Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах Мышалов Савелий
– Успел?
– Успеть-то успел, но впопыхах, видимо, получилось плохо. Тут и с «родным» коньком легко напортачить. А это же не его… Да! Ну, Евгений вышел на старт, рванул изо всех сил. И нам с «биржи» по ходу видно, что не то – «пробуксовывает». Уже на 2-м повороте, пробегая мимо, Гришин выкрикнул нам:
– Мне «копец» (на самом деле выразился куда круче)! Коньки!
Словом, 1-м пришел новый олимпийский чемпион американец Ричард Макдермот, 2-м финишировал наш Владимир Орлов. Гришин оказался только 3-м. Но мне до сих пор не ясно, как он тогда бежал и больше никого, кроме этих двух, не пропустил… При этом, стоя на 3-й ступеньке пьедестала почета (для многих – недостижимая мечта!), Гришин, похоже, был готов от стыда провалиться под землю. Хотя то, что он сделал, – настоящий подвиг…
– Понятно! Но все – и с полным на то основанием – ждали триумфа.
– Конечно, ждали. Да так, что загодя фильм о нем, как о новом чемпионе Игр, сделали – осталось только подснять счастливого победителя на пьедестале. А вместо того сплошные звонки в олимпийскую деревню: что случилось с Гришиным? Просто трагедия!
– А я вспоминаю схожую историю с замечательным борцом Александром Карелиным на Олимпиаде-2000 в Сиднее. Ведь никто тогда не сомневался, что этот абсолютный, действительно не имевший тогда на ковре равных трехкратный победитель Игр в довольно спорных обстоятельствах уступит американцу Рулону Гарднеру. Тогда наперебой шумели, по «секрету» показывали нам, аккредитованным там журналистам, значки и награды, которые ждут не дождутся Сашу в Австралии, в тот день на ВИП-трибуну подоспела высокая делегация из Москвы во главе с тогдашними вице-премьером Матвиенко и вице-спикером Госдумы Чилингаровым…
– Вот-вот! А каково спортсмену? Тому же Гришину каково было, когда вместо выстраданного им «золота» непрерывно звонили в «деревню»: что случилось с великим конькобежцем?
– Да, такое кого хочешь сломать может! Какие спортивные титаны после этого не выдерживали – уходили…
– Ломались! Да только не Евгений. Не в его натуре было вешать коньки на гвоздь и уходить побежденным. Помню, как уже после возвращения домой на одной из тренировок в Челябинске Гришин получил тяжелейшую травму ноги. И что вы думаете? Даже после этого он нашел в себе силы не только вернуться на лед. Более того, начал готовиться к следующей Олимпиаде, твердо решив еще на четыре года остаться в большом спорте. Хотя ему не просто намекали, а откровенно просили уйти. Мол, иссяк, пора дать дорогу молодым…
– Ну, может, действительно, «иссяк», да и другим, более перспективным путь к рекордам заслонял?
– Ерунда все это! Мы уже с вами говорили, как он в своем «цеху» относился к другим талантливым спортсменам. Поэтому ограничусь тем, что говорила легендарная Лидия Павловна Скобликова: несмотря на то, что она имела своего тренера, свои выдающиеся успехи прежде всего связывала с Гришиным.
Он имел почти идеальную, потрясавшую специалистов технику бега на коньках. И этим во многом был обязан много лет тренировавшему его Кудрявцеву. Евгений, видимо, всегда это помнил. И став в определенном смысле эталоном, Женя на этом своем богатстве, как Кощей Бессмертный, отнюдь не отсиживался. А щедро делился с товарищами по сборной.
Сколько раз я наблюдал на льду одну и ту же картину: конькобежцы, выстроившись друг за другом гуськом, совершали разминочный бег по кругу. Та же Скобликова (в сборной и женщины, и мужчины в ту пору тренировались одной командой) в этих случаях всегда каталась за Гришиным. И просто-напросто училась у него. Скажем, осваивала бег по повороту. У скороходов этот элемент, пожалуй, самый важный. А технически, похоже, сложнейший – ведь на спринтерской дистанции, когда в этой точке они переставляют ноги, возникает огромная центробежная сила. Надо уметь управлять собой, чтобы тебя не вынесло. Ведь сколько раз на соревнованиях мы становились свидетелем того, как даже мирового уровня конькобежцев на повороте уволакивало за бровку. Выносило в свое время многих, включая Гришина. Но он умел делать выводы. И щедро делился секретами с товарищами. Вот вам и ответ на вопросы касательно того, заслонял ли он кому-то дорогу и что мог предъявить на Олимпиадах.
– Получается, еще не работая впоследствии тренером, Гришин в какой-то степени стал им, будучи действующим спортсменом?
– Конечно! Он и этим талантом обладал. Многому – и гораздо лучше, чем многие тренеры – мог научить. Но при этом соревновался на дорожке. И как все спортсмены, очень нуждался во взгляде со стороны. Как раз в период его подготовки к стартам в Гренобле-1968 мы с ним особенно сдружились. Причем дело дошло до того, что я у него начал выступать в роли… тренера. Во всяком случае, Гришин ко мне подъезжал, расспрашивал, советовался:
– Ну, как я, на твой взгляд, прошел поворот? А по прямой как бежал? Не заметил, что у меня левая нога отстает? А правая?
– И что вы отвечали?
– А куда мне деваться? Был бы я в этом отношении безнадежен, Евгений быстренько перестал со мной советоваться. А он чем дальше, тем больше. Да и я уже поднаторел. Прилично научился разбираться в структуре воздействия тренировочных нагрузок… То есть вник в специфику, вгрызся, влез туда. В итоге – накануне Олимпиады в начале зимы 1968 года Гришин в графе «тренер» вписал: «Кудрявцев, Мышалов». Однажды он мне сказал: «Знаешь, к чему дело идет? Если выиграю в Гренобле, тебе присвоят звание заслуженного тренера СССР. Это я гарантирую». Так что я мог стать и заслуженным.
– И что же?
– Не стал.
– Обидно!
– Да не столько за себя, сколько за Евгения. Это надо было видеть, как он красиво летел по ледовой дорожке Гренобля!
– Где-то прочел, что сам Гришин считал, что это был его лучший по исполнению бег на всех Олимпиадах.
– Он обладал удивительной пластикой. Она придавала его бегу необыкновенную красоту. Присутствовала эта красота и в том его выступлении. Только беда в том, что не оказалось в ней былой стремительности.
– Потом мои старшие коллеги писали: в Гренобле судьба-злодейка преподнесла Евгению Романовичу подлянку похлеще, чем в Инсбруке. Что-то там наши тренеры и приданная нашей команде научная бригада перемудрили…
– Правильнее, считаю, было бы сказать – допустили чудовищный просчет. Ведь как получилось? Сначала все – в том числе наши конькобежцы – проходили предолимпийскую подготовку в высокогорном Давосе. Потом за неделю до главных стартов спустились в долину Гренобля. Все, кроме советской команды. Потому что наши умные научно-тренерские головы, доверившись своим «секретным» выкладкам, вдруг объявили: все продумано, просчитано и подтверждено наукой акклиматизации и реакклиматизации. Их тогда отговаривал чуть ли не весь конькобежный мир. Даже соперники! Но горе-ученые стояли, как Брестская крепость. Результат для советских скороходов оказался плачевным. Даже Гришин показал для себя весьма посредственное время. А выиграли те, кто вовремя уехал из Давоса. В частности, в спринте – немец Эрхард Келлер, «восходящая звезда» на «пятисотке».
– Надо же, какая особая для Гришина несправедливость! Так готовиться – и снова подножка.
– Вы знаете, справедливость и объективность – не одно и то же. Как медик, как спортивный врач хотел бы напомнить: в Гренобле Гришину было уже 37 лет! Сохранять в таком возрасте чемпионские скорости в спринте – большой вызов человеческой природе. Потому что железный характер, силы, даже выносливость еще остаются, а скорость неумолимо падает. Это, что называется, медицинский факт. Конечно, из-за ошибки с адаптацией Евгений себя чувствовал не очень хорошо. Но не настолько, чтобы перед стартом вдруг сказать: «Если я выиграю, это будет чудо». Так что было завоеванное им в Гренобле 4-е место провалом или подвигом – судите сами. К тому же не будем забывать – на Олимпиадах он побывал еще дважды. Правда, уже в роли главного наставника сборной СССР.
– Савелий Евсеевич! Мы много говорили о стальном характере Гришина, мощной стартовой скорости, благодаря которой он сразу обгонял соперников, невероятной выносливости. Но вот здоровье, говорят, у него было далеко не железное. Например, с сердцем проблемы имелись…
– Здесь, действительно, не все оказалось в порядке. Я, например, столкнулся с этим, когда он еще бегал в начале 1960-х, после Игр в Скво-Вэлли. Сборы традиционно проводились в Иркутске. Там-то я впервые и обнаружил появление у него экстрасистолии.
– Что это такое?
– На обыденном языке – «перебои», внеочередное сокращение сердца. Одни это чувствуют слабее, другие – сильнее. У некоторых даже страх появляется.
– Как это происходило у Гришина?
– Жили мы тогда все в одной гостинице. Зашел он ко мне в номер и попросил:
– Послушай, пожалуйста, пульс!
Ну, щупаю я запястье и тихо прихожу в ужас: беспорядочная сердечная трескотня. Аритмия! Начинаю выяснять, когда, где, что. Оказалось, не было, не было, «да вот появилось…». И что в процессе дальнейшего наблюдения выяснилось? Начиналось, как правило, где-то в 10 часов вечера. И до полуночи его колотило. Потом проходило. И так ежедневно.
– Такая опасная особенность организма?
– Наверное. Потому что я давал ему какие-то таблетки. Они не помогали. И тогда единственная у него была просьба, чтобы в этот период я находился рядом с ним, в номере.
– Поняв, в чем дело, помогли?
– Помочь-то помог. Стал заставлять во время аритмии делать 20 приседаний. И все проходило. На следующий день на тренировке все в порядке. Во время нагрузки – ничего анормального. А вот с причиной так и не понял, в чем дело. Предположил условно-рефлекторную патологию. Тем более, когда мы возвращались в Москву, экстрасистолия заканчивалась. И все же я решил докопаться:
– Жень, я, конечно, знаю, как ты относишься к консультациям, но все-таки хочу тебя показать специалисту. Давай, поехали – надо выяснить причину!
Повез я его к профессору Павлу Евгеньевичу Лукомскому, академик, один из наших ведущих терапевтов. Я у него в институте учился. Он нашу группу вел. Ну, приехали. Я сначала зашел в кабинет один, официально представился доктором сборной по конькам. Но он меня почти сразу узнал. И очень хорошо принял:
– Ну-с! – говорит. – С чем пожаловали?
Я объяснил, что вот-де есть такой Гришин, олимпийский чемпион.
– Слышал! Слышал! А что с ним?
Рассказал ему все. Он:
– А что-нибудь есть?
И смотрит на две электрокардиограммы, которые я держал в руках. А сам думаю: «Что он увидит, если на них ничего нет. Вот если бы мы ЭКГ снимали во время приступа…» Но Павел Евгеньевич все равно глянул и спросил:
– Ну, и где он у тебя лежит, в какой клинике?
– Да не лежит, – отвечаю. – Вовсю бегает. Вот Олимпиаду выиграл. А теперь со мной пришел к вам.
– Так чего его привел? Пусть бегает. Это такая индивидуальная вещь, которая вызвана большими нагрузками и сопровождается блокадой левого желудочка сердца и нулевым нижним давлением… Но ничего страшного нет…
Получилось, что я оказался прав. Вскоре приступы у Евгения исчезли. И то, что именно к Лукомскому обратился, свою положительную роль сыграло. Его авторитетное «добро» продлило спортивный век Гришина. А то его уже хотели «зарубить». Чтобы перестал бегать…
– Но все-таки сердце у него было, видно, нездоровое. Как-никак уже в годах инфаркт перенес.
– Увы! Это уже были времена, когда «Годы триумфальных побед» – так он назвал свою последнюю автобиографическую книгу – остались далеко позади. Наступает время воспоминаний, хвороб, одиночества и некрологов.
– Где Евгения Романовича похоронили?
– В Москве, на Троекуровском кладбище.
– Вот как… Ведь там же обрели последний покой его великий тренер Кудрявцев, двукратная олимпийская чемпионка Людмила Аверина и чемпион мира Борис Стенин… «Романычу будет не скучно», – как-то сказал его знаменитый ученик Валерий Муратов, сменивший Гришина на посту главного тренера сборной.
В этой связи деликатный вопрос. Относительно недавно на сайте «Спорт-экспресса» я наткнулся на объявление с банковскими реквизитами и призывом редакции перечислить деньги для сооружения надгробного памятника Гришину (правда, так и не понял, сами небедные коллеги расщедрились?). У него не осталось родных?
– Последние годы фактически оставался один. Мать давно умерла. С женой Мариной, между прочим, чемпионкой СССР в парном фигурном катании, дочкой многолетнего председателя Федерации футбола СССР и вице-президента ФИФА Валентина Гранаткина, развелся. Потом появилась другая женщина. Елена, дочь от первого брака, с отцом крайне мало общалась. По-моему, теперь в Америке живет.
– А государство? А ЦСКА, который в годы его побед и триумфов считал Гришина чуть ли не своим знаменем?
– А что государство? Оно платило пенсию и спецстипендию, за что всегда особое спасибо. Армейцы вроде тоже что-то подкидывали. А в общем-то…
– Если в целом, то равнодушие. То же самое и в частности. Вполне благополучный ЦСКА, мне рассказывали, никаких средств на тот же памятник не выделил.
– Да, словно другого Гришина увековечили на Аллее армейской спортивной славы.
– Добавлю. Словно не вспоминал его сосед по Аллее знаменитый велосипедист Виктор Капитонов крылатое изречение Евгения Гришина, советского офицера и великого спортсмена…
– Это какое же изречение?
– Его после триумфа на Олимпиаде-1960 в Скво-Вэлли (США) местные журналисты спросили: что понравилось за океаном? И Гришин ответил, по-моему, гениально: «Красный флаг на фоне голубого американского неба». Очень красиво и достойно!
Глава 7
Третий Король и три Королевы
– Савелий Евсеевич! Рассказывая о своей работе в национальной конькобежной команде конца 1950-х – начала 1960-х годов, вы уже коснулись фигуры Виктора Косичкина – лучшего друга Гришина и третьего, если так можно выразиться, из названных вами «королей ледовой дорожки» тех лет. Благодаря чему в истории высших достижений отечественного и мирового конькобежного спорта Косичкина можно поставить в один ряд с великими Гончаренко и Гришиным?
– Ну прежде всего, конечно, благодаря достигнутым результатам. Убедиться в этом легко – достаточно бегло пробежать глазами приложенную к нашему разговору «объективку».
КОСИЧКИН В.И. родился 25 февраля 1938 г. в селе Мошки Рыбновского района Рязанской области. Лишь в 19 лет записался в секцию конькобежцев на столичном стадионе «Динамо». Заслуженный мастер спорта (1960). На Олимпиаде (1960) чемпион на дистанции 5000 м, серебряный призер на дистанции 10 000 м. Участник Игр (1964) – 4-е место на 5000 м и 6-е на 10 000 м. Абсолютный чемпион мира (1962) и Европы (1961). Серебряный призер первенств мира (1961,1964). Бронзовый призер чемпионата Европы (1965). Чемпион страны в многоборье (1961). Девятикратный чемпион страны (1960–1962, 1964, 1965) на стайерских дистанциях. Награжден орденом Трудового Красного Знамени. Окончил Высшую школу МВД СССР (1969), юрист, полковник милиции, служил в автобазе, а затем и в фельдсвязи. После окончания карьеры работал тренером, начальником отдела зимних видов спорта, зам– председателя МГС «Динамо». Ныне В.И. занимается популяризацией любимого вида спорта.
– Но путь к этим вершинам у каждого свой. И у каждого свои «козыри», чтобы стать безоговорочно первым.
– А вот здесь одной биосправкой не отделаешься. Попытаюсь это компенсировать с помощью своего рассказа о выступлении Косичкина в 1962-м. То есть как раз после уже ранее описанного мной эпизода на Воробьевых горах, когда Виктор поразил Гришина уверенным: «Через год я буду чемпионом мира!»
– Неужели правда, как утверждают ряд авторов многочисленных очерков о Косичкине, что он обладал даром предвидения? Не считая того, что был человеком редких физических возможностей?
– Можно и о «предвидении» рассуждать, если еще раз вспомнить, что через год, на первенстве мира в Лужниках, в присутствии 100 тысяч зрителей его увенчали лавровым венком абсолютного чемпиона мира и на руках восторженных поклонников совершили круг почета. Между прочим, уже пятый десяток пошел, когда Косичкин – последний из конькобежцев нашей страны, добился подобного триумфа.
А вот про физические возможности – вопрос неоднозначный. С одной стороны, особыми данными природа Виктора не наградила: рост 184 см, вес – 76 кг. Как специалист, могу заверить: для конькобежца-многоборца это обычные, если не сказать даже несколько заниженные, показатели.
– Но все же вдумаемся! В конькобежный спорт человек пришел в 19 лет?! То есть очень поздно. Проходит всего три года – и выигрывает олимпийское золото. Еще через год – абсолютный чемпион мира. Причем в обоих случаях заранее все это уверенно предсказывает. Мистика какая-то! Может, он на самом деле ясновидящий!
– Да нет здесь мистики! Просто, как я имел возможность не раз убедиться, по-настоящему великие очень верят в себя. Может, потому и великие. Но и это не все. Они и большие труженики. А также весьма разносторонние личности.
Я с Косичкиным всегда дружил. Общаться с ним потрясающе интересно. На досуге Виктор много читал и читает. По-моему, это всегда было его любимым занятием – без конца выискивать из книг образцы проявления человеческого мужества, героизма. Причем здесь у него быстро обнаружились предпочтения.
Мимо хемингуэевских героев проходил равнодушно, их образ жизни его не устраивал. Зато «Мартина Идена» Джека Лондона перечитывал постоянно. Этот литературный герой нравился Косичкину железным умением преодолевать трудности. А еще Виктор… писал стихи. Правда, никому их особенно не показывал, очевидно, считая, что стихи он сочиняет гораздо хуже, чем катается на коньках. Словом, мы всегда были большими друзьями. Но если бы вы знали, каким Косичкин для меня был трудным пациентом.
Он никогда не хотел верить, что у него может быть повышенное или пониженное давление, плохой пульс, что иногда следует снижать нагрузки. Наперекор всему мог даже тайком тренироваться. С катка Косичкин, как правило, уходил последним. В том же 1962-м, незадолго до первенства мира в Москве, его даже не взяли на чемпионат Европы в Осло. Сказалось переутомление, хотя Виктор этого, разумеется, не признавал. Не зря же Гришин называл его «архитрудолюбивым». Потому что видел, что Косичкин шел к славе через огромный труд, затраченный на тренировках.
– А не было ли в отношениях опытного Гришина и молодого Косичкина обычного деления на «старшего» и «младшего»?
– Один действительно был на семь лет старше другого. Но я уже говорил, что Гришин оценивал людей не столько по возрасту, сколько по их содержанию и поступкам. Поэтому никакого неравенства в их дружбе не было. Им нравилось подтрунивать друг над другом. Но в основе их отношений лежало чувство уважения одного сильного к другому сильному. Например, Гришин частенько удивлялся, когда Косичкин заранее объявлял: «Я буду победителем». Но если в знаменитом «Ну, ты и нахал!» у Жени могло одновременно звучать и восхищение, и сомнение, то Виктор, по-моему, всегда был убежден: так оно и будет.
– Но ведь добивался?!
– Добивался! Причем, как в «Марше энтузиастов»: «Нам нет преград…» И не только на льду… Одни волнения на том же московском чемпионате чего стоили. Случилось это после первого дня соревнований сильнейших скороходов мира, когда Косичкин по сумме двух дистанций захватил лидерство. Поздним вечером мы возвращались на автобусе на базу сборной в Баковке. В дороге застала не на шутку разыгравшаяся метель. Едва свернули с шоссе, автобус застрял. Пытались его вытащить сами – не помогло. Что делать? Уже полночь. До базы километр с гаком. А мы сидим в снегу. Послали Виктора пешком в Баковку одного – ему было необходимо выспаться перед завтрашними стартами…
– Он потом в одном из интервью вспоминал, как, не остыв от жаркой схватки в Лужниках, в легкой курточке шел на базу. Признавался, что еле волочил ноги. Скрипел зубами и шел, понимая, что другого варианта не было…
– Если бы на том злоключения кончились. Косичкин, конечно, не отдохнул. Вида, правда, не показывал. Стал меня уверять, что в норме. Но я-то, осмотрев его и зафиксировав давление, прекрасно понимал, как он на самом деле себя чувствует.
Забеги того дня начинались в 13 часов. Заблаговременно вызвали новый автобус. Отправились в Лужники. Но, как нарочно, почти в том же месте опять завязли в снегу. Оставалось идти пешком до шоссе, ловить попутку. Времени оставалось в обрез. К счастью, автобус чудом удалось вытащить. На каток успели буквально к началу стартов.
В ожидании забега на 10 000 метров Виктор безучастно лежал на деревянном массажном столе. Видимо, размышлял, сможет ли в столь разбитом состоянии достичь заветной цели. Тут в раздевалку зашел Кудрявцев. Покосился на Косичкина. И как бы между прочим бросил: «Бежишь после Ван дер Грифта. Голландец, правда, узнал про твою историю с автобусом. И пообещал, что возьмет Косичкина одной левой».
До сих пор не могу понять, была ли это правда, или главный тренер сборной решил таким образом «завести» Косичкина. Но Виктор, разозлившись после этих слов не на шутку, преобразился. Вскочил и яростно крикнул: «Я стану чемпионом мира! Сейчас, здесь, в Москве!»
– Говорят, Гришин, который, судя по вашим воспоминаниям, и раньше в этом почти не сомневался, застав эту сцену, с улыбкой сказал: «Об одном прошу – лед не растопи!»
– Не помню. Возможно. Я, будучи в курсе его неважного физического состояния, осторожничал в своем прогнозе: все же Виктора в те минуты от лаврового венка победителя еще отделяли ни много ни мало 25 нелегких кругов по ледяной дорожке. Но с другой стороны, я знал: если Косичкин сильно мотивирован, его не удержать. При этом он, конечно, мог другим великим – Гончаренко или Гришину – уступать в технике бега. Но трудолюбивее сильно мотивированного Косичкина в сборной я, пожалуй, никого не припомню. «Витька, черт тебя знает, из чего ты сделан, другой бы давно ноги протянул…» Эту фразу, сказанную кем-то из участников нашей команды, я слышал на десятках катков мира, где готовился к соревнованиям и блестяще выступал Косичкин.
– А сами-то вы сталкивались с проявлениями его суперменства?
– Еще как! Все подмечавший Кудрявцев прекрасно знал: Виктор – мой любимец. И каждый раз, когда тот терял физическую форму, Константин Константинович, махнув рукой, хитроумно «передавал» его мне: дескать, делай со «своим» Косичкиным что хочешь – все равно быстрых секунд от него скоро не дождешься.
Расчет главного тренера, как правило, оказывался безошибочен. Виктор «заводился». В результате – проходило несколько дней, и на прикидке, услышав, как я, стоя у кромки льда, отсчитывал время кругов по секундомеру: «37, 37,5, 37…», Кудрявцев уже удивленно спрашивал: «Это ты кому кричишь?»
– Похоже, он спрашивал, соблюдая правила некой игры…
– Да, конечно! Потому что и так было видно, что Косичкин снова стал Косичкиным, поражавшим и тренера, и меня, и своих товарищей… Да, он был гигантом! Несокрушимым спортивным бойцом, честолюбивым в лучшем понимании этого слова. Мне кажется, пример Косичкина – один из самых достойных для подражания молодым конькобежцам. И не только конькобежцам. За всю его спортивную жизнь не было тренерского задания, которого Виктор не выполнил бы. Когда мы стали проводить «космические заезды» в 100 кругов (!), то до конца выдержать это испытание мог один Косичкин.
– Постойте! Что за «космические» 100 кругов? Сто кругов по стандартной ледяной дорожке – с ума сойти, 40 километров…
– А еще добавьте мороз 25–30 градусов. Такое мало кто может представить. Но я это не раз наблюдал собственными глазами. Причем – вторую половину дистанции – примерно 25 кругов Косичкин бежал в гордом одиночестве. И особенно резво: «Чтобы быстрее кончить эту волынку», – улыбаясь, говорил он после финиша.
– Вернемся в триумфальный для Виктора 1962 год, к 1-й Спартакиаде народов СССР. Только что закончился напряженнейший Московский чемпионат мира, где Косичкин стал абсолютным победителем. Но ему этого было мало, если почти сразу он отправился в Свердловск на Спартакиаду? Не тяжеловато ли даже для такого «двужильного» скорохода, как Косичкин?
– Надо знать Виктора! Мы прилетели в праздничный, украшенный спортивными флагами Свердловск всего через две недели после первенства планеты. И за несколько дней до забегов. Признаюсь, я немного тревожился за Виктора. Чествования – вещь утомительная. И разнообразные праздники, на которых «обмывают» нового чемпиона, тому не исключение.
Две следующие после чемпионата недели, по сути, нарушили Косичкину привычный его тренировочный режим. Нет, на банкетах, устроенных в его честь, Виктор ни разу не позволил себе ничего лишнего. Однако время, которое ему нужно было проводить на льду, безвозвратно пропало. От минувших праздников остались лишь ощущение неоднозначно потраченного времени и кем-то подаренный черненький плюшевый щенок, названный Косичкиным Угольком. Сразу после прилета в Свердловск, перед сном, в номере гостиницы, Косичкин, глядя на симпатичного плюшевого зверька, вдруг сказал:
– Ты мне нравишься, Уголек! И отныне будешь моим талисманом!
Заметив мою усмешку по поводу «талисмана», он твердо добавил:
– Доктор! Вы увидите, как я повешу на шею Угольку золотую медаль победителя Спартакиады…
Следующим утром, до завтрака, Косичкин уже находился на льду. Потом, немного отдохнув, опять надел коньки. Было такое ощущение, что он начисто забыл о своем высшем титуле. И куда-то глубоко, на самое дно большой души спрятал недавние волнения и хвалебные поздравительные речи. По тому, как Виктор решительно отправлялся на очередную тренировку, было понятно: он стремился как можно быстрее войти в привычную колею. Для этого у него имелся старый, хорошо им проверенный способ – работа, работа, работа. Все оставшееся до начала соревнований время Косичкин тренировался дважды в день, приглядывался к соперникам, прикидывал возможности каждого из них.
– А за кого он на Спартакиаде выступал? И на какой дистанции нацеливался на «золото», коим хотел украсить Уголька?
– За сборную Москвы. А самые большие надежды возлагал на дистанцию 5000 метров.
– И как соревнования? Удались?
– По высшему разряду. Не надо забывать, что Спартакиада проводилась впервые. Съехались почти все сильнейшие. И каждый пробившийся в финал участник горел желанием показать все, на что способен. Запомнился тот забег на 5000 метров. До сих пор в глазах стоит момент, когда Косичкин пошел на последний круг.
После удара колокола его неожиданно вынесло на большом повороте к снежному валу… Казалось, удержаться на ногах было невозможно. Законы физики не позволяли. Но надо знать Косичкина. Он их как-то опроверг! Удержался! Чего ему это стоило, знает лишь сам Виктор. Со стороны было лишь видно, как в те мгновения он собрал все свое огромное мужество. И – устоял, продолжил бeг до победного финиша, закончив дистанцию с рекордом катка – 7.59,4. Косичкин и на этот раз сдержал свое слово.
– Вы встречались после того, как Виктор закончил выступления?
– Да, и не раз. Вот и недавно случайно столкнулись. Обнялись. Немного поговорили. Виктор рассказал о своей теперешней общественной работе. Почему-то особенно запомнилось, что когда мы прощались, он вскинул руки вверх привычным движением.
Почему «привычным»? Потому что это был тот жест, который я видел на многих пьедесталах почета…
– Савелий Евсеевич! Итак, с «королями» ледовой дорожки периода вашей работы врачом сборной конькобежцев СССР мы «разобрались». Подошло время королев, к коим, напомним, вы отнесли Скобликову, Артамонову и Титову. Расскажите и о них.
– Начну с Лидии Скобликовой. Она, считаю (и не только я), самая великая конькобежка в истории. Ну, судите сами: одержав на Играх-1960 в Скво-Вэлли две победы (1500 и 3000 м), она же спустя четыре года в Инсбруке добавила к ним еще четыре, завоевав все «золото» Олимпиады. Хотя злые языки предсказывали ей верный провал в Долине Индианок. Ведь она летела в США в кресле № 13 и жила в гостиничном номере 13!
Скобликова Л.П. родилась 8 марта 1939 г. в Златоусте (Челябинская область). Лида выросла в большой семье (отец, мать, три сестры, старший брат). Любовь к спорту привил ей школьный учитель физкультуры Б.Н. Мишин, способствовавший воспитанию твердого характера азартной девочки, всегда стремившейся быть лидером среди сверстников. Она с увлечением занималась волейболом, легкой атлетикой, гимнастикой, лыжами. В 14 лет выиграла на легкоатлетических чемпионатах Златоуста и Челябинской области (бег на 800 м). Через год попробовала себя в коньках и в первом же соревновании легко выполнила норму 2-го разряда. В 1956 г. стала чемпионкой родного города. В том же году поступила в местный педагогический институт (1956–1960). Выступала за челябинский «Буревестник», а в конце карьеры – за московский «Локомотив». Спортивное прозвище – Уральская Молния. Двукратная олимпийская чемпионка 1960 г. (1500 и 3000 м). 4-кратная чемпионка Олимпиады-1964. Заняла 4-е место в 1960 г. на дистанции 1000 м, а в 1968 г. – 6-е на 3000 м и 11-е на 1500 м. Двукратная абсолютная чемпионка мира (1963, 1964). Рекордсменка мира на дистанциях 1000 м (1963–1968), 1500 м (1960–1962) и 3000 м (1967). В общей сложности завоевала 40 золотых медалей, в том числе 25 на чемпионатах мира, 15 – СССР. Заслуженный мастер спорта СССР (1960), кандидат педагогических наук (в 1982 г. защитила диссертацию в Академии общественных наук при ЦК КПСС по теме «Сущность и основные направления идейно-нравственного воспитания советских спортсменов»), профессор, завкафедрой физического воспитания в Высшей школе профдвижения при ВЦСПС (Москва, с 1974-го). У нее спортивная семья: муж – А. Полозков – входил в сборную СССР по легкой атлетике, был мировым рекордсменом по спортивной ходьбе, сын – Г. Полозков – в начале 1990-х работал старшим тренером сборной России по конькобежному спорту. Награждена двумя орденами Трудового Красного Знамени (1960 и 1964), «Знак Почета», «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени (1999). Почетный гражданин Златоуста, занесена в «Книгу почета» Челябинска. В 1983 г. президент МОК Х.-А. Самаранч вручил ледовой королеве серебряный знак Олимпийского ордена «За вклад в популяризацию идеалов и выдающиеся достижения в спорте». Ежегодно с 1986 г. в Челябинске проводятся соревнования на призы «Уральской Молнии». Там же работает специализированная детско-юношеская спортшкола имени Л. Скобликовой. Среди воспитанников – олимпийские чемпионы С. Бажанова, В. Саютин. Написала автобиографические книги «Уральская Молния» (2006) и «Оставить след на земле» (1990).
– Полагаю, следует напомнить: в женском скоростном беге на коньках разыгрывались медали на дистанциях 500, 1000, 1500 и 3000 метров.
– Согласен! И даже продолжу, что и техника, и тактика бега на спринтерских и стайерских дистанциях, естественно, различна. Но как раз здесь у будущей абсолютной чемпионки поначалу не все было однозначно. Лида отлично бегала длинные дистанции. А вот над короткими предстояло серьезно поработать. Только после этого можно было уверенно претендовать на абсолютное первенство. Такой вот пример ее упорной тренировочной работы и, соответственно, стремительного прогресса.
Выступая в 1962-м на «Медео», она сначала, словно играючи, установила мировой рекорд на дистанции 1000 метров. А в 1963-м на первенстве мира в Японии впервые стала абсолютной чемпионкой мира, не только выиграв все четыре дистанции, но и заодно обновив прежний свой мировой рекорд на «километровке».
– Еще один пример большого таланта, помноженного на огромное трудолюбие?
– Не только! Мы уже отмечали высочайшую мотивированность Косичкина. Но у Скобликовой она была не меньше. Когда Лида выходила на старт, на лице было написано: она вышла ради выполнения одной задачи – стать первой. Ныне слишком популяризируемый некоторыми нашими спортсменами лозунг «важно участие, а не победа» ее возмущал.
– Да! Человека с подобным настроем победить очень сложно…
– Так в отношении Скобликовой этим мало кто мог похвастаться. Но что характерно: при всей своей мощной нацеленности, Лидия оставалась красивой женщиной, живым человеком, у которого есть нервы и способность испытывать усталость, боль, недомогание. Между прочим, во многом благодаря ей я понял: кроме прочего, настоящий спортивный врач должен быть и хорошим психологом.
– А вот о последнем, пожалуйста, подробнее!
– Случилось это на первенстве мира-1963 в городке Каруидзава (Япония), где каждая страна имела право выставлять по пять конькобежек. В состав нашей сборной входили очень известные спортсменки. Кроме Скобликовой, Инга Артамонова, Ирина Егорова… Даже латышка Ласма Каунисте, которая после определения основного состава попала в запас, впоследствии стала чемпионкой мира. Словом, состав подобрался максимально сильный. И вот, как на грех, за два дня до соревнований Скобликова заболела. Насморк, кашель. То есть простыла. От такой невезухи Лида была вне себя:
– Ой, Савелий Евсеевич, как же теперь!
Я доложил о случившемся Кудрявцеву. А главный тренер и говорит:
– Все ясно! Побежит Каунисте! А Скобликова пусть сидит в запасе: с такими соплями на дорожке делать нечего!
Спустя день вижу, какой-то прогресс у Лидии наметился. Я снова пошел к Кудрявцеву:
– Константин Константинович, умоляю! Оставьте Скобликову! Гарантирую, что к старту она будет здорова!
– Да нет! Уже все решено! Побежит Каунисте. А у Лиды впереди еще много соревнований. Ну, что мы ее больную запустим?
Тогда я направился к руководителю делегации Леониду Никонову. Он ко мне хорошо относился. Вот я и решил сделать его союзником. Все-таки не кто-нибудь, а зампредседателя Спорткомитета страны!
– Давайте, – уговариваю, – вместе повлияем на Кудрявцева! Ну чего мы будем олимпийскую чемпионку сажать на скамейку запасных?
– Но уж нет! Ты сам с ним разговаривай, раз берешь на себя всю ответственность!
Я обратно к Константину Константиновичу:
– Умоляю! Могу подписаться, что она будет здорова!
Словом, без особого энтузиазма, но послушал – включил в состав. И вот незадолго до первого старта на «пятисотке» Лида вдруг подходит с просьбой:
– Савелий, дай мне что-нибудь, чтобы я после болезни как-то встряхнулась!
Но тогда ведь не было препаратов особенных, не говоря о допинге.
А Лида свое:
– Ну что молчишь? Есть у тебя хоть что-нибудь?
А-а, думаю, если такой мандраж, черт с тобой!
– Есть! – отвечаю.
– Ой, я умоляю!
– Ну, давай! Только чтоб никому ни слова!
И дал – уже не помню точно – но ерунду: не то кальций, не то пирамидон. И вот она побежала. Да так, что всех на «пятисотке» за собой оставила. Вторая дистанция – «полуторка». И опять то же самое! Подходит, глаза округлены:
– Слушай, твоя таблетка – фантастика какая-то! Давай-ка еще!
Надо же, думаю. Вот как психологический фактор работает! Ну, продолжил с ней эксперимент. Дал еще одну «пустышку». В конце концов получилось, она все четыре дистанции вроде как на препарате бежала. И все, став абсолютной победительницей, выиграла. После чего она меня в чемпионских объятиях так стиснула, что ни вздохнуть, ни охнуть. И восторженно зашептала:
– Ой, Савелий, твои таблетки – просто сказка!
– А что Кудрявцев?
– А ничего! Он обычно все видел, подмечал – копил информацию. Лишь потом у него трансформировались выводы. А тогда он только и сказал:
– Ну что? Молодец! Поставил на ноги! Справился! Видишь, выиграла!
И никаких «охов», «ахов» – не типично это было для нашего главного.
– Имела эта история продолжение на следующий год – на Играх-1964 в Инсбруке?
– А почему вы спросили про это?
– Ну, как же! Для Скобликовой они стали триумфальными. Недаром же газетчики окрестили Игры в Инсбруке «Олимпиадой Скобликовой». Правда, много позже в одном интервью она призналась: поскольку на Игры не взяли ее наставника, она там находилась сильно не в духе. Даже наотрез отказалась тренироваться. Пряталась у массажиста. А потом шла заниматься по собственному плану… И все же шутка сказать, Лидия Павловна уверенно выиграла все четыре дистанции, причем три первые с олимпийскими рекордами.
– Установила бы и на заключительной, если бы не обстоятельства…
– Таблеток не хватило?
– Если серьезно, то их как раз хватало…
– Расскажите же! Ведь об этом никто никогда не рассказывал.
– Ну, ладно! Приоткрою «страшную тайну». Знаете, к той Олимпиаде Лида, действительно, была подготовлена, как никогда.
Но перед стартом на «пятисотке» эдак с подходом спросила меня: «Слушай, Савелий, помнишь Японию?»
– Да как не помнить! И что?
– Дай еще тех таблеток! Я, правда, себя хорошо чувствую. Но с ними как-то уверенней.
Словом, она все четыре дистанции опять бежала на этих «сказочных» таблетках-«пустышках». И все выиграла.
– Фантастика!
– Нет! Сила самовнушения. Только середняк, даже на самовнушении, далеко не уедет. А великий – вроде Скобликовой – и в самовнушении велик. Но там другое испытание на нее обрушилось. О чем тоже немногие знают. Случилось это накануне стартов на последней дистанции 3000 метров. Несмотря на то, что соревнования проходили в феврале, в Инсбруке вдруг началась весна.
Да такая дружная и теплая, что даже искусственный лед держался только с утра. Но после первых забегов весь изрезывался и начинал течь. Поэтому организаторы соревнований распределили участников на три группы. Сильнейших заявили в первую. Уже выигравшую три дистанции Скобликову на четвертой, естественно, поставили туда. Но тут случилось нечто, что потребовало моего, докторского вмешательства. Накануне заключительных стартов Лида сообщила:
– Савелий Евсеевич! У меня вот-вот начнутся критические дни. Что очень не здорово, поскольку обычно переношу их болезненно. Может, есть что-то, чтобы затянуть, отодвинуть…
Вот те раз! Вот вам и четвертая олимпийская победа!
– Не знаю, – ответил я. – Подумаю! Посоветуюсь!
Думать-то особенно было некогда. Решил обратиться в медицинский центр олимпийской деревни, где принимали австрийские врачи высокого уровня. Был там и гинеколог. К нему я и направился – благо мой не шибко уверенный немецкий все же позволял понять друг друга. На мою просьбу коллега было замахал руками:
– Знаете, у нас законом запрещено вмешиваться в природу.
– Да понимаете, какое дело, – взялся я объяснять. – Она уже три золотые медали выиграла. Может четвертую взять. А тут – такая досада. И какое переживание. Для нее, для страны…
– И он проникся?
– Представьте – да. «Помогу, – говорит, – вам». И дал препарат. Его название – примолют – до сих пор не забыл. (В список допинг-препаратов не входил/не входит. – Прим. ред.). Пообещал, что дня на четыре может сдвинуть цикл, не нарушая схему. «Трофей» из медцентра я дал Лидии. Но известил главного тренера – не мог не поставить, потому что ясно же: если ее заявят в первую группу, она, учитывая ее состояние, может победить, а может – нет. Ведь я и сам ведать не ведал, как примолют сработает. А ставка и, соответственно, ответственность высоки.
Скобликова внешне старалась вида не подавать о своем состоянии. Единственно, перед стартом подошла и, имея в виду мою тайную «пустышку», сказала:
– Ну, где твоя чудо-таблетка? Сейчас я их…
Как она бежала – надо было видеть! Ведь льда-то почти не было. А то немногое, что оставалось, выглядело зверски изрезанным. Но она на том крошеве показала лучшее время, взяв в Инсбруке свое четвертое олимпийское «золото».
– Судя по брошенной ранее реплике, отблеск той высшей награды положительно отразился и на вашем профессиональном статусе?
– О, это продолжение той истории! Когда Лида Скобликова столь невероятно победила на заключительной дистанции, на трибуне за ее – не побоюсь это громко назвать – подвигом наблюдали изумленные журналисты. У них даже еще перед Лидиным забегом на 3000 метров между собой разговор завязался. Дескать, если Скобликова и 4-е «золото» заберет себе, то надо ей в награду придумать что-то необычно потрясающее. Должен заметить, среди них был и спецкор «Известий», кажется, главной тогда нашей газеты.
– Почему «кажется»? Так оно и было! Главным редактором на Пушкинской в ту пору работал Алексей Иванович Аджубей – зять тогдашнего руководителя страны Хрущева.
– Точно! Так вот, когда Лида в четвертый раз поднялась на высшую ступеньку пьедестала почета, журналисты настоятельно посоветовали известинцам (В. Бай и Н. Драчинский. – Прим. Г.К.):
– Позвоните шефу, пусть с Никитой Сергеевичем поговорит! Может, ее, как и Гагарина, без кандидатского стажа примут в КПСС.
Ваши старшие коллеги и в самом деле позвонили Аджубею. Уже на следующий день пришел ответ: «Ждите телеграмму от Никиты Сергеевича». Вскоре на имя руководителя делегации СССР, председателя Спорткомитета Машина пришла правительственная депеша.
Из письма Л.П. Скобликовой (Инсбрук, 4 февраля): «Дорогой Никита Сергеевич! Пишу вам с большим волнением… Здесь, в Инсбруке, на пресс-конференции американский журналист спросил: являюсь ли я членом Коммунистической партии? Очень жаль, что я не могла ответить «да», но сказала так: я – комсомолка, а самая моя заветная мечта – стать членом партии Ленина.
Как воспитанница Ленинского комсомола я всегда готовилась вступить в ряды КПСС, которой обязана всем, чего достигла в жизни. Если это возможно, дорогой Никита Сергеевич, прошу считать это письмо моим заявлением о приеме в КПСС…»
Из письма Н. С. Хрущева Л.П. Скобликовой (6 февраля, Кремль):
«…ЦК КПСС рассмотрел вашу просьбу и принял вас в члены КПСС… Теперь вы можете сказать, что ваше желание исполнилось и вы являетесь членом КПСС…»
«Известия», 7 февраля 1964 г.
Дальнейшее превратилось в какой-то взрыв ликования. После возвращения в Москву всех олимпийцев пригласили в Дом приемов на Воробьевых горах. Помню, там красивая лестница была. И все приглашенные, выстроившись на ней полукругом, ждали Хрущева и остальных членов Президиума ЦК КПСС. Скобликову поставили впереди. Она, и без того эффектная, очень красиво оделась, в большой белоснежной шали. Хрущев, когда вошел, сразу увидел ее и обнял:
– Лида, даже не представляешь, что ты для нас сделала!
Потом состоялось невероятное по количеству людей сборище в лужниковском Дворце спорта. Там же появились руководители партии и правительства (на этот раз без очень занятого Хрущева). Снова здравицы, приветственные речи. А потом дали слово Скобликовой – героине № 1 Олимпиады. Она поблагодарила всех, кто помогал ей, готовил к главным спортивным соревнованиям четырехлетия. И вдруг, сделав паузу, сказала:
– А еще свою особую благодарность хочу выразить нашему доктору, который здесь тоже присутствует…
И называет мою фамилию! Представляете? Я от смущения был готов сквозь землю провалиться. После чего – неудивительно – мое имя стало известным не только среди конькобежцев и фигуристов – тех, с кем выпало работать, но и в широких спортивных кругах. Потом это не последнюю роль сыграло и в моем переходе в сферу футбола.
– А история о «сказочных таблетках» так и не выплыла наружу?
– Нет, об этом никто ничего не знал. Да и что в том эпизоде, кроме психологии, было поразительного. Для широкого круга людей он интересен только как байка. Или, скорее, как штрих к биографии великой и до сих пор непревзойденной Скобликовой.
(В скобках добавлю о малоизвестной личной детали. В тот памятный год я на кое-какие сбережения приобрел автомобиль «Москвич». Тогда мне одолжила немного денег уже великая Лида, а обучал управлять машиной не менее титулованный Женя Гришин.)