Третьего не дано? Елманов Валерий

Дуглас!

Юный шотландец сегодня вместе с убийцами своего ученика.

«Хорош гусь! — зло подумал я. — Или ему любовь окончательно застила мозги?!»

А вот любопытно, как он будет смотреть своей жене в глаза после участия в убийстве ее матери и брата? И о какой чести он сможет потом говорить?!

И интересно, как она воспримет шотландца после случившегося? Неужто потом ей ничего не будет вспоминаться?

Впрочем, князь Владимир тоже вначале убил отца и братьев строптивой невесты, а потом преспокойно поимел ее прямо на пепелище взятого и сожженного им Полоцка, и ничего — жили.

Правда, закончилось плохо — развелся он с нею, но до этого она успела изрядно нарожать ему. Одних сыновей несколько штук[142]. Так что у Дугласа есть неплохой шанс на счастливую семейную жизнь…

Кстати, возможно, уже сейчас он показывает царевичу прощальное па нового танца.

Красивого танца под названием «Танго смерти»…

Мать-царицу Марию Григорьевну первой повели наверх по лестнице, ведущей из трапезной на женскую половину палат. Сопровождали ее двое стрельцов. Следом за ними поднималась бледная как полотно Ксения, а рядом, но на шаг позади, шел князь Рубец-Мосальский.

— Я не понимаю… — озадаченно начал было задержавшийся внизу Квентин, встревоженно оглядываясь на людей, остающихся подле царевича.

— Чего непонятно-то?! — возмутился Голицын. — Сказано, государь жалует тебя царевной, так что поспешай следом за ними, а тут тебе делать неча!

Квентин перевел взгляд на Федора, умоляюще смотревшего на него, и в памяти всплыли вчерашние слова Дубца, который, как назло, куда-то запропал: «Худое умышляют…»

Правда, когда он в первый раз увидел Ксению, то все сразу вылетело у него из головы, но сейчас сызнова вернулось.

Впрочем, боярин ясно сказал, что они пока зачитают царевичу грамотку от Дмитрия Иоанновича, в коей дают повеление Федору Борисовичу отдать в жены свою сестру ему, Квентину, и… может быть, так положено, чтобы его, Дугласа, хотя он и жених, рядом не было?

«Странные обычаи, кои мне неведомы, вот и чудится невесть что, — мелькнула в голове спасительная мысль. — Да тут еще эта досадная неприятность с обезумевшим священником. Вон и мать ее тоже пошла наверх. Наверное, я должен вначале испросить ее благословения, она же старшая теперь, — осенило его, — а уж потом спуститься к царевичу. Они же мне не пояснили, потому что забыли или не подозревали о том, что я не знаю установленного порядка».

И он, согласно кивнув Голицыну, поспешил догнать уже поднявшихся к тому времени на свою половину женщин.

Боярин удовлетворенно крякнул и покосился на Молчанова, выразительно указав ему глазами на дверь в противоположной стороне трапезной, ведущую на мужскую половину.

Тот склонил голову в знак того, что все понял, и неспешно сместился к ней, перекрывая Федору возможный путь к бегству.

Сам боярин по-прежнему предусмотрительно оставался близ входной двери, ведущей в темные сени.

— Мы-ста пришли, царевич, дабы огласить тебе грамотку с повелением истинного государя нашего Дмитрия Иоанновича, — выспренно произнес он и замер в ожидании гневной реакции Федора, но белый как мел царевич продолжал молчать.

Пришлось распроститься с первым вариантом плана — возмущенно кинуться на него, как бы карая за худые слова о новом государе, не получалось.

Голицын перевел взгляд на Сутупова.

Тот выступил вперед и неспешно принялся разворачивать свиток, а оставшаяся четверка стрельцов стала медленно приближаться к царевичу, беря Федора в кольцо…

Меж тем замешкавшийся внизу Квентин, поднявшись наверх, шагнул в услужливо распахнутую князем Мосальским дверь, за которой, как он знал, ждала его долгожданная мечта.

И вновь, едва увидев красоту царевны, Квентин остановился как вкопанный в дверном проеме, во все глаза глядя на потупившуюся Ксению.

«Боже, как она прекрасна!» — снова восхитился он, не в силах сдвинуться с места.

Из ступора его вывел жалобный женский крик-стон, раздавшийся где-то совсем рядом.

— Матушка! — отчаянно закричала царевна, указывая рукой куда-то за спину Дугласа.

Квентин непонимающе захлопал глазами, но, повинуясь руке, самой-самой из всех, послушно шагнул назад и оглядел небольшую галерейку, после чего вновь обомлел, но на этот раз от ужаса.

Двое стрельцов, которые сопровождали царицу-мать, не иначе как обезумев, подобно тому старому священнику, душили бедную женщину.

Очнувшись от оцепенения, шотландец, выхватив саблю, ринулся выручать Марию Григорьевну.

Не ожидавшие в пустых покоях каких-либо помех стрельцы даже не успели ничего понять, как были убиты. Лишь второй успел удивленно оглянуться, да так и умер с этим изумлением на лице, а Квентин склонился над царицей, пытаясь приподнять грузное тело.

— Сына… сына мово… Федюшу… — хрипло выдохнула та умоляющим голосом. — Скорей… — И лишилась чувств.

Переставший вообще что-либо соображать, ибо объяснений всем этим странностям у него не находилось, Квентин тем не менее, подобрав саблю, послушно поспешил обратно.

— Ты куда?! — рявкнул вышедший Мосальский и попытался ухватить Дугласа за полу кафтана, но проворный шотландец лихо увернулся, хотя у самой лестницы все же обернулся к боярину, торопясь предупредить его об опасности.

— Там царевич… худо… царицу… стрельцы… совсем худо! — выпалил он и опрометью, через две ступеньки на третью, бросился вниз, где снова замер в оцепенении, тараща глаза на творящийся ужас.

Оказывается, безумие напало не только на стрельцов, сопровождавших царицу, но и на тех, кто остался с царевичем, потому что они навалились со всех сторон на Федора, а в руках одного из них была веревка.

Сам царевич отчаянно сопротивлялся, но силы были явно не равны.

Веревку почти удалось накинуть, но тут дверь, охраняемая Молчановым, слегка приоткрылась и из-за нее в сторону боровшихся кошкой метнулся худенький, щуплый светловолосый подросток, который с яростным визгом в отчаянном прыжке впился зубами в руку дюжего стрельца с веревкой.

Разумеется, управиться со здоровенным детиной мальчишка не сумел и через секунду, отброшенный могучей рукой, отлетел прочь, впечатавшись головой в стену и сползая по ней вниз, но зато веревку убийца уронил на пол.

Этот яростный вопль мальчугана и вывел Квентина из ступора. Удивляться тому, что князь Голицын, дьяк Сутупов и Михайла Молчанов безучастно взирают на эту чудовищную картину, Дуглас уже не стал, да и не до того ему было.

Сабля в его руке описала сверкающий полукруг и обрушилась на ближе всех стоящего к нему огромного стрельца. Остальные сразу шарахнулись кто куда.

— Вы что?! — заорал Квентин, закрыв спиной своего бывшего ученика.

Голицын в сердцах сплюнул и сердито изрек:

— Уйди от греха, князь, а то мы тебя тут с другой невестой обвенчаем, покостлявее.

— Вы что? — уже гораздо тише, почти шепотом повторил Дуглас. Возникшая в его голове догадка, такая простая и все объясняющая, сдавила его горло так, что громко, как ему хотелось, закричать он попросту не мог и потому вынужден был кричать шепотом. — Вы… за этим… сюда… идтить? — И в его памяти вновь всплыло предостережение стременного Дубца, которое оказалось мрачным пророчеством: «Худое они умыслили, княже. Чую я…»

Еще раз остро пожалев, что паренька нет рядом, а как бы он пригодился, шотландец оглянулся на Федора, прижавшегося к стене и затравленно смотревшего на своих палачей.

— Уйди, сказываю! — возвысил голос Голицын и обрушился на спускающегося по лестнице Мосальского. — А ты куда глядел?!

— Не уследил, — развел руками тот.

— «Не уследил», — передразнил его Голицын. — А мне таперича расхлебывай тут за тебя! — И рявкнул на стрельцов: — Чего встали?! Он один, а вас ажно трое. И ты давай, Михайла! Неча там в сторонке отсиживаться! — прикрикнул он на Молчанова, по-прежнему стоящего у двери на мужскую половину.

— Сам сказывал, боярин, чтоб задавить без крови, — нерешительно произнес один из стрельцов, — а у него сабля.

— Это Федьку задавить, а ентого как хошь валите. Или сам уйдешь, иноземец? — в последний раз спросил он у Квентина, с тоской понимая, что теперь весь пол будет в крови и что именно обо всем произошедшем здесь завтра станет говорить вся Москва — бог весть, но ничего хорошего — это точно.

— На што он тебе сдался-то, дурачина? — попытался напоследок урезонить ополоумевшего учителишку Голицын, но тот в ответ — дурак и есть дурак — лишь непреклонно помотал головой, после чего, отступив на шаг и наглухо закрыв собой царевича, изготовился к бою.

«Ну и пущай, — отмахнулся боярин. — Нынче главное повеление ентого… путивльского царька выполнить, а там… видать будет».

И он поторопил медливших стрельцов:

— Быстрее с им, а плату удвою.

— Вот с ентого и надобно было начинать, — удовлетворенно откликнулся самый здоровенный и, хищно оскалившись, пошел в атаку.

Боярин меж тем опытным глазом старого бойца окинул противостоящих иноземцу стрельцов, к которым нехотя подошел Молчанов, и повернулся к Сутупову:

— Живо слетай в сенцы, да ишшо троих сюды. Чую, маловато будет.

Квентин, как и всякий английский дворянин, искусством фехтования владел относительно прилично. Имелось только три, но весьма существенных «но».

Шпага — не сабля, английские дворяне ничем не походили на четырех громил звероватого вида, к которым вот-вот должны были присоединиться еще трое, а виртуозная игра в тренировочном зале мало напоминала смертельный бой.

Нет, он не струсил. В самые последние секунды перед началом схватки он еще успел весело заметить Федору:

— Смотри, царевич, это новое па, которое я тебе сейчас покажу.

Победить ему было не суждено — он это видел, понимая, что в его силах сейчас только достойно умереть, не посрамив чести Дугласов, что Квентин и сделал.

Но вначале шотландец выкупил еще несколько драгоценных минут, которых мне не хватало. Оплата была щедрой — Квентин не стал скупиться, поставив на кон свою собственную жизнь.

А Снегирь старательно вытирал кровь, продолжающую понемногу выступать на рассеченном виске священника.

— Ништо, батюшка, — пообещал он, с сочувствием глядя на отца Антония. — Рана неглубока, не оглянешься, яко заживет. Ты еще мово Васюка обвенчаешь, егда он в полное здравие придет.

— Болеет? — шевельнулись губы священника.

— По царскому повелению в темнице сиживал, да на дыбе там повисеть довелось. Вот с тех пор руками не больно-то володеет, — скупо пояснил Снегирь.

— То не вина Федора Борисовича, — выдохнул отец Антоний. — Не верю я, что по его повелению…

— И Васюк таковское мне поведал, — кивнул Снегирь. — Мол, второй воевода полка, где он ныне служит, тож туда угодил и не раз ему сказывал, будто не ведает о том царь. А я инако мыслю: нешто могут без его ведома эдаких людишек в темницу саживать? Ладно, сына моего, он из простецов, но коль второго воеводу, кой князь к тому же, — да быть такого не могёт! Вот и не поверил Васюку. Опять же и сердцем разъярился, глядючи на руки его. Тока вот ныне ушла моя злоба куда-то и уж сам толком ничего не пойму. Оно, конечно, таковскому царю на престоле быть не след — бояре живо всю державу на куски раздерут, но и убивать-то его на кой?

— А ты второго воеводу сам о том спроси, — посоветовал священник. — Он и мудер, и добр. Ему во всем верь. Я сам ему верю, и ты тоже…

— Поспрошал бы, коль встретил, — вздохнул стрелец. — Я ить его и в лицо знаю — довелось ранее раза три-четыре зрить, егда на стороже у царских палат стоял. С виду-то хошь и князь иноземный, ан не чинится, да и ходит прямо, нос не дерет. Опять же и Васюк про него изрядно славного мне поведал. Да где ж его сыщешь-то? — усмехнулся Снегирь.

— А ты… — Но договорить отец Антоний не успел. Лицо его исказилось от боли, и он, тяжело застонав, закрыл глаза.

— Эй, отче! — встревоженно окликнул его ратник. — Ты чего?! — Но потом, приложив ухо к груди священника, несколько успокоился. — Дышит, — прошептал Снегирь.

«Ему бы лекаря», — подумалось стрельцу, и он, продолжая бережно держать на руках седую голову священника, принялся оглядываться по сторонам. В первый раз на его зов никто не откликнулся, но теперь людей вроде как поприбавилось, может, и сыщется.

Однако крикнуть ратник не успел — толпа как-то раздалась в стороны, и в образовавшемся проходе Снегирь увидел того, о котором только что сетовал, что сыскать не удастся.

Выглядел тот чудно и совсем не по-княжески. Платье изрядно помятое и кое-где в пятнах грязи, сам растрепанный и без коня. Да что без коня, когда у него на голове шапки и той не имелось.

«Вот тебе и на!» — обомлел стрелец, но от удивления таким загадочным видом даже не сумел ничего вымолвить, а загадочный бегун так и проследовал бы мимо, но бросил взгляд на лежащего священника и резко сбавил ход.

Остановившись подле Снегиря, он коротко спросил:

— Жив? — И, даже не дождавшись утвердительного кивка, поинтересовался: — Они там?

Стрелец снова молча кивнул, и второй воевода его сына опрометью поспешил наверх.

Стоящие снизу, у самого подножия лестницы, оторопело пропустили его, удивленно таращась вслед, а вот у тех, кто находился на самом крыльце, времени было побольше, чтобы сообразить, и они решительно загородили бердышами путь к входной двери.

Снегирь не слышал, о чем там говорила с иноземцем выставленная Молчановым стража, но видел, что произошла заминка и что этого князя — Мак… как же его там, а ведь называл Васюк несколько раз — дальше не пускают.

Если бы сын не рассказывал о нем столь много хорошего, десятник бы еще подумал, но этот иноземец не просто сидел с его родным дитятком в одном узилище, но и, не брезгуя, кормил его с ложки, а потому…

— Придержи-ка, — велел он своему знакомцу Зароку и, бережно передав седую голову священника из рук в руки, потянулся за бердышом.

— Эй, Митяй! — крикнул он, вставая. — Пропусти князя! Добром прошу! — В его голосе чувствовалась такая нешуточная угроза, что стоящие наверху стрельцы только молча шагнули в стороны, давая воеводе свободно пройти.

Снегирь удовлетворенно кивнул и решил, что уж теперь-то он непременно улучит часец и подойдет опосля к князю, чтоб поделиться раздумьями, спросить обо всем непонятном, ну и… поклониться за Васюка…

Глава 26

И один в поле воин

Чалый все-таки не дотянул, и я еле-еле успел соскочить с него. Но передо мной уже зияли широко открытые Константино-Еленинские ворота, в которые я пригласил всех, кто оказался поблизости.

— Чего стоим?! — заорал я истошно. — Там государя убивают, а вы стоите?! Айда за мной!

Ответа я не услышал, а может, просто не дождался. Мне было не до этого. Я бежал, представляя собой весьма экзотическое зрелище. По виду боярин, по замашкам — тать, а судя по окровавленному виску — вообще не пойми кто.

Кого-то я соблазнил, потому что услышал за собой крики, шум, гам, но главное — топот множества ног.

Отлично! И я припустил как лидер гонки, продолжая накручивать себя на бегу: «Значит, стрекозы оказалось мало? Не вышло нужного эффекта? Только наш повелитель времени Числобог забыл, что я на крохотное насекомое не тяну, особенно в эдаком виде. Скорее уж на птеродактиля. И если даже он не принесет должного результата, то…»

Но об этом думать не хотелось, а потому я сосредоточился на ритмичном дыхании, которое мне еще ой-ой-ой как понадобится, а потому надо бы его по возможности сохранить.

Хорошо, что дистанция оказалась короткая…

Когда я подлетел к крыльцу годуновских хором, там уже стояли люди. Но бежавшие сзади меня создавали такой ор, что продираться сквозь это скопище мне не понадобилось.

Отреагировавший на новый шум народ, завидев несущегося на него со всех ног молодого боярского сына, явно не собирающегося тормозить, попятился и мгновенно раздался в стороны, уступая мне дорогу.

Увы, хоть толпа и бурлила, но ее накал не дошел до критического. Знай я, что имею в запасе хотя бы десяток минут, я бы постарался довести ее до кипения, но есть ли они у меня?

Вот и я этого не знал.

У самого крыльца какой-то стрелец держал на коленях окровавленную голову священника, в котором я с ужасом узнал отца Антония.

Но останавливаться было нельзя. Все потом — ты уж прости меня, отче. Помочь я все равно не в силах, а посчитаться за тебя я постараюсь, причем с процентами.

Однако не удержался и на миг притормозил.

— Жив?

Стрелец молча закивал головой. Уф, от сердца отлегло.

— Они там?!

И вновь последовал утвердительный кивок.

Отлично!

А вот радоваться, что успел, пока рано. Да и не время — впереди выросли бугаи, настроенные достаточно решительно.

Те, что внизу, были несколько иными, более обалдевшими, что ли, а эта пятерка…

— Сдурели, ребятки? — проникновенным голосом поинтересовался я у них. — Одному государю служим, а вы передо мной дверь закрыли. Совсем обезумели?

Те замешкались, переглядываясь.

— Дак не велено, — неуверенно протянул один.

— Кому? И кем? Голицыным, что ли? Так ведь чихал я на твоего Голицына! Пес он и псом издохнет!

Детина вытаращил на меня глаза в полном недоумении, удивленно глядя на человека, который походя обозвал одного из наипервейших бояр Руси псом, но уступать мне дорогу все равно не собирался.

Получалось, придется драться.

Дьявольщина! Сколько же времени у меня это займет?!

Я быстро прикинул, с кого начинать, сделал шаг назад, но… тут подоспела помощь снизу.

Тот, что держал на руках голову отца Антония, уже стоял с бердышом в руках и шутить не собирался.

Во всяком случае, рявкнул он достаточно зло, но… не мне, а стоящим напротив стрельцам.

Те переглянулись и нехотя отступили в стороны.

Вот и славно. А в сенцах никого, и можно истратить пару-тройку драгоценных секунд на то, чтобы извлечь саблю из ножен, а засапожник Дубца из голенища сапога…

— Ну и чего встали, псы?! Дави его! Дави! — науськивал Голицын оставшуюся в живых пятерку во главе с Молчановым, которая, пыхтя и то и дело спотыкаясь на телах Квентина и своего товарища, пыталась заломить руки царевичу.

— За уд его, за уд хватай, Михайла! — азартно крикнул Сутупов.

— Токмо чуток его придержите, а я счас, — пропыхтел Молчанов, тяня руку к штанам Федора, и вдруг, неожиданно ойкнув, стал оседать на пол.

В спине Михайлы, кулем свалившегося к ногам царевича, торчал нож.

Воспользовавшись мимолетным замешательством, Федор вырвался из рук опешивших палачей, число которых спустя несколько секунд уменьшилось еще на две единицы.

Оставшихся двоих я достать не успел — они оказались проворнее, успев отпрянуть.

— Не торопись на встречу с богом, еще встретишься! — весело крикнул я царевичу, занимая место подле него.

Очень хотелось использовать эту сумятицу до конца, но я не рискнул отойти от измученного тяжкой борьбой царевича, с адресованной мне блаженной улыбкой устало сползающего по стене.

— Княж Феликс, — произнес он вздрагивающим голосом и жалобно всхлипнул.

«Мания какая-то, честное слово. Как увидят меня, так сразу норовят расслабиться, — подумал я, вспомнив Дубца. — А я не бог, всюду один не поспею!»

Вывод? Надо срочно повышать парню настроение, чтобы и он подключался.

— Второй воевода полка Стражи Верных князь Мак-Альпин к твоим услугам! — бодро отрапортовал я, попутно извлекая нож из спины Молчанова.

Тот захрипел, и я, воспользовавшись временным затишьем, на прощанье сказал умирающему:

— Привет передай Ондрею Шерефетдинову. Ты с ним скоро увидишься… в аду. — И выпрямился, глядя на остатки противника.

Два стрельца, два боярина и Сутупов. Все в растерянности. Это хорошо.

Плюс еще один стрелец, но он, судя по протяжному вою и окровавленному боку, тоже вышел из строя. Это совсем прекрасно.

Интересно, кто его так? Хотя да, раз не мое, значит, постарался Квентин, который лежал в метре от меня весь залитый кровью.

Почему-то я и мысли не допустил, что все убитые стрельцы, валявшиеся на полу, включая и шотландца, пали от рук царевича. Скорее уж наоборот — всех их завалил именно Дуглас, который не из тех, кто кидается в стае шакалов на одинокого львенка.

Одно слово — поэт.

Жаль, что он так ничего и не понял, а сообразил, когда стало совсем поздно.

• Ну да, ведь ты ж вдыхал особый воздух!
• Ты не привык барахтаться во зле!..
• Ты жизнь провел на выдуманных звездах,
• А жить-то надо было на Земле!..[143]

И я мысленно попросил у него прощения за то, что подумал о нем дурно.

Итак, что мы имеем?

Получается, шотландец успел вывести из строя троих, если считать раненого. Оставшиеся продолжают пребывать в замешательстве, не понимая, кого и за каким чертом принесло.

Только вот поведение царевича мне не нравилось. Рано расслабляться и канючить: «Княж Феликс, княж Феликс».

— А вот реветь не время! — через плечо жестко заметил я ему, но сразу и ободрил: — Немного еще потерпеть осталось, так что подсоберись.

— Угу, — донеслось до меня.

Первым из столбняка вышел Сутупов. Я всегда говорил, что российские чиновники — народ очень сообразительный… когда речь идет об их деньгах или об их жизни, что для многих одно и то же.

Стремглав кинувшийся к дверям Богдан был чудесной мишенью, но я смазал — помешала широкая грудь Голицына. Так Сутупов и выскочил в сени с моим ножом в левом предплечье.

— И ты тута?! — прорычал очнувшийся Василий Васильевич и зловеще пообещал: — Ну уж ныне ты точно помрешь.

— Вначале ты, — не остался я в долгу. — Хотя ты не умрешь, ты — сдохнешь. Никак вспомнил, как я тебе рожу начистил в остроге? — И игриво подмигнул: — Еще захотел?

— Выблядок! — И он ринулся на меня, на ходу замахиваясь саблей, но почти сразу отшатнулся от угодившего в него ножа.

— Спасибо, что представился. Теперь хоть буду знать, как тебя звать-величать, — вежливо поблагодарил я его, сожалея о своей некачественной работе.

Увы, но удар хоть и пришелся точнехонько в грудь, причем ближе к левой половине, однако рукоятью — говорю же, балансировка у казачьих ножей никуда не годится.

Правда, за то время, пока он кашлял, я успел извлечь последний нож — тот самый, что больше походил на римский меч, — и уже прикидывал траекторию, но тут дверь открылась и из сеней один за другим стали выныривать стрельцы.

«Не иначе как Сутупов прислал с улицы по меньшей мере половину», — прикинул я, оценивая вновь прибывшую пятерку, минуту назад не пускавшую меня сюда.

Семеро против одного. Многовато получается…

• Э нет, постойте! Это преступленье —
• На грустной ноте кончить представленье!
• Нам нужен на сегодняшний момент
• Вполне традиционный хеппи-энд[144].

— Царевич, — негромко окликнул я, слегка повернув голову в его сторону так, чтоб продолжать контролировать стрельцов. — Тут становится жарко. Боюсь, в одиночку не управлюсь, так что подбери саблю Квентина и прикрой мне правый бок, а сам все время держись за моей спиной.

Я понятия не имел, что дверь, к которой я очень медленно стал пятиться, ведет на женскую половину, просто там стоял только один враг — князь Мосальский, потому и предпочел именно ее.

К сожалению, дорогу к ней частично перегораживал большой стол, грузно опиравшийся на массивные ножки, красиво вырезанные в виде львиных лап.

На столе еще лежали остатки трапезы, но сам он являлся одновременно и плюсом и минусом. Из-за него мы не могли подойти к двери по прямой — надо огибать, но, встав между лавкой и стеной, нам оставалось отражать атаки только с двух сторон — слишком широкая столешница мешала нападению спереди.

Сзади меж тем что-то зашевелилось, хотя и чересчур медленно. Эдак он станет вынимать саблю до морковкиного заговенья, и я нетерпеливо прикрикнул, подстегивая парня:

— Живее! Как в полку, помнишь?!

Вроде бы подействовало. Пусть ответа и не последовало, но сопение возле уха подсказало, что Федор тоже готов к бою.

«Что ж, пора», — прикинул я и вновь аккуратно двинулся в сторону стола.

Бежать к двери было рановато. Если б в одиночку — тогда я успевал, но вдвоем с царевичем… Он не поймет маневра, а сказать вслух нельзя — услышат все. Это сейчас возле нее стоит один Мосальский, а стоит мне вякнуть…

Они кинулись на меня почти одновременно, повинуясь повелительному жесту Голицына, который мог командовать только так, будучи не в силах сказать хоть слово.

Однако атака была бестолковой.

За такое я у себя в полку нещадно наказывал, поскольку трое налетели со стороны стола и только бесполезно тыкали саблями в нашу сторону, не в силах достать.

Оставшиеся четверо изрядно мешали друг другу, причем двое вообще лишь топтались за спинами передней парочки, поскольку места для всех не имелось.

— Спину, царевич! — рявкнул я и с облегчением понял, что Федор вспомнил про учебу в полку, тут же прижавшись к моей спине.

Однако ситуация могла осложниться в любой момент, поскольку троица за столом уже сообразила, что гораздо большую пользу она принесет, если его обогнет.

Пришлось прибегнуть к импровизации. Но вначале я, схватив со стола что попало, щедрым жестом гостеприимного хозяина сыпанул в лицо наседавшим на меня сбоку стрельцам.

Эффект был замечательный.

Что попало оказалось солью, которая угодила в глаза сразу обоим, отчего они тут же взвыли, отшатнулись на задних, а я получил пятисекундную передышку, переворачивая стол на двинувшихся в обход стола.

Увернуться стрельцы не успели, так что громоздкая столешница махом придавила сразу двоих. Третьего, наиболее проворного, успевшего обогнуть препятствие, я встретил ударом сабли, под который он подставил свой клинок, и одновременным внушительным пинком по…

Словом, по тому месту, за которое рекомендовал ухватить царевича Сутупов.

Кажется, ему не понравилось.

Мосальский тоже не мог воспрепятствовать нашему дальнейшему продвижению наверх, поскольку барахтался вместе со стрельцами под столешницей.

Путь наверх оказался свободен.

— Живо к лестнице! — заорал я, с силой толкая царевича в сторону распахнутой настежь двери.

Тот на секунду опешил, но дошло до него быстро — не иначе как помогло начальное ускорение.

Давай, родной, давай, а я уж как-нибудь следом! Но на полпути я понял, что не успеть, иначе две сабли вот-вот вонзятся мне в спину.

Ну ничего — Федя-то поспевает, а мы уж как-нибудь опосля.

Но это только в рыцарских романах и в голливудских боевиках герой храбро отражает нападение десятка врагов, не получив ни одной царапины. В жизни же…

Впрочем, я отделался сравнительно дешево. Достали меня только дважды и слегка — левое плечо болело несильно, а царапину на все той же левой руке можно было вообще не принимать в зачет.

Зато я сумел изловчиться и, прежде чем к ним подоспела подмога, нырнуть за дверь, после чего… от души выматерился.

А что еще оставалось делать, когда рухнула надежда на засов, которым я собирался запереть эту дверь изнутри?

Увы, но он отсутствовал.

Да что ж за невезуха такая?! И дату эти гады выбрали неправильно, и народ на улице до сих пор жует мозги, будто им все равно, да тут еще и двери нараспашку!

Пришлось отступать, с боем поднимаясь вверх по лестнице.

Увы, хотя она и была узковата, но двое в рядок на ней помещались вполне, что сейчас наглядно демонстрировали наступавшие на меня стрельцы.

Кроме того, я понятия не имел, куда девался царевич, поэтому пытался сообразить, что делать, когда ступеньки закончатся.

Но тут откуда-то сверху раздался голос Федора:

— Скорее сюда, княже. Тамо у Ксюхи схоронимся.

— А засов есть? — мрачно поинтересовался я, уверенный, что судьба и тут скроит мне очередную подлость.

— Есть, как не быть! — ликующе подтвердил Федор.

Страницы: «« « ... 2122232425262728 » »»