Эльфийский посох Метелева Наталья

«Надо бы спросить у Лемуана, просился ли он куда-либо еще, — подумал лорд. — Впрочем, поздно. Да и как я смогу отказать тому, кто просит искупления?»

— Хорошо, я беру тебя юнитом, Кимерт.

Юноша просиял:

— Клянусь слезами Солониэль, вы не пожалеете, лорд!

И эта клятва тоже не понравилась Даагону. Не делает ли он очередную ошибку? Сможет ли вовремя обезвредить Кимерта, если подозрения подтвердятся? С другой стороны, врага лучше держать перед глазами, а не за спиной.

— Собирайся, юнит, выходим через час, — сказал лорд. — И найди мне того охотника из диких, что рвался в зал совета, Лиэна. Судя по его рогатине, к охоте на оборотней-медведей ему не привыкать.

— Его уже давно ищут по приказу королевы, но он как сквозь землю провалился прямо из дворца. Никто не видел его с того момента, как был разрушен Посох Духа.

Исчезновение охотника показалось странным и нехорошим. Но потом лорд припомнил случайно услышанный им разговор Тиниры с Лиэном, точнее, ее реплики. Если эльф пришел увидеть Посох Духа, то какой смысл ему оставаться в столице после его утраты? И все же с Тинирой следовало потолковать, но позже — у них будет достаточно времени в походе. А вот к хранителю свитков заглянуть нужно уже сейчас — и попрощаться, и запас рун перед походом пополнить не мешает. Но сначала — к храму Галлеана, где нашли мертвых стражей.

Их тела со странными обугленными ранами уже обряжали для обряда прощания. Горькие складки легли у губ лорда: оба эльфа были еще так молоды. Он обошел вокруг храма и почуял след меча, ведущий от вороха листьев к востоку, но тот был уже остывший и растаял в десятке шагов.

К Хоэрину лорд пришел темнее тучи. Седой маг, едва глянув на посетителя, тут же призвал откуда-то из глубин хранилища чашу с зельем.

— Это укрепит твой дух перед походом.

— Дух… Да разве он у нас все еще есть, Хоэрин? Ведь мы утратили даже Посох…

— Посох, но не Дух. Конечно, это был могучий артефакт, но не дерево делало его священным для нас.

— Что-то подобное я как-то слышал от одного имперца, — глянул исподлобья лорд. — Целые сутки слушал, вися на дыбе. Очень… запоминается. Я теперь имя того инквизитора, Ферре, и захочу — а не забуду.

— Ты никогда не рассказывал об этом. Как тебе удалось уйти?

— Дерево хорошо горит, а я хорошо переношу огонь. Правда, не любой. Иногда огонь бывает и черным.

Хранитель, с начала разговора ни разу не заглянувший в свитки, облаком висевшие вокруг него, быстрым движением выловил один и протянул Даагону. Остальные, повинуясь небрежному взмаху руки, с шорохом вспорхнули к своду, точно стая летучих мышей.

— Это тебе тоже может пригодиться, Даагон. Не сейчас. Когда покажется, что, кроме того черного огня, в мире нет никакого другого. Даже в тебе самом, несущем огонь Галлеана.

— Спасибо. Я пришел сказать, что вычислил сына. Он здесь. Но моя мечта сбылась самым изуверским способом из всех возможных.

Хоэрин вопросительно поднял бровь, но промолчал. И Даагон был благодарен за это молчание. Что он мог сказать? Что его сын — убийца и трус? Убийца, не пощадивший товарищей по оружию. Трус, молчавший о Древе Смерти, не предупредивший никого в страхе за свою жизнь. Трус, желавший смерти отца, чтобы эльфы уже ничего не могли изменить, даже если узнают о его связи с Древом.

Не мог лорд признаться, что у него такой сын. Сначала надо с ним поговорить. Но об убитых стражах он молчать тоже не мог.

— Я видел останки погибших, — сказал он. — А сегодня утром держал в руках меч, способный оставить обугленные срезы на плоти. Алкинор болен, и даже мне не удалось снять с него порчу Выжженных Земель.

Хоэрин свел брови:

— Порчу… И ты не сказал королеве об Энрахе?

— Бессмысленно. Он уже избавился от меча, и я не смогу ничего доказать. Поэтому и рассказываю это тебе, Хоэрин. У храма я почувствовал след Алкинора, но дальше он затерялся, а времени на поиски нет. Теперь вся надежда на тебя: ты сильнее и можешь найти меч по следу моей магии в нем. Может быть, он приведет к Эосте или даст какую-то подсказку, где ее искать… если еще не поздно.

Хранитель кивнул:

— Сделаю. Идем.

Они покинули хранилище и по пути до развилки троп шли вместе. Старый маг опирался на высокий посох — простую узловатую палку, даже без навершия с кристаллом. Впрочем, Даагон давно подозревал, что таким кристаллом было все древко цвета янтаря.

— И как ты поступишь, если вина Энраха подтвердится? — спросил Хоэрин.

— Не знаю. Пока она не доказана, он невиновен, и я попробую ему помочь. Он ведь тоже… болен.

— Не всегда возможно помочь, Даагон. Думаю, у тебя есть веские причины считать, что ты не ошибся. Род этого стража троп давно известен, как ты сам убеждал меня.

— Да, убеждал. Но только весь он погиб у границ Империи десять лет назад, а сам Энрах еще через пять лет бежал из плена инквизиторов. При этом в живых не осталось никого, кто помнил бы его в лицо и мог бы подтвердить или опровергнуть, что этот эльф — действительно сын рода Даэлир. Идеальное прикрытие для того, за кем охотятся друиды Древа Смерти.

— То есть он знал о Древе столько лет и молчал.

— Кто знает, что осталось в памяти новорожденного? — горячо возразил Даагон. — Думаю, ничего, кроме первородного ужаса.

— Подожди. Я еще не услышал доказательств, что Энрах и есть твой сын.

— Он успел снести голову напавшему на меня демону. Как Энрах узнал о невидимой атаке? Двойник таился в ложбине, и даже я прошел мимо, не заметив. Меч же был брошен издалека и угодил точно в цель. Такой удар можно нанести, только определив точку атаки на разум атакуемого. И только мой сын мог уловить эхо атаки.

— Хороший довод, но не выдаешь ли ты страстно желаемое за действительное?

— Его меч — второй довод. Кто из эльфов, кроме носителей огня Галлеана, способен справиться с огнем Преисподней? Но, главное, это Эоста. Только мой сын мог понять раньше всех, что пророчица становится не просто серьезным препятствием на его пути, а угрозой немедленной смерти. У Энраха была причина ее устранить, ведь перед атакой демона я намеревался похитить девочку и передать ей древо Эрсетеа. И еще. На ристалище я не заметил в нем ни малейшего беспокойства отсутствием девушки, за якобы оскорбленную честь которой он не так давно всерьез пытался меня убить. Выходит, он знал, что ее там не будет, и знал, почему.

— То есть он убийца и трус.

Даагон судорожно вздохнул:

— Мне больно слышать такое, и я не буду его осуждать, Хоэрин. Да и как могу я осуждать того, кто стал первой жертвой Древа Смерти и стал ею по моей вине. Не забывай, он ведь спасся. Если мальчик тридцать лет прячется от Древа, это что-то значит. Он не сдался и борется!

Они дошли до развилки, и пора было прощаться.

— Мы еще увидимся, Даагон, — остановился старый маг. — Но один вопрос я должен задать сейчас. Понял ли ты, почему для эльфов не имеет значения, найдешь ли ты сына?

Горькие складки легли у губ лорда:

— Это несложно понять. Соки древа должны быть обновлены полностью. Чтобы ни следа не осталось от гнили… хотя ее, между прочем, и без того нет. Чтобы ни малейшей опасности — слишком мало осталось родов, владеющих магией огня Галлеана. Мой родной сын не сможет стать моим наследником, даже если прямо назовет себя, потому что он — первый и главный корень Древа Смерти. Скажу больше: после того, как узнали о Древе, нас обоих обрекли бы на смерть.

— И ты нашел выход: Эрнах сможет тайно стать одним из наследников.

— И спастись, Хоэрин.

— Значит, ты решил своей смертью искупить вину перед мальчиком за ночь его рождения? Не скажу, что мне это по душе, но это твой выбор, Даагон. Хотя есть и лучшее решение. Именно поэтому я не буду торопиться рассказать обо всем королеве, хотя это и мой долг.

И за это Даагон тоже был благодарен старому другу.

— Ты имеешь в виду — уничтожить Древо Смерти? — спросил он. — Да, это спасло бы всех. Но сначала нужно найти Посох Духа и вычислить слуг Мортис, пока они не добрались до моего сына. А ключ к Посоху — оборотень, которых в Невендааре тьма. Видишь, мне совсем некогда умирать.

— Оборотень… Хранитель Леса иногда говорит загадками, понятными только детям Галлеана, помни об этом, мой юный друг. И помни о том свитке, что я дал тебе.

Лорд улыбнулся, протянул ладонь, прощаясь, и хранитель свитков ответил тем же. Кончики их пальцев соприкоснулись, и теплое сияние охватило обе ладони, напомнив очертаниями сердце — единое для двоих, единое для всех, кто хранит огонь Галлеана.

Острый глаз Даагона еще издали заметил постороннего эльфа, притаившегося в ветвях его замкового древа: один блик среди красноватых листьев был чуть ярче других.

Затаив усмешку, лорд переступил порог и послонялся несколько минут, не поднимаясь в оружейню: гость устроился как раз напротив ее оконной арки. Место атаки выбрано умно: не может же лорд уйти в поход без меча и жезла.

Даагон не стал долго мучить убийцу — время поджимало. Поднялся в оружейню, на ходу растирая обнаженный торс зельем, чтобы меньше потеть под доспехом, надел рубашку. Движения лорда были неторопливы, но сидящий в ветвях отчего-то медлил, хотя ему была предоставлена масса возможностей утыкать цель стрелами, как ежа.

Тщательно проверив оружие, лорд опоясался, пристегнул ножны, вложил в петлю магический жезл, застегнул плащ и, подняв шлем, уже собирался водрузить его на голову, когда наконец-то сквозь арку окна просвистели один за другим два арбалетных болта, пригвоздив его за полы плаща к стене. Даагон, едва сдерживая ликующую улыбку, сказал:

— Хорошо, Тиаль, ты сдержала слово, что не переступишь порог моего дома прежде, чем прибьешь меня к стенке. Будем считать, что ты постучалась. Может, теперь войдешь?

Гибкая фигурка, скользнув в окно, бесшумно спрыгнула на пол. Солнечный свет озарил ее волосы цвета алых кленовых листьев с несколькими солнечными прядями на висках, и они вспыхнули светящимся ореолом, обрамив белоснежное лицо. «Ангельски прекрасная женщина», — вздохнул Даагон.

— Не двигайся, лорд!

Его всегда восхищал контраст между ее воинственностью и нежнейшим на свете голосом.

— Я и не могу двинуться, Тиаль. Это мой любимый плащ. Если я пошевелюсь, он порвется, а чинить его некому, да и некогда уже. Ты не могла бы аккуратно убрать из него эти колючки? Маленькие дырки будут не так заметны.

Она подошла. Как же давно он не видел ее глаз, мерцающих, точно океанские воды, пронизанные солнцем, не видел вот так близко, а не поверх нацеленной стрелы!

— Только посмей хотя бы одним пальцем меня коснуться, и ты их лишишься!

— Не буду. К тому же они заняты ценным доспехом, — покорно ответил он, по-прежнему держа шлем над головой.

Она взялась за перо болта, и Даагон рванулся, раздирая плащ в клочья, опустил руки со шлемом за спиной Тиаль и, прижав к себе пойманную, нашел ее губы. Эльфийка мгновенно превратилась в сияющий цветок — огненные сполохи пробежали по ее лицу, шее, оплели лианами обнаженные руки. Она обреченно вздохнула и не стала убивать наглеца: лорд действительно не коснулся ее ни одним пальцем.

— Они мне дороги, любимая, но не так, как ты, — шептал он, целуя ее закрытые веки. — Так ты поверила? Ты одна мне поверила!

— Я иду с тобой, Даагон. Я должна убедиться. Нашему мальчику надо помочь.

Еще одна проблема. Если Тиаль узнает, что их сын — убийца и трус, то она собственноручно убьет Энраха. Поэтому лорд решил не говорить ей о своих догадках. Пока, во всяком случае. Пока не вытрясет из мерзавца, куда он спрятал Эосту.

Охотник шел на восток, когда наткнулся на след меча. Эту изломанную магию, увидев однажды, уже ни с чем нельзя было спутать. След вел на юг от вороха листьев у храма Галлеана, которые Лиэн не стал ворошить, поняв, что спрятанным под ним телам уже никто не поможет подняться, кроме Мортис.

Он шел быстро, почти бежал — след остывал. Свою необычную рогатину Лиэн опустил с плеча, следя за тем, чтобы ее раздвоенный конец не наклонялся к земле, а плыл над ней, как крылья парящей птицы. Древко в ладони чуть вибрировало, показывая, что направление верное.

У развилки тропы рогатина провернулась в руке, показав сильный всплеск магии. Видимо, здесь у тех, кого преследовал охотник, произошла заминка. Одна тропа уходила вдоль глубокого оврага, где журчал ручей. Рогатина показала, что там след сильнее, но Лиэн свернул по более слабому — не имело смысла осматривать еще один труп, наверняка лежавший в кустах с рассеченной мечом грудью. Эльфы найдут его, когда продут в себя после утраты Посоха Духа. А ему надо торопиться.

Исчезающе слабый след вел к Запретной роще — месту, которое даже дети леса обходили стороной. Когда-то здесь росли священные деревья многих эльфов, погибших в битве с гномами. Теперь сплошную черную стену сухих древесных скелетов лишь изредка пробивал чудом оставшийся в живых ясень, словно солнечный луч, опутанный тьмой. Потому Запретная роща и не была еще предана огню, а бережно выкорчевывалась, когда эльфы вернули эти земли в войне с Империей.

Лиэн остановился. Соваться в рощу было полным безумием, но след остывал.

В стене сплетенных сухих ветвей чернел пролом. «Недавний, — отметил охотник, — насыпавшаяся мелкая труха еще не унесена ветром». Лиэн вошел в мертвый лес чуть правее, там, где стволы стояли не так густо. Земля здесь была гнилой, ноги проваливались в прелые листья, запинались за торчавшие корни, поваленные стволы и сучья.

Теперь рогатина была не нужна: след отмечали обломанные ветки, и вел он к вросшим в землю развалинам, похожим на древний склеп, оставшийся с незапамятных времен. На слое черных листьев виднелись крупные глубокие вмятины, уже наполовину заполненные проступившей гнилой жижей.

Никакой меч не стоил такого риска, и охотник решил повернуть обратно, но у самого входа заметил два легких отпечатка женских стоп. Только два. Словно кто-то на мгновение поставил ношу, чтобы перехватить поудобнее и внести в развалины.

«Ты с ума сошел, Лиэн», — упрекнул себя охотник, вздохнул и нырнул в трещину полузасыпанного хода.

Концы рогатины засветились, как два болотных огонька. Тусклого света едва хватало на то, чтобы чуть рассеять вековой мрак. Склизкие ступени вели вниз, и на них охотник снова увидел отпечатки когтистых лап.

«Было двое, — понял он. — Следы второго ведут обратно, и вышел он уже без меча. Что же делает демон там, где место порождениям Безмясой?»

Винтовая лестница вывела в подземелье. Здесь почти невозможно было дышать, но слабый ток странно сухого и теплого для могильника воздуха говорил, что где-то еще был ход. Об этом же говорил ведущий туда след меча. Но Лиэн шагнул к основному проему и поднял рогатину повыше, заставив светиться чуть ярче.

Свет вырвал из мрака ветхие колонны с оплывшей от древности резьбой. Зал был великоват для склепа, и Лиэн понял, что пришел в древний храм богини Солониэль, воздвигнутый в те времена, когда она еще не стала смертным ужасом Невендаара, еще не сгорела дотла, спасая сердце любимого мужа Галлеана, не стала Безмясой.

В дальнем конце он заметил на возвышении неподвижную фигуру, терявшуюся во мраке.

— Подойди, — коснулся его шепот, и ноги сами двинулись к ней — величественной и зловещей, как ночное небо с багровыми звездами, — это засветились гнилушки. Дерево статуи давно почернело и потрескалось, глубокими шрамами расколов божественно прекрасный лик, словно это отрывалась сгоревшая в уголь плоть.

Застарелая боль обожгла Лиэна, вернув ему ощущение яви. Он упер древко рогатины в мертвую землю и остановился.

— Ты тоже страдаешь… приди ко мне, я утешу, — шептал голос, хотя раскрошившиеся губы статуи были неподвижны. — Я обещаю: больше не будет боли.

Он пошатнулся.

— Никогда не будет боли, никогда, — словно дул на его старые раны ласковый шепот. — Никогда не будет…

С неимоверным усилием он отступил.

— Ты мой! — властно взлетел голос, ударив в сердце. — Убери меч, он жжет моих детей!

Лиэн развернулся. Кожу жгло, словно ему плеснули в лицо огнем. Он рванулся к выходу. Гнилушки ожили, превращаясь в горящие глаза, в десятки глаз мертвецов. Нежить выдиралась из стен, поднималась из гнилой земли, ловила его за ноги.

Лиэн добежал до замеченного им хода, нырнул и сразу провалился в расщелину. Ему показалось — он попал в ад: здесь, на нижнем ярусе храма, стены озарялись багровым светом, идущим от меча, воткнутого в центре двух окружностей, прочерченных острием в плотной земле.

В круге у меча лежало тело девушки, защищенное от демона. Во внешнем возвышался сам раб Бетрезена, и порождения Мортис не могли к нему подступиться — груды изломанных костей и гниющей плоти шевелились по окружности.

Пробормотав «Хитро задумано!», охотник пронесся мимо демона, ведя за собой воющую нежить, словно встал во главе армии мертвых. Демон изрыгнул огонь, но эльф, ловко проскочив под огненной струей, кувырком очутился во внутреннем круге, недоступном для монстра. Тот сразу потерял к нему интерес — видимо, ему было приказано охранять сам круг, а не его содержимое.

Здесь земля была не такой горячей, но дышать было тяжело. «Жива ли она еще?» — подумал охотник, поднимая девушку. Блеснули полуоткрытые янтарные глаза.

— Жива! — поразился он.

Эльфийка кивнула, не в силах говорить. Губы у нее потрескались и почернели, как у статуи богини Солониэль. Он коснулся их кончиками пальцев, шепнув:

— Потерпи, сейчас будет легче.

Девушка вздрогнула, поднеся ладонь ко рту, словно пытаясь удержать крик боли, и в ее глазах появилось изумление.

— Кто ты? — спросил он, чтобы как-то отвлечь ее от творившегося вокруг кошмара.

— Эоста, пророчица, — хрипло ответила она.

Вокруг хрустели кости, уши рвали рев и шипение — монстр расправлялся с нахлынувшей нежитью. Стало еще жарче — демон не жалел огня. Удушливый дым от горящей кости выворачивал легкие кашлем. Зато мертвяков, таившихся в ушедшем под землю храме, явно поубавилось.

— Здорово, когда за тебя работают другие, правда? — Охотник подмигнул пророчице, прекрасно зная, что его облик сейчас мало чем отличается от морды создания Бетрезена. — Но нам надо выбираться. Им-то здесь проще, дышать не надо. Сможешь бежать? Знаешь, куда?

Эоста показала в сторону, противоположную той, откуда пришел Лиэн.

Он скомандовал:

— Беги!

Эльфийка побрела, спотыкаясь и кашляя, но Лиэну некогда было смотреть. Он вырвал меч из земли, и монстр обратил, наконец, внимание на содержимое круга.

Охотник, медленно обогнув врага, заставил его повернуться спиной к уходившей девушке. Демону уже крепко досталось от нахлынувшей нежити — он лишился одной конечности, огромное тело стало неповоротливым, да и вообще его огненным ударам уже не хватало мощи, а движениям — уверенности. Но где-то — Лиэн знал это наверняка — был еще один демон. И не дай бог эльфийке на него наткнуться.

Эоста добралась до хода и оглянулась в тот самый миг, когда раскаленный меч в руках ее спасителя, приняв на себя огненный удар, отлетел в сторону, а эльф покатился по шевелящимся костям. Девушке показалось, что высоко над упавшим вспыхнули болотным огнем глаза архилича Мортис, а потом раб Бетрезена разлетелся черным облаком сажи, осевшим на вновь поднимающихся мертвецах.

Но позади архилича возник еще один демон — багровый, словно облитый пламенеющей кровью. Девушка узнала его — тот самый, что ворвался в храм Галлеана с огненным мечом и скрутил ее. Увидев эльфийку, демон взревел. Ужас подстегнул пророчицу, и она побежала, задыхаясь до рези в груди. Глоток холодного воздуха добавил сил.

— Помоги нам, Галлеан! — шептала она на бегу, оставляя клочья одежды на тянувшихся к ней мертвых сучьях, и сама не заметила, как проскочила Запретную рощу. И только увидев вдалеке эльфов, идущих от оврага, где демоны убили разведчика, она упала, крикнув: — На помощь! Туда, в храм Солониэль! Помогите ему!

А после сидела на земле и молилась, не замечая, что целительница пытается дать ей снадобье, и отказывалась уходить. Даже после того, как почуяла слабую дрожь земли — словно эхо той дрожи в ночь пропажи колокола — и увидела слишком быстро вернувшихся лучников. Их сменили копейщики и маги, осматривавшие рощу. Потом мимо пронеслись единороги.

Она пришла в себя лишь тогда, когда лорд Даагон поднял ее, коснулся висков, отгоняя душивший ужас, и ее сердцу стало светлее. Эоста ткнулась лбом в его грудь, а лорд тихо поглаживал ее опаленные волосы.

— Все позади, девочка, все позади. Ты жива, хвала Галлеану.

— А он? — Пророчица подняла измученные глаза. Заметив недоумение лорда, сказала: — Тот, кто меня спас. Он жив?

— Кто тебя спас, Эоста?

— Ангел. Он был так же прекрасен.

Даагон вздохнул, переглянувшись с целительницей, и ответил с особенно мягкой интонацией, словно разговаривал с душевнобольной:

— Мы его не видели, Эоста. Когда мы подошли, там уже не было никого и ничего — только яма на месте старого храма Она еще дымилась. Ты вовремя выбралась, девочка.

— Он не мог умереть, я знаю. Ангелы не должны умирать!

Эоста оглянулась, отстранившись от лорда. Заметила только что подошедшего Энраха, перепачканного черной слизью и копотью и оттого еще более мрачного. Да и лица других эльфов не светились счастьем. Особенно — напряженный взгляд незнакомой и очень красивой эльфийки с алым ореолом волос — теурга диких кланов, судя по жезлу и доспехам.

— Кто это, лорд? — спросила магесса, глядя на Эосту так, словно спрашивала о каменном изваянии, и в ее нежном голосе сверкнули стальные нотки.

— Пророчица Эоста, наша спутница и, может быть, моя будущая наследница, — представил ее Даагон, почему-то, в свою очередь, смотревший не на магессу, а изучавший помятые доспехи стража троп.

Теург закусила губу и отвела взгляд.

— Почему тебя не было в отряде, Энрах? — спросил лорд.

— Бился с остатками разбежавшейся нежити, — усмехнулся страж, вытирая листьями двуручный меч. — Мне, в отличие от вас, кое-кто достался.

— Где твой прежний клинок?

— Потерял еще утром. Ты же предупреждал, лорд, что он меня предаст.

— Кто тебе подарил тот меч? — совсем тихо, но с такой угрозой спросил лорд, что Эоста похолодела.

— Дракон! — с вызовом ответил Энрах. — Но теперь это уже неважно.

У ближайшего ручья Лиэн смыл копоть и могильный прах Запретной рощи. Лицо уже перестало гореть, и в разбитом каплями отражении не было ничего страшного: обычное лицо эльфа с незапоминающимися чертами.

«Кого ты мне принес, Лазгурон? — вспомнил охотник ворчливый голос учителя. — Кого я тебе доверил и кого ты мне вернул? И что нам теперь с ним делать?»

Да, что теперь им всем делать, и прежде всего Лизну? Оставаться в Темперансе после исчезновения Посоха Духа бессмысленно. Да и вообще все бессмысленно теперь, вся его жизнь!

«Тебе надо успеть к эльфийской святыне до первой ночи Двух Лун, — говорил ему учитель. — Все идет к тому, что скоро исполнится Пророчество Звезды. И тогда… Впрочем, ты не доживешь, если не прижмешь свои острые уши. Потому я прошу тебя: ради твоего бога Галлеана, не встревай ни в какие драки, пока не научишься себя контролировать. Ни с кем — ни с нашими, ни с вашими… И нечего сверкать на меня глазами, не дорос еще… Так вот, ты выдашь себя в первой же схватке, стоит только кому-нибудь взглянуть в твое лицо и остаться в живых… или в мертвых, сам знаешь. А лечить тебя нам некогда. Подлатали немного, и будет».

Слово-то какое — «контролировать»! Только имперец и мог произнести подобное. Но Лиэну повезло с учителем, пусть даже это старый круглоухий человек.

Вокруг было тихо. Нежить, кажется, вся осталась в обрушенном храме Солониэль.

А ведь последствия встречи с детьми Мортис могли быть ужасными. Говорил же учитель: «Помни, остроухий: главная задача!» Так нет же — он опять обо всем забыл и отправился по следу изломанной магии клинка. А что в результате? Спасенная жизнь эльфийки. Впрочем, разве этого мало? Особенно теперь, когда пропал ключ к решению главной задачи — эльфийский Посох Духа.

Ключ пропал. Задача осталась. Спасения нет. Замкнутый круг.

Как его разорвать, если этого не смогли даже его великие учителя?

Клинок тяготил. Может, и зря Лиэн взял его, хотя он и сослужил ему добрую службу, отведя огненный удар, который охотник, схваченный за ноги не вовремя ожившим мертвецом, наверняка пропустил бы. К тому же если бы не меч, то второй демон, появившийся за спиной Лиэна, точно его прикончил бы. Его спасло только то, что багровый урод Бетрезена на мгновение замер, обнаружив валявшийся в прахе огненный клинок. Спину убегавшей эльфийки он увидел чуть позже, а охотника, облепленного мертвецами, и вовсе, похоже, не заметил. Взревев, демон ринулся за девушкой. И вот тогда охотник крутанул рогатину над головой, породив световой смерч. Мертвецы разлетелись в стороны, а Лиэн, подобрав клинок, метнул его в спину демона. К его удивлению, меч сам повернулся в полете рукоятью вперед и лишь сбил багровую тварь с ног. С другой стороны, удар был так силен, что демон не шевелился, и Лиэну удалось выбраться.

А потом он обнаружил клинок в руке, хотя не помнил, чтобы его поднимал. Такой меч никак нельзя было оставлять в храме Солониэль — зачем лишний раз оскорблять богиню, пусть даже ее горящий дом рухнул, когда Лиэн пробирался через мертвый лес. И опять странное оружие помогло ему: сухие ветки уже не норовили выцарапать глаза, как это было по дороге к святилищу, а, напротив, шарахались от клинка, хотя тот почти остыл. В итоге охотник выбрался бесшумно и остался незамеченным.

Без сомнения, Лиэну повезло, что меч, за которым он шел, попал в такое место, где даже зов безжалостной Мортис был не так силен и искушающ, да и живые мертвецы не отличались особой шустростью. И все же ему надо быть еще осторожнее. Какое было главное напутствие учителя? «Не лезь в герои!» Неужели он все-таки выдал себя?

Охотник, убедившись, что за ним никто не следит, наклонился к каменной чаше, куда собиралась вода для усталых путников, вызвал второе лицо, скрытое под личиной, и погасил — учился контролировать. Плохо, что девушка его видела. С другой стороны, кого бы она ни увидела, вряд ли кто-то заподозрит, что он мог выбраться из той заварухи.

Лиэн омыл водой магический посох, скрытый под видом охотничьей рогатины, — ни к чему, чтобы каждый встречный узнавал в нем мага, так проще быть незаметным. Потом коснулся рукояти клинка влажными пальцами и прошептал:

— Мне кажется, я должен знать твое имя, меч. Но я забыл, прости. Я очень многое забыл, и еще не пришло время вспомнить… И ты, я вижу, тоже не помнишь своего имени. Что ж, ты помог мне, и я помогу тебе.

Капли влаги, высыхая, тихо шипели — словно змея поднимала голову.

«Надо отнести клинок гномам, они излечат его. Но это не поможет решить главную задачу. Плохо, все плохо.

Куда теперь? Возвращаться в пещеру и сидеть там сотни лет? Эльфы живут долго. Но это тоже никому не поможет. Ничто уже не поможет…»

Лиэн взял рогатину, меч — нести его без ножен было очень неудобно — и зашагал на восток, не догадываясь, что клинок, заклятый Выжженными Землями, уже предает его.