Горячие точки на сердце Михановский Владимир

— У вас ведь нет регистрации?

— Нет, — чистосердечно признался Матейченков.

— Ну, вот видите. И приехали, небось, не сегодня.

— Не сегодня.

— Тогда рекомендую пойти в милицию, не откладывая. У нас сейчас, с некоторых пор, такие строгости пошли — не дай бог.

— С каких это пор?

— С тех пор, как к нам из Москвы приехал один генерал, порядок наводить. Не слышали?

— Нет.

— Его сам Ельцин прислал. Говорят, человек справедливый и спокойный, но ужасно строгий. Его все как огня боятся.

— Ладно, воспользуюсь вашим советом. Извините за беспокойство. — произнес Матейченков и повернулся, чтобы уйти.

— Погодите, — остановила его женщина, когда генерал уже взялся за ручку двери.

— Да?

— Что вы хотели почитать?

Матейченков пожал плечами:

— Не знаю.

— Можете поискать что-нибудь на полках.

— Может быть, в другой раз. После регистрации…

— Смотрите. Смотрите, не стесняйтесь.

— Спасибо. Если что-нибудь подыщу, я залог оставлю, — Матейченков захотел снять часы, но вовремя вспомнил, что подарил их свидетелю-черкесу, а новые купить не успел.

К счастью, библиотекарша его остановила:

— Что вы, что вы! Я вам верю. Да кому нужны книги в наше время? Вот помню, в мое время, лет двадцать назад…

Не вслушиваясь в ее поток сознания, Матейченков отошел к стеллажам. Книги были расставлены не по алфавиту, а по жанрам: фантастика, детектив, военные приключения и так далее. Была и полка с многозначительной табличкой «Любовь».

— Заговорила я вас, наверно, товарищ, — донеслось до Матейченкова. — Вас, наверно, приключенческая литература интересует?

— Спасибо, — на всякий случай откликнулся он.

— Приключения вон там, где вы стоите, на нижней полке…

Матейченков заинтересовался толстой книгой, любовно переплетенной мастером в коленкор. Он вытащил ее, прочел на обложке: «Православный календарь».

Книга была старинная, с ятями. Бумага пожелтела от времени и была захватана многочисленными читателями. Он полистал книгу, вдыхая запах слежавшейся пыли.

— Что-то отобрали?

— Да.

— «Православный календарь»? — удивилась библиотекарша.

— Он самый.

— Где вы его нашли?

— Я не искал, он сам ко мне пришел, — пошутил генерал.

— Странно…

— Что же тут странного?

— Мы его давно списали. И книга подлежала уничтожению.

— Грех такую книгу уничтожать.

— И я так считаю.

— А в чем дело?

— Так распорядился Хубиев… Вы извините, вам, как приезжему, эта фамилия, наверно, ничего не говорит… В общем, был у нас такой правитель. Он пришел к власти еще во времена присной памяти Леонида Ильича Брежнева. А тогда велась на всех уровнях борьба с религиозным дурманом. Наш Хубиев хотел быть большим католиком, чем сам папа, и специальным циркуляром повелел все книги, связанные с религией, уничтожить.

— Уничтожить?

— Представьте себе. Не взять под замок, не сдать в спецхран до лучших времен, а пустить под нож.

— Круто.

— К нему депутация наших учителей и писателей ходила, пытались доказать, что это недопустимо. Что среди религиозных есть книги огромной ценности.

— Не доказали?

Она махнула рукой:

— Куда там. Хубиев только расхохотался в ответ и произнес… Мне один знакомый адыгейский поэт рассказывал, он был в той депутации… Нет, вы только подумайте, он им сказал: «Вы вот все время жалуетесь, что бумаги для книг и тетрадей не хватает. Бумагу делают из макулатуры. Порубаем на капусту эти вредные книги — вот вам и бумага появится!..

— Невежественный человек.

— Нет, вы только подумайте! Бумага появится! — Женщина возмущалась так, словно все это произошло вчера, а не бог знает сколько лет назад.

— Значит, «Календарь» спасся чудом?

— Можно сказать и так. Между прочим, если бы эту книгу обнаружили тогда во время ревизии, а их было несколько, то я бы крупно могла схлопотать.

— Уволили бы?

— Ну, это само собой. Хубиев был беспощаден, если ему где-нибудь чудился дух крамолы. Голову бы мне, может, и не отрубили, но какой-то срок припаяли запросто.

— А книгу эту хоть берут?

— Увы и ах! Нет желающих.

— Вот это зря.

— Я могу вам формуляр на эту книжку показать — он девственно чистый, как снежная вершина Эльбруса. Вы первый на моей памяти, кто ею заинтересовался.

— Мне показалось, книга любопытная.

— Все в прошлом… Все теперь стало другим. И время другое, и народ другой.

Из окна донесся глухой гул митингующей толпы, который как бы подтверждал ее слова. За время пребывания Матейченкова в библиотеке он повторился несколько раз.

— Все время этот шум, — пожаловалась библиотекарша. — Я уж и окно задраила, и бумагой все щели заклеила — ничего не помогает. В такую жарищу хочется окно распахнуть, но об этом не может быть и речи. Когда это только кончится.

— Никто не знает.

— А знаете что? Эту книгу можете забрать, — сказала вдруг библиотекарша.

— Почитать?

— Нет, насовсем.

— Слишком дорогой подарок…

— Да бросьте вы. Книга все равно списана — это раз. И читатели ею не интересуются — это два.

— Что ж, спасибо, — произнес Матейченков и взял книгу под мышку.

— Есть у меня и еще одно соображение… — библиотекарша понизила голос.

— Любопытно.

— А вдруг вернутся прежние времена? Не приведи господь, конечно. Но ведь все может быть, разве не так?

— История повторяется только в виде фарса.

— Не скажите. Вон тот же Владимир Хубиев, которого я упоминала, снова пробовал баллотироваться в президенты.

— Но он же с треском провалился, — не выдержал Матейченков.

— Это ничего не значит, — вздохнула женщина. — Сегодня провалился, а завтра опять на коне.

— Да с чего вы взяли?

— Говорят, московское руководство его поддерживает, — все тем же негромким голосом, словно боясь подслушивания, сообщила она.

— И что?

— Москва может поставить, кого захочет.

— Но сейчас же свободные выборы! Сам народ выбирает себе президента.

— Вы наивный человек! Ладно, окончим этот разговор. И, пожалуйста, не приносите мне эту книгу обратно.

…Перед сном, когда только что купленные в местном универмаге часы показывали половину четвертого ночи, генерал попробовал полистать подаренную книгу.

Старинный шрифт читался с трудом, затрудняло чтение и то, что некоторые слова были тщательно подчеркнуты, а другие — старательно взяты в рамочку. Но книга показалась ему очень любопытной, и генерал порадовался счастливому приобретению.

* * *

Верховный шейх шаг по коридорам мягким кошачьим шагом, словно крадучись. Ему никто не попадался — люди давно спали, а роботы закончили сеанс уборки. Пол мягко посверкивал в свете ночных панелей, горящих в полнакала. Никем не встреченный, спустился на лифте на нужный этаж. Приятная тяжесть универсального ключа оттягивала карман.

Вот и нужная комната.

Он постоял перед дверью несколько мгновений, огляделся. Ни души. Подергал тихонько дверь — она была заперта. «Предусмотрительный, сволочь», — подумал Верховный шейх и достал свой ключ.

Здесь нужно сказать, что все гостевые номера в подземном дворце и могли по желанию постояльцев запираться. Это имело определенный смысл, потому что в запертую комнату не мог проникнуть. Никто — кроме Верховного шейха: у него имелся для подобных случаев универсальный ключ, на манер железнодорожного. Каждый знает, что в железнодорожном вагоне пассажир может закрыться в купе на засов. Нежелательный гость туда не проникнет, а вот проводник, если ему это необходимо, запросто откроет дверь в купе.

Замок был превосходно связан, и потому ключ повернулся мягко, издав еле слышный щелчок.

Верховный шейх тщательно натянул перчатки, перед тем, как вставить ключ в скважину. Сделав отверстие пошире, он скользнул в комнату, тихонько прикрыв за собой дверь.

* * *

В город Черкесск незаметно и как-то по будничному пришла осень. Сначала потихоньку, робко, пугливо оглядываясь, по листику окрашивая деревья в желтый цвет — цвет печали и измены, как утверждают профессиональные гадалки.

Но вскоре осень стала смелой, даже наглой, и само солнце заставила подниматься пониже. Трудолюбиво притаскивала с Приэльбрусья облака и столь же трудолюбиво, до капельки выжимала их над Черкесском. Или вдруг, невесть на что рассердившись, поднимала на улицах несусветный ветер, почем зря гоняя мусор и вороша опавшие листья, словно искала среди них спрятанное сокровище.

Трясясь в газике на одну из дальних баз вновь прибывшего отряда ОМОНА, Матейченков вдруг припомнил стихи об осени, запомнившиеся с далекого детства:

  • Был зеленый язык с полуслова понятен.
  • Отчего же в разбеге аллей
  • Беспокоит мне душу тревожен, невнятен,
  • Надрывающий шум тополей?
  • Это осень прокралась доверчивой дверью:
  • Буду тихой и впредь, вот те крест!
  • Обманула, прикинулась, втерлась в доверье,
  • Все, придя, полонила окрест.
  • О, осеннего мира холодное море,
  • С сердцем спаянная земля!
  • И застыли в предчувствии снежного горя
  • Тополя, тополя, тополя…

Матейченков взял с собою «Православный календарь» и попробовал было читать на ходу, но из этого ничего не получилось. Читать при такой тряске — только глаза портить.

Тем более, голова была полна другим. Накануне он инспектировал часть внутренних войск, которую по согласованию с ним прислал главком Овчинников. В части Матейченков обнаружил ряд существенных недочетов, и теперь ему придется исправлять их на ходу самому.

Пока он трясся в газике, ему припомнился долгий разговор с генерал-полковником Овчинниковым, который произошел за несколько дней до вылета Матейченкова на Северный Кавказ.

— Вячеслав Викторович, — сказал Матейченков, — ты профессионал своего дела…

— Надеюсь.

— Как определить в нескольких словах роль и назначение внутренних войск? Чем они отличаются от всех прочих?

— Вопрос совсем не такой простой, как кажется на первый взгляд. Тут ведь что самое печальное? Узковедомственный подход к делу, — сам себе ответил Овчинников. — К счастью, мы имеем соответствующий правовой акт.

— О внутренних войсках МВД РФ?

— Ну да. Он дает перечисление основных задач, которые должны решать части оперативного назначения: блокирование районов чрезвычайного положения, пресечение вооруженных столкновений, изъятие оружия у населения…

— Разъединение противоборствующих сторон, разоружение незаконных вооруженных формирований и так далее. Думаю, именно этим мне придется заниматься в Карачаево-Черкесии, — закончил генерал Матейченков.

— Вот этим перечислением и определяется сущность внутренних войск. Извини, но короче не скажешь.

— Скажу тебе честно, я ведь чего больше всего опасаюсь? Будут у меня, кроме твоих, и армейские части, и ФСБ, и, возможно, МЧС… Как обеспечить их тесное взаимодействие?

— Это, пожалуй, главное. У нас ведь застарелая болезнь — каждый привык тащить одеяло на себя.

— Какова сейчас численность внутренних войск?

— Порядка 200 тысяч.

— Солидно.

— И ты, Брут! — улыбнулся Овчинников.

— А что?

— А то, что меня постоянно упрекают: такая внушительная армия — да с ней можно раздавить все бандформирования на территории России.

— А разве нет? — поддел Матейченков.

— Ты забываешь, что мы обязаны охранять ряд важных правительственных объектов, — загорячился Овчинников. — Сюда входят и ядерные комплексы, и специальные грузы, и так далее. Там постоянно заняты большинство моих ребят.

— А что скажешь о Чечне и Дагестане?

— Мне пришлось там солоней, чем другим. Во-первых, мы все время прикрывали административную границу с Чечней.

— СМИ тебя здорово клевали.

— И по большей части несправедливо. Но эту часть вынесем за скобки, — помрачнел Овчинников. — Далее, когда чеченские боевики вторглись в Дагестан, мы столкнулись не с бандитскими формированиями, а с частями вполне современной армии — и по боевой выучке, и по современному вооружению.

— Плюс помощь заграницы.

— Ну да. По-моему, главное — это взаимодействие милиции и армии. В этом залог успеха.

— Я тоже так думаю.

— Знаешь, во время вторжения чеченских сепаратистов в Дагестан нам пришлось хлебнуть лиха!

— Много было боевиков?

— Главная группировка составляла более четырех тысяч человек. Добавь сюда 20 единиц бронетехники, 140 орудий и минометов.

Матейченков присвистнул:

— Тут без армии не обойтись.

— Конечно. Но главное, повторяю — взаимодействие частей. Мы приобрели там неплохой боевой опыт, но достался он, поверь, дорогой ценой.

— Удалось его использовать?

— Да, когда мы ворвались непосредственно в Чечню на плечах самих боевиков.

— Ну, а в Чечне?

— Ты ведь не туда собираешься?

— Линии судьбы неисповедимы. А вообще-то мне намекнули, что Чечня не исключена.

— Противник коварен и хитер, и вооружен до зубов, и подпитывается все время зарубежьем. Но ведь мы воюем не против народа, а за народ. Поэтому я верю в конечную победу, что бы там ни было. Да, учти еще одну важную вещь: мусульманские воины — фанатики. Согласно их религии, тот, кто погибнет в бою против неверных, прямиком попадает на небо.

Матейченков прочел:

  • Блаженны падшие в сраженье:
  • Они теперь вошли в Эдем
  • И потонули в наслажденье,
  • Не отравляемом ничем.

— Это что? — спросил Овчинников.

— Коран.

— Во-во: блаженны падшие в сраженье. Ну, а плюс ко всем этим прелестям в Чечне тон сейчас задают ваххабиты.

— Фанатики.

— Они опасны вдвойне.

— Камикадзе?

— И это тоже имеет место.

Этот разговор и припомнил генерал Матейченков, когда размышлял, о чем будет говорить в следующий раз с руководством соединения внутренних войск.

* * *

Магомет-Расул долго ворочался в койке, не в силах уснуть. Он крутился так и этак, мял упругую подушку, словно самого ненавистного врага.

Сон не приходил.

Может, разуться? Сразу нужно было это сделать! Он со стоном поднялся, сел на койке, сбросил сапоги и носки. Ночная панель горела чуть-чуть, заполняя комнату мерцающим светом, похожим на лунный.

Пошевелил пальцами ног, почесал волосатую грудь. Встал, напился тепловатой воды из графина. Вроде и разговор с Верховным закончился благополучно, в том смысле, что он вышел из его кабинета живым и невредимым, хотя уже и не надеялся на лучшее. Теперь только бы до дому добраться, а такм родные горы прикроют его. Суд Аллаха?.. Но он уж как-нибудь сумеет договориться с ним, отмолить свои грехи. То, что Рукайтис-Дрожжина погибла — трагическая случайность, а его вины здесь ни капельки нет: ну что могло измениться, если бы он вместе с ней поехал на задание? Да ничего. Уж не говоря о том, что сама Елена была категорически против того, чтобы он сел с ней в машину. Правда, Верховному ничего не докажешь: он стоит на своем, и точка. Но завтра на рассвете он улетает.

И хотя у Верховного муллы руки длинные, но дома, в горах, можно будет предпринять какие-то определенные меры предосторожности…

Он почти успокоился и начал было засыпать, но вспомнил взгляд Верховного, обращенный на него и пылающий какой-то первобытной ненавистью, и сон мгновенно слетел с него.

Не дал ничего и метод подсчитывания овец, прыгающих через плетень. Он считал их и до трех, и до половины четвертого, но сон обходил его, как говорится, седьмой верстой. Наконец, отчаявшись заснуть в эту ночь, он лежал неподвижно с широко раскрытыми глазами, вперив взгляд в прямоугольник двери.

Освещение в комнате снизилось до минимального. Можно было встать и вовсе выключить последнюю едва мерцающую панель, но не было никаких сил подняться. К тому же он боялся спугнуть едва-едва приноравливающийся к нему долгожданный трепетный сон.

Неожиданно прямоугольник двери начал медленно и беззвучно отворяться. Может, он спит уже и действие происходит во сне?.. Магомет-Расул даже ущипнул себя за руку, но дверь продолжала беззвучно отворяться. Хотел закричать — но горло не могло издать ни единого звука, только какое-то змеиное шипение.

На пороге комнаты показалась безмолвная фигура, и истерзанному бессонницей шейху почудилось, что это… фигура самого Верховного. Да, эту высокую, величавую, чуть сутуловатую фигуру с широкими плечами он узнал бы из тысячи.

Вошедший прикрыл за собой двери — тихонько щелкнул язычок — и неспеша приблизился к койке, на которой лежал Магомет-Расул.

Да, это вошел Верховный.

— Ну, как ты, готов в путь? — спросил он.

— Г…готов… Я еще с вечера сложился… — ответил мулла, у которого зуб на зуб не попадал.

— Смотри, потому что это путь в один конец. Возврата не будет, — негромко произнес ночной гость.

— Я… н…ничего не з…забыл, — пробормотал шейх, который все еще ничего не понимал.

— Тем лучше, — решил ночной гость и присел на его ноги.

— Пусти… Больно… — прохрипел шейх.

— Ничего. Это последняя боль в твоей жизни.

— Смилуйся ради Аллаха!..

— Вот так, я думаю, умоляла моя голубка, когда к ней подступила смерть, — сказал Верховный. По всей видимости, он не спешил с какими-либо действиями, и Магомет-Расул понемногу успокоился: быть может, ночной его гость просто поговорить с ним перед отлетом, выбрав для этого столь экзотический способ общения; а смутные угрозы и малопонятные слова — просто его склонность к мелодраматическим эффектам, которой Верховный всегда отличался.

Сонливость окончательно слетела с гостя, и он, еле сдерживая стон, внимательно посмотрел на Верховного: ни холодного, ни горячего оружия при нем не было, он окончательно успокоился. Только ноги невыносимо ныли под непомерной тяжестью большого и костистого тела. Но Магомет-Расул решил, что чем терпеливее он будет, тем быстрее ночной гость удалится во-свояси.

Последний, однако, уходить не собирался.

Он снова велел подробнейшим образом повторить — до мельчайших деталей! — версию гибели Рукайтис прямо на огневом рубеже, версию, которую изложил ему «крот» из черкесских органов милиции, тощий мент, получавший от Магомета-Расула деньги за каждый бит информации.

— Святейший! — не выдержав, взмолился наконец приезжий. — Встань, умоляю тебя, ты ноги мне раздавишь.

— Скорее я тебе глотку раздавлю! — как-то по-будничному просто произнес Верховный и неожиданно повалился всей тяжестью на приезжего.

Ввиду внезапности нападения мулла ничего не успел предпринять, только судорожно дергаясь. Верховный, все время оставаясь в перчатках, между тем выдернул из-под головы своего гостя подушку и, наложив на лицо, принялся душить.

Отчаяние удесятерило силы шейха. Он извивался вьюном под тяжестью навалившейся на него туши, хватая воздух разинутым ртом. Изо рта его вырвался какой-то звериный вопль.

— Покричи, покричи, легче будет, — проговорил Святейший и изо всех сил налег на подушку.

Через несколько мгновений тело перестало дергаться.

— Спи с миром, — произнес Верховный и с минуту постоял над распростертым телом. Затем водрузил подушку на первоначальное место, не снимая перчаток, придал голове более естественное положение и не спеша удалился из комнаты, снова ее заперев своим универсальным ключом.

Затем пошел прочь, никем не замеченный.

* * *

Между тем, в КЧР, судя по всему, приближался пик напряженности.

На последнем митинге в Черкесске выступил Владимир Семенов — в прошлый раз противники ему выступить не дали, спровоцировав беспорядки со стрельбой.

На этот раз выступление состоялось.

Семенов при всем честном народе объявил с трибуны, что вскоре проведет свою инаугурацию — торжественное введение в должность президента, и уже даже назначил для этого день.

— Когда? — раздались крики.

— Я об этом объявлю особо.

— Скажи сейчас!

— Нельзя. Возможны провокации, как на прошлом митинге.

— Мы защитим тебя, президент!

— Надеюсь.

— А где это произойдет?

— Об этом я тоже скажу позже.

— Мы в тебе не сомневаемся, президент!

— И не сомневайтесь: мое слово — кремень.

На следующий день Матейченков столкнулся с Семеновым носом к носу в коридоре Дома правительства. Матейченков шел, по обыкновению, один, Семенов — в сопровождении нескольких вооруженных охранников, рослых качков.

— Значит, принял решение? — спросил Матейченков после того, как они остановились и поздоровались.

— Принял. Оно мне дорого досталось, — признался Семенов. Он выглядел одновременно и возбужденным и подавленным.

— Меня пригласишь?

— Само собой. Но дату инаугурации, извини, назвать пока даже тебе не могу.

— Военная тайна?

— Вроде того.

— Я не в обиде. Но тогда на торжестве инаугурации сам за порядок отвечать будешь.

— Не серчай на меня, Иван Иванович, — чуть смущенно улыбнулся Владимир Семенов.

Охранники Семенова, чуть скучая, остановились, повинуясь его жесту, поодаль, ожидая конца разговора.

— Эх, рисковый я человек! — воскликнул вдруг Семенов, когда они уже собирались расстаться. — Так и быть, дам тебе зацепку, как генерал генералу. — Он оглянулся на охрану и понизил голос. — Я проведу инаугурацию в МОЙ ДЕНЬ, — последние слова Семенов многозначительно выделил.

Матейченков пожал плечами:

— Твой день, чей же еще?

Страницы: «« ... 1516171819202122 »»

Читать бесплатно другие книги:

В этой книге читатель найдет первоначально лишь описание смерти матери героя, взятое из жизни автора...
Повесть про Турцию. Затрагивающая такие тонкие моменты мировоззрения, что ее стоило бы прочитать все...
С тем, что к полам во все времена предъявлялись повышенные требования, не поспоришь. Наши дни не явл...
Команда - небольшая, но могущественная организация, выполняющая самые сложные задания высших правите...
Леша Назаров не любил вспоминать детдом, хотя именно там он принял решение пойти работать в милицию....
Однажды на авиасалоне Маша Потемкина увидела среди зрителей непонятных существ – они были похожи на ...