Сбывшееся ожидание Московцев Федор

Глава 37

Всё дурное обычно подкрадывается незаметно. Судебное заседание по делу об оскорблении журналистки Софьи Интраллигатор не стало исключением. Оно было проиграно – вопреки прогнозам адвоката Льва Рогозина. Как и в прошлый раз, оскорбленная журналистка выступила частным обвинителем и в качестве эксперта привела с собой Леонтия Буковкина, замначальника департамента культуры при областной администрации, председателя союза писателей, считавшегося самым грамотным эспертом города Волгограда в области словесности. Собственно говоря, лингвистическая экспертиза проводилась экспертно-правовым центром «Регион», который, не имея в штате соответствующих специалистов, обратился к Буковкину и получил нужную консультацию, на основании которой составил своё заключение.

По электронной почте Андрею прислали два отчета о судебном заседании, фактически дублировавших друг друга – от Ирины Кондуковой, явившейся в качестве свидетеля защиты, и Льва Рогозина. В них сообщалось следующее.

Выслушав истицу, судья судебного участка № 10 Гуськов О.Б., уже знакомый с материалами дела, спросил у представителя и защитника обвиняемого, Льва Рогозина,

произносил ли Андрей Разгон в адрес гражданки Софьи Интраллигатор слова «пизда», «тупая жирная пизда», преследуя при этом цель умышленно её оскорбить. Защитник ответил, что Андрей Разгон не произносил таких слов в адрес гражданки Софьи Интраллигатор и не имел намерений умышленно оскорбить её.

Тогда судья задал вопрос: называл ли Андрей Разгон истицу непрофессионалом, преследуя при этом цель оскорбить её достоинство. Защитник снова дал отрицательный ответ.

Тут вмешалась Софья Интраллигатор – она попросила суд выслушать приведенного ею эксперта. Буковкин, замначальника департамента культуры и председатель союза писателей, заявил, что проанализировал аудиозапись интервью и выявил, что в ходе беседы интервьюируемый Андрей Разгон ввёл в общее поле зрения говорящего и слушающего негативную характеристику, которая приписывалась слушающему. Понятно, что любой речевой акт адресован слушающему, однако в данном конкретном случае негативная характеристика не просто ему адресована, но замарывает его, угрожая его общественному лицу. Отрицательная характеристика вербализовалась в неприличной форме, а именно: «пизда», «тупая жирная пизда».

Кроме того, явным признаком оскорбления является повышение статуса говорящего за счёт понижения статуса адресата: «меня раздражают ваша розовая кофточка, ваши сиськи и ваш диктофон. Да мне по хую, как вы напишете. Так же, как и вы. Я не люблю непрофессионалов. Непрофессионалам тут делать нечего. Надо сначала разобраться в вопросе, потом являться к серьёзным людям; а не так как вы – вчера у подворотни, а сегодня здесь, в офисе солидной компании».

Инвектива «Я не люблю непрофессионалов. Непрофессионалам тут делать нечего», – это ярко выраженная отрицательная оценка Андрея Разгона, данная журналистке Софье Интраллигатор. То есть говорящий приписывает адресату отрицательную характеристику – непрофессионализм.

Кроме того, в оскорбительном контексте употреблено слово подворотня:

«Надо сначала разобраться в вопросе, потом являться к серьёзным людям; а не так как вы – вчера у подворотни, а сегодня здесь, в офисе солидной компании».

То есть Андрей Разгон намеренно сравнивает Софью Интраллигатор с низшими слоями общества, обитающими в подворотнях, с целью унизить её достоинство.

Всё вышеперечисленное – очевидные признаки оскорбления, непосредственно направленного на унижение личного достоинства человека.

Помимо этого, в ответ на замечание по поводу недостойного поведения: «Вы явно не в себе», Андрей Разгон угрожающе произнес: «Хорошо, что не в тебе!», что в сложившейся обстановке расценивается как то, что им не исключалась возможность полового акта с Софьей Интраллигатор. Насильственного полового акта, а значит это квалифицируется как попытка изнасилования. В связи с чем обвинитель требует возбудить уголовное дело по статье 66 УК РФ «Неоконченное преступление» (по которому предусмотрено наказание: лишение свободы на срок в размере трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса за оконченное преступление).

Заслушаны свидетельские показания Ирины Кондуковой – то самое сопоставление аудиозаписи с вербальным и невербальным поведением участников. С её слов, Андрей Разгон произнёс слово «пизда», рифмуя сказанное Софьей Интраллигатор: «Тоже мне звезда». Что касается продолжения фразы, а именно «тупая жирная пизда» – свидетельница затрудняется ответить, произносил ли эти слова Андрей Разгон. По поводу непрофессионализма – свидетельница утверждает, что её директору присущи абстрактные высказывания, он часто, продолжая мысль собеседника, развивает её и уводит на новые направления. По аналогии в данном случае Андрей Разгон повёл речь о непрофессиоаналах в общем, не имея в виду журналистку Софью Интраллигатор. Произнося: «а не так как вы – вчера у подворотни, а сегодня здесь, в офисе солидной компании», он смотрел в сторону своего рабочего места, имея в виду всех тех, с кем ему приходится общаться по работе.

А сказанное им «Хорошо, что не в тебе!» в ответ на замечание «Вы явно не в себе» относилось вовсе не к Софье Интраллигатор, а к Ирине. Андрей Разгон посчитал интервью законченным и начал разговор со своей сотрудницей. И эта фраза была произнесена в контексте новой беседы, а что под этим подразумевалось – это частный вопрос отношений директора и его зама.

Когда Ирина закончила, истица обвинила её в пристрастности и попросила судью не приобщать свидетельские показания к делу. Защитник охарактеризовал происшествие в офисе Совинкома как вялую перебранку и языковую игру, основанную на рифмовании слов; по контексту которого невозможно установить, что конкретно имеется в виду – приписывание характеристики, оскорбление, или что-то другое. Это тот случай, когда говорящий должен сам пояснить, что он имел в виду.

А поскольку говорящий утверждает, что не имел намерений оскорбить адресата, то следует принять его слова за истину и закрыть дело.

В ходе процесса у судьи сложилось решение – едва дослушав доводы защиты, он вынес постановление: действия А.А. Разгона квалифицируются по ст. 130 УК РФ, он признается виновным в оскорблении, т. е. унижении чести и достоинства Софьи Интраллигатор, выраженном в неприличной форме, и ему назначается штраф в размере 10 тысяч рублей. Гражданский иск о компенсации морального ущерба удовлетворяется частично: в пользу потерпевшей взыскивается тридцать тысяч рублей. Суд обязывает А.А. Разгона оплатить потерпевшей стоимость экспертизы в сумме 11 000 рублей. В возбуждении уголовного дела по статье 66 УК РФ – отказать.

Это решение оказалось для Андрей обременительным довеском к его многочисленным перерасходам. Принято считать, что одно только фиксирование расходов снижает их количество. Однако траты его не уменьшались, как бы скрупулезно он их ни записывал. Штрафы ГАИшникам (в основном за превышение скорости и выезд на встречную полосу – без этого по городу никак), командировочные расходы, развлечения, всякие дурацкие растраты – всё это требовало упорядочивания, а вместо этого данная статья росла от месяца к месяцу.

Он принял принципиальное решение: не платить Софье Интраллигатор ни копейки, выиграть апелляцию, а все издержки повесить на строптивую журналистку.

На следующий день после суда Лев Рогозин подал апелляционную жалобу в Центральный районный суд. Тяжба продолжилась.

Глава 38

– Нет, нет, и нет! – вот уже битый час Марьян Хмарук отказывался, а Закревский упорно настаивал на подаче заявления. Какое везение – прямо под камерами мерзавец Разгон наконец совершает противоправные действия, наносит тяжкие телесные повреждения – множественные переломы рёбер и ушиб головного мозга, которое при правильной диагностике можно квалифицировать как угрожающие жизни, а заинтересованный потерпевший не хочет воспользоваться долгожданным шансом.

РОВД готово возбудиться уголовным делом и без заявления потерпевшего, и Закревский, обсудив с Пустоваловым такую возможность, отправился к Хмаруку в травматологическое отделение Центрального института травматологии и ортопедии ("ЦИТО им. Н.Н.Приорова"), в палате интенсивной терапии которого тот находился, с твёрдой уверенностью, что он подпишет любые бумаги, которые помогут упрятать обидчика за решетку. Подкараулить и задержать которого в Москве не составит труда, и судить его будут тут же, не дав возможность снестись с волгоградскими или петербургскими друзьями. Всё, что нужно – показания потерпевшей стороны.

– Его компаньоны приедут сюда и встанут лагерем перед зданием суда и такое устроят – никаких денег не пожалеют, чтобы его вытащить, – мрачно пророчествовал Хмарук. – Ещё бы – герой, вступился за оскорбленную девушку. Я не хочу выглядеть посмешищем. Показаний никаких не дам, сам разберусь по-своему.

Закревский не стал расстраивать травматологического пациента, забинтованная голова которого вызывала горячее сочувствие – дело в том, что видеозапись потасовки просочилась в интернет и вызвала бурю эмоций у пользователей сети.

Глава 39

В понедельник утром все ещё были на взводе после субботнего футбольного матча. Играли во время загородной поездки на остров Эссари (за Выборгом на границе с Финляндией). Андрей играл за Быстровых, Ансимовы приняли в свою команду Данилу, старшего сына Игоря Быстрова. Напряженность возникла на 40-й минуте, когда начался дождь. Счёт был равный, 6:6, из-за дождя решили играть до очередного гола, но Ансимовы, пропустив мяч, как обычно принялись яростно спорить, но потом, вынужденные засчитать гол, стали настаивать на продолжении игры, и Владимир, несмотря на уговоры Игоря, уступил. Теперь, чтобы победить, команда Ансимовых должна была забить два гола. Женщины, наблюдавшие за матчем, ушли в дом из-за того, что дождь усилился. Минут пятнадцать мяч переходил от одной команды к другой, все попытки пробить по воротам оказались неудачными. Владимир, получив пас от Андрея, отразившего атаку, повёл единоличную игру. Он долго водил по полю, не пробивая по воротам сам и не давая пас Игорю, крутившемуся возле вражеских ворот. Артур с Алексеем, успокоившись, отвязались от него и сгруппировались у своих ворот, решив встретить противника здесь вместо того, чтобы гоняться за ним по всему полю; Данила, 17-летний акселерат, упорно пытался отбить мяч. Артур попытался встрять между ними, он даже, решив, что отнимет мяч, велел Даниле бежать к воротам принимать пас, но у парня заклинило непременно самому вырвать мяч у дяди. У того тоже возникло необоримое желание, отбросив щенка, отправить мяч в ворота. Алексей, Артур, Игорь и Андрей наблюдали, как дядя с племянником ведут принципиальный спортивный поединок, невзирая на дождь и грязь. Владимир сознательно доводил парня, играя с ним как кошка с мышкой, провоцируя его на запрещенные приемы. Данила не сдавался, рассвирепев, он оттеснил дядю к краю поля, и там наконец, допустил промах – сделал подножку. Однако Владимир удержался на ногах, и некоторое время они водили мяч в оффсайде (условном оффсайде – играли на поляне, никаких четких границ не было, а вместо ворот поставили камни). Наконец, увидев, что мальчишка вот-вот набросится на него с кулаками, Владимир сделал точную передачу Игорю, и тот реализовал пас, отправив мяч в пустые ворота – Артур с Алексеем, не ожидавшие такого исхода, расслабились и пропустили гол.

Тут все втроём – оба Ансимова и Данила Быстров – заявили, что гол не засчитывается и потребовали угловой, так как пас был передан из оффсайда. Владимир с Игорем вначале спокойно, а по мере того как противники повышали голос, более эмоционально отвечали, что игра закончена, счет 8:6, и пора идти на обед. Андрей, никогда не испытывавший спортивной злости, а тем более в футболе, наблюдал за набиравшей обороты потасовкой, желая только одного: чтобы спор поскорее закончился и неважно в чью пользу – все уже вымокли до нитки, а дождь всё усиливался. А уйти с поля, бросив игру – значило опозориться на веки вечные.

Ансимовы уже кричали во всё горло, что на момент передачи паса положение было вне игры, поэтому восьмой гол на засчитывается. Владимир не менее яростно утверждал, что о положении вне игры надо было говорить раньше, границы поля не оговаривались, играли где придётся, а поскольку уже проехали, то и нечего спорить – после драки кулаками не машут. Игорь, вытаращив глаза, также отстаивал свой гол – первый в сегодняшнем матче. Дождавшись, что противники зафиксируются именно на восьмом мяче, Владимир сделал великодушный жест – он уступил, сделав оговорку, что матч заканчивается со счетом 7:6 в их пользу, а восьмой гол пускай остается на совести игроков-неудачников, которые зарабатывают очки не игрой, а нудным сутяжничеством. Разгадав маневр брата, Игорь для виду затеял с ним спор, мол, нечего разбрасываться голами, справедливость превыше всего. Но вскоре уступил – надоело находиться под ливнем, который лил уже как из ведра.

Пошёл разговор за понятия – так нечестно, не по-спортивному, хватить жилить – Ансимовы уже не помнили, какими доводами убедили продолжить матч после седьмого гола, последующий спор наслоился на предыдущий, и им надо было отыграть в обратную, чтобы заставить противника продолжить игру.

– Мы же договорились, Вовок, что будем играть до следующего гола, – сказал Артур.

Алексей, поддерживая брата, добавил, что надо держать слово, так как тот, кто не выполняет свои обещания – не спортсмен и не мужик. Так, придираясь к словам, назначая и отменяя штрафные и пенальти, кое-как договорились о следующих условиях: угловой с последующей игрой не до гола, а на время – двадцать минут. Но тут возникла загвоздка – каждая сторона считала, что именно её игрок должен сбрасывать с угла. Никто не хотел уступать, так как каждый уже сделал столько уступок, что дальше некуда.

– Мяч ушел за линию от тебя! – грозно надвигался Данила на Владимира.

– Ты мне сделал подножку! – отвечал тот.

– У тебя были руки! – огрызался Данила.

Артур предложил компромиссный вариант: пенальти по пять раз в ворота каждой команды, Алексею больше понравилась идея провести жеребьёвку, но в итоге спор перешёл на личности. Дядя с племянником сцепились не на шутку – Данила, размахивая кулаками, кричал что его «ничего не ебёт», Владимир требовал, чтобы Игорь взял своего щенка на поводок, а то хуже будет. Игорь поначалу пытался урезонить сына, но после слов Владимира «молоко на губах не обсохло а всё туда же, недоносок» призвал брата к порядку. На шум сбежались испуганные женщины – издалека всё походило на драку. Мать Данилы – жена Игоря, схватив сына за руку, пыталась оттащить его в сторону. Жена Владимира вместе с Игорем пытались тоже самое сделать соответственно с мужем и братом. Артур с Алексеем заняли нейтральную позицию, журя обоих: ну так же нельзя, вы же родственники, это же какая-то братоубийственная война получается.

Между братьями Быстровыми пошёл серьёзный разговор:

– Я же тебе говорил! – зло бросил Владимир. – Я же тебе говорил: нехуй баловать, жеще надо воспитывать, жеще!

– Чего?! – Игорь смертельно оскорбился, что его при всех низводят до положения младшего, которому указывают как он должен воспитывать своих детей. – На себя посмотри, своих воспитывай!

– Хули ты там говорил, мудак! – взорвался Данила и, вырвавшись от матери, набросился на Владимира. И ударил бы, если бы не вцепившийся в него Артур.

Изрыгающего страшные ругательства парня отвели в сторону, но как только он почувствовал, что хватка ослабла, вырвался, и, обозвав всех козлами и предателями, побежал в сторону леса.

– Данила, вернись! – крикнула вдогонку мать, но он уже скрылся среди сосен и поросших зеленым мхом огромных валунов.

– Что вы наделали, лбы здоровые, обидели мальчишку! – предъявила она братьям Быстровым, но получилось так, что Ансимовым, так как близнецы отошли метров на двадцать в сторону ото всех и бурно выясняли отношения. Тогда она бросилась вслед за сыном и через полминуты её светлая куртка исчезла в соснах.

– А вы что тут делаете?! – жена Владимира набросилась на мокнущих под дождём оставшихся детей, – 10-летнего сына Артура, двух своих дочерей 12-ти и 4-х лет и 14-летнюю дочь Игоря, – которые прибежали из дома посмотреть что тут делается. И они вдвоём вместе с женой Артура повели детей обратно, под крышу.

Артур, Алексей, и Андрей остались под дождём, который и не думал стихать.

– Да-а-а, заводные яйца поссорились, – протянул Ансимов-старший (имея в виду давнишний спор – Быстровы однояйцевые близнецы или разнояйцевые).

Грязный мяч одиноко валялся посередине поля. Ни играть, ни дискутировать было не с кем, и трое оставшихся игроков проследовали за женщинами и детьми в дом.

Это был шестикомнатный коттедж с кухней и большим общим залом. Приведя себя в порядок, приняв душ и переодевшись, все собрались в зале за большим столом. Вскоре появились Владимир с Игорем. Данила с матерью проскочили в свою комнату так, что их никто не заметил. Он уже не показывался и она отнесла ему ужин в номер.

Общий застольный разговор не клеился. Посмотрев по телевизору какой-то проходной боевик, разошлись по своим комнатам около одиннадцати часов.

На следующий день общей компанией уже не собирались, каждый общался только со своими семейными, Андрей с Алексеем, будучи без своих вторых половин, коротали время на берегу. Уехали первым же катером, а там, забрав машины со стоянки, разъехались не попрощавшись, без дежурных «давай пока до связи».

Так прошёл этот совместный уик-энд, который кстати перед этим довольно долго планировали, обсуждали и согласовывали.

Утро понедельника на работе началось не с обсуждения, кто где кого выебал накануне – Владимир обычно цеплял баб возле кинотеатра и там же в кинозале их приходовал, Игорь подбирал голосующих тёлок на дороге и шпилил их в салоне машины, Артур снимал на Невском проспекте и трахал на пляже возле Петропавловской крепости… то были обычные утренние рабочие новости, но в этот день всё обстояло по-другому. Во-первых – накануне был семейный уик-энд, а во-вторых – Быстровы всё ещё не отошли от грандиозной разборки и продолжали жлобить друг на друга, и оба вместе злились на Ансимовых, не признавших своё поражение в субботнем матче; а Ансимовы, в свою очередь, дулись на Быстровых из-за того, что те не продолжили игру и не дали отыграться, свой проигрыш они считали чистой случайностью и происками нечистоплотных соперников.

«Мне бы ваши проблемы!» – недоумевал Андрей, получивший утром по электронной почте взаиморасчеты по Совинкому, из которых явствовало, что на сегодняшний день долг фирмы составляет около трех миллионов рублей. И это не считая взятых у Быстровых под процент двадцати тысяч долларов, о которых Ирина, составлявшая отчет, не знала. А ещё неурегулированный вопрос с Пауэр Интернэшнл – непонятно откуда взявшаяся задолженность. Из-за этого для Андрея настали кошмарные времена – приблизительно то же самое, что в 2001 году, когда он жил на чемоданах, боялся, что его вот-вот вышвырнут из компании и придётся возвращаться в Волгоград. И его трясло от одного только вида Владимира Быстрова, и если, подъезжая к стоянке, Андрей не обнаруживал его машину, то испытывал чувство, сопоставимое с оргазмом.

Этим утром Ансимовы и Быстровы общались преимущественно с Вероникой, секретарём, и Кориной, бухгалтером, так что девушки были нарасхват. Если Артуру надо было что-то узнать у Владимира, или же у Владимира возникал вопрос к Игорю, то беседа шла через Андрея – например Артур спрашивал Андрея, Андрей задавал вопрос Владимиру, тот отвечал, и Андрей передавал сказанное Артуру, причем все находились в одном помещении и слышали начало и конец диалога.

В одиннадцать Андрей с Алексеем и Артуром отправились на заводоуправление. Ансимов-старший должен был переговорить с гендиректором завода по поводу очередной закупки сырья, инструкции по поводу предстоящей беседы он получил от Владимира (Владимир сказал Андрею: «пускай этот мудак Ансимов, который умеет только баб ебать и деньги считать, и ни хуя не умеет играть в футбол, пускай скажет Бороде…», далее шёл текст сообщения; и Андрей передал пожелание Артуру, тот ответил, что данный план действий – это лучшее, что можно сделать в сложившейся ситуации на заводе, и попросил передать Владимиру, что так всё и скажет гендиректору Электро-Балта, и Андрей сказал Владимиру, что Артур исполнит всё в соответствии с инструкциями).

Андрей с Алексеем совершили рутинный обход заводчан: коммерческий отдел, в котором забрали подписанные гендиректором накладные на вчерашнюю сборку тепловозных батарей (обычно завод выставлял счёт, например на 120 комплектов, Экссон его проплачивал, после чего выбирал продукцию, которая изготавливалась постепенно, по 24 комплекта в день); заместитель директора по производству – обсудить сколько сегодня будет собрано батарей и сколько из них отдадут Экссону; коммерческие директора – просто поговорить послушать сплетни и узнать новые веяния; бухгалтерия – то же самое; начальник транспортного цеха – обсудить сегодняшние отгрузки, сколько придёт фур, сколько нужно автокаров и грузчиков; кладовщица – передать накладные, чтобы она организовала отпуск продукции со склада и сообщить те же данные по сегодняшним отгрузкам, что и начальнику транспортного цеха. Отдельным пунктом шло посещение рядовых сотрудников коммерческого отдела. Это были молодые люди примерно одного возраста с Алексеем и Андреем, то есть 27–30 лет, в количестве четырёх человек, которые занимали отдельный кабинет и отвечали за снабжение и сбыт, и подчинялись, по настроению генерального директора, то заместителю по производству, то коммерческому директору, то ведущим сотрудникам коммерческого отдела (сидевшие в отдельном кабинете две женщины среднего возраста отвечавшие за взаиморасчеты и отпуск продукции), то главному бухгалтеру, то финансовому директору. Строгой, раз навсегда установленной иерархии не было, в принципе, любой вышестоящий чин мог зайти к ребятам в кабинет и приказать: так, человек, сделай мне расчет… или что-то в этом роде. Это была грамотная политика, Андрей на Совинкоме чисто интуитивно выработал такую же – чтобы сотрудники постоянно грызлись между собой за благосклоность хозяина, который любое непопулярное решение может провести в жизнь через подвернувшегося под руку менеджера среднего звена, и на него же спихнуть ответственность в случае неудачи. Конечно, любой здравомыслящий человек понимает, что хозяин в ответе за всё что происходит на предприятии… но это понимается головой, а душа и сердце говорят, что хозяин – он хороший и доверчивый, а вот коммерческий директор – мудак и постоянно науськивает главного на разные неблаговидные дела.

Эти четверо из коммерческого отдела были единственными, кому ничего не перепадало от Экссона. Остальные хоть что-то, да имели – заместители, директора, начальники, грузчики, бухгалтера. И если трое ребят были вполне адекватны и просто выполняли свою работу, то четвертый, по имени Евгений Чебыкин, постоянно находил причину доебаться. То ему не нравились сертификаты на свинец, то он находил погрешности во взаиморасчетах и требовал остановить очередную отгрузку, то он заявлял, что не может принять акт выполненных работ за транспортные услуги. Одну и ту же накладную переделывали по многу раз, потому что ему ни один вариант не нравился. Сначала он говорил, что в накладной надо указывать цену продукции и отдельной строкой расшифровывать транспортные расходы, потому что он «должен видеть за что завод платит». Когда ему приносили новые накладные плюс отдельные документы от транспортной компании, подтверждающие получение услуг по перевозке, он заявлял, что документы составлены неправильно, не по установленным нормативам, и «бухгалтерия их не примет». (бывало он возникал через полгода после того, как бухгалтерия приняла документы и они был проверены аудиторами). Накладные приходилось переделывать заново – вбивать транспортные расходы в цену продукции, а на следующий день весь завод обсуждал, что Экссон обдирает предприятие на доставке и что за такие деньги можно возить из Америки.

А поскольку всегда было неясно, кому подчиняется Чебыкин, то найти управу на него было сложно. Все руководители, кому бы ни пожаловались и ни попросили пропустить документы, услышав, что их заблокировал Чебыкин, горестно вздыхали и пожимали плечами: «Ах, ну раз Чебыкин против…» Единственный, кто мог с ним совладать, был гендиректор, но не будешь же обращаться к хозяину по всякой ерунде – по сертификатам, например.

И в это раз не обошлось без шпилек.

– Говорят Экссон не подаёт отчётность в налоговую! – прогнусил Чебыкин. – Смотрите аккуратнее – у нас может быть встречная проверка!

Алексей посмотрел на него как хозяин на собаку, которая лает на мирных прохожих:

– Да что ты, дружок! Бог с тобой.

Андрей отреагировал более резко, так как это камень в его огород:

– А ты никак стал главным акционером Электро-Балта?!

Что означало: сиди на своём месте и не высовывайся, главный бухгалтер как-нибудь сам разберется. Чебыкин прикусил губу – вот так, выскочка, опозорился перед коллегами.

Обедать отправились в заводскую столовую. За время трапезы Владимир позвонил три раза Андрею на трубку с одним-единственным вопросом: хватит жрать, когда вы явитесь в офис? Ему не терпелось узнать результаты переговоров с аккумуляторным вождём – гендиректором Электро-Балта. Быстровы никогда не ходили в заводскую столовую – брезговали. А зря – готовили неплохо, и за пятьдесят рублей можно было нажраться до отвала. (в городе даже в самых демократичных бистро средний обед стоил не менее 200 рублей). Кроме того, поход в общественную столовку имел важное политическое значение: заводчане видели, что коммерсанты, замкнувшие на себя снабжение и сбыт предприятия, фактически организовавшие при заводе торговый дом – это обычные пацаны, как Гаврила с пятого цеха или Клава с проходной, им не впадлу лакать рассольник из одной кастрюли с рабочими, жрать руками оладьи, вымазавши морду сметаной. Поэтому у Андрея, Алексея и Артура не возникало проблем, чтобы о чем-либо договориться с заводчанами или выведать нужную информацию. Как говорится – знали заводскую кухню изнутри.

Между тем аккумуляторный вождь, несмотря на свой пролетарский вид и поразительное сходство с Лениным и Дзержинским, стремался общаковской еды, ему готовили отдельно и питался он в отдельном кабинетике, либо ему приносили поднос с едой в приемную. Это священнодействие – приготовление еды из отдельных продуктов в отдельной посуде и питание отдельно от коллектива – плохо работало на имидж. Само собой, все халдеи, задействованные в готовке и трансфере господской еды, подробно рассказывали о процессе, конечно же, по ходу приукрашивая. И какой-нибудь ханыга-грузчик получал информацию через десятые руки в сильно искаженном виде, и ему могло померещиться всё что угодно – трехметровые омары, черная икра в золотом ведре. И эти рассказы очевидцев он нёс дальше – за проходную, в массы.

А ведь достаточно просто посидеть в столовке, выпить хотя бы компотик с печенюшкой, но со всеми, и не будет этих кривотолков и классовой неприязни.

На обратном пути из столовой Андрей рассказал Алексею и Артуру, что все ранее виденные им крупные руководители всегда принимали питание в общественной столовой предприятия вместе со своими работниками и ели ту же самую еду, что и все: главные врачи кардиоцентра и МНТК «Микрохирургия глаза», гендиректор областной фармации, главы представительств иностранных компаний (Шеринг, Алкон Фармасьютикалз, Джонсон и Джонсон), и так далее.

– А этот Борода отрывается от народа и ведёт себя как отщепенец, – резюмировал Андрей.

Рассказывая, он обдумывал, что будет сейчас говорить о Пауэр Интернэшнл и об отчетности. Артур за обедом сказал вскользь, что до Бороды каким-то образом дошло, что у Экссона проблемы в налоговой, и это повлияло на принятие решения по закупкам сырья.

Быстровы сидели по разным кабинетам – Игорь находился в людской вместе с Вероникой и Кориной, Владимир – в новом помещении, которое, хоть и планировали, но не стали ремонтировать, чтобы оно ничем не отличалось от заводских помещений излишним комфортом. В нём все и собрались.

– Ну что? – Владимир, минуя Андрея, обратился напрямую к Артуру. А тот, опять же напрямую, ответил:

– Хуйня, Вовок, Борода заказал сто тонн С-1 у Шамлина.

– ??!!

– Инна подслушала – Барышников утром заходил и накрутил шефа.

Инна – это была секретарь из приемной, Барышников – коммерчсекий директор. Несмотря на то, что получал процент с каждой заведенной на завод тонны свинца и с каждой отгруженной на Экссон батареи, он периодически глючил и начинал на ровном месте плести интриги. Артур завёл с Инной чисто приятельские отношения – ничего личного! —

и она частенько выбалтывала разные секреты.

Артур изложил подробности переговоров, некоторое время возмущались по поводу этой вертлявой бляди – Барышникова, который всегда и вашим и нашим, затем Владимир поинтересовался, действовал ли Артур по инструкции или понёс отсебятину.

– Всё сказал, Вовок, как учили: мы наехали на «Исток», мы расширяем географию продаж, мы обязуемся выкупать больше батарей.

– А он что?

– Хочет чтобы мы завели на завод пятнадцать миллионов и на время забыли о них.

– Он совсем охуел?

– Говорит: хотя бы пять.

– Но мы устаканили вопрос, что мы не идиоты и мы не будем загонять на завод даже сто баксов! – дико вращая глазами, прокричал Владимир. – Какого хуя ему нужно!?

– Борода страхуется – вдруг возникнут проблемы при встречной налоговой проверке и у Электро-Балта не примут к зачету НДС, и тогда он акцептирует эти деньги – на сумму недоимки.

Тут все взоры обратились в сторону Андрея. Он не стал выдавать подготовленное объяснение, чтобы являть собой иллюстрацию поговорки «на воре шапка горит», решил подождать, чтобы ответить на конкретные вопросы. И они не замедлили посыпаться.

– Опять витиеватый проебал всё дело!

– Ответь, почему ты никак не наладишь учёт?

– Ты же говорил, что волгоградский бухгалтер держит руку на пульсе!

Даже Игорь, традиционно вступавшийся за Андрея, своего протеже, когда его начинали клевать, на этот раз присоединился к своим товарищам:

– На каком пульсе Андрюха держит руку? На лобковой артерии у какой-нибудь тёлки!?

Эта шутка на какую-то долю секунды развеселила компаньонов, на лицах промелькнули улыбки, но вмиг исчезли – ситуация складывалась серьёзная, завод может вообще отказаться от услуг Экссона.

– Что там опять у тебя стряслось? – Владимир, ходивший по кабинету из угла в угол, вплотную приблизился к Андрею, стоявшему у окна.

– А я хуй его знаю. Мало ли какие фобии возникнут у номера первого.

(опасаясь что кто-нибудь из заводчан подслушивает под дверью, в своих разговорах «номером первым» называли гендиректора Электро-Балта, а «номером вторым» – коммерческого директора, под такими же кличками они фигурировали во внутренней кассовой отчетности, учитывающей выдачу им комиссионных).

– А ты узнай, – Владимир повернулся к остальным. – Насчет нашего участка работы ни у кого из клиентов не возникает фобий. Почему-то все как сговорились, боятся твоей бухгалтерской хуйни!

Игорь поддержал брата. Артур молча с осуждением смотрел на Андрея, которому уже надоело выслушивать пустые предъявы и он сказал, обращаясь к Владимиру:

– Может пример приведешь что ли!

Алексей вспомнил про то, что говорилось в коммерческом отделе:

– Чебыкин что-то пизданул про налоговую отчетность.

Владимир вопросительно на него посмотрел, и он повторил: «Чебыкин сказал, будто слышал, что Экссон не подаёт отчетность в налоговую».

Все стали возмущаться – опять этот урод суёт нос куда его не просят. Но у Андрея было своё видение вопроса, и он его изложил:

– Первичная хуйня не в Чебыкине, а в Бороде! Чебыкин бы не стал выёбываться, если бы не чувствовал поддержку. Скорее всего Борода решил взять сто тонн у Шамлина и поручил Чебыкину найти причину как до нас доебаться. Тот нарыл про бухгалтерскую отчетность, скорее всего созванивался с Пауэром, а Барышников пробил цены и доложил что у Шамлина дешевле. Я у себя на фирме тоже так делаю – сам ни на кого не выезжаю, всё время прикрываюсь такими вот Чебыкинами.

Некоторое время Владимир переваривал сказанное, ходя по кабинету, затем остановился рядом с Артуром, сидевшим на тумбочке:

– По чём он покупает С-1 у Шамлина?

– По шестьсот пятьдесят баксов за тонну, Вовок.

(эту информацию Артур также узнал от Инны).

– По шестьсот пятьдесят?! Мы сами берем по такой цене!

– Плюс ж-д тариф от Владикавказа.

Настроение Владимира моментально улучшилось:

– Да он его просто лоханёт, заплатит за свинец через год или совсем кинет. А у нас пусть берет за деньги.

Эта идея всем понравилась. Собственно говоря, так оно и выходило – аккумуляторный вождь постоянно кого-нибудь кидал, динамил по оплате, а Экссону не только аккуратно оплачивал поставленный товар, но даже делал предоплату.

– Так что с отчетностью, витиеватый? – повеселевшим тоном спросил Владимир.

– А что с отчетностью… пусть предъявят конкретику – где конкретно наша налоговая не ответила по встречной проверке. А так каждый может оклеветать честного человека. Всяк сиротку обидит.

– Кто – ты «честный»? – расхохотался Владимир, а за ним все остальные.

– Вот что, – сказал он, когда все стихли. – Пусть тебе срочно вышлют копии всей отчетности с отметкой налоговой, сделай заверенные нотариусом копии, чтобы всё серьезно выглядело, и покажи на заводе всем – Барышникову, Хуишникову, бухгалтерии, короче каждой заводской пизде. Пусть убедятся, что у нас всё в порядке.

Внезапно умолкнув, он некоторое время обдумывал, затем спросил, во сколько обходится доставка одного вагона, то есть 65 тонн свинца, от Владикавказа и из Рязани. Когда Алексей дал цифру, Владимир предложить сделать следующим образом: Артур завтра пойдёт к Бороде и предложит сплав ССУА по $550 за тонну без учета доставки. Сплав будет закуплен в Рязани на «Рязцветмете», а доставлен будет машинами АТП-10, которое даёт самые низкие цены на перевозки. В накладных свинец будет указан фактически по себестоимости – пусть Борода пробьёт все цены по всей стране, а Экссон будет зарабатывать на доставке (транспортные услуги тоже не секрет, просто никто не в курсе, что АТП-10 предоставляет Экссону большие скидки).

– Главное, Артур, – втолковывал Владимир, – нарисуй ему наглядно всю экономику: вот цена во Владикавказе или на Озенках, не говори что в Рязани, вот твои 1500 рублей с каждой тонны, вот мои двести, вот транспорт, вот страховка. В конце концов, он сам прекрасно знает все цены, может взять хоть в Лондоне, хоть в Талды-Кургане. Но никто ему не откатит так, как мы. Нарисуй, пометь маркером – пусть видит, что его прибыль больше нашей, что мы работаем в ноль, что мы честные пацаны. А наш интерес будет храпеть в доставке. Андрей нарисует любые транспортные накладные.

И он повернулся к Андрею:

– Нарисуешь, витиеватый?

– Вообще не вопрос, – ответил Андрей.

– АндрейСаныч нарисует, – хмыкнул Артур. – Нарисует что свинец доставлен подлодками через Северный Полюс вокруг Антарктиды.

Андрей испытал огромное облегчение, когда после работы, дойдя до машины, открыл дверь и буквально повалился на сиденье. Никто сегодня не вспомнил про не подписанный Пауэром акт сверки. Хорошо ещё, что Экссону пока не нужны курские аккумуляторы, которые обычно закупаются на Пауэр Интернэшнл. Владимир предложил бы Андрею заплатить из своего кармана спорную сумму, чтобы урегулировать вопрос с поставщиком и иметь возможность спокойно заказывать и перечислять предоплату, не боясь, что её зачтут в счёт предыдущих долгов.

Поначалу Владимир с Артуром безапеляционно наезжали: типа Андрей перечислил деньги на Совинком, а оттуда не перевёл на Пауэр в счет взаиморасчетов – скрысил, проебал, спустил на баб. Прямо как в 2001 году – тогда эти разговоры велись каждый день.

… Всю дорогу до дому Андрей прокручивал в уме эту ситуацию – откуда могла взяться задолженность с контрагентом, с которым всё всегда ровно, все цифры совпадают копейка в копейку. Так ни до чего не додумавшись, поставил машину на стоянку и поплелся домой. Впереди была бессонная ночь – штудирование бумаг, поиск недостающих документов по всем базам.

Глава 40

Марина Маликова была лучшим sales-менеджером за всю историю Совинкома. На подвиги способны многие, но все почему-то, провернув одну-две удачные сделки, сразу сдуваются, теряют тонус. Мало кто способен на длительное трудовое напряжение. А если попадается способный человек, то его способности перечеркиваются отрицательными качествами, как например крысятничество и изменничество у Риммы Абрамовой.

Если брать в общем, то можно по пальцам одной руки пересчитать тех, кто внес положительный вклад в развитие фирмы. Добавив другую руку, можно перечислить отрицательных персонажей, и пусть они были плохими, но оказались запоминающимися яркими людьми. Про остальных можно снять фильм под названием The Expendables – если конечно вспомнить хотя бы нескольких и описать их внешность, личные характеристики, какие-то их дела.

Что касается Марины, то её профессиональные способности удачно сочетались с положительными личными качествами.

И Андрей счел чистой случайностью, неблагоприятным стечением обстоятельств то, что она завела дружбу не с теми людьми. В конце концов, ей велели передать для шефа информацию, и на её месте мог оказаться кто угодно.

Один из ни-туда-ни-сюда-клиентов, с которыми Андрей никак не мог наладить отношения, Евгений Карман, бывший главврач Центрального роддома, а теперь начальник горздравотдела, вызвал Марину к себе и передал следующее: «Твоему директору, Андрею Разгону, нужно повидаться с одним влиятельным человеком и установить с ним сотрудничество. Мы переходим на новую форму работы, и вашей фирме необходима поддержка силовиков». На вопрос, что это за влиятельный человек, Карман ответил: «Давиденко, бывший начальник ОБЭП. Хотя… бывших милиционеров не бывает».

Когда Марина передала это Андрею (в неофициальном офисе, в котором проходили все важные обсуждения – в кафе «Онтромэ»), его возмущению не было предела:

– Меня разводят на деньги?! У меня что, на лбу написано: «мудак»?! Это услуга «вы мне платите за то, что я защищаю вас от себя самого»!? Карман, мудило гороховое, он вообще за кого меня держит?! Мне не нужна «крыша», я работаю с Халанским и все вопросы к нему.

Марина вначале не поняла, в её представлении начальник горздравотдела предлагал взаимовыгодное сотрудничество, и Андрей объяснил, что взаимовыгодная форма работы существует сейчас с главврачом кардиоцентра, с другими руководителями здравоохранения, с тем же Карманом, но если сюда приплетать милицию, то это начнется, мягко говоря, игра в одни ворота – милиционерам будут платить деньги, а они будут важничать, надувать щёки, и разбираться с проверками, которые сами же инициировали.

Марина принялась виновато оправдываться: мол, она тут ни при чём, просто передаёт то, что просили передать. Андрей стал выпытывать, известно ли Карману об оборотах Совинкома, о петербургских делах, она отвечала, что лишнего нигде не болтает.

В своей обычной манере Андрей попытался заиграть и съехать с этого дела пусть даже ценой отказа от городских поставок (через горздравотдел), но настырный Карман допёк Марину звонками, и она взмолилась: «Андрюша, милый, свяжись с ним, я не хочу быть посредником в данном вопросе».

Андрей хоть и был знаком с Карманом, но с ним напрямую не общался – как клиент он был неинтересен, а удовольствие от личного общения с этим отмороженным кадром – довольно сомнительное. Прошёл месяц после того, как Марина первый раз попросила связаться с руководителем горздравотдела, прежде чем Андрей решился на звонок. Карман без лишних предисловий спросил, когда директор Совинкома придёт к нему, и Андрей назвал удобное для себя время – суббота на следующей неделе, в полдень. Карман согласился на то, что встреча состоится в выходной. Но и без этого было ясно, что планируется наебалово – а с какого ещё перепуга высокомерный Карман, к которому крайне сложно пробиться, а тем более сговориться насчёт выгодного дела, к тому же только что став большим начальником, будет так упорно добиваться встречи с предпринимателем?! Да еще согласился принять в выходной.

Но Андрей всё же решился. Во-первых, потому что был уверен в своих позициях, а во-вторых, зародилась надежда: а вдруг ему предложат что-то стоящее. В крайнем случае всегда можно отказаться – если не прямо, то косвенно, сослаться на трудности, придумать причину, и так далее.

Как было запланировано, так он и прибыл в Волгоград – в назначенный им самим день, в субботу, традиционным маршрутом, из Петербурга в Москву ночным поездом, а оттуда утренним самолётом до родного города. Тут его поджидал маленький сюрприз. Встречал Тишин, и Андрей, вспомнив про Арама, поинтересовался как поживает этот жиголо.

– А он давно уволился, вы разве не знали? – ответил Тишин.

Нет, Андрей ничего такого не знал. Ему никто не докладывал, а он и не интересовался водительскими судьбами. По датам получалось, что Арам покинул Совинком сразу после той памятной поездки, когда он вёз Андрея из аэропорта и что-то сильно разнервничался. Единственным подозрительным моментом явилось то, что Ирина как-то обошла данный вопрос, хотя должна объяснять изменения сумм в платежных ведомостях. Убыла рабочая душа, значит в следующем месяце общая сумма зарплаты сотрудникам должна уменьшиться. Андрей всегда с удовольствием отмечал такие светлые моменты, и нервничал, если сумма к выдаче увеличивалась по сравнению с предыдущим месяцем.

«Надо будет проверить все кассовые отчеты», – подумал он и поинтересовался у всезнайки-Тишина, трахалась ли Ирина с Арамом.

Тот удивлённо уставился, хотя ему всегда были по душе такие разговоры, обсуждение пикантных подробностей личной жизни – своей и чужой; и Андрею пришлось уточнить:

– Ну, может были какие-то подозрительные моменты – например катаются подолгу вдвоём, возвращаются раскрасневшиеся, смущенно поглядывают друг на друга, воркуют как голубки.

– Не было, Андрей Александрович, Ира всегда ездит со мной.

И Тишин заговорил о трудностях, свалившихся на него после ухода Арама: нового водителя не берут, приходится работать за двоих. А Арам всё-таки был хорошим парнем, Тишин скидывал на него всю рутину.

Проехали полпути, когда закончили обсуждение убывшего жиголо, и, когда проезжали Самарский разъезд, Тишин заговорил о своих сердечных делах. И сразу повеселел. Оказывается, у него сейчас отношения с одной «роскошной обеспеченной женщиной», которая вытворяет такие вещи, что с ума можно сойти. Обоим приходиться скрываться – он женат, а она, хоть и формально свободна, но у неё запутанные отношения с неким высокопоставленным господином. Тишину в этой ситуации особенно импонировало то, что он наставляет рога человеку, который по статусу гораздо выше него. Это щекотало его мужское самолюбие.

Буквально на днях она принимала его на своей богатой даче. Поролись как слоны, и после очередного захода Тишину захотелось немного вздремнуть. Он прикрыл глаза… открывает – уже утро. На часах – семь. Роскошная обеспеченная женщина спит, прижавшись, рядом, он потянулся за вещами, а она не хочет его отпускать. Кое-как выбравшись из гостеприимной фазенды, Тишин стремглав понёсся домой. У него нет ни мобильного телефона, ни даже пейджера, связи с женой никакой, и он полагался на провидение, что оно ему поможет грамотно отмазаться. Что он плёл жене – уже сам не помнит, что-то про то, будто отправлял поездом шефу на Петербург посылку, поезд сильно задержали, потом возникли дополнительные сложности, и пошло-поехало. Ревнивая жена сразу стала осматривать член – не опух ли, не покраснел, как это бывает после ебли; она всегда так делает. Обошлось.

– … хорошо, что утром не бросил палку на дорожку, ага, – покачал головой Тишин. – А ведь была мысль, уж больно хорошая женщина, ага.

Они уже подъехали к горздравотделу, находящемуся на улице Советской, но Андрея так разобрал смех, что он не мог остановиться. Успокаивался, но потом заливался хохотом, снова представив, как жена Тишина, пухлая белая пышка, нагнувшись, пристрастно осматривает его член. А ещё эти милые подробности: для того, чтобы отбить запах посторонних женщин от своих причиндал, перед возвращением домой старику Тишину приходится засовывать писюн в буррито. И по прибытию в родные пенаты писька благоухает как «Пико де Гайо».

Афанасию Тишину было уже под пятьдесят, но выглядел он презентабельно: аккуратный, подтянутый. У него были некоторые странности, подмеченные Андреем при трудоустройстве – бывал скован, зажат, будто чувствовал за собой вину. Случались запои – взять хотя бы эпохальный алкошабаш после растаможки Стеррада весной 2000 года. Но что касается противоположного пола – тут Тишин творил чудеса. Со своим возрастом, при крайне скромном бюджете таскал девок, которые ему в дочери годились. Красавчег, бывало, у Андрея так не получалось в командировке, в Казани например, зацепить приличную чиксу, а Тишин работал на раз-два-три. С его способностями вообще не вопрос развести даму в возрасте, какая бы она ни была «роскошная-обеспеченная».

Насмеявшись, Андрей посмотрел на часы. Время ещё оставалось, и он выслушал другую историю, уже не такую веселую. 23-летний Степан, старший сын Тишина, встречался с дочерью «хорошей», «роскошно-обеспеченной» женщины, гарной 19-летней красоткой.

– Ничего себе, да у вас там семейный подряд, – изумился Андрей. – Представляю как отрывается Степан.

– Ага, отрывается, – печально вздохнул Тишин. – Как бы не так.

И он поведал, что его стремление женить сына на богатой наследнице встретило понимание со стороны «хорошей женщины». Всё-таки Степан – серьезный, ответственный, целеустремленный и не избалованный парень, в отличие от развращенной золотой молодежи. Это не считая его внешних данных – красив, накачан. Есть перспективы по работе – он служит в органах МВД и его планируют перевести на хорошую должность в ФСБ. И девчонка была не против – сама звонила, приглашала погулять. Но она оказалась ему не по зубам, одни её часики стоят дороже, чем весь его гардероб. А точнее, он сам для себя так решил – будто она его держит за второсортного. И он решил прекратить знакомство, чем сильно всех огорчил. Кинул девку через хуй. Не захотел быть в примаках. Нашёл себе пэтэушницу старше себя, которую привёл в переполненную родительскую квартиру – вместо того, чтобы жить с молодой женой в отдельной хате.

– Нет, так нельзя, – согласился Андрей. – У Степана заниженная самооценка. Это хуже чем если была бы завышенная.

И поинтересовался:

– Ну хоть присунул девчонке? Или совсем растерялся?

– В том-то и дело, не знаю! Молчит как партизан, глаза отводит. Возможно, присунул, говорю же, девка сама на него вешалась, к нам домой приходила. Ей хотелось любви, чтобы разъебаться со своим женатиком, который ей запудрил мозги…

Тут подъехала золотистая Волга с государственными номерами, из неё вышел Евгений Карман и направился к главному входу. Андрей засуетился:

– Так, мне пора.

– Я перееду на ту сторону в тенёк, Андрей Александрович.

Андрей взял с заднего сиденья портфель, открыл дверь и поставил правую ногу на асфальт:

– Нет, ждать не надо. Езжайте домой, Афанасий Тихонович, сегодня же суббота.

Ему пришлось дважды повторить, чтобы Тишин усвоил: ждать не нужно. Андрей был скорее деспотом, чем демократичным руководителем, но в бытовых мелочах не утрировал. Мог заставить заняться офисной работой в выходной день, но такие вещи как извоз – это уже мракобесие.