Ради тебя одной Гольман Иосиф
Поэтому она решила идти через лес, напрямик. По самому короткому – даже отсветы фар показались между стволов – пути.
Решение принято, и Алька пошла.
Прямой путь – не всегда лучший. Дорогу ей преградили две водоотводные канавки. Неглубокие и неширокие. Одну пересекла благополучно, точнее, перепрыгнула, сняв и вторую туфлю, лишь лодыжку об лед расцарапала. Через вторую, побольше, прыгать не решилась. Пошла по льду, балансируя руками. Она уже и остановку видела, метрах в сорока. К ней, шипя, подкатывал большой, весь освещенный «ЛиАЗ».
Алька охнула, понимая, что если не успеет, то до следующего точно поморозит ноги. Потом сообразила: ей же надо в другую сторону, от Москвы.
Облегченно вздохнула.
Осторожно выбралась со льда на «берег». До шоссе оставалось каких-нибудь двадцать метров.
Автобус в Москву еще не отъехал, хотя заднюю дверь водитель уже закрыл. «Может, в него запрыгнуть? – подумала Алька. – Кто-нибудь даст набрать Серегин номер!»
И в этот момент увидела такой же «ЛиАЗ», но приближающийся с другой стороны. «Господи, какое счастье!»
Она рванула изо всех оставшихся сил, не обращая внимания ни на удивленных людей – еще бы, босая неодетая девчонка в зимнем лесу! – ни на безмолвно орущего – из-за лобового стекла не слышно! – водителя стоявшего автобуса.
А орал он от ужаса. Потому что видел в зеркальце заднего обзора несшийся в сторону столицы огромный автокран.
Счастливая Алька его даже не заметила, хотя проскочила прямо перед высоченным капотом монстра. Мысленно она уже была далеко. За пятнадцать километров отсюда. Прямо в теплых Серегиных руках.
А убило ее выступающей из задней части автокрана металлической штангой. Срезало кусок затылка. Легкая, мгновенная смерть.
Врач быстро подъехавшей «Скорой» был удивлен чрезвычайно, выразив свое недоумение с присущим всем врачам профессиональным цинизмом: «Никогда не встречал такого счастливого покойника».
Все.
Алька ушла.
30. Береславский, Ивлиев
Москва
Давненько Ефим Аркадьевич не занимался тем, за что «Беор» платил ему немалые деньги! Он испытал некие моральные неудобства, войдя (не с самого раннего утра) в свой кабинет, в котором не трудился практически весь последний месяц. Зарплату, конечно, получая.
«Ничего, отработаю», – оправдался в собственных глазах Береславский. Как всегда, этот процесс прошел гладко и безболезненно. «В конце концов, я почти герой», – окончательно успокоил он себя и с легким сердцем раскрыл книгу по собаководству: Лариска слезно просила собачку, и он хотел узнать, чем ему это грозит.
В кабинет зашла Марина Ивановна. Довольно бесцеремонно повернула книжку, чтобы взглянуть на обложку.
– Трудимся в поте лица, – подытожила она.
– Я вообще-то герой, – обиженно сообщил Ефим. И скромно добавил: – Почти.
– Слушай, герой, – как всегда прямо, сказала секретарь. – Пока ты геройствовал, Сашка один тащил на себе агентство. И не сказать, чтобы нам всем понравились премии за ноябрь. Тут тебе обзвонились. – Она выложила на стол бумажные листы с аккуратно выписанными фамилиями.
– Этого – завтра, этого – послезавтра, этих – вечером, этих – сейчас, – разбросал приоритеты Ефим.
– А остальных? – спросила Марина Ивановна.
– Никогда, – кратко ответил Береславский.
Марина Ивановна вздохнула:
– Разгильдяй ты, Ефим. Не знаю, как остальные, а этот, – ткнула она пальцем в список отверженных, – человек нужный. Тебе же с ним еще о кредитах разговаривать.
– Слушай, ты не представляешь, какой он нудный, – пожаловался Ефим. – Пусть с ним Сашка связывается. К тому же он плюется, когда разговаривает.
– Зато он человек дела, – разозлилась Марина Ивановна. – И наверняка в рабочее время не читает про собак.
– Ладно, ладно, – сдал назад Береславский. – Соединяй, я поговорю.
– Спасибо, благодетель, – ехидно поблагодарила секретарь-референт, но Ефим по тону почувствовал, что прощен. Все-таки Марина Ивановна была очень рада, что очередной инцидент завершился благополучно и непутевый Ефим снова сумел сохранить на плечах свою лысую голову.
– Что у нас новенького? – счел нужным поинтересоваться директор. – В типографии много брака нашлепали?
– Не очень, – улыбнулась Марина Ивановна. – Зато какого!
– Печатники?
– Печатники как раз работают отлично. Менеджеры твои. – Марина Ивановна на секунду вышла и принесла образцы.
– Ну и что? – Двухцветные визитки, отпечатанные на замечательной кремовой, тонированной в массе бумаге «ЗетаМаттПост», смотрелись отлично и взгляд явно радовали. – Медики будут довольны. – Ефим сам привел сюда этот заказ из Департамента здравоохранения столицы. Причем визитки были лишь первой и самой малой его частью. – Сделали качественно и недорого. Теперь они наши навсегда, – довольно заметил Береславский.
– Ага, – согласилась Марина Ивановна. – Если б ты не про собак в рабочее время читал, а корректора хорошего нанял или сам бы вычитывал…
Ефим еще раз внимательно прочитал текст. Со второго захода нашел ошибку и радостно захохотал.
– Ну что ты ржешь? – разозлилась Марина Ивановна. – Слышал бы ты, как они тут орали! – Но, не выдержав вида развеселившегося Береславского, тоже засмеялась.
Ошибка была неспециальной, однако действительно смешной: крупными буквами по верху визитки было напечатано: «ДЕПАРТАМЕНТ ЗДРАВООХРЕНЕНИЯ»…
– Одна буква, а как меняет, – удовлетворенно покачал головой Ефим.
– Самое страшное, что они часть тиража уже раздали, – объяснила Марина Ивановна.
– Ладно, – сказал Береславский. – Насчет корректора вопрос уже решен. Женщина из издательства «Наука». Пенсионерка. А с департаментом я улажу, там нормальные мужики.
– И язык у них тоже нормальный, – подтвердила Марина Ивановна. – Я сама с главным беседовала по телефону.
– Бедный главный, – посочувствовал ему Ефим.
– Ладно. Давай приступай. Деньги зарабатывай, – дала последнее указание секретарь-референт и выложила из коробочки две таблетки. – Это чтобы съел. Врач велел.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – отрапортовал Ефим, чтобы больше не заводить серьезную даму.
Марина Ивановна покинула кабинет, а вместо нее зашли сразу двое.
– Ну, что еще? – вздохнул Ефим. Он по лицам понял: неприятности.
– Аля погибла, – сказал Ивлиев.
– Как? – подскочил Береславский. – Да вы что?
– Я ездил на опознание.
Надежды Береславского на ошибку сразу иссякли. Ивлиев ошибиться не мог.
– Как это случилось? – устало спросил Ефим. – И что с Серегой?
– Несчастный случай. Я все раскрутил еще вечером. Они приехали в «Зеленую змею»…
– Какого черта им понадобилось в «Зеленой змее»? – рассвирепел Ефим.
– Пока не знаю, – поджал губы дед. Он не любил, когда его перебивали. – Мне продолжать?
– Валяй, – печально сказал Береславский. «Что-то делаешь, на что-то рассчитываешь, а потом… Воистину мы – предполагаем, а бог – располагает».
– Аля сидела рядом со Светланой.
– Кто такая? – не понял Ефим.
– Стриптизерша. Бывшая подруга Али.
– А где был Сергей?
– Поднялся наверх, к хозяину заведения.
– К Вепреву?
– Нет, Вепрев встречал новых гостей. Из-за них все и приключилось. Крутой мужик решил снять девчонку, и ему понравилась Аля.
– Значит, она все-таки не сама умерла? – не выдержал Береславский.
– С тобой вместе хорошо дерьмо есть, – разозлился старик. – Ты всегда вперед забегаешь.
– Ладно, говори, – смирился Ефим.
– Мужик уехал в пансионат, а его друг заставил Алю поехать с ним.
– Как заставил?
– Пока не знаю. Все подтверждают, что она пошла за ним сама. Никто ее за руки не тащил.
– Может, они с Серегой поссорились? – предположил до этого молчавший Орлов, вошедший в кабинет вместе с Ивлиевым.
– Вряд ли, – подумав, ответил тот.
– А почему сама пошла? – тоже усомнился Береславский.
– Не знаю почему, – отрезал Ивлиев. – Пока не знаю. Но насилия не было. Более того, через полчаса, когда ее привезли к Глинскому…
– К кому? – снова не выдержал Ефим. – К Николаю Мефодьевичу?
– А ты его откуда знаешь? – теперь уже удивился старик.
– Знаю, – не стал долго объяснять Береславский. – Он не кажется мне подходящим на роль насильника.
– А он и не стал никого насиловать. Коли дал ей позвонить Сереге с личного сотового. Судя по логике событий, наверняка предложил отвезти обратно. Она почему-то отказалась.
– Ясно почему, – мрачно сказал Ефим. – Потому что боялась ехать с его охраной. Глинский же не сам ее собирался везти.
– Иногда соображаешь, – своеобразно поощрил шефа Ивлиев. – А почему она поехала? Чем ее сманили?
– Да ничем, – закончил свои домыслы Береславский. – Небось пригрозили, что разделаются с Серегой. Кстати, куда делся Глинский?
– Уехал к себе на Урал. А насчет ее странного поведения, – задумчиво сказал старик, – может, ты и прав.
– Мне другое непонятно, – сказал Ефим. – Первое: при делах ли наш друг Вепрев? И второе: не мог Глинский сначала угрожать, а потом отпускать. Я вообще сомневаюсь, что он мог подло угрожать девчонке.
– Да, это пока в тумане, – согласился старик. Орлов вообще сидел тихо: в отличие от бухгалтерии, которую он знал досконально, криминальные истории были для него совершенно темными. Если бы дело не было столь печальным и не касалось своих, просто бы ушел: работы – по горло.
– А где сейчас Велегуров? – спохватился Ефим.
– В госпитале. Ему еще в «Змее» стало плохо. Что-то с головой. Перенапрягся от волнения. В Купавинский госпиталь привезли без сознания.
– Ты устроил? – спросил Береславский.
– Я, – согласился дед. – Там и подлечат. И попридержат, если у него возникнут какие-нибудь неправильные идеи.
– А у него возникнут, – подтвердил Ефим. – Слушай, давай ему сейчас позвоним.
– У него все нормализуется. Ночью уже пришел в себя. Вовчик, друг его, сейчас повез передачу.
– Давай наберем, – уже встревоженно повторил Береславский. Он сам набрал номер двух последних мобильников Сереги, и оба раза женский голос объяснил ему, что абонент либо выключил телефон, либо находится вне пределов досягаемости.
– Василий Федорович, звони в Купавну, – попросил Ефим. – У тебя ж там какие-нибудь чекисты знакомые есть?
– Босяк, – не удостоил его ответом дед. Но старенькую записную книжку вынул и номер набрал.
После короткого разговора и долгого ожидания Ивлиев получил новость, которая не особо удивила Береславского, хотя расстроила здорово.
– Он сбежал, – сказал дед. – Рано утром.
– Велегуров знает, кто увез Алю?
– Номер остался в его телефоне. С его связями определить Глинского – два-три часа.
Ефим, прервав беседу, позвонил сам, не прибегая к услугам Марины Ивановны.
– Егор, – сказал он, когда на том конце провода сняли трубку. – Не сочти за труд: подойди к моему сараю и осмотри входную дверь мастерской. Потом позвони мне. Да, ты утром никого на моей даче не видел?
Ему что-то ответили. Потом Береславский довольно долго ждал, пока неведомый Ивлиеву и Орлову Егор вернется к телефону.
– Понял, – наконец ответил невидимому собеседнику Береславский. – Спасибо. – И повесил трубку. – Серега побывал на даче, – сообщил он окружающим. – На бывшей моей «девятке». Замок мастерской взломан.
– Зачем ему взламывать замок? – удивился Ивлиев.
– Теперь он с винтовкой, – объяснил Ефим. – А Глинский – почти покойник.
– Ты «В-94» на даче хранил? – ужаснулся старик, уже наслышанный об их приключениях.
– А что мне ее, в офис, что ли, везти? – огрызнулся тот.
– Что собираешься делать? – спросил Орлов.
– Я еду к нему. К Глинскому то есть.
– Когда? – Это уже дед интересуется.
– Сейчас. Чаю выпью и поеду. Все равно я его обгоню.
– Я с тобой, – сказал Ивлиев.
– Извини, Василий Федорович. Здесь нужен только я. Глинский – человек непростой. И Серега тоже. Я все постараюсь уладить.
– Смотри сам на пулю не нарвись, – обиженно сказал старик.
– Постараюсь, – повторил Ефим.
Компания разошлась, прямо скажем, невеселая. Ну да что теперь поделать?
Не прошло и часа, как нос заряженной «аудюхи» Береславского уже смотрел на восток. А тем, кто его любил, снова оставалось только ждать и надеяться на лучшее.
31. Велегуров
Москва, Урал
Я очнулся ранним утром. По больничному запаху понял – в госпитале. А по тени охранника за полупрозрачной дверью одиночной палаты сделал выводы: либо я чего-то сделал, либо со мной чего-то сделали.
И тут я все вспомнил.
Не смог сдержаться, застонал. Дверь тут же открылась, вошел сначала боец, потом – красивая девушка, видимо, медсестра.
– Что-нибудь болит, Сергей Григорьевич? – спросила девушка.
– Ничего, – ответил я.
– Не стесняйтесь, вызывайте, если нужно. – Она показала на красную кнопку вызова на стенке у кровати, под моей левой рукой. – Я ваш лечащий врач, и ничего от меня не таите, хорошо? – улыбнулась она.
Я не ответил. Меня сейчас не интересовали ни девушки, ни лечащие врачи. Я вдруг отчетливо понял, что Альку никогда больше не увижу. Смысл простого слова «никогда» вошел в мой мозг как ледяной штык.
Не знаю, почему я это понял. Может, потому, что меня о ней не спрашивают. И мне о ней не рассказывают. Может, потому, что мой сотовый, аккуратно выложенный на прикроватную тумбочку, ни разу не звонил – я уже проверил протокол неполученных сообщений.
Нет больше Альки. И к этому мне придется привыкать.
Я понял, что она не вернется, еще вечером, в «Зеленой змее». Даже ее звонок не снял ужас исчезновения. Я ждал, с каждой минутой ощущая, как пульс, стучащий в моем виске, делался все сильнее и громче, кувалдой разбивая смертельно уставший мозг.
Потом меня кто-то окликнул – по-моему, вернувшийся Вепрев, – а я, вместо того чтобы ответить, просто упал. Следующее мое воспоминание – уже госпитальное.
Я твердо знаю – Альку не вернуть. А значит, все остальное теряло смысл. Кроме одного – ее у меня кто-то отнял. И я видел огромный смысл в том, что этот «кто-то» скоро умрет.
Я полежал еще немного. Потом отпросился в туалет, оделся и, поддерживаемый за руку охранником, пошел в уборную. Это все-таки была не тюрьма: решетки на окнах отсутствовали. Они были просто закрыты на щеколды и по зимнему времени проложены ватой, чтобы не дуло.
Я легко открыл окно, и охранник, деликатно оставшийся в коридоре, меня больше не увидел. Спуск с четвертого этажа не был особо рискованным – говорю же, это был госпиталь, а не тюрьма.
За забором поймал машину, на оставшиеся в кармане деньги меня добросили до моей «девятки».
Меж тем рассвело, и у солидных людей начался трудовой день.
Я очень быстро навел все необходимые справки. Аля звонила мне по телефону Николая Мефодьевича Глинского, важного уральского купца. Не знаю, как ей это удалось, но она дала мне след.
Потом я нашел саму Алю: она была в ногинском морге. Знакомый Вовчика, им уже предупрежденный, провел меня внутрь. Тело мне не показали, зато показали записи, сделанные патологоанатомом. У нее не оказалось прижизненных повреждений, кроме страшной травмы затылка, от которой и наступила смерть. Отдельным пунктом было указано, что перед смертью Аленька не была изнасилована.
Местный сыскарь сказал мне, что у них вызвали подозрения оборванный подол бархатной юбки и отсутствие на погибшей туфель и теплой одежды. Поэтому и провели допэкспертизу, при автопроисшествиях обычно ненужную.
…Эту юбку я ей подарил. И я настоял на том, чтобы она была бархатной – мягко, нежно и торжественно. Оказалось, оторванным куском ткани она обматывала ногу, потеряв туфлю.
Сыскари не ограничились автоверсией, по горячим следам отработали все. Но уголовное дело по похищению заводить не стали: четверо свидетелей видели, как Аля сама входила в здание пансионата, где жил Глинский, и сама выходила из него. Я своими глазами прочитал слова охранника о том, что такого скоростного секса тот еще не видел: Аля была в номере буквально три минуты. Если останусь жив, надо будет его найти и сломать руку. Или, лучше, вырвать язык.
– Ты тоже считаешь, что это был несчастный случай? – спросил я у сыскаря.
– Похоже на то, – подумав, сказал он. – У нее ничего не взяли. С ней ничего не сделали. У них вышла какая-то ошибка. А под машину попала… Как говорится, обходи автобус сзади, а трамвай – спереди.
– Получается, никто не виноват?
– Получается так, – вздохнул мент. – Извини.
«Человек умер, и никто не виноват, – задумался я. – Нет, так не бывает. Я найду и накажу виновных». Но говорить об этом менту, пусть и хорошему знакомому Вовчика, не стал. Просто поблагодарил, попрощался и вышел на свежий воздух.
На самом деле виноват я. Альке не следовало связываться с человеком, чьим единственным взрослым занятием было – убивать. И это не совпадение, что она встретила свою смерть совсем рядом с тем местом, где я ее подобрал в ноябре. Слишком долго живу на этом свете и слишком много видел, чтобы поверить в такие совпадения.
Что ж, с судьбой не повоюешь. Но я считал себя обязанным повоевать с теми, кого судьба выбрала в исполнители своего приговора. А может, мне просто надо было чем-то заняться.
Далее я действовал очень быстро. Продал «девятку» Ефима Аркадьевича, благо генеральную доверенность имел давно. Ездить на ней было нельзя по двум причинам: если будут искать, то именно ее. А если попадусь, то начнут тягать Береславского. С моей стороны это было бы черной неблагодарностью.
Тут же, на рынке, приобрел потрепанную, но еще крепкую темно-зеленую «четверку» с длинным накрышным багажником. «Хозяйственные» автомобили вообще меньше привлекают внимания, а мне надо было кое-что маскировать.
Затем нанес визит на дачу и сломал замок Ефима Аркадьевича на дверях мастерской. Не знаю, простит ли меня господь, а мой шеф простит точно. Он вообще не умеет долго злиться.
Разобранная на две части «В-94» легла на дно огромного багажного отсека «четверки».
Уезжая, оглянулся. Прощай, Ефимова дача. Я стремительно и сознательно лишал себя всего, что напоминало об Аленьке. Квартиру, если останусь жив, тоже продам.
На ближайшем рынке купил листы легкого утеплителя. Набил ими багажный отсек, похоронив в глубине оружие. Еще два листа привязал к верхнему багажнику.
Теперь я вряд ли у кого-нибудь вызову подозрение. Огромный груз весил мало, от него можно было за две минуты освободиться. И – недорогой, грабителей тоже не заинтересует. Но грабителей я как раз и не боялся. Даже наоборот: мне очень хотелось выстрелить в кого-нибудь достойного пули.
Напоследок полистал атлас. Выбрал северный путь: Казань, Ижевск, Пермь. Городок господина Глинского был севернее Екатеринбурга, и мне так было удобнее.
Еще раз послушал работу двигателя, покачал «четверку» на амортизаторах.
Пожалуй, все.
Поехали.
Кузьма последние два дня прожил неспокойно. О смерти девчонки он узнал на следующее утро, и, с точки зрения закона, она его никак не взволновала. Эта ненормальная девка добровольно пришла, не под конвоем – ушла. Какие претензии? Внутренние ощущения тоже не беспокоили. Он, Кузьмин, этого не хотел: дура сама помчалась в лес. И кто мог предположить, что она попадет под машину?
Виктор Геннадьевич Кузьмин боялся только одного: что о смерти психопатки узнает Колян. Это могло быть хуже всех судов и зон, вместе взятых. Кузьма понимал, что при таком раскладе он может потерять друга. Для него, Кузьмы, это хуже смерти.
А значит, Глинский ничего не должен узнать. С операми, пришедшими в тот же вечер, Кузьма разобрался и Коляна из разборок вывел. Но проблема в том, что Кузьмин помнил про парня чертовой девахи. И всерьез опасался, что тот приедет на разбор. А даже предупредить Глинского об опасности нельзя: Кузьме вчера с трудом удалось отстоять хотя бы ослабленную охрану. Колян никак не мог взять в толк, зачем тратить большие деньги на ненужные мероприятия – ведь коммерческих врагов они сейчас не имели.
Поэтому Виктор усилил свою службу наблюдения, выяснив у Вепрева все, что тот знал об этом человеке, Сергее Велегурове. Полученная информация не успокаивала, но по крайней мере давала основания к действиям. Шесть лучших специалистов Кузьмы буквально круглосуточно рыскали по городку, пытаясь по словесному портрету выявить московского гостя, если таковой все-таки объявится.
И не зря старались ребята. Ему сообщили по сотовому о подозрительном фраере на зеленой «четверке», рожей сильно смахивающем на искомое описание. Это было уже четвертое подобное сообщение, но все они были проверены лично Кузьмой: слишком важными могли быть последствия ошибки.
– Номера – московские? – спросил он сексота.
– Нет, нашего региона, – доложил топтун. Вероятность удачи падала, однако Кузьма все-таки решил лично проверить наколку. Он переоделся, нацепив сверху свою старую телогрейку. Древние кирзачи ног тоже не украшали, но зато не выбивались из имиджа. И позволяли спрятать за голенищем и маленькую фомку, и перо. Кепку Кузьмин позаимствовал у сторожа. Двухдневная щетина тоже смотрелась естественно, не то что у новомодных телеведущих.
Виктор посмотрел в зеркало. Вряд ли кто-то узнает в бывшем зэке нынешнего замдиректора, ворочающего миллионами. Оставшись доволен своим новым видом, Кузьмин сплюнул через левое плечо и решительно направился к двери.
Одного взгляда на хмурого водителя загруженной утеплителем «четверки» хватило: это он! Кузьмин так обрадовался прекращению томительного ожидания, что чуть не проявил это лицом. Но справился.
В таком деле ему не нужны ни свидетели, ни сторонние исполнители. До Коляна история дойти не должна. Это – главное условие.
Кузьмин поблагодарил старательного сотрудника. Пообещал мелкую премию, пусть даже парень нашел вовсе не того, кто нужен Кузьме. И отпустил его. А сам, сделав круг по кварталу, вернулся к «четверке».
Та и не думала исчезать. Излишне чистая – водитель пытался справиться со следами полуторатысячекилометрового пути – машина по-прежнему стояла у тротуара, пока ее водитель перекусывал в дешевой прирыночной «обжорке». Кузьма даже не стал проверять номера – наверняка ушлый парнюга свинтил их с какого-нибудь «стояка».
Да и зачем? Он еще там, в проклятой «Змее», отлично запомнил лицо этого неприятного парня.
Ну да ничего. Теперь уже не страшно. Кузьма его видит, а тот Кузьму – нет. И самое главное, Кузьма его знает. А тот Кузьму – нет. И этим колоссальным преимуществом следует воспользоваться немедленно, поскольку оно может быстро и навсегда исчезнуть.
Виктор решился. Мгновенно, как профессиональный артист, изменив выражение лица – на просительное, униженное, – он подошел к выходящему, еще дожевывающему Сергею и, улыбнувшись, тихо сказал:
– Браток, у меня для тебя кое-что есть.
– Не балуюсь, – буркнул сразу насторожившийся Сергей. Но, решив, что перед ним уличный наркодилер, слегка расслабился.
– Я не про это, – заискивающе заулыбался Кузьма. – Хотя и это есть. Я про другое.
– Говори или отваливай. – Велегуров не собирался вступать в длительные разговоры.
– Мы ведь знакомы, я не обознался? – перешел на шепот Кузьмин. – Помнишь пермскую пересылку? У тебя был гоп-стоп, так?
Его экспромт удался. Велегуров решил извлечь из ошибки мелкого блатного пользу и пополнить за ее счет свой информационный ресурс.
– Ну, – полуутвердительно ответил он.
– Я больной сейчас, мне одному не справиться.
– С чем?
– Такая хата! Лавэ чемоданами можно выносить. Охрану сняли вчера.
– Нет, у меня другие планы, – ответил Сергей, не теряя надежды вывести урку на интересующие Велегурова темы. Но блатной вышел на них сам.
– Ты бы дослушал! У этого Глинского добра до крыши.
Велегуров вздрогнул. Удача сама шла в руки. Правда, подозрительно легко и быстро.
– Мой сосед у него в охране служил, но сейчас сняли охрану, – горячо шептал блатной. – Местных на это дело не подписать – боятся. Слава богу, тебя встретил. Это божий знак! Там заходи – и бери. Лавэ – чемоданами, – начал повторяться воришка.
Велегуров уже прокачал ситуацию. Если это ловушка – он вооружен и осторожен: справиться с ним будет нелегко. А если везение – грех упускать такой случай.
– Может, и в самом деле интересно, – задумчиво произнес он. – Но такие дела с наскоку не решают. Да и кентами мы с тобой никогда не были.
– Были бы здесь мои кенты, я бы к тебе не бросился, – обиженно сказал блатной. – Все местные обоссались от фамилии.
– Такой крутой? – спросил Сергей.
– А ты что, в городе первый день? – играл свою роль Кузьмин.
– Второй, – соврал Велегуров. – Почему все дрейфят, если хата полна лавэ?
– Потому что он здесь рулит. А ты – пришлый. И я тоже. Нас его крутость не дергает. Банк сорвали – и врассыпную.
– Ладно, обсудим, – согласился Велегуров. – Только где?
– Где хочешь, – сказал блатной. – Лишь бы не на дороге. На нас уже смотрят.
– Садись в машину, – сказал Велегуров. Пока его подозрения не оправдывались. Не похоже на ловушку, если ему предоставляют возможность диктовать условия.
Кузьмин открыл дверь и сел на переднее пассажирское место. Это тоже понравилось Велегурову: он счел бы подозрительным, если бы случайный гость сел сзади.
Доехали до окраины, благо городишко был крошечный, околозаводный. Домики здесь были деревянные, полуразвалившиеся. Невдалеке, на возвышавшихся пологих холмах, чернел высокий матерый лес. И улица называлась соответствующе – Лесная.
– Почему дома пустые? – спросил Велегуров.