Горячие точки на сердце Михановский Владимир
— Ну-ну, расскажи! — оживился генерал.
— Тейп Веной имеет в некотором роде… — Завитушный выдержал эффектную паузу и закончил: — Имеют русские корни.
— Что? — генералу показалось, что он ослышался.
— Да, русские корни, — подтвердил помощник.
— Их злейшие враги?
— Представь себе.
За гостиничным окном обозначился немощный южный рассвет: ночная темнота разбавилась синеватым снятым молоком.
— А конкретней? — спросил генерал.
— Родовым гнездом тейпа Веной является село Дышне-Ведено. Это — горный аул, его сакли разбросаны по склонам крутых гор. Но это — не простой аул, не обычный, каких в Чечне тысячи. Хотя горы там — повыше других, соседних. Один старик-чеченец, охранник библиотеки, спел мне песню об этих горах, она в вольном переводе на русский звучит примерно так… — Завитушный закрыл глаза и медленно прочитал: Уступ за уступом, и снова уступы тяжелые, скользящие склоны, крутые, открытые, голые. Здесь сам выбирай себе путь, а не прячься за спину товарища, здесь мрамора мрачные глыбы — отнюдь не товар еще…
— Да ты, брат, поэт.
— Не я, а тот старик, — поправил Завитушный. — Он ашуг!
— Слушай, познакомь меня с ним, — попросил генерал. — Хочу записать за ним сказания.
— Не вопрос. Но когда?
— Когда время свободное будет.
— Заметано.
…Увы, cвободное время у полпреда президента так и не выдалось — события завертели его и потащили с собой.
Окно приметно посветлело.
— Давай насчет русских корней, — напомнил генерал, захваченный рассказом Завитушного.
— История восходит к Х1Х веку. Дело было в 1840 году. Россия вела упорную войну на Кавказе.
— Известно любому школьнику, — не преминул вставить нетерпеливую реплику Иван Иванович.
— Силы горцев возглавлял знаменитый аварский имам Шамиль, — продолжал Завитушный, не обращая внимания на реплику. — Война была ожесточенной и шла с переменным успехом. Нынешние, да и тогдашние учебники истории, о многом умалчивают, а у российской армии наряду с блестящими успехами были и провалы. Горцы захватывали немало пленных, кроме того были и перебежчики, искавшие на чеченской стороне лучшей доли, их число пополняли и ссыльные, куда входили и те, кто проштрафился в метрополии. Вот Шамиль и повелел, чтобы эти русские основали новый аул рядом с Ведено — его назвали Дышне-Ведено.
Сергей Сергеевич хлебнул остывшего чаю и продолжал:
— Ну, эти люди, — кто добровольно, кто в силу обстоятельств, — приняли к этому времени ислам и тем самым стали вайнахами. Они, конечно, обратились в патриотов Чечни…
— Большие легитимисты, чем сам король.
— Вот-вот. Но след «русскости», несмотря на то, что они женились на местных горянках, остался: и много лет спустя жителей Дышне-Ведено окрестные вайнахи называли чеченцами с русскими хвостами. Таким чеченцем с русским хвостом был и Шамиль Басаев. Имя ему дали в честь легендарного предка. Он родился в 1965 году. Позже поступил в Московский институт инженеров землеустройства. Жизнь Советского Союза тогда еще была вполне безоблачной. Колоритный штрих: занятия и семинары по компьютерной технике, которая в ту пору бала в новинку, вел небезызвестный Константин Николаевич Боровой…
— Тот самый?
— Да, в будущем достаточно известный общественный деятель демократического толка, поднимавший в свое время много шума.
— Знаю, — кивнул генерал, — он ведь в свое время даже партию свою основал, партию экономической свободы, которая, правда, довольно быстро рассыпалась.
— Верно, но куда интересней другое обстоятельство: в институте Боровой тесно сблизился с пытливым студентом из Чеченской республики Шамилем Басаевым, и эта привязанность осталась и после того, как Басаев успешно закончил институт, получив диплом инженера-землеустроителя…
Генерал слушал своего помощника с некоторым удивлением: он считал Завитушного этаким рубаха-парнем и краеведом, не очень далеким, любителем выпить и закусить, теперь же, во время долгого ночного разговора Сергей Сергеевич предстал перед ним тонким и знающим политиком, держащим в голове не только Карачаево-Черкесию, но и Чечню, куда ему вскоре предстояло переехать, и весь Кавказский регион, в котором обстановка все более дестабилизировалась.
К этому времени вполне рассвело. Сергеич отодвинул пустой стакан и продолжал:
— Как это сегодня ни парадоксально звучит, молодой Шамиль оказался способным учеником демократа.
— Интересно, в чем же это.
— Во многом. Вот пример: юный Басаев с оружием в руках и с риском для жизни защищал Белый дом в суровую годину; а вернувшись домой, в Грозный, активно выступал против Дудаева, который рвался к власти.
— А что еще ты знаешь о Шамиле Басаеве?
— Потом появилась еще одна горячая точка — Карабах.
— Да, это была одна из первых горячих точек в новой России… — задумчиво произнес генерал.
— Можно сказать — это была точка кипения, — кивнул Завитушный. — Там схлестнулись в смертельном клинче интересы Армении и Азербайджана. Каждый докатывал, что исторически Карабах принадлежит ему; и самое смешное, что убедительные аргументы находились и у тех, и других.
— И что Басаев?
— Он принял участие в этой войне.
— На азербайджанской стороне?
Завитушный кивнул:
— Разумеется! — воскликнул он. — Шамиль ведь мусульманин. Но главное не это! Сохранились свидетельства очевидцев и даже видеоматериалы, показывающие, что он проявил на этой войне поистине звериную жестокость. У него руки были по локоть в крови. Он убивал всех подряд — женщин, детей, стариков… А однажды он… — Завитушный махнул рукой и произнес: — даже пересказывать страшно!..
— Опусти подробности, — сказал генерал. — Я этих дел достаточно насмотрелся.
В окно гостиничного номера заглянули первые лучи ясного кавказского солнца.
— Ладно, подробности оставим. Чеченское руководство и влиятельные заграничные спонсоры обратили внимание на старательного воина и послали его, как бы это сказать, на курсы повышения квалификации… Ну, а если серьезно, за рубеж, в Пакистан, на военную базу моджахедов, где инструкторы проводили серьезную военную и террористическую подготовку воинов Аллаха. После этого карьера Басаева круто пошла вверх.
— А именно?
— Горячие точки на сердце России возникали одна за другой. В июле 1992 года вспыхнула Абхазия: жестоко изгнали этнических грузин и провозгласили свою самостоятельность. Шамиль Басаев сколотил группу из двадцати единомышленников и двинулся на помощь единоверцам. Путь их лежал через Северный Кавказ, через территорию Кавминвод.
— Через перевал.
— Ну да, конечно. Но в Пятигорске у искателя приключений вышла заминка. Пятигорские милиционеры заподозрили странную группу из крепких молодых парней с военной выправкой и решила задержать их, проверить документы. Попытка оказалась с негодными средствами. Группа отразила наскок нескольких блюстителей порядка, кое-кого убив, захватив рейсовый автобус с пассажирами, провозгласив их заложниками, и двинулась сюда…
— Что значит — сюда?
— Прямиком сюда, в Карачаево-Черкесию, к горным перевалам, за которыми лежит Абхазия. В Абхазии Басаев командовал сначала взводом, а потом, по решению военного руководства, интернациональной разведывательной ротой; была у чеченцев и такая. Но и это не стало потолком для честолюбивого чеченца. В январе 1993 года он уже командовал экспедиционным корпусом. Ему было доверено встречать и проверять мутный поток нечисти, прибывающей из границы, так называемых борцов с гяурами, разноплеменный сброд авантюристов, торопящихся в Ичкерию за острыми ощущениями и возможностью недурно заработать. Основную массу составляли чеченцы, прибывающие из разных стран.
Генерал Матейченков поднялся и начал нервно ходить по комнате, что-то соображая. Затем спросил:
— Может, ты знаешь, сколько бойцов было в корпусе Басаева?
— Пять тысяч. Но дело даже не в этом. Люди Басаева, как и их командир, отличались чудовищной жестокостью. В Абхазии Шамиль Басаев превзошел свои подвиги в Карабахе. Он и его головорезы ходили по колено в крови. И опять же, все свои подвиги они увековечивали на видеопленке, с тем, чтобы потом запустить ее в интернет — а чего стесняться в своем отечестве?!
— Эти ролики — важный документ, когда мы возьмем этого Басаева за жабры.
— Одновременно этот воин Аллаха не забывал о своем кармане, — продолжал Завитушный. — Всюду грабил, где только можно. Колечки и другие драгоценности с камнями срезал у женщин вместе с пальцами и ушами. Причем все делал исключительно собственноручно. Потом придумал себе более прибыльный бизнес — не отказываясь, само собой, от предыдущего: он начал регулярно грабить поезда, идущие транзитом через Чечню. Причем поставил это дело на широкую ногу.
Генерал присел на стул.
— Но тут возмездие настигло бандита, — продолжал Сергей Сергеевич. — Третье июня 1994 года стало для него черной датой: в этот день русская ракета уничтожила дом Басаева. Погибло все его семейство — жена, дети и другие родственники — всего 11 человек. Надо ли говорить, как озверел после этого Шамиль?..
— Если ты такой всезнайка, скажи: это был прицельный залп? — поинтересовался генерал.
Завитушный развел руками:
— Об этом, товарищ генерал, история к сожалению, умалчивает. Но Шамиль задумал поистине страшную месть: он подготовил ударный кулак и через одиннадцать дней захватил в Буденновске больницу, вместе с персоналом и больными, объявив всех заложниками.
— Помню, Сергеич, помню я этот эпизод…
— А потом Шамиль преспокойно продолжал набивать свой карман. — Рамки своего бизнеса он расширил.
— Ты прямо досье на Басаева собрал…
— Он мой кровный враг, — негромко произнес Завитушный.
— Где же он тебе дорогу перешел?
— Он убил моего дядю, школьного учителя математики.
— Где?
— В Грозном, дядя там много лет жил с семьей.
— Каким образом?
— Сейчас расскажу. Так вот, Шамиль Басаев начал расширять рамки своего бизнеса. Он нащупал жилу, которая поистине являлась золотоносной: это наркотики. Сил и власти у него к тому времени было достаточно, чтобы поставить дело на широкую ногу. Десятки людей — в основном это были военнопленные, обращенные в рабов — разрабатывали для него участки, этакие плантации, на которых выращивались мак и конопля — сырье для производства наркотиков. Лабораторией он сделал здание школы в Грозном, где работал мой несчастный дядя. Эту школу номер сорок Басаев купил за бесценок, точнее, захватил, оформив ее на своего родного брата. Ну, а детишек и весь педсостав бесцеремонно вытряхнул на улицу. Дядя попробовал вступиться за коллектив, и Басаев пристрелил его, как собаку. А потом велел своим янычарам вырезать всю его семью, чтоб другим неповадно было. Теперь слушай, что этот прохвост дальше придумал. Обнес школу высоким забором, окутал колючей проволокой и велел пропустить через нее ток высокого напряжения. И вооруженных охранников расставил по углам.
— Прямо чистый ГУЛАГ.
— Он самый. Но это не все: Басаев за бешеные деньги выписал для лаборатории новейшее оборудование — такого в России еще не знают. А главный специалист у него — фармаколог, профессор, нанятый по контракту из Индии. Теперь лаборатория у него работает в четыре смены, круглосуточно, за день синтезирует три килограмма героина высшего качества. Представляешь, на сколько это тянет?
— Знаю, — кивнул генерал.
— Вот такие денежные потоки соорудил себе этот борец за исламскую идею. Но и это, представь себе, не все.
— А что же еще?
— Долгое время его спонсором — то тайным, то явным — был злейший враг России — Березовский. Можно сказать, что в значительной мере на его иудины деньги была вскормлена эта анаконда, вылезшая из родового гнезда.
— А что в области политики?
— О, тут Басаев превзошел самого себя! — Воскликнул Завитушный. — Он решил ни больше ни меньше — объявить России священную войну, джихад — и возглавить ее. Правда, это не такая простая штука: чтобы объявить джихад, требуется благословение высшего духовенства…
— Знаю, фетва, — подтвердил генерал.
— О, да ты знаешь!
— Подковался маленько.
— Имамы фетву Басаеву не дали — капля разума у них сохранилась. Но он и здесь вывернулся, змей проклятый: получил фетву не мытьем, так катаньем, — вымолил ее у крайне правого мусульманского крыла — ваххабитов.
История с неудавшимся покушением на полпреда президента завершилась довольно банально.
По оперативной сводке Сергея Завитушного на место происшествия выехала криминалистическая бригада. Все зафиксировали, измерили, подписали протоколы, сфотографировали. Труп снайперши увезли в морг. Что же касается ружья, то его после донесения о происшествии затребовали в Москву на экспертизу, чем больше всех был раздосадован Завитушный — он, по его словам, о таком ружьишке мечтал всю жизнь.
Неудачный теракт, который в значительной степени случайно, но тем не менее удачно был предотвращен, имел, как это ни странно на первый взгляд, далеко идущие последствия. Жизнь полномочного представителя Президента России была сохранена, а полное расследование, проведенное по настоянию этого самого полпреда, показало истинную роль в этом происшествии помощника полпреда Сергея Сергеевича Завитушного. Казалось бы, поставь точку и переходи к следующим делам.
В жизни все происходило совсем не так. Смерть Рукайтис-Дрожжиной послужила как бы камнем, брошенным в пруд. Круги от камня расходились все дальше, достигли границ Карачаево-Черкесии и расходились все дальше, в конечном счете обойдя весь мир.
Удивляться тут нечему: если разобраться, в истории полно примеров, когда мелкая причина вызывает огромные последствия. Да и вообще большой вопрос, какую причину считать важной, а какую — ничтожной? Вспомним классический пример, который приводит Лев Николаевич Толстой в романе «Война и мир». Наполеон проиграл сражение при Бородино, потому что у него… был насморк! (По крайней мене, таково мнение великого писателя, с которым, я уверен, нельзя не считаться).
Мало? Тогда еще один пример, из более ранней истории. Самая великая в мировой истории Римская империя, пришло время, пала. Вопрос: почему? Что конкретно явилось причиной ее падения? Почему могучие легионы, казавшиеся непобедимыми — да так оно и было на самом деле! — вдруг в исторически кратчайшие сроки под ударами варваров рассыпались в прах, хотя войско последних было и раздробленней, и хаотичней, и раздиралось противоречиями, и было куда хуже вооружено? Могут сказать: таковы непреложные законы истории. Но это не ответ на вопрос, а скорее попытка уйти от него. Почему же все-таки рухнул Рим, оказавшийся колоссом на глиняных ногах? Есть, оказывается, на этот счет версия, которая кажется весьма убедительной. Рим победила… вода! Да, обыкновенная вода из водопровода. Причина, вроде бы, мелкая и совершенно ничтожная. Она исчерпывается двумя словами: СВИНЦОВОЕ ОТРАВЛЕНИЕ. Речь идет о том, что римляне при постройке и использовании водопроводов пользовались свинцовыми трубами. Вода же, проходя по таким трубам, приобретает свойства, отрицательно влияющие на здоровье человека, Как душевное, так и физическое. Проще говоря, вызывает его дегенерацию. Подчеркнем, что речь идет о бесконечно малых, почти неуловимых воздействиях. Однако они аккумулируются, накапливаются в организме и, более того, генетически передаются по наследству, из поколения в поколение. (Вот он, пресловутый закон о переходе количества в качество!) В итоге в масштабах всей державы — облом, разлом и полный крах!.. Сверхдержава рушится и падает на колени, чтобы уже не подняться.
Вернемся, однако, в Карачаево-Черкесию, в славную столицу город Черкесск. Выстрел в полпреда не состоялся, террористка погибла, а эхо от этого заурядного в масштабах вечности события распространялось все шире и шире, дойдя и до Москвы, и до далекого Афганистана…
Трудно описать ярость, в которую пришел Верховный шейх мусульман, когда его достигла весть о гибели Элен. Шейх рвал и метал. Его гнева боялась не только вся многочисленная прислуга, но и счастливые обитательницы гарема.
Рассвирепевший Головной вызвал в свою ставку шейха Северного Кавказа. Магомет-Расул быстро собрался в дорогу. О том, что бы ослушаться приказа, и речи быть не могло.
Шейха с трясущимися поджилками на аэродроме в Пешаваре у самого трапа приземлившегося самолета встретили люди Головного в черных масках. Не говоря ни слова, они усадили его в лимузин, завязали глаза и машина помчалась в горы, с ходу набрав скорость.
Верховный встретил его улыбкой, скорее напоминавшей волчий оскал. Увидев эту многозначительную улыбку, прилетевшему Магомету-Расулу стало по-настоящему страшно.
Хозяин присел на стул, придвинув его к круглому столику.
— Садись, — кивнул он гостю, — как говорят твои друзья русские, в ногах правды нет. Разговор у нас будет долгим.
Гость робко присел на краешек стула.
Хозяин бросил:
— Рассказывай.
— Что?
— Все.
Шейх начал с подробного рассказа о встрече груза 200 в аэропорту. Хозяин слушал его, ежеминутно перебивая.
— Мы сделали ей все нужные документы.
— Это я знаю. Дальше.
— С помощью нашего человека из органов милиции определили полпреда — человека, который подлежит уничтожению.
— Дальше.
— Оказалось, он каждый день бывает на городской площади, где постоянно проходит митинг. Это упростило нашу задачу… задачу снайпера-женщины, — поправился Магомет-Расул. — В качестве огневой позиции выбрали чердак дома, выходящего на площадь. Я одобрил этот выбор.
— Ну, рожай, рожай! Что дальше?.. — в нетерпении выкрикнул Верховный. Шейх Северного Кавказа никогда не видел его в таком возбуждении. Перед ним сидел не вальяжный и самоуверенный босс, к которому прислушивается весь мусульманский мир, а взволнованный донельзя мужчина, непрерывно терзающий свою холеную бороду, которая, как сразу обратил внимание гость, со времени их последней встречи приметно поседела.
Магомет-Расул припомнил глухо ходившие среди боевиков слухи, что Элен Рукайтис была любовницей Верховного. Сам он и думать боялся о таком кощунстве. Ну, говорят и говорят. Язык, как известно, без костей. Сам же он, как говорится, в ногах не стоял и свечку не держал… Может, эти гнусные слухи вообще враги ислама распускают, чертовы шайтаны…
Но в голове все время вертелись соблазнительные картины.
Он в испуге бросил взгляд на хозяина: говорят, Верховный умеет читать чужие мысли… Но Верховный даже не смотрел на него, занятый собственными мыслями.
Настал все-таки день — это случилось уже ближе к осени — когда результаты выборов в республике были признаны действительными. Немалая заслуга принадлежала в этом Матейченкову, умелые действия которого умеряли страсти, не давая им перехлестнуть через край.
Итак, Семенова провозгласили президентом.
Однако эта акция получила побочный результат, который Матейченков, увы, тоже прогнозировал: число митингующих на центральной столичной площади не только не уменьшилось, но начало возрастать.
Как-то, это было в один из последних дней августа, Завитушный притаранил ему очередную сводку оперативников о главных городских событиях за предыдущий день.
— Число митингующих на площади — пять тысяч человек, — прочел вслух генерал и посмотрел на помощника.
Завитушный сказал:
— Вчера было на две сотни меньше.
— Что же это делается, братцы?
— Растет митинг, растет, как раковая опухоль, — вздохнул сокрушенно помощник.
— Народ никак не успокоится.
— Да, покой нам только снится.
Генерал досмотрел сводку до конца:
— И тут нелады, и там не слава богу. Колготишься, а толку чуть. Вот и лето пролетело, как один день.
— Один день Ивана Денисовича, — не мог не сострить неугомонный и быстрый на язык Завитушный.
— Скорее, Ивана Ивановича, — поправил Матейченков, успевший привыкнуть к словесным выкрутасам своего помощника.
— Можно и так, — согласился тот.
— Ну, брат, если ты способен еще шутить, значит, не все потеряно, — заметил Матейченков.
— Какие будут распоряжения?
— Еще четыре части ОМОНА надо привести в боевую готовность.
— Ого.
— И сообщить на базу внутренних в войск в предгорье Эльбруса, пусть не расслабляются.
— Не жирно?
— В самый раз.
— Может, еще китайский десант вызвать?
— Какой такой китайский десант?
— Ах, ты не знаешь этот анекдот? Мужик приходит в ресторан, кидает сотнягу оркестру:
— Исполните мне песню про китайский десант.
Музыканты пожимают плечами: не знаем, мол, такой песни. Не слыхивали никогда про такую.
Мужик им еще сотнягу:
— Исполните, душа горит!
Дирижер отвечает:
— Мы бы рады, да подзабыли. Может, напоешь?
— Это пожалуйста, — говорит мужик и затягивает:
Лица желтые над городом кружатся…
— Вопросов нет, — подытожил генерал.
А круги, вызванные внезапной гибелью мусульманской террористки, продолжали расширяться.
В первые дни после ее смерти Сергей Завитушный завладел ее снайперским оружием и не мог им нахвалиться. Он демонстрировал его шефу, взахлеб рассказывал о его оптической системе, безусловно, лучшей в мире, которая на голову выше хваленой цейссовской, холил ее и лелеял, смазывал и вообще разве что не ложился с ней в собственную койку.
Ивану Ивановичу трофейное оружие тоже понравилась: с таким поохотиться — сплошное удовольствие.
Однако весть о чудо-винтовке ширилась и в конечном счете достигла определенных кругов Москвы.
И грянул гром: Москва затребовала к себе эту самую снайперскую винтовку. Спорить тут не приходилось.
Сергей Завитушный был совершенно убит этим обстоятельством, и когда полпреда вызвала для доклада Москва, уговорил его поинтересоваться знатным ружьишком. Генерал пообещал нащупать концы. Может, чего доброго, удастся вернуть его после того, как специалисты снимут с него копию?!
Генерал не забыл просьбу своего помощника, да ему и самому было досадно выпустить из рук чудо-ружье.
Будучи в министерстве Обороны и сидя с дружком-генштабистом в буфете, он завел разговор о ружье.
— Слушай, Вань, это то покушение, когда снайперша погибла? — переспросил генштабист.
— Оно самое, — подтвердил генерал. — Ты-то откуда знаешь об этом террористическом акте?
— Чудак-человек! Да у нас в Генштабе, да и в министерстве Обороны, в течение нескольких дней только и разговору об этом было.
— Делать вам, штабистам, больше нечего, как я погляжу!.. — проворчал недовольно генерал.
— А что? Ты у нас, Ваня, фигура заметная.
— Где уж нам, дуракам, чай пить!.. — махнул рукой генерал, но видно было, что это ему приятно.
— Ладно-ладно, не прибедняйся, полпред!
— Но послушай, речь не обо мне, — перевел Матейченков разговор.
— А о чем? — воззрился на него генштабист и сделал глоток остывшего к этому времени чая.
Генерал вкратце изложил историю снайперского ружья.
— Что же ты хочешь?
— Вернуть его, если можно.
— Попробуем, хоть это сложно. У меня есть связи в Росвооружении, — озаботился генштабист.
Увы, ничего хорошего из просьбы полпреда не вышло. Заметно погрустневший друг сообщил ему через два дня, что на его трофей положила глаз какая-то важная шишка из министерства.
— Ладно, пусть государство пользуется, — вздохнул полномочный представитель. — Что делать?
— Боюсь, что и государству не достанется.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что сказал… — И, понизив голос и оглянувшись — они разговаривали в коридоре Минобороны — штабист пояснил: — Есть тут вельможа один, все под себя гребет. И добро бы только под себя, это еще вытерпеть можно, а не то, глядишь, и за границу сбагрит… Так и живем.
— Что ж вы его за жабры не возьмете?
— Не получается, дружище. Рука у него волосатая наверху. Она его, понимаешь, и держит.
— Наверху?
Приятель нагнулся к его уху и прошептал:
— На самом-самом…
Кавказской осенью зачастили дожди, похожие на московские, такие же долгие и нудные.
— Где же ваша золотая осень? — спросил как-то Матейченков.
— Год на год не приходится, — ответил Завитушный. — А вообще у нас погодой командует старик Эльбрус.
— Это как?
— Старики говорят, что гора все время работает с облаками. Сначала притягивает их к себе, словно магнит, насыщает влагой, а потом отправляет обратно: кропите, мол, землицу, помогайте крестьянам-хлебопашцам…
— Мудрая гора.
— Потому что старая.
Дороги развезло, проехать по ним, особенно за городом, можно было с большим трудом.
Генерал Матейченков спал с лица, похудел. Надо было всюду поспеть. Завитушный едва поспевал за ним, иногда и отставал.
Черкесы во главе со Станиславом Деревым, осознав, что выборы ими окончательно проиграны, и плетью обуха не перешибешь, сменили тактику: они теперь требовали своего выделения из КЧР в особую автономную область.
Магомету-Расулу показалось, что допрос длится не час, а целую вечность. Головной шейх кружил вокруг главного, сыпал вопросами, и каждый из них, казалось, все туже затягивает удавку на его шее.
Чудилось, что даже потолок стал ниже, и на голову его давит вся многотысячетонная глыба горных пород, лежащих над потолком подземного дворца.
— Можно… воды? — взмолился наконец допрашиваемый, надеясь хоть на минутку перерыва.
— Воды? Ишь ты, какой ты нежный. Бери с меня пример: я же не прошу пить… Так что терпи, коза, а то мамой будешь, — продемонстрировал Верховный тонкое знание русского языка.
Матейченков и Завитушный ехали в дальний лагерь, где дислоцировался отряд ОМОНА, который совсем недавно в качестве подкрепления прибыл из Ленинградской области.
Газик осторожно побирался между луж, разбросанных на дороге, из-под колес его взлетали тучи брызг, неутомимо работали иногда застопоривающиеся дворники, очищая от осенней воды лобовое стекло машины.
— Рассыпается моя республика на части, — вздохнул Сергей Сергеевич, глядя на унылый пейзаж за окошком.
— А что поделаешь? Черкесы с карачаевцами развестись хотят, как поссорившиеся супруги.
Шофер неожиданно добавил:
— А столько лет вместе жили.
— Значит, развод, — заключил помощник.
— Дело совсем не простое, — покачал головой Матейченков. — Как ты, к примеру, границу новую проведешь? У меня голова опухла, когда слушал их споры. Вот и еще одно яблоко раздора. А сколько их, этих яблок!..