Горячие точки на сердце Михановский Владимир
— Попробовали бы обидеть! — глаза парня сверкнули, и он положил руку на кинжал.
Генерал улыбнулся.
— Хочешь помочь нам?
— А кто вы такие?
— Мы поддерживаем в Черкесске порядок. Не хотим, чтобы кровь проливалась, чтобы не стреляли в людей, которые ни в чем не виноваты…
— Тогда задержите мерзавцев, которые стреляли в толпу. На моих глазах прострелили женщине руку, она стояла рядом со мной… Русская… Пуля раздробила ей кисть… За что, спрашивается? Я ручаюсь, она никому ничего плохого не сделала…
— Непременно поймаем, но ты должен помочь нам, — произнес генерал Матейченков.
— Я готов! — схватился парень за кинжал. — Только отведите меня в отряд и скажите, что делать!..
— Ты должен помочь нам свидетельскими показаниями, — пояснил полпред. — Ведь ты был на митинге и видел собственными глазами, как все произошло.
— Но я рассказал вашим людям…
— Наверно, не все.
— Нет, все!
— Ладно, давай уточним.
Что-то припомнив, генерал улыбнулся и спросил:
— А кто сказал:
Черкес оружием увешан.
Он им гордится, им утешен.
— Клянусь аллахом, я так не говорил. Но сказано здорово, я готов это повторить. Черкес с оружием ложится, с оружием встает. Но никогда не направит его против слабых и беззащитных.
— Верю. А теперь скажи, что требовали зачинщики беспорядков, к чему призывали толпу?
— Я уже рассказывал. Штурмовать здание налоговой полиции.
— А почему именно это здание, а не какое-нибудь другое?
Парень пожал плечами:
— Кто их разберет? Я ведь в их шайку не вхожу, а выкрикивать объяснения они не собирались.
— Вспомни, пожалуйста, — попросил Матейченков. — Это очень важно.
— Я даже не знаю, кто эти люди, — устало произнес черкес. — Натянули на свои поганые морды чулки бабские, чтобы люди не узнали их… Нашел бы кого — первым зарезал!..
— Я не прошу, чтоб ты их узнал… Мы сами их узнаем. Но, может быть, ты случайно слышал, что они говорили между собой?
Парень задумался.
— Да, они переговаривались. Короткими репликами.
— Вот, вот! — оживился генерал. — Эти самые реплики ты и постарайся в точности припомнить.
— Друг другу они кричали: — Он там. — Точно? — Точно. — А если опять промашка? — Не должно бы. — С чего ты взял? — Да говорю же, сам шеф видел, как он скрылся в том здании. — Теперь сам аллах его не спасет. — Еще тепленького возьмем.
— У тебя, парень, отличная память, — похвалил Матейченков. — Тебе никто этого не говорил?
— Учительница говорила. В русской школе.
— Ты школу кончил?
— Не кончил, — покачал головой парень.
— Почему?
— Пришлось идти работать, маму кормить. Мама у меня слепая, — потупился черкес.
— А когда эти люди переговаривались в толпе, они имена какие-нибудь называли?
— Нет, они ни разу не назвали друг друга по имени. Осторожные, черти.
Иначе, думаю, определил бы, кто такие.
Генерал Матейченков виртуозно владел тактикой допроса. Он знал, что если даже свидетель ничего не боится и искренне желает помочь следствию, это совсем не означает, что он должен сам собой выложить как на блюдечке все, что ему известно.
Иное так глубоко запрятано в глубинах памяти и в закоулках подсознания, что требуется поистине ювелирная работа, чтобы извлечь оттуда необходимую информацию.
Этой операцией и занимался генерал, осторожно и подробно расспрашивая свидетеля-черкеса.
— Значит, своих имен эти люди не называли, — произнес Матейченков. — правильно я тебя понял?
— Правильно.
— Но, может, они называли какие-нибудь другие имена?
— Другие?
— Да.
Черкес задумался.
— Называли, — оживился он.
— Ты запомнил эти имена?
— Там и запоминать нечего, Они назвали только один раз и только одно имя.
— Какое?
— Владимир Семенов.
— Ты ничего не путаешь?
— Нет.
— А в связи с чем они его называли?
— Один другому крикнул, что Владимир Семенов укрылся в здании налоговой полиции.
В одно мгновение генералу Матейченкову стала ясна общая картина. Он схватил мобильный телефон и тут же сделал несколько коротких распоряжений подчиненным ему силовикам. Затем вышел из-за стола, подошел к свидетелю:
— Я даже не знаю, как тебя зовут.
— Ахмад.
— Спасибо тебе, Ахмад, — Матейченков крепко пожал ему руку. — Ты нам здорово помог. — Он снял с руки часы и протянул их парню:
— Носи на здоровье.
— Спасибо.
— Помни, что их подарил тебе русский генерал, который желает вашей земле мира и счастья.
Парень повертел часы в руках и надел их.
— Ты свободен, — сказал Матейченков.
— Разрешите обратиться, товарищ генерал?
— Ну, говори.
— Вы командир российских частей?
— Да.
— Я хочу быть у вас солдатом. Возьмете?
— Такого храброго джигита грех не взять.
— Точно?
Матейченков улыбнулся:
— Подумаем.
— Пойду, маме скажу!
— Но у нас денег мало платят.
— Это ничего. У нас коза есть, молоко буду продавать.
Уже у дверей парень обернулся:
— Еще один вопрос.
— Давай.
— Мне ваш офицер, который меня первым допрашивал, сказал, что оружие я обязан сдать, — парень тронул свой кинжал.
— Что же ты не сдал?
— Я ему сказал, что этот кинжал мне от деда достался. Что это единственная ценность в нашей семье. И что это еще не оружие…
— Как не оружие?
— Оно не получило крещения.
— Какого еще крещения?
— Да я им даже курицу не зарезал, — пояснил простодушно парень, поглаживая разукрашенные ножны.
Генерал нахмурился:
— И он не отобрал у тебя кинжал?
— Нет, только рассмеялся и сказал, что тот человек, который будет меня сейчас допрашивать, все равно отберет его, потому что холодное оружие носить нельзя.
— Ладно, Ахмад, кинжал оставляю тебе. Только держи его дома, носить не советую.
— А если милиция дома у меня увидит?
— Скажешь, что тебе разрешили.
— Кто?
— Генерал Матейченков.
— А если бумагу потребуют?
— Не потребуют.
После допроса Верховный шейх перешел в свой кабинет. Там ему лучше всего думалось, а надо было срочно определить важную вещь: как лучше всего привести в исполнение приговор Аллаха над мерзавцем, по вине которого погибла Элен, чудный поздний цветок, неожиданно украсивший его суровую жизнь. Он не хотел ее отпускать, сердце предчувствовало: быть беде. Но она, упорная и отчаянная девчонка, настояла на своем.
«Я должна рассчитаться с русскими, — жарко шептала она по ночам. — Больше такого случая может и не быть». И ведь уломала его! Как говорится, ночная кукушка всех перекукует.
Не включая бегущую ленту, он бродил по своему огромному кабинету, бродил до полного изнеможения, чтобы хоть как-то утихомирить жгучую боль, вызванную внезапной и столь жгучей потерей. Эта боль еще усугублялась тем, что он — в силу своего высокого, даже исключительного положения не мог ни с кем ею поделиться: у высшего имама, духовного лидера всего необозримого мусульманского мира, не должно было быть никаких слабостей, никаких особых привязанностей, кроме главной и единственной привязанности — к единственному и предвечному Творцу, великому Создателю всего сущего.
Он бродил, не разрешая себе присесть даже на минутку, разглядывал сияющие экраны с бегущей по ним информацией, сопоставлял таблицы, прикидывал в уме различные варианты развития событий в той или иной части света, в той или другой стране. Почувствовав, что силы его покидают, он добрался до одинокой пальмы — священное дерево, подарок правоверных из Аравии — и опустился на скромную скамью.
В горле пересохло. Тон вспомнил о кофе и дал сигнал сервороботу.
— Четыре чашки! — произнес он в мембрану вызова.
Когда тележка подкатила к нему с четырьмя дымящимися чашками на ней, он выставил рядом на скамейку все четыре и жестом отослал тележку прочь. Роботу очень хотелось спросить, зачем одному человеку четыре чашки, однако он был запрограммирован так, чтобы не задавать своим создателям лишних вопросов, и он молча удалился.
Ароматный чудодейственный напиток на этот раз не утолил жажды, а только еще больше разжег ее.
— Еще кофе в кабинет! — затребовал по радиосвязи Верховный шейх.
Робот откликнулся:
— Заказ невыполним.
Новое дело: бунт на корабле! До сих пор взбунтовавшихся роботов он встречал только на страницах научно-фантастических романов, но здесь речь шла о продукции, пусть и экслюзивной, японских технологов.
— Что это значит? — спросил он строго.
— Кончились молотые зерна кофе, — проскрипела мембрана. — А к ручной мельнице допускаешься только ты. Что принести взамен?
— Ладно, ничего не надо. Отдыхай, — бросил шейх в переговорную мембрану и отключил радиосвязь. С некоторого времени туповатый робот, хотя услужливый и исполнительный, раздражал его.
Елена… Элен… Он повторял это имя на тысячу ладов, но не вслух, а только про себя, мысленно. Он понимал, что произнесенное слово материализуется, и не приведи господь, если из его уст его услышат недруги…
Он встал и медленно побрел к выходу.
Теперь мысли его перекинулись на того, кого он считал главной причиной гибели Елены.
Этот чертов недоносок Магомет-Расул! Если бы он честно выполнял свои обязанности, если бы поехал с Еленой на акцию, она наверняка осталась бы цела и невредима.
Безусловно, он заслуживает смерти. Так решил шариатский суд, — в его лице. Остается привести его в исполнение.
Да, а что, кстати, поделывает приговоренный?
Он подошел к экрану внутреннего обзора и набрал на пульте номер комнаты своего гостя.
В каждой из комнат для гостей датчик обзора был расположен в одной из головок винта, которым панель дневного света крепилась к стене; ясно, что найти этот датчик, диаметром с маковое зернышко, не сумел бы ни один из постояльцев.
Верховный шейх с угрюмой усмешкой наблюдал, как его ненавистный гость мечется по комнате, переставляя стол и стулья, обстукивая стены, даже зачем-то заглядывая под кровать, разбрасывая подушки из пенопласта и разглядывая на свет жесткое солдатское одеяло.
— Ищи, ищи, неверная собака… — пробормотал он, не отрываясь глядя на экран, пока неутомимый гость метался по комнате.
Наконец, убедившись, что за ним никто не подсматривает, Магомет-Расул присел к столу, утопив лицо в ладонях…
Верховный отключил экран. Он уже не видел, как региональный шейх, подойдя к двери, тщательно закрыл ее на длинную задвижку, и затем завалился в койку, как был в обуви.
…Дело о перестрелке на площади во время митинга генерал Матейченков самолично довел до конца. Ему удалось доказать, что зачинщиками беспорядков не были бойцы ОМОНА, на которых усиленно пытались спихнуть вину некоторые из местных деятелей.
Во время митинга генерала Семенова собирались похитить его недруги: им удалось выяснить, что Семенов собирается выступить на митинге. Однако в последний момент Владимира Семенова предупредили — кстати, из штаба Станислава Дерева — о существующем заговоре, и Семенов успел укрыться в здании, близ которого находился вместе с небольшой охраной.
Жизнь его, однако, была в опасности, и если бы не решительные действия генерала Матейченкова, дело могло кончиться печально…
Матейченков сам руководил операцией.
Он вышел, чтобы ехать к зданию налоговой полиции. На ступеньках перед ним сидел давешний паренек-черкес, которого он допрашивал.
— Что сидишь? — удивился генерал.
— Вас жду.
— Зачем?
— Еще кое-что вспомнил.
— Вернулся бы и рассказал.
— Вот он не пускает, — кивнул черкес на вооруженного охранника.
— Ну, говори быстренько, что там?
— Тот, который начал стрелять первым…
— Ну!?
— Он тоже в здании налоговой полиции.
— С чего ты взял?
— Он крикнул своим, что бежит туда, чтобы самому участвовать в захвате Владимира Семенова.
— Ты узнаешь стрелявшего?
— Узнаю.
— Но он же был в маске!
— Ну и что? В лицо не узнаю, но узнаю по руке. У него на пальце правой руки перстень с огромным камнем, когда он нажимал на курок, камень блеснул на солнце…
— Да ты просто клад. Живо, со мной в машину! — распорядился Матейченков, бегом направляясь к газику.
Зачинщика в конечном счете нашли и предали суду, но это уже совсем другая история… Кстати сказать, решающую роль в поимке провокатора сыграл старинный перстень на пальце, который безошибочно опознал парень-черкес, давший показания.
Кровопролитие на площади не возымело, к счастью, продолжения. Хрупкое равновесие покачнулось, но в тот раз устояло.
Теперь Верховному шейху оставалось придумать, как осуществить вердикт, вынесенный шариатским судом — иначе он его даже в мыслях не именовал, — и уничтожить зловредного имама, по чьей вине погибла Елена, его тайная подруга, белокурая Элен.
Можно было, конечно, поручить это дело любому башибузуку из своей личной челяди. Каждый бы запросто справился с этой, в сущности, несложной задачей, да еще с приличным вознаграждением.
Проблема заключалась в другом.
Весть о гибели имама неизбежно распространится по всему мусульманскому миру. Начнется выяснение и обсуждение причин: кто или что повинно в его смерти? Предположим, слуга так хорошо сделает свое дело, что, как говорится, комар носу не подточит.
Да, в этом можно даже не сомневаться: любой верный янычар свое дело знает.
Но как этот самый янычар будет хранить и сберегать свою тайну?.. Не даст ли невольно сам Верховный шейх своему слуге средство для шантажа?.. И потом, врагов и завистников у могущественного шейха немало, и любой будет рад выложить большую сумму для того, чтобы заполучить дискредитирующую информацию — оружие против Верховного.
Ладно. Положим, этого янычара можно будет потом, после выполнения задания, убрать. Но ведь тогда той самой информацией будет обладать тот или те, кто уберет предыдущего. И так далее… Получается то, что его приятель, духовный имам Афганистана, склонный к философии, называл термином «дурная бесконечность». Значит, и этот путь не годился.
Верховный в раздумье пробежался по клавишам экрана внутреннего обзора подземного дворца. Большинство тех, кто проживал здесь, временно или постоянно, уже спало. Изредка только по бесконечным коридорам бродили примитивные роботы-уборщики, тщательно и педантично выполняя свою нехитрую работу.
Итак, вариант того, чтобы поручить кому-либо «грязную работу», к сожалению, придется отвергнуть. Остается последняя возможность — сделать эту работу самому… Не хотелось этого делать, видит Аллах, но другой возможности нет.
Чем действовать?
Он подошел к стене, где висело холодное оружие. Турецкие ятаганы, татарские кривые мечи с серебряной инкрустацией, именное оружие русских казаков, дамасские клинки, которые, даже если изогнуть их пополам, выпрямляются в исходное положение, ножи южноамериканских индейцев, кубинские мачете, способные налету разрубить пополам листок папиросной бумаги… Хорошее оружие, даром что зовут его холодным… Но у него, у всех без исключения сабель и клинков, есть один, увы, неустранимый недостаток: любой из н6их проливает кровь. А это крайне нежелательно. Нежелательно по двум причинам. Первая — это то, что любой кинжал, любая сабля проливает кровь; а Коран недвусмысленно требует, чтобы правоверный не проливал кровь единоверца. Есть и вторая причина, куда более существенная — использование клинка неминуемо оставит следы, к которым сможет прицепиться любое следствие, даже положительно к нему настроенное: пятна крови, отпечатки пальцев и так далее.
Нет, и холодное оружие не годится.
Но и огнестрельное оружие не годится — по тем же самым причинам. Что же тогда остается?
Он осмотрел свои сильные волосатые руки, словно в первый раз их видел. Да он бы мог запросто ему голову свернуть как цыпленку, этому негодяю. Скрутить так, чтобы хрустнули позвонки… Нет, и так не годится — все равно остается след.
Верховный глубоко задумался. Решение пришло неожиданно, и он улыбнулся своим волчьим оскалом. Затем подошел к секретеру, открыл его и выбрал из груды перчаток пару тонких прорезиненных.
Нащупал в кармане длинный ключ, похожий на железнодорожный.
Посмотрел на часы — половина четвертого ночи: самое подходящее время для задуманного, лучше не найти.
И он вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собою массивную дверь, которач тихонько защелкнулась.
Республика жила напряженно, и Валентин Власов, временный ее руководитель, каждые два часа докладывал оперативную и прочую обстановку лично новому премьер министру правительства Владимиру Владимировичу Путину.
Не были исключением и выходные дни — он звонил Путину по прямому телефону домой либо на дачу. Иногда приходилось это делать и среди ночи.
После перестрелки на главной площади Черкесска новый премьер-министр срочно вызвал в Москву Валентина Власова и Владимира Семенова.
В обсуждении ситуации, сложившейся в КЧР, снова, как и в прошлый раз, участвовал глава кремлевской администрации Александр Волошин. Снова — бесконечные варианты, каждый из которых ведет в тупик…
Семенов, по сути избранный президентом республики, занял жесткую позицию. Он заявил, что все разумные сроки, отведенные для ожидания неизвестно чего, прошли. Терпение карачаевцев на пределе, дальнейшие проволочки ни к чему хорошему не приведут, и пора ему, Владимиру Семенову, вступать в должность, по всем законам божеским и человеческим.
Этот разговор, напомним, происходил задолго до того, как Семенов, терпение которого лопнуло, своей волей назначил дату собственной инаугурации.
В то же время небезызвестный Борис Акбашев, отдельно приглашенный в Москву, от имени черкесов и абазинцев потребовал немедленно приступить, как того требуют представляемые им народности, к срочному разделу республики, «разводу постылых друг другу супругов»…
Никто никого не слушал, никто никого не понимал, вернее, не хотел понимать. Как сказано у знаменитого русского классика, «глухой глухого звал к суду судьи глухого»… Так писал не кто-нибудь, а сам Александр Сергеевич Пушкин.
И все возвратилось на круги своя, и приглашенные возвратились в Черкесск, и отчаявшийся Власов снова и снова звонил в Москву, новому премьер-министру Владимиру Путину…
Однажды, проходя по одному из дальних коридоров Дома правительства, Матейченков обратил внимание на не замеченную прежде бумажку с надписью «библиотека», прикрепленную кнопками к двери. Надпись была сделана от руки.
Читать, конечно, было некогда, но взыграло любопытство, и генерал постучал в дверь…
К его удивлению, библиотека оказалась открытой. Худощавая женщина неопределенного возраста в больших роговых очках и синем рабочем халате сидела за стойкой.
Матейченков вежливо поздоровался, поинтересовался, открыта ли библиотека.
— Открыта, как видите. Только читать стали совсем мало, — пожаловалась библиотекарша.
— Да, не время для чтения.
Генерал оглядел небольшую комнату. Книг на полках было небогато, но стояли они ровненько, в линеечку, и пыли на них его острый взгляд не углядел. Видно, женщина знала и любила свое дело.
— У вас нет помощников?
— Я сама справляюсь.
— Мало работы?
— Вы первый посетитель за неделю!
— Хорошо содержите книги.
— Стараемся. Фонд, правда, не пополняется — денег пока нет. Но те книги, что остались, бережем. Есть у нас переплетный мастер, старенький, он все работы делает бесплатно. Так и живем, — улыбнулась женщина.
— К вам можно записаться?
— Вы сотрудник Дома правительства? — спросила библиотекарша. — Что-то я вас не припомню.
— Нет.
— Приезжий?
— Да.
— Чтобы записаться в библиотеку, — сказала женщина строго, — нужна постоянная прописка в Черкесске…Вы здесь надолго?
— Думаю, да.
— Тогда я вам посоветую обратиться в местное отделение милиции.
— Зачем в милицию? — удивился Матейченков.
— Возможно, там вам разрешат регистрацию. Это временная прописка, — пояснила библиотекарша.
— Ясно.