Слезы дракона Кунц Дин

14

Огромная типовая кухня при частной лечебнице "Пэсифик Вью" в Лагуна-Бич сверкала белым кафелем и нержавеющей сталью, стерильно чистая, словно была не кухней, а операционной.

Забреди сюда случайно крысы или тараканы, думала Джанет Марко, и им придется довольствоваться только порошком для чистки керамических поверхностей, аммиачной водой и воском.

Но до блеска начищенная антисептическими средствами кухня вовсе не пахла больницей. Вкусные, густые запахи ветчины, жареной индейки, овощного фарша и нарезанного тонкими ломтиками картофеля смешивались с аппетитным ароматом сладких булочек с корицей, выпекаемых утром на завтрак. К тому же на кухне было жарко, и тепло это было очень кстати после резкого похолодания, наступившего вслед за пронесшимся над городом ураганным ливнем.

Джанет и Дэнни сидели в конце длиннющего стола в одном из укромных уголков кухни и обедали. Они никому не мешали и со своего места могли видеть все, что происходило в остальной части помещения.

Джанет, будто зачарованная, следила за четким, энергичным ритмом огромной кухни, функционировавшей, как заведенные часы. Каждый усердно занимался своим делом и выглядел вполне удовлетворенным собой и своей работой. Как она им всeм завидовала! Ей тоже хотелось бы устроиться на работу в "Пасифик Вью" на кухне или в любом другом из отделений лечебницы. Но она не знала, какие им требовались специальности.

Сомнительно было, что владелец лечебницы - г-н Ишигура - каким бы добрым человеком он ни был, примет на работу особу, живущую в машине, умывающуюся в общественных туалетах и постоянно меняющую место жительства.

И, хотя ей нравилось наблюдать, как четко исполняют свои обязанности работники кухни, иногда их вид вызывал в ней дикое раздражение.

Но она ни в чем не винила г-на Ишигуру, владельца и директора "Пэсифик Вью", потому что он был ниспосланным ей свыше Божьим даром, особенно в ночи, подобные этой. Совмещая в себе бережливость и доброту, он приходил в ужас от расточительства и от мысли, что в такой процветающей стране кто-то мог быть голодным. Изо дня в день, после того как отобедали около ста пациентов лечебницы и все ее сотрудники, оставалось достаточно еды, чтобы накормить десять или двенадцать человек, так как невозможно было с абсолютной точностью вычислить количество закладываемых в порции продуктов. Г-н Ишигура бесплатно раздавал оставшуюся еду некоторым из бездомных.

И еда эта была высшего качества. Ведь "Пэсифик Вью" был не каким-нибудь заштатным благотворительным приютом, а лечебницей для избранных. Пациенты либо сами являлись очень состоятельными людьми, либо имели состоятельных родственников.

Г- н Ишигура не афишировал свою щедрость, и двери его кухни были распахнуты не всякому встречному. Когда он видел бездомных, которые, кан он полагал, оказались на дне не по своей собственной воле, он сам предлагал им бесплатные обеды в "ПэсиФик Вью". Благодаря избирательности г-на Ишигуры за его столом нельзя было встретить вечно мрачных и опасных своей непредсказуемостью алкоголиков и наркоманов, составляющих подавляющее большинство в благотворительных церковных и миссионерских столовых.

Джанет старалась не злоупотреблять гостеприимством г-на Ишигуры. Из семи завтраков и обедов, которыми официально могла пользоваться в "Пэсифик Вью" еженедельно, она ограничивала себя максимум парой. В остальное время она обеспечивала едой и себя и Дэнни и гордилась каждым блюдом, которое приобретала за собственные деньги.

В вечер того вторника они с Дэнни делили трапезу с тремя пожилыми мужчинами, одной старушкой с повязанным вокруг шеи на удивление пестрым шарфиком и кокетливо сидевшим на голове ярко-красным беретом, чье лицо выглядело морщинистым, словно было не лицом, а скомканным бумажным пакетом, и очень уродливым молодым человеком с обезображенной шрамами физиономией. Все они были одеты в обноски, но имели довольно опрятный вид, и от них не несло затхлостью, хотя все явно были очень бедны.

Она ни с кем из них не разговаривала, несмотря на то, что ей до смерти хотелось бы поболтать - просто так, ни о чем и обо всем. Но длительное время почти ни с кем, кроме Дэнни, не общаясь, она не была уверена, что сумеет поддержать ничего нe значащий разговор с другим взрослым человеком.

К тому же она побаивалась нарваться на кого-нибудь, страдающего чрезмерным любопытством. А ей ужасно не хотелось отвечать на вопросы о себе и своем прошлом. В конце концов она ведь была убийцей. И если кто-нибудь все же обнаружит труп Венса в аризонской пустыне, полиция не преминет заинтересоваться ее персоной.

Она даже с Дэнни за столом не разговаривала, потому что его не нужно было уговаривать съедать все до конца и хорошо вести себя за столом. Несмотря на то, что ему было всего пять лет, он был очень воспитанным мальчиком и знал, как должно держать себя на людях.

Джанет ужасно им гордилась. Время от времени, пока обедали, она то поглаживала его по голове, то кончиками пальцев касалась его затылка или легонько похлопывала по плечу, чтобы он чувствовал, что она гордится им.

Господи, а как она его любила! Такого маленького, невинного, так терпеливо сносящего все тяготы их жизни. С ним ничего не должно случиться. Он непременно должен вырасти и найти свое место в жизни.

Наслаждаться же едой она могла только в том случае, если удавалось хоть на мгновение забыть о полицейском. Полицейском, способным менять свой облик. Как оборотень в кинофильме. Принявшим пoд раскаты грома и блеск молний обличье Венса, остановившим Вуфера в воздухе во время прыжка.

После той достопамятной встречи с ним на маленькой улочке она сломя голову, невзирая на проливной дождь, помчалась на север, прочь от Лагуна-Бич, в направлении Лос-Анджелеса, стремясь подальше убежать от него, чтобы их разделяли мили и мили пространства. Полицейский заявил, что обязательно разыщет ее, куда бы она ни спряталась, и она верила ему. Но сидеть сложа руки и ждать, когда тебя убьют, было невыносимо.

Она успела доехать только до Корона дель Мар, первого небольшого городка на берегу океана к северу от Лагуна-Бич, когда поняла, что придется возвращаться. В Лос-Анджелесе нaдo будет начать все сначала: выяснить, в каких районах города при6ыльнее всего потрошить мусорные контейнеры, часы работы мусорщиков, чтобы до их прибытия успеть все тщательно осмотреть, узнать, где полиция менее придирчива, где выгоднее искать консервные банки и бутылки для обмена на деньги в пунктах вторсырья, разыскать другого благодетеля, подобного г-ну Ишигуре и сделать еще массу других вещей. Сейчас у нее было туговато с деньгами, и она не могла позволить себе роскошь растратить весь свой наличный капитал, пока будет входить в курс дела на новом месте. Поэтому Лагуна-Бич оставалась единственным приемлемым местом обитания.

Бедность страшна полным отсутствием выбора.

Джанет повернула обратно в Лагуна-Бич, мысленно кляня себя за бессмысленную трату бензина. Припарковавшись в одном из тихих переулков, они провели в машине почти всю вторую половину дня, пока шел дождь. При тусклом свете она читала Дэнни рассказы из толстой книги для детей, которую обнаружила в мусорных отбросах, а Вуфер мирно спал на заднем сиденье. Дэнни обожал, когда ему читали. Затаив дыхание, он внимательно слушал, и по его личику, переливаясь жемчугом и серебром, скользили тени от стекавших по лобовому стеклу ручейков воды.

И вот они на кухне, дождь прекратился, наступил вечер, обед уже съеден, и пора снова возвращаться в старенький "додж" на ночлег. Джанет ужасно вымоталась за этот день и знала, что Дэнни, едва добравшись до машины, тотчас уснет. Но сама она боялась даже на секунду прикрыть глаза, содрогаясь при мысли что, уснув, упустит момент, когда может явиться оборотень-полицейский.

Когда все обедавшие, собрав со стола свою грязную посуду, отнесли ее к мойке, к Джанет и Дэнни подошла повариха, которую звали Лорена. Это была крупная женщина лет пятидесяти, с чистой и гnадкой, как фарфор, кожей, на лице ее не было ни единой морщинки, словно она никогда в жизни не ведала никаких печалей. У нее были сильные, красные от воды руки. В них она держала большую консервную банку для пищевых отходов, доверху наполненную мясными объедками.

- Собака все еще при вас? - спросила Лорена. - Симпатичная псина. В прошлые разы она вроде бы приходила сюда вместе с вами?

- Вуфер, - подсказал Дэнни.

- Уж больно ему мой паренек приглянулся, - осторожно вставила Джанет. - Он там, ждет нас на улице.

- Что ж, вот ему от меня подарок, - кивнула Лоретта на консервную банку.

Миловидная белокурая нянечка, стоявшая неподалеку у чурбана для рубки мяса и пившая из стакана молоко, услышала этот разговор.

- Он что, правда симпатичный?

- Обыкновенная дворняга, - сказала Лорена, - совершенно беспородная, но как картинка, хоть сейчас снимай в кино.

- Обожаю собак, ~ воскликнула нянечка. - у меня самой дома три собаки. Я на них просто помешана. Можно взглянуть на вашего песика?

- Конечно, пойдем посмотрим, - по-хозяйски распорядилась Лорена. Но тотчас спохватилась и улыбнулась Джанет. - Не будете возражать, если я покажу его Ангелине?

Ангелиной, видимо, звали нянечку.

- Господи, с чего это я стану возражать? - воскликнула Джанет.

Лорена первой пошла к выходу на улицу. Объедки в банке были не мясными отбросами, сплошь состоящими из жира и хрящей, а отборными кусками ветчины и индейки.

Снаружи, в конусе желтого света от фонаря, в терпеливой позе ожидания, склонив набок голову с торчащим вверх одним и свисающим вниз другим ухом, сидел Вуфер, вопросительно глядя на приближающихся людей. Первое после шторма мягкое дунoвeниe ветерка лохматило его шерсть.

Ангелина мгновенно пришла в восторг.

- Прелесть какая!

- Он мой, - прошептал Дэнни, но так тихо, что только Джанет расслышала его слова.

Вуфер, словно поняв похвалу нянечки, осклабился и своим лохматым хвостом стал неистово мести асфальт.

А может, и впрямь понял. С первого же дня, как к ним прибился Вуфер, Джанет убедилась, что он был исключительно сообразительным псом.

Взяв из рук поварихи консервную банку с мясом, Ангелина выступила вперед и присела перед собакой на корточки:

- На, симпатяга. Смотри. Нравится? Думаю, такого ты не едал.

Вуфер взглянул на Джанет, словно прося у нее разрешения начать пир. В данный момент он был обыкновенной бродячей собакой, но когда-то, вероятно, жил у своих хозяев дома. Он проявлял сдержанность, несомненно являвшуюся результатом дрессировки, и обладал способностью платить добром за добро, которая возникает у зверей - да и, видимо, у людей также - от доброго к ним отношения.

Джанет утвердительно кивнула. Только тогда собака набросилась на еду, хватая из банки и жадно заглатывая куски и обрезки мяса.

Неожиданно Джанет почувствовала в собаке родственную душу, и ей стало неимоверно горько от этого чувства. Родители обращались с ней с той же жестокостью, с какой некоторые, явно ненормальные люди, обращаются с животными; да и что говорить, к кошке или собаке родители ее отнеслись бы гораздо более человечески, чем к собственной дочери. Не лучше вел себя по отношению к ней и Венс. И хотя на собаке не было заметно никаких следов от побоев и она не умирала с голоду, на улице она тоже оказалась явно не по своей воле. Несмотря на отcутствие ошейника, чувствовалось, что какое-то время она жила среди людей: уж слишком старалась им услужить и очень нуждалась в их любви и ласке. Выбросить беззащитное животное на улицу равносильно надругательству над ним, и это означало что в судьбах Джанет и собаки было очень много общих тpyдностей, страхов и злоключений.

Она решила ни за что не гнать от себя пса, даже не взирая на расходы и неудобства, связанные с его содержанием. Узы, связывавшие их, были достойны уважения: оба были живыми существами, способными на проявление отваги, оба обладaли повышенным чувством долга и оба оказались в нужде.

Пока Вуфер с собачьим энтузиазмом уплетал свои обед, белокурая нянечка ласкала его, щекотала у него за ушами и ворковала над ним.

- Я же вам говорила, что он прелесть, - горделиво обронила повариха Лорела, складывая руки на своей обширной груди и улыбаясь Вуферу. - Его запросто можно снимать в кино. Такой красавчик, просто загляденье.

- Он мой, - обеспокоенно пробормотал Дэнни, и снова так тихо, что только Джанет могла его расслышать.

Он стоял рядом с ней, ухватившись за нее обеими ручонками, и она, чтобы успокоить его и ободрить, положила руку ему на плечо.

Когда уже была съедена почти половина принесенной порции мяса, Вуфер неожиданно оторвался от консервной банки и с любопытством уставился на Ангелину. Одно ухо вновь поднялось вверх. Он стал обнюхивать ее накрахмаленный белый халат, ее тонкие, нежные руки, затем ткнулся головой под ее колени, принюхиваясь к ее белым тапочкам. Затем снова стал обнюхивать ее руки, лизнул ей пальцы, все это время громко сопя и даже подвывая, а иногда и нетерпеливо переступая с лапы на лапу, все более и более возбуждаясь.

Нянечка и повариха засмеялись, думая, что таким образом пес выражает свое удовольствие от еды и всеобщего внимания, но Джанет чувствовала, что за этим кроется что-то другое. Сопение и скулеж то и дело сменялись утробным рычанием, когда в нос ему попадал запах, явно не нравившийся ему. Он даже перестал вилять хвостом.

Неожиданно, и к великому стыду и ужасу Джанет, собака вырвалась из ласкающих ее рук Ангелины, обежала ее сзади, скользнула мимо Дэнни и, клубком прокатившись меж широко расставленных ног поварихи, через раскрытую дверь стремглав понеслась на кухню.

- Вуфер, назад! - закричала Джанет.

Пес даже ухом не повел, продолжая нестись вперед. Вся компания со всех ног бросилась вслед за ним. Те, кто в этот момент находились на кухне, приняли участие в погоне за Вуфером, но он оказался проворнее их всех. Волчком носясь по помещению и совершая серии обманных движений, он никак не давался им в руки, и по кафельной плитке пола только дробно стучали его когти. Он залезал под столы, перекатывался через голову, неожиданно менял направление, ужом выскальзывал из протянутых к нему рук, все это время натужно сопя, раскрывая, словно в улыбке, пасть, и, на первый взгляд, казалось, веселился от души.

Однако в целом это мало походило на безудержное собачье веселье и игру в догонялки. Все время он что-то настойчиво искал, беспрестаню обнюхивая пол и воздух, какой-то запах, то и дело ускользавший от него. Было ясно, что его совершенно не интересовали духовки, в которых выпекались сладкие булочки и от которых шел такой густой, вкусный пар, что у любого слюнки потекли бы рекой, не приближался он и к подносам, сплошь заставленными аппетитно пахнущей едой. Его влекло вперед что-то другое, какой-то запах, которым были пропитаны руки молодой нянечки по имени Ангелина.

- Паршивец! - гневно кричала Джанет, преследуя его вместе со всеми. - Кому говорят, назад, паршивый ты пес.

Вуфер на бегу несколько раз укоризненно оглянулся на нее, но продолжал бежать дальше.

В этот момент в вертящиеся двери, толкая перед собой тележку с припасами, вошла работница столовой, не знавшая, что происходит на кухне, и пес мгновенно воспользовался образовавшимся отверстием. Стремглав прошмыгнув мимо остолбеневшей женщины, он вылетел в раскрытые двери и скрылся в коридорах лечебницы.

Паршивый пес. Неправда. Хороший пес. Очень хороший. Место, где много еды, так плотно забито столькими вкусными ароматами, что он с трудом, хоть и старается вовсю, отыскивает нужный ему странный запах. По другую сторону вертящихся двереи оказывается длинный-предлинный узкий лаз со многими отверстиями с обеих сторон. Здесь аппетитные запахи, от которых начинает течь слюна, гораздо слабее. Зато масса других запахов, в основном человеческих, в основном не очень приятных. Острые запахи, соленые запахи, кислые запахи. Сосновый запах. Целое ведро соснового запаха в длинном-предлинном лазе. Мордой он быстро тычется в ведро, удивляясь, как это целое дерево могло уместиться в маленьком ведре, но там не дерево, там вода, какая-то вся грязная, а пахнет, как сосна, даже как несколько сосен, вместе взятых, и все в одном ведре. Интересно.

Но надо спешить.

Моча. Сильный запах мочи. Человеческой. Запах мочи множества разных людей. Интересно. Десять, двадцать, тридцать разных запахов мочи, ни один из них никак особо не выделяется, но все они в одном месте, никогда еще не приходилось ему в одном и том же месте встречать столько разных запахов человеческой мочи. Он много может рассказать о людях по запаху их мочи: что они ели или пили, где были сегодня, совокуплялись ли, были ли здоровыми или больными, злыми или добрыми, плохими или хорошими. Запахи говорили, что большинство из этих людей уже давно не совокуплялись и были больны разными болезнями, некоторые из них больны тяжело. Ни один из запахов не доставил ему удовольствие.

В нос лезут запахи кожаной обуви, мастики для натирания полов, политуры, крахмала, роз, маргариток, тюльпанов, гвоздик, лимонов, великое множество оттенков запаха пота, вкусный запах шоколада, дурной запах вони, запах пыли, волглый запах земли из ближайшего горшка с каким-то растением, запах мыла, лосьона для волос, мятных конфет, перца, соли, огурцов, резкий запах термитов на одной из стен, от которого свербит в носу и хочется чихнуть, аромат кофе, горячей латуни, резины, бумаги, карандашной стружки, ирисок, еще раз сосны в ведре, запах собаки. Интересно. У кого-то дома собака, и этот кто-то приносит ее запах на своей обуви - хорошая собака, сучка - и разносит его по всему длинному узкому лазу. Интересно. И еще масса других запахов - запахи составляют основу его мира, - включая и тот странный запах, странный и плохой, такой плохой, что поневоле заставляет его скалить клыки, запах ненавистного врага, с которым уже доводилось встречаться, запах полицейского, запах волка, запах полицейского-волка-оборотня, вот он, вот он, сюда, сюда, ищи же, ищи!

Люди гонятся за ним, потому что ему здесь не место. У людей слишком много мecт, куда возбраняется входить собакам, хотя запах от тебя гораздо приятней, чем от большинства из них, даже когда помоются с мылом, и ты, по сравнению с ними, очень мал и не занимаешь столько пространства и не производишь столько шума, сколько они.

"Паршивая собака", - говорит эта женщина, и это его оскорбляет, так как женщина ему нравится, и мальчик нравится, и делает он это прежде всего ради них же самих, пытаясь разыскать плохого полицейского-волка-оборотня со странным запахом.

Паршивый пес. Неправда. Хороший пес. Очень хороший.

Женщина в белом, которая идет ему навстречу через дверь, удивлена, пахнет удивлением, пытается остановить его. Ну-ка, зарычим! Так, отдергивает руку. До чего же легко напугать человека. И до чего же легко обмануть.

Длинный, узкий лаз пересекается с другим таким же узким и длинным лазом. Снова масса отверстий по обеим его сторонам, масса новых запахов: хлорки, серы… множество запахов больных, снова различные запахи мочи. Люди, живя здесь, здесь же и писают. Странно. Интересно. Собаки никогда не писают там, где живут.

Снова какая-то женщина идет ему навстречу, что-то несет в руках, удивлена, пахнет удивлением, говорит:

- Ой, смотрите, какая прелесть!

Надо вильнуть ей хвостом. А почему бы и нет? Но не останавливаться - нет времени.

Опять этот запах. Странный. Ненавистный. Сильный, еще сильней.

Открытая дверь, мягкий свет, комната, в которой лежит очень больная женщина. Он, осторожно ступая, входит в дверь, оглядывается по сторонам, так как комната буквально пропахла странным запахом, запахом оборотня, им пропитан пол, стены и особенно стул, на котором тот сидел. Оборотень находился здесь долго, бывал много, очень много раз.

Женщина на кровати спрашивает:

- Кто здесь? Кто это?

Снаружи, из-за двери, доносится топот множества бегущих ног.

Запах страха так силен, что почти забивает плохой-странный запах, остается только запах страха, страха, страха.

- Ангелина? Это ты? Ангелина?

Плохой запах, запах оборотня, плотным кольцом окружает кровать, сама кровать тоже отдает этим запахом. Оборотень стоял вот здесь, разговаривал с этой женщиной, совсем недавно, сегодня, касался ее руками, касался простыней, которыми она покрыта, везде оставил свой гнусный запах, особенно много его на кровати, там, где лежит женщина, интересно, очень даже интересно.

Пес отбегает назад к двери, оборачивается, разбегается, прыгает, задевает лапой за ограждение, но все в порядке, ограждение позади, и он приземляется на лежащую на кровати женщину.

Женщина в ужасе кричит.

Джанет никогда не боялась, что Вуфер может кого-нибудь укусить. Он был добродушным и дружелюбным псом и, казалось был не способен никого обидеть, кроме, разумеется, того оборотня, с которым они столкнулись сегодня на задворках у мусорных баков.

Однако когда она вслед за Ангелиной влетела в затемненную больничную палату и увидела собаку на кровати больной, ей на какое-то мгновение показалось, что пес набросился на несчастную женщину и сейчас разорвет ее на куски. Она быстро прижала к себе Дэнни, чтобы он не видел ужасающего зрелища как вдруг сообразила, что Вуфер просто стоит над больной и обнюхивает ее, правда, делает это весьма активно, но не причиняя ей никакого вреда.

- Нет, - кричала больная, - нет, нет! - словно не собака, а сам дьявол явился из преисподней и прыгнул на нее.

Джанет было стыдно за учиненный беспорядок, косвенно она чувствовала себя причастной к нему и боялась последствий. Понимая, что ей с Дэнни путь на кухню "Пэсифик Вью" отрезан навсегда.

Женщина на кровати была худая, даже не худая, а до невозможности истощенная - одна кожа да кости, - и до того бледная, что при тусклом свете ламп, казалось, светится изнутри. Волосы ее были белы и давно потеряли свой блеск. Выглядела она древней, сморщенной старухой, но что-то в ее фигуре и жестах подсказывало Джанет, что на самом деле она была намного моложе, чем это могло показаться на первый взгляд.

Слабая и изможденная, она делала отчаянные попытки приподняться на постели, правой рукой отталкивая от себя собаку. Услышав, что в палату вбежали люди, гнавшиеся за Вуфером, женщина повернула голову в сторону двери. Исхудалое лицо ее, когда-то, несомненно, красивое, теперь было белым до голубизны, как у мертвеца, и даже каким-то отталкивающе-кошмарным.

Из-за ее глаз.

Их у нее не было.

Джанет невольно вздрогнула и внутренне похвалила себя, что догадалась пркжать к себе Дэнни, чтобы он ничего не мог видеть.

- Уберите его от меня! - в ужасе, явно превосходившем реально грозящую ей опасность, кричала женщина. - Уберите его прочь!

В серовато-лиловых тенях, отбрасываемых мягким верхним светом, веки несчастной казались просто закрытыми. Но когда свет упал на ее худое и изнуренное лицо, ужас действительного состояния ее глаз стал более очевиден. Веки были наглухо сшиты, как у трупа. Хирургический кетгут, несомненно, давно уже растворился, но веки так и остались навеки сращенными. И, поскольку ничто не подпирало кожу изнутри, они провалились внутрь, обозначив двумя неглубокими впадинами места, где должны были быть глаза.

Что-то говорило Джанет, что женщина не была слепой от рождения, какая-то страшная беда, а не природа лишила ее зрения. Какими же ужасными должны были быть увечья, чтобы врачи не решились даже из косметических соображений вставить взамен настоящих искусственные глаза! Интуитивно Джанет чувствовала, что эта слепая и вконец изможденная женщина столкнулась в жизни с кем-то, кто был во много раз ужаснее Венса и гораздо безжалостнее и подлее, чем ее мерзопакостные родители.

Когда Ангелина и санитар с разных сторон подбежали к кровати, повторяя имя Дженниифер и успокаивая ее, говоря, что все будет в порядке, Вуфер спрыгнул с кровати на пол и еще раз сумел всех обхитрить. Вместо того чтобы побежать к двери, ведущей в коридор, он протиснулся в полуотворенную дверь смежной с другой палатой ванной комнаты и уже оттуда выскочил в коридор.

Крепко сжимая руку Дэнни в своей, Джанет на этот раз сама возглавила погоню за собакой, но не потому, что чувствовала себя ответственной за все, что случилось, и боялась навсегда потерять возможность бесплатно питаться в "Пэсифик Вью", а потому что хотела как можно быстрее покинуть полузатемненную, душную палату с ее бледной как смерть, безглазой обитательницей. На сей раз погоня через главный вестибюль привела их в комнату отдыха.

Джанет в душе проклинала себя за то, что приютила у себя дворняжку. Ужасным было даже не унизительное положение, в которое пес поставил их своей выходкой, а внимание, которое он к ним привлек. Больше всего на свете боялась она обратить на себя хоть капельку внимания. Быть тише воды и ниже травы, жаться по углам и не высовываться на свет - только так можно было избежать большую часть оскорблений и унижений. Менее же всего хотелось ей быть заметной именно в данное время, когдa не прошло еще и года, как ее мертвый муж оказался погребенным в песках Аризоны.

Вуфер был неуловим, хотя все время бежал, низко опустив морду к полу, тщательно обнюхивая его, прежде чем решался двигаться дальше.

Дежурной сестрой в комнате отдыха была молодая женщина с явно выраженной латиноамериканской внешностью, с забранными назад в конский хвост волосами, перетянутыми красной лентой. Привстав со своего места у конторки, чтобы выяснить причину шума, она, молниеносно оценив обстановну, бросилась к входной двери. И, когда Вуфер влетел в номнату, она тотчас распахнула входную дверь и позволила ему беспрепятственно выскочить во двор.

Выбежав вслед за ним, запыхавшись, Джанет остановилась на нижней ступеньне лестничного марша, поднимавшегося к главному входу. Лечебница располагалась к востоку от береroвого шоссе, на плавно сбегавшей вниз улочке, обсаженной с обеих сторон индийскими лаврами и деревьями, чем-то напоминавшими полевой хвощ. Ртутные уличные фонари освещали улицу голубоватым светом. Когда легкий ветерок играл ветвями деревьев, падавшие на тротуар тени от листьев дрожали мелкой нервной дрожью.

Вуфер, вдоль и поперек испещренный пятнами света и тени, удалялся вниз по улочне, принюхиваясь к асфальту, кустам, стволам деревьев, бордюрным камням, держа нос по ветру, стремясь не упустить еле уловимый след. Прошедший дождь посрывал с деревьев сотни красных цветков с острыми, как шипы, лепестками, и они сплошным ковром устилали тротуар, словно мириады огромных морских анемон, выброшенных на берег апокалиптическим приливом. Обнюхав один из них, пес недовольно чихнул. Двигался он с частыми остановками и неуверенно, но неуклонно забирал все дальше к югу.

- Вуфер! - позвал его Дэнни.

Пес обернулся и посмотрел в их сторону.

- Назад, Вуфер! - снова прокричал Дэнни.

Вуфер заколебался. Затем, упрямо мотнув головой, куснул воздух и noбежал по следу преследуемого им призрака.

Едва сдерживая слезы, Дэнни прошептал:

- А я думал, он меня любит.

Слова сына заставили Джанет пожалеть о проклятиях, которые она мысленно посылала на голову собаки во время погони. Она тоже громко окликнула ее.

- Он вернется, - постаралась она ободрить Дэнни.

- Нет.

- Не сейчас, так позже, может быть, завтра или послезавтра, вот увидишь, он обязательно вернется домой.

Голос мальчика дрожал от невосполнимой утраты:

- А как же он найдет нас, если у нас нет дома?

- А наша машина? - попыталась она успокоить его.

Более остро, чем когда-либо, Джанет ощутила, каким ужасно неполноценным домом был их старенький, ржавый "додж".

Эта ее неспособность обеспечить своему сыну приличное для жилья место тяжкой болью отдалась в сердце. Страх, злоба разочарование и отчаяние так крепко сдавили его, что она едва не потеряла сознание.

- У собак очень хороший нюх, - сназала она. - Он разыщет нас. Он обязательно нас разыщет.

Черные тени деревьев шевелились на тротуаре и были подобны мертвым листьям, гонимым осенними ветрами. Собака добежала до конца квартала и, свернув за угол, исчезла из виду.

- Он сумеет нас разыскать, - прошептала она, сама мало веря тому, что говорила.

Навозные жуки, набрякшая от влаги кора деревьев. Известковый запах мокрого асфальта. Где-то неподалеку жарят цыпленка. Запахи герани, жасмина, мертвых листьев. Заплесневелый запах земельных червей, копошащихся в рыхлой, насквозь пропитанной влагой земле цветочных клумб. Интересно.

Большинство запахов были последождевыми. Так как дождь, очищая землю, придает ей свой особый, специфический, apoмат. Но даже самый сильный ливень не в состоянии смыть все старые запахи, слой за слоем, день за днем, неделя за неделей оставляемые птицами и насекомыми, собаками и растениями, ящерицами и людьми, червями и кошками…

Неожиданный острый запах кошни заставляет его застыть на месте. Ах, клыки сводит от этого смрада, вдыхаемого широко раскрытыми ноздрями. Он весь напрягается.