Утонувший в кладезе Романецкий Николай

23. Накануне: Снежана.

Снежана решила взять с собой в Новгород Радомиру.

Вестимо, можно было выбрать и любую другую горничную, но на всякий роток платок не накинешь… А Радомире придется молчать, иначе мама быстро узнает, кто тискается с кучерами по бельевым.

Однако, когда Снежана встала, выяснилось, что и Радомиру, и Ярослава братец услал куда-то по своим собственным делам. И сам с утра ускакал в свой разлюбезный принципат. Как будто они там без чародея Смороды что-то совершить способны!..

Пришлось ждать вечера.

Мама почувствовала неладное, ходила вокруг Снежаны, аки кошка возле кринки с молоком. Как вы, краса моя? Здоровы ли?.. Видите, сколь несерьезны они, эти чародеи? Уехал, даже не попрощавшись!.. Али мы его обидели? Али негостеприимны были?.. Забудьте его – он вам не пара!..

И тут Снежану словно кто-то за язык дернул.

– А вам?

Что тут началось! Да вы, краса моя, белены объелись! Ишь чего выдумала! Виданное ли дело – заподозрить в подобном собственную мать!.. Вы меня, со своими глупостями, к Марене до срока отправите!..

Покрути мама пальцем возле виска или высмей Снежану, та бы о «своих глупостях» и думать позабыла. Но воспитательный разговор лишь подтвердил народившиеся подозрения – душка-волшебник умудрился присушить к себе не токмо дочь Белояра Нарышки, но и супругу. А чего иначе мама вдруг покраснела?.. Тоже мне, любодейка-соперница! Куда конь с копытом, туда и рак с клешней…

И все-таки маму она успокоить сумела, задурила ей голову. Да я ничего такого и в мыслях не имела… А сама индо содрогалась от жгучей ревности.

Это была новая сторона жизни, незнакомая и… Хотя где уж там незнакомая! Ревновала она когда-то Ратибора Поспела к Предславе Тополевой, но там все было как-то по-иному. Во всяком случае, Предславу ей побить не хотелось…

Нет, след срочно избавляться от присушки – покудова не наломала дров, покудова не извелась вся.

Впрочем, до вечера она дотерпела, больше не срывалась, но чего ей это стоило! Если бы не пришлось прогуляться до банка, чтобы снять со своего счета деньги на предстоящую поездку, она бы, наверное, не выдержала и вновь сцепилась с матерью. А так время миновало скорее. Да потом еще съездила на вокзал, купила два билета до Новагорода на завтрашний десятичасовой, в купе второго класса – чтобы не встретить случайно кого-либо из знакомых…

Сувор приехал с работы в обычную пору. Вместе с ним вернулись и Радомира с Ярославом.

Ужин прошел тихо, но опосля трапезы Снежана вознамерилась устроить брату скандал. А Сувор даже не огрызнулся, выслушал ее, извинился и ушел спать. Выглядел он совсем больным – лихорадочно блестящие глаза, не знающие покоя руки, – и потому Снежана оставила его. Видно, они совсем там закрутились с убийством Клюя…

Она вызвала к себе Радомиру – опосля того, как чародей уехал домой, горничная вновь обслуживала молодую хозяйку. Радомира тоже выглядела больной и уставшей.

– Чего желаете, княжна Снежана?

– Завтра утром мы с вами поедем в столицу.

– Как скажете, княжна Снежана… – Голос Радомиры звучал безучастно.

– Маме о нашей поездке говорить необязательно!

– Хорошо, княжна Снежана…

Спать легла в ожидании завтрашней встречи.

Снился ей всю ночь чародей. Она точно не помнила, что он с нею делал, но слезы катились из очей градом. Горе было таким великим, что она несколько раз просыпалась. Наконец проснулась и в последний раз – в семь утра.

24. Ныне: век 76, лето 3, вересень.

Дверь тридцать шестого номера открыла Снежана. Удивленный Свет застыл на пороге.

А она не удивилась:

– Что же вы, чародей! Чего испугались? Заходите!

– Но… Но… – Свет переступил порог, остановился. – Исполать богам, вы, княжна, живы-здоровы!

– А почему я должна быть мертва!

На ней было все то же черное, с сиреневыми блестками платье. Закрытое… И сиреневые бантики в косичках-хвостиках.

Свет огляделся.

Номер – под стать постоялице. Салатовые обои в цветочек, хрустальная люстра, на окне – бархатные шторы золотистого цвета. Вешалка, шкаф для верхнего платья, новомодный бар с открывающейся книзу дверцей, небольшой стол орехового дерева, несколько темно-зеленых кресел, диван застлан темно-зеленым же с золотом покрывалом; окромя входной, еще пара дверей – по-видимому, в спальню и в ванную. Да, похоже «Обитель странников» знавала и лучшие времена. Теперь же вот из-под дивана торчат тупые носы коричневых ногавиц. Мужских…

Снежана перехватила его взгляд:

– Меня сопровождает Ярослав.

– А как же Радомира? Она ведь ваша горничная.

– Радомира?.. – Снежана улыбнулась. – В этой поездке Радомира оказалась мне не нужна. – Она сделала ударение на слове «этой». – Хватает и Ярослава.

Свет вдруг ощутил укол какого-то странного чувства. Попадись ему сейчас Ярослав – ноги бы выдернул. Обстоятельный, гад, в поездки берет с собой запасную пару обуви. Будто не слуга, а…

Стиснул зубы, борясь с собой. Наверное, это и есть ревность. Включил Зрение.

Аура у княжны отсутствовала. Полностью!..

Неужели все-таки она?.. Быть того не может!.. А впрочем, посмотрим…

– Это вы, княжна, посылали за мной… своих людей?

Она приблизилась к нему, но не коснулась:

– Да, я. Садитесь, чародей!. Думаю, нам есть о чем поговорить. Мне, во всяком случае, – точно есть!

Неожиданно для себя Свет успокоился, снял плащ и шляпу, пристроил на вешалку, сел в кресло.

– Что будете пить?

Глянул на нее. Ждет ответа. С интересом…

– Разве лишь апельсиновый сок.

Разочарованно скривилась. Неужели напоить его вознамерилась? Или, может быть, опоить?..

– Впрочем, мне ничего не надо.

– Тогда и я не буду. – Подошла к дивану, задвинула поглубже ногавицы, села, закинула руки за голову. – Что ж вы так неожиданно уехали, чародей? Аж не попрощались!..

Платье обтянуло перси. Ауры у княжны по-прежнему не было, и Свет отключил Зрение. А потом не удержался, с шумом перевел дыхание, лизнул языком пересохшие губы.

Слов не находилось. Как вчера с Забавой. Вот только причина была другая. Но эта причина оказалась настолько серьезной, что напрочь убила все мысли. В том числе, и о варяжском лазутчике… В живых осталась одна: «След уносить ноги!»

Свет встал:

– Я, наверное, пойду.

Княжну снесло с дивана. На этот раз она схватила гостя за руку, заглянула в глаза.

– Зачем? – В голосе ее прозвучала легкая хрипотца. – Вы ведь не желаете уходить! Вы желаете совсем другого!

Я желаю поймать вражеского лазутчика, хотел сказать Свет. И не сказал – внутри сидел уже кто-то другой.

– Я желаю вас… – проговорил за него этот кто-то, но Свет нещадным усилием воли изгнал самозванца. – Нет! Это непозволительно!

– Непозволительно? – Она отпустила его руку, но зато прижалась грудью и животом. – Кем? Моей мамой?.. Вашей Колдовской Дружиной?.. Богами? – Голос ее стал еще более хриплым, и она кашлянула легонько. – Не стойте истуканом, глупый! Ужель вы не поняли, что я люблю вас!

Самозванец не сдался, он снова влезал в душу. Руки и ноги стали на диво самостоятельными, они больше не подчинялись своему хозяину – они плясали под дудку самозванца. И делали то, чего ждала она.

А она не просто ждала. Она провела ладонью по его ланите (Свет содрогнулся), потом коснулась губ.

Самозванец уже вовсю распоряжался теми самыми мышцами, внизу живота, и Свет почувствовал, как ожил корень. Опять. Безо всякого инициирующего заклинания.

– Что же вы стоите, глупый? – прошептала она.

И Свет сдался.

Руки тут же пустились в плаванье по ее телу. Как по горячему морю, безбрежному и бездонному, и чтобы спастись, следовало доплыть до ближайшего берега. Будь он хоть в сотне верст, хоть в тысяче миль!..

И Свет проплыл эту сотню верст. А потом и тысячу миль проплыл. Но берега там не нашлось…

Что происходило дальше, он толком не понимал и не помнил. Ясно было одно – такого с ним не происходило никогда. По сравнению с этим объятия Веры-Кристы были ильменьской отмелью в ясную безветренную погоду. А о Забаве и говорить нечего – лягушатник на Волхове!..

Море же, по которому он плыл и плыл, плыл и плыл, оказалось слишком бурным, Света с головой захлестывали гигантские волны, и уже вовсю надвигался невообразимый девятый вал. В таком море ничего не стоило утонуть любому пловцу.

И Свет, пловец воистину аховый, не выдержал – глубоко вздохнул, захлебнулся и утонул…

В себя он пришел от ощущения, будто на него пристально и неотрывно глядят. Впрочем, нет, не глядят – взирают. Со страхом, мольбой и надеждой. Повернул голову: обнаженная Снежана лежала рядом – бездвижно, лишь перси ритмично поднимались и опускались в такт дыханию.

Приподнялся, оперся на локоть.

Широко открытые очи Снежаны смотрели сквозь белый потолок. В никуда. Как у куклы…

А странный взор впивался в него сразу с двух направлений.

С одним из них все было ясно – Света разглядывал кто-то близкий, но чужой. С ним вполне можно было подождать… А вот второй взгляд шел изнутри и требовал немедленного вмешательства.

Свет снова лег, сотворил С-заклинание…

И в страхе вскрикнул.

Дороги внутрь себя не было. Совсем. Знакомая пульсирующая оболочка Темного сектора охватывала теперь всю его ментальность; за ее каменной стеной скрывалось… Да кто ныне скажет, что там скрывалось?! Наверное, то, что ранее пребывало снаружи. Но сейчас снаружи не было ничего!..

А потом отворилась дверь в спальню, и оттуда вышел кучер Ярик. Был он, как и вчера, без кучерской ливреи. Справно сшитый кафтан подчеркивал мощные рамена – такие впору иметь не кучеру, а кузнецу… Ярик с усмешкой глянул на чародея, перевел взгляд на свою хозяйку.

Свет тут же слез с дивана, подобрал валяющееся на полу и почему-то разодранное пополам черное платье, как мог прикрыл девичью наготу.

– Не старайся! – сказал по-варяжски Ярик. – Я видывал ее всякою. В том числе и голой…

– Ты лжешь, – сказал на том же языке Свет. – Еще четверть часа назад она была девицей.

Ярик снова усмехнулся:

– Ну хорошо, пусть лгу! Тем не менее своего я добился, ты сюда пришел…

Мог бы я и раньше догадаться, подумал Свет. И снова посмотрел на Снежану.

Кукла оставалась куклой.

– Отпусти ее! – Он взялся за одежду.

Ярик продолжал усмехаться:

– Ты же известный словенский чародей! Освободи ее сам!

Свет сотворил С-заклинание, попытался тронуть ментальную оболочку девицы. Бесполезно, оболочку прикрывал такой барьер, что на его взлом потребовалось бы вдесятеро больше времени, чем на то, чтобы сделать девицу женщиной – со всеми любовными прелюдиями…

– Ну?! – требовательно сказал Ярик. – Я жду!

– Не стану! – Свет продолжал одеваться.

– Не можешь! – Кучер показал Свету кукиш. – Конечно, в постельке валяться попроще будет. – Он подошел к креслу, сел. – Думаешь, ты с нею трахался?.. Нет, ты со мной трахался! Это я сидел внутри нее. Хорошо я управляю женским телом?.. И любовь ее к тебе сделана мною. Моим заклятьем. Стоит снять его, и от преклонения перед тобой даже пыли не останется. Она тут же скажет все, что думает о тебе в действительности… И что уже не раз говорила!

Злоба ударила Света в самое сердце, но это опять была не та злоба, что накапливается в душе неразрядившегося колдуна. Сие чувство отличалось от нее, как огонек зажженной спички отличается от пламени гигантского пожара, сжигающего осажденный врагом город. Оным пламенем и наполнилось С-заклинание. Оное пламя кинжалом пронзило ментальную оболочку девицы. И та перестала быть куклой, вздрогнула, начала поднимать голову.

– Кто здесь?.. Мама?

– Э-э, нет, – сказал Ярик. – Она нам только помешает. Женщине нет места в мужском разговоре…

Свет не почувствовал волшебных манипуляций, но в ментальной атмосфере гостиничного номера промелькнула молния, и Снежана вновь превратилась в тряпичную куклу с нарисованными глазами.

Свет напялил ногавицы. Он был спокоен. Злоба ушла, но что-то в нем изменила, и теперь он прекрасно знал, что снимет заклятье со Снежаны в любой момент и уже без столь бурных чувств в своей душе.

– Ну хорошо, – сказал он. – Я уже давно догадался, что очень нужен вашей милости.

– В самом деле? – удивился Ярик. – Ты сразу разобрался во мне?

– Конечно! – соврал Свет, ибо ему хотелось пусть хоть чем-нибудь досадить этому уверенному в себе красавчику.

– Позволь тебе не поверить… – Ярик погрозил перстом. – Если бы ты разобрался, то не стал бы давать деру из Ключграда. И ко княжне бы не стал приставать. Чем, кстати, изрядно облегчил бы мне жизнь…

– А почему это я должен облегчать тебе жизнь? Вроде мы с тобой не друзья. Ты, Ярик, – разведчик, я – контрразведчик…

– Потому что я вовсе не разведчик! И не зови меня Яриком! Мое имя – Лейф Солхейм.

Свет пожал раменами:

– Ну а если ты не разведчик, то кто? И что делаешь у нас в Словении? Судя по имени, ты – варяг…

– Да, я варяг, хотя мне всю жизнь внушали, что я словен. И к вам я явился, чтобы убивать колдунов. Так может показаться на первый взгляд… Но с некоторых пор это перестало быть всей правдой!

Свет смотрел на него с подозрением, но понимал: если не «всю правду», то хотя бы ее малую часть он сейчас слышит. Слишком уж нелогичным было поведение варяжского лазутчика, чтобы здесь не оказалось какой-то особой сверхлогики, абсолютно не связанной с чистым лазутчеством.

– А с чего ты взял, – спросил он, – что я тебе поверю?

Ярик… нет, Лейф… скривился:

– Ты можешь мне пока не верить. Это вполне естественно для человека твоей профессии и твоего возраста. Но выслушать-то ты меня можешь?.. А потом решай сам.

– Выслушать я тебя, конечно, могу, да только не здесь и не сейчас! – Свет прислушался к шуму ветра за окном. – Кто знает, может, к нам уже полным ходом мчатся вооруженные до зубов сыскники…

– Никто сюда не мчится. Новая дежурная смена сейчас только-только обнаружила, что стражники спят на своих постах. В суматохе потребуется не менее получаса, чтобы обнаружить исчезновение чародея Смороды. Да пока начнут поиски, а город большой… В общем, время у тебя есть… К тому же, я не собираюсь рассказывать всю историю. И потом… Уж если я сумел вытащить арестованного из тюрьмы, то, наверное, могу многое…

Он не бросал слов на ветер – тряпичная кукла с нарисованными глазами подтверждала его правоту безусловно.

И потому Свет сказал:

– Какова же вся твоя правда?

– А вся правда в том, что мне требуется помощь.

25. Взгляд в былое. Лейф Солхейм.

Учитель Андерс появился в волшебном зеркале, едва Лейф позавтракал.

– Доброе утро, мой мальчик.

– Здравствуйте, учитель.

Андерс опустил глаза вниз – похоже, перебирал какие-то бумаги. Потом вновь посмотрел на ученика.

– Настало время, мой мальчик, приступить к делу, для которого тебя готовили.

Лейф подобрался. Наконец-то!

– Слушаю вас, учитель, со вниманием.

– Ты ведь не любишь словен?

Лейф скрипнул зубами. «Не любишь словен…» Тоже мне выражение! Да он их не просто не любит, он их ненавидит. Ведь именно словенские шпионы убили его отца. Ведь именно словене из века в век терзали ставшую родной страну. И именно от их рук погибла Труда. Да будь его воля, он бы их голыми руками передушил.

В этом смысле он и ответил учителю.

Андерс удовлетворенно улыбнулся:

– Голыми руками словен, мой мальчик, не передушишь. Слишком их много! К тому же, наш покровитель Один дал тебе другие возможности. Ведь ты альфар! И очень сильный. Ты способен одолеть и словенских чародеев, и мастеров-тауматургов Туманного Альбиона, и германских заубереров. А наравне с ними франкских соркиеров, кастильских магико и святых людей Ватикана. В общем, любого колдуна мира. – Учитель снова улыбнулся. – А выполнив свою миссию, ты сможешь занять надлежащее место в Лиге альфаров. И я первым поздравлю тебя!

– Я готов, учитель!

Андерс кивнул:

– Другого ответа я и не ожидал. А предстоит тебе следующее. Ты проберешься в Словению, в Ключград. Там устроишься на какую-нибудь несложную работу. Убьешь кого-нибудь из местных волшебников…

Лейф распахнул глаза:

– Разве волшебника можно убить?! Я же буду сам уничтожен!

– Ты не будешь уничтожен. Для того мы тебя и учили. – Андерс опять улыбнулся, но тут же лицо его стало строгим и серьезным. – Не перебивай меня!.. Для расследования совершенного тобой убийства пришлют кого-либо из чародеев-сыскников. Думаю, это будет Светозар Сморода или опекун словенского министерства безопасности Вышата Медонос. Их ты тоже убьешь. После этого по дипломатическим каналам мы предъявим Великому князю Святославу ультиматум. Если он откажется выполнить наши требования, ты убьешь Кудесника Остромира. Мы пригрозим Святославу, что уничтожим всю Колдовскую Дружину, и тогда рухнет экономика его страны. Но думаю, до этого не дойдет, после смерти Кудесника Великий князь Словенский наверняка выполнит все наши требования. После этого мы пришлем тебе сообщение, и ты вернешься в Империю. Подробности задания мы с тобой обсудим позже… Вот такая перед тобой стоит задача, сложная и, не побоюсь этого слова, почетная. Готов ли ты к ее выполнению? Я имею в виду твое внутреннее состояние…

Да, хотел сказать Лейф. Но вместо этого задал давний вопрос:

– Почему меня столько лет держали в тюрьме?

Андерс поморщился:

– Я бы не называл твое временное жилище тюрьмой. Скорее это убежище. – Он сделал ударение на последнем слове. – Все очень просто, мой мальчик… Ты не мог обучаться Искусству Одина в обычных школах альфаров. Стоящие перед тобой задачи настолько важны для Империи, что никто – понимаешь, никто! – не должен знать о существовании Лейфа Солхейма. Только в этом случае мы сумеем захватить словен врасплох. Когда ты выполнишь задание, тебе уже не придется скрываться. Ты станешь достойным и заслуженным гражданином Империи.

– Когда я должен приступить к исполнению миссии?

– Скоро, мой мальчик…

Вечером ему подали на ужин мозги.

А после ужина он – как уже не раз бывало – заснул.

Проснувшись утром, он был уже не Лейф. То есть он был, конечно, Лейф, но внутри у него жил еще один человек. Этого человека звали Олег Лощина, и он оказался словеном.

Ненависть в Лейфе вспыхнула мгновенно. Словена спасло лишь то, что в первый момент он не оказал никакого сопротивления. А потом до Лейфа дошло, что перед ним и не соперник вовсе. Разве может быть соперником существо, у которого нет ни собственной воли, ни мыслей, ни стремлений?.. Оно не может быть даже просто человеком.

Поэтому Лейф скрутил врага и… отпустил его.

– Привет тебе, о мерзостнейший из моих врагов!

Ни слова в ответ…

Наконец Лейф сообразил, что словен и говорить-то не способен. Зато сам Лейф приветствовал его на чистом словенском.

А потом в зеркале появился учитель Андерс:

– Ну мой мальчик, как ты себя чувствуешь?

– Здравствуйте, учитель! Прекрасно, но…

– Понимаю! – Андерс просто просиял. – Вчера вечером тебе на ужин были поданы приготовленные соответствующим образом мозги молодого словена. Теперь все его знания принадлежат тебе, и ты можешь спокойно ими оперировать.

Поначалу Лейфа чуть не стошнило.

Но потом он вспомнил, что он не только Лейф Солхейм, что он – Видар, молчаливый бог, а бог вполне может не только убить, но и съесть своего врага. Ну а с волком-то Фенриром и вовсе нельзя иначе. Либо ты его съешь, либо он тебя. Третьего, как известно, не дано!

Тошнота ушла, явились спокойствие и сосредоточенность. Наверное, пора настала окончательно! Не зря же, в самом деле, ему организовали вчера подобный ужин!..

Он оказался прав.

– Период обучения полностью завершен, мой мальчик! – сказал учитель Андерс. – Альфара Лейфа Солхейма ждут великие дела! – В голосе его прозвучал откровенный пафос.

– Я готов, учитель, – сказал Лейф просто, безо всякого пафоса.

Великий Альфар пожаловал в Клетку вечером. Это был седой, совершенно изможденный старец, костлявый и на вид немощный, но в глазах его ощущалась такая сила, что Лейф попросту опешил. Этот человек в былые времена вполне мог бы стать берсерком и победоносно биться со словенами. Этот человек был способен на легендарные подвиги.

И Лейф тут же проникся к Великому Альфару не менее великой любовью.

– Здравствуй, мой мальчик! – Старец говорил густым басом, от которого в сердце Лейфа возникала неудержимая дрожь. – Вот ты и вырос! И настало время отомстить людям, убившим твоего отца.

– Да, Великий! – Дрожь из сердца проникла в глотку Лейфа, от чего «Да, Великий!» прозвучало писком новорожденного мышонка.

Старец улыбнулся. Улыбка получилась холодной, как Клетка в морозную январскую ночь, когда приходится прятаться от стужи под тремя одеялами.

Лейф прокашлялся и повторил:

– Да, Великий! – И это уже вышло громом.

– Ты хорошо уяснил свою задачу?

– Да, Великий!

– Расскажи мне весь план – от начала до конца! По-словенски!

Лейф принялся рассказывать – новообретенным языком Олега Лощины.

В какой-то из моментов ему показалось, что старец лишь делает вид, будто слушает, что прибыл он сюда с какой-то иной, неведомой Лейфу целью, но что эта цель не менее велика, чем Альфар. И не менее велика, чем сам Лейф.

С ним происходило что-то неведомое. Душа распускалась, как полуувядший цветок, согретый чудодейственным дыханием Фрейи; лепестки тянулись к Великому Альфару, наливались светом, теплом и добром; и не было в мире никого важнее этого могучего старика, и не было никого роднее, и не было никого прекрасней…

Вместе с этими чувствами в Лейфа вошла Сила, и Силу эту – да и саму Жизнь! – он был готов отдать за Отца, каким стал теперь для него Великий Альфар. Это не было изменой мечте – есть отец, и есть Отец! – за отца он отомстит, но эта месть будет лишь частью великого служения Отцу.

И ради этого служения в нем открывались сейчас все новые и новые возможности.

Потом он замолчал.

А Клетка рухнула.

Лейфа уже не интересовало, кто возводил ее по ночам столько лет. Главное – разрушил ее могучий старец. И именно он выпустил Лейфа на свободу. А Лейф умел быть благодарным.

– Я думаю, ты легко справишься с любым незапланированным препятствием в исполнении твоей задачи, – сказал на прощание Великий Альфар. – Я не желаю тебе удачи, мой мальчик. Удача тебе не нужна. Твоя удача – ты сам!

Начиналось все, как было запланировано.

Лейф спокойно перебрался через словенскую границу, перемахнул ее между двумя озерами Суоми, через два часа после первой августовской безлунной полуночи, в пятнадцати шагах от затаившегося в секрете словенского колдуна-рубежника.

В Ключграде он с легкостью оседлал князя Сувора Нарышку – тот хиленький заборчик, который словенские колдуны гордо именовали «магическим защитным барьером», препятствием для Лейфа не был.

С той же легкостью он устроился и в дом Нарышек – новый слуга Олег Лощина сразу понравился управляющему. Да и самой княгине Цветане… Попробовали бы они не полюбить Лейфа!

Семья как нельзя лучше подходила Лейфу для исполнения запланированного. Сюда часто захаживал Клюй Колотка, один из самых квалифицированных колдунов портового города, работающий, к тому же, в местной службе безопасности. Более удачного кандидата в запланированные жертвы и пожелать было трудно.