Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах Мышалов Савелий
– Почему все-таки «великая»?
– Да потому что, во всяком случае, на Олимпиадах, ее результат никто из конькобежек до сих пор – а прошло более полувека – повторить не смог. Да и вряд ли, думаю, сможет. Кстати, 6 золотых олимпийских медалей ни одна из конькобежек тоже пока не имеет.
– Савелий Евсеевич, действительно в мировом и отечественном конькобежном спорте Лидии Павловне не было и нет равных?
– Так и есть! Впрочем, только одна конькобежка вполне могла составить ей весьма серьезную конкуренцию. Речь идет об Инге Артамоновой. У меня она до сих пор стоит в глазах: высокая (177 см), фактурная – необыкновенная красавица!
АРТАМОНОВА И.Г. (Воронина) родилась 29 августа 1936 г. в Москве. Ее детство было не особенно радостным – девочке пришлось пережить и войну, и развод родителей, и тяжелую болезнь (врачи обнаружили туберкулез). Несмотря на это, Инга росла девочкой очень активной и боевой. Их дом стоял рядом с домом № 26 на Петровке, во дворе которого находился каток. По словам близких, с раннего утра и до позднего вечера Инга пропадала там с братом Владимиром. Увлечение спортом у Артамоновой было настолько сильным, что вскоре ее отдали в секцию академической гребли на водном стадионе «Динамо». Там она прозанималась до окончания школы и добилась превосходных результатов: стала мастером спорта и двукратной чемпионкой страны среди девушек. Многие прочили ей прекрасное будущее и включение в сборную СССР. Однако в 1954 г. Инга внезапно перешла в конькобежный спорт. Заслуженный мастер спорта. «Динамо» (Москва). Чемпионка мира-1957, 1958, 1962, 1965. Болезнь помешала ей участвовать в Олимпиаде в Скво-Вэлли (1960), но Артамонова вернулась на ледовую дорожку. Серебряный призер чемпионатов мира – 1963-го и 1964-го. Чемпионка СССР 1956, 1958, 1962–1964 гг. в многоборье. 19-кратная чемпионка СССР 1956–1959, 1961–1965 гг. на разных дистанциях. Рекордсменка мира в 1956–1958, 1962–1967 гг. Установила мировые рекорды в многоборье в 1956, 1962-м и на дистанциях 500 м (1962, Медео), 1500 м (1962, Медео), 3000 м (1962, Медео). Награждена орденом «Почета». Автор книги «Я учусь ходить по земле». Инга была веселым и остроумным собеседником. Познания ее в литературе и различных областях культуры были замечательны. Она была неофициальной чемпионкой среди чемпионок по вязанию. В 1965 г. выиграла в Кирове приз по танцам, слыла искусным кулинаром. Артамонова отлично рисовала – в детстве мечтала стать архитектором или модельером, владела английским… Погибла 4 января 1966 г. в Москве на глазах матери, ее брата, сестры-подростка Галины и тяжелобольной бабушки, скончавшейся через 40 дней после гибели внучки: «бытовое преступление на почве ревности» – так было классифицировано правоохранительными органами убийство знаменитой спортсменки. Приговор, вынесенный убийце, гласил: «Воронин, будучи в нетрезвом виде, из ревности и мести за отказ от продолжения супружеской жизни совершил умышленное убийство жены Ворониной Инги, нанеся ей ножевое ранение, которое оказалось смертельным, в область сердца… На основании вышеизложенного судебная коллегия по уголовным делам Мосгорсуда приговорила: Воронина Геннадия Андреевича признать виновным по ст. 103 УК РСФСР и определить ему по этому закону наказание в виде 10 лет лишения свободы с отбыванием первых 5 лет заключения в тюрьме и последующих 5 лет в исправительно-трудовой колонии усиленного режима».
– Вот вы ее обрисовали, и я сразу вспомнил ее образ на надгробном памятнике на Ваганьковском кладбище. По-моему, очень похоже…
– Ну что вы! Ни одно, даже самое удачное изображение не способно передать ее такой, какой она была при жизни. Я ее очень любил, называл Ингуша. И всячески опекал – она страдала из-за хронической язвы желудка.
– Это из-за нее Артамонова не попала на Олимпиаду в Инсбруке-1964?
– Да, как раз в тот период болезнь обострилась.
– Обидно! На олимпийских ледовых дорожках могло бы развернуться потрясающее соперничество.
– Вне всякого сомнения.
– Какие взаимоотношения складывались у Инги со Скобликовой? Они дружили?
– Не могу так сказать. Насколько знаю, Инга больше общалась с Александрой Чудиной, известной советской волейболисткой. Они считались близкими подругами. Вплоть до того, что Чудина приезжала в аэропорт, чтобы встретить возвращающуюся с соревнований Ингу.
Что касается Артамоновой и Скобликовой… Между прочим, Инга раньше Лиды выиграла чемпионат мира, став знаменитой. Потом засверкала Скобликова. А высшая ступень на пьедестале одна. И за нее надо сражаться. Возможно ли в подобных условиях взаимное обожание? Вряд ли. Две великие «звезды», две личности – они очень остро конкурировали.
– Вы застали момент, когда они обе находились в сборной. Можете привести пример их прямого столкновения? Ну, знаете, как это бывает, говорят, в балете, когда исподтишка и песочек в туфельку подсыпать могут….
– Нет! Они были выше этого. И, попав на одни соревнования, свои отношения выясняли исключительно на беговой дорожке. Кстати, тогда становилось трудно понять, что больше всего радовало победительницу: 1-е место или то, что она еще обошла главную соперницу.
– А часто Артамонова в очных дуэлях побеждала Скобликову?
– Увы! Жизнь Инги оказалась слишком короткой для долгого и серьезного соперничества. Данные у нее были прекрасные. С таким ростом, с такими, как говорят конькобежцы, «рычагами» Артамонова была создана для рекордов. Силы в ней тоже было немерено. Она же обладала крупным, фактически мужским телосложением. Но при этом сохраняла поразительную женственность. Превзойти Артамонову на дорожке было очень трудно. На коротких дистанциях, которые ей хуже давались, соперницы еще имели шанс. А на длинных Инге равных не было. Единственная, кто ей там составлял конкуренцию – Скобликова. Правда, бывало, что и великая Лида ничего поделать не могла…
– Ну, например…
– После Олимпиады в Инсбруке.
– То есть как раз той, где Скобликова триумфально выиграла четыре «золота»?
– Вот именно! Уже после тех Игр в Свердловске состоялся чемпионат СССР. Вечером накануне состязаний зашла ко мне в номер Инга и показала:
– Посмотри, какую я телеграмму получила!
Послание пришло от московских болельщиков. Его содержание помню до сих пор: «Дорогая Инга! И на «Уральскую Молнию» есть «Московский Громоотвод». И подпись – «Болельщики Москвы».
– И как выступила Артамонова на том чемпионате?
– Она «уничтожила» Лиду, выиграв все четыре дистанции. Потом все задавались вопросом: как же так, почему Артамонова не участвовала в Олимпиаде. Понятно, о той язве тогда знал узкий круг посвященных. О ее непростой судьбе публика не подозревала. А между тем Ингу для участия в крупных международных соревнованиях «закрывали», не выпуская из страны «за связи с иностранцами». Да какие связи! Ну, был у нее роман с кем-то в Швеции. Женщина любит, а ей за это жизнь ломают…
– Эту историю любви (30 лет назад кинорежиссер Владимир Чеботарев снял фильм «Цена быстрых секунд», в основу которого легла судьба Артамоновой) на страницах «Советского спорта» несколько лет назад рассказал мой коллега и земляк Борис Валиев: «На чемпионате мира-1958 в шведском городе Кристинехамне, где Инга выиграла свой 2-й титул абсолютной чемпионки мира, она, может, впервые в жизни… Хотел написать «влюбилась», но, наверное, правильнее будет сказать серьезно увлеклась мужчиной. Ее избранником стал работник оргкомитета чемпионата швед по имени Бенгт. А может, это он, как поговаривали, успешный бизнесмен и сын миллионера, увидел в русской красавице свою судьбу, но как бы то ни было, между ними завязался роман, продлившийся, по счастливой случайности для обоих, в городе Бурленге, где Бенгт жил, а сборная СССР участвовала (после чемпионата) в показательных выступлениях. Перед возвращением в Москву, когда команда организованно отправилась в кино, Инги недосчитались. Появилась она в отеле только под утро, объяснив свое отсутствие тем, что… каталась с Бенгтом на машине. Тем, кто пожил в советские времена (не говоря уж о 1950-х годах), нетрудно представить себе, что ожидало Ингу после этого проступка дома. Если бы не всемирная известность, фантастическая популярность в стране и титул двукратной чемпионки мира, не видать бы ей больше заграницы как своих ушей. Тем не менее, на какое-то время Артамонову все-таки сделали невыездной (именно поэтому, как утверждают теперь многие, она не попала на Белую Олимпиаду-1960), сократили ежемесячную зарплату с 3000 рублей до 800, но все это были «семечки» по сравнению с серьезными проблемами, которые возникли у Инги с КГБ, настойчиво порекомендовавшим ей прекратить всяческие отношения с Бенгтом… Существует красивая легенда о том, что якобы однажды кто-то из подруг мамы Артамоновой видел на могиле ее дочери высокого интересного иностранца, который горько плакал, не стесняясь окружающих. Если Бенгт, действительно, приезжал на Ваганьково, то это была их вторая встреча после ночной автопрогулки по Бурленгу, поскольку известно, что в 1958-м Инга вняла советам работников КГБ и через год вышла замуж за одноклубника – чемпиона мира на «пятисотке» Геннадия Воронина…»
Даже в связи со шведской историей возникает ощущение, что Артамонова не хотела, не желала встраиваться в Систему.
– Абсолютно правильно! Она была подобна сложно управляемому извне механизму. Ингу пытались втиснуть в рамки нашего тогдашнего строя. А она из этих рамок выламывалась. Ужасное замужество, закончившееся ее гибелью, в определенной степени стало делом случая. Но даже не случись ЧП, вряд ли ее ждала легкая судьба. А ведь такая была женщина: умная, красивая, талантливая, с юмором! Когда Инга заходила к нам в диспансер, то казалось, в помещении светлее становилось. Для нас, общавшихся с ней, это просто разгрузка была…
– Да! Как пел в свое время Юрий Визбор: «Уходя, оставить свет, это больше, чем остаться!»
– А вы знаете, мне так, наверное, повезло, что свет в моей душе остался не только от встреч с красавицей Ингой. Это в равной мере связано и с Людмилой Титовой, третьей королевой, запавшей в мою душу.
Титова Л.Е. родилась 26 марта 1946 г. в Чите. Заслуженный мастер спорта. Олимпийская чемпионка (1968) по конькобежному спорту, абсолютная чемпионка СССР (1968), чемпионка СССР в спринтерском многоборье (1971–1972), на отдельных дистанциях (1967–1972), рекордсменка мира (1970–1972). Окончила МАИ. Проучившись экстерном (три года) на факультете журналистики МГУ, семь лет работала комментатором Гостелерадио СССР. В конце 1980-х преподавала физкультуру в техникуме. Затем увлеклась походами на Северный полюс. В составе женской группы «Метелица» штурмовала льды на Земле Франца-Иосифа, побывала со стороны Чили на Южном полюсе. Работает в ассоциации «Народный спорт-парк», где готовят для школ программы тестирования, с помощью которых можно определить физические возможности учащихся. В Чите уже более 30 лет на соревнованиях конькобежцев разыгрывается приз имени Л. Титовой.
О Люде впервые заговорили в декабре 1965 года на Мемориале Мельникова…
– Савелий Евсеевич! Простите, что перебиваю, наверняка надо уточнить: Яков Федорович Мельников (1896–1960), обладатель почетного знака «Заслуженный мастер спорта» № 1 (1934), чемпион России (1915), РСФСР (1918–1922), СССР (1924–1935), Европы среди рабочих спортсменов (1927) по скоростному бегу на коньках, многолетний директор стадиона «Торпедо» на Крымском Валу (с 1931). Автор бренда «Торпедо».
– Все правильно. В те годы на ледовых дорожках блистали Скобликова, Артамонова, Стенина, Рылова… Вдруг в их компанию вошла никому не известная второкурсница МАИ, занявшая в беге на 500 метров 6-е место. Уже в январе 1966-го на отборочных соревнованиях сильнейших скороходов страны Титова стала 3-й в коротком спринте, а на дистанции 1000 метров – 2-й, после чего ее включили в национальную команду. На фоне провала конькобежцев в олимпийском Гренобле-1968 Людмила – единственная, кто выиграл «золото» на дистанции 500 метров после четырех фальстартов (!) с японкой Такедой.
– Для сведения: успех Титовой лишь спустя 38 лет (?!) повторила в олимпийском Турине-2006 Светлана Журова.
– Но во Франции у Людмилы то была не единственная удача. На следующий день в беге на километр 22-летняя Титова завоевала «серебро», уступив три десятые секунды голландке Гейссен.
– Тогда по всем прикидкам реальной претенденткой № 1 на высшую награду считалась мировая рекордсменка Татьяна Сидорова. Позднее мой старший коллега – редактор отдела спорта «Труда» Юрий Ильич Ваньят, освещавший Игры-1968, признался, что уже приготовил заголовок для будущего отчета из Гренобля – «Итак, она звалась Татьяной…»
– (Грустно улыбается.) Так величали и наших с вами, Гагик, светлой памяти жен…
А юная олимпийская чемпионка, на мой взгляд, отличалась культурой, внутренней и внешней. Ее любили в сборной. Она всегда оказывалась в эпицентре событий и всеобщего внимания, вокруг нее собирались подруги по команде. В индивидуальных видах спорта, особенно «женских», существует суровая и серьезная конкуренция. Поэтому только если кто-то не видел в партнерше конкурентку, они дружили или приятельствовали. А к Людмиле Евгеньевне – и отчество помню – тянулись. Она исполняла роль нештатного психолога в команде, умея настраивать участниц сборной. При этом сама оставалась крайне целеустремленной. Хотя я бы не сказал, что Титова выделялась суперталантом (по сравнению с Артамоновой или Скобликовой). Ее успехи основывались на потрясающем трудолюбии. Каждую тренировку отрабатывала чуть ли не на уровне стартов на очень ответственных соревнованиях.
Я великолепно отношусь к Людмиле, поскольку редко встречал людей с подобным характером. Все-таки высоким образовательным цензом и интеллектом отличались не все спортсмены и спортсменки. Да им и некогда было заниматься самообразованием – конькобежцы почти круглый год находились на сборах, имея месяц отпуска в апреле.
– Традиционно хотел бы узнать, каким пациентом была Титова?
– В моем журнале обращений тех лет вряд ли найду ее фамилию. А серьезных болячек и не вспомню. Зато отмечу обостренное чувство такта. Когда Люда приходила в мой кабинет или гостиничный номер, то сто раз извинялась за беспокойство, прося чего-то по мелочи.
– Тем не менее ее активная спортивная карьера оказалась недолгой.
– Почему она столь рано перестала бегать, не скажу: к тому времени в моей жизни начался футбольный этап. Но когда появилась Татьяна Аверина (1950–2001) и целая плеяда конькобежек, сменивших лидеров сборной СССР, Титова уже перестала выступать, оставив заметный след в спорте. Между прочим, то, что в декабре каждого года ветераны этого вида собираются в ресторане, заслуга Людмилы. Она, инициатор и организатор этих встреч, до сих пор пользуется заслуженным вниманием и уважением коллег.
– То есть, какой она была в большом спорте, такой и осталась в жизни, перестав соревноваться.
– Пожалуй, она – единственная спортсменка, которая пару лет назад откуда-то узнала, что я перенес сложнейшую операцию на сердце. Позвонила, искренне поинтересовалась. Исключительно авторитетный человек. Может, не все ее знают и узнают. Для меня она – ярчайшая «звездочка» на небосклоне отечественного конькобежного спорта.
– Действительно, мало кто из болельщиков и журналистов заметил, что в середине 1980-х Титова исчезла из виду. Спустя четыре года она вернулась в Москву. Оказывается, вместе с семьей жила и работала на Кубе. Ей посчастливилось встретиться с Фиделем Кастро… Имея столь неординарную биографию, Титова, действительно, себя не пиарит, но в своем виде спорта – личность.
– Вы правильно подметили. Предельно скромная. И еще у нее очень хорошая семья. Вышла замуж сразу после триумфа в Гренобле. Насколько мне известно, супруг на два года старше, учился также в МАИ, занимался легкой атлетикой и отвечал за спортивную работу на курсе. Пришел знакомиться с «подшефной», да так и не расстается с ней. В 1973-м у них родился сын, потом – второй, у Людмилы Евгеньевны подрастает внук. Он, кажется, еще не знает о том, какую красивую, хотя и короткую спортивную жизнь – 11 лет – прожила его бабушка.
– Не знаю, как для преемников Титовой, для меня особенно любопытен ее журналистский опыт. В одном из интервью узнал, что профессии она училась все-таки не в университетских аудиториях около Манежа, а в комментаторской будке у таких зубров, как, например, Николай Николаевич Озеров: «Главный урок мастерства он преподнес на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде. Мы освещали выступления конькобежцев: он – для телевидения, я – для «Маяка». Вдруг техника дала сбой, и экран с картинкой погас. Я растерялась, а Озеров как ни в чем не бывало продолжал: «На дорожку выходит Хайден в серебристом костюме». На самом деле Эрик был в желто-золотом. Озеров таких подробностей не знал, но помнил: спортсмен должен бежать в чем-то блестящем и сумел избежать «минуты молчания».
– Интереснейший эпизод из серии «Чего не видит зритель». Знаете, в 2009-м минуло 40 лет, как я не работаю с конькобежцами. Но как одно из самых лучших воспоминаний храню в памяти годы, проведенные вместе с Олегом Гончаренко и Евгением Гришиным, Виктором Косичкиным и Лидией Скобликовой, Ингой Артамоновой и Людмилой Титовой. Встречи с ними, совместно пережитые годы – не представляете, какое это богатство!
– Просто здорово! Савелий Евсеевич! И мое журналистское «богатство» в зимних видах спорта имеет координаты и инициалы. Только учтите: снежки я впервые слепил, представьте, в 16 лет. В конце 1960-х, когда вы расстались с конькобежцами, в один из январских дней тбилисцы, поутру проснувшись, не узнали родной город. Словно кто-то накрыл его белым ковриком. Через час-другой он, растаяв, исчез. А мы, старшеклассники, успели порезвиться, поднявшись после уроков за «спину» нашей 66-й школы в Ботанический сад, благо он располагался под горой в центре грузинской столицы.
А лыжи я надел, став студентом МГУ. Крымско-кавказское трио однокашников (Рауф Талышинский из Баку и Михаил Бергер из Севастополя) с грехом пополам тренировалось по ночам на Ленинских горах во время сессии. Чтобы получить зачет по физкультуре, требовалось пробежать у смотровой площадки два круга примерно за 28 минут. Мы едва уложились в норматив, ухитрившись прошагать едва-едва… один кружочек.
– Гагик! Неужели, имея подобное «резюме», можно оказаться в спортивной журналистике?
– Ну, я, будучи школьником, во Дворце пионеров постоянно посещал секцию фехтования, до сих пор сохранил полученные на соревнованиях рапиристов почетные грамоты… А если вернуться к моей профессии, то наверняка вы знали такого именитого популяризатора коньков, как Николая Семеновича Киселева?
– Безусловно!
– Так вот! Он в 1978-м стал моим первым главным редактором в «Советском спорте» (с его будущими преемниками – моими сверстниками – позже я общался на равных, покинув через два года тесное и неуютное – во всех смыслах – здание редакции на улице Архипова, ныне Спасоглинищевский переулок, бок о бок с синагогой, в те годы нередко окруженной толпой из «отказников»).
Ник-Сэм, как за глаза называли шефа коллеги, взял меня на работу после одной публикации на всю полосу и по рекомендации Владимира Гескина, недавнего выпускника журфака, стремительно ставшего ведущим сотрудником международного отдела центральной спортивной газеты страны (ныне – зам. главного в «Спорт-экспрессе»).
– Ну, вы даете! Как так получилось?
– Мне удалось при содействии своего соседа по Ясеневу Константина Хачатурова – единственного радиолюбителя, с которым поддерживал связь доброй памяти Юрий Сенкевич, подготовить эксклюзивную беседу об экипаже папирусного корабля «Тигрис» в дни его драматического перехода через Индийский океан. Правда, когда меня зачислили в олимпийский отдел, то шепотом объяснили: конкурентов на вакансию я опередил еще и за счет членства в КПСС – обязательного минимума для существования в советской журналистике.
– Ну, и как вам Киселев как главный редактор «Советского спорта»?
– С приходом Ник-Сэма газета почти два десятилетия хронически «болела» коньками. Главный наизусть знал календарь всех соревнований в стране и за рубежом, вел статистику лучших результатов сезона. Когда даже на разных полосах уже в типографии образовывались «дырки», их заполняли заметками с результатами Пупкиных на первенствах Мукомольска и Мухосранска! Иногда я по вечерам приходил в качестве «свежей головы» в издательство «Московской правды» на Пресне, чтобы читать завтрашний номер. Обнаружив безошибочные конькобежные отчеты, радовался меньшему объему работы.
В дни рекордов главный создавал полотна: история высшего достижения, имена всех прошлых обладателей «от Ромула до наших дней», данные о новом герое, расклад его бега по кругам… На чемпионаты мира и Европы по конькам Киселев ездил сам, и, пока турнир не заканчивался, редакцию лихорадило. Сроки сдачи номеров в печать срывались. Дежурные оставались в типографии до рассвета. Чуть ли не каждый час звонил телефон – Киселев передавал поправки и уточнения.
Умер Ник-Сэм в 1981-м. В его кончине не последнюю роль сыграла семейная трагедия. Учреждение, где работала жена главного, получило льготные путевки на новогоднее путешествие в Ереван. Она купила две – для 23-летнего сына и 20-летней дочки. Лайнер, на котором они летели, врезался в землю под Воронежем. Николай Семенович вышел на работу спустя два дня после катастрофы. Постепенно тема коньков в «Советском спорте» поубавилась. По инерции коллеги еще некоторое время выезжали на соревнования, но вскоре и командировки сошли на нет. Тем не менее, на мой взгляд, Киселев, кстати, будучи какое-то время президентом Федерации конькобежного спорта СССР, успел здорово, как теперь бы сказали, раскрутить один из медалеемких зимних видов.
– Тут уже я дополню: в знак своеобразной благодарности российские конькобежцы ежегодно разыгрывают призы памяти Николая Семеновича.
Глава 8
«Вот – новый поворот!»
– Итак, вы, Савелий Евсеевич, около 10 лет проработали в сборной с лучшими конькобежцами страны, став очевидцем их выдающихся достижений на многих стадионах мира. А как же ваша Большая Футбольная Мечта?
– Она, собственно, никуда и не делась. Футбол оставался для меня любимым видом спорта. Когда выпадало свободное время, с удовольствием ходил на матчи нашего чемпионата. Будучи верным болельщиком «Торпедо», знал всех своих кумиров по картинкам, был готов бежать на любую игру с участием Стрельцова или Иванова.
Между прочим, начав работать с конькобежцами, я обнаружил, что и они любили футбол. Настолько, что сформировали свою сборную: на воротах стоял Юрий Юмашев, в поле бегали Эдуард Матусевич, Валерий Каплан, Роберт Меркулов, Дмитрий Сакуненко, Антс Антсон…
– Ну, и как у скороходов? Получалось?
– Очень даже. Они нередко встречались с футбольными коллективами разных городов (там, где соревновались на катках) – и побеждали! Их физическая подготовка не вызывала сомнений – перебегать могли любого соперника. Почти все конькобежцы обладали неплохой техникой владения мячом. Единственное «но» – в понимании тактики оставались любителями. Это особенно бросалось в глаза на фоне любителей в кавычках («профессионального спорта» в СССР, как и секса, вроде не было) – мастеров ведущих футбольных клубов, призванных в сборную страны. С некоторых пор я имел возможность наблюдать за ними, общаться как на тренировках, так и во время игр.
– Минуточку! Вы рассказывали, что в силу тех или иных обстоятельств частенько совмещали работу в сборной конькобежцев с фигуристами, ватерполистами, помогали волейболистам, участникам советской команды глухонемых на неофициальных Параолимпийских играх. Но откуда футболисты? Вы и к ним с медицинским чемоданчиком успевали?
– Пришлось! Наступил такой непростой и одновременно долгожданный момент.
– Как это случилось?
– Да опять же, видимо, Его Величество Случай. После окончания Игр-1964 в Инсбруке я ненадолго отошел от конькобежных дел. Сезон закончился, растаяли ледяные дорожки. А у наших футболистов из сборных началась запарка – отборочные матчи олимпийского турнира и канун чемпионата Европы. И в это напряженное время – на дворе бушевал май – у олимпийцев не оказалось врача. Тут-то меня и разыскал начальник медицинского отдела Спорткомитета СССР Алексей Андреевич Соколов:
– Савелий, у тебя сейчас работы ни хрена нету – у вас пауза. А здесь надо закрыть футбольный сбор!
Я, признаться, дрогнул:
– Как футбол?! Я же совершенно не подготовлен!
А он:
– Да брось ты! Нет там ничего страшного! Давай иди, спустись этажом ниже, где Федерация футбола расположена. Найдешь там Вячеслава Дмитриевича Соловьева…
Я сделал вид, что отправился к нему. А сам в отдел конькобежного спорта – благо все кабинеты в одном здании. Явился и объясняю нашему куратору Капитонову:
– Меня вот к футболистам пригласили. Сказали «закроешь один сбор». Ну, может, еще на соревнованиях один-другой матч. Отработаю их и вернусь.
– Ну, пожалуйста, – говорит. – Сейчас все равно никаких дел у нас нет.
Словом, получив разрешение, пошел искать Соловьева. Он тогда тренером ЦСКА работал. И параллельно наставником олимпийской команды. По составу она тогда очень прилично выглядела: всех сильнейших игроков, кто в 1-ю сборную к Бескову не попал, туда привлекли.
– А сомнения после того, как пригласили к футболистам, не мучили?
– Еще как! Ведь я не был знаком ни с тренерами, ни с ребятами.
– Да и резкий переход от одного вида спорта к другому, очевидно, непростой процесс…
– Очень непростой! В коньках главное – функциональное состояние спортсмена. Травмы там нечасты. А у футболистов – сплошь и рядом. Нет, как во враче в себе не сомневался, мог оказать помощь, нередко бывал на консультациях у признанного профессора Зои Сергеевны Мироновой. Стало быть, имел представление, как лечить.
Однако если в коньках, относящихся к разряду циклических видов спорта, я досконально знал реакцию организма на специфические упражнения, то в футболе подобные тонкости еще предстояло освоить. Уж не говорю о том, что имел тогда весьма слабое представление о физиологических основах занятий футболистов, почти ничего не знал о воздействии тренировочных нагрузок на их организм. Словом, много чему предстояло учиться. Причем на ходу.
Так что когда я не без робости открыл дверь штаб-квартиры Федерации футбола, даже на мгновение мелькнула мысль: «А то ли я делаю?» Но стремление к общению с давнишними кумирами пересилило все.
– Как встретил Соловьев?
– Особо не пытал. Спросил лишь, знаком ли я с укладом жизни футбольной команды, работал ли в этой сфере. Я честно ответил: «Нет, не приходилось». Безусловно, он больше присматривался, чем говорил. А в конце, выдержав паузу, сказал: «Значит, так! Бери завтра с собой спортинвентарь, медикаменты – ну все, что у тебя есть, и подходи к 12 часам к скверу у Большого театра. Оттуда на сбор в Баковку отходит наш автобус».
– Что за база располагалась в Подмосковье?
– Там, не доезжая одного километра до нынешней базы футбольного «Локомотива», размещался дом отдыха Министерства авиапромышленности СССР. В нем разместились первая сборная Бескова и олимпийская во главе с Соловьевым. Тренировались, правда, в разных местах. Мы готовились в Баковке, на поле железнодорожников. А главную команду возили на автобусе, по-моему, в Лужники.
– Чем запомнилась собственная премьера?
– Началось, как водится, с проблем и курьезов. Мое и без того непростое стартовое положение сразу осложнилось тем, что врач 1-й сборной Олег Белаковский временно отсутствовал. И мне пришлось попеременно наблюдать сразу две команды. А курьез случился, как только я сел в отъезжавший в Баковку автобус. Дело в том, что этот неизменный для футболистов вид транспорта освящен давнишними традициями. Кто и где сидит – очень строго. Мне, врачу, полагалось определенное место – 2-е в начале правого ряда. А я как вошел, так и плюхнулся на первое попавшееся сиденье.
– Да, интересное отступление…
– Совсем не отступление. Я ведь решил рассказывать о том, чего публика не видит. Да и для меня на первых порах постижение множества подобных мелочей имело колоссальную важность – это способ постижения внутренней футбольной жизни. Между прочим, вскоре после нарушения одной из важнейших футбольно-автобусных примет – ни под каким предлогом не брать на игру представительниц прекрасного пола, олимпийскую сборную СССР постигла крупная неприятность.
– Вы имеете в виду гостевую встречу с командой ГДР?
ГДР – СССР – 1:1 (1:0). 31 мая 1964 г. Отборочный матч 2-го этапа в 3-й группе европейской зоны XVIII Олимпиады.
Лейпциг. «Центральштадион». 80 000 зрителей.
СССР: Урушадзе, В. Пономарев, Шестернев, Глотов, Аничкин, Корнеев, Серебряников (к), Севидов, Малофеев, Биба, Бурчалкин.
Голы: Френцель (10), Севидов (88).
– Нет! Там как раз все было поправимо. Ответный матч планировался в Москве. И мы рассчитывали, что у себя-то их легко «отшлепаем». Я, например, в этом не сомневался. Да и настроение складывалось хорошее – вроде неплохо отработал. Хотя мне повезло. Серьезных травм у ребят, к счастью, не случилось: чего-то там перевязать, компресс положить, укол сделать… Полагаю, возникло бы что-либо серьезное – с голеностопом, например, я бы, не имея опыта, наверняка «поплыл». Ведь в коньках с подобным не сталкивался.
Во всяком случае, с легкой душой зашел после встречи в Лейпциге в номер к Соловьеву: «Большое спасибо, Вячеслав Дмитриевич! Я получил огромное удовольствие. Но пора возвращаться в коньки!» – «О как! Отработал один матч и прощаться?!» – «Ну, да! Чего же еще?» – «Ни хрена! Будешь 2-й сбор работать! К московской игре готовиться надо!» – «Как так? Меня по головке не погладят!» – «Ничего подобного! Это не твоя проблема. Без тебя решат!»
И больше слушать не стал… Далее, действительно, что-то происходило в «верхах». Тем более, в олимпийскую сборную заехало высокое начальство из Спорткомитета СССР. И не то чтобы устроило «накачку», а поставило твердую задачу: надо выигрывать в Москве, чтобы попасть на Олимпиаду-1964 в Токио. Понятно, что никто «нет» не сказал. Все в один голос заверили: мол, дома мы их раздавим.
Ну и «раздавили»!
СССР – ГДР – 1:1 (1:0). 7 июня 1964 г. Ответный отборочный матч 2-го этапа в 3-й группе европейской зоны XVIII Олимпиады.
Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 82 000 зрителей.
СССР: Урушадзе, Мудрик, Шестернев, Глотов, Маслов, Корнеев, Копаев, Серебряников (к), Севидов, Биба, Бурчалкин.
Голы: Копаев (14), Клеймингер (62).
Во 2-м тайме «отличился» Рамаз Урушадзе. И мяч-то к нему в ворота шел несильный. Правда, вроде с отскоком. Тем не менее, «бабочку» голкипер кутаисского «Торпедо» пропустил. Опять ничья. И по условиям – дополнительная переигровка на нейтральном поле. Назначили в Варшаве.
Вот уж напряженка началась. Наверху паника – что ни день, из Спорткомитета приезжал очередной важный визитер. Чуть ли не все чиновничье руководство в команде перебывало. Ребят трясти начало. Да и меня – по причине длительного отсутствия по месту постоянной работы – нехорошие предчувствия стали посещать. У конькобежцев сборы вот-вот начинались. Словом, я взвыл. Снова зашел к Вячеславу Дмитриевичу: «Большое спасибо!» Но с дополнением: мол, сыт по горло! А Соловьев – ноль внимания. И снова свое: «Поедешь в Варшаву!» – «Какая Варшава?! У меня коньки на носу…» – «Не переживай! Мы доложили председателю Спорткомитета – остаешься у нас!»
– Чем вы ему глянулись?
– Не знаю. Наверное, все-таки работой. Да и ребята относились ко мне хорошо. А от их настроя все зависело. Впрочем, к тому времени наша команда получила серьезное пополнение. Выступавшая параллельным курсом в Испании сборная Бескова вышла в финал 2-го розыгрыша Кубка Европы, где 21 июня 1964 года в Мадриде уступила испанцам (1:2).
«Профессионалов» у нас, напомню, тогда не было. Так что за олимпийцев-«любителей» они тоже имели право выступать. На подмогу в Варшаву прилетели серебряные призеры – защитники Альберт Шестернев (ЦСКА), Эдуард Мудрик и Владимир Глотов (оба – столичное «Динамо»), полузащитник «Спартака» Алексей Корнеев… Но они в национальной команде свое дело сделали. И психологически расслабились. «Олимпийцев» в этом плане постигла противоположная беда: одни, понимая, что на кону – последний шанс получить путевку в Токио, впали в мандраж. В настрое других доминировала самоуверенность. В частности, перед матчем зашел ко мне Олег Сергеев.
Хороший парень, великолепный левый крайний, в сборной представлял любимое «Торпедо». В моем кабинете то жаловался на мозоль, то еще на не бог весть какую-то болячку. Оказываю соответствующую помощь, а он своей думкой делится: «Вот я в Японии ни разу в жизни не был. Поедем-ка в Токио?!» – «Подожди! Надо еще гэдээровцев обыграть». – «Да обыграем! Мы их разметем!»
Вот такой настрой! Между тем перед игрой что-то нехорошее в воздухе носилось.
Все началось, обратите внимание, с нарушения неписаного футбольно– автобусного закона, согласно которому женщина на «борту» – дурная примета. Перед выездом на стадион в автобусе оказалась девушка – невеста переводчика. Соловьев и второй тренер Евгений Иванович Лядин деликатно промолчали. Все-таки мы находились в гостях. Но забурлили игроки. Тогда Вячеслав Дмитриевич очень вежливо дал понять переводчику: команда привыкла ездить на матчи без посторонних. Тот страшно расстроился, начал объяснять, что девушка заблудится, не найдет стадион… Соловьев, скрепя сердце, согласился: «Ладно, поедем с ней».
Отъехав 500 метров, автобус сломался. «Ну, вот, началось», – каким-то ничего хорошего не предвещающим голосом отметил защитник Анатолий Крутиков… Однако главное – как ни вспоминали после матча наши ребята: «Эх, не надо было невесту брать!» – произошло на поле. Соперник оказался крепким орешком. Футболисты ГДР вышли сражаться, не щадя ни себя, ни противника.
ГДР – СССР – 4:1 (2:0). 28 июня 1964 г. Дополнительный отборочный матч 2-го этапа в 3-й группе европейской зоны XVIII Олимпиады.
Варшава. Стадион «Десятилетие». 25 000 зрителей.
СССР: Лисицын, Мудрик, Шестернев, Хурцилава, Крутиков, Логофет, Корнеев, О.С. Сергеев, Серебряников (к), Севидов, Фадеев.
Голы: Клеймингер (16), Урбанчик (39), Серебряников (55), Фогель (82), Фресдорф (87).
В конце 1-го тайма серьезнейшую травму – повреждение голеностопного сустава – получил Корнеев. Замены, согласно регламенту, проводить не разрешали. В перерыве Соловьев чуть ли не приказал мне: «Делай что хочешь, но он должен выйти на поле!»
– Легко сказать! А что делать?
– Я тогда кое-как поднаторел. И хоть немногое, но умел. Но там другая сложность возникла. Варшавская арена гигантская. Чтобы попасть в раздевалку, пришлось пройти длиннющий коридор. Потом подняться на 2-й этаж. Когда игроки добирались туда, уже наступало время возвращаться обратно. А у меня игрок с такой травмой, что и шаг ступить – дикая боль.
– И что вы предприняли?
– Не стал волочить Алексея в раздевалку. Вводя обезболивающее средство, обкалывал ему голеностоп прямо на входе в подтрибунные помещения. Худо-бедно, но даже в полевых условиях парень на больную ногу встал. И отыграл весь 2-й тайм! Жаль только, что сборной подвиг Корнеева все равно не помог. Да и вместо неуверенного в себе Урушадзе в ворота поставили новоиспеченного спартаковца Владимира Лисицына. Из пропущенных мячей три точно «его» были. Вячеслав Дмитриевич за голову хватался. Но заменить-то, напомню, никого не мог.
– Так, может, не стоило ставить в «рамку» пришельца из алма-атинского «Кайрата»?
– Увы! Ошибся тут Соловьев. Да и я не подсказал. Молодой еще был! После поражения 2-й вратарь Анатолий Глухотко – он в «Торпедо» играл – так и сказал мне: «Ты, конечно, не психолог. Но все же доктор. Не видел, что ли, как у Лисицына руки дрожали перед игрой?» Эх, богаты мы поздним умом! Конечно, лучше было ставить Глухотко – из сибиряков, без комплексов, со здоровой нормальной психикой. А вот у Лисицына в этом смысле не все было в порядке – вероятно, сказались многочисленные травмы головы. Спустя несколько лет, выбросившись из окна, он в 33 года закончил жизнь самоубийством…
– Что произошло в дальнейшем с олимпийцами Соловьева?
– Да привычное дело – расформировали. Вернулись в Москву и разбежались. Ребята – по клубам. А я, сказав: «Все, хватит!» – вернулся к себе, под улюлюканье и гиканье моих любимцев-конькобежцев. Те долго потом подначивали: «Ну, что – не обеспечил путевку в Японию?» Так что продолжил работать с ними без совмещения с футболом. Правда, как случилось в дальнейшем, ненадолго.
– Снова пришлось совмещать?
– Ровно через год, в 1965-м. Опять весна – лето. Ребята коньки «повесили на гвоздь». У меня вновь пауза. Тем временем формировалась 2-я сборная. В нее кое-кто из бывшей олимпийской вошел, новички прибавились: Анатолий Банишевский (бакинский «Нефтяник»), Владимир Щербаков (столичное «Торпедо»)… Тренером назначили Гавриила Дмитриевича Качалина. А врача команда не имела.
И снова, как год назад, сработала та же схема. Меня вызвал к себе начальник спорткомитетовского медицинского отдела Соколов. Не то, чтобы приказал, но и не попросил: «Слушай! У тебя уже есть опыт работы с футболистами. Спустись-ка этажом ниже! Там Качалин ждет. Его сборная на матч в Австрию собирается. Они хотят, чтобы ты с ними отправился».
Во время знакомства новый наставник произвел неизгладимое впечатление. Интеллигентный, тактичный. Я впервые столкнулся с футбольным интеллектуалом. Его первые слова: «Как у вас дела? Я о вас немножечко слышал. Знаю, насколько успешно работаете с конькобежцами». Контакт возник с первых минут общения. Он очень кратко, но толково рассказал, что договорились провести матч вторыми составами в Вене, командировка на 3–4 дня. «С удовольствием поеду с вами!» – выпалил я. Команда сложилась хорошей. А австрийцев мы обыграли. Вот, собственно, и все. Я опять вернулся в коньки. Но наступает осень. И вновь повторяется знакомый сценарий.
– Однако у конькобежцев разгар предсезонной подготовки…
– В том-то и дело! Собираюсь с ними на сборы в Иркутск. А тут опять, как чертик из табакерки, возникает мой начальник Соколов со своим неизменным: «Слушай! Здесь тобой интересовался…» На этот раз – сам Гранаткин.
– Ну, фигура в отечественном спорте известная, если не легендарная. К тому же тогда председатель Федерации футбола СССР.
– Вот к нему-то мне Соколов и предложил, не мешкая, проследовать. Валентин Александрович произвел на меня благоприятное впечатление. Принял тепло. Держался просто, без начальственной спеси. И сразу «взял быка за рога», дав понять, что я для его родного футбола уже не чужой человек: «Знаешь, Савелий! Извини, но если не возражаешь – давай сразу на «ты»! Тут такое дело: интересуются тобой в 1-й сборной…» Понятно, думаю! Это, судя по всему, информация от Соловьева, Качалина, играющих в сборных игроков наверх дошла. Но, оказывается, не только туда. Потому что Гранаткин тут же конкретизировал: «Морозов, главный тренер сборной, за тебя хлопочет».
– А вы не были с ним знакомы?
– Да знать не знал! Нет, я, конечно, как болельщик «Торпедо», помнил очень хорошего полузащитника, капитана команды времен, когда за нее выступали братья Жарковы, Александр Семенович Пономарев, Севидов-старший, Владимир Мошкаркин, впоследствии работавший замом председателя Федерации футбола страны. Однако с тренером Николаем Морозовым знаком не был. И вплоть до беседы с Гранаткиным не подозревал, что судьба нас сведет. И вот после беседы в кабинете председателя Федерации встретились. Разговор много времени не отнял. Поздоровавшись, Морозов спросил: «Как тебя зовут?» – «Савелий!» – «Савелий, собирай вещи!»
Вот так – без церемоний, даже не спросив – могу не могу: «Завтра отъезжаем на сборы!» На следующее утро приехали в «Озеры» – вблизи Внукова дом отдыха Управления делами ЦК КПСС.
– Между прочим, Савелий Евсеевич, в 1930-х там располагалась служебная дача шефа НКВД Генриха Ягоды. В 1938-м этого одного из главных исполнителей массовых репрессий самого расстреляли. Перед этим обыск на даче в Озерах, который длился 9 дней (!), дал поразительный результат. Нарком оказался фантастически запаслив. В «закромах» обнаружили такой запас шуб, дамского белья, ковров и другого барахла, что реквизированное вывозили грузовиками…
– Поразительно! Но мы там, кстати, узнали другое. В этом уютном домике одно время держали гитлеровского фельдмаршала Паулюса, плененного в 1943 году во время Сталинградской битвы. Много лет проработавшая в этом доме отдыха женщина даже рассказывала, что как-то ночью к нему приезжал Сталин, и они долго о чем-то беседовали…
– Да! В любопытном местечке устроили сбор. И как же там ребята тренировались? Вряд ли пансионат ответственных партработников располагал футбольными полями и прочей необходимой для этого дела инфраструктурой?
– Без проблем! Жилье, действительно, с тех пор осталось уютным. А на тренировку ездили в расположенную неподалеку и хорошо мне знакомую Баковку – «Локомотив» предоставил возможность национальной команде готовиться к будущим матчам у них.
– Так какие, собственно, встречи ожидали сборную?
– Самое парадоксальное – отправляясь на сбор, я этого не знал. Только когда приехал, меня поставили в известность: в ближайшее время отправляемся в Грецию, на отборочную встречу чемпионата мира-1966. Представляете?! Мечтать о поездке в Англию на столь потрясающее мероприятие, конечно, здорово. Но получалось, что история затягивалась. А как же родные конькобежцы? Попытался объясниться на месте. Сразу пошли конфликты. Тренеры ударились в амбицию:
«Ты что, обалдел? Какие коньки, если тут футбол?» – «Ребята, я-то здесь при чем? Есть надо мною руководство – начальник конькобежного отдела в Спорткомитете Капитонов, главный тренер сборной Кудрявцев, наконец…» А они мне нервы помотали-помотали и вроде бы на попятный пошли: «Ну, ладно, хрен с тобой! В Грецию съездишь и мотай к своим скороходам!» Поездка вышла удачной.
ГРЕЦИЯ – СССР – 1:4 (1:2). 3 октября 1965 г. Отборочный матч VIII чемпионата мира.
Пирей. Стадион «Караискаки». 60 000 зрителей.
СССР: Яшин, В. Пономарев, Шестернев, Данилов, Воронин (к), Хурцилава, Метревели, Сабо, Банишевский, Б. Казаков, Хмельницкий.
Голы: Метревели (14 – с пенальти), Банишевский (25, 59, 82), Папаиоанну (27).
Никаких ЧП по «лекарской» части не случилось. Да и отношения с Морозовым установились хорошие. Дальше наши пути-дорожки вроде разошлись. Футбольная команда отправилась на сбор – ей предстояли отборочные игры в подгруппе со сборными Дании и Уэльса. А я вернулся к конькобежцам. Спустя примерно две недели оказался в Москве. Меня опять вызвали к руководству. И снова – «Иди к Морозову!» Пришлось уступить перед напором Гранаткина, его логикой: «Отработай предстоящие две встречи! И все! С твоими фанатами ледовых дорожек вопрос согласован. Они едут в Иркутск пока без тебя. А ты смотаешь с футболистами, вернешься и на самолете догонишь конькобежцев».
ДАНИЯ – СССР – 1:3 (0:0). 17 октября 1965 г. Отборочный матч VIII чемпионата мира.
Копенгаген. Стадион «Идретспарк». 50 000 зрителей.
СССР: Яшин, В. Пономарев, Шестернев, Данилов, Воронин (к), Хурцилава, Метревели, Сабо, Банишевский, Малофеев, Хмельницкий.
Голы: Метревели (46), Малофеев (62), Сабо (69), Троелсен (79).
Команда у нас сложилась сумасшедшая! После победы над футболистами Дании 1-е место в подгруппе уже лежало в «кармане». Так что, отправившись в Уэльс, могли даже проиграть, придержав в запасе Яшина.
УЭЛЬС – СССР – 2:1 (1:1). 27 октября 1965 г. Отборочный матч VIII чемпионата мира.
Кардифф. Стадион «Ниниан Парк». 34000 зрителей.
СССР: Кавазашвили, Афонин, Шестернев, Данилов, Воронин (к), Хурцилава, Метревели, Малофеев, Банишевский, Хусаинов, Месхи.
Голы: Банишевский (17), Вернон (20), Олчерч (77).
Впрочем, неплохо показали себя там молодые Малофеев с Банишевским. Сразу по возвращении домой я тепло попрощался с Морозовым. И, как ранее планировалось, улетел в Иркутск. Только снова «недолго музыка играла»! В разгар сбора поступила правительственная телеграмма: «Срочно откомандировать доктора Мышалова в Москву для выезда со сборной СССР по футболу в Южную Америку». Подпись – председатель Спорткомитета Машин. В нашем тренерском штабе – немая сцена. Прямо, как в финале гоголевского «Ревизора».
«Слушай! – сказал срочно меня вызвавший к себе Кудрявцев. – Как же ты надоел со своим футболом! Но что с тобой делать? Езжай!» И отправили самолетом в Москву. А оттуда я с командой улетел в дальние края. Знатное получилось турне. Чего стоит только первая историческая ничья!
БРАЗИЛИЯ – СССР – 2:2 (0:0). 21 ноября 1965 г.
Рио-де-Жанейро. Стадион «Маракана». 132 000 зрителей.
СССР: Яшин, В. Пономарев, Шестернев, Данилов, Воронин (к) (Хусаинов, 76), Афонин (Хурцилава, 73), Метревели, Сабо, Банишевский, Малофеев (Месхи, 46), Копаев.
Голы: Герсон (51), Пеле (54), Банишевский (59), Метревели.
АРГЕНТИНА – СССР – 1:1 (0:1). 1 декабря 1965 г.
Буэнос-Айрес. Стадион «Ривер Плейт». 90 000 зрителей.
СССР: Яшин, В. Пономарев, Шестернев, Гетманов, Воронин (к), Афонин, Метревели (Малофеев, 65), Сабо, Банишевский, Копаев, Месхи (Хмельницкий, 65).
Голы: Банишевский (9), Онега (48).
УРУГВАЙ – СССР – 1:3 (1:2). 4 декабря 1965 г.
Монтевидео. Стадион «Сентенарио». 45 000 зрителей.
СССР: Кавазашвили, Гетманов, Хурцилава, Данилов, Хусаинов, Афонин, Метревели (к), Сабо, Банишевский (Осянин, 71), Копаев (Малофеев, 46), Хмельницкий.
Голы: Хусаинов (25), Роча (32), Банишевский (35), Осянин (71).
– Ну, а сами себя как в знаменитой сборной СССР чувствовали? Не смущались, общаясь со «звездами»?
– Дело не в робости, а в знании предмета. Много ли я тогда в футболе понимал? Приходилось хватать на лету. Например, возникла характерная ситуация, когда готовились к матчу против команды Дании. В Москву из Ростова-на-Дону на трехдневный сбор приехал Валентин Афонин (позже за ЦСКА выступал). У него оказалась поврежденной связка коленного сустава. Поскольку к футболистам я пришел после скороходов, то мой уровень компетенции в травматологии приближался к нулю. Поэтому Афонина немедленно отправил в ЦИТО, где Зоя Сергеевна Миронова, осмотрев пациента, спросила: «Когда улетаете?» – «Через два дня». – «Я сейчас сделаю инъекцию, чтобы быстрее поднять тебя на ноги, а ваш врач то же самое повторит через трое суток».
В Копенгагене, естественно, как и везде в гостиничных номерах, подобные процедуры не проводятся – необходима какая-никакая, но максимальная стерильность. Администратор отеля показал мне их очень приличный медпункт. А я потом всю ночь не спал, листая свою настольную книжку еще с 1960 года – учебник самой Мироновой по травматологии. Когда следующим вечером появился Афонин, я долго искал на его колене точечку от укола Мироновой – нащупал, вколол… Весь взмок от пота! На следующий день, когда спросил у Валентина: «Как дела?», он поднял большой палец. Без сомнений, обо всем этом знали ребята, понявшие: я не просто зашел с улицы Товарищеской, а что-то умею.
– Разведка боем.
– И этот случай, к счастью, повысил мой, так сказать, профессиональный рейтинг. Значит, и тут, как когда-то в коньках, быстро пришелся ко двору. Одно меня по-прежнему удручало: из головы не шла ситуация с оставшимися без моего присмотра ребятами из конькобежной сборной. Тем более что пока находился в зарубежном турне, меня начали оформлять на футбольное первенство мира в Англии.
– Тем временем у конькобежцев разворачивалась подготовка к Олимпиаде-1968 в Гренобле. Как в столь ответственных условиях собирались совмещать работу с теми и другими?
– Комитетские интриги избавили меня от необходимости что-либо выбирать. Когда вернулся из Южной Америки, вдруг велели явиться к Хоменкову, заму председателя Спорткомитета СССР. Я в полном недоумении ломал голову: «Что же случилось?» Ну, а когда пришел в назначенное время и со мной в кабинет зашел Капитонов, начальник отдела коньков, понял: «дело пахнет керосином». Так и случилось.
Хоменков долго возиться не собирался. Сразу начал вразумлять: «В общем, так! Коньки тебя вырастили, воспитали. А ты в футбол намылился. Вот наши условия: или возвращаешься «в коньки», или вон из Спорткомитета!» Ультиматум, одним словом. «Леонид Сергеевич, это же не моя воля. Я что, сам напрашивался?» А тому мои пояснения «по барабану». Подумаешь, докторишка какой-то! «Все! Иди!» – закончил разговор Хоменков.
Так разом мое «единство противоположностей» и разрешилось. Вышли мы с Капитоновым из начальственного кабинета. Он мне вручил билет на самолет. И я отправился в Пермь на соревнования с участием скороходов сборной СССР. Так вплоть до Игр в Гренобле и еще год после них я оказался на большом отдалении от мастеров кожаного мяча.
– А Лондон «гуд бай»?
– Не пустили меня туда. Кстати, позже интересная деталь выяснилась. Когда стало известно, что на футбольное первенство мира не лечу, меня спросили: «Кого вместо себя рекомендуешь?» – «Есть доктор Сигал». Мой коллега-приятель – мы в лужниковском диспансере работали. А когда, как мне рассказывали, список положили для утверждения на стол председателю Спорткомитета Машину, чуть конфуз не случился. Он меня неплохо знал по конькам. Не увидев в графе «врач команды» знакомую фамилию, спросил: «А где Мышалов?» Хоменков или кто-то из его приспешников ответил: «Да он отказался! Не хочет!»
– Неужели «шило из мешка» так и не выпало?
– Да нет. Оно, в соответствии с пословицей, рано или поздно вылезает. В моем случае это случилось по дороге на очередную зимнюю Спартакиаду народов СССР в Свердловске.
– В 1967-м?
– Точно! Из Москвы мы отправились поездом. Так получилось, что в том же вагоне находилось спорткомитетовское руководство. Наше с Кудрявцевым купе оказалось по соседству. Мы не могли не столкнуться с Машиным. Увидев меня, председатель Спорткомитета, словно вспомнив что-то, велел: «Ну-ка, зайди ко мне!» Зашел в купе. «Ты чего отказался-то, не поехал в Лондон?» – «Юрий Дмитриевич! Да не отказывался я вовсе…» И пересказал разговор с Хоменковым двухгодичной давности.
– И как министр спорта отреагировал?
– Да никак. Только слегка посетовал: «Что ж мне не сказали?» Словно всерьез ожидал, что я буду бегать по высоким кабинетам и правду искать… Впрочем, знание ее большим начальством свою роль, наверное, все же сыграло. Потому что в 1969-м, когда главным тренером футбольной сборной стал Качалин, врачом там работал Белаковский. Олег курировал и хоккеистов. Значит, разрывался на два фронта. Что Качалину не нравилось. В конце концов он поставил перед руководством Спорткомитета вопрос ребром: требуется доктор, который будет целиком отдавать себя футболу. Тогда его спросили: «А кто вам нужен?» – «Мышалов».
В конце 1969 года меня в очередной раз вызвали к руководству и сказали: «Все! Хватит туда-сюда прыгать!» Но я уже ученый был:
«Нет, давайте-ка оформляйте приказом. Чтобы Хоменков ко мне больше не имел претензий и не грозил вышвырнуть из спорта».
– А тот еще оставался в особняке в Скатертном переулке?
Читать бесплатно другие книги:
