Не бойся, я рядом Гольман Иосиф

Уставшие бизнесмены, одуревшие от скуки и тревог рублевские жены, истратившие запасы прочности политики.

Нет, Марк вовсе не относился к ним снисходительно или, тем более, с иронией: пациенты для настоящего врача – дело святое. Да и переживали они свою боль по-настоящему, проливая у него в кабинете не меньше слез, чем тяжелые больные.

Более того, Марк был убежден, что эти обратившиеся к доктору люди – молодцы и умницы: гораздо проще компенсировать нарождающиеся душевные недомогания в их начальной, зародышевой стадии.

Вторая вечерняя работа была, по сути, продолжением основной.

Здесь он уже точно был психиатром, умелым, знающим, вооруженным почти всем арсеналом современной науки. Почти, потому что в домашних условиях все же нельзя сделать то, что в клинике с хорошо обученным персоналом, а главное – с ежеминутным доглядом за больным.

А тут уже были настоящие больные: и шизофрения, и эпилепсия, и психозы, и маниакально-депрессивные состояния.

Почему эти люди не приходили к нему в клинику?

А все из-за тех же бытующих со времен советской власти стереотипов. Эти пациенты – или их ближайшие родственники – были социально активными и социально значимыми персонами. А в России такая роль с пребыванием в дурдоме по-прежнему плохо согласуется.

Вот вчера в очередной раз был депутат Госдумы. Его молодая жена родила ему чудесного сына. Крупного и здорового.

Мужик был на седьмом небе. Пока не заметил – очень скоро, – что жене его долгожданный ребенок безразличен.

Сначала молодая женщина пыталась это скрывать. Когда поняла, что ей неприятно даже видеть малыша, не то что брать на руки, – сочла себя чудовищем и попыталась повеситься.

Для каждого больного – и для каждого его родственника – их ужасные ситуации уникальны. Но сколько же послеродовых депрессий видел – и лечил, часто очень успешно – психиатр высшей квалификации Марк Лазман?

Вот и в этом случае шансы на полное выздоровление (ситуация-то реактивная) достаточно велики. Однако насколько ему было бы легче, если б он лечил женщину в стационаре, а не наблюдал ее раз в три дня у себя дома!

Но депутат даже слышать не хочет, чтобы его жена полежала, как он вслух и сказал, «в дурдоме». Вот если б у нее была, скажем, дизентерия – то пожалуйста. Инфекционное отделение депутата наверняка названием бы не испугало. А вот реактивный психоз – это в депутатской среде вещь как будто невозможная…

Сколько же он больных за последние пять дней принял? Сколько ужасных историй выслушал! А еще больше – кажущихся ужасными. Хотя больным от этого не легче: болячка, может, и выдуманная, а болит-то по-настоящему!

Помог не всем. Но многим. И гораздо больше, чем, скажем, десять или тем более пятнадцать лет назад.

Прогресс в этой области знаний был фантастический.

Марк еще помнил свои институтские учебники, в которых не столько объяснялись коренные причины того или иного заболевания – они и сейчас не вполне ясны, – сколько описывались его многочисленные внешние проявления. Сегодня же многие патологические явления, поражающие психику человека, не только стали гораздо понятнее, но и поддаются лечению.

Грубо говоря, тому же больному с тяжелой эндогенной депрессией уже есть что предложить, кроме физической культуры и смены обстановки.

С улицы донесся звук мотора.

Марк подошел к окну. За красивым кованым забором – это он еще при Татьяне успел сделать – остановилась салатового цвета люксовая микролитражка. Ого, «А-140». Маленький, но «Мерседес».

Неплохо зарабатывают нынче труженицы… как бы это поприличнее сказать… тела. В прошлый раз она приехала на такси (входило в счет). А до этого он видел ее на маленьком, тоже зеленоватом, «Ситроене».

Веронику – с ударением на втором слоге – Марк знал давно. Она появилась, наверное, через полгода после ухода Татьяны.

И деньги свои получала не зря. Во всяком случае, один, максимум два ее визита в неделю позволяли Марку больше не отвлекаться от важных дел по подобным поводам.

Недешево, конечно, но полностью избавляет от сложностей в отношениях. Жена, кстати, обошлась бы дороже. Эта мысль сначала рассмешила Марка. А потом, когда вспомнил Татьяну, расстроила.

На Татьяну он бы не пожалел любых денег.

Вероника тем временем вошла в дом – дверь не была закрыта. Каблучки звонко зацокали по дубовому паркету.

Хорошо, что приехала.

С ней легко.

Ничего не нужно говорить, объяснять или доказывать.

Все сделает сама. Возьмет, так сказать, в свои руки.

Приезжает веселая и уедет в хорошем настроении.

Должен же кто-то оказывать психологическую помощь психоаналитикам.

– Здравствуйте, доктор! – Вероника, как всегда, улыбается. – Как живете, как животик?

– Растет, – усмехнулся Марк Вениаминович, никогда особенно спортивной фигурой не обладавший. Вот только после развода начал похаживать в спортзал. Наверное, мысленно споря с бывшей женой.

– Вопрос был фигуральным, – рассмеялась Вероника и легким движением вытянула из прически какую-то хитрую заколку. Огромная грива каштановых ухоженных волос разом ссыпалась ей на слабо прикрытые маленькой кофточкой плечи.

«Номер отрепетирован, но все равно красиво», – оценил Марк.

Да она вся была отлично отрепетированным номером: легкая, невысокая фигурка, маленькая, но крепкая грудь, в меру, но заманчиво обнаженные плечи и ноги.

– Что грустите? – спросила Вероника, присев рядом с Марком, прямо на подлокотник его кресла. Во время интеллектуальной беседы-прелюдии она бы никогда не села, например, к нему на колени.

– Устал, – вздохнул он. – Физически, и не только.

– Ничего, – улыбнулась Вероника. – «Скорая помощь» уже приехала. Подождите еще чуть-чуть, – и воздушной походкой улетела в ванную комнату.

Вышла в белом пушистом халатике, прошитом синей неширокой лентой. Видно, что одежда не для бани. Но и не для какого-нибудь борделя. Почти домашняя, просто для особых случаев.

Марк почувствовал желание ее обнять – прямо в халатике, мягкую и теплую.

Вероника дернула за края узкого, тоже синего, пояска – и халатик распахнулся настежь. Марк встал ей навстречу – и в этот момент зазвонил телефон.

Сначала он решил не брать трубку – руки уже ощущали нежное тело Вероники: правая лежала на талии девушки, левая целиком спрятала в ладони Вероникину небольшую, но тугую грудь.

Однако звонки настойчиво продолжались, и Марк, чертыхнувшись, пошел к тумбочке, на которой и стояло это громкоголосое архаичное чудовище.

– Марик, извини, если отвлекаю, – раздался в трубке голос Логиновой.

– О господи! Танюшка! – Последний раз, не считая случая с несостоявшимся самоубийцей (он, кстати, так и не пришел), Логинова звонила ему не меньше полугода назад. А так обычно он сам названивал, еще пытаясь слепить обломки отношений. – Случилось что-нибудь?

– Нет. То есть да. Вернее, нет.

– Ты уж определись с этим, – рассмеялся Марк. Он уже понял, что страшного с его Логой точно ничего не произошло.

– Мне мебель должны привезти к вечеру, – наконец сказала Татьяна. – Я совсем забыла про нее. Мне очень стыдно, но просто сил нет что-то делать. Поможешь, Марконя?

– Не вопрос! – расцвел доктор медицинских наук, профессор Лазман, получив предложение поработать бригадиром грузчиков. – Через час буду!

– Марконь, – снова сказала Татьяна.

– Что?

– Я, конечно, свинья, что спрашиваю. Но это не будет расценено как новые возможности?

– Нет, – сразу погрустнев, ответил Марконя. – Не волнуйся.

И, услышав через несколько секунд в трубке короткие гудки, аккуратно положил ее на рычаги.

– Праздник жизни отменяется? – усмехнулась Вероника. Она так и осталась стоять, полуобнаженная, в распахнутом и приспущенном халатике.

– Похоже, да. Извини, Вероника.

– Клиент всегда прав. – Она и сейчас улыбалась.

…Вот это да!

А девчонка-то обиделась!

Марк нисколько не хотел ее обижать. Но он-то заказывал только секс. И чтобы никаких чувств. А выходит, какие-то чувства все-таки наблюдаются.

«Надо будет на досуге обдумать», – решил Марк. И не исключено, что результатом этого обдумывания станет дорогой подарок для Вероники и поиск Вероники номер два.

Чего-чего, а наличия чувств в подобных отношениях Марк Вениаминович никоим образом не планировал.

Впрочем, может, у нее это было просто инстинктивной реакцией. Самка инстинктивно отреагировала на побег самца. По крайней мере, обычные двести долларов – только заработанные не за несколько часов, а за несколько минут – Вероника взять не отказалась.

А еще через четверть часа обе машины – «мерсик» девушки и «Ауди-А6» Марка – одновременно отъехали от его дачи и взяли курс на столицу.

11

Парамонов всю пятницу был под впечатлением встречи с Лазманом. Что не мешало ему активно рыскать в своей огромной домашней библиотеке.

Как всегда, готовясь к написанию нового материала – то есть, по сути, к погружению в новый, дотоле неведомый (правда, в данном случае это было не совсем так) пласт жизни – Олег внимательно изучал имеющуюся информацию об объекте возникшего интереса. Тем и была прекрасна научно-популярная журналистика, что таким образом удавалось вместо одной прожить как минимум двенадцать жизней каждый год – таков был статейный план у младших редакторов.

Двенадцать – это собственных статей. А еще следовало отредактировать двадцать четыре чужих. А предварительно выбрать темы, найти авторов, уговорить их написать материал за те смешные гонорары, которыми располагало издание. В общем, довольно муторное дело. Но опять-таки позволяющее проникнуть в очередные новые кластеры бытия.

Потому-то и не мог Парамонов понять Серегу Рахманина, который делал вроде бы все то же самое, но без кайфа для читателя и, главное, без кайфа для себя.

Вот же придурок!

На сегодня, субботу то есть, у него тоже планировалась работенка. Примерно такого же свойства: поиск и проверка данных. Интернет, конечно, существенно облегчил жизнь, подложив под руку все знания мира, но и усложнил одновременно: теперь требовалось звериное чутье, чтобы не захлебнуться в море информации. И еще не нарваться на некорректную инфу, активно сливаемую в сеть миллионами дилетантов.

Поэтому, когда раздался звонок и в трубке послышался Олин голос, он испытал два чувства одновременно.

Приятно, что позвонила. С ней, в отличие от других, можно говорить обо всем.

Тем более что других не было.

А досада возникла оттого, что обещанная даме субботняя прогулка за город нарушала его рабочие планы.

Но ничего не поделаешь. Парамонов не относился к людям, обещанное которыми следовало ждать три года.

– Куда поедем? – спросил он Ольгу.

– А куда хочешь, я нигде не была, – беззаботно ответила та.

Олег уловил скрытый смысл – не была с тобой. Его все же смущало это очевидное покушение на его свободу. Но не настолько, чтобы отказываться от совместных прогулок.

– А поехали в авиационный музей, в Монино? – вдруг предложил Парамонов.

– С удовольствием, – откликнулась Ольга.

«Нет, определенно надо на ней жениться», – ухмыльнулся Олег. Ну где еще найдешь девушку, с удовольствием направляющуюся в музей авиации?

Правда, сначала все равно следовало подлечиться у Марка Вениаминовича: нехорошо строить матримониальные планы с полуневестой-полувдовой.

Парамонов планировал добраться до Монино на такси, но все решилось иначе: Ольга подкатила к его дому на своей «жигулиной» «шестерке», и пересаживаться в другую машину показалось ей глупым.

Зато успела окинуть глазом дом, из которого вышел Олег. Дом удивил: в ее представлении низкооплачиваемый младший редактор должен был жить в чем-то типа пятиэтажной «хрущевки».

Олег улыбнулся: это она еще не видела его пятикомнатной квартирки на Профсоюзной! Он уже много лет сдает ее через управление по обслуживанию дипкорпуса, благодаря чему Парамонову неважно, есть в нынешнем квартале премия в редакции или нет. Более того, даже если зарплата в этом квартале отсутствовала бы, он тоже бы не сильно заметил изменения своего материального положения.

А еще есть дача в Крыму.

И дача под Москвой.

Обе потихоньку отступают под натиском джунглей – одному туда ехать совсем не хочется.

И даже «Волга» имеется, светло-голубая «двадцать первая», с оленем на капоте, на отличном ходу и с еще черными номерами.

Олег ее не использует. Но тратит сто долларов в месяц, чтобы Сашка – сын бывшего папиного водителя дяди Димы и тоже водитель – содержал ее в порядке и полной готовности к выезду.

Да, спасибо отцу. Если б не он, младший Парамонов лишился бы значительной части своего нынешнего олимпийского спокойствия – и в отношении денег, и в отношении карьеры. Он отдает себе в этом отчет: легко гнуть свою линию, когда все материальные проблемы решены за тебя папой. Причем на всю жизнь.

– Неплохой дом, – сказала Ольга, почему-то не порадовавшись за друга.

– Да, – безразлично подтвердил ее пассажир.

– Как в Монино ехать? – спросила она.

– По Горьковскому шоссе.

На удивление, на выезде из города было беспробочно. До места тоже добрались быстро – не так это и далеко находилось от столицы.

Да и музей оказался нестандартным: прямо под открытым небом на бетонных дорожках стояла вся гордость советской и российской авиации.

Нестандартность музея заключалась и в том, что в летний солнечный выходной день он был… закрыт.

Ольга уже обдумывала «запасной аэродром» – не монинский то бишь, – но выяснилось, что Олег успел порешать все проблемы.

Похоже, его тут знали.

Смотритель кивнул уважительно. А вызванный на разговор какой-то полковник с голубыми просветами в погонах – так тот вообще радостно тряс младшему редактору руку.

– Ты что, замаскированный генерал ФСБ? – рассмеялась Ольга, когда полковник даже предложил им индивидуального экскурсовода. Олег, правда, отказался, но его дама уже понимала, что далеко не каждому в этом полугарнизоне-полумузее оказывается такой прием.

– Нет, – коротко ответил Парамонов.

– А кто?

И тут Олег сказал. Сам не ожидая, как это часто с ним случалось в беседах с Ольгой:

– Папин сын.

– В каком смысле?

– В прямом. Ситуацию с мамой папа мне не объяснил, а сам я, когда отец умер, не стал ничего раскапывать. Раз он при жизни этого не сделал.

– Так ты вообще без мамы жил?

– Да. Папа во второй раз не женился.

– А кто же вас кормил-поил?

– Домработница. Тетя Паша. Она и сейчас жива. А на объектах, меня отец часто с собой везде таскал, так там генеральская столовка была получше современного ресторана.

– Он был генерал? – Ольга становилась все менее оживленной.

– Инженер-генерал-лейтенант.

– Вот почему у тебя квартира в таком доме.

– А что, мне должно быть стыдно? Тогда должен сообщить: у меня еще есть не заработанная мной огромная квартира на Профсоюзной, пара дач и машина. А еще эллинг в Завидово. Даже вроде с яхтой, не знаю точно. Так что, Оль, я должен умереть от стыда?

– При чем здесь ты? – печально спросила Ольга.

– Я тебя не понимаю, – сказал наконец остывший Парамонов. – А кто тогда при чем?

– Я при чем, – грустно сказала женщина. – Я ж хотела тебя захапать. Женить на себе умного и доброго младшего редактора. И нищего к тому же. Вдвоем мы бы вели радостную, пусть и не шикарную, жизнь. А тут получается принц натуральный. А принц, боюсь, мне не по зубам.

– Дурила ты, Оль, – сразу успокоился Олег. – Во-первых, я жениться никогда не собирался. В том числе на тебе.

– Спасибо, милый, – галантно поблагодарила Ольга.

– А во-вторых, – как ни в чем не бывало, продолжил Парамонов, – извини, что завелся. Это у меня, можно сказать, родимое пятно прошлого. Я ж сам собой ничего не представляю. Всё – папино. И когда мне об этом напоминают, я злюсь. Хотя, – после паузы добавил он, – чего злиться на правду?

– А то, что ты – талантливый журналист, этого мало?

– Маловато. По сравнению с генерал-лейтенантом.

– Ладно, – обидно быстро согласилась Ольга. – Пусть журналист – мало. Даже талантливый. А как насчет поэта? Немножко, конечно, мрачновато – но ведь сильно:

  • Мы стоим на узком пятачке.
  • И твоя рука – в моей руке.
  • И твои глаза – в моих глазах.
  • Хорошо не думать о делах.
  • Хорошо не думать ни о чем.
  • Ощущать плечо своим плечом.
  • И не знать о том, что через год —
  • Эта явь, как смутный сон, пройдет…

– Это юношеский период, – слегка смутился Парамонов.

– Давай взрослый, – легко согласилась Ольга. И выдала:

  • Вместо двери – кусочки бамбука
  • На висячих шнурках.
  • В эту дверь ты входила без стука,
  • Аксиомы поправ.
  • Свет от солнца, ползущего низко,
  • На бамбуке блестит.
  • На столе, на обрывке – записка:
  • «Улетаю. Прости».
  • Выгнув к солнцу зеленые руки,
  • Тощий кактус растет.
  • В занавеске суставы бамбука
  • Исполняют фокстрот.
  • Нити щелкают сухо и нервно.
  • Играют лучом.
  • Ты ушла, торопясь, и, наверно,
  • Их задела плечом.

– Это тоже ближе к юности, – махнул рукой автор.

– А что ближе к настоящему? – спросила женщина.

– Ближе к настоящему? – задумался Олег. – Ну, например, это.

Он уже приготовился прочесть, как вдруг замолк.

– Ну, так что же ты?

– Боюсь, тебе не понравится.

– А это уже, милый, не тебе решать, – неожиданно серьезно сказала Ольга.

– Хорошо, – согласился Парамонов, извлекая из кармана смятый листок бумаги:

  • Мне б нарваться на пулю
  • В злой холодной ночи.
  • Как в бою, не почуяв —
  • Через край проскочить.
  • Через край самый дальний,
  • Что нормальных людей
  • Угнетает печалью
  • От начала их дней.
  • Унижает печалью
  • До дней их конца.
  • Проскочить бы, не чая,
  • Не меняя лица,
  • Через край окаянный,
  • Не сжимая виски.
  • Эх, нарваться б на пулю!
  • Чтоб не сдохнуть с тоски.

– Ты и в самом деле хороший поэт, – тихо сказала Ольга. – Только…

– Только лечиться надо? – нехорошо улыбнулся Олег.

Некоторое время они шли по асфальтовой дорожке молча.

– Кстати, – вдруг спохватился он. – А откуда ты вообще знаешь, что я пишу стихи? Да еще наизусть шпаришь.

– А тебе что, неприятно? – лукаво улыбнулась Ольга.

– Не знаю, – честно ответил Парамонов. – Еще не решил.

– Про то, что ты поэт, все знают. Раньше в редакции был только один компьютер, в общей комнате. А ты не всегда уничтожал за собой файлы. Сейчас еще проще: твой комп в сети.

– И ты лазишь в мои личные файлы? – поразился Парамонов.

– Регулярно, – мгновенно раскололась Ольга. – Я же не могу залезть в твою голову. Так что хоть так.

– Ну ты даешь! – восхитился Олег.

За такой волнующей и полной открытий беседой они уже дошли до первых самолетных стоянок.

Да, здесь сыну инженер-генерал-лейтенанта действительно не требовался экскурсовод.

– Это машина Мясищева. – Он уважительно погладил стойку шасси огромного четырехдвигательного реактивного монстра. – Обогнала свой век. Потому и не была в большой серии. Хотя служила очень долго: еще детали к «Бурану» по воздуху таскала. Да и сейчас, я думаю, после небольшого ремонта наверняка взлетит. А вот эта – «Ту-144», первый сверхзвуковой пассажирский.

– А я думала, «Конкорд» первый, – то ли спросила, то ли сказала Ольга.

– Нет, первым взлетел наш. Идея была хорошая: у них – за три часа пересекать Атлантику, у нас – долетать до Владика.

– Значит, мы выиграли тот раунд?

– Никто не выиграл, – вздохнул Парамонов. – Нефть подорожала, и скорость стала слишком накладным удовольствием. Правда, «Конкорд» еще полетал на трансатлантических линиях. Но в большую серию не пошел.

– А наш?

– Наш, первый, разбился в Ле-Бурже. В коммерческую эксплуатацию эти машины так и не поступили. Возили что-то по мелочи из Средней Азии. Короче, с точки зрения экономики – тупиковый проект. Хотя с точки зрения развития техники – прорывный.

– А мне больше нравятся старые самолетики, – призналась барышня, показывая на покрашенный зеленой краской небольшой моноплан. – Они какие-то… наивные, что ли. Крылья, как у бабочки. Винт красивый. Милые очень.

– Ну, этот милый самолетик много жизней погубил, – улыбнулся Олег. – «Як-3», последняя машина бюро Яковлева, участвовавшая в войне. Самый легкий истребитель того времени. И один из самых маневренных.

– Лучше «мессеров»? – Ольгины познания явно были ограничены художественной литературой.

– Так нельзя сказать. Французы, например, из эскадрильи «Нормандия – Неман», выбрали в качестве оружия именно его. И даже после войны улетели на подаренных им самолетах во Францию. Те немногие, кто остался жив, – уточнил он.

– Значит, хорошая машина?

– Конечно, хорошая. Достаточно скоростная и очень маневренная, особенно у земли. А большинство боев второй половины войны – массовые драки, «собачьи схватки» – происходили именно у земли. То есть требовали от аппарата максимальной маневренности. Вооружен он был, правда, слабовато – маленькая пушка и пулемет. Однако практически все приехавшие к нам воевать французы были опытными летунами. Большинство имело боевые навыки. Так что «Як-3» в их руках представлял грозную опасность.

– Но… – сказала Ольга.

– Что «но»? – не понял Олег.

– По интонационной окраске твоего повествования дальше следует «но»…

– «Но» тоже были, – согласился Парамонов. – Про слабое по сравнению с «мессерами» и «фокке-вульфами» вооружение, я уже сказал. А этот самолетик – еще и фанерный.

– Из обычной фанеры? – ужаснулась слушательница.

– Из авиационной. Но это ничего не меняет. Любое попадание, как правило, было фатальным. Это не «Ил-2», в котором по возвращении из боя дыр могло быть больше, чем неповрежденной поверхности. Один залп – и ты факел.

– А у немцев?

– «Ме сто девятые», все серии, дюралевые. Баки обтянуты сырой резиной, у асов – лосиной кожей. И, конечно, несравнимо более сильное вооружение. В одиночном бою с немецким истребителем «Як-3» еще имел неплохие шансы. А теперь представь, что он летит на перехват строя бомбардировщиков. Или на штурмовку пехотных позиций. И в него, в фанеру эту, палят десятки, а то и сотни, разнокалиберных стволов. Просто у нас была другая концепция ведения войны. К сожалению.

– Почему к сожалению?

– Потому что в России люди всегда были не более чем расходным материалом, – горько сказал Парамонов. – Фанерные самолеты можно было шлепать десятками тысяч. На них сажать те же десятки тысяч необученных пацанов. Их учили взлетать и садиться, остальное они должны были получить в боях. Средний срок службы – три-пять вылетов. Одноразовый самолет, одноразовые пилоты.

– А как же Покрышкин, Кожедуб? – Нет, все-таки Ольга была гораздо более подкована, чем можно было ожидать от барышни.

– Это, несомненно, настоящие асы и герои. Покрышкин – кадровый пилот, пятьдесят девять сбитых лично. Прошел всю войну. Воевал в основном на «аэрокобрах», американских истребителях, поставлявшихся нам по «ленд-лизу». Кожедуб, шестьдесят два сбитых лично, воевал на «лавочкинах», относительно тяжелых советских истребителях. Причем во второй половине войны, когда численный перевес нашей авиации уже был заметен. У немцев же количество пилотов, сбивших более ста самолетов противника – десятки. Среди них – женщины. В конце войны в Люфтваффе воевали два типа серийных реактивных истребителя. Это просто другой уровень техники.

– Почему же тогда мы выиграли? – Вопрос был провокационный.

– Потому что кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет, – улыбнулся Парамонов. Но улыбка быстро исчезла: – Мой дед на «Як-3» как раз и совершил один боевой вылет. Хорошо, успел родить до армии моего отца.

Некоторое время они молча шли по бетонным стоянкам. На них – как птицы с подрезанными крыльями – стояли самолеты. Многие из них по техническим параметрам еще могли бы взлететь. Но немногим доведется это сделать…

Ольга решила слегка расшевелить атмосферу.

– Смотри, как очки чудовища, – сказала она, показывая на хищный, приземистый, развернутый к ним высоченным хвостом-килем и соплами моторов, силуэт реактивного истребителя восьмидесятых.

– Эта схема, двухдвигательная, так на сленге и называется: «очки», – пояснил Парамонов.

– Какие же они здоровенные! – восхитилась Ольга. – А туда залезть можно?

– Не советую, – честно предупредил Олег.

– Из черной пещеры нету выхода?

– Есть.

– Ну, тогда пока. – Ольга оказалась девушкой вполне спортивной, да и шасси грозного истребителя не было высоким.

– Ты хоть сфотай меня! – Она уже выглядывала из сопла реактивного двигателя.

Парамонов пару раз добросовестно щелкнул «мыльницей».

– Вылезешь – я тебя еще раз щелкну, – пообещал он. – Кадры занятные будут.

– А что такое? – Ольга, опершись на протянутую руку, уже спустилась на бетонку.

– Посмотри на себя, – невозмутимо сказал Парамонов.

– Ой! Ой! О ужас! – запричитала барышня. Ее белое обтягивающее тело платье – равно как и кофточка того же цвета – все покрылось серыми и черными пятнами. Сажа от когда-то сгоревшего в двигателях керосина. – Что ж ты не предупредил?

– Я не предупредил? – Парамонов изо всех сил сдерживался, чтобы не расхохотаться. – Я ж сказал: не советую!

– Сказал бы «запрещаю»! – чуть не плакала Ольга. – Как я теперь домой поеду? Да даже до машины дойду?

Олег наконец пожалел неудачливую экспериментаторшу.

– Я знаю как, – сказал он и в лес девицу поволок.

Выйдя – с предварительным звонком – через боковой КПП, они оказались в настоящем лесу. Высокие сосны, небольшой еловый подрост. Но идти можно было спокойно, даже не по тропам, что Парамонов и делал. Ориентировался он в этом лесном массиве прекрасно.

– Сейчас здесь будет озерцо. Не Коктебель, конечно. Но искупаться можно. К тому же тут не бывает людей.

– Ты уверен? – Меньше всего Ольге нужны были свидетели ее позора.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Страсть, которая мучает человека двадцать лет подряд. Страсть, от которой он не может избавиться, ко...
Никита Балашов, без пяти минут олигарх, конечно же не ездил в метро, так же как и скромная студентка...
Ксения Леднева – знаменитая актриса, любимица камер, режиссеров и публики. А в целом обычная русская...
В нашем мире любой трезвомыслящий человек отлично понимает, что маги, вампиры, оборотни и восставшие...
Мир устроен просто: есть Ватага и есть все остальные. Есть обычаи Ватаги, а есть закон городов и кня...
Монография посвящена исследованию системы права и ее структуры (строения). В работе рассматриваются ...