Принцесса Конде Санд Жаклин
– В вашем возрасте, Луи, я, конечно, выбрал бы бургундское. А пока, сами понимаете, предпочитаю женщин…
Увидев сиятельную герцогиню де Лонгвиль в наряде простой мещанки, Эме широко улыбнулся.
– Я вижу, мои склонности «разыгрывать из себя площадного шута» пришлись вам по нраву, сударыня, – заметил он, не особенно церемонясь с дамой в присутствии челяди дома де Кавуа. – Чего желает прелестная госпожа? Осторожно, не замарайте туфельки…
И, подхватив девушку под локоть, Эме буквально поволок ее на улицу.
Де Ру положил ладонь на рукоять шпаги, мысленно желая, чтобы нахальный гвардеец дал-таки ему повод ею воспользоваться.
Щеки Анны-Женевьевы вспыхнули. Как этот лейтенант смеет обращаться с ней так грубо, да еще на людях!
– Вы поразительно злопамятны, лейтенант, – процедила сквозь зубы молодая женщина, потирая руку.
Чего доброго, на руке останется синяк. Хватка у господина де Фобера оказалась железная.
– Я уже начинаю жалеть, что явилась сюда.
– И правильно делаете! Какого дьявола вы пришли? Писать разучились?
– Да как вы смеете?!
– А что вы думали? Нет, конечно, мне будет очень лестно, если по Парижу пойдет слух, что сама Анна-Женевьева де Лонгвиль отличает лейтенанта де Фобера. А вам? Мой одуревший от обильных возлияний родственничек едва не пригласил вас к обеду. И что бы вы, интересно, делали, мадам, если бы он настоял на своем приглашении? Велели бы своему телохранителю перебить челядь?
– Просто… – герцогиня смутилась.
В сущности, она ведь была начинающей заговорщицей и пока еще многого не понимала.
– Просто у меня для вас важные новости. Мы нашли книгу. И я подумала…
– Вы прочитали записку?
– Нет, но… Вот!
Она почти торжественно продемонстрировала Эме увесистый фолиант о соколиной охоте.
– Хорошо. Отправляемся гулять.
Эме попытался вновь взять Анну-Женевьеву под локоть, но та предусмотрительно отстранилась.
– Достаточно, шевалье. Вы меня, чего доброго, покалечите. Особенно если идти придется далеко.
– Недалеко. На улицу Святой Анны. Как раз в вашу честь.
– Почему именно туда? – недовольно поинтересовался де Ру.
Он знал, что жителям улицы Святой Анны было далеко до святости.
– Может, сразу во Двор Чудес?
– Я там живу, – любезно пояснил де Фобер. – К тому же у господина де Кавуа гораздо больше шансов узнать герцогиню де Лонгвиль даже в этом скромном платье, чем у обитателей улицы Святой Анны. Но в следующий раз, обещаю, во Двор Чудес тоже наведаемся.
– Следующего раза не будет, – нахмурился Фабьен.
– Не нервничайте, шевалье. У вас такое лицо, словно весь Париж кишмя кишит разбойниками и грабителями. Заверяю вас, это заблуждение. Вот видите, госпожа герцогиня ни капли не боится, не правда ли?
Анна-Женевьева демонстративно вздернула подбородок. Чего еще она может бояться после того, что услышала сегодня ночью?
– Это ваш флигель? – осторожно спросила она, заметив, что де Фобер извлекает из-за пояса ключ. – Очень милый.
– Причем внутри еще более милый, чем снаружи, – пробормотал лейтенант, распахивая дверь. – Проходите вперед и поднимайтесь по лестнице в спальню. В гостиной у меня не прибрано.
– В спальню? – насмешливо переспросила Анна-Женевьева. – А не слишком ли мы торопимся?
– Помилуйте, уже почти час дня! Мы не торопимся, мы опаздываем!
– Не забывайтесь, сударь, – прошипел Фабьен.
Эме только пожал плечами.
– Присаживайтесь, сударыня.
В комнате лейтенанта почти не было мебели, но стул для Анны-Женевьевы все же нашелся. На спутника герцогини де Фобер не обращал ни малейшего внимания.
Эме вытащил из секретера стопку бумаги и перо, положил все это на стол, герцогиня достала книгу, и оба они зачарованно уставились на фолиант так, словно перед ними была живая змея.
– Ну, – не выдержала молодая женщина, – чего вы ждете? По глазам вижу, вам не терпится.
– Я надеюсь, вы сделали для себя копию шифра, сударыня?
– А вы?
– Я тоже. Но вполне доверяю вашей. Начнем?
Лейтенант осторожно раскрыл книгу и с видом фокусника обмакнул перо в чернила, но тут же отложил его в сторону.
– Как вы ее нашли?
– Это обязательно рассказывать? – Герцогиня чуть заметно побледнела.
– Желательно.
– Если коротко, то по счастливой случайности!
Герцогиня побледнела еще сильнее: ей не хотелось рассказывать постороннему человеку о том, что довелось вчера услышать. Но делать было нечего. Похоже, она должна научиться совершать решительные шаги и верить людям, с которыми у нее общие интересы. И она сказала:
– Я понимала, что книга должна лежать в кабинете мужа. Но герцог не допускает меня туда, а комнату запирает… Шевалье де Ру помог мне открыть замок. Мы искали достаточно долго, но ничего не могли найти. Потом неожиданно явился герцог, а с ним – мой отец… Мы едва успели спрятаться, чтобы нас не заметили.
Анна-Женевьева судорожно сжала пальцы. Она совсем не владела собой. Из глаз ее хлынули слезы. Де Ру тотчас очутился рядом и положил руку на вздрагивающее плечо хозяйки.
– Извините, шевалье, но то, что нам пришлось услышать, было не очень приятно для ее высочества. Может быть, не стоит об этом говорить? – с легким раздражением в голосе спросил он у де Фобера.
– Нет! – Госпожа де Лонгвиль вскинула голову. – Как раз про это я могу сказать! Я уверена, что мой отец и мой муж связаны какими-то тайными интересами! Они говорили про бумагу… Бумагу, подписанную принцем Орлеанским еще при жизни Ришелье. Там – отречение Гастона от прав на престолонаследие. Отцу очень нужна эта бумага. И он требует, чтобы Лонгвиль нашел ее.
Де Фобер покачал головой. Так и есть. Конде решили получить власть в свои руки. Если Гастон имел дурость подписать подобное отречение, то регентство вполне может достаться принцу Конде как еще одному ближайшему родственнику короля.
– И почему это вас так заботит, ваше высочество? – осведомился он.
Герцогиня устало вздохнула.
– Шевалье, я буду помогать вам во всем, о чем вы только попросите. Если вчера мне было просто любопытно, то сегодня мною движут иные интересы. Мнение моей семьи стало для меня безразличным. Вчера отец открыто сказал Лонгвилю о том, что ему, герцогу, уже заранее заплачено за возможность в нужный момент устроить мятеж в Нормандии, а также за поиски бумаги, подписанной Гастоном. Заплачено хорошо. Моим приданым и мной самой. Я скрепляю союз между Конде и Лонгвилем… Ладно, довольно об этом. Надеюсь, что речь в записке пойдет совсем о другом. Вы спросили, как мы нашли книгу? Волей случая. Она лежала в особом футляре, который сделан в виде подставки под цветочный горшок. В кабинет случайно забежала кошка и сбила этот горшок… Видимо, герцог пользовался книгой для составления ответной записки. Он не закрыл футляр как следует. Между страниц книги была расшифрованная записка. Я прочла, но не успела скопировать. Там ничего особенного.
– Вы можете дословно повторить ее содержание? – гораздо более мягким голосом попросил Фобер.
– Конечно. Вот что в ней говорилось: «Я пока что не могу гарантировать вашей милости точность информации. Немного терпения. Влюбленные не могут долго обходиться друг без друга и непременно совершат глупость, которая их выдаст». Подписи не было.
– Вы уверены?
– Совершенно точно. А шифр тот же самый, что и в этой…
Эме, покусывая кончик пера, пристально разглядывал герцогиню. Правду говорят: не родись красивой… Значит, девочку продали в обмен на политическую поддержку. Неудивительно для дома Конде. Но Анне-Женевьеве от этого не легче. А она мужественная женщина. Не каждая бы решилась так прямо признаться в подобном «семейном» торге постороннему человеку, да еще мужчине. Двум мужчинам. Хотя шевалье де Ру, кажется, у нее на правах доверенного лица. Черт, де Фобер испытывал врожденное недоверие к «доверенным лицам», особенно к таким, которые смотрят на свою хозяйку взглядом кота, мечтающего о сметане. Как трепетно милейший Фабьен касается плеча герцогини!
Молчание слишком затянулось.
– Что ж, сударыня, – сказал лейтенант, – диктуйте мне цифры.
Дальнейшее походило на своего рода таинство. Анна-Женевьева медленно и внятно произносила цифры, Эме искал в книге нужную страницу, строку и слово, а потом записывал его на отдельный лист бумаги. Брови лейтенанта по мере расшифровки текста послания медленно ползли вверх. Перо тихо поскрипывало, хмурый де Ру стоял, облокотившись на подоконник (стула ему не досталось, а усаживаться на кровать де Фобера шевалье посчитал ниже своего достоинства). Фабьен ненавидел политические тайны и считал, что интриги – не женское дело, а гвардеец, по его мнению, умудрился втянуть герцогиню в какую-то опасную игру.
Через несколько долгих минут мадам де Лонгвиль, покусывая губы, отложила свой листок.
– Это все, – сказала она.
В комнате вновь повисла напряженная тишина.
– Что же вы, лейтенант? Читайте.
– Вы уверены, что хотите это услышать? – Глаза Эме подозрительно сузились.
– А вы нет?
Анна-Женевьева почувствовала, что ее щеки запылали от гнева. Неужели ее опять используют? Эта мысль была мучительна для девушки. Особенно после откровений сегодняшней ночи.
– Или вы намерены попросту выставить меня вон? После того, как я, дурочка, согласилась таскать для вас каштаны из огня?
– Вы вводите меня в искушение, сударыня, – пробормотал де Фобер. – Прекрасная мысль – отобрать у вас вашу копию шифра и выставить вон.
– Вы не посмеете! – Герцогиня метнула быстрый взгляд на де Ру.
– М-да? – Лейтенант задумчиво оглядел Фабьена. – Боюсь, вы переоцениваете вашего защитника, сударыня. Хотя я не спорю, он весьма недурен. И недооцениваете меня. Даже как-то обидно. Впрочем, считайте, что вашим потрясающим откровением про семейные дела Конде и Лонгвилей вы заслужили мое доверие. В той мере, разумеется, в какой я вообще могу доверять супруге герцога, мечтающего уничтожить человека, которому я служу.
– Мой муж планирует… убить Мазарини?! – потрясенно переспросила Анна-Женевьева.
– Чтобы уничтожить человека, необязательно его убивать. Есть множество других способов…
– Вы будете читать или нет?!
Эме кивнул.
– «Ваша милость, спешу довести до вашего сведения, – начал он, – что сегодня ночью состоялась очередная встреча итальянского петуха и хорошо известной вам коронованной особы. Влюбленные провели ночь в потайной комнате, и женщина проследовала к себе в половине четвертого утра. К сожалению, в нашем деле возникли трудности. Мне никак не удается узнать дату и время свидания заранее. Хозяин не считает должным сообщать мне это, а каналы, по которым он связывается с петухом, мне недоступны. Понадобится содействие кого-то из близкого окружения дамы. Я, со своей стороны, обещаю устроить все так, чтобы особы, вас интересующие, явившись на встречу, уже не смогли покинуть ее незамеченными и неузнанными. За сим припадаю к вашим стопам и надеюсь на вашу благосклонность…»
– Какой стиль! – не выдержал де Ру.
Герцогиня де Лонгвиль ощутила, что вновь краснеет. Нетрудно было догадаться, кто может скрываться под презрительным наименованием «итальянский петух». Ну а коронованных особ во Франции только две, и речь шла явно не о Людовике.
– Что вас смущает, сударыня? – невозмутимо осведомился де Фобер. – Его величество никогда не баловал свою супругу вниманием. Рано или поздно это должно было произойти. И на месте сеньора Джулио мог оказаться кто угодно. Тот же герцог де Бофор. Или даже ваш муж.
– Мой муж! – Анна-Женевьева не скрывала презрения. – Спасибо, что напомнили. Мой муж ко всему прочему еще и не гнушается копаться в грязном белье Анны Австрийской и Мазарини. Какая низость!
– Это политика, мадам. Политика ничем не гнушается. Вовремя извлеченное на свет Божий грязное белье может стоить кардиналу головы, а королеве регентства.
– Вы думаете…
– Я думаю, герцогиня, ваш отец метит на французский трон. Для начала лет на восемь в качестве регента, пока малыш Людовик подрастет. А если повезет, то и навсегда. Дети, знаете, болеют… А следующим королем после вашего отца может стать ваш брат, герцог Энгиенский. Не правда ли, заманчиво? Вы все еще уверены, что будете помогать мне во всем, о чем я только попрошу?
– Все это может быть далеко не так серьезно, как вы говорите, – неуверенно прошептала Анна-Женевьева, бледнея на этот раз.
«Как она легко краснеет и бледнеет», – совершенно не к месту подумал Эме.
– Разумеется, ваше сиятельство. Судите сами, что серьезного может быть в кукольном театре?
Лейтенант, по обыкновению, язвил, но глаза его оставались холодными. Две яркие колючие льдинки.
– И что я должна делать?
– Должны? Ничего, сударыня. Возвращайтесь домой. И делайте вид, что ничего, ровным счетом ничего не произошло. Не бойтесь, головы принцев и принцесс падают с плеч в последнюю очередь. Перед этим за них приходится умереть очень многим пешкам на шахматной доске.
– Вы меня пугаете!
– Я с вами откровенен. Разве это не то, чего вы требовали несколько минут назад?
– Шевалье!
– Принцесса?
Анна-Женевьева порывисто поднялась с места. В его глазах она уже виновна. Только потому, что принадлежит к дому Конде.
– Идемте, Фабьен. Вы же слышали, нам пора возвращаться домой. Идемте.
На ресницах девушки блестели злые слезы.
У порога де Ру на миг задержался.
– Вам удалось дважды довести ее до слез, лейтенант. Дважды за один разговор. Мне нет дела до вашей шахматной партии, но этого я не забуду.
Де Фобер молча кивнул. Когда придет время, им обоим будет что вспомнить.
12
Герцогиня и аббат
В особняке герцога Орлеанского за роскошно сервированным столом собрались давние друзья. Хозяин (Гастон Орлеанский), герцог Гиз, герцог Бульон, принц Конде, граф д’Аркур, герцог Ангулемский – все они сплотились в многолетней борьбе с кардиналом. Но и лежа в могиле, Ришелье не давал им расслабиться.
– Но, черт возьми, племянник, я не понимаю, как вы могли написать эту бумагу об отречении? Неужели вы не понимали, какое оружие против себя вы даете ему в руки? – горячился старик Конде.
– Это было каким-то наваждением, господа, – пробормотал Гастон, не отличавшийся ни большим умом, ни завидным красноречием. – Этот дьявол в красной мантии обладал гипнотическими способностями, клянусь богом. Я и сам не пойму, как поддался его угрозам. А когда опомнился, было поздно.
– Но в результате проявленной вами слабости, герцог, мы оказались в идиотском положении, – продолжал принц. – Кардинал наконец-то сыграл в ящик, вашему брату тоже недолго осталось жить, у вас появился шанс занять трон… Господи Боже, не этого ли мы добивались все эти годы! И вдруг выясняется, что вы, монсеньор, собственноручно написали бумагу, в которой официально отказываетесь от всех своих прав на престол! Это рушит все наши планы!
Конде был просто в бешенстве. Гастон начал раздражаться.
– Как бы то ни было, господа, но эта чертова бумага существует, и нужно решить, что делать дальше.
– Здесь нечего решать – ее нужно найти во что бы то ни стало!
В разговор вмешался аббат Ла Ривьер, фаворит Гастона:
– Это не так просто, как кажется. Не забывайте, с кем мы имеем дело. При первой же возможности подкупленные нами люди обыскали кабинет кардинала в Пале Кардинале. Бумаги там нет.
Граф д’Аркур с плохо скрываемым презрением процедил:
– Естественно. Ведь кардинал завещал дворец королю. Конечно, Ришелье позаботился о том, чтобы сохранить свои архивы в надежном месте. Скорее всего, бумага находится у кого-то из приближенных кардиналу лиц.
– Госпожа д’Эгильон? – предположил Ла Ривьер.
– Нет, вряд ли Ришелье доверил бы документ женщине. Это не в его характере. Будь в живых серое преосвященство, старый прохвост Жозеф дю Трамбле, я бы сказал, что бумага у него. Но теперь у нас богатый выбор. Мазарини, Нуайе, Шавиньи, Шарпантье… Выбирайте, господа!
– Шарпантье если и прячет бумагу, то носит ее на себе, не иначе. Его дом обыскали, тайники вскрыли, – сообщил Конде. – Бумаги там нет.
– Ловко! – воскликнул Гастон. – Как же это вам удалось?
– Неужели вы думаете, что я лично обшариваю жилища тех, кто у нас на подозрении? – фыркнул принц. – Я свалил грязную работу на Лонгвиля. Он, может, и не великого ума человек, но достаточно хитер, чтобы не попасться в подобных случаях. Нанятые им люди обыскали дом Шарпантье. Увы.
О том, что у него имеются некоторые сведения о связи итальянца с королевой, Конде до поры до времени умалчивал. На Гастона нельзя положиться (хватило же тому дурости поступить так, что теперь остается лишь локти кусать и уповать на благополучный исход дела!), да и другие временные союзники могут по-своему разыграть этот козырь. Нет. Принц Конде предпочитал сначала получить карты в руки, а потом уже думать, стоит ли показывать их союзникам или нет.
– Что ж, – проговорил он, с трудом сохраняя спокойствие: один вид болвана Гастона выводил принца из себя! – Пока нам остается ждать. К Шавиньи подобраться не так-то просто. Будем уповать на Фортуну, чтобы она благоволила нам…
Один день в аббатстве был как две капли воды похож на другой. Андре и сам не заметил, как прошла неделя, минула другая, приближалась уже середина третьей.
Поначалу было трудно. Вновь подъемы на рассвете, молитва, затем непритязательный, но вполне вкусный завтрак, а после трапезы масса дел. Преподобный отец де Билодо держал подчиненных в строгости, и лень почиталась в стенах аббатства как один из величайших грехов.
Андре досталась хлопотная и ответственная должность: он следил за расходами и доходами. Впрочем, долго вникать в суть дела не пришлось, ему приходилось уже заниматься финансовыми подсчетами, он считался совсем недурным экономом. Его предшественник был крайне скрупулезен, и аббату де Линю не составило труда быстро принять дела. Вся отчетность содержалась в идеальном порядке.
Но сегодняшний день начался со скандала.
Из мастерской привезли детали каркаса для нового алтаря церкви. Андре остановился полюбоваться искусной работой краснодеревщиков.
– По дубу работать сложнее, но он долговечнее. Каштан – дерево красивое, но не такое прочное, – сказал ему подмастерье, сопровождавший повозку.
Если бы Андре накануне сам не посмотрел в бумаги, он бы ничего не заметил.
– Но ведь мы и заказывали алтарь из дуба! – удивился он.
– Не знаю! – пожал плечами парень. – Оплатили каштан. Он же намного дешевле. Мы еще удивились: обычно святые отцы никогда не скупились, а тут…
Андре устроил дознание.
Выяснилось, что его помощник Филипп решил положить разницу в стоимости к себе в карман. Дело дошло до ушей преподобного де Билодо. И теперь Андре, наблюдая за тем, как пустая телега выезжает за ворота аббатства, мрачно думал, что нажил себе смертельного врага. В лучшем случае – одного, в худшем – нескольких. Ведь Филипп д’Исси-Белльер пользовался уважением почти у всех. Стоило ли вообще затевать это дело из-за нескольких сотен ливров?
Впрочем, Андре было почти наплевать. Вор есть вор. Ipso facto.
Шевалье подкинул дров в камин и рассеянно скользнул взглядом по странице раскрытой книги. Половину своего свободного времени он тратил на чтение. Кастелян, выдавая ему свечи, беззлобно ругался: отец де Линь сжигал их по десятку за день.
Дни были короткие, темнело рано. Ночью Андре тоже читал.
С тех пор как он приехал сюда, по ночам его мучила бессонница. Аббатство находилось близко от тех мест, с которыми были связаны воспоминания. Он не хотел ничего вспоминать, но память настойчиво показывала ему картинки из прошлого, где были он и женщина. Та женщина, которая так долго являлась для него всем…
…Свечи горели повсюду: Мари очень любила, когда светло, и ненавидела тьму, прятавшуюся в уголках комнат. Тьма хранит тайны, это верно. Но тайны тайнам рознь.
– Андре, вы исполните одно мое поручение?
Он поднял на нее взгляд, горящий безмолвным обожанием.
– Конечно, моя королева…
– Не называй меня так! – прикрикнула Мари и, тут же смягчаясь, ибо Андре вздрогнул, как от пощечины, добавила:
– Королевой в этой стране зовется лишь одна. И она – не враг мне, а друг. Так что зови меня своей звездой, если желаешь, зови своей повелительницей, но…
– Я понял, – торопливо произнес он.
– Хорошо. Я хочу, чтобы ты доставил записку. Вот эту.
Клочок бумаги, сложенный вчетверо и запечатанный печатью без герба, упал в подставленную ладонь Андре.
– По этому адресу. Лично в руки этому человеку. И чтобы вас никто не видел. Это понятно?
Андре прочел адрес и имя и слегка побледнел.
– Мари, но это ведь…
– Идите.
Она склонилась, и все вопросы тут же исчезли. Легкий поцелуй в лоб, прикосновение губ…
– Идите и возвращайтесь, чтобы получить заслуженную награду.
– Мари…
Она отстранилась.
– Возвращайтесь.
Андре захлопнул книгу. Снова эти воспоминания мучают его… Он в раздумье потер лоб.
Вообще, сегодня у него мало дел. Он должен заниматься подготовкой завтрашней утренней проповеди и нанести визит мадам де Кресси – одной из окрестных помещиц, которой очень нравилось беседовать с приятным и хорошо образованным священнослужителем. Поскольку мадам де Кресси не могла передвигаться самостоятельно, преподобный де Билодо пошел навстречу ее пожеланиям и одобрил решение Андре ездить к ней раз-другой в неделю.
Пока деревья были голыми, сквозь их сухие ветви просвечивали силуэты дальних парижских пригородов. До столицы можно было добраться за час, и Андре решил, что позволит себе роскошь съездить в лавку к мэтру Балуйе. У него продавались отменные чернила и тонкая писчая бумага. Закажи купить их кому-нибудь из монастырских слуг, привезут не то. Во всем, что касалось канцелярских принадлежностей, Андре с детства был очень разборчив.
Собрался он быстро и уже через четверть часа вышел за ворота, ведя лошадь в поводу.
У стен аббатства протекала маленькая речка Иветт. Лед на ней пожелтел и набух, ступать на него было опасно. Андре направился вдоль берега реки. Копыта лошади скользили по корке наста, которую еще не успели растопить солнечные лучи. Воздух был весенним.
Андре шел не спеша, наслаждаясь покоем. Природа вливала в него новые силы. Так неудачно начавшийся день обещал все же стать приятным.
Анна-Женевьева отправилась к кузине де Бланшетт лишь две недели спустя после истории с куклой. Де Фобер больше не давал о себе знать. Анна предполагала, что он просто предупредит кардинала о грозящей опасности, тот примет меры предосторожности и заговорщики не смогут разрушить его репутацию. Хотя маленькая герцогиня понимала, что дело касалось вовсе не репутации кардинала или королевы. На кону стояло регентство, иначе ее отец не ввязался бы в этот заговор. А она собственноручно сдала своего отца и мужа лейтенанту гвардейцев кардинала!
Но муки совести ее не мучили. Отец фактически продал ее, словно она была вещью, этого девушка простить ему не могла.
Она была рада покинуть Париж. Если лейтенанту де Фоберу понадобится встретиться с ней, он ее отыщет. А пока следовало сбежать от постылого мужа, от светских знакомых и побыть с людьми, которых Анна не опасалась и не презирала.
Потому ясным февральским утром, чувствуя в воздухе дыхание весны, Анна пожелала ехать в Беруар мимо аббатства Нуази. Она предпочла поездку верхом в сопровождении одного лишь шевалье де Ру. Фабьен поворчал, что следовало бы захватить с собою побольше охраны, но Анна так на него взглянула, что он сразу перестал возражать. Да и в самом деле, какая опасность могла ей угрожать?
Так что они выехали из Парижа вдвоем около полудня. Карета с сундуками герцогини, с ее горничной и кошкой Труве последовала за ними, но быстро отстала.
Анна-Женевьева чувствовала себя на свободе. Она предложила Фабьену скакать наперегонки, и тот согласился, хотя очень боялся за герцогиню: чего доброго лошадь понесет или еще что-нибудь приключится. Лошадь летела галопом, свежий ветер бил в лицо, и Анне-Женевьеве казалось, что это самые лучшие мгновения за последнее время.
Конечно, у нее были богатство и красота. И еще рядом был де Ру, который вместе с нею сделался кем-то вроде заговорщика… Они – заговорщики. Смешно! Фабьен такой преданный и почтительный, так восхищенно смотрит на нее! Это льстило самолюбию госпожи де Лонгвиль. Увы, она еще не осознавала всей своей женской прелести, но, несмотря на это, инстинктивно пользовалась всеми женскими уловками, чтобы управлять Фабьеном, как ей заблагорассудится.
Они почти добрались да аббатства Нуази – его серые стены виднелись вдалеке, – когда Фабьен вполголоса сообщил, что навстречу движется всадник. И вправду, через мгновение Анна тоже увидела его. Сердце екнуло, и девушка взмолилась, чтобы ее догадка оказалась верна: пусть это будет тот синеглазый священник, который запал ей в душу с их первой встречи у отца Лепина! Ах, пусть это будет он! И судьба сжалилась над нею: это действительно оказался святой отец Андре де Линь.
Он тоже издалека заметил герцогиню и ее спутника и пустил коня рысью. Подскакав к ним, он остановился.
– Мадам де Лонгвиль! – Священник приподнял шляпу. – Добрый день! Здравствуйте, шевалье де Ру!
– Добрый день, святой отец! – просияла маленькая герцогиня.
То, что он не забыл ее, несмотря на краткость знакомства, было приятно. Возможно, она понравилась священнику. Во всяком случае, Анне хотелось так думать.
– Вы направляетесь в Нуази? – осведомился де Линь. – Хороший день для поездки к источнику.
– О, я пробуду там довольно долго, – сообщила Анна-Женевьева.
– Вот как! – Кажется, Андре заинтересовался. – Вы будете жить при аббатстве, мадам?
– Нет, в том нет необходимости. Дальняя родственница моего мужа, Элоиза де Бланшетт, живет здесь неподалеку в замке Беруар. Я остановлюсь у нее. Однако я буду часто ездить к источнику… А вы сейчас направляетесь в Париж, святой отец?
– Да, – Андре внимательно изучал хорошенькую девушку, ловко управлявшуюся с белой лошадкой.
– Какая жалость! – вздохнула Анна-Женевьева. – А я хотела просить вас сопроводить меня и шевалье де Ру к аббатству. Вы, несомненно, лучше нас знаете места и могли бы все нам показать. Конечно, – прибавила она простодушно, – это неожиданная просьба, ведь мы едва знакомы…
Осознанно или нет, мадам де Лонгвиль использовала одну из тех женских фраз, которые заставляют мужчин делать то, что женщинам нужно. После подобного замечания аббат де Линь не мог уехать – это означало бы показать неуважение к даме. А потому Андре ничего не оставалось, как приподнять шляпу и ответить:
– Я к вашим услугам, мадам!
Анна бросила взгляд на де Ру. Тот казался невозмутимым и не делал попыток возразить своей хозяйке – видимо, полагал, что аббат де Линь не опасен. Священник повернул коня, и троица медленно двинулась к аббатству. Фабьен ехал чуть позади, чтобы не мешать хозяйке наслаждаться беседой с новым знакомым.
Анна вовсю пользовалась случаем. Некоторое время они с Андре обменивались фразами об общих знакомых и о том, что происходило при дворе. Наконец, девушка поинтересовалась, какое место занимает Андре в Нуази.
– Ведь мой духовник служит здесь же, но я не видела его уже некоторое время…
– Господин Лепин передал свой пост мне, – Андре улыбнулся, улыбка у него была совершенно завораживающая. – Так что теперь я – викарий в Нуази.
– О! – Ресницы Анны-Женевьевы затрепетали. – Следовательно, я могу исповедоваться вам, если моего духовника нет поблизости?
– Если вы того пожелаете, мадам, – ответил Андре после паузы.
– Простите мое любопытство, аббат, но… Я видела вас в Люксембургском саду, и вы смотритесь блестяще. Вы из знатной семьи. Если я ничего не путаю, де Лини имели титул принцев Священной Римской империи… Так почему же… – Она не договорила.
– Почему я удовольствуюсь местом простого викария? – закончил Андре. – Да, мне задают этот вопрос. Так угодно Богу. Этого ответа должно быть достаточно, не правда ли, герцогиня?
Анна-Женевьева кивнула, подумав: «Богу и кому-то еще».
– Я не всегда был священником, – продолжил аббат де Линь. – Долгое время провел в армии и лишь затем решил принять сан.
– И вы не жалеете?
– Что посвятил себя Богу? Нет, не жалею, – усмехнулся он. – К тому же… – Тут Андре прикусил губу, словно бы удерживая готовые вырваться слова, которые никак не следовало слышать этой даме, и закончил: – К тому же это имеет определенные преимущества.
– Вы знакомы с госпожой Элизой де Бланшетт? – Анна решила не настаивать, коль скоро собеседник не спешит распространяться о причинах принятия им священнического сана.
– Еще не имел чести. Однако в скором времени надеюсь познакомиться, ибо иногда по долгу службы навещаю местных жителей.
– Она вам понравится! Она родственница моего мужа, но самая удачная, на мой взгляд. Может, именно поэтому герцог ее терпеть не может, – откровенно призналась Анна. – Элиза весьма остра на язык.
– Такие дамы, несомненно, заслуживают внимания!
– Только такие?
– Дамы вообще заслуживают внимания!
Читать бесплатно другие книги:
