Слишком много щупалец Казаков Дмитрий
Я изобразил на физиономии растерянность и швырнул «Дон Кихоту» винтовку. Тот рефлекторно поймал ее, а в следующий момент получил от меня целую серию ударов: все, как учил тренер – корпус-голова-корпус-голова, и контрольный – с размаху, прямо в ухо.
Что самое странное, ветеран на ногах устоял, и этим сильно меня удивил.
Я хоть и не Тайсон, не Форман и не Фрэзер, но когда-то был вполне приличным средневесом. Силу собственного удара я знаю, и ее обычно хватает, чтобы разобраться с молодыми накачанными хулиганами.
А тут какой-то престарелый суповой набор!
Но расстраиваться и рефлексировать по этому поводу я не стал, а схватил валявшееся рядом с моим рюкзаком мачете и воткнул «Дон Кихоту» в грудь. Лезвие пошло туго, словно я пытался прорезать не человеческую плоть, а дерево или резину. Глаза моего противника вспыхнули багровым.
Я приготовился к тому, что он демонически расхохочется и плюнет мне в лицо чем-то вроде кипящей серы. Но тут пенсионер все же пошатнулся, на лице его появилась какая-то детская обида.
Он взмахнул руками и рассыпался желтовато-серой трухой, словно был не человеком, а мумией, непонятно как обретшей возможность ходить, думать и разговаривать. Облачко трухи образовало высокую широкоплечую фигуру – воин в кирасе, в шлеме вроде тех, которые носили конкистадоры, с мечом в руке, – а затем рассеялось.
– Пат! – Бартоломью вскочил на ноги, весь перемазанный какой-то дрянью, всклокоченный, с выпученными глазами. – Я его убил! Убил! Я не хотел… шея у него хрустнула!
Отлично – пучеглазый отправился в ад.
А Антона надо быстро привести в себя – когда первый раз лишаешь жизни человека, это производит сильное впечатление. Не хватало еще, чтобы наш худред-фотокор забился в истерике.
– Молодец! – рявкнул я. – Орден тебе будет потом! Хватай с полки пирожок! Там два, твой средний! Оружие подбери и возьми червивого гриба на прицел! Мы еще не победили!
И я, взяв мачете поудобнее, двинулся к последнему оставшемуся в живых врагу.
– Что, козел, сдохли твои подельники? – сказал я, глядя прямо в черные глаза. – И ты сдохнешь. Где вы только этого осьминога глазастого взяли? В нью-йоркской канализации? Там, говорят, даже черепашки-ниндзя есть и крысы разумные. Вроде тебя…
От первого моего выпада он увернулся, второй отбил, и стальное лезвие звякнуло, столкнувшись с его ладонью. За спиной моей грохнуло, плечо опалило – в бой вступил доблестный Бартоломью.
Снайпер, блин, хренов…
– Стой! – гаркнул я. – Лучше наших освободи, а с этим я сам разберусь!
Старик ухмыльнулся, неожиданно широко распахнул рот, и из него мне в лицо устремился жужжащий поток злющих ос. Одна цапнула в лоб, другая зацепила ухо, и его словно обожгло огнем.
– Я сдохну? – пробился сквозь жужжание злобный голос. – Это вы все останетесь здесь! Йа, Шуб-Ниххурат! И плоть ваша отвалится от костей, но кости будут чувствовать страх и боль…
Осы кружились вокруг меня, атаковали со всех сторон, а я только и мог, что прикрывать глаза.
Мой прыжок вперед оказался для старикана в шляпе полной неожиданностью. Но от удара мачете он вновь ускользнул, показав прыть, достойную юной балерины. Зато я свободной рукой ухватился за край его замечательного головного убора. И дернул изо всех сил.
Жужжание затихло, осы посыпались наземь, точно переспелые яблоки.
– Ой, – сказал из-за моей спины Антон.
Верхней части черепа у предводителя скрывавшихся в джунглях пенсионеров просто не было. Вместо нее имелось нечто пульсирующее, розовато-фиолетовое, похожее на гриб-паразит.
И этой штуке не очень нравилось находиться на виду – она тряслась, колыхалась и выпускала струйки дыма.
– Ну ты и урод, – сообщил я деду. – Я тебе предлагал денег за интервью? Надо было брать.
Без шляпы старикан, похоже, лишился большей части сил. Он лишь вяло отмахнулся, когда я занес мачете для удара, и лезвие с чмоканьем врубилось в дряблую шею. Я поморщился, замахнулся еще, но бывший хозяин змеешкурного сомбреро рассыпался в прах.
– Неужели все? – спросил я, оглядываясь в поисках уцелевших врагов.
Но таковых не было – престарелых сектантов извели под корень, кальмар удрал в реку.
– Ой, – повторил Бартоломью, и земля дрогнула.
Я обернулся и увидел, как медленно и величественно разваливается трехъярусный храм. По стенам побежали трещины, зашатались розовые и серые блоки, вверх рвануло облако пыли. Полетели в стороны мелкие камушки, и строение с чмоканьем начало погружаться.
Истошный вой вырвался из-под земли, и понесся над сельвой, заставляя умолкнуть ее обитателей – где-то в недрах явно подыхало нечто крупное, древнее, злобное и горластое.
Несколько мгновений грохота, треска и чмоканья, и на том месте, где стоял храм, осталась ровная лужайка. Вместе со зданием сгинули также и «пеньки» каменных жертвенников.
Через пару месяцев тут все зарастет и не останется вообще никаких следов.
– Вот Аттила позавидовал бы нам, – сказал я, подобрав отвисшую до пупка челюсть. – Раз-два, и святилища нет. Если запатентовать технологию и всяким варварским вождям начать продавать – озолотиться можно. А то им, чтобы солидные разрушения произвести, сколько пыхтеть приходится?
– Запатентовать? – глаза у сидевшего на корточках Антона были как донышки литровых пивных кружек. Судя по ним, он слабо соображал, что вообще происходит и где мы находимся.
Поляна походила на место встречи орды укуренных панков-сатанистов – ляпушки слизи и крови, поломанные деревья, еле дымящийся костер и привязанные к вбитым в землю колышкам люди. О тех, кто совсем недавно распоряжался тут, напоминали кучки трухи – в нее превратился и упавший в костер индеец, и задушенный Бартоломью пучеглазый.
– Ага, – подтвердил я. – Патент номер три тыщи сто сорок восьмой, дробь два. Снимаешь с главного злобного жреца шляпу вместе с черепом, плюешь на мозг, и вуаля – храма нет.
Только тут я заметил, что сомбреро, увешанное змеиными шкурками, до сих пор остается у меня в руке, и поспешно отшвырнул его. Нет уж, сувениры мы купим как все приличные люди – в соответствующих лавках, сертифицированных министерством туризма Эквадора.
– Хватит трепаться, – хриплый голос принадлежал Лопесу. – Освободил бы нас лучше.
– Сейчас, попью только.
Я вытащил из рюкзака канистру, отвинтил крышку. Восхитительно прохладная, чистая вода хлынула в иссушенное горло, и я понял, что оживаю.
Ну, теперь можно и за дела.
Для начала мы отвязали этих двух бедолаг, нашли в багаже литровину виски и с ее помощью принялись лечить нервы. Пузырь ушел в считаные мгновения, опустели взятые в качестве закуски банки с консервами. Сулема, поначалу вопивший, что он прямо сейчас уйдет в монастырь, понемногу угомонился.
– Охренеть, – сказал осоловело моргавший Лопес, оглядывая поляну. – Ведь кому расскажи – не поверят!
И произнес он это так выразительно, что въехал даже не знавший испанского Бартоломью.
– Но есть же фотографии! – потряс он «Никоном», найденным среди багажа.
То ли сектантские пенсионеры не решили, что делать с «лейкой», то ли попросту не поняли, что это такое. После увиденного я готов был поверить, что старики-разбойники тусуются здесь чуть ли не со времен Писарро. Но в любом случае снимки, сделанные Антоном, уцелели.
– Ну и что? – пожал я плечами. – Сам знаешь, «Фотошоп» творит чудеса похлеще, чем святые угодники. Храм сгинул, от дедов даже трупов не осталось, предъявить нечего.
– А еще, – вновь вмешался коллега, и во взгляде его зажглось неистребимое журналистское любопытство, – мне интересно, почему ты не поддался страху, одолевшему нас троих?
Над этим вопросом я размышлял, пока мы с Бартоломью тащились через джунгли. Тот ответ, что лежал на поверхности, мне не нравился. Кровь кровью, но как могут занятия далекого предка влиять на его праправнука? И этих потомков должен быть не один десяток, а если взять всех служителей Древних, оставивших потомство, то не одна тысяча.
И что, каждый из них столь же устойчив к воздействию черной магии?
И посему эту версию я трогать не стал.
– Все просто, – ответил я, переходя на испанский. – Ты, конечно, парень ушлый, но кроме своего латиноамериканского рая, ничего не видел. Антон привык сидеть в офисе, и дорожная пробка для него – стресс. Что уж говорить об этом сыне природы? – я показал на крестившегося проводника. – А я бывал в Афганистане, видел Сомали и Дарфур, делал репортаж о трафике женщин и посещал психушки, где держат неизлечимых торчков. И после всего этого ужасы, продемонстрированные нам местными «продюсерами», выглядят бледно и неубедительно. Я, конечно, слегка пугнулся, но мозг у меня из ушей не потек.
– Нет, это Дева Мария вняла моим молитвам! – выпалил Сулема, яростно сверкая глазами. – Она оборонила тебя от козней дьявольских и прислала ангелов, что распростерли над тобой светлые крылья!
– Возможно, и так, – буркнул Лопес. – Ну что, пора отсюда уматывать?
Честно говоря, больше всего на свете мне хотелось спать, но оставаться на поляне, где творились всяческие чудные мерзопакости и где меня самого чуть не принесли в жертву, я желания не имел.
– Пора, – согласился я и перешел на русский: – Антон, оторви задницу от земли, время поработать!
Пока мы собирались, ночь успела смениться днем, и произошло это, как обычно бывает на экваторе, стремительно, безо всяких сумерек. Навьючив на себя вещи и затушив костер, мы спустились к Пастасе, где обнаружили разбитый в щепы причал и разломанную лодку.
– Приплыли, – мрачно изрек я. – Что, пешком пойдем? Вроде бы не так далеко, но лесом…
И не просто лесом, а сельвой.
– Вон пирога! – вскинул руку проводник. – Сам Господь послал ее нам, услышав мои просьбы!
Спрятанная в зарослях пирога оказалась довольно старой, но вместительной, а внутри обнаружились весла. Мы забрались в нее, Лопес с Антоном принялись ретиво грести, а я и Сулема уставились на темную воду.
Винтовки наготове, пальцы – на спусковых крючках.
Вдруг там, в глубине, прячется подстреленный мной мегакальмар?
Плыть против течения куда более утомительно, чем по нему, и мы упарились не один раз, пока добрались до моста. Никто на нас не напал – тварь со щупальцами то ли подавилась дохлым негром, то ли окочурилась от ран. Джип коллеги мы нашли на том месте, где его оставили.
Выглядел он неплохо, если не считать того, что на крышу кто-то нагадил.
– Подарок от джунглей, – сказал я, глядя, как ругающийся Лопес стирает какашки с помощью туалетной бумаги.
– Уж лучше такой, чем укус аллигатора, – пробурчал коллега в ответ.
Слегка почистив машину, мы пустились в путь. Сулему высадили в Пуйо и чуть ли не силком впихнули ему в руки пачку долларов – премию за пережитый риск. Еще пару часов потратили на дорогу и очутились в столице Эквадора. После двух насыщенных событиями дней в сельве Кито показался ошеломляющим, диким сном – яркие вывески, чистые, улыбающиеся люди, большие дома, гудящие машины.
– О… я хочу выпить, – сказал Бартоломью, когда мы затормозили у «Белого дома».
И это наш худред, на диво спокойно относящийся к алкоголю.
– Выпьем, даже нажремся, – ответил я. – Только сначала нужно слегка как бы помыться…
Увидев нас, грязных, небритых, оборванных и порезанных, администратор выпучил глаза и стал похож на смуглую сову. Рука его дернулась к кнопке тревожного звонка, но остановилась на полпути, а физиономия отразила облегчение.
– Это не ограбление, а всего лишь мы, – сообщил я, выдавив из себя улыбку. – Где там наши ключи и вещи?
Мы получили оставленные в сейфе шмотки. Включать сотовый я не стал – наверняка мне звонили шеф или Ангелика, но разговаривать с ними сейчас я был просто не готов. Бросил мобилу в номере, привел себя в порядок и спустился в «Первую поправку».
Лопес уже сидел тут, в компании бутылки текилы, блюдечка с лаймом и трех стаканов. Из угла рта свисала не привычная сигарета, а толстая сигара, пахнувшая, как небольшой парфюмерный завод.
– Ну что, дружище? – воскликнул он. – Я полон решимости забыть все, что случилось с нами там… – Смуглое лицо коллеги исказилось от отвращения. – В этом мерзком лесу у того гнусного храма. И я не сомневаюсь, что ты готов поддержать это благородное начинание!
– Готов, – кивнул я. – Наливай.
И мы принялись «забывать», сначала вдвоем, затем при участии Бартоломью.
Утопить воспоминания в алкоголе, причем такие яркие и свежие – не самая простая задача, но мы старались. Чуть ли не братались с зеленым змием и могли служить ходячей (а точнее – сидячей и пытающейся петь) антирекламой трезвого образа жизни.
В какой-то момент у меня начались провалы в памяти. Запомнился только норовивший сплясать на столе Лопес, Антон, непонятно на каком языке общавшийся с ошалевшим барменом, и двое забившихся в угол туристов-американцев, что выбрали этот вечер, дабы посидеть в «Первой поправке». Вроде бы мы дружно завопили «Янки гоу хоум!» и «Кока-кола – маст дай!», после чего физиономии юсовцев стали белыми и длинными – как же, кто-то покусился на их священный напиток!
Но до драки дело вроде бы не дошло, или я ее просто забыл.
А потом наступило утро, и я обнаружил себя в номере, раздетым, но лежащим поперек кровати.
– О… – глубокомысленно сказал я. – Э?
В койке больше никого не было, из чего я сделал вывод, что девочек мы вчера не снимали. Затем поднялся и, морщась от головной боли, отправился под душ – смывать последствия пьянки.
Через пятнадцать минут я, свежий точно огурец, тыкал в клавиши ноутбука.
Почта удивила меня полным отсутствием свежих посланий. Шеф ничего не написал, Даша, видимо, решила, что надо потерзать меня молчанием, и даже злобные парни из Церкви Святой Воды забыли про мою скромную персону. Понадеялись, что их предыдущая эпистола отправила мою душу в холодные объятия Йог-Согота.
Зато включенный телефон пискнул, сообщая, что на него звонили, причем не один раз.
«Ангелика, – определил я. – Ну что, проверим, как там жизнь у нашей красавицы?»
Белокурая бестия взяла трубку после третьего гудка.
– Привет, – сказала она. – Где пропадали?
– В джунгли ездили, – сообщил я. – На специальную экскурсию. Называется «Древние зловещие храмы и их престарелые хозяева». Съездили хорошо, только нас едва в жертву не принесли.
И я с красочными подробностями рассказал, как мы в долгом и упорном месилове одолели Силы Древнего Зла. Удивительно, но описания моих геройских подвигов Ангелику не заинтересовали, она обратила внимание на другие вещи. Пришлось вспомнить, как выглядел обвешанный щупальцами монстр, сколько было сектантских пенсионеров, ну, и прочие детали.
В какой-то момент я ощутил, что меня допрашивают, но не грубо, а очень искусно и тонко.
– Эй-эй! – сказал я. – Ты не увлекайся, мисс Джеймс Бонд! Я сейчас не то что с похмелья, а еще и отягчен душевной травмой! Меня волновать нельзя. Лучше скажи, что у тебя нового?
Ангелика сообщила, что раздобыла интересные сведения и что в данный момент находится в Амстердаме, где Церковь Святой Воды в ближайшие дни собирается провести некое мероприятие.
– Так что лучше бы вам прилететь сюда побыстрее, – медовым голоском заметила наша шпионка. – Если вы, конечно, не хотите пропустить все интересное.
– Немедленно вылетаем! – завопил я. – Я сейчас же забронирую билеты и сообщу тебе, когда мы будем!
С местами на самолет сложностей не возникло – Интернет под рукой, так что вся проблема решается несколькими кликами мыши. Хуже оказалось другое – рейс либо через три часа, либо через три часа и сутки, и поскольку я выбрал первый, надо было шевелить мослами.
Я шустро оделся и ринулся будить собутыльников.
Бартоломью восстал после того, как я минут пять колотил в его дверь – помятый, опухший, слегка похожий на облаченное в расшитые красными звездами трусы привидение.
– Быстро собирайся! – рыкнул я на него. – На самолет опаздываем!
– Э… ну… но… – Антон по привычке всякого интеллигентного человека собрался поспорить, но я пресек это поползновение на корню, сделав страшное лицо и злобно гаркнув:
– Пять минут!
Чтобы отыскать коллегу, пришлось спуститься на ресепшен и выяснить, какой он снял номер. Сомневаюсь, что после вчерашних возлияний наш друг смог сесть за руль и уехать домой.
Лопеса я обнаружил в люксе, проснувшимся и довольно бодрым.
– О, Алехандро! – обрадовался он, увидев меня. – Ты готов продолжать? Я всегда знал, что ты настоящий мачо…
Жаль было прерывать эту эмоциональную тираду.
– Нам надо в аэропорт, – сказал я. – Немедленно. Рейс через два пятьдесят пять.
– Кровь Христова! – коллега захихикал. – Это же невозможно, клянусь подштанниками всех святых!
Но чем бы он там ни клялся, а пришлось ему срочно приводить себя в рабочее состояние и выбираться из люкса. Меньше всего на свете Лопес хотел, чтобы «сеньор президент», то бишь наш шеф, остался им недоволен.
На все про все ушло десять минут.
Принимавший у нас ключи администратор едва не всплакнул – то ли от горя, что уезжают столь выгодные постояльцы, то ли от радости, что эти безумные уроды наконец уматывают. Мы запихнулись в обкаканный джип Лопеса и с бешеной скоростью помчались в аэропорт.
Один раз нас остановила полиция, и я уже предвкушал крупные неприятности – еще бы, нарушили не одну дюжину правил, да еще и похмельный тип за рулем. Но стоило Лопесу заявить, что он везет на самолет русских журналистов, которые собираются описать чудную страну Эквадор, как свирепый патрульный заулыбался, взял под козырек и пожелал нам счастливого пути.
В Латинской Америке многое делается не по уму, как в «цивилизованном мире», а по сердцу, и этим она и прекрасна.
На регистрацию мы прибыли за пять минут до ее окончания, пожали руки Лопесу, пообещали, что приедем просто так, отдохнуть. Коллега помахал нам, вытер скупую мужскую слезу, и мы рысью помчались на досмотр.
Еще через полтора часа «Боинг» оторвался от земли Эквадора и начал подниматься в небо.
К моему большому разочарованию, знойной брюнетки по имени Мария среди стюардесс не обнаружилось. Пришлось утешиться двойной порцией виски, и после нее похмелье слегка разжало стиснутые на моем организме челюсти.
– А мне здесь понравилось, – грустно сказал Бартоломью, глядя в иллюминатор, за которым проплывали Анды.
– Ничего. Шеф выпишет премию – съездишь сюда туристом, – утешил я коллегу и завалился спать.
Глава 12
Вавилонские блудения
Если б я был султан, я б имел трех жен.
Халиф багдадский
Пока мы нудно и долго добирались до Голландии с пересадкой в мадридском «Бадахосе», июнь успел как-то незаметно превратиться в июль. В Испании мы забрались во второй аэроплан и ближе к вечеру плюхнулись на ВПП амстердамского «Схипхола».
У погранцов и таможенников наши помятые и оцарапанные физиономии не вызвали особого интереса, и мы выбрались в зал прилета.
– Вдохни воздух свободной Европы, – посоветовал я Бартоломью. – Чуешь, несет травой?
– Нет, – ответил он. – А что, ее можно курить прямо тут?
Нет, над нашим худредом невозможно подшучивать – никакого удовольствия.
Я укоризненно посмотрел на соратника по журналу «Вспыш. Ка», и мы отправились к эскалатору, ведущему на железнодорожную платформу. Забрались в желтый двухэтажный вагон поезда на Амстердам, и тут я позвонил Ангелике. Она не стала плакать от радости, узнав, что мы приехали, но обещала встретить.
Эта «встреча на Эльбе» произошла на центральном вокзале, большом, красивом и мрачном, точно замок из готического романа.
– Ничего себе, – только и сказала белокурая бестия, когда мы предстали перед ней, и в голубых глазах возникло удивление. – Вы что, эти дни только пили и с ягуарами дрались?
Клянусь, общение с нами идет ей на пользу – железная леди учится шутить.
– Теперь мы настоящие чмы, в смысле – мачи, – похвастался я. – Это признал камрад Лопес, а он в таких делах разбирается. Мы победили всех врагов, выпили всю текилу, соблазнили всех барышень. Правда, Антон?
– Ы… хы… мы, да, – при виде Ангелики Бартоломью вновь начал заикаться.
– Ладно, настоящие чмы, которые мачи, – сказала она. – Я позаботилась о том, чтобы снять для вас номер. Поэтому сейчас мы отправимся в отель, а затем вы все мне подробно расскажете.
– Яволь, мейн либер фрау, – выпалил я и заработал осуждающий взгляд.
В Амстердаме я бывал несколько раз, и не сказать, что он мне сильно нравится.
Старый пуританский город, столица мировой торговли канул в прошлое, превратился в некое подобие Вавилона. Стал прибежищем для наркоманов, «пидарасов» и просто идиотов со всего мира, обиталищем для отребья со всех континентов, из Таиланда, Суринама, Пакистана и Албании. Сделался центром секс-индустрии, разнузданной, наглой и очень прибыльной.
Понятно, что тут есть что посмотреть и как развлечься и человеку, который равнодушен к проституткам, порнухе и гашишу, но подобные развлечения здесь погоды не делают. Сейчас атмосферу Амстердама создают не «коричневые» бары, не каналы и не старинные здания, а кофе-шопы, сладкая вонь «плана», бродящие по улицам ниггеры, что предлагают экстази, тетки в подсвеченных красным витринах и магазинчики, торгующие секс-игрушками.
Вавилон во всей красе.
Снять номер в центре в разгар туристического сезона – задача почти невыполнимая, но Ангелика с ней справилась. Не иначе задействовала спецслужбовские связи. Отель, куда она нас поместила, располагался на самой границе квартала красных фонарей, позади здания Биржи.
– Ух ты! – воскликнул Антон, когда мы получили ключи и наткнулись на обычную голландскую лестницу – витую, узкую и такую крутую, что ее можно использовать для тренировок скалолазов.
– Очень удобно, когда пьяный, – сказал я. – Ползешь вверх на четырех конечностях, и все чики-пуки.
Номер нам достался крохотный, с выходящим в «колодец» окном.
– Ну что, вы готовы рассказывать? – спросила Ангелика.
– Я должен принять ванну, выпить чашечку кофе… – вспомнил я «Бриллиантовую руку», но, взглянув в глаза белокурой бестии, сам себя остановил: – Будет мне и ванна, и какава с чаем.
Получив добытые нами в Эквадоре материалы и ознакомившись с кусочком интервью генерала Орельяно, наша шпионка слегка оттаяла. Зато, выслушав повествование об охоте на дедушку в шляпе и посмотрев сделанные Бартоломью фотографии, осуждающе покачала головой.
– Зря вы в это ввязались, – сказала она. – И чудом живы остались, и ничего толком не узнали.
– Но он сам первый начал… – буркнул я, как когда-то в сопливом детстве. – Кто его просил к нам лезть? На самом деле теперь мы в курсе, что Древним поклоняются по всему миру, и поклоняются много столетий, если не тысячелетий.
О видениях, настигших меня в подземельях, я умолчал, как не стал рассказывать и о собственной устойчивости перед наведенными страхами. А то эта железная леди версии джуниор может запросто решить, что нехило бы меня изучить и сдать яйцеголовым ботанам для опытов.
А я опытов над собой не люблю.
– Это и раньше было понятно, после визита к Брокдорфу, – заметила Ангелика.
– А у тебя что нового? – поспешил я увести разговор в сторону.
– Предостаточно.
Выяснилось, что белокурая бестия побывала в Англии, где подняла на уши МИ-5, МИ-6 и прочие тамошние «секретные сервисы»[5]. Из архивов извлекли пыльные папки, из них – древние фотки и пожелтевшие от времени бумаженции.
– Я нашла несколько упоминаний о Хаиме Шорроте, – рассказывала Ангелика, – рядом с мадам Блаватской и прочими деятелями теософского движения, и даже один снимок. На нем он точно такой же, как сейчас, разве что костюм по моде того времени…
– Погоди-ка, – вмешался я. – Это девятнадцатый век? Сколько же лет этому лысому козлу?
Да, конечно, пан Твардовский утверждал, что Джавану Сингху чуть ли не двести годов. Но мне до последнего хотелось верить, что это бред впавшего в маразм дедушки с червями в башке.
– Много, очень много. Столько не живут, – очень серьезно сказала шпионка. – Люди, по крайней мере. Первые упоминания о Хаиме Шорроте в британских архивах, связанных с Блаватской, датированы тысяча восемьсот пятьдесят третьим годом и касаются Индии, а снимок сделан в тысяча восемьсот девяностом в Лондоне. Сегодня, кстати, Ирге О’Дил был в Амстердаме, но еще утром улетел в Осло.
Антон нервно икнул.
– И что он тут делал? – спросил я подозрительно. – Ходил по девочкам и лопал «спейс кейки»?
– Нет. Он проверил, как в местном отделении Церкви Святой Воды идет подготовка к некоей важной церемонии. Мне мало что удалось о ней узнать, только то, что она состоится в ближайшие дни.
– Убьют кого-нибудь, – сказал Бартоломью с необычной для него мрачностью. – Что они еще могут?
Ангелика взглянула на него и решила, что углублять тему пока не стоит.
– Мои парни работают, и завтра мы будем знать больше, – сообщила она. – И завтра же решим, что делать. Сегодня отсыпайтесь, отдыхайте, приходите в себя. Утром в десять я за вами зайду.
Белокурая бестия улыбнулась нам на прощание и покинула номер.
– Нет уж, мамочка, мы мальчики уже большие, – сказал я. – Спать мы пока не ляжем, а пойдем, слегка прошвырнемся. Или ты, Антон, хочешь придавить моськой подушку?
Но Бартоломью тут же утерял всю сонливость и завопил, что жаждет погулять.
Для начала мы отправились в «Орлиное гнездо», или, по-местному, «Арендснест», крайне приятный кабачок, в котором должен побывать каждый оказавшийся в Амстердаме любитель пива. Там можно отведать чуть ли не полтора десятка разных сортов пенного напитка, причем бельгийских тут не подают, наливают исключительно сваренные на территории королевства Нидерланды.
Половина сортов постоянные, а остальные меняются каждый день.
Мы заняли столик на улице, на самом берегу канала, и принялись неспешно дегустировать.
– А почему по триста грамм? – спросил Антон, когда нам принесли по бокалу траппистского даббеля.
– Скоро поймешь, – ответил я. – Ну, за возвращение к цивилизации!
Пиво, сваренное в Голландии или Бельгии, – коварнейшая штука, оно обычно сладковатое и крепкое, незаметно и очень сильно бьет по мозгам. Только что ты был трезв и гламурен, а в следующий момент тобой можно подпирать стену или показывать людям для увеселения.
Мы выпили траппистского, затем попробовали пива «Херенграхт, 90», что варят прямо тут, а после того, как дерябнули по темному «Де Праэлю», глазки у Бартоломью маслено заблестели.
– Пошли, – скомандовал я. – А то ты еще наберешься, а мне тебя тащить.
– Я не пьян, – сообщил Антон заплетающимся языком. – Я просто хочу еще выпить!
Ну, точно как в анекдоте – больше трех рюмок я не пью, но после них становлюсь совсем другим человеком, а ему тоже надо вмазать.
– Пошли-пошли, – неумолимо повторил я. – Выпить еще успеем.
И мы двинулись обратно к Дамраку, самой главной улице Амстердама, а затем и за нее, к кварталу красных фонарей. Тут, как всегда в вечернее время, оказалось шумно, пахуче и людно.
Нам предложили купить ЛСД, но мы доблестно отказались, точнее, я отказался, а Бартоломью не понял, чего хочет от нас этот черный в дредах и вязаной шапочке. Попытались заманить в сомнительного вида кофе-шоп, на витрине которого красовались мухоморы, снабженные надписью: «Магические Грибы».
А затем начались улочки с продажными тетками, и Антон забыл про то, что хочет выпить.
– Ай-яй-яй! – только и восклицал он.
Представьте себе подсвеченную красным витрину в рост человека, а за ней – девицу в купальнике. Она может стоять или сидеть на высоком стуле, курить или кокетливо поправлять «амуницию», в любом случае ее задача – заманить к себе кого-нибудь из проходящих мимо мужиков. За спиной у барышни имеется комнатка с просторной кроватью, а на стекле – глухая занавеска, что задергивается в том случае, если внутри находится клиент.
Девушки здесь встречаются разные, любых цветов кожи и комплекций, от бывших «Мисс Вселенная» до серых мышек и совершенно необхватных теток, что сошли бы в пару к Гаргантюа.
Как говорится – на любой вкус.
– Как несправедлива жизнь, – сказал я, когда мы приостановились, чтобы рассмотреть негритянку с грудью невероятного размера. – Квартал красных фонарей прославлен на весь мир, а вот кварталы синих пребывают в незаслуженной безвестности.
– А это что такое? – спросил Бартоломью.
– Ну как же? – ухмыльнулся я. – Они имеются на окраине любого крупного российского города. Причем фонари на твоей физиономии там поставят совершенно бесплатно.
Чтобы усвоить концепцию, слегка одуревшему от перелетов, пива и впечатлений худреду понадобилось несколько минут. Потом он захлопнул рот, сердито поглядел на меня, и мы продолжили прогулку.
Одолели еще несколько улочек, а затем я потащил Антона в отель – в Амстердаме ты или нет, а спать надо.
Выспаться мне было снова не суждено.
Похоже, двое пидоров сняли комнату в том же отеле, что и мы, и всю ночь посвятили любовным утехам. О том, чтобы закрыть окошко номера, они и не подумали, и соседям только и осталось, что слушать сочные шлепки, ритмичное уханье и молодецкие выкрики.
Где-то под утро я начал жалеть, что у меня нет под рукой винчестера.
И самое обидное – подлый Бартоломью после трех бокалов голландского пива дрых без задних ног!
Продрав глаза около девяти, мы сходили на завтрак, а ровно в десять, минута в минуту, заявилась Ангелика, вся в белом, безупречная, безжалостная и похожая на Снежную Королеву.
– Что-то мне не верится, что вы всю ночь спали, – сказала она, разглядывая мою физиономию.
Я сделал большие честные глаза:
– Ей-ей, матушка, почивали. Только вот сны снились мерзкие про содомитов клятых. Не иначе, как кто-то наркоту в соседнем номере курил и надышал прямо нам в форточку.
Такое объяснение удовлетворило бы только совсем уж наивного человека, но Ангелика не стала требовать другого. Она по-хозяйски уселась на стул и протянула мне синюю пластиковую папку: