Эльфийский посох Метелева Наталья
— Вот и сын у нее какой-то странный, — поддакнул Сонил.
— Эй! — нахмурилась лучница. — А вот Лиэна не тронь, понял? Он, между прочем, тебе жизнь спас.
Вор ухмыльнулся:
— А я и забыл… Но ты видела где-нибудь такую странную магию, как у этого парня? Какая-то она… ненормальная!
— Я слышала, его наставником был человек, а все человеческое вредно эльфам. Мне вот куда больше Энрах не нравится, — процедила Тинира. — Скрытный он. И потом страж — а заклинаниями не пользуется. Руны бережет, что ли? Ох, чует мое сердце: стоит нам найти Посох Духа, этот тип перебьет нас всех, чтобы одному остаться в наследниках лорда…
Сонил и Тинира не знали, что в этот момент магессы также пытались вычислить предателя.
— Итак, остаются трое — Кимерт, Сонил и страж Диноэль, — подвела итог Тиаль, как и лорд, прежде исключившая из числа подозреваемых Тиниру, Эосту и Энраха.
— А если вспомнить, кто из них претендует на наследство Даагона, то это точно Сонил, — уточнила дриада. — Остальные двое в отряде оказались случайно, особенно Кимерт. Если бы не его оплошность, то он до сих пор был бы стражем в столице.
Теург возразила:
— Оплошность ли? Ты забыла, что только он из всего отряда находился в зале совета, когда был разрушен Посох Духа? — Она поднялась, услышав совсем близко волчий вой. Однако нападения не последовало, и лагерь вновь погрузился в полудрему, хотя спать днем было и непривычно.
— Очень не нравится мне все это, — покачала головой Тиаль. — Словно затишье перед ураганом — уже неделя без происшествий, если не считать волков.
— Они ведут себя так, словно охраняют оборотня, — задумчиво произнесла Иссиана. — А это значит, он в нашем отряде.
— Почему же тогда твоя магия не смогла его выявить, дриада? Ты же испытывала каждого жезлом. Или снова будешь говорить, что тень Древа растет, а эльфийская магия слабеет? — прищурилась было Тиаль, но вспомнила, что то же самое говорили в каждом лесу.
Иссиана молча подняла листок, упавший с клена, под которым они расположились. Его алые, как волосы Тиаль, кончики были совершенно сухими. Дриады искали гниль в древах, а тем временем рощи стали засыхать — что-то высасывало их соки, и под ногами все чаще слышался шорох сухих листьев и хруст сломанных ветром веток. Дриада, глядя на лист, вытерла слезу, и Тиаль мгновенно оставила закравшиеся было подозрения. Но этой влагой не излечишь Леса…
— Если мы не доберемся до Посоха Духа, наш конец близок, — вздохнула теург. — Только вот боюсь, что нежить не даст. Как же раскрыть оборотня среди нас, если он не выдал себя даже в битве в лесу Вереска? В отряде начинается взаимное недоверие, а нет ничего хуже, когда не можешь доверять товарищу в бою и ждешь удара в спину.
Иссиана приняла последнюю фразу на свой счет.
— Как только лорд вернется, я покину вас, Тиаль, — холодно произнесла она. — Мне нельзя долго без моего дерева.
— Даагона нет слишком долго! — не выдержала теург. — Неужели даже Хоэрин не смог поставить его на ноги? Он же сказал: раны не смертельные.
— Пока еще нет. Но они могут стать смертельными, — тихо сказала дриада. — Могут, если лорд не переборет магию проклятого меча. Боюсь, он не доживет до того дня, когда эльфы найдут Посох Духа. Тогда Альянсу придется сжечь древо Эрсетеа, потому что оно потянется к его сыну, блуждающему корню. А если они его сожгут, твоего мальчика уже ничто не сможет защитить от Древа Смерти. Он перевоплотится.
Тиаль, оперев локти в колени, опустила лоб в сцепленные ладони. Теург клана Гаэтер не может позволить себе плакать. И не может позволить себе ненавидеть.
Эоста тоже не могла спать, хотя мышцы непривычных к длинным походам ног сводило от боли. Пока было светло, девушка плела новую сетку для сферы лорда — лоза быстро пересыхала, ломалась, и эльфийка боялась потерять артефакт.
После боя в лесу Вереска Тиаль не стала забирать у нее сферу. Она окинула пророчицу долгим взглядом и вдруг улыбнулась: «Лорд в тебе не ошибся. Кому попало его кристалл силы не откликнется. Храни его».
Увлеченная работой Эоста вздрогнула, когда веточка, за которой она потянулась, сама прыгнула в ладонь. Подняв глаза, эльфийка встретилась с озабоченным взглядом юнита Кимерта. Воинская доблесть для эльфов не могла искупить запятнанную честь, поэтому с бывшим стражем по-прежнему мало кто желал общаться, и он чувствовал себя в отряде изгоем.
— Эоста, ты не знаешь, когда оборотни спят? — тихо спросил он.
Девушка пожала плечами, сосредоточенно оплетая сферу. Кимерт подал ей новую веточку вместе со следующим вопросом.
— А ты знаешь, что происходит с оборотнем, если он уснет при Большой луне?
— И что же? — Она никогда над этим не задумывалась.
— Он не сможет удержать во сне личину и станет зверем, — ответил Кимерт. — А кто у нас в отряде никогда не спит при Большой?
— Ты думаешь, он среди нас? — нахмурилась пророчица. — Но у оборотней вторая ипостась — не эльфийская.
Юнит пожал плечами:
— Если в Безлуние они теряют силы, то в Двулуние вполне могут обретать дополнительные возможности.
— И потому волки так себя ведут?
Кимерт кивнул.
— Думаю, да. Потому оборотень и вынудил нас идти по ночам, а привал устраивать в полдень, когда солнце высоко. Мы лишь выматываемся, а не отдыхаем в это время в отличие от него. Скоро мы все окончательно обессилим, и отряд можно будет брать голыми руками.
— Ты подозреваешь кого-то конкретного?
— Пока нет. Но я вспомнил: Сонил, Тинира и Энрах всегда попадали в дозоры на время Большой, когда мы шли днем.
— А страж Диноэль?
— О нем ничего не помню. Он какой-то совсем незаметный.
Оба посмотрели на невзрачного эльфа, спавшего, как убитый, в тени дерева. Накинутый плащ укрывал его с головой, защищая от солнечных бликов.
Тут Кимерт заметил, что к ним направляется Энрах, и поспешил убраться от греха подальше: тот бдительно следил, чтобы к пророчице не подходил никто, кроме него.
— О чем тебе шептала эта лиса? — нахмурился страж троп.
Девушка промолчала.
— Почему ты на меня не смотришь, не говоришь со мной? — Энрах присел на корточки, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Я ведь тебе не враг, Эоста. Я беспокоюсь за тебя. В отряде есть предатель, он идет с нами от самой столицы.
Ее ресницы дрогнули, но не поднялись.
— И как раз Кимерта я подозреваю в первую очередь, — продолжал Энрах. — Если этот червяк еще раз подойдет к тебе…
— А если ты еще раз подойдешь ко мне, — перебила она, сосредоточившись на лежавшей на коленях сфере, — то я расскажу Тиаль, кто стоял у лорда на груди, когда тот лежал на углях.
Энрах упал на колени, пытаясь взять ее ладони в свои, но Эоста быстро убрала руки за спину.
— Не делай этого, любимая, — жарко зашептал страж троп, умоляюще заглядывая ей в лицо. — Ты же не убийца, Эоста, и не можешь ею стать. Ведь ты чиста как небесный ангел. Я же не знал, что там, под его спиной, какой-то раскаленный меч, а угли лорду не страшны, он и с костра инквизиторов уходил невредимым. Я лишь хотел, чтобы он оставил тебя в покое. Он лишит меня даже той малости, что ты мне позволяла, — просто быть рядом и видеть тебя. Только рядом с тобой я могу стать другим, лучшим, только в тебе мое спасение!
Он умолк, ожидая ее ответа, и услышал:
— Изыди!
Горькие морщины прочертили лицо Энраха, и в его голосе зазвучала мука:
— Не гони меня, Эоста! Ты же не знаешь… не знаешь, что ты для меня значишь с того самого мига, как я в свите лорда подъехал к храму Галлеана близ Элаана. Там была битва, помнишь? Ты стояла над грудами праха, как скорбный ангел, сошедший с небес и увидевший, что на земле все мертвы. Все до единого. И как будто в твоих руках — спасение, но спасать уже некого, ты принесла надежду сердцам, но они мертвы… Это страшно, Эоста, когда ангелам некого спасать. Не лишай меня надежды. Я живу лишь в миг, когда ты смотришь мне в глаза. В этот миг я вижу, что в мире есть что-то еще, кроме ада!
Она молчала, низко опустив голову. Сфера на ее коленях замерцала крохотным огоньком. Энрах поднялся, отошел в сторону, сжав кулаки, и чуть повернул правый, как поворачивают ключ в замке. Сфера погасла, но тут же затлела снова.
Пророчица закрыла огонек руками, прикусив губу. Может быть, это случайное совпадение, но почему ей так захотелось спрятать артефакт лорда подальше от жгучих глаз стража троп? Как и саму себя.
Перестанет ли зло быть злом, если полюбить его?
Девушка отложила артефакт и склонилась над кучей длинных и тонких, как иглы, листьев, чтобы выбрать материал для веревки. А когда выпрямилась вновь, сферы уже не было.
Вскочив, Эоста первым делом отыскала взглядом вора Сонила. Тот все еще шептался с Тинирой, да и вряд ли он успел бы украсть артефакт. Энраха нигде не было видно.
— В путь! — пронеслось над лагерем.
Вскоре отряд уже продолжал поход, и каждый в пути подозрительно косился на соседа.
Так эльфы и шли за Посохом Духа — каждый сам по себе, а волки сопровождали их дружным воем, продиравшим до озноба.
Глава 9. Проклятие меча
Когда Лиэн чувствовал, что начинает терять контроль над собой, он убегал и плелся далеко позади, уверенный — уж след-то меча он точно не потеряет. Когда отца настигал приступ, единорог возвращался за сыном. Охотник приводил полумертвого в чувство и снова исчезал, едва услышав вопрос:
— Кто ты?
Вопрос звучал все реже: лорд начал узнавать Лиэна.
Однажды по сердитому взору единорога охотник понял, что Росинфину смертельно надоела такая чехарда и в следующий раз он принесет его к отцу не в седле, а нанизанным на рог.
— Не сердись, — шепнул ему Лиэн. — Я буду держать себя в руках, обещаю.
И обещание свое выполнил.
— А, это ты, охотник. Вот и опять мы встретились, — придя в себя, загадочно молвил Даагон, озираясь, словно ожидал кого-то другого.
С тех пор Лиэн уже не отходил от лорда. Да и опасно было оставлять его беспомощным: они уже несколько дней слышали довольно близко волчий вой. Впрочем, отец и сын почти не разговаривали — каждый сосредоточился на собственной борьбе.
— Я не всегда был такой развалиной, Лиэн, — зло сказал лорд после очередного падения. — Да и сейчас калекой себя не считаю — в случае чего клинок удержу и левой. И тот меч научусь держать. Мне уже легче переносить это.
Даагон разительно изменился за эти несколько суток: его седина уже не выглядела столь контрастно к еще недавно молодому лицу и ярким глазам — он резко постарел, будто прогорал изнутри дотла.
Каждый раз, прикасаясь к сплетенной воедино боли меча и мага, охотник чувствовал, что клинок — или то, что от него осталось, — словно истончался, но пытается спастись, погасив плавящий его огонь Галлеана. И Лиэн холодел от понимания, почему его отцу становится легче переносить боль: если он привыкал к ней, то магия проклятого меча побеждала. А самое мерзкое — Лиэн знал, что может помочь, но боялся вместо этого убить отца, случайно разрушив щит отшельника, разделившего две его, Лиэна, сущности — родовую магию древа Эрсетеа и силу Древа Смерти.
«Когда ты убиваешь, сын Даагона, — говорил учитель, — то тянешься к тому источнику, чья сущность — смерть, и мой щит трещит. А что будет, если Древо Смерти получит доступ к магии Эрсетеа, к огню творения Галлеана, ты знаешь. Ты и без того не можешь его обуздать, а тогда этот огонь станет воистину смертоносным Черным огнем. В первую очередь поэтому, а вовсе не из-за риска погибнуть тебе нельзя ввязываться в схватки. С каждым убитым тобой, будь это даже нежить, зов Древа будет усиливаться, и когда-нибудь он станет непреодолимым. Ты перевоплотишься полностью и сам не заметишь. Понял теперь, горе мое двойное?»
Когда он любит… это может оказаться смертельно.
Человеческий маг не знал, как совладать с мощью огня Галлеана, унаследованного его остроухим учеником, рожденным под Двумя Лунами. А сам Лиэн не знал тем более. Но не только это останавливало сына Даагона: могло получиться то, что произошло с королевским колоколом.
Когда на Лиэна напал Двойник, охотник, падая, увидел направленный в сердце длинный магический кристалл, впаянный в обод колокола. Лиэн сбил его драконьим ножом, одновременно атакуя демона, — уроки Повелителя Иллюзий он помнил лучше, чем себя. Но результат получился ужасающим, и потом он долго ломал голову, почему. И лишь потом, исследовав поляну, осознал, что с его ударом в колоколе хаотично соединились все возможные магии Невендаара и уничтожили носитель.
Клинок в теле отца сейчас представлял почти такой же враждующий клубок магий. За все время совместного пути Лиэн не смог его расплести — не хватало знаний и самообладания. К тому же он страшился выпустить из запертого наставником сосуда дикую силу огня Галлеана, от которой пока просачивались наружу лишь капли. Да и тех хватит, чтобы убить. Малейшая ошибка — и конец.
Что же спасло отца, когда Алкинор, закаленный в драконьем пламени, приняв удар ножа, вошел потом в его тело? То, что в клинке не было примеси человеческой магии? Или то, что сам лорд — носитель творящего огня?
Потому, когда Лиэн прикасался к потерявшему сознание Даагону, он убирал не его боль, а боль меча и застарелое проклятие Выжженных Земель. Так было безопаснее. Так же Лиэн снимал этот жар Преисподней с губ Эосты, чтобы не сжечь их собственным, незримо плясавшим на кончиках пальцев.
Но если что-то тайное случается слишком часто, то возрастает и риск разоблачения. Настал тот день, когда лорд очнулся чуть раньше, чем это заметил его целитель.
— Так я и думал! — сказал он. — Меня ведь с самого начала не покидало чувство, что ты вовсе не так прост, как хочешь казаться, охотник. Ну-ка, дай мне ладонь.
Вот тут-то Лиэну пришлось собрать всю свою силу воли в кулак, да еще и мгновенно, и не забыв про лицо. Со страху получилось, не иначе. А бежать ему не дали — охотник почувствовал твердый рог Росинфина, ткнувшийся между лопатками, и смешливое, как показалось, фырканье.
Он обреченно протянул отцу ладонь. Шершавые бугристые пальцы лорда коснулись кожи по-особому. Лиэн и сам так умел.
— И что смешного? — Даагон вопросительно поднял бровь.
— Щекотно, — признался охотник.
— И только? — Глаза лорда смотрели пытливо. — Больше ничего не чувствуешь?
Лиэн помотал головой. Он не лгал — подобно улитке, прячущей рога, он втянул в себя все, что возможно. Втянул до самого сердца, не позволив шелохнуться ни искорке, поэтому его ледяная кожа и в самом деле не почувствовала ничего, кроме щекотки.
Лорд отпустил его руку и вздохнул:
— Я готов был поклясться, что в тебе есть огонь Галлеана. Надеялся, что среди нейтралов и диких кланов еще могли уцелеть такие семьи, Альянс еще не всех объединил. Или… — Он с горечью посмотрел на свою изуродованную ладонь. — Или я уже не способен ничего определить? Тогда как ты снимаешь мою боль, Лиэн? Я не заметил, чтобы ты пользовался эликсирами или заклинаниями.
— Я и не исцеляю ее, лорд.
— Лжешь, — поморщился Даагон, и от этого несправедливого обвинения Лиэну стало совсем грустно. Стена между ним и его отцом, который не должен узнать сына, и без того была прочнее, чем щит отшельника Раэрта.
Отпихнув рог Росинфина, охотник коротко пожал плечами и пошел дальше на восток.
— На всякий случай, если мне не показалось… — сказал лорд ему в спину. — Носитель огня Галлеана не должен лгать, охотник. Он может заблуждаться, но если знает истину, то не должен кривить душой.
Единорог обогнал Лиэна и стремительно растаял в лесу лунным бликом: видимо, тоже обиделся.
Охотник опустил рогатину и пошел по следу. Но тут же понял, что попадется лорду, как птица в силок, — следы кружили и петляли. Теперь, если Лиэн покажет, что способен их распутать, у него останется немудреный выбор, когда они вновь встретятся с магом: назвать себя его сыном либо его врагом.
Решив, что Росинфин сам найдет его, если понадобится, Лиэн пошел прямо, не обращая внимания на следы. И ошибся: прошло слишком много времени, а единорог все не появлялся.
Росинфин и не мог появиться: лорд привязал его к дубу в стороне от тропы, по которой шел отряд, и спокойно ждал, когда охотник найдет его по следу магии огня Галлеана. Если найдет, конечно.
За время ожидания он терял сознание, но ненадолго, судя по мало изменившемуся небу. Это порадовало измученного эльфа: значит, он сможет победить проклятый клинок. А пока не стоит терять времени, раз можно без помех потренироваться, держа меч в левой руке.
Даагон ждал не зря: охотник все-таки пришел!
— И что ты теперь скажешь, Лиэн? — Глава рода Эрсетеа опустил меч. — Опять случайно на меня наткнулся? Как ты нашел в лесу след именно этого единорога? Такое просто невозможно!
— Я шел по следу меча, — невозмутимо ответил охотник, останавливаясь поодаль.
— Меча? — опешил лорд.
Он ожидал совсем другого ответа, и ощутил пустоту разочарования, которую тут же заполнили подозрения — Даагон догадался, о каком мече речь.
— Да, ты видел его в столице, видел его магию, — медленно произнес он. — Так это ты был в храме Солониэль в Запретной роще?
Лиэн промолчал, но ответа тут и не требовалось.
— Значит, именно ты унес его оттуда, — удовлетворенно кивнул лорд. — Зачем же пришел сейчас, если догадался, что попадешься? А ты ведь догадался, правда? Ты же весьма понятливый эльф. Впрочем, может, ты и не эльф вовсе, а раб Бетрезена, прячущийся под личиной моего сородича? Это объяснило бы все загадки. Например, почему рядом со следами непонятной мне магии были следы демона. Но ты не демон. И знаешь, почему?
Лиэн улыбнулся:
— Потому что я — не демон.
— Тебе смешно? Мне тоже. Мою жизнь мог оберегать так трепетно только друид Древа Смерти. Ну, вот я тебя и увидел, темный. Хоэрин ошибался: магия Выжженных Земель тебе оказалась не страшна. Видно, ты что-то новое у богини Мортис. Так зачем тебе понадобился этот меч?
Лиэн дернул плечом.
— Так сильно понадобился, что ты пытаешься вытащить его из меня, — продолжил лорд, делая шаг к Лиэну. Тот непроизвольно отступил назад. — Ага, не хочешь драться, нежить? Пока не можешь рисковать моей жизнью — вдруг она приведет тебя к моему сыну. Не приведет, не надейся! Оборотня близ леса Иссианы убил тоже ты?
Охотник вновь промолчал.
— И волков его прирезал во славу Мортис тоже ты, — не спрашивая, а утверждая, заявил Даагон. — Потому и убил оборотня, что не договорился с ним о жертвах. Оборотни — они такие двуличные! А вот со вторым поладил миром, и, судя по волчьему вою вдали, он продолжает на тебя работать. Караулит отряд, пока ты возишься со мной.
— Идем, лорд, а то мы сильно отстали от твоих людей, — спокойно сказал Лиэн.
Даагон поднял меч.
— Ты не получишь моего сына, друид! Никогда. Пусть он умрет от моей руки, но ваше проклятое Древо Смерти его не получит!
Лиэн вздрогнул и с минуту не отводил глаз. В этот миг Даагону показалось, что на него смотрит безликая маска. Ничего определенного в чертах, никаких чувств. Так смотрела бы бездна, равнодушная ко всему, что в нее падает. И лорд сам увидел себя ее глазами — заострившийся нос, провалившиеся глазницы, измученное лицо в серебристом ореоле коротких волос, слипшихся на лбу от пота.
Маска отвернулась, и наваждение прошло.
Охотник отвязал единорога.
— Идем дальше, лорд.
Даагон перевел взгляд на верного Росинфина и нахмурился. Постоял минуту, а потом убрал меч, проворчав:
— Да, этого я не учел. Мой друг к тебе явно благоволит. Тогда надо еще подумать… — Он забрался в седло. — Может, тень Древа Смерти ослепила даже эти создания и мой единорог тебя не чует, друид? Но мне не хочется в это верить. Потому что тогда конец эльфов совсем близок. Что ж, поехали дальше, там разберемся. Если тебя убить, тут же набегут другие друиды, а к твоей непритязательной физиономии самого обычного эльфа я уже привык. — Он оглянулся. — И чему ты улыбаешься? Ты не можешь убить меня, я отвечаю взаимностью. Что в нашей печальной ситуации смешного?
Охотник благоразумно следовал за единорогом в отдалении — не достать ни мечом, ни магическим ударом, хотя последнего можно не ожидать — сил у лорда явно не хватит.
— Так это ты украл наш королевский колокол? — спросил Даагон. Наконец-то ему представилась возможность услышать из первых уст ответ на загадку! Сзади послышалось невнятное хмыканье. Лорд снова оглянулся: эльф плелся, опустив голову. Покраснел, что ли? Эх, подошел бы он поближе, глядишь, и…
— Скажи, темный, чем тебе колокол-то помешал?
Непреклонное молчание.
— Ну, хорошо, не хочешь о колоколе, давай поговорим о другом, более для тебя интересном. Надо же о чем-то беседовать в пути, а то скучно, — сказал Даагон, кося глазом через плечо: вдруг молчаливый собеседник потеряет осторожность и приблизится настолько, что его можно будет убить, накопив достаточно сил? Верилось в это с трудом, но попытка не… впрочем, поговорки лгут. — Так что собой представляет ваше Древо Смерти?
Так как друид не открыл тайны, лорд сам ему объяснил:
— Я так думаю, начали вы с энта, совсем еще ростка, превращенного Мортис в хуорна, и стали перевоплощать его жертвоприношениями. А тут такая неудача — первый же корень оборвался! Так и плюнули бы. Почему не стали выращивать другое, взамен? Или все-таки начали, и Древо Смерти не одно?
— Оно может быть только одно, лорд, — наконец-то подал голос следовавший за единорогом Лиэн.
— А, ты все-таки здесь, — усмехнулся Даагон. — А я думал, опять сбежал и я говорю уже с Росинфином. Так почему только одно? И подойди ближе, я тебя плохо слышу.
Охотник ответил так же издали, не приблизившись ни на пядь:
— Смерть — одна.
— Несколько пафосно звучит, ты не находишь? Ну, да это вообще вам свойственно. А знаешь, друид, я догадался, почему вы не плюнули на неудачу и не обошлись малыми корнями. Вы сильно ошиблись с выбором первой жертвы. Теперь мой выживший мальчик несет в себе и смерть эльфов, и их спасение. Он способен найти ваше мерзкое Древо, где бы вы его ни прятали, и уничтожить все, без остатка. Если он не трус и сумеет повернуться лицом к смерти. Я прав? Думаю, прав.
Лорд посмотрел через плечо. Охотника позади не было.
— Сбежал-таки. Какие пугливые нынче пошли темные эльфы! — усмехнулся Даагон.
Он долго ехал в одиночестве, и лишь по поведению единорога догадывался, что друид ушел не очень далеко. Но друид ли? Не ошибся ли лорд в очередной раз? Быть может, его четвероногий друг, нашедший ему так недостающего спутника и помощника, куда проницательнее?
Ведь и чутье говорило, что этого охотника можно не опасаться, но лорд разучился доверять чутью, а мысли путались. Он угасал. Умирал, но не решался вызвать в памяти заклинание петли времени из свитка Хоэрина, чтобы спасти всех и — ненадолго, до ритуала разрыва — себя от пытки.
Он хотел еще раз увидеть сына, если тот позволит, и хотел победить меч. Потому что это значило победить Древо Смерти, вынуждавшее Энраха быть таким. Древо можно победить! Ведь сын тоже борется, раз еще не ушел к Древу до конца. Надо помочь ему найти Посох Духа, и тогда все будет хорошо. Тогда свиток Хоэрина не понадобится.
С вершины холма виднелась темная и еще узкая полоса гор на горизонте, а Большая река была уже совсем близко. Ночью лорд собрался привязать себя к седлу единорога, чтобы больше не падать, — Росинфин, если его уговорить, прорвется сквозь волчье кольцо и донесет всадника до своих.
На закате клинок в очередной раз провернулся в ране, и Даагон выдержал эту пытку. Ему хватило сил. Он погасил шевеление меча. Сам.
А чуть погодя меч продернулся в теле с мстительной яростью. И сразу же — еще раз. И еще.
Лорд хрипел и бился на земле в агонии, но в этот раз сознание не покидало его — тот, кто держал меч, не давал уйти в спасительное небытие, наслаждаясь его мукой.
— Росинфин… зови… Тиаль… — хрипел лорд, надеясь, что верный друг услышит.
«Свиток! — вспыхнула мысль, словно вырвался язык пламени из костра, на котором он горел. — Пока в сознании, пока могу…»
Он не смог. Не смог! Сейчас он умрет, и тогда все будет напрасно — все годы борьбы его сына с зовом Древа Смерти, и вот эти муки. Энрах его не убьет — это он знал. Ему это невыгодно. Но выдержит ли Даагон?
Лорд с трудом разглядел чей-то незнакомый лик, склонившийся над ним, — его он уже несколько раз видел, хотя и думал после, что просто бредил: так похож был этот юноша на самого Даагона. Бредил и сейчас, если слышал: «Не умирай! Только не умирай, отец!»
Из простертых к нему рук хлынуло ослепительное сияние солнца, и лорд понял, что все-таки умер, раз ему грезятся ангелы, а значит, читать заклинание петли времени уже поздно.
За полноводной рекой виднелись горы, и до границы с гномами оставалось дня два пути пешком и значительно меньше — верхом. Тут отряд Тиаль встретился с другими, ожидавшими, когда магессы возведут переправу.
Волки со своим бесконечным воем надоели настолько, что эльфы даже подумывали о крупной облаве, но жаль было тратить силы и стрелы. К тому же они рассчитывали вскоре избавиться от зверей бескровно: не поплывут же волки за ними и через реку.
Эоста разыскала стража троп, бродившего по лесу в отдалении от общего шумного привала.
— Прошу тебя, Энрах. Ты обещал вернуть ее.
Страж троп играл, сферой с трепыхавшимся огоньком, подбрасывая ее на ладони.
— Теперь ты меня молишь, Эоста? Молись лучше Галлеану. Хотя теперь он вряд ли тебя услышит, ведь ты стала, как все, — живой, со своими страстями и маленькими пороками, а не воплощением его божественного идеала. А вот мне ты такой нравишься еще больше. Кстати, ты ведь так ничего и не сказала Тиаль. Неужели я тебе немного дорог?
Девушка закусила губу и отвернулась. Энрах улыбнулся.
— Видишь, любимая, у нас с тобой уже есть одна маленькая тайна на двоих. Даже две. Еще ты побоялась признаться, что потеряла кристалл лорда. Почему?
— Я не потеряла сферу. Ты ее украл.
— Но ты опять же никому не сказала об этом. Значит, я тебе не безразличен. И мне нравится, что теперь ты не отходишь от меня ни на шаг. Я об этом долго мечтал. Да тебе ведь и самой нравится мое общество, только ты боишься в этом признаться. Как мало надо, чтобы привязать двоих друг к другу, правда? Всего лишь тайна и повод для встреч.
— Верни сферу, Энрах.
— Ты же знаешь мое условие: верну, если ты меня поцелуешь. Ты хотела быть безукоризненно чистой, Эоста, а это гордыня. Не надо бояться быть живой.
— Нет.
Обычно пророчица сразу уходила после его предложения, но сейчас Энрах сделал следующий ход:
— Жизнь лорда Даагона за поцелуй — это для тебя большая цена?
— Жизнь? — Девушка остановилась. Огонек в сфере едва мерцал. — Возьми мою жизнь взамен.
— Какие мы щедрые! Чуть что — «возьми мою жизнь», — злобно передразнил ее страж. — Это такая безделица, ее не жалко, как тлю раздавить. А вот за чужую — невинного поцелуя не допросишься. А как же: честь, видите ли, дороже. Да вы все, все до единого не понимаете, чем торгуетесь, чем платите! Что такое жизнь! Сначала пойми, а потом предлагай! Ненавижу!
Он разъярился так, что швырнул сферу в ствол дерева, и она отлетела на ворох листьев почти под ноги. Но, едва Эоста кинулась за ней, страж схватил эльфийку за руку, рывком развернул к себе.
— Не туда бежишь, пророчица. Вот здесь жизнь Даагона, в моей руке. — Он в бешенстве сжал свободную ладонь в кулак. — А теперь посмотри на магическое эхо в этой паршивой стекляшке. Она ведь без жизни лорда ничего не стоит, это привязанный только к его магии артефакт.
Он повернул кулак, еще и еще. Разжал и снова сжал ладонь. Огонек лихорадочно замерцал, заметался, словно крича от невыносимой боли.
— Не делай этого, Энрах! — ужаснулась пророчица, хватая его за руку. — Пожалуйста, не делай!
— Увидела? Так смотри на нее, ангел мой. А я буду длить его муку, пока не получу от тебя то, что хочу.
— Что… — Она отшатнулась, но рука стража держала ее крепко. — Что ты хочешь?
— Душу, Эоста, — криво улыбнулся страж. — И все остальное, что к ней прилагается. А жизнь я возьму потом, когда она станет ненавистна тебе самой и в ней не будет ничего, кроме ужаса и боли. Когда ты не посмеешь предложить ее в оплату даже за жизнь муравья. Когда твоя ничтожная жизнь будет дороже всего на свете только для меня одного. Согласна отдать мне все? И разделить со мной мой ад?
Она перестала вырываться, и в лице появилось спокойствие.
— Ты чудовище, Энрах.
— Знаю. Решай быстрее, он долго не выдержит. А если умрет, Древо Смерти вернет себе первый корень. Сейчас только лорд защищает эльфов от гибели. Другими словами — только твое согласие. Как тебе такая цена, любимая?
Пророчица не задумалась ни на миг:
— Нет!
Странно, но в голосе Энраха звучала горечь:
— Жаль. Вы все его предали. А заодно и самих себя. Кто же еще отдаст душу за эльфийскую землю, если не ты?
Это прозвучало с такой искренней обидой, что девушка чуть улыбнулась:
— Не в твои руки ее отдавать, Энрах.
— Ладно, тогда вот тебе другое предложение: всего один короткий поцелуй, и я навсегда оставлю твоего любимого лорда в покое.
Пророчица покраснела, отвернувшись:
— Он не мой любимый.
— А кто тогда? — Энрах повернул ее лицо к себе и осторожно, чтобы не спугнуть своего растерявшегося ангела, коснулся ее губ.
Сфера лорда ослепительно вспыхнула, ставя решающую точку.
Страж троп неверяще уставился на артефакт.
— Как же ты не вовремя, чтоб тебя! — воскликнул он. Вскинул глаза на изумленную эльфийку, отпустил ее. — Прости, любимая, я тебя ненадолго покину. — И ринулся прочь.
Но не тут-то было. Путь перегородил волк, привлеченный вспышкой. Потом еще один. Серые тени замелькали со всех сторон. Эльфийка охнула.
— Не бойся, Эоста! — Страж стремительно подбежал, схватил ее в охапку и, подсадив на высокую ветку молодого дуба, подтянулся сам — волчьи зубы только щелкнули у пяток. Энрах вытащил кинжал: — Держи, вдруг пригодится, хотя он неудобен для тебя. Посиди пока здесь, я скоро. — Напоследок он провел кончиками пальцев по ее мокрой от слез щеке. — Прости. Я должен…
Оттолкнувшись от ветки, Энрах спрыгнул подальше от набежавших под дерево волков и рванул на запад. Звери, рыча, устремились за ним. Эоста увидела вдалеке багровый сполох, услышала визг и жуткий рев. Потом звуки стали приближаться.
Пророчица спрыгнула наземь и подобрала по-прежнему ровно сиявшую сферу. На дереве от оборотня не укроешься, а кинжалами не защитишься. Забраться обратно она не успела.
«А еще лучше — научись ее переплавлять… — вспомнились Лиэну слова учителя Раэрта. — Э-э, ну как объяснить дитю леса, что такое плавка металла? Ах, ты знаешь?»
А вот как его дичайшей силой переплавить чудовищный ком враждебных магий — кто бы объяснил, а? Причем немедленно, пока сердце отца еще бьется — все реже и реже, тихими, совсем тихими толчками…
— Не умирай, только не умирай, отец!
Главное — не паниковать.
«Я справлюсь. Обязан справиться. Во имя Галлеана, Солониэль и чуда сотворения».
И Лиэн полностью раскрылся. Распахнул ту половину своей двойной сущности, которая была отделена щитом от Древа Смерти.
Страшная сила отшвырнула его от отца. Юноша ударился о ствол дерева, едва не сломав ребра. С трудом вернув дыхание, поднялся на четвереньки. Над лордом уже стоял багровый монстр с алыми глазами. Обидно. Лиэн не успел полностью освободить отца, совсем немного не хватило… сам виноват. Надо было решиться раньше, надо было быстрее думать.
— Ты! — прорычал демон, вытянув безобразные когти к охотнику. — Наконец-то ты себя выдал, Даагоново отродье! Я знал, что поймаю тебя на этот полудохлый крючок!
Читать бесплатно другие книги:
