Клинки севера Илларионова Алина

ГЛАВА 3

Месяц кутался в облака, в ледяной вышине зябко дрожали звезды, а под сенью небесного полога свершалось злодеяние. И удивительно, если бы не свершилось – традиция есть традиция, завещанная теми, кто бороздил моря еще во времена разгула кракенов. Впрочем, гигантского кальмара, окажись таковой рядом этой ночью, вряд ли заинтересовала бы жертва весом легче мешка картошки.

Четыре тени крались под скрип корабельных досок, изредка перепихиваясь локтями. Свет масляной лампы коснулся щеки спящего в гамаке юнги, и слишком нежное для мальчишки личико недовольно сморщилось.

– Дубина… – Плечистая тень отвесила леща лопоухой.

Свет метнулся в угол.

– А если и этого акула цопнет, как Пасюка? – засуетилась мелкая вертлявая тень.

– Не-а, не цопнет. Пасюк мясистый был, шо новогодний порося, а энтот шушеленок мелкий да ядовитый, – авторитетно отрезала четвертая.

Юнга зашевелился, открыл глаза, осовелый спросонья взгляд переполз с одной глумливой физиономии на другую.

– Ребят, вы чего… Ма-м-а-а!!!

– Эге-э-эй! – Злоумышленники с хохотом повалили на палубу, таща ужом извивающуюся жертву за руки и за ноги.

– Качай-кача-ай! – дирижировал трубкой одноногий одноглазый дядька.

Тщедушное тельце описало дугу над бортом…

– Мийа-ау!!! – и извернулось по-кошачьи, точно собираясь приземлиться на воду.

Плюх!

– Э-э-э… А чёй-то он пищал, как девчонка? – Под озадаченное сопение команды Скат поскреб пятерней рыжую макушку.

Рассекретили Алессу уже через несколько дней плавания, когда по моряцкой традиции решили выкупать малька в открытом Океане. Но акульей наживкой не оставили, вытащили сразу же. Встречали двумя молчаливыми шеренгами, хлопая по очереди глазами, а в конце парадной дорожки ждал тезка корабля капитан Ориен Китобой. Знахарка протянула руку:

– Алесса За-залесская, пы-пырофессиональный лекарь. Пы-пылыву в Скадар изучать заморскую фы-фылору! – Это было единственное мудреное слово, которое запомнилось без тетрадки с картинками и могло бы звучать гордо, если бы зубы не отбивали чечетку. Под ноги натекла лужа, размерам которой позавидовал бы самый шкодливый щенок, сквозь мокрую рубашку просвечивало полотенце, туго перетянувшее грудь.

– А морскую изучить не желаете? – с ехидцей поинтересовался капитан, но знахарка уже поняла, что бояться нечего.

Она кивнула за борт:

– Гы-гылубоковато здесь, только рыб фы-фысфорических и найду. А это – уже фы-фауна.

– Кхм, фауна… Ну, добро пожа… Хотя вы и так на борту, госпожа профессиональный заяц!

Так и открылись прелести путешествия юной девы в компании полного корабля мужчин, оказавшихся вопреки россказням северингских знатоков отнюдь не неотесанными. Напротив, лекарь на палубе считался существом полезным, а поэтому ценным. Нашлись больные уши, ноющие спины, а моряки помоложе зачастили поскальзываться на отдраенной палубе и путать косяки с дверьми.

В одном из южных городов Алесса зашла в лавку готового платья, но отнюдь не за юбкой. Главное для морячки – шляпа! Такую и купила: широкополую, темно-коричневую с белым пером, а уже в тон к ней подбирала одежду. Вышла из лавки, наряженная в приталенную жилетку поверх рубахи, высокие сапоги и такие узкие штаны, что казалось, одно лишнее движение, как они треснут по всем швам, и кто-то из ошеломленных прохожих бросил вслед: «Ба! Пиратка!» А то! Впрочем, когда мимо проскакала всадница почти в таком же одеянии, только богаче, радость от фурора поутихла. Обидно!

Когда Раздел остался далеко позади, зашли в лагуну пополнить запасы пресной воды, и там моряки искали для Алессы жемчуг, а сама она охотилась на акулу. Пыталась, вернее. Попасть-то попала, но не хватило сил вогнать гарпун достаточно глубоко, так что подраненную лекарем зубастую рыбину добивали те же матросы. Зато не промахнулась!

Все шло хорошо, пока однажды вечером внезапный приступ не скрутил прямо на палубе. Алесса повалилась ничком и, заломив руки за спину, в голос заревела.

– Что случилось? Чем помочь? – спрашивала наперебой обеспокоенная матросня, но знахарка заливалась пуще прежнего.

К утру она отлежалась, даже смогла подняться, но все равно ощущение оставалось таким, словно кто-то ломал оглоблю об ее позвоночник. Начались кошмары. Сперва Алесса просыпалась в ярости, готовая драть стены выпущенными когтями, а потом, все чаще, опустошенной, словно кто-то выжал из нее душу. И не могла вспомнить ничего. Оставалось надеяться на то, что проблемы со здоровьем именно у нее, а не у терпеливого Арвиэля, который перекушенное плечо считал пустяком.

Между тем время шло, а Скадар приближался.

На корабле о сроках рейдов запрещалось говорить вслух, но знахарка чертила угольком крестики с обратной стороны стола в уступленной капитаном каюте, пока ее не обнаружили на месте преступления и орудие призыва беды не отобрали.

А за неделю до того, как показался берег, приступы прекратились, и Алесса успокоилась. Какой бы страшной ни была сама мысль об этом, смерть друга она почуяла бы наверняка.

– Эх, какой театр! – восхитилась Алесса зданием, окруженным скульптурами, как частоколом. Полуобнаженные гипсовые нимфы кувшинами поддерживали треугольный антаблемент с живописной лепниной.

– Ага, ёперный! – захохотал Скат. – Иной раз можжевельником по баргузе так отходят, что хоть арии вой.

– Это, сестренка, терма. Баня, значицца, ихняя, – со светлой грустью вздохнул одноглазый Налим.

– Баня?! – ахнула знахарка. Судя по габаритам, в бане если не все горожане поместятся, то половина точно. – А скульптуры зачем расставили?

– Для фасона, Лесса. Понимаешь, какое дело: у кого из владельцев скульптур больше, та баня и престижней! – пояснил капитан Китобой.

Да уж, подумала знахарка, наверняка баня мужская, а обслуга сплошь в юбках, а то и без них. Только бы Вилль не стал завсегдатаем. Хотя… он скорее записался в библиотеку.

Библиотеку миновали, а вместе с ней и Школу Одаренных, похожую на большой дворец. Белый камень, позолота. И опять же скульптуры. Грифоны, мантикоры, трехглавые гидры… Но ни одного существующего в природе зверя. Над входом висел алый скорпион, сжимающий в клешнях звезду – такой громоздкий на вид, что, того и гляди, свалится на головы адептам. Как пояснил Скат, эмблема Одаренных.

А столица Скадара готовилась к празднику, и всю дорогу от дворца кэссаря до рощи заступницы Иллады уже начали украшать пурпурными и белыми цветами. Как же, завтра, седьмого числа второго месяца осени, на рассвете по ней будет шествовать сама кэссиди! В кущах миртовых деревьев посредника между тварным миром и небом поджидал маленький храм без окон, с единственной дверью, такой низкой, что переступить порог можно было, только согнувшись в три погибели. Вокруг – никого. Чудное место. Издревле считалось, что лишь наследник престола может войти в храм и говорить с богиней, прося Илладу-Судьбу о милости к недостойным ее, заступницы, руки горожанам. В храме же кэссиди замкнется ровно на седмицу в полном одиночестве, за исключением статуи богини и человека, который раз в день будет приносить воду и пресную лепешку. Повелители должны учиться терпению смолоду, дабы подавать пример подданным. Тогда в день коронации судьба примет ее и будет милостива к потомкам.

Алессу равноправие удивило и восхитило, а за Неверру стало обидно: никогда империей не правила женщина. Безобразие! Естественно, что в мужской компании было разумнее оставить эмоции при себе.

Во дворе гостиницы, отгороженном белым заборчиком, росли знакомые сосенки, а рядом с ними – нечто, похожее на высоченные тонкие шишки, украшенные конопляными листьями. У подножия деревьев из земли щетинились колючками гигантские огурцы и раскинулся вездесущий лопух. По брусчатке выхаживало пернатое страховидло размером с дворнягу, больное краснухой и щитовидной железой. Заметив гостей, уродец по-чудному залопотал, расправил саженные крылья и… понесся, шатаясь, как жених с мальчишника. Алесса стояла истуканом, пока он пытался затолкать клюв в узкий кармашек безрукавки. Скатов карман понравился больше. Аршинный клюв без проблем добрался до дна, что-то подцепил и заглотнул в один прием. Страховидло благодарно расшаркалось короткими лапами.

– Отдай мою воблу, ворюга! – запоздало схватившись за карман, возмутился рыжий.

Отрицательно квакнув, чудо природы с достоинством заковыляло к прудику в компанию уток. Дверь под гостиничной вывеской, утверждавшей: «Розовый пеликан. Без сомнений доверьте ему ваш карман!» – распахнулась, выпустив загорелого блондина в просторной светлой одежде. Знахарка невольно вздрогнула.

– О-ориен! Каким ветром?! – Мужчина слетел с крылечка, чуть не отдавив ухо дремлющему псу. Руки при этом раскинул так, будто собирался за компанию обнять весь двор. Привлекательный дядька в возрасте, но… Алесса мысленно хихикнула: его клюв лишь малость уступал пеликаньему.

– Попутным, Динон! – Мужчины захлопали друг друга по спине. Действительно, попутным. «Китобой» шел южнее, но капитан с Налимом решили лично устроить знахарку у старого знакомого, а Скат до последнего надеялся, что она передумает оставаться. – Наш китовый ус – для ваших дам, а наша дама – в гости к вам. Знакомься, Алесса, это сан Динон Альт – старинный друг и вымогатель трудом и потом скопленных финансов.

– Обижаешь, Ориен! Я – честнейший человек, а вам по старинной дружбе скидочку сделаю.

Судя по лицам капитана и Налима, такого великодушия за хозяином отродясь не водилось.

– Очень приятно. – Алесса протянула руку, но сан Альт вместо того, чтобы пожать, облобызал ее от костяшек до локтя.

– О-о, сунна Морская Волчица! – оторвавшись на мгновение, он полюбовался шляпой. – Приплыли покорять наши берега?

– Вообще-то вашу флору.

– Фауна уже покорена, – хмыкнул капитан.

Покоренный меж тем принялся за другую руку. Алесса мило улыбнулась, но, по правде говоря, ей было неловко.

– Кстати, я купил коня! – Хозяин гостиницы оставил руку в покое, и знахарка спешно ее прибрала. – Чистопородный минорский скакун! Настоящий ураган! Дом я построил, так что осталось жениться и можно спокойно помирать. Но пока до поминок не дошло, приглашаю всех обмыть коня за счет «Пеликана», а на шакала просто не обращайте внимания.

– Он поклялся, что не женится, покуда не заседлает минорца, – шепнул Налим. – С той поры лет тридцать минуло.

Алессе было уже все равно, что и за чей счет обмывать: кольцо настойчиво звало на северную окраину столицы. Хотелось скорее бросить вещи, посидеть на дорожку с новыми друзьями и отправиться на встречу со старым, самым близким. Близость этой встречи опьяняла не хуже темного орочьего «Янтаря».

«Виллька-то небось соскучился по кружке с шапкой», – посочувствовала аватару Алесса, когда перед ней поставили кубок легкого вина. Пиво, по заверениям самого же хозяина, скадарцы варили отвратное, зато в изготовлении виноградных нектаров могли потягаться с эльфами. Кроме знахаркиных спутников, от уличного зноя в зале спасалось всего пятеро человек, среди них двое краснокожих ильмаранцев. Прохладный напиток, прохладный воздух с цитрусовой отдушкой, мраморный фонтанчик в центре зала… Все замечательно, если б еще было потише. Упомянутый хозяином шакал оказался тощим, длинным как жердь парнем, замотанным аж в три простыни: красную, желтую, зеленую. Льняные, по пояс, волосы были перехвачены на лбу плетенным косицей ремешком. В угоду заморским гостям менестрель старательно гудел на межрасовом, терзая разлаженную лютню:

Знахарка огляделась, не поперхнулся ли еще кто-нибудь, кроме нее. Но остальных едал и пивал, похоже, не смущали проделки Бездны, либо народ был к ним привычен.

– Это ваше… народное творчество? – Алесса пыталась быть сама любезность, хотя от «отрыжки» корежило.

– Угу. Сто и один подвиг Триганимеда, славного героя Тверди, Неба и Бездны.

– А это который?

– Второй. Битва с тысячеглазым крабом, – проскрежетал зубами сан Альт. – Этот шакал здесь с утра воет. Всё ждем, когда же охрипнет. Ильмаранские гости вон поспорили, да, по-моему, уже оба проигрались.

– Бдэннь!!! – надрывалась лютня, силясь перешуметь солиста, но тот не сдавался:

Алесса невольно зауважала фольклорного монстра: тот, по крайней мере, хамил изящнее.

– Оригинальная баллада.

– Вольный перевод эпоса, его собственный. Этот дармоед каждый день сюда ходить повадился, – пожаловался хозяин. – Треть постояльцев уже разбежалась по конкурентам, половина оставшихся на взводе. Но я вам скидочку за неудобства…

«По свету бродишь, мирянам злочинствуешь бедным, алчущим взором во скорбь и смятенье ввергая!» – стращал эпический герой.

– Почему дармоед? – спросила Алесса, отложив вилку с бесплатной креветкой.

– Ждет, когда его пригласят за стол – только тогда затыкается. А лопает, как верблюд из рейда, не смотрите, что ледащий. О-о, горе мне, горе и убыток!

«Сколько пожрал, но ворчит в ненасытной утробе!»

– А вы его… помидорами! – посоветовала Алесса. В Неверре за такое творчество не то что помидорами, стульями закидали бы.

– Нельзя! – ответил Китобой за приятеля, жестоко расправлявшегося с цыплячьей ножкой. – Лары-заступники Катарины-Дей – Иллада и Байхос, так последний покровительствует виноделам и менестрелям. Гневить богов чревато – еще вино прокиснет.

– Так напоите в сосиску, чтоб дорогу сюда забыл!

– Хмельного не потребляет, кровопивец. Только парное молочко.

«Сталью ж тебя накормлю, как пророчили звезды!»

– Сил моих больше нету! – схватился за голову Налим. – Заткните его хоть чем-нибудь…

– Сами мы не местные… Дать ему балалайкой по шее? – страдальчески кривясь, предложил Скат.

Сан Альт вздохнул с мрачной решимостью, треснул по столу черенком десертной ложки:

– Хотел я сегодня обождать, пока сам не охрипнет. Думал, сообразит, что кормушка кончилась, и уйдет… Но ради дорогих гостей я готов на все!

– «С теми словами он пламенно меч воздел обо… – Стихотворец перевел дыхание, выразительно покосившись на оплетенную соломкой бутыль, и с новыми силами заголосил: – …О-юдоострый. Славься, кузнец! Славься, твой прах в безымянной могиле!!!»

– У-у-у, дактилем его в амфибрахий и анапестом в темечко… – разозлилась и знахарка, не выдержав издевательства над поэзией. – Сейчас будет ему «юдоострое» несварение желудка. Значит, слушайте рецептик…

Доблестный герой продолжал собачиться с монстром, уже не стесняясь в выражениях и, видимо, наслаждаясь самим процессом. Повергать врага он не спешил, но если б словом можно было убить, то несчастный краб уже отбросил бы клешни.

– Главное, скажите повару, чтоб огурцов больше положил и на сметану не скупился, – самодовольно закончила девушка.

Сан Альт засиял как самовар. Отблагодарив за совет полюбившимся способом, умчался на кухню отдать распоряжения. Вернулся он, когда Триганимед в очередной раз вытащил меч, пообещав свернуть крабу шею, заколоть и утопить одновременно. Скат вязал салфетку морским узлом, терпеливый обычно Китобой с мрачным лицом барабанил пальцами по столу, Налим лечил нервы вином, а Алесса вдруг задалась таким вопросом: какие бы у них с Виллем могли родиться дети? Полосатые волкопантеры? Или пятнистые пантероволки?!

Хозяин подошел к менестрелю и заговорил на скадарском, излучая приторно-фальшивое радушие, с каким рыночники торгуют медом, на две трети разбавленным патокой. Парень солидно кивнул, закончил куплет зловещим хохотом «отрыжки», пересел со стола за него, положил лютню возле солонки и неторопливо, с вызовом, перебрал струны. Расторопные поварята, суетясь, начали метать с подносов тарелки. Ложка зависла над северным блюдом с заманчивым названием и погрузилась в приправленный сметаной квас…

…и наступила тишина.

– Слышала я, здесь наше посольство отдыхает? – ровным тоном поинтересовалась Алесса.

– В прямом смысле! Три недели назад саары орканцы изволили ужинать в моем «Пеликане», а с ними – атэ’саар Одаренный и саар Перворожденный. Правду говорят, будто вино заменяет эльфам материнское молоко. На лицо – только-только из-под стола вышел, кудрявый, чисто ягненок, а глушит, как бывалый тысячник! И развлеклись не абы как, а с фасоном, – покосившись на мерно чавкающего стихоплета, сан Альт понизил голос. – В бочке с брагой наколдовали пивного духа, на пеликана с рогатками охотились. Этот, вон, тоже здесь был, но саар Перворожденный у него лютню отобрал и сам восславил Байхоса, да так, что стены тряслись, штукатурка осыпалась, да и я подоглох маленько. Зато престиж!

Алесса чуть опрокинула кубок. Да за такое зрелище она бы полхвоста отдала!.. Н-ну, самый кончик…

– А потом?

– Велели вызвать экипаж и укатили в салон нательной росписи. На следующий день пришел их архитектор и все починил. А теперь послы с атэ’саарами Одаренными на охоте гуляют.

– Вы уверены?!

– А как же! Недели две назад пронеслись по городу полным ходом, возницы до сих пор икают. Правда, где они сейчас – не знаю, ну да у сааров их ранга от любого заповедника ключик найдется…

При других обстоятельствах Алесса распсиховалась бы. Плыть к бесям на рога, только чтобы помахать престижному хвосту?! Впрочем, и оного уже след простыл. Но кольцо аватар нервничало под бинтом, нетерпеливо покусывало палец. И по-прежнему звало в сторону миссии, к бывшему хозяину. Люди могут ошибаться, волшебные украшения – нет. Вилль в городе, и что-то здесь нечисто…

Сан Альт, видя, что гости заинтересовались земляками, расписал проделки делегатов в красках. К тому моменту, когда саар Перворожденный лихо заканчивал концерт новогодней песенкой «В саду родилась яблонька», в салфетки давились и Китобой, и сам рассказчик. Выпили за жеребца целиком, потом – за отдельные его достоинства, и хозяин хлопнул себя по лбу: виновника торжества забыл показать! Иссиня-черные полукружья от конских челюстей, продемонстрированные с непонятной гордостью, не вдохновили Алессу на близкое знакомство с дорогой, но кусучей скотиной. Скат в конюшню тоже не пошел, заявив, что, дескать, коньков предпочитает морских под соусом.

– Лесь, а может… ну-у-у его? – затянул он, едва друзья вышли.

– Кого «его»?

– Ну-у… фавна твоего… Козел и есть козел, коль от такой девушки сплыл!

– Да я не за фауной, а за флорой. Цветочки-деревца…

– Значит, дуб он неотесанный, – гнул свое парень.

– Если честно, иногда бывает, – вздохнула девушка, оставив попытки отшутиться. Не такие вокруг дураки. – Но уеду я только с ним. Или останусь.

– Ну и… зря. В Скадаре нравы свободные, вон, даже остроухи здесь вразнос пошли. – Скат сделал большой глоток. – Не хочу тебя огорчать, но твой дубок небось успел со всеми бабочками из Веселого переулка пыльцой поделиться.

– Зря ежиха кактус обхаживает! – рассмеялась знахарка, вспомнив огурцы с колючками. – А у меня к дубам свой подход: обухом по кроне. И от паразиток морилка найдется, уж поверь.

– А хватит? Это ж вы, девушки, монохамные, а мужики почти все полюхамные. Но я не такой!

– Скат!

– Че? У меня шестеро братьев, а маманька все о дочке мечтает…

– Скат, я как бы… оборотень. Не смущает?

– И че? – не смутился и не одумался парень. – Да любая девка – оборотень! Троюродный дядька вон женился на птичке из соседней деревни. Год прошел, и без приглядки видать – не лебедь, а курица залетная! Но ты-то пуши-ы-стая…

– А еще когтистая и зубастая. И домохозяйка из меня отвратная… – Алесса перевела взгляд на менестреля. Тот сидел прямой, как на колу. Левая бровь задралась до середины лба, правая почти слилась с ресницами, отчего лицо перекосило, губы сжались в нитку, и Алессе мигом вспомнилась концовка традиционной свадебной побасенки про гостеприимную тещу: «Благодарствую, матушка, сыт я. Как бы первый вареник с последней стопкой разбираться не всплыл». – Но моя поваренная книга вне конкуренции.

– Лекаря!!! – поросячий фальцет, прорезавшийся за соседним столиком, отдаленно не напоминал баритон с трагичным надрывом. Эхом раскатилось зловещее утробное бурчание. Заинтересованные взгляды приковались к страдальцу, держащемуся одновременно за рот и живот; из-за кухонной двери высунулись любопытные мордочки поварят, над которыми пламенела щекастая физиономия главного.

Знахарка с достоинством промокнула губы салфеткой и поспешила на подмогу.

– Ай-ай-ай! Уважаемый, только самоубийцы мешают утку в черносливе с окрошкой! – укорила она, проинспектировав остатки содержимого тарелок. – Там же огурчики, редиска, а вы еще молочком усугубили… Выбирайте, как желудок чистить будем: прямым путем или обратным?

– Наименее болезненным…

– А-а, без разницы. Все равно штопать придется… – Обождав, когда несчастный дойдет до полуобморочной кондиции, Алесса лучезарно улыбнулась. – Профессиональный юмор! Я тут поживу месячишко-другой и впредь к вашим услугам. Ну-с?

– Сколько будет стоить? – кривясь, прошелестел зеленый, как огурец, менестрель.

– Руку и сердце. Но можете предложить печень…

Парень оторопело сморгнул, но клыки не исчезли, а улыбка шутницы стала еще шире; тепло мерцали позеленевшие кошачьи глаза; длинный коготь кокетливо скреб столешницу…

Удирал дармоед в обход нужника. Желудок исцелился силой слова.

А от громовых аплодисментов гостиница содрогнулась до основания.

– Вина госпоже лекарю, остальным – кактусовой водки! – гаркнули повеселевшие ильмаранцы.

– О! Балалайку забыл! – потряс трофеем Скат. – Ну и язва ты, Леська.

– Ага, желудка. Ну что, не передумал знакомить с маманькой?

Фальшиво тренькнув, парень сморщился и стал налаживать колки. Он ответил спустя время, не поднимая глаз:

– Не передумаю. И ты, к сожалению, тоже.

Алесса не ответила. Так все ясно.

Сан Альт пришел зигзагами на шести ногах, распяленный меж двух приятелей. Оказывается, они были уже на полпути в гостиницу, когда мимо ошпаренным котом пронесся менестрель без лютни и на окрики даже не обернулся, а посему решили вернуться и растолкать конюха, с которым только что хорошенько обмыли коня. Матросы оказались устойчивей к коктейлю из вина и рома. Жеребец, увидав хозяев в столь шатком состоянии, прижал уши и предостерегающе оскалился. С горя сан Альт долил вино полуготовой бражкой…

– Ну-у во-от… Теперь ищще стоп-пачку, и мона зап-прягать на рын-нок… З-з-з… жы-ыной… – плюхнувшись на стул, пробормотал счастливый жених и благополучно уснул лицом в пустой тарелке.

Моряки решили переждать зной в холодке. Напряженный Скат терзал лютню и планомерно накачивался горячительным, остальные его не трогали. Алесса понимала, что сейчас ей лучше уйти, да и до вечера, по правде говоря, не терпелось. Отговорившись желанием сделать зарисовки города, спрятала бумагу в лопухи.

А из приоткрытых дверей загремело, с легкостью перекрывая яростный бой:

ГЛАВА 4

«Хочешь, расскажу про мальчика, который кричал: «Волки»?

Юноша бездумно рассматривал изумрудный балдахин. Этой ночью опять не удалось сомкнуть глаз, поэтому он продолжал валяться на шелковых простынях, несмотря на то что Поющая Катарина давно отбила полдень. А все этот…

«Ну, хочешь, расскажу про мальчика, который кричал: «Волки»?..

– Заткнись, – вяло буркнул парень, переворачиваясь на бок. Но голос все зудел, зудел, нудно и настойчиво.

Внезапно что-то толкнуло его, буквально стряхивая с кровати. Новое, незнакомое чувство шло из самой глубины. Он машинально схватился за сердце, но оно билось ровно, как и положено. Тогда принюхался.

И так, поводя носом, пошел на балкон.

«Штаны надень, недоумок!»

Посольский холм оказался не холмом вовсе, а пологим пригорком, сплошь заросшим высоченной травой, под укрытием которой устроили концерт кузнечики. Лохматые метелки местами доходили знахарке почти до плеч, а в ложбинке скрыли с головой. Прыгая, чтобы найти потерянный ориентир, Алесса размышляла, на кой ляд ей такая секретность? Прямая выровненная дорога, присыпанная мягким белым песком, выглядела куда как заманчивее. Уж удобнее – точно.

Решившись, девушка опустилась на четвереньки и доверилась зверю.

«Их-ха!» – возликовала пантера, когда земля осталась внизу, а ветер свистнул в уши.

– А-а! – заорала Алесса, ухнув в коварную ямку.

Вряд ли катаринцы были привычны к акробатическим полевым маневрам. К счастью, окраину близ холма в основном занимали постройки неясного, но точно нежилого назначения, вроде кривой арки или каменного короба без крыши.

Растерев отбитую ногу и мысленно костеря пантеру, Алесса зашуршала дальше, звучно чеканя каждый шаг, чтобы ползучие любительницы пошуршать успели заблаговременно убраться с пути на благо обеим сторонам. Склон резко пошел вверх, так что карабкаться пришлось на четвереньках, и выяснилось, в чем обман природы – трава у изгороди едва прикрывала щиколотки, поэтому уклон казался небольшим. Здесь земля была вся в дырочках от лисьих нор, как добрый сыр, и приходилось внимательно смотреть под ноги.

Убедившись в отсутствии хотя бы видимых соглядатаев, Алесса скептически поджала губы. Витую изгородь ставили непонятно зачем. Умелый лазутчик легко перемахнул бы ее, красивую, но, увы, никчемную. Может, магия? Подобрав сухой комель, знахарка прикинула его на вес, швырнула и тут же рухнула ничком, прикрыв на всякий случай голову. Изгородь ответила беспомощным укоризненным гулом.

Не устояв перед соблазном, Алесса поставила ногу на черный кованый трилистник. Ап!

Приземлилась по-кошачьи, на четыре конечности, и тут же принюхалась, в густом кустарнике доверяя больше обонянию, нежели зрению. Профессия знахаря примирила звериные предпочтения с человеческим долгом, и Алесса только поморщилась, когда в нос ударил густой букет южных ароматов. В конце концов, в храмах Триединого смердит и покруче, а здесь – цветочки, ягодки. Наличие последних изумило настолько, что она, ни секунды не колеблясь, подчистую обобрала пятачок, окруженный жасмином. Земляника? В листопаде?! Магия-шмагия, а вку-усно!

Сочтя, что от послов не убудет, Алесса пошла искать дом. В кипарисовых кронах лениво перекаркивались вездесущие серые хапуги, на нижних ветвях бранились воробьи, но в посольстве было безлюдно. Надо полагать, безэльфно и безорочно тоже. Сапоги легко шелестели по траве, коротко подстриженной, без единого предательски проклюнувшегося камушка. Казалось, газоны шерстили с лупой.

Найти особняк не составило труда: к нему звало кольцо и сходились тропинки.

«Да-а… здесь я, пожалуй, провела бы каникулы!» – восхитилась Алесса, разглядывая здание из-за кедрового ствола. Сейчас, в лучах солнца, пустой дом с наглухо задернутыми шторами зловещим не выглядел. Первый этаж то ли действительно был выше раза в полтора, то ли казался таким благодаря стройным колоннам с похожими на крученые бараньи рога верхушками, а ко второму лепились узкие ажурные балкончики. Но шагнуть за изгородь ночью Алесса рискнула бы только в том случае, если шаг от нее вел бы в бездну. Здесь, на отшибе, никто из города не услышит криков, хоть режь. В парке и на веранде меж колонн поселится мгла, и кто знает, что блуждает в ней в отсутствие хозяев? Может, стенают сонмы посольских призраков, нашедших предпоследний приют в объятиях пылких южных девственниц…

…или упырей, алчущих девственной крови…

…или демонов, алчущих девственной души…

…кольцо сердито куснуло за палец.

Это был не демон и не упырь. Это был Вилль. По-прежнему крепкий и подтянутый, только теперь кожу покрывал загар, что по контрасту с ослепительно-белыми широкими штанами смотрелось просто восхитительно. Рубашку он не надел, поэтому знахарка разглядела на предплечье что-то вроде браслета, обвившего руку до локтя. Ее друг Арвиэль, каким он стал красивым! И волосы колечками падали на плечи, как ей мечталось! Аватар вышел на балкон и потянулся так, что Алессе показалось, будто слышен хруст суставов, разминаемых после сна (крепкого и безмятежного, нагишом на шелковых простынях, да!).

Засмотревшись, вдруг поймала себя на том, что уже занесла ногу, дабы явиться во всей красе, и спешно подобрала конечность обратно. Летописная получится встреча: она – при параде и в шляпе, он – при пижаме. Здра-авствуйте, господин посол! Нет, Алесса была бы не против, но Вилль… Вилль есть Вилль, и «привет» он скажет по-орочьи.

В голову закралась шальная идея дождаться, пока аватар выйдет в парк, чтобы прыгнуть сзади ему на спину. Мол, не ждали?!

«Да, и помрем мы с улыбкой», – проворчала пантера.

В этот момент Вилль обернулся на чей-то окрик, а Алесса так и ахнула: да он себе на спине грифона намалевал, патриот шушелев! Лопаткой для блинов по голове! Или скалкой!

Но произошедшее следом шокировало до такой степени, что мысли об изощренных способах воспитания попросту вылетели из головы.

Из проема вышла женщина и остановилась напротив аватара. Даже гнев не исказил тонких черт ее бледного красивого лица. Женщина выговаривала, а Вилль хмурился, но слушал. Алессе бросилась в глаза крупная рубиновая брошь на лямке лилового платья. Разглядеть ее как следует было невозможно, но что-то неуловимо знакомое цепляло. Звездой блеснул алмаз…

Ответ, казалось, кружил у самой головы, как рыбка у крючка с хлебным мякишем: клюнуть или нет, вдруг надуют?

Тонкий палец нравоучительно ткнул аватару в нос. Вилль вдруг клацнул клыками, будто собираясь откусить оный, а когда палец отдернулся, захохотал. Женщина тоже рассмеялась, сверкнув жемчужными зубками, и потянула его за руку, как ребенка. Вилль послушно пошел следом, однако от фривольного шлепка не удержался.

То ли туча на солнце набежала, то ли вовсе оно погасло, но у Алессы потемнело в глазах, а когда она протерла их кулаками, балкон уже был пуст, и лишь занавески покачивались на ветру. Проморгавшись, кинулась к изгороди. Как жестоко, когда в один миг разбиваются мечты, и ледяной звон их осколков дрожит в ушах…

Алесса перемахнула изгородь, сама не заметив как, съехала под холм в густые заросли и рухнула на колени, уткнувшись лбом в землю и зажав уши руками. Лучше ничего не видеть, не слышать и не знать. И не помнить.

Зачем вообще пришла сюда? Зачем пришла сейчас?!

Все она виновата – никчемная, лживая побрякушка!

Словно в тумане, когда все происходящее кажется нереальным, Алесса разбинтовала палец и дернула, но кольцо, кажется, сжалось еще сильнее. Как и сердце. Да, и раньше она понимала, что Вилль старше и с женщинами наверняка опыт у него имеется. Но это было ДО нее, и потом, одно дело понимать, другое – наблюдать воочию.

Ну почему-у-у?!!

Алесса уронила ватные руки на колени, безучастно наблюдая, как по коже стекают жгучие капли. И сколько так просидела – неизвестно…

«Вернемся домой…» – наконец шепнула пантера.

Алесса подняла голову. Да! А ты, Винтерфелл, будь счастлив… с кем хочешь! Злиться надо только на себя. За глупость. За самоуверенность. За наивность. Правильно северингский леший говорил, мол, береги косу, ведь коса – это девичья гордость. А теперь и той нет.

Вниз с холма бежалось легко, к тому же в три хлыста подстегивали обида, униженное самолюбие и распроклятое осознание того, что ее предали. Уже в городе ноги остановились сами, лучше хозяйки чувствуя, что еще шаг – и она свалится от усталости. Пришлось передохнуть на скамейке.

Кошки на душе не просто скребли, а душераздирающе скрежетали. Шаг вперед, другой – это как плыть против течения. Но впереди ее ждут свои, а чужой остался за спиной. Не оборачиваться! Алесса сглатывала, но комок увяз в горле намертво. Уйдет ли когда-нибудь вместе с барабанным боем ставшего вдруг чужим сердца?

После очередного приступа мучительных сомнений – не вернуться ли, пришлось взять извозчика. Одет он был в серый халат с длинными рукавами, правил серой клячей, и сиденье в повозке тоже было серым, истершимся.

– Вы не можете подхлестнуть лошадь? Опаздываю, – прошелестела девушка, протягивая империал. Золото – оно и в Скадаре золото, неважно, что иностранное.

Они встретились одинаково тоскливыми взглядами, Алесса тоскливо забралась на сиденье, а возница с не большим задором шлепнул клячу по боку длинным прутом с кисточкой на конце. Зеленой, как ни странно. Хвост замотался бойко, но скорости это не прибавило.

Ну почему, почему Берен говорил, будто аватары – однолюбы?! Ошибся?

Или соврал.

Сколько бы Алесса ни называла Вилля бабником вслух, в душе так не считала никогда, однако, стоило упустить его из виду, сущность не замедлила проявиться. Истинная сущность. Нашел заморскую красавицу старше себя, да и в Равенне наверняка от одиночества не страдал.

А как же новогодний ужин в караулке?

Так и не отправленное письмо?

Браслет в подарок?

Кольцо? Колечко…

…Брошка!!!

– Вперрре-од!!!

Голос против воли сорвался на рык.

Когда во двор влетело нечто дребезжаще-визжаще-матерящееся, висячие уши сторожевого пса взвились над макушкой парой гордых лопухов. Гостиничный талисман с мостков бултыхнулся в пруд, растопырив крылья, и поднял такую волну, что красноголовых уток вынесло на берег. Повозка, описав на крохотном пятачке лихую дугу, замерла к воротам передом. Кляча танцевала всеми четырьмя ногами: то ли молодость в голову ударила, то ли что погорячее. Утки обвиняли в невежестве, обкряканный пеликан сбивчиво оправдывался, к общему гвалту присоединились вороны; бесхвостая кошка, улучив момент, вынырнула из-под крыльца и шмыгнула мимо носа сторожа, унося ощипанную куриную ногу.

– Доплатить? – оправляя волосы, поинтересовалась знахарка.