Возраст любви Стил Даниэла

— Почему ты не разбудила меня раньше? — спросил он сердито.

— Я думала, еще не скоро… — виновато прошептала Аманда и заскрипела зубами от острой боли, которая заставила ее скорчиться на кровати.

— Ты с ума сошла! Ты что, хочешь родить здесь? — Джек уже прыгал на одной ноге, натягивая штаны, и Аманда не смогла сдержать улыбки. Он выглядел так комично, что…

Новый приступ боли заставил ее вскрикнуть. Теперь между схватками проходило меньше двух минут.

— Я хотела провести здесь хотя бы одну ночь, — пробормотала она, кусая губы. — И мой чемодан еще не распакован.

— Клянусь, я снова привезу тебя сюда после того, как ты родишь. В любое время, когда ты только захочешь. А теперь выбирайсяка из постели. Мы должны скорее попасть к врачу.

— Я… — Аманда поморщилась от боли. — Я хотела сказать, что мне нечего надеть. Все мои вещи в чемодане. Мятые.

— А чем тебе не нравится твое платье?

— Не могу же я ехать в родильный дом в свадебном платье! — возмутилась Аманда. — Я буду выглядеть круглой дурой.

— Я никому не скажу, что это свадебное платье. Ради бога, Аманда, одевайся… Да что с тобой? — в испуге добавил он, увидев, что лицо Аманды снова перекосилось от боли.

— У меня схватки, — задыхаясь, пробормотала она, и Джек побледнел еще сильнее. Как и Аманда, он тоже схватился за живот и присел.

— А что с тобой? — спросила Аманда, почувствовав, что боль отпустила.

— Я думаю, шампанское было не самым лучшим, — неуверенно проговорил он и вытер пот со лба.

— Может, у тебя тоже схватки? — пошутила Аманда. — Вот что, Джек, позвони Луизе и Джен, пусть они приедут.

С этими словами она выбралась из постели и встала, но тут же покачнулась и поспешно оперлась на тумбочку. Стоять на ногах ей было очень тяжело.

— Я позвоню в «Скорую», — предложил Джек.

— Я не поеду в «Скорой», — ответила Аманда, которой хотелось одновременно и смеяться, и плакать. — Ты должен сам отвезти меня.

— Но я же… Я не могу. Я еще не протрезвел! — в отчаянии выкрикнул Джек. — Неужели ты не видишь? Ах, зачем я только выпил эту бутылку шампанского?!

— А помоему, ты просто еще не проснулся, — отрезала Аманда, чувствуя приближение новой боли. — Ничего, ты справишься. Только позвони Лу и Джен.

— Я не помню их номеров, — ответил Джек, начиная злиться. — А если ты сейчас же не наденешь это чертово платье, я вызову полицию. Пусть тебя арестуют.

— Это было бы неплохо, — невнятно ответила Аманда, с трудом натягивая на себя платье и снова хватаясь за живот. Но когда она попыталась надеть туфли, то оказалось, что ее ноги отекли.

— Придется идти босиком, — без колебаний решила она.

— Ради бога!.. Аманда! Прошу тебя… — Джек швырнул на кровать ее чемодан и принялся рыться в нем. Довольно скоро он обнаружил пару тапочек и протянул ей.

— На, надень хоть это!

— Да что с тобой, Джек? Помоему, двадцать лет в розничной торговле сделали тебя ханжой. Почему я не могу поехать в больницу босиком?

— Потому что ты будешь выглядеть глупо. — Джек решил бить Аманду ее же оружием, но у него ничего не вышло. Несмотря на боли, которые продолжали терзать ее, Аманда не утратила ни рассудительности, ни своего обычного хладнокровия.

— Не глупее, чем в тапочках. Они очень идут к моему шелковому свадебному платью… К тому же платье светлое, а тапочки — синие!

Она хотела сказать чтото еще, но тут ее снова скрутило, да с такой силой, что она чуть не упала, и Джек едва успел подхватить ее под мышки.

— Это ничего, — прошептала Аманда, забыв и о тапочках, и о звонке дочерям. — Пойдем, Джек, скорее!..

От жалости и страха Джек застонал сквозь зубы, но, поудобнее взяв ее под руку, помог сделать первый шаг к двери.

Аманде показалось, что прошла целая вечность, прежде чем они сумели спуститься на первый этаж и выйти из отеля на стоянку, где Джек оставил свою машину. Она даже боялась, что родит прямо в лифте или в вестибюле, но все обошлось.

Прохладный ночной воздух сразу освежил ее. Аманда почувствовала себя настолько хорошо, что мужественно предложила Джеку повести машину, и он посмотрел на нее как на сумасшедшую.

— Не говори глупости, Аманда!

— Ты же сам говорил, что еще не протрезвел. Давай ключи! Иначе мы перевернемся, и мне придется рожать гденибудь в кювете, если мы вообще останемся живы.

Джек был настолько потрясен, что не стал возражать. Тупо кивнув, он помог ей сесть за руль, а сам плюхнулся на пассажирское сиденье и принялся шарить по карманам в поисках ключа зажигания. Он никак не мог его найти, и Аманда внутренне похолодела, испугавшись, что Джек мог оставить его в номере. Но ключ оказался в замке зажигания — Джек просто не вынул его, когда они подъехали к отелю.

«Значит, — подумала Аманда, — он был еще пьянее, чем казался. Удивительно, как мы ни во что не врезались по дороге в отель».

— Позвони Джен, — неожиданно вспомнила она, запуская мотор, и продиктовала ему номер телефона дочери. — И пусть она позвонит Лу. Мы будем в больнице минут через пять — через семь. Скажи, чтобы ждали меня в родильном отделении.

— Знаешь, куда они меня пошлют? — проворчал Джек, снимая трубку мобильного телефона. — К чертовой бабушке. Или в дурдом для слабоумных стариков.

— Успокойся, Джек, все будет хорошо, — строго сказала Аманда, трогая «Феррари» с места.

«Да, — думала она, ведя машину по пустынным ночным улицам, — первая брачная ночь получилась действительно незабываемой». Аманда могла родить каждую минуту — она чувствовала это каждой клеточкой своего ноющего тела, поэтому перед очередным приступом боли она притормозила и вырулила к обочине.

— О боже! — завопил Джек. — Что ты делаешь? Не останавливайся, ради всего святого, не останавливайся!

— Я стараюсь не расколотить твой драгоценный «Феррари» и не угробить нас, — отозвалась Аманда.

Он в ужасе посмотрел на нее:

— Черт!.. У тебя уже началось? Это… как его… изгнание плода?

— Я сама знаю, что у меня началось, а что — нет, — рявкнула Аманда. — Будь так добр, сейчас же прекрати истерику и позвони моей дочери.

Джек на секунду задумался, потом ахнул.

— Точно, я помню… Об этом говорила наша лекторшасадистка с курсов… Она сказала, что как только ты начнешь вести себя как совершенно незнакомый человек, значит, у тебя началось!..

Аманда ничего не сказала. Она только быстро посмотрела на него, не зная, смеяться ей или лучше треснуть его чемнибудь тяжелым, чтобы он пришел наконец в себя. К счастью для себя, Джек начал наконец набирать номер Джен, и никаких экстраординарных мер не потребовалось.

Когда Джен ответила, Джек с ходу огорошил ее сообщением, что у ее матери началось изгнание плода.

— Это что, шутка? — спросила Джен сонным голосом. Она никак не могла проснуться, к тому же термин «изгнание плода» ни о чем ей не говорил. Очеидно, решила Джен, Джек слишком много выпил на свадьбе и теперь куролесит.

— Никакая это не шутка! — истерически завопил Джек. — Аманда рожает, и мы уже едем в клинику. У нее уже началось изгнание плода, нам на курсах говорили… Она ведет себя как чужая!

— А ты уверен, что это действительно мама? — рассмеялась Джен. Судя по его голосу, Джек был напуган и растерян даже больше, чем предсказывала Аманда.

— По крайней мере, она одета в такое же свадебное платье, — откликнулся Джек, бросив быстрый взгляд на Аманду. — И она просила тебя позвонить Луизе. Только поторопись, мы уже подъезжаем к клинике.

— Мы будем в «Синайском Кедре» через десять минут, — совсем другим, серьезным голосом ответила Джен и дала отбой как раз в ту минуту, когда Джен въехала на территорию больницы. Затормозив перед дверями приемного отделения, она распахнула дверцу «Феррари» и оценивающе посмотрела на своего свежеиспеченного мужа.

— Припаркуй машину, будь любезен, а то мне некогда. Я сейчас буду очень занята, — сказала она величественно. — Да смотри не поцарапай, иначе мой муж тебя прибьет.

— Очень смешно, мисс Неизвестно Кто! — с упреком ответил Джек, но Аманды уже не было рядом.

— Нет, правда, она очень похожа на мою жену… — сообщил он ночному сторожу, но тот только покачал головой и жестом указал ему, где он может припарковать машину.

Аманда к этому времени уже была в приемном покое. Там ее уложили на каталку, и она, сообщив дежурной сестре фамилию врача, наблюдавшего ее в течение всей беременности, стала делать дыхательные упражнения на расслабление, как учили ее на курсах подготовки к родам. Между тем схватки становились все более частыми и болезненными, и Аманда уже не знала, как ей справиться с болью.

Через пару минут в приемный покой ворвался Джек. Увидев, как неестественно и странно поднимается и опускается огромный живот Аманды, он на мгновение опешил, но тут же все вспомнил.

— Аа, брюшное дыхание… — пробормотал он. — Черт, я всетаки забыл наши песочные часы…

Но санитарки уже покатили Аманду к лифту, и она с силой вцепилась пальцами в металлические бортики каталки. А у Джека от одного взгляда на нее болезненно сжалось сердце.

— Как ты, родная? — проговорил он жалобно, входя в лифт следом за ними. — У тебя все хорошо?..

— Как я выгляжу? — слабым голосом спросила она, и Джек невольно улыбнулся. Этот вопрос до такой степени напомнил ему о прежней Аманде, что он не стал увиливать и ответил честно.

— Не очень, — сказал он. — Даже, пожалуй, еще хуже…

— Оно и есть хуже. — Аманда поморщилась. — Ощущение такое, словно тебя режут пополам бензопилой.

— А это… Ну, когда натягивают губу на затылок?

— Это мне еще предстоит.

— Бедная моя, скорей бы уж все кончилось…

Тем временем лифт поднялся на третий этаж, и Аманду ввезли в просторную светлую комнату, где она переоделась в больничный халат. Джеку сестра тоже вынесла шапочку, которую он поспешно нахлобучил на голову, и светлозеленую просторную пижаму.

— Это еще зачем? — перепугался Джек.

— Для вас, если, конечно, вы хотите видеть, как рождается ваш ребенок, — заявила сестра и, без церемоний сунув Джеку одежду, вызвала дежурного врача, чтобы он пришел обследовать Аманду.

Молодой врач появился минуты через две — Джек даже не успел переодеться. Быстро осмотрев Аманду, он заявил, что зев раскрылся на восемь сантиметров и что шейка матки продолжает расширяться. Когда он закончил осмотр, маточный зев раскрылся уже на девять с половиной сантиметров.

— Дайте мне азот, — простонала Аманда, с силой сжимая поручни каталки. — Или морфин… Хоть чтонибудь! Я не выдержу!

— Слишком поздно, миссис Кингстон, — ответила медсестра. — На семи сантиметрах еще куда ни шло, но не сейчас. Почему вы не приехали раньше?

— Потому!.. — отрезала Аманда, стискивая зубы. — Я была чертовски занята. Я ехала сюда в долбаном «Феррари» моего мужа…

И она неожиданно расплакалась. В трудной ситуации, в которой она оказалась, не было ничего смешного, и Джек, только что вышедший изза ширмы, за которой переодевался, непроизвольно шагнул вперед, чтобы утешить ее, но Аманда перестала плакать так же внезапно, как и начала.

— Вы что, хотите сказать, что, если бы я приехала сюда полчаса назад, я получила бы обезболивание? — спросила она срывающимся от волнения и боли голосом и попыталась даже приподняться на локте, но силы изменили ей, и она рухнула обратно. — Это ты виноват! — заявила она Джеку, который в своей салатовой униформе стал похож на больничного уборщика. — Ты, ты, ты!

— В чем? В чем я виноват?! — опешил он поначалу, но потом его взгляд упал на ее огромный живот. — Ах, в этом!.. Пожалуй, тут ты права, — покорно согласился он. — Кстати, — добавил он, величественно поворачиваясь к врачу и медицинской сестре. — Никакая она не миссис Кингстон. Перед вами — миссис Уотсон.

— Вот как? — удивился врач и, близоруко сощурившись, поднес к глазам ее медицинскую карточку. — А здесь написано, что это миссис Кингстон. Миссис Аманда Кингстон…

— Нет, это миссис Аманда Ууотсон. Я на этом настаиваю, — заупрямился Джек, у которого в голове все еще играло выпитое перед сном шампанское.

Аманда поняла, что пройдет еще несколько часов, прежде чем он протрезвеет, и поспешила вмешаться.

— Неважно, кто я такая, — сказала она. — Просто вызовите моего врача. Где он?

— Я здесь, — донесся от дверей спокойный голос, и Аманда, повернув голову, увидела акушерку, которая наблюдала ее с самого начала беременности.

— Наконецто! — воскликнула она и испустила вздох облегчения. — Мне нужно болеутоляющее, а они не хотят мне его давать!

Акушерка пошепталась с молодым врачом.

— Как насчет морфина, миссис Аманда?

— Очень хорошо. Только поскорее! — пробормотала Аманда, и сестра, настраивавшая аппарат УЗИ, быстро сделала ей укол. Потом она подвесила над каталкой капельницу и ввела Аманде в вену толстую канюлю.

Все это заняло не больше пяти минут, но этого вполне хватило, чтобы Джека опять начало мутить. Комната перед его глазами бешено вращалась, и он, крепко зажмурив глаза, скорчился в кресле в углу.

— Может быть, дадим мистеру Уотсону чашечку нашего фирменного черного кофе? — спросил врач, и медсестра вопросительно посмотрела на него.

— Раствор номер четыре?

— Вот именно.

Тут медики рассмеялись, и Джек рискнул открыть один глаз. Аманду попрежнему мучили боли, но, судя по выражению ее лица, уже не так сильно, как вначале. Очевидно, морфин начинал действовать.

Он уже собирался спросить, что это за «кофе номер четыре», когда дверь отворилась, и в комнату вошли Джен и Луиза. Не обратив на Джека никакого внимания, они прямиком бросились к матери.

— А, это вы… — пробормотала Аманда. Морфин в самом деле начинал действовать, и ей чертовски хотелось спать. — Вам… вам не нужно тут быть. Особенно тебе, Джен. Подожди снаружи, ладно?..

— Почему снаружи?! — воскликнула Джен, нежно гладя мать по щеке, а Луиза полезла в сумочку и достала оттуда огромный пакет колотого льда. Когда она рожала своих детей, ей ничего так не хотелось, как почувствовать во рту приятную прохладу талой воды.

— Потому что, после того что ты здесь увидишь, ты можешь вовсе не захотеть рожать детей… — сказала Аманда, закрывая глаза. Потом веки ее снова дрогнули и она добавила: — Хотя дело того стоит… какими бы ни были страдания. Я люблю тебя, Джен. И тебя, Лу. Я люблю вас обеих…

С этими словами Аманда отключилась, крепко сжав зубами кусочек льда, который Луиза положила ей в рот.

В начале шестого врач и акушерка снова осмотрели Аманду и решили, что ее пора перевозить в родовую палату. Между тем действие морфина заканчивалось. Аманда очнулась и снова начала жаловаться на боль.

— Я чувствую себя так ужасно… — простонала она таким странным голосом, что Джек, сидевший в углу со второй чашкой крепчайшего кофе, чуть не вылил его на свою зеленую пижаму. — Ну почему, почему мне так нехорошо?

— Потому что совсем скоро ты должна родить, — напомнила ей Луиза, и Джек, поставивкофе на пол, тоже подошел к каталке. Он наконец окончательно протрезвел.

— Тебе плохо, родная? — с сочувствием спросил он.

— Мне плохо, очень плохо, Джек, — проговорила она еле слышным голосом, снова прикрывая глаза. — Мне кажется, что я вотвот лопну…

— Конечно, я понимаю, — кивнул Джек и повернулся к медицинской сестре. — Дайте же ей чтонибудь. Нельзя же, чтобы человек так мучился! — сказал он раздраженно. — Почему вы не хотите дать ей общий наркоз?

— Потому что это роды, а не операция на сердце, — возразила сестра. — Ваша жена должна тужиться, а как она будет это делать, если мы ее выключим?

— Я не хочу тужиться! — подала голос Аманда, снова открывая глаза. — Не могу!

Действие морфина почти прошло, к тому же доза была слишком маленькой. После укола Аманду потянуло в сон, да и боль стала не такой острой, однако даже во сне она продолжала чувствовать ее.

— Ничего, теперь уже скоро! — промямлил Джек, ибо это было все, что он мог сказать ей в утешение.

Тем временем медсестра и акушерка повезли каталку Аманды в родовую палату, и Джек, словно баран, которого ведут на заклание, послушно пошел следом, гадая, как же это он умудрился так влипнуть. Но сбежать он никак не мог. Вопервых, ему было стыдно бросить Аманду, а вовторых, за ним по пятам шли Джен и Луиза, и Джек не мог уронить себя в их глазах.

«Только бы не грохнуться в обморок, только не это!» — подумал он в отчаянии, оглядывая сложное оборудование и разложенные на столах поблескивающие хирургические инструменты.

Тем временем врач и сестра устроили Аманду на столе, так что она оказалась в полулежачем положении. Ее ноги были просунуты в стремена, а руки пристегнуты ремнями к поручням. Джен, Луизу и Джека акушерка усадила на стулья в изголовье операционного стола, и он, снова оглядевшись по сторонам, заметил в углу застеленный чистой простыней пластиковый столик с высокими бортиками, над которым горели две лампы — обычная и ультрафиолетовая. Столик был готов для приема малыша, и Джек неожиданно почувствовал себя увереннее. Теперь он уже не так сильно боялся того, что ему предстояло увидеть и услышать. Напротив, у него появилось такое ощущение, будто он присутствует при чемто очень и очень значительном, грандиозном. В конце концов, они собрались здесь вовсе не для того, чтобы присутствовать при страданиях Аманды, а для того, чтобы встретить рождение новой жизни.

Прошло, однако, сколькото времени, и это ощущение почти исчезло. Во всяком случае, Джек снова перестал понимать, для чего он здесь. Аманда тужилась уже два часа, однако все было тщетно. Ребенок оказался слишком большим и никак не хотел выходить. Медики, к которым прибавились еще одна акушерка и анестезиолог, начали перешептываться между собой, потом врач посмотрел на часы и кивнул.

— Дадим ей еще десять минут, — сказал он тихо, но Джек был настороже и услышал эти слова.

— Что это значит? — спросил он, вскакивая со стула.

— Ребенок перестал продвигаться к выходу, Джек, — негромко пояснил врач. — А миссис Уотсон очень устала. Боюсь, нам придется ей помочь.

— Как это — помочь?! — в панике выкрикнул Джек, который вдруг вспомнил учебный фильм о кесаревом сечении. Там двое похожих на маньяков врачей резали роженицу остро заточенными ножами, а она кричала… Боже, как она кричала! Помнится, тогда он еще подумал: неужели с живым человеком можно обращаться подобным образом? Неужели законы Соединенных Штатов допускают подобное зверство?

Джек покачнулся от ужаса и схватился рукой за спинку стула, чтобы не упасть.

— Неужели вам придется… — пролепетал он непослушными губами.

— Посмотрим, — врач пожал плечами. — Может быть, все обойдется, надо только, чтобы она нам помогла.

Джек машинально перевел взгляд на жену и подумал, что Аманда вряд ли способна сейчас комунибудь помочь. По ее искаженному лицу катились крупные капли пота и слез, пальцы судорожно сжимали поручни стола, а из полуоткрытого рта доносились хриплые, жалобные стоны. Впрочем, Джек и сам выглядел немногим лучше.

Прошло пять минут, но ничего не изменилось, и Джек почувствовал, что изнемогает от страха и острого ощущения собственного бессилия и беспомощности. Дочери Аманды тоже выглядели обеспокоенными, но пока держали себя в руках. Поднявшись со своих мест, они подошли к матери и встали по обеим сторонам от стола, чтобы она могла их видеть. Джек тоже приблизился и взял осторожно Аманду за руку, чтобы хоть както поддержать ее, но она с такой силой сжала его пальцы, что ему стало больно.

Он как раз хотел спросить врача, как дела, но не успел. Раздался тревожный звонок, и врачи сразу засуетились.

— Что? Что случилось?! — испуганно воскликнул Джек.

— Сработал датчик положения плода, — быстро ответила одна из акушерок. — Ребенок в беде…

Она была слишком занята, чтобы объяснить все подробно, и Джек почувствовал, как у него подкашиваются ноги. Врачи быстро переговаривались между собой, сыпя непонятными терминами, анестезиолог склонился к Аманде и чтото ей настойчиво говорил, а Аманда плакала.

— Да скажите же мне толком, в чем, собственно, дело?! — взмолился Джек, но ему никто не ответил.

Прошла еще минута, и врач, пристально смотревший на экран какогото прибора, повернулся к Джеку.

— Вам сейчас придется уйти. Всем троим, — сказал он и, совсем не слушая их слабых возражений и больше не обращая на них внимания, повернулся к анестезиологу. — У нас есть время для эпидуральной блокады?{Эпидуральная блокада — разновидность местной анестезии при родовспоможении.}

— Посмотрим, — отозвался тот.

Шум и суета усилились, но Джек этого не замечал. Он видел только страдающие глаза Аманды, которая в отчаянии сжимала его пальцы. Джен и Луиза уже покинули родовую, но Джек никуда не собирался уходить. Он знал, что не может бросить ее сейчас.

— Я посещал курсы… — объяснял он врачам. — Курсы молодых родителей. Нам показывали фильм про кесарево сечение. Мне можно, можно…

Но никто его не слушал. Акушерки, то и дело поглядывая на главный монитор, пытались извлечь его сына из чрева Аманды, но безуспешно. Анестезиолог возился с какимито шлангами и катетерами, а врач, строго посмотрев на Джека, сказал не терпящим возражений тоном:

— Сядьте и разговаривайте с ней. О чем угодно…

К этому времени медсестра установила над Амандой небольшую складную ширму, так что Джек не мог видеть, что делают врачи; открытым оставалось только ее лицо — покрасневшее, перекошенное, блестящее от пота. И глаза, в которых застыли ужас и мука.

— Все будет хорошо, родная, — пробормотал Джек. — Я здесь, с тобой. Пожалуйста, потерпи еще капельку. Еще немного, и все кончится.

— Джек!.. — простонала Аманда. — Скажи… скажи мне, ребенок жив? С ним все в порядке?

Аманда плакала и говорила одновременно, но никакой боли она не чувствовала. Из нее рывками вытаскивали чтото очень большое, но это ощущение не было болезненным. Да и Джек не давал ей сосредоточиться на своих ощущениях — он говорил, говорил без конца о том, как он любит ее и как они счастливо заживут втроем, когда все будет позади.

— Ребенок жив, — повторял он, от души желая, чтобы это было правдой, и молясь про себя всем известным и неизвестным богам, чтобы все обошлось, чтобы с ребенком ничего не случилось и чтобы он родился живым и здоровым. И чтобы ничего не случилось с Амандой. Она и так перенесла слишком много, и Джек просто не допускал мысли о том, что все может оказаться напрасно. От напряжения его лицо тоже покрылось испариной, а слезы, стекавшие по щекам, падали на простыни, на сплетенные руки и на лицо Аманды, смешиваясь с ее слезами.

Они ждали. Потом в комнате неожиданно стало очень тихо, и в этой тишине раздалось громкое рыдание Аманды, которая поняла, почувствовала, что вотвот может случиться самое страшное.

А Джек ничем не мог ей помочь. Он только наклонился еще ниже и горячо заговорил о своей любви и о том, как он счастлив с ней. Про себя же Джек думал, что он будет делать, если Аманда потеряет ребенка. Как ему утешить ее и сможет ли он? Джек знал, чувствовал что эта потеря будет невосполнимой и что, если это случится, из их жизни уйдет чтото важное, что связало их крепче, чем привязанность и страсть.

Со страхом и трепетом они ждали, что же будет дальше, и вдруг услышали тоненький плач, который становился все громче, наполняя собой комнату.

— Он… с ним все в порядке? — слабым голосом спросила Аманда, открывая глаза. Она чувствовала себя так, словно ее только что пропустили через мясорубку, но сейчас она могла думать только об одном. — Он жив, доктор?

И врач, такой же потный и красный, как и она, поспешил успокоить ее.

— Отличный малыш, Аманда! — проговорил он, отдуваясь, пока акушерка перерезала и перевязывала пуповину. Потом они стали взвешивать малыша, и Джек, привстав со стула, заглянул за ширму, чтобы скорее увидеть сына.

Ребенок действительно был очень большим. Он весил девять фунтов и двенадцать унций — почти десять. Неудивительно, что ему было трудно появиться на свет. У него было красное сморщенное личико и большие голубые глаза, в которых застыло удивленное выражение пришельца из иного мира, впервые увидевшего нашу прекрасную землю.

Акушерки быстро обмыли ребенка, завернули в одеяло и положили рядом с Амандой, но ее руки все еще были пристегнуты, и она не могла обнять его. Джек первым взял малыша на руки и передал Аманде, как только медсестра расстегнула ремни. Аманда бережно приняла сына и прижалась щекой к его мокрой головке.

Глядя на них, Джек почувствовал, что плачет. Ему казалось, что ничто в мире не может быть прекраснее этой женщины, которую он так любит, и их сына, который стал для них нечаянным даром судьбы. Этот сморщенный младенец был живым воплощением их надежд на будущее, и Джек неожиданно почувствовал себя совсем молодым и бесконечно счастливым.

Широко улыбаясь, он снова посмотрел на сына и жену.

— Как он красив! — прошептала Аманда, поднимая на Джека взгляд. — И он будет похож на тебя. Он уже похож!..

— Надеюсь, что не во всем, — с глубоким раскаянием ответил Джек и наклонился, чтобы поцеловать их обоих. — Спасибо тебе, спасибо, моя родная… — добавил он, с трудом сглотнув застрявший в горле комок. — Спасибо тебе за то, что ты оставила его… что не послушалась меня, когда я, идиот, хотел от него избавиться.

— Не думай об этом, Джек… Я люблю тебя, — прошептала Аманда и неожиданно сладко зевнула. На часах было восемь утра, а их ребенку уже исполнилось десять минут.

— Я тоже тебя люблю, — сказал Джек, глядя, как веки ее тяжелеют и опускаются. — И еще раз — спасибо…

Вскоре Аманда заснула. Сиделка унесла ребенка в палату для новорожденных, а врачи принялись обрабатывать разрывы, которые Аманда получила во время родов. Все это время Джек тихо сидел рядом и смотрел на нее, совершенно ошеломленный, счастливыми глазами. И когда Аманду, продолжавшую крепко спать, перенесли обратно на каталку и отвезли в палату, где ей предстояло пролежать несколько дней, Джек был рядом с ней. Он ни на шаг не отходил от нее.

В палате его уже ждали Джен, Луиза и Пол. Они уже все знали и встретили его улыбками.

— Ну что ж, Джек, поздравляю! — первой сказала Луиза, протягивая ему руку.

И Джек обнял ее, радуясь, что все страшное осталось позади.