Клуб холостяков Стил Даниэла
Адам заметил выразительный взгляд Грея и заставил Чарли все рассказать.
– Господи, да что с вами такое? Не узнаю! Грей фактически живет у Сильвии, точнее – живет, но не хочет этого признать. И ты, похоже, туда же метишь? Это называется предательством холостяцкого дела. – Он корил их беззлобно и на самом деле был рад за обоих друзей. Оба мечтали встретить подходящую женщину, причем уже давно. На свой счет Адам пока был не уверен. Отношения с Мэгги на сегодняшний день были приятной реальностью, но они были бесперспективны. Они просто встречаются, а живут каждый сам по себе и, когда не видятся, делают что хотят и проводят время, кому с кем нравится. Но когда они вместе, Мэгги горит страстью, а Адам будто не может насытиться ею. Его все больше злила ее независимость. Раньше с ним такого никогда не случалось. Независимым всегда был он, но Мэгги его в этом обошла. Она закрыла от него какую-то часть своей жизни, то есть сделала то, что обычно делал Адам, вступая в связь с женщиной.
– У тебя-то как? – спросил его Чарли за десертом. – Что-то ты примолк, не рассказываешь, с кем ты и что. Завел кого-нибудь? Или, как всегда, их несколько – твоих счастливых избранных? – Даже Чарли не удавалось сосчитать, сколько у Адама в данный момент подружек.
– Почти месяц встречаюсь с одной девушкой, – небрежно ответил Адам. – Ничего особенного. Сразу договорились до серьезного не доводить. Она знает, что жениться я не собираюсь.
– А она? Она незамужняя? Не хочет тебя заполучить? – с любопытством спросил Чарли.
Адам покачал головой.
– Она еще молода и никуда не спешит. В этом преимущество молоденьких.
– О боже! – закатил глаза Грей. – Надеюсь, ей не четырнадцать? Ты там поосторожнее, так и до тюрьмы недалеко.
Друзья обожали подтрунивать над Адамом и его пристрастием к юным девицам. Адам на это отвечал, что друзья ему просто завидуют.
– Спокойно, ребята, ей двадцать шесть. Она хорошенькая, умненькая, а фигурка – закачаешься. – Он не стал говорить, насколько увлекся сам, – решат еще, что он совсем потерял голову, чего он на самом деле и сам уже начинал опасаться. Адам хорошо знал, что если женщина покоряет тебя не только грудью или ножками, но и умом – пиши пропало.
Вообще-то, все трое уже были влюблены по уши, только не хотели этого признавать – ни перед друзьями, ни перед собой. Правда, у всех романы еще только начинались и не прошли испытания временем. Не было еще ни первых размолвок, ни разочарований, какие случаются у всех. Пока была лишь новизна и радость общения. Что будет дальше – покажет время.
Друзья незаметно засиделись за полночь за разговором и выпивкой. Они сами не подозревали, насколько им друг друга не хватало весь этот месяц.
Они были так поглощены другими делами и своими увлечениями, что даже не отдавали себе отчета в том, как нужны они друг другу и как им не хватает дружеского общения. Решили, что не будут допускать таких перерывов. А пока обсудили все, что только можно, – политику, финансы, акции, дела. У Адама за этот месяц появились два новых клиента, у Чарли успешно шла работа в фонде. Ресторан они покинули последними.
– Давайте пообещаем друг другу, – предложил Грей, прежде чем они разъехались в разные стороны, – что будем встречаться при каждой возможности, независимо от того, что будет происходить с нами на личном фронте. Хотя бы – созваниваться. Я без вас скучал. Я люблю Сильвию, мне нравится у нее бывать, – он опять выделил это слово и усмехнулся, – но я и вас очень люблю.
– Аминь! – провозгласил Чарли.
– Аминь! – поддакнул Адам.
Они разъехались по домам. Адам, вернувшись, несмотря на поздний час, позвонил Мэгги и был взбешен, не застав ее дома. Почти час ночи! Где ее черти носят? И с кем?
Через два дня наступил Хэллоуин. Чарли отправился в детский центр, где Кэрол устраивала для ребят праздник. Она попросила его прийти в маскарадном костюме, он пообещал привезти для детей кексов и сладостей. Ему нравилось приезжать к Кэрол в центр. Дважды он водил ее обедать – один раз к Мо, другой – к Сэлли, – но чаще приглашал вечером в ресторан. Они не хотели, чтобы за их спинами судачили, ведь они и сами еще не знали, что за отношения у них складываются, и не хотели вызвать посторонний интерес. Адам и Грей были единственными людьми, кому Чарли поведал, что у него роман, причем даже Кэрол он в этом не признался. Сказал только, что прекрасно посидел с друзьями, а она за него порадовалась. Она еще не была с ними знакома, но со слов Чарли знала, как он дорожит ими и как им доверяет. Он говорил, они ему как братья, и это было достойно уважения. Чарли, не имевшему на всем свете ни единой родной души, друзья фактически заменили семью.
На празднике дети были очаровательны в своих костюмах. Габи была в наряде героини мультфильма «Чудо-женщина», а на Зорро натянули майку с буквой «Z», и Габи всем говорила, что он – Супер-Пес. Были и другие герои мультиков – «тряпичная кукла Энн», «Микки-Маус», «Черепашки-ниндзя» и «Человек-Паук», причем все – не в единственном экземпляре, а также целый сонм ведьм и призраков. На Кэрол был высокий черный колпак и зеленый парик, черная водолазка и черные джинсы. Она сказала, что ей придется много перемещаться и более замысловатый костюм будет мешать. Лицо она накрасила зеленым гримом, а губы сделала черными. В последнее время она стала пользоваться косметикой. Чарли это заметил в первый же вечер и сделал ей комплимент. Кэрол зарделась и сказала, что чувствует себя глупо, но краситься не перестала.
Чарли явился на праздник в костюме Трусливого Льва из «Волшебника Изумрудного города». Его секретарше пришлось взять для него костюм напрокат.
Дети веселились от души, кексы прошли на ура, а еще он привез целую тонну конфет, поскольку у них не было возможности ходить по домам и выклянчивать сладости, как положено на Хэллоуин. Это было небезопасно, а дети в большинстве еще маленькие. Освободились Чарли с Кэрол только к восьми вечера. Они собирались пойти куда-нибудь ужинать, но оба так устали, что сил куда-нибудь идти просто не было. Чарли умял несколько «Сникерсов», а у Кэрол вдруг обнаружилась слабость к шоколадным шарикам с начинкой из суфле.
– Я бы пригласила тебя к себе, – осторожно произнесла она, – но у меня дома такое творится! Меня всю неделю, считай, дома не было. – Все вечера они ходили куда-то ужинать – за исключением того, когда Чарли встречался с друзьями.
– Может, зайдем ко мне выпить? – с готовностью предложил он. Кэрол еще не была у него дома.
– Я бы не прочь, – улыбнулась Кэрол, – только ненадолго. Я с ног падаю.
– Я тоже, – согласился он. – Упадем вместе на что-нибудь мягкое.
Такси мигом домчало их до Пятой авеню и остановилось у его дома. Они, как были в маскарадных костюмах, вышли из машины, но портье приветствовал их такой учтивой улыбкой, словно они были в вечерних нарядах. Они молча ехали в лифте, улыбаясь друг другу. Чарли открыл дверь, зажег свет и вошел. Кэрол неуверенно шагнула следом и огляделась. Квартира у него была шикарная, элегантно обставленная. Повсюду стояли изящные античные статуэтки – большинство досталось ему от родителей, а некоторые он купил сам. Кэрол медленно обошла гостиную, восхитилась видом из окна.
– Чарли, у тебя замечательно!
– Спасибо. – Квартира, безусловно, была прекрасная, но в последнее время дома ему было очень тоскливо. Каждый вечер его встречала мертвая тишина. Странное дело, но в последнее время он лучше чувствовал себя на яхте. И еще – рядом с Кэрол.
Она остановилась перед уставленным фотографиями письменным столом, а Чарли поспешил налить вина. Кэрол прибавила освещения. Здесь было много снимков его родителей, фотография сестры, некоторых его друзей. И занятный кадр, на котором запечатлен сам Чарли в компании Грея и Адама летом на яхте. Снимок был сделан на Сардинии, где они были с новыми друзьями, но сфотографированы были только они, Три Мушкетера. Была еще фотография «Голубой луны» на стоянке в порту.
– Вот это лодочка! – восхищенно протянула Кэрол, принимая из его рук бокал. Он еще не рассказывал ей про яхту, все ждал удобного случая. Ему было неловко, хотя он и понимал, что рано или поздно придется признаваться, что это его собственная яхта. Сначала это казалось ему вызывающим, но теперь, когда они так сблизились и почти достигли стадии романа, он решил признаться, в конце концов, это не секрет, что он человек богатый.
– Мы с Греем и Адамом каждый год плаваем весь август. Этот снимок сделан на Сардинии. Отлично провели время! – немного волнуясь, сказал он.
Кэрол кивнула и глотнула вина, потом прошла вслед за ним к дивану и села.
– А чья это яхта? – рассеянно спросила она. Она уже рассказывала, что все ее родственники были яхтсменами, она и сама в юности часто ходила под парусом. Чарли надеялся, что она оценит его яхту, хотя она и не парусная, а моторная – обычно яхтсмены такие называют «керосинками». Но его «Голубая луна» действительно была красавица. – Вы ее фрахтуете? – Кэрол вела себя вполне адекватно. Чарли улыбнулся при взгляде на ее зеленый грим. Его костюм льва смотрелся так же нелепо, особенно сейчас, когда он развалился на диване, вытянул вперед мохнатые ноги, а хвост торчал за спиной. Кэрол хихикнула. Ну и парочка!
– Нет, не фрахтуем. – Он ответил только на вторую часть вопроса.
– Это яхта Адама? – Чарли говорил, что Адам преуспевающий адвокат, да и родня у него при деньгах. Он покачал головой, потом набрал воздуха.
– Нет, моя. – В комнате повисло мертвое молчание. Кэрол внимательно смотрела на него.
– Твоя? Ты никогда не говорил. – Она была потрясена. Яхта действительно впечатляла.
– Боялся, ты сразу бросишь меня. Когда мы с тобой познакомились, я как раз вернулся из путешествия. Я каждое лето провожу на яхте по три месяца. Да еще зимой прихватываю пару недель, отправляюсь на Карибы. Мне там очень нравится.
– Еще бы, – кивнула Кэрол. – Это же что-то грандиозное, Чарли!
Яхта была наглядным доказательством его богатства и резко контрастировала со всем, что исповедовала Кэрол. Конечно, она и раньше знала, что он человек небедный, но сама она жила совсем иначе – просто и скромно. Для нее главным в жизни был ее реабилитационный центр в Гарлеме и те, кого она пыталась вернуть к нормальной жизни. А роскошная яхта, бороздящая просторы Карибского моря, – эта картинка не из ее жизни. Она была воспитана в куда более спартанском духе, нежели он. И Чарли не хотел, чтобы из-за его образа жизни Кэрол изменила бы отношение к нему, и не хотел ее отпугнуть.
– Надеюсь, эта яхта не станет для нас камнем преткновения? – обеспокоенно спросил он. – Я бы очень хотел, чтобы и ты когда-нибудь на ней побывала. Она называется «Голубая луна». – Теперь, когда он все рассказал, на душе стало легче.
– Какого она размера? – спросила Кэрол, чтобы как-то скрыть растерянность.
– Двести сорок футов.
– Ничего себе! – присвистнула Кэрол. – Я работаю в Гарлеме, а у тебя двухсотсорокафутовая яхта… Несоответствие, правда? Хотя, с другой стороны, – задумчиво произнесла она, – ты же только что отвалил миллион долларов на центр. Надо полагать, не будь ты так богат, мы бы от тебя помощи не увидели. Так что все логично, как иначе?!
– Надеюсь. Не хотелось бы, чтобы какая-то глупость вроде яхты встала между нами.
Кэрол серьезно посмотрела на него.
– Не встанет, – медленно произнесла она. – Я, во всяком случае, надеюсь. – Чарли терпеть не мог показуху, и Кэрол уже знала, что это его принципиальная позиция. А еще было ясно, что свою яхту он обожает. Свою гигантскую фешенебельную яхту.
– Значит, ты каждое лето надолго исчезаешь, – с грустью констатировала Кэрол.
– В следующий раз давай исчезнем вместе! – предложил Чарли. – А вообще-то я не всегда могу так надолго покинуть Нью-Йорк. Просто на этот раз спешить было некуда, вот я и болтался в Средиземном море. Иногда возвращение домой меня пугает. Одиночество как-то острее чувствуешь. – Он обвел взором свое жилище, потом перевел взгляд на Кэрол и улыбнулся. – На яхте я отлично провожу время. Особенно когда со мной мои друзья. Очень хочу тебя с ними познакомить! – Но они оба решили не торопиться со знакомством. Чарли обнял Кэрол за плечи. Ему уже давно хотелось к ней прикоснуться. – Ну, вот. Теперь ты знаешь мою страшную тайну – у меня есть собственная яхта.
– Значит, все так плохо?
– Увы! Но у меня есть и некоторые достоинства. Я никогда не сидел в тюрьме, не был под судом. У меня нет детей – ни законных, ни внебрачных. Я никогда не был банкротом. Я не был женат и не уводил от мужей их жен. Каждый день перед сном я чищу зубы, даже когда пьян, что, правда, случается нечасто. Всегда пользуюсь ниткой для зубов. Не паркуюсь, не оплатив стоянку. Что еще… – Он перевел дух, и Кэрол рассмеялась. Не успев договорить, он поцеловал ее, и у Кэрол захватило дух. Сегодня оказался вечер сюрпризов, но до сих пор они все были приятными, хотя яхта и напугала ее своими размерами – она больше походила на океанский лайнер, чем на частный катер. – Всю жизнь мечтал поцеловать женщину с черными губами и зеленой кожей, – прошептал Чарли, и она засмеялась. Он поцеловал ее снова. На этот раз Кэрол прижалась к нему тесней. Он пробуждал в ней давно забытые и тщательно подавляемые инстинкты. Но сейчас, в объятиях Чарли, она вспомнила, какими сладкими бывают поцелуи, а еще – как приятно, когда тебя любят.
– Спасибо, – шепнула она в ответ, а он не выпускал ее из объятий. Ей было страшно. Быть рядом с Чарли опасно, она же запретила себе опять влюбляться. Но Чарли не было дела до ее страхов и запретов, он просто ввел ее в свою жизнь. И что ей теперь делать?!
Потом Чарли показал Кэрол свою квартиру, продемонстрировал кое-что из своих сокровищ и любимых безделушек, фотографии родителей и сестры, картины, привезенные из Европы, в том числе картину Дега, которая висела у него в спальне. В спальне Кэрол не решилась задерживаться, хотя ей очень хотелось внимательнее рассмотреть уникальную картину. Они вернулись в гостиную. Дега навел их на разговор о балете. Кэрол сказала Чарли, что когда-то серьезно занималась танцами.
– До шестнадцати лет занималась, а потом пришлось бросить, – с сожалением сказала она. Теперь понятно, откуда у Кэрол эта осанка и грация движений.
– А почему бросила? Кэрол смущенно улыбнулась.
– Вытянулась слишком. Торчать бы мне всю жизнь в заднем ряду кордебалета. Примы всегда невысокие, во всяком случае, раньше так было. Сейчас, кажется, повыше стали, но все равно мой рост лишил меня всяких надежд. – В высоком росте, может, и были минусы, но Чарли очень нравилось, что она такая высокая и гибкая. При этом ей удавалось оставаться элегантной и женственной.
– Может быть, как-нибудь сходим на балет? – предложил Чарли, и у Кэрол загорелись глаза. Чарли тут же пообещал позаботиться о билетах. Ему так хотелось порадовать Кэрол! Радости жизни только начинались!
Кэрол пробыла у Чарли до полуночи, и несколько раз они принимались целоваться. Уже совсем поздно они отправились на кухню, чтобы перекусить. Чарли приготовил сандвичи, и они сели за кухонный стол.
– Я знаю, Чарли, это звучит глупо, – начала Кэрол, заметно волнуясь. – Я всю жизнь не выносила богачей с их экстравагантностью, снобизмом и апломбом. И для себя не хотела такой судьбы. Дело здесь не в зависти, просто материальный успех ничего для меня не значил. Мне хотелось жить по другим правилам – помогать бедным и несчастным. Когда я покупаю что-то, чего не могут себе позволить другие, или трачу деньги, которых у других нет, меня начинает мучить совесть. Я и не трачу, правда, и возможностей особых у меня нет. Но если б и были, я бы все равно не стала. Такая вот я.
Чарли уже знал это и потому не удивился. Кэрол никогда не рассказывала о своих родных, и он понятия не имел, какой был достаток в ее доме. Но, судя по всему, можно было заключить, что семья была не из богатых. Скорее всего – добропорядочная семья скромного достатка. Родителям, вероятно, пришлось напрячься, чтобы отправить дочь учиться в Принстон.
– Я тебя понимаю, – ответил он. – На тебя так подействовала моя яхта?
– Нет, – ответила Кэрол. – Только я бы ее покупать не стала, даже если бы у меня были деньги. Но ты имеешь полное право распоряжаться своими деньгами, как тебе нравится. Ты много делаешь для людей через свой фонд. Я же считаю своим долгом жить так, чтобы все отдавать другим.
– Но надо же думать и о себе.
– Я думаю. Но мне даже зарплату в центре получать неловко. Потому что кому-то эти деньги нужны больше, чем мне.
– Но питаться, платить за квартиру ты же должна! – воскликнул Чарли. Его подобные угрызения совести никогда не мучили. Он в юном возрасте унаследовал огромное состояние и на протяжении долгих лет распоряжался им очень ответственно. Он получал удовольствие от роскоши, от предметов искусства, которые коллекционировал, а больше всего – от своей яхты. И никогда ни перед кем за нее не извинялся, да ему подобная мысль до знакомства с Кэрол не пришла бы в голову. У них были разные жизненные позиции, но Чарли надеялся, что это не повлияет на их отношения.
– Наверное, я впадаю в крайности, – продолжала Кэрол. – Но, живя так аскетично, я верю, что искупаю свои грехи.
– Что-то я не вижу никаких грехов, – серьезно возразил Чарли. – Я вижу замечательную женщину, всю жизнь посвятившую служению другим и работающую до изнеможения. Тебе надо больше отдыхать.
– Вот я с тобой и отдыхаю, – кротко проговорила она. – Я всегда отдыхаю душой, когда мы вместе.
– Я тоже. – Он улыбнулся и снова ее поцеловал. Ему нравилось с ней целоваться, хотелось пойти дальше, но он пока не осмеливался. Он знал, что Кэрол страшится привязанности, боится снова обжечься, да и своих страхов у него хватало. Он боялся того же и вечно выискивал какую-нибудь скрытую причину, чтобы разорвать отношения. В случае с Кэрол эта причина была прямо на поверхности, развеваясь, словно флаг. Кэрол была человеком другого круга. Она не молодая богатая наследница, не светская львица, она даже осуждает его образ жизни, хотя полностью принимает его самого. Самый большой вопрос был в том, сумеет ли Кэрол преодолеть свое предубеждение и принять его образ жизни. Если они решат быть вместе, ей придется сделать над собой усилие и принять это несоответствие, впрочем, и ему тоже. В данный момент Чарли почти не сомневался, что с этой проблемой они справятся. Это в большей степени зависело от Кэрол, чем от него. Это ей предстояло примириться с его шикарной жизнью и перестать ее бояться, побороть в себе стремление бежать.
Он отвез ее на такси домой и поцеловал на прощание. Кэрол не пригласила его к себе, ведь она уже говорила, что у нее беспорядок. Он еще ни разу не был у нее дома, но представлял себе, что жить в такой тесноте непросто.
Прощаясь, Чарли чмокнул ее в нос, и она рассмеялась, увидев, что он перепачкал лицо ее зеленым гримом, который она до конца так и не смыла.
– Завтра я позвоню, – пообещал Чарли, возвращаясь в машину. – Насчет балета не беспокойся, на той неделе обязательно сходим.
Она помахала рукой и скрылась за дверью.
Чарли вернулся домой. Без Кэрол его квартира казалась совсем пустой. Кэрол одним своим присутствием оживляла пространство его жизни, заставляла биться с надеждой его сердце.
Глава 15
Секретарша сообщила Чарли, что билеты на балет куплены на пятницу. Давали «Жизель», знаменитую постановку. Чарли оставил сообщение для Кэрол и сел просматривать почту. Пришло, в частности, новое издание каталога выпускников Принстона, и он ради интереса стал искать в нем имя Кэрол. Чарли знал год ее выпуска, так что это было несложно. Чарли пролистал соответствующие страницы, но не нашел ее фамилии и удивился.
Постарался припомнить получше и повторил поиск. Фамилии Кэрол в каталоге не было. Странно. Он решил оказать Кэрол услугу, чтобы ей не пришлось тратить время самой, поскольку в том, что она захочет внести исправления, он не сомневался. Он поручил своей секретарше связаться с ассоциацией выпускников и указать на оплошность. Продиктовал полное имя – Кэрол Энн Паркер – и назвал год выпуска.
После обеда Чарли сидел над финансовыми отчетами, когда по селектору позвонила секретарша. – Мистер Харрингтон, я дозвонилась до ассоциации выпускников, как вы просили. Сообщила им сведения о ней и год выпуска. Мне сказали, что среди выпускников Принстона такой выпускницы не было. Я попросила перепроверить, они посмотрели еще раз. Похоже, она не училась в Принстоне. Во всяком случае, в ассоциации мне сказали именно так.
– Абсурд какой-то! Дайте мне их номер. Я сам позвоню. – Его разозлило это сообщение. Можно себе представить, как будет раздосадована Кэрол. В ее автобиографии черным по белому написано, что она окончила Принстон.
Он позвонил, и ответ был тот же. Надо сказать, там тоже были раздражены и уверяли, что ошибки быть не может. Кэрол Энн Паркер никогда не училась в Принстоне. И даже больше того: никто с таким именем никогда туда не поступал, ни на один факультет. Обескураженный Чарли повесил трубку. По спине пробежал холодок. Презирая себя, он набрал номер факультета социальной защиты Колумбийского университета. И услышал тот же ответ. Она и в Колумбии никогда не училась. Он положил трубку, уверенный, что роковой изъян найден. Женщина, в которую он влюбился, оказалась мошенницей. Кем бы она ни была, как бы бескорыстно ни трудилась на ниве социальной защиты, у нее не было тех дипломов, какими она хвалилась, а значит, миллион долларов из его фонда она выманила обманным путем, за счет подложных рекомендаций и лживой репутации. Это было практически преступление – только деньги она брала не для себя, а на помощь другим. Чарли не знал, что ему делать с этой информацией. Требовалось время ее осмыслить и переварить.
Во второй половине дня Кэрол позвонила, и он впервые за все время их знакомства не поднял трубку. Он не мог просто взять и исчезнуть из ее жизни, ему требовалось объяснение. Но сперва нужно было привести в порядок мысли, ведь через два дня им так или иначе предстояло идти на «Жизель». Чарли решил до этого ничего не предпринимать и ни о чем не говорить Кэрол. Ближе к вечеру он перезвонил ей, сказал, что в совете учредителей решаются неотложные вопросы и они не увидятся до пятницы. Она ответила, что все понимает, у них такое тоже случается. Однако, положив трубку, Кэрол мысленно удивилась его непривычной холодности. На самом деле Чарли с трудом сдерживал себя. Он чувствовал себя обманутым, все его надежды рухнули. Женщина, которая завладела его сердцем, оказалась лгуньей.
Следующие два дня превратились в мучительное ожидание. Перед театром он заехал за Кэрол в центр. Кэрол выглядела обворожительно. Она надела подобающее случаю маленькое черное платье, туфли на высоких каблуках и даже скромное меховое манто. Все как положено, даже жемчуг в ушах, – Кэрол сказала, что это серьги ее матери. Теперь он не верил ни единому ее слову. Солгав насчет Принстона и Колумбии, она зачеркнула все, что могло между ними быть. Он ей больше не верил. Кэрол заметила, что Чарли как-то неестественно напряжен. Спросила, все ли в порядке, Чарли молча кивнул. По дороге в Линкольн-Центр он не проронил ни слова, в театре тоже отмалчивался. Кэрол видела, что у него ужасное настроение. Оставалось только предположить, что у него в фонде случилась какая-то катастрофа.
В антракте они пошли в бар выпить по бокалу вина, а прежде чем вернуться в зал, Кэрол направилась в туалет, но только она сделала несколько шагов, как наткнулась на какую-то пару. Кэрол резко отвернулась, словно не хотела быть узнанной. Чарли застыл на месте, Кэрол, повернувшись к нему, буркнула, что это друзья ее родителей, которых она на дух не выносит, и исчезла. Женщина, с которой столкнулась Кэрол, двинулась к Чарли, и он узнал пару: это была чета известных светских сплетников, которых он тоже не жаловал.
Женщина без умолку трещала о великолепном спектакле, но заметила, что прошлогодняя постановка была интереснее. Она стала буравить Чарли своими маленькими глазками и отпустила загадочную реплику, смысл которой дошел до него не сразу.
– А вы, я вижу, сделали удачный ход, а? – сказала она ехидным голоском. Чарли сначала не понял, о чем она, и молился, чтобы Кэрол вернулась поскорее. Он хоть и злился на нее, но стоять рядом с ней было куда приятнее, чем попасть в руки этой ужасной женщины и ее велеречивого мужа, который льнул к Чарли, памятуя о его высоком положении. – Говорят, когда муж ее бросил, она была на грани нервного срыва. Зачем он ей понадобился, никак не пойму, у Ван-Хорнов денег куда больше, чем у него. Он только за ее деньгами и гонялся. Ван-Хорны – крупнейшее состояние в Штатах! – Чарли никак не мог взять в толк, зачем она завела разговор о Ван-Хорнах. Он был знаком с Артуром Ван-Хорном, хотя не очень близко. Один из самых больших консерваторов, невероятно правильный, страшно нудный, а вот размер его состояния Чарли нисколько не интересовал.
– Ван-Хорны? – рассеянно переспросил он. Эта безумная особа, как завзятая сплетница, осыпала его деталями истории, которая была ему абсолютно неинтересна. Говорила о какой-то женщине, которую бросил муж, – это она, кажется, была из рода Ван-Хорнов. У Чарли голова шла кругом, а она смотрела на него, как на идиота.
– Да-да, Ван-Хорны. Я вам говорю об их дочери. Разве это не она сейчас с вами была? – Она укоризненно посмотрела на него, и тут до Чарли дошло. Его словно молния ударила.
– Конечно. Простите. Я задумался. Мисс Ван-Хорн. Конечно, это была она.
– Вы что, встречаетесь? – бесцеремонно допытывалась дама. Такие женщины не ведают смущения. Их главная забота – выудить как можно больше информации, чтобы потом было о чем рассказать другим, демонстрируя, в какие высокие сферы они якобы вхожи.
– Мы партнеры по бизнесу, – сказал Чарли. – Мой фонд спонсировал ее детский центр. Они ведут колоссальную работу по реабилитации детей – жертв домашнего насилия. А кстати, как ее фамилия по мужу? Не припомните?
– Не Мосли ли? Или Мосси? Что-то в этом роде. Ужасный человек. Сколотил астрономическое состояние. После Кэрол, кажется, женился на еще более молоденькой. Печально, что ее это так подкосило.
– Но его фамилия была не Паркер? – допытывался Чарли. Он решил выяснить все до конца, не важно – из какого источника, хоть бы и из уст завзятой сплетницы.
– Да нет, конечно! Это девичья фамилия ее матери. Ну, «Паркер-Банк» в Бостоне, вы же знаете! Не такое, конечно, состояние, как у Ван-Хорна, но тоже ничего себе. Кэрол получит наследство с двух сторон. Везет же некоторым!
Чарли покивал. Уже возвращалась Кэрол. На высоких каблуках она заметно выделялась из толпы, и он махнул ей, давая знать, что подойдет сам. Поблагодарил своих собеседников и откланялся. За последние два дня ему открылось о Кэрол столько нового, что он не знал, чему теперь верить.
– Прости, что бросила тебя с этой мерзкой женщиной. Я побоялась, если заговорю с ней, мы от нее вообще не отвяжемся. У тебя, наверное, кругом голова идет?
– Это точно, – согласился Чарли.
– Величайшая сплетница в Нью-Йорке, только и знает: кто на ком женился, кто чей внук, кто какое наследство отхватил, кто с кем развелся. Одному богу известно, откуда она все это берет. Терпеть ее не могу.
Чарли кивнул, и они вместе вернулись в зал. Почти сразу подняли занавес, и Чарли с каменным лицом стал смотреть дальше. Скрытый изъян Кэрол, как он на днях обнаружил, был не тот, что лежал на поверхности, и заключался не в том, что она из другой среды и других убеждений и чувствует себя неловко в его окружении. И даже не в том, что она мошенница, как он было решил. Ее роковой изъян, как оказалось, намного проще: она обыкновенная лгунья.
Когда спектакль закончился и опустился занавес, Кэрол с улыбкой повернулась к Чарли:
– Чудесный спектакль! Спасибо тебе, Чарли, я получила огромное удовольствие.
– Я рад, – коротко ответил он. Он хотел после театра вместе с Кэрол отправиться в ресторан, но передумал. Ему надо было ей многое сказать, но только не на публике. И он предложил поехать к нему. Кэрол улыбнулась и пообещала приготовить омлет. Чарли кивнул и всю обратную дорогу с трудом поддерживал ни к чему не обязывающую беседу. Кэрол никак не могла взять в толк, что на него нашло, но видно было, что он не в своей тарелке. И ей не придется долго ждать объяснений.
Чарли отпер дверь, зажег свет, прошел в гостиную. Кэрол последовала за ним. Чарли, едва сдерживая гнев, повернулся к ней.
– Ради чего ты все это время вешала мне лапшу на уши, твердила о неприязни к богатым, к светским тусовкам, к студенческим братствам и так далее? Зачем тебе понадобилось мне врать? Никакая ты не бедная девушка, вкалывающая в поте лица ради гарлемской бедноты! Ты из того же круга, что и я, прошла ту же школу. Делаешь точно то же, что и я, и по такой же причине, и ты сказочно богата, мисс Ван-Хорн! Так что будь любезна, перестань петь про то, как ты неуютно себя чувствуешь, имея дело с богатыми людьми!
– Что это на тебя нашло? И какое тебе дело до моего состояния? Это не твоя печаль. В том-то все и дело, Чарли, что я не хочу, чтобы мною восхищались, за мной ухаживали и уважали только за то, что у меня богатый дед. Я хочу, чтобы меня уважали за то, какая я есть. А с фамилией Ван-Хорн это решительно невозможно. Поэтому я ношу фамилию матери, что с того? Пожалуйста, можешь подать на меня в суд. Я не обязана никому давать никаких объяснений – и тебе в том числе. – Кэрол была взбешена не меньше его.
– Зачем ты мне врала? Я рассчитывал услышать от тебя правду. Как я могу тебе верить, если ты даже о происхождении своем все насочиняла? Почему ты мне не сказала, Кэрол?
– По той же причине, по какой ты не рассказывал про свою яхту. Потому что боялся меня спугнуть, шокировать, боялся, что я шарахнусь. Или думал, что я гоняюсь за твоими деньгами? Так знай, твои деньги меня не интересуют! У меня своих хватает. А все, что я говорила о том, как мне неуютно в твоем мире, – сущая правда. Я всю жизнь этот мир ненавидела, я в нем выросла, нахлебалась до тошноты. Весь этот апломб, китайские церемонии, ложь, притворство – не желаю в этом участвовать! Я люблю свое дело. Люблю детей. И больше мне от жизни пока ничего не нужно. Я не мечтаю ни о какой роскоши и развлечениях. Мне это не надо, я уже так жила и ненавидела это все. Четыре года назад все бросила и теперь чувствую себя намного счастливее. И в ту жизнь я больше не вернусь, ни ради тебя, ни ради кого-то еще! – Кэрол бушевала.
– Но ты родилась в той жизни! И ты – ее часть, даже если тебе этого не хочется. Зачем мне было унижаться и извиняться перед тобой? Хотя бы от этого меня избавила! Хотя бы сказала, кто ты есть, чтобы я не чувствовал себя богатым идиотом. Когда, интересно, ты собиралась мне сказать? Или никогда? Так бы и строила из себя простушку, а я бы ползал вокруг и извинялся за то, что я это я, за свои деньги, за привычный мне образ жизни? Теперь мне понятно, что ни в какой однокомнатной квартирке-студии ты не живешь, ведь так? Весь особняк твой, да? – Он жег ее взглядом. Она ему все наврала!
– Да, дом мой. Когда я открыла центр, хотела переехать в Гарлем, но отец не пустил. Заставил меня купить этот дом, а я не знала, как тебе это объяснить.
– Ну, слава богу, что в вашей семье есть разумный человек. Тебя бы в этом Гарлеме пристукнули в темном переулке в два счета. И сейчас могут. Ты же не Мать Тереза, опомнись, Кэрол! Ты наследница из богатой семьи, точно так же, как я, только я свое наследство получил в гораздо более юном возрасте. Теперь я сам – богатый человек. И знаешь, что я тебе скажу? Если кому-то это не нравится – это не моя проблема, потому что я такой, какой есть. Может быть, когда-то и ты перестанешь за это извиняться. А пока этого не случилось и ты не поняла, что нет ничего страшного в том, чтобы быть тем, кто ты есть, изволь не врать другим и не делать вид, что ты совсем не такая. Это было нечестно с твоей стороны, я чувствую себя круглым идиотом. Я на днях позвонил в ассоциацию выпускников Принстона и отчитал их за то, что они по ошибке не включили тебя в каталог выпускников. И мне сказали, что такой студентки у них никогда не было – я же, как ты понимаешь, считал, что твоя фамилия – Паркер. Тогда я решил, что ты обыкновенная мошенница. А оказалось, ты обыкновенная лгунья! Когда между мужчиной и женщиной завязываются отношения, у них есть обязательство друг перед другом – быть честными, невзирая ни на что. Да, у меня есть яхта. Да, у меня много денег. И у тебя тоже. Да, ты – Ван-Хорн. И что с того? Но после того как ты меня обманула, как я могу тебе верить? Я потерял к тебе доверие, и если честно, то и желание быть с тобой вместе. Боюсь, Кэрол, пока ты не поймешь, кто ты есть и кем хочешь быть в конечном итоге, нам друг другу сказать нечего.
Чарли был так потрясен, что его била дрожь. Кэрол тоже дрожала. Ей было обидно, что правда выплыла в такой форме, но в каком-то смысле это было облегчением. Она ненавидела себя, когда обманывала его. Одно дело – не признаваться в своем происхождении коллегам в центре, и совсем другое – врать Чарли.
– Чарли, я просто хотела нравиться тебе не потому, что у меня такая фамилия, а потому, что я такая, какая есть.
– Что же ты думала? Что мне нужны твои деньги? Это смешно, ты сама это понимаешь. Ты все наши отношения превратила в фарс, а твое вранье означает, что ты меня ни в грош не ставишь!
– Я соврала только насчет фамилии и своего происхождения. Это не самое главное. Я – это я. И прости меня, пожалуйста. Ты прав, не надо мне было этого делать. Но я сделала. Наверное, больше из страха. А поскольку ты знал меня под именем Кэрол Паркер, трудно было объяснить, кто я на самом деле. Господи, ну я же никого не убила! И твоих денег не украла.
– Ты украла мою веру, а это гораздо хуже.
– Чарли, прости! По-моему, я тебя полюбила. – При этих словах по щекам Кэрол покатились слезы. Она считала, что сама все разрушила, и горько раскаивалась.
– Я тебе не верю! – зло бросил Чарли. – Если бы ты, как говоришь, меня полюбила, то не стала бы мне врать. Ты доверяла бы мне.
– Я совершила ошибку, людям свойственно ошибаться. Мне было страшно, я только хотела, чтобы ты любил меня такой, какая я есть.
– Я и полюбил тебя. Только, выходит, неизвестно кого. Я влюбился в Кэрол Паркер, простую девушку из небогатой семьи, без гроша за душой. А ты оказалась совсем другим человеком. Наследницей миллионов, подумать только!
– Это так ужасно? Ты меня никогда не простишь?
– Может, и никогда. Ужасно, Кэрол, было то, что ты мне наврала. Вот что самое ужасное. – Чарли отвернулся и стал смотреть в окно. Долго стоял, не говоря ни слова. Сегодня уже много было сказано, на всю жизнь хватит.
– Хочешь, чтобы я ушла? – прошептала Кэрол. Он не сразу ответил, потом кивнул.
– Да, лучше уйди. Я больше не смогу тебе верить. Ты мне почти два месяца лгала. Это не шутки! Все кончено, Кэрол!
– Прости меня, – совсем тихо проговорила она.
Чарли так и стоял к ней спиной. Ему не хотелось видеть ее лица, слишком больно было. Роковая причина была слишком серьезной.
Кэрол беззвучно покинула квартиру и закрыла за собой дверь. Дрожа, она села в лифт. Она твердила себе, что это абсурд. Его рассердило ее богатство, тогда как он на самом деле еще богаче. Но дело было не в деньгах, она это понимала. Чарли взбесила ее ложь.
Она вернулась домой на такси и все надеялась, что он позвонит. Он не позвонил. Ни в этот день, ни на другой. Кэрол постоянно проверяла автоответчик. Прошло несколько недель, а звонка от Чарли так и не последовало. Кэрол поняла, что это действительно конец. Он так и сказал в тот вечер. Он сказал, что для него все кончено, что он никогда не сможет ей верить. Каковы бы ни были ее намерения, она разрушила доверие, тот священный столп, на котором и держатся отношения. Он больше не желает ни видеть ее, ни говорить с ней, ни быть вместе. Теперь она знала, что любит его, но это уже ничего не изменит. Чарли ушел от нее навсегда.
Глава 16
До Дня Благодарения оставалось совсем немного. Адам и Мэгги проводили вечер в его пентхаузе, когда она вдруг заговорила о предстоящем празднике. Теперь, когда они так часто стали бывать вместе, Мэгги захотелось провести День Благодарения с Адамом. И она спросила, собирается ли он увидеться с детьми на праздник. Мэгги их еще ни разу не видела, оба считали это преждевременным. Они почти все ночи проводили вместе, и Адаму было с ней очень хорошо, но он говорил, что их отношения еще не прошли испытания временем и пока это еще только тест-драйв.
– День Благодарения? – Он не понял. – А что?
– Ты будешь его отмечать с детьми?
– Нет, Рэчел с детьми поедет к родителям мужа, в Огайо. Праздники мы с детьми проводим попеременно. В этом году – ее очередь.
Мэгги улыбнулась. Решила, что для нее это хорошая новость. Она уже забыла, когда в последний раз проводила День Благодарения с близкими людьми. Наверное, в раннем детстве, да и то вряд ли. Однажды они с мамой запекали индейку, но мать была так пьяна, что не дождалась готовности и вырубилась, так и не попробовав праздничного блюда. И Мэгги сидела одна на кухне и ела. Но по крайней мере мама была дома, хотя и валялась в соседней комнате без чувств.
– Может, нам вместе его провести? – Мэгги прижалась к Адаму и подняла глаза.
– Не получится, – нахмурился Адам.
– Почему? – Ее задел столь категорический отказ. Им было так хорошо вдвоем, что его резкий тон ее даже испугал.
– Потому что мне придется ехать к родителям. А тебя я туда взять не моту. – С матерью будет удар, если она услышит, что фамилия его новой девушки – О'Мэлли. Хотя ее совершенно не касается, за кем он ухаживает.
– Зачем ты туда поедешь? Мне казалось, Иом-Киппур тебя доконал. – Ей было это непонятно.
– Доконал, но это ничего не значит. В моей семье принято собираться на праздники. Это как повестка в суд. Праздники не для того, чтобы веселиться, это дань традиции и долг перед семьей. Хотя они и выводят меня из себя, все равно семья – это святое. Мои родственнички не подарок, но я должен быть там и проявить уважение. Уж не знаю почему, но я считаю себя перед ними в долгу. Родители уже старые, их не переделаешь, так что я сжимаю зубы и еду. А тебе что, совсем некуда пойти? – Адам поднял на нее страдальческие глаза. Мысль о предстоящем вечере в кругу семьи окончательно испортила ему настроение. Он уже давно ненавидел все эти встречи с родней. Мать умудрялась отравлять ему каждый праздник. Единственное утешение – родители не празднуют Рождество, они отмечают Хануку, а значит, Рождество он может провести с детьми. Хоть в этот день можно немного расслабиться. На Лонг-Айленде это не получается. – Ты где собираешься быть в праздник?
– Дома. Одна буду сидеть. Девчонки все по родным разъедутся. А мне к кому ехать?!
– Послушай, перестань меня корить! – чуть не закричал он. – Мне хватает мамашиных стонов! Мэгги, мне очень жаль, что тебе некуда пойти, но я тут ничем не могу тебе помочь. Мне надо быть со своими.
– Я этого не понимаю, – несчастным голосом возразила она. – Они обращаются с тобой отвратительно, ты сам говорил. Зачем ты тогда к ним ездишь?
– Потому что это мой долг, – вздохнул Адам. Он не обязан ей ничего объяснять! И без этого забот хватает. – У меня нет выбора.
– Нет, есть! – настаивала она.
– Нет! И я не желаю обсуждать это с тобой. Так было, есть и будет. В этот день я навещаю родителей. А мы с тобой куда-нибудь сходим на выходные.
– Дело не в этом. – Мэгги нажимала, и ему это не нравилось. Она ступила на опасную территорию. – Если между нами что-то есть, – продолжала она на свой страх и риск, – тогда я хочу проводить праздники с тобой. Мы уже два месяца вместе.
– Мэгги, не дави на меня, – предостерег ее Адам. – Что между нами есть? Мы просто встречаемся. Это разные вещи.
– Ах, прошу меня извинить! – съязвила она. – Ты же у нас главный!
– Ты с самого начала знала правила игры. Ты живешь своей жизнью. Я живу своей. Когда есть возможность, мы встречаемся. Пойми, День Благодарения провести вместе нам не удастся. Я сожалею, но это так. Я был бы счастлив встретить праздник с тобой, но это невозможно. Для меня День Благодарения у родителей – это мой долг. Я вернусь с мигренью, с болью в животе, в невероятном раздражении, но, кровь из носа, я должен там быть.
– Безумие какое-то! – воскликнула Мэгги.
– Вот-вот, – согласился он. – Я тоже так думаю.
– А что ты сказал насчет того, что между нами ничего нет? Что мы только встречаемся в свободное время?
– Так и есть. И не забудь: мы вместе проводим выходные, а это дорогого стоит.
– Значит, между нами все-таки что-то есть? – Мэгги продолжала напирать, не замечая сигналов об опасности, что было на нее не похоже. Но она всерьез расстроилась из-за Дня Благодарения, а потому твердо решила выяснить отношения.
– «Что-то есть» – это когда люди собираются пожениться. Я не собираюсь. И я тебе это говорил. Мы только встречаемся, и меня это вполне устраивает.
Больше она не проронила ни слова, а утром уехала к себе. Весь день Адама мучила совесть, что обидел девушку. Все-таки между ними действительно возникли определенные отношения. Он встречался только с Мэгги, а она – только с ним. Просто Адам боялся это признать, но и обижать Мэгги ему не хотелось. И еще было очень жаль проводить врозь День Благодарения. Как ему все это опротивело! И чувствовал он себя премерзко. Он позвонил, Мэгги оказалась на работе, и он оставил на автоответчике сообщение, полное нежных признаний.
Адаму она так и не перезвонила и дома у него не появилась. Вечером он опять ей позвонил, но не застал. Тогда он стал звонить ей каждый час, до самой полуночи. Адам решил, что Мэгги показывает характер, пока трубку не взяла одна из ее соседок и не сказала, что Мэгги действительно нет дома. Когда он перезвонил опять, ему сказали, что она легла спать. А к середине следующего дня его терпению пришел конец. Он отважился позвонить ей на работу, что делал крайне редко.
– Где ты вчера была? – спросил он, стараясь не повышать голоса.
– Мы ведь только встречаемся. Разве в таком случае мы обязаны друг перед другом отчитываться? Надо будет свериться с правилами, но мне кажется, я ничего не напутала. У нас же нет серьезных отношений.
– Послушай, не злись. Просто я расстроился из-за Дня Благодарения. Чувствую себя дерьмом, что в такой день обрекаю тебя на одиночество.
– Ты и есть дерьмо, раз обрекаешь меня на одиночество, – резко ответила она.
– Мэгги, не доставай меня. Пожалуйста! Мне нужно быть на Лонг-Айленде. Богом клянусь, у меня нет выбора!
– Выбор всегда есть. Я бы не стала возражать, если бы ты был с детьми. Но перестань ездить к родителям и позволяй им тебя унижать!
– Оставим это! Я все тебе объяснил. Послушай, приезжай сегодня ко мне, приготовлю ужин, посидим…
– У меня дела. Приеду в девять. – В ее голосе слышался холод.
– Что еще за дела?
– Не задавай вопросов. Приеду, как смогу.
– Да в чем дело-то?
– Мне надо в библиотеку, – ответила она, и Адам задохнулся от возмущения.
– В жизни не слышал большего вранья! Ладно, до вечера. Можешь идти, куда тебе нравится. – Он повесил трубку. Надо было сказать ей, чтобы вообще не приходила, но ему хотелось ее видеть. Знать, что все-таки происходит. Дня два в неделю, когда он звонил, не заставал ее дома. Если у нее есть другой, он должен это знать. Мэгги была первой женщиной за многие годы, которой Адам хранил верность. Но он начинал подозревать в измене ее.
Вечером он сидел на диване, ждал ее и методично напивался. Было уже десять часов, когда она наконец явилась. Адам каждые пять минут смотрел на часы. Мэгги вошла с виноватым видом.
– Прости. Затянулось дольше, чем я думала. Сразу, как удалось, – к тебе.
– Где ты была? Только правду говори!
– Мне казалось, мы друг друга ни о чем не спрашиваем. – Она заметно нервничала.
– Хватит мне мозги пудрить! – закричал Адам. – У тебя есть другой, да? Прекрасно! Просто замечательно! В последние одиннадцать лет у меня всегда был целый рой баб. Тут появилась ты, и я впервые за много лет не хожу налево. Я тебе верен! А ты что делаешь? Трахаешься с кем-то еще!
– Адам, – тихо промолвила Мэгги и подошла вплотную, – я тебе не изменю. Клянусь!
– Тогда где ты бываешь, когда я звоню по ночам? Ты вечно до двенадцати где-то шляешься! Тебя же никогда дома не бывает! – Его глаза горели яростью, в висках стучало. Женщина, по которой он сходит с ума, спит с другим! Адам не знал, кричать или плакать. Возможно, это ему возмездие за то, как он поступал с другими женщинами, но легче от этого не делалось. Он был без ума от Мэгги. – Где ты сегодня была?
– Я же сказала, – невозмутимо ответила Мэгги, – в библиотеке.
– Мэгги, пожалуйста, не ври. Какая, к чертовой матери, библиотека?! Найди в себе мужество сказать правду.
Мэгги поняла, что отмолчаться не удастся. Придется говорить все как есть. Видит бог, ей этого не хотелось. Но раз он думает, что она ему изменяет, придется признаться, чем она занимается.
– Я хожу на подготовительные курсы, – проговорила она.
Адам уставился на нее, не понимая.
– Ты… что? – Он был уверен, что ослышался.
– Я хочу получить базовый диплом, а потом поступить на юридический факультет. Лет сто, наверное, понадобится. За семестр удается только два курса лекций осилить. Собственно, мне больше и не по деньгам. Стипендия у меня неполная. – Мэгги глубоко вздохнула. Сказав правду, она испытала большое облегчение. – Сегодня я сидела в библиотеке, потому что мне скоро надо реферат сдавать. А на следующей неделе у меня зачеты.
Адам смотрел на нее с сомнением, а потом вдруг улыбнулся.
– Ты… шутишь, да?
– Да нет, не шучу. Я уже два года так учусь.
– Почему ты ничего не говорила?
– Боялась, ты меня на смех поднимешь.
– А зачем тебе вообще это понадобилось?
– Затем, что я не намерена всю жизнь торчать в официантках. И не собираюсь искать себе мужа, чтобы он меня кормил, не хочу больше ни от кого зависеть. Я хочу сама себя обеспечивать.
Услышав это, Адам чуть не расплакался. Любой женщине, которую он знал или за которой ухаживал, нужно было одно: мужчина, который бы ее содержал. Мэгги же работает в поте лица, обслуживает всякую шваль, да еще ходит в колледж и собирается поступать на юридический. И она ни разу не попросила у него ни цента. Больше того – она никогда не приходит с пустыми руками, вечно принесет что-нибудь вкусненькое или какой-нибудь маленький подарочек, он даже ее за это упрекал. Да, выходит, он совсем ее не знал?!
– Иди сюда, – позвал ее Адам. Она подошла, и он ее обнял. – Я хочу сказать тебе, что ты удивительная. Самая удивительная девушка из всех, кого я знал. Прости меня, я вел себя по-свински. И прости, что не смогу отметить с тобой День Благодарения. Обещаю: мы отпразднуем в четверг, и обещаю больше никогда тебя не ругать. И еще, – проговорил он как будто небрежно, но Мэгги видела, сколько нежности в его глазах, – я хочу, чтобы ты знала, что я тебя люблю. – Адам никогда раньше не признавался ей в любви.
– Я тебя тоже люблю, – прошептала она. – Это как-нибудь меняет правила?
– Какие правила? – не понял он.
– Ну… наши правила. Мы по-прежнему только встречаемся или между нами все-таки что-то есть?
– Между нами есть то, что я тебя люблю, Мэгги О'Мэлли. И к черту правила! Мы сами во всем разберемся.
– Мы? – взволнованно переспросила она.
– Да, мы. А в следующий раз, когда я заведу разговор о правилах, пошли меня к черту. Кстати, на какую тему реферат?
– Гражданские правонарушения.
– Ничего себе! Завтра покажешь, что ты там накропала. Сегодня я слишком много выпил.