он достает блокнот, шарит в кармане в поисках карандаша, слюнит грифель. Так, не могли бы они подтвердить свой адрес? Не могли бы они сказать, когда именно в последний раз видели мистера Барбера живым? Не знают ли они, как мистер Барбер планировал провести вчерашний вечер?

Все эти вопросы уже задавал констебль Харди, подумала Фрэнсис, и получил на них исчерпывающие ответы. Она закрыла глаза, просто от усталости. Она не спала всю ночь. Она с утра ничего не ела. День начал казаться какой-то дрянной оловянной подделкой: пустая видимость, фальшивка, ненастоящий день, который, по какой-то неведомой причине, ей нужно проживать так, будто он совершенно реальный. Но все это, конечно же, скоро закончится. Скоро им позволят вернуться к привычной жизни… Список вопросов, имевшихся у сержанта, казался бесконечным. Он тщательно записывал ответы, с механической бесстрастностью. И Фрэнсис, на него глядя, отвечала столь же механически: «Нет. Да. Нет, я так не думаю. Нет, я ничего не слышала. Вообще ничего».

Наконец сержант прочитал вслух показания и попросил подписаться под ними. Затем сам поставил подпись, перехватил блокнот резинкой и убрал в карман, словно положил конец делу. Фрэнсис с облегчением увидела, как он встает, и сама тоже уже напрягла ноющие мышцы, собираясь подняться со стула.

Но тут сержант Хит, совершенно для нее неожиданно, произнес:

– Ну а побеседовать подробнее мы сможем в камберуэллском участке. Если миссис Барбер не возражает.

Он протянул руку, чтобы помочь Лилиане встать. Лилиана, растерянно моргая, посмотрела на него снизу вверх, потом перевела глаза на Фрэнсис.

– Минуточку, – сказала Фрэнсис. – Я не понимаю. Вы ведь уже закончили с миссис Барбер на сегодня? Все-таки она перенесла страшное потрясение. Констебль Харди дал нам понять, что мы сможем сразу же вернуться домой.

– Ну… – Сержант коротко покосился на младшего мужчину. – Миссис Барбер не обязана давать показания. Просто это ускорило бы ход расследования, знаете ли.

Теперь Фрэнсис явственно услышала в голосе полицейского жесткие, металлические нотки: под мягкой оболочкой любезности, похоже, скрывался стальной каркас.

Усталость как рукой сняло. Кровь зашумела в ушах. Фрэнсис порывисто встала со словами:

– Все ли в порядке, сержант Хит?

Он мрачно кивнул:

– Да, все в порядке. Если не считать того, что человек умер, разумеется. Нам нужно выяснить, как именно все случилось.

– Но я думала, вы уже знаете. Констебль Харди сказал, что мистер Барбер поскользнулся и ударился головой.

– Да, вполне возможно, он поскользнулся. Но нельзя сбрасывать со счетов и другие версии. Наш врач поверхностно осмотрел тело, и… буду с вами честен, у него возникли кое-какие сомнения. Пока что оснований для тревоги нет. Когда он проведет тщательный осмотр, мы будем знать больше. А тем временем у нас есть еще несколько вопросов к миссис Барбер. Вы сами можете ехать домой, мисс Рэй. С миссис Барбер посидит одна из наших женщин, пока родственники не подъедут.

Лилиана схватила Фрэнсис за руку:

– Нет, не оставляй меня!

– Не бойся, не оставлю, – быстро заверила Фрэнсис, испуганная беспомощным, беззащитным выражением, вновь появившимся на лице Лилианы. – Даже в мыслях такого нет. Полагаю, мне можно сопровождать миссис Барбер? – спросила она сержанта.

– Да, разумеется, – ответил он, снова сама любезность.

И вот они вышли под дождь, оставив добросердечного молодого констебля в вестибюле. Фрэнсис с Лилианой забрались в таксомотор, а сержант Хит подвел велосипед и приготовился следовать за ними. Он был тучноватой комплекции, а в своем широком прорезиненном плаще выглядел и вовсе толстяком. Казалось бы, он должен был представлять собой довольно комичное зрелище сейчас, когда защеплял брюки зажимами, собираясь катить на велосипеде по такому ненастью. Однако, когда автомобиль тронулся с места, Фрэнсис обернулась и увидела, что сержант резво крутит педали, не обращая на дождь ни малейшего внимания. Через пару минут она снова оглянулась и немного спустя оглянулась еще раз: сержант, не отставая, следовал прямо за ними; его глаза скрывались под козырьком шлема, и в облике его не было решительно ничего комичного.

По крайней мере, двигались они обратно в сторону дома, и поездка оказалась короткой. В полицейском участке Фрэнсис уже дважды бывала прежде: один раз приходила, чтобы сообщить о кэбмене, жестоко обращавшемся с лошадью, а в другой раз наведывалась с матерью по какому-то делу, связанному с благотворительностью. Этот визит, однако, нисколько не походил на предыдущие. Они въехали в задние ворота, остановились в мощенном булыжником дворе и подождали, пока сержант Хит не поставит велосипед под навес. Потом прошли за ним в закопченное здание, через дверь без таблички. Там поднялись по лестнице на второй этаж, свернули направо, налево, еще раз направо – и Фрэнсис потеряла ориентацию. Здесь тоже окна были застеклены толстым рифленым стеклом, а на некоторых вдобавок стояли решетки. Шаги и голоса отдавались от каменного пола и кафельных стен гулким казенным эхом.

Но комната, в которую сержант их привел, – комната полицейской матроны – оказалась неожиданно уютной. В маленьком камине горел огонь, на полу лежал коврик. Женщина принесла чайник и тарелку печенья.

– Ах, бедняжка, – сочувственно произнесла она, усаживая Лилиану у камина. Затем обратилась к Фрэнсис, уже не таким фамильярным тоном, поскольку по выговору опознала в ней даму не из простых: – Вы присматриваете за ней, мадам? Очень любезно с вашей стороны.

Она налила им по чашке сладкого чая и ушла. Фрэнсис и Лилиана по-прежнему боялись разговаривать: слишком рискованно. За дверью простучали частые шаги, потом в коридоре стало тихо. Но вдруг кто-нибудь притаился там, подслушивает? А может, здесь какие-нибудь решетки в стенах, потайные трубы и устройства? Сердце у Фрэнсис сильно билось – оно сильно билось с той секунды, когда в морге сержант Хит предупредительно протянул Лилиане руку.

Однако надо вести себя естественно. Фрэнсис передвинула чашку по столу:

– Ты должна выпить чаю, Лилиана. И поесть печенья. У тебя со вчерашнего дня крошки во рту не было.

Но Лилиана помотала головой, с отвращением морщась:

– Я не могу. Мне плохо. Чуть ли не хуже, чем… – Снова услышав шаги в коридоре, она вздрогнула и впилась взглядом в дверь. А потом шепотом продолжила: – Чуть ли не хуже, чем вчера. Такое ощущение, будто внутренности вываливаются! Я просто… хочу домой.

– Уверена, тебя долго не задержат. Ты вообще не обязана давать показания. Сержант ведь так и сказал, да? Что ты не обязана давать показания?

– О чем они будут спрашивать?

– Не знаю. Ты, главное, постарайся сохранять спокойствие.

– Они обнаружили что-то подозрительное, да? Сержант сказал, у них возникли сомнения. Почему он так сказал? Наверное…

Снова шаги в коридоре. Лилиана и Фрэнсис отпрянули друг от друга и больше уже не осмеливались заговорить.

Вскоре, впрочем, в дверь постучали, и вошел сержант Хит, а с ним коренастый мужчина в штатском – опрятный, чисто выбритый, в круглых очочках, похожий на старшего банковского клерка. В первый момент Фрэнсис решила, что это какой-нибудь сослуживец Леонарда. Но потом мужчина протянул руку и представился: старший детектив-инспектор Кемп. Он хочет пройтись по показаниям миссис Барбер. При слове «детектив», неожиданно прозвучавшем из уст человека в штатском, вся уверенность Фрэнсис улетучилась; сердце подпрыгнуло к самому горлу и бешено заколотилось там.

Инспектор Кемп сказал, что долго миссис Барбер не задержит. Не угодно ли мисс Рэй – она домовладелица, да? – не угодно ли ей подождать в коридоре?

Но Лилиана снова вцепилась в руку Фрэнсис, все с тем же пугающе-перепуганным видом:

– Можно Фрэнсис останется со мной?

– Ну… – Мужчина на миг задумался. – Почему бы и нет. Вы не возражаете, мисс Рэй?

Фрэнсис неловко потрясла головой и села за стол рядом с Лилианой. Мужчины уселись прямо напротив. Инспектор Кемп бегло пролистал стопку исписанных бумаг. Откуда у него столько записей, спрашивается?

Начал он с уже знакомых вопросов. Знакомыми были и томительные паузы между ними, пока он аккуратно и бесстрастно записывал ответы. Когда миссис Барбер видела мужа в последний раз? Как он провел вчерашний день? Значит, насколько ей известно, вечером он встречался со своим другом Чарльзом Уисмутом? Не могла бы она уточнить написание фамилии? Не могла бы она еще раз назвать адрес мистера Уисмута и адрес фирмы, где он служит?

А что насчет самой миссис Барбер? Чем она занималась вчера вечером?

Лилиана с бумажным шорохом разомкнула сухие губы.

Да ничем, в общем-то. Немного почитала, немного пошила. Легла спать рано, в самом начале одиннадцатого.

Она часто ложится спать рано? Да нет, не сказать чтобы часто. Только когда чувствует усталость.

Вчера вечером она чувствовала усталость? Да. Нет, она не знает почему.

А в котором часу она ждала мужа? Неужели она не забеспокоилась, когда он не появился?

Ну, он иногда возвращался поздно. Она заснула, вот и все. А когда проснулась сегодня утром и поняла, что он так и не пришел домой, – предположила, что он опоздал на поезд и переночевал у Чарли или… или… Она не знает, что именно подумала. У нее не было времени толком подумать: почти сразу пришел полицейский.

Лилиана говорила настойчиво, чересчур настойчиво. И по мнению Фрэнсис – совершенно неубедительно. Но она понятия не имела, какое впечатление складывается у мужчин. Эти двое нимало не походили на констебля Харди. Лица у них были серьезные, непроницаемые, и, когда они улыбались – дежурной профессиональной улыбкой, – глаза оставались холодными. Время от времени инспектор пристально взглядывал на Лилиану, и Фрэнсис казалось, что он мысленно отмечает ее бледность, подчеркнутую неряшливыми мазками пудры и помады. Еще ей казалось, что иногда он задерживает оценивающий взгляд на пышных грудях Лилианы, обтянутых малиновой кофтой.

Потом инспектор Кемп резко изменил направление разговора – перешел к событиям летней ночи, когда на Леонарда было совершено нападение. Какого числа это произошло?

Фрэнсис почувствовала, что Лилиана колеблется. Она, конечно же, помнила дату – как и Фрэнсис. Той ночью они впервые занимались любовью, и дата имела для них символическое значение. Наконец Лилиана разлепила сухие губы и произнесла:

– Первого июля.

Инспектор слегка склонил голову набок:

– Вы хорошо все помните? Тогда была суббота, так? Поздний вечер субботы. Вы находились рядом с мужем во время нападения?

– Нет. Я… я увидела его уже после. Я была на дне рождения у сестры. Вот почему помню дату.

– Ваш муж не пошел с вами на вечеринку?

– Нет.

– А мистер… – Инспектор сверился со своими записями. – Мистер Уисмут? Он был на вечеринке у вашей сестры?

Лилиана недоуменно нахмурилась:

– Чарли? Нет. Он был с Леном.