Горячие точки на сердце Михановский Владимир

— И тогда он возвратился в Карачаево-Черкесию?

— Нет.

— А что еще?

— Московские приключения Владимира Семенова продолжались. Помнишь, была такая полоса в новейшей российской истории, когда высшие должностные лица в государстве, в том числе и министры, менялись с калейдоскопической быстротой? — спросил генерал.

— Отлично помню.

— Бывало так: утром назначат — вечером в шею.

— В общем, как захочет левая нога одного ну о-очень большого начальника.

— Вот тогда-то и появился на свет божий у нас новый министр обороны генерал армии Игорь Сергеев.

— Одного звания с нашим Семеновым.

— Ну да. Впоследствии Сергеев, тезка предыдущего министра, получил звание маршала.

— Новая метла…

— Казалось бы, чисто метет, правда? — подхватил Матейченков. — Мне рассказывали ребята из Минобороны, что пострадавший главком к нему обратился. И Сергеев пообещал бывшему главнокомандующему, который пострадал при невыясненных обстоятельствах, место главного военного советника министерства Обороны.

— Тоже не плохо.

— И я полагаю.

— Назначили?

— Плохо ты, Сергунь, знаешь наших интриганов! — воскликнул Матейченков.

— А что приключилось?

— Родионов и его команда не дремали. В это самое время, как по команде, в разных газетах появляются сообщения о том, что бывший главком за время службы в армии сумел нажить бешеные деньги. Никому, правда, его счетов ни в одном банке обнаружить не удалось…

— Небось, в чулке прятал.

— Не иначе. И теперь вот, говорят, жена Семенова купила в самом элитном мебельном магазине Москвы итальянский мебельный гарнитур за… сто двадцать тысяч долларов ноль-ноль копеек. Снова скандал.

— Поди докажи, что ты не верблюд.

— При этом газетчики не приводили никаких доказательств, никаких документов, — продолжал Матейченков. — Только слухи.

— Ну, а новый министр?

— На него, новоиспеченного, услужливо преподнесенные вырезки из нужных газет произвели сильное впечатление, весьма невыгодное для Семенова. Он решил, что такой чрезмерно богатый советник ему ни к чему…

— А что Семенов?

— Он держался молодцом. Сражался как лев за свое честное имя, но стену лбом не прошибешь. Я говорил с его друзьями в Минобороны — с самим Владимиром Семеновым тогда я, к сожалению, не был знаком. Только тут, в республике, познакомились…НУ, вот, мне ребята в один голос говорили, что вся кампания против главкома — клевета и чистой воды провокация.

— Странная история.

— Видишь ли, Сергей, все эти газетные статейки — только антураж. Нечто вроде гарнира к основному блюду.

— Не понял.

— Теперь я могу тебе рассказать.

— Расскажи.

— Отставка Владимира Семенова была вызвана совсем другими причинами.

— Не говори загадками, Иваныч.

— Никаких загадок. Семенова уволили потому, что он мешал развалу армии. Была и еще одна причина: он был категорически против войны в Чечне, которая очень многим нашим ура-патриотам была на руку.

Завитушный кивнул:

— Кому война, а кому мать родна.

— Тогда-то Семенов и вернулся в родные пенаты, — закончил свой рассказ генерал Матейченков.

— И здесь ему ничего не оставалось, как погрузиться в политику, — подхватил Сергей Сергеевич. — Он сразу стал знаменем карачаевцев. Ты спрашиваешь, как он пришел в политику. А никак! Земляки его сами туда на руках внесли.

— Им гордятся.

— Дело не только в этом. Видишь ли, хотя Владимир Семенов провел много лет вне своей малой родины, связи с ней он никогда не терял. И приезжал часто, и помогал чем мог. Когда представлялась возможность, навещал родных и друзей. А друзей у него много…

— Думаю, вся республика.

Между тем молодая женщина, которую случайно задел Завитушный, продолжала бросать на мужиков все более заинтересованные взгляды. Странный они разговор ведут. Вроде слова русские, а о чем балакают — ни черта не разберешь. Ну, да это — дело десятое, ей такие разговоры никак не интересны. Не разговоры дурацкие слушать пришла она сюда.

Здесь, на митинге, народ праздный, не занятый, и легче всего найти нужного человечка.

Тех балбесов, которые влезают на бочку, эти двое слушают вполуха, больше заняты своим разговором. Ну, интересы мужиков — особая статья, их понять трудно, а то и невозможно. Да оно ей и ни к чему. Лишь бы денежки у них были, да еще к ним кой-чего, что полагается.

Женщина старалась обратить на себя их внимание разными способами, это ей не удавалось. Но она не смущалась — это чувство вообще ей было чуждо.

Не смотрят на нее? И правильно. Стоющие мужики должны всегда для начала, для форсу, поломаться. Мол, мы не такие, мы из другого теста, нам красивая и принаряженная баба ни к чему.

Ломайтесь, ломайтесь, милые, она девушка не гордая. Все равно никуда вы не денетесь.

Уж навидалась она и таких, и прочих на своем веку, навалом их было, прости господи!.. Ну, пусть покуражатся, ежели им так хочется. Все равно никуда не денутся. Все они на одну колодку.

Она им и подыграть им готова, ежели на то пошло. Чем бы дитя не тешилось…

Шажок за шажком она незаметно приближалась к ним, пока не очутилась совсем рядом. Ну и разговорчики, господи помилуй! Без пол-литра не разберешься. Положим, пол-литра-то у нее найдется, да и закуска кой-какая под водочку. И зелень молодая, и сальце, картошечку в мундирах можно быстро спроворить.

И охота им нудоту эту слушать, да речи непонятные промеж собой вести?..

Она не торопила событий, выжидала. Из своего недолгого, но богатого опыта знала, что разный клиент требует разного подхода. Как рыба в Тереке, когда ее ловишь на удочку. Одну надо сразу подсекать и вытаскивать на берег, а другую поводить как следует за наживкой, пусть привыкнет к червячку, обнюхает его со всех сторон, через какое-то время заглотнет — тогда ее, стерву, и подсекай. Был у нее рыбачок знакомый, он преподал ей много премудростей.

Выговор у них вроде не местный, особливо у энтого, пышноусого, что стоял к ней поближе. А сам ничего, ладный. Да и второй ничего. Гости, значит, соображала она. В последние месяцы в Черкесск много народу понаехало.

Девки рассказывали, милиции из России пригнали, ментов этих самых — видимо-невидимо. Да только никто их толком не видел — живут, говорят, в лагерях особых, за забором. Зачем понаехали — никто толком не знает. Кто говорит — митинги разгонять, за порядком в городе наблюдать, чтобы драк, мол, не было. А что эти митинги разгонять — потреплются-потреплются, да сами и разойдутся.

Девки смеются:

— Нас ублажать менты приехали!

«Одно у них, у курв, на уме», — подумала молодая женщина, поправляя кружевной воротничок кофточки. При этом собственной особы она почему-то не коснулась…

А что энти двое — приезжие, так оно даже лучше. Местные мужики осточертели, многие ее знают, многих знает она. Да и славу дурную пустить, для них — раз плюнуть либо два пальца обмочить.

Да, приезжие получше будут, соображала она, искоса поглядывая на двоих мужиков, увлеченных беседой. Во-первых, они потароватее местных: наверно, денег у них побольше. А во-вторых, встретились — и разошлись, как в море корабли. Вот и вся любовь. Уж не говоря о том, что приезжий, он сегодня здесь — а завтра там.

Так и не дождавшись, пока на нее обратят благосклонное внимание, женщина решила взять инициативу в свои руки.

— Здрасьте, господа-товарищи, — пропела она, широко осклабясь.

Завитушный посмотрел на нее:

— Здравствуй, коли не шутишь.

Лицо ее показалось знакомым, но где он ее видел — Сергей Сергеич вспомнить не смог, хотя на память не жаловался. Никак не мог вспомнить, хоть убей, да и голова не тем была занята.

— Дозвольте спросить? — еще шире улыбнулась она.

— Спрашивай, — поощрил Матейченков.

— Про что они говорят?

— Кто? — не понял Сергеич.

— Да эти, с бочки.

— Вот те на, — удивился генерал. — Ты что, русский язык не понимаешь? А сама на русском говоришь…

— Язык-то понимаю, а смысл никак не поймаю, — продолжала она кокетливо улыбаться.

— Первый раз здесь, что ли?

— Не первый. Почти каждый день на митинг этот хожу, — на всякий случай соврала она, — но понять толком не могу. Языки у них хорошо подвешены, вот и мелют, что ни попадя. А чего орут-то?… Чего им надо?

Плотный мужик с усами, на котором была кепка с широченным козырьком, внимательно, так что она на мгновение оробела, посмотрел на нее и произнес:

— Неужто ничего не поняла?

— Ничегошеньки.

Второй покачал головой:

— Темный народ.

Первый, с козырьком, на которого она успела положить глаз, улыбнулся и произнес:

— Быть того не может.

— Вот те крест, — снова она поправила кофтенку, верхняя пуговица которой ненароком расстегнулась.

— А вот мы сейчас разберемся.

— Разбирайтесь.

— Ты давно тут стоишь?

— Раньше вашего.

— Ну-ка, о чем говорил мужик?

— Который?

— С бороденкой жидкой, тощенький такой, вертлявый…

— Который сказал, что долго в России батрачил, — подсказал второй и неожиданно подмигнул.

— Ну… — Она на несколько мгновений задумалась. — Это который говорил, что в России женщины красивые?

— Он самый.

Она стыдливо пустила глаза:

— Глупости молол.

— Ну, а все-таки.

— … Обещал он в Черкесске дома открыть.

— Какие?

— Ну, энти… Дома для публики.

Завитушный поправил:

— Публичные дома.

— Ну, вот видишь, ты все поняла, а прикидываешься дурочкой, — сказал пышноусый.

— Да он же чушь собачью молол, глупости плохие! — горячо заговорила она.

— Так уж глупости.

— Конечно, глупости! Девушек, говорит, из России выпишу красивых самых…

Разве это плохо?

— А что, у нас в Черкесске разве нет красивых девушек, своих! — горячо проговорила она и даже ногой притопнула от избытка негодования и волнения.

— Местный патриотизм, Сергеич. — Непонятно произнес пышноусый, в кепке с козырьком. — Это неплохо.

Тот молча пожал плечами, продолжая в нее вглядываться, так что она даже немного смутилась.

— Ну, вот видишь, все ты понимаешь, только прикидыаешься, — укорил ее пышноусый.

— Да что тут понимать. Глупость, она и есть глупость.

— Чем же тебе оратор не угодил? Ну, привезет он сюда еще девушек, красивых, как ты. Разве от тебя убудет?

— Не в том дело.

— А в чем?

Разговор задел ее за живое. Она, рассердившись, произнесла:

— Сами не понимаете?

— Нет.

— А на вид вроде умные мужики. Он же что сказал, оратор ваш? Что девушки, мол, в домах энтих будут бесплатно.

— Ну да.

— Да разве это справедливо!?

— Вот оно что, — протянул пышноусый. — Идея справедливости, это неплохо. — Всякий труд должен быть оплачен. Согласен с этим тезисом, Сергеич?

— Труд в СССР — дело чести.

— А также славы, доблести и геройства.

— Ты из казачек будешь? — спросил Завитушный. Он решил вести свою игру, чтобы определить наконец, где он мог видеть эту разбитную бабенку.

— А как вы узнали?

— Глаз — алмаз.

— Тебе, девушка, какая платформа больше нравится? — спросил первый.

…Неужели туфли на платформе сходу хочет подарить? Круто!

— Сейчас больше высокие носят… — она застенчиво затеребила бахрому платочка. — Но можно и на низкой, такие сейчас в универмаг выбросили…

— Ты не поняла. Чья позиция тебе больше по душе — Владимира Семенова или Станислава Дерева?

— Кто из них двоих тебе больше нравится?

Она опустила глаза и, ковыряя носком туфли землю, честно ответила:

— Оба.

— Надо выбрать.

— А если нравится и тот, и другой?

Матейченков понял, что и она ведет с ними хитрую игру, и решил ее немного продолжить:

— Так не бывает.

— Бывает, господа-товарищи, — убежденно произнесла молодая женщина. — еще как бывает!

Не выдержав серьезного тона, она расхохоталась. На них начали оглядываться стоявшие рядом.

— Попробуем с другой стороны, — подмигнул генерал. — Ты за кого голосовала в первом туре? За Дерева или за Семенова?

— Да не голосила я! — Она стыдливо прикрыла платком рот. — Голосить ужасть как не люблю. Уж так, бывало, достанется, а я ни-ни — голоса не подаю.

— Терпишь, значит?

— Терплю.

— Бог терпел, и нам велел.

— Вот что, красавица, — серьезно сказал Матейченков. — Будешь валять дурака — пошлем тебя куда подальше.

— Поняла, — быстро произнесла она, слишком хорошо зная, что происходит, когда мужик выходит из терпения.

— То-то.

— Ребята, а вы приезжие? — спросила женщина, переходя на серьезный тон.

— Допустим.

— А я сразу догадалася, — затараторила молодка.

— Как?

— И по одежке, и по говору. Акаете вы по-московски, — пояснила она, осмелев.

— И что дальше?

— Может, вам остановиться негде?

— Во время остановиться — всегда проблема.

— Гостинице нынче такие дорогие — ужасть.

— Справедливо.

— Ты что, в гостинице жила?

— Не, в гостях была… — Поняв, что сболтнула лишнего, она быстро перевела разговор: — А то могу к себе пригласить.

— Обоих?

— Место найдется.

— Одна живешь?

— Одна.

— А что за жилье?

— Домик у меня свой… Только хозяйство не держу, некогда. И садочек свой, все путем. Айда, что ли, ко мне? — для убедительности она приложила обе руки к полной груди.

— Прямо сейчас?

— А что эту галиматью слушать? — пренебрежительно махнула она рукой. — Все равно ничего путного не скажут.

— Вот он, глас народа.

Завитушный строго спросил:

— Дом-то большой?

— Места всем хватит.

— А если тесно будет?

— Ежели что — у меня и сарай большой, — блеснула она глазами. — Так что разберемся, мужики.

— А что возьмешь за постой? — поинтересовался Матейченков.

— Ничего.

— Это как?

— Ни копейки.

— Нам повезло, Сергей Сергеевич! — с пафосом произнес генерал. — В наш век чистогана встретить такой альтруизм — величайшее счастье. Ты не находишь?

— Нахожу.

— Ладно вам, мужики. Айдате.

— Так не годится, — покачал головой Матейченков. — мы не можем обижать женщину, тем более одинокую.

— Так чего вам надо?

— Уточнить диспозицию. Что входит в наши функции?

Она деловито произнесла:

— Ну, по мужицкому делу немного пособите.

— Это как?

Она стрельнула бойкими глазенками:

— А то сами не знаете!

— Представь — не знаю, — сказал Завитушный.

— Ну, там дровишек на зиму напилить да нарубить, ишо плетень подправить, покосился, как дед старый.

— Все?

— Ну, и прочее по хозяйству.

Матейченков уточнил:

— Что входит в понятие «прочее»?

Она промолчала, только слегка покраснела.

— Вот что, девушка, — строго произнес Завитушный. — Почесали язык — и хватит. Ступай отсюда подальше, чтоб тебя не было видно.

— Я вам мешаю?

— Мешаешь.

— Я вам ничего плохого не сделала…

— Еще чего не хватало. Если бы сделала — был бы другой с тобой разговор.

— Я от чистого сердца…

— Иди своей дорогой.