Утонувший в кладезе Романецкий Николай
А потом Лейф встретил Радомиру.
Горничная Радомира Карась и оказалась первым незапланированным препятствием в исполнении его задачи. Именно она убила в Лейфе великую любовь к Великому Альфару.
Казалось бы, словенка была совсем не похожа на Труду Гульбрандсен – более плотная, более высокая, более пышная. И волосы, как у тролля в человеческом обличье – черные-пречерные. Каменный уголь, а не волосы… Куда им до Трудиных пшеничных локонов! Но глаза!.. В этих глазах Лейф утонул в первый же момент, а она даже и не заметила. Конечно, ведь пылкая словенка видела лишь Ярослава, кучера Нарышек, двухметрового громилу с раменами молотобойца – вот уж кому следовало бы родиться берсерком! Однако уродился громила изрядным мямлей и девиц боялся пуще огня…
Наверное, поэтому Лейф и попробовал сразу добиться желаемого. Но получил жесткий отпор. Это его потрясло. Девица нарывалась на принуждение, и Лейф бы принудил ее. Если бы не нашлось иного решения…
В результате тело нового слуги Нарышек угодило в госпиталь, а сам Лейф перебрался в кучера Ярослава.
Однако девица подмену заметила – не в прямом смысле, конечно. Во всяком случае, Радомирина любовь к Ярославу быстро пошла на убыль.
Пришлось все-таки принимать меры.
Меры помогли – любовь к девице вернулась. Через два дня Радомира любила Лейфа в шкуре Ярослава так же страстно, как до того любила самого Ярослава. И слава Тору и Одину, что так произошло. Ведь именно эта любовь и спасла Лейфа от ловушки.
Он взял горничную на пятый день после своего перерождения, взял силой – это потом до него дошло, что она не очень-то и сопротивлялась, но ведь в Клетке девицы и вовсе ложились под него сами! С нею было много лучше, чем с Трудой. Тело Радомиры откликалось на малейшее его желание не потому, что ее ждала оплата, – она была попросту не способна воспротивиться этому отклику. Лишь бы рядом никого не было!..
А ночью он впервые почувствовал себя пауком.
Впрочем, это слово вряд ли соответствовало сути происшедших с ним перемен. Нет, ощущал он себя, как и прежде, человеком, Лейфом Солхеймом, но паутина была. Как иначе еще можно назвать ту плотную сеть неведомых ниточек, которая раскинулась от него по всему миру?..
В эту ночь он до конца и не понял, что перед ним открылось. Ниточки касались душ Нарышек и их прислуги, души бились, как мухи в паутине, а все существо Лейфа переполнялось ощущением власти над ними.
К утру паутина умерла, и он тут же забыл о ней – сон и есть сон. Сны его не интересовали, его интересовала Радомира.
На следующий день он вновь подстерег ее в бельевой. И вновь овладел девичьим телом.
Паутина во сне вернулась. Она стала гуще, а Лейф сумел разобраться в эмоциях, которыми переполнялись попавшие к нему в лапы мухи. Оказывается, князь Белояр давно уже жил своей работой, а его более молодая душой супруга жаждала любви и в мыслях даже отдавалась своему сыну. А старшая из Нарышкиных дочек, Снежана, проливала слезы по тому самому Клюю Колотке, который был намечен в жертву…
Дальше – больше.
Вечер за вечером, теряя от любви разум, загонял Лейф своего разгоряченного нетерпеливого скакуна в изнемогавшую от желания горячую Радомирину конюшню, и ночь от ночи власть его над окружающими расширялась.
Настала пора реализовывать запланированное.
И в следующую ночь Клюй Колотка умер предназначенной для него смертью.
А на следующий день в Ключград пожаловал чародей Светозар Сморода, очередная жертва Лейфа Солхейма. И чародей бы непременно стал ею, если бы в ночь после убийства не произошло главное.
Первая кровь опалила сердце Лейфа гигантским костром и родила в душе силы не меньшие, чем рождала Радомирина любовь.
В ночь после убийства его паутина впервые дотянулась до Великого Альфара. И Лейф познал ту ловушку, какую ему уготовил его любимый Отец. После этого пути Лейфа Солхейма и варяжских альфаров навсегда разошлись.
Зато сошлись дороги Ярослава Мотовила и Светозара Смороды.
Словенский чародей оказался прелюбопытнейшим типом. И вполне мог стать для Лейфа выходом из создавшегося положения. Вся беда была лишь в том, что Сморода все еще спал, хотя и был на грани пробуждения. А разбудив его, Лейф не был бы уверен, что чародей пойдет ему навстречу.
Но подготовку он начал сразу.
К счастью, Сморода и сам проявил интерес к старшей дочке Нарышек. Оставалось подкорректировать этот интерес в нужном Лейфу направлении.
Княжна Снежана, правда, возненавидела чародея с момента первой же их встречи, но оказалось, что от любви до ненависти действительно один шаг. Так что усилия от Лейфа потребовались самые минимальные.
Подготовка велась сразу по нескольким пунктам.
Во-первых, следовало запутать Смороду, чтобы он не вышел на противника слишком рано.
Во-вторых, чародею следовало дать понять, что лично ему, Смороде, ничего не грозит.
В-третьих, в душе самого словенского колдуна следовало вызвать ответную любовь к княжне Снежане. Иначе из замысла не вышло бы ровным счетом ничего.
С первыми двумя задачами Лейф справился легко. Окружающие уже находились под его плотным влиянием, и он делал с ними все, что хотел. Княжну Снежану на помеле он с успехом изобразил сам, а сопровождающий Смороду волшебник оказался слишком слабым, что противостоять столь сильному альфару.
Но вот сам Светозар Сморода оказался Лейфу не по зубам. В ночную ведьму-то он поверил, но в остальном… Судя по всему, с ним тоже происходило перерождение. Кто явился инициатором перерождения, Лейфу разобраться не удалось. Как бы то ни было, подействовать на чародея до конца он не смог. И в страхе совершил несколько ошибок. Зря влюбил в Смороду княгиню Нарышкину, зря обратил против столичного чародея подозрения ключградского принципала Порея Ерги. Он почему-то рассчитывал, что Ерга поедет объясняться со Смородой, чем окажет на чародея дополнительный нажим, и Лейфу останется поставить волшебника перед выбором: либо неприятности со всех сторон, либо… Но принципал сразу накляузничал на чародея самому Кудеснику. Где-то Лейф его раскусить не сумел. И управиться с принципалом по-настоящему – тоже. Ергу можно было убить, но превратить в марионетку не удалось. А в причинах разбираться – времени не было.
В результате ошибок княгиня, видевшая, что происходит с ее дочкой, и сгорающая от ревности, попросила Светозара Смороду покинуть ее дом. В результате Светозар Сморода уехал в Новгород. В результате Светозара Смороду арестовали.
А вот с любовью все получилось гораздо проще.
Кто бы ни инициировал перерождение чародея, Сморода уже вовсю обращал внимание на женщин. И сумасбродное поведение княжны Снежаны не могло не найти в нем отклика.
Лейфу даже пришло в голову, что Сморода сбежал вовсе не от княгини Цветаны, а от испуга перед рождающимся в нем неизвестным чувством.
Впрочем, и тут Лейф ошибся.
Приехав в дом Смороды, он легко обнаружил там девицу-служанку, которая хранила о своем хозяине такие воспоминания, что Лейф даже опешил. Все ехало вкривь да вкось, и эта девица только добавила ему неуверенности в своих силах. Зато Сморода уже просыпался. Но чтобы он проснулся окончательно, ему требовалась теперь сама княжна Снежана. Ну со Снежаной-то Лейфу было разобраться нетрудно – она бы отправилась за Смородой когда угодно, куда угодно и с кем угодно… Но все эти пертубации отнимали много сил. Да еще жаркая ночь с Радомирой по возвращению в Ключград. А кроме того, он, похоже, еще не до конца владел открывшимися в нем возможностями. И в результате проворонил арест Смороды. К счастью, та же самая ночь с Радомирой подарила его паутине очередной выход – на словенского волшебника Вышату Медоноса.
И теперь ему было глубоко наплевать на планы учителя Андерса и Великого Альфара.
Они разбудили его Трудиной плотью.
Потом они сделали все, чтобы любовь для него стала лишь переплетением двух жаждущих друг друга тел.
К счастью, судьба приберегла для него Радомиру.
А для Смороды – что бы у него там ни было со своей служанкой, ее плоть не разбудила чародея – судьба приберегла княжну Снежану.
Словенский волшебник Медонос выпустил Смороду из тюрьмы. Кстати, может, каждый перед перерождением должен оказаться в тюрьме?.. Два случая – это почти система… Теперь Сморода едет сюда, а княжна Снежана изнемогает от желания увидеть его. Увидеть, обнять и…
Она разбудит чародея.
И все будет так, как запланировал Лейф.
Он мог бы стать богом всего мира – не Видаром-мстителем, а самим Одином. Но проклятый Великий Альфар позаботился о том, чтобы этого не произошло.
Что ж, значит, это произойдет вопреки замыслам Великого Альфара!
26. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
– И в чем я должен тебе помочь? – сказал Свет. – В убийстве Кудесника?.. Остромир доставил мне в последний год много неприятностей, но я – клянусь Семарглом! – не стал бы убивать его и при больших.
– Такая помощь от тебя и не требуется. Я хочу, чтобы ты помог именно мне.
– А почему ты думаешь, что я способен оказать такую помощь?
– Я не думаю! – Лейф глянул на Снежану. – Теперь я в этом просто уверен. Ведь ты сумел снять с нее мое заклятье на бессознательность. Я был уверен, что так все и произойдет. Иначе бы я не пытался подложить эту девицу тебе в постель. Оказывается, женщины, отдаваясь мужчинам, дарят нам не только себя. Они награждают нас множеством способностей. В том числе и тех, о которых мы поначалу даже не догадываемся.
Свет слушал и удивлялся. Ему, сорокадвухлетнему мужику, еще недавно все это и в голову бы не пришло. Да и сейчас бы пришло не сразу, а после долгих раздумий на вечные темы. Если бы вообще явилось… А тут – совсем молодой парень!..
– И когда ты только успел понять такие вещи?
– Когда любишь, понять это не трудно, – сказал Лейф. – Радомира мне многое дала…
– Ты любишь Радомиру?!
– Да!.. Если бы ты знал, какая это девушка!
– А она тебя?
Лейф скривился:
– Вот то-то и оно! – Он стукнул кулаком по столу. – Сейчас она меня очень любит. Потому что я сам заставил ее любить себя. Но такая любовь мне не нужна!
– И в этом ты ждешь от меня помощи?
– Нет! – Лейф помотал головой. – С Радомирой я как-нибудь и сам бы разобрался. Если бы у меня было время… Видишь ли, за месяц, прошедший с моего появления в Словении, я не стоял на месте. И Радомира мне в этом хорошо помогла… Я пришел в дом Нарышек под именем Олега Лощины. И сразу в нее влюбился. А потом обнаружил, что она каким-то образом влияет на мои способности. Благодаря этим самым способностям, я обнаружил на себе неизвестное заклятье. Затем сумел в нем разобраться. И выявил – знаешь что?
– Что?
– Обман!.. Мои учителя мне врали. Проанализировав структуру обнаруженного заклятья, я понял, что меня послали вовсе не для политического шантажа. Меня послали убить чародея Смороду!
– В самом деле? И на каком же основании ты сделал этот вывод?
– Потому что, убив тебя, я тут же умру. Такое на мне лежит заклятье!
– Ну так сними его!.. Насколько я понимаю, боги одарили тебя гигантским уровнем Таланта. Ведь ты сумел превратиться в Ярослава Мотовилу, так?
– Да, захватил его тело. Я действительно способен на подобные захваты, хоть это стоит и немалых сил. Но наложенное заклятье я снять с себя не могу. Даже легкая попытка тут же вызовет смерть. Это можно сделать лишь со стороны.
– Ну так заставь снять его того, кто поставил.
Лейф грустно улыбнулся:
– Они предусмотрели и такую возможность. Если я вернусь в Скандинавию без разрешения, заклятье опять же убьет меня… Применена типичная обратная связь. Скрыть правду от самого себя в принципе невозможно. Я ведь не могу внушить себе, будто получил от Великого Альфара разрешение вернуться!
– И ты хочешь, чтобы такое внушение сделал я?.. Боюсь, это невозможно. Если даже не затрагивать моральный аспект относительно Ночного волшебства, я не способен ничего внушить волшебнику даже своего уровня… – Свет вдруг хлопнул в ладоши. – Слушай-ка! Но ведь есть совсем простой выход! Раз, убив меня, ты умрешь, так не убивай. И живи на здоровье!
Лейф покачал головой:
– Нет, не выйдет… Все дело в том, что заклятье действует еще и по времени. Если я не выполню задание в течение определенного срока, я тоже умру. И срок этот истекает завтра… нет, уже сегодня, на рассвете.
– Вот оно что? – потрясенно прошептал Свет. Встал, открыл баул, достал Серебряный Кокошник. – Надевай! Куда бы тебя положить?
– А вон рядом с нею. – Лейф кивнул на Снежану.
Душа Света вновь воспламенилась злобой, но он сдержал себя.
– Нет уж, извини. Кабы здесь лежала Радомира, я бы еще согласился… Пошли в спальню.
Спальня была отделана не менее изыскано, правда здесь преобладали фиолетовые тона. Впрочем, Свет и ухом не повел.
– Ложись!
Лейф надел на голову Кокошник, устроился на постели, расслабился.
Свет сотворил С-заклинание. Осторожно коснулся ментальной оболочки варяжского альфара. Почувствовал, как она раскрывается ему навстречу. Словно додолин кладезь разохотившейся до любви девицы… Подивился пришедшему на ум сравнению. Собрал Силу и проник глубже.
Странная ментальность открывалась перед ним. Тут не было Темного сектора, а границы казались необъятными. Здесь жило много ненависти, но и бездонный океан любви плескался вокруг. Откуда эта необъятность?.. Как будто из взорвавшегося Темного сектора вырвался целый мир, напрочь заполонив душу Лейфа. И похоже, гигантские силы альфара пополнялись именно бурными водами этого океана.
Открытие представлялось Свету невозможным. Темного сектора напрочь лишены дюжинные люди, но им-то он и не нужен. Ведь именно в Темном секторе боги скрыли Талант!.. Как может существовать волшебник без Темного сектора? Новая непонятность в череде открывающихся передо мной непонятностей… Ладно, а где же искомое заклятье? Ага, вот оно. Незнакомая структура, незнакомые связи… И Велес меня забери, если я способен снять такое заклятье! Это же настоящий айсберг, и большая часть его скрывается в водах… Что ж, нырнем!
Он начал погружаться. Погружение длилось века, но ледяная стена все также тянулась перед ним, и не было ей конца… Пора назад, а то как бы не утонуть в этих глубинах!
Вынырнуть удалось нескоро…
Альфар тут же открыл глаза, но Свет без слов выскочил из спальни.
Вид безмятежно лежащей Снежаны привел его в себя. Как хорошо, что она здесь! Пусть недвижна, пусть безмолвна, но остаться один на один с этим…
Нет, но какая мощь! Неужели мы все бы стали такими, если раскрыть Темный сектор? Интересно, а Остромира он есть?
– Ну, что ты обнаружил? – Альфар вышел из спальни, протянул Кокошник.
Свет спрятал Кокошник в баул, прошелся по комнате. От него ждали ответа, но вовсе не того, какой он готов был дать. Однако деваться некуда!..
– Я не способен снять это заклятье.
– Не способен или не хочешь?
– Не способен!
И не захотел бы, если б мог, добавил он про себя. Потому что даже сама по себе мысль о том, что рядом со мной живет подобный волшебник, вызывает жуткий страх. Признаемся уж самому себе… Неужели Кудесники все такие. Да они бы могли править нашим миром безо всяких князей, царей и королей… И исполать богам, что варяги оказались не дураками, чего бы они там не добивались!
– Мне жаль тебя, парень! Но не с моим уровнем Таланта снимать такие заклятья.
– Ладно! – Лейф вновь скрылся в спальне. Через незакрытую дверь послушалось шуршание.
Свет включил Зрение.
Аура альфара пылала сквозь стену. В ней были и голубые цвета Перуна, и додолина розовость, и много чего еще. В том числе и страх. Не было в ней только ненависти.
И вдруг аура пропала. Ее не блокировали и не скрыли защитным барьером. Просто ее не стало.
А из дверей спальни вышел волк. Здоровенный такой лесной брат, дымчато-серый, помахивающий хвостом, с раскрытой пастью и свисающим на бок языком.
Свет обмер.
А волк неторопливо прокрался к дивану, встал на задние лапы и положил передние рядом со Снежаниной шуйцей.
– Сейчас я разорву ее, – сказал он по-варяжски. – Перегрызу горло, как вашему Клюю Колотке. Убью, как убили мою Труду. – Волк наклонился к Снежаниной шее, провел по ней языком. – А потом и тебе придет конец. В последний раз спрашиваю – поможешь мне?
Нет, волк не говорил. Голос его звучал прямо в мозгу у Света.
– Подожди, – пробормотал Свет. – Подожди… Подожди…
Остальные варяжские слова он забыл. И почему-то подумал по-словенски: «Так вот что за собака загрызла брата Клюя… Волкодлак!»
– У меня нет времени ждать!
Волкодлак разинул пасть, продемонстрировал Свету зубы, и тот понял, что оная пасть в один присест перекусит Снежанину шейку, такую тоненькую, такую изящную, такую любимую…
Ступор прошел. И варяжские слова вернулись.
Свет выхватил из кармана пистолет.
– Еще одно движение, и я прострелю тебе башку!
Волкодлак посмотрел ему прямо в глаза:
– Давай-давай! Скорее уж ее заденешь… А оборотню пули не страшны!
Свет нажал спусковую скобу.
Грохнул выстрел.
– Дурак! – сказал волкодлак. – Теперь здесь точно появятся стражники… Что ж, ты не оставил мне другого выхода! – Он стянул зубами обрывки платья с девичьей груди, коснулся носом ее левой перси, такой открытой, такой беззащитной, такой любимой… – Сначала я отгрызу ей вот это… Даю тебе одну минуту!
Свет выронил пистолет.
В мозгу его плавился страх за Снежану, и капли этого расплава прожигали душу. Кап-как-кап… Что-то стучалось изнутри, громко и настойчиво, но другое что-то не давало ему выхода. А капли падали…
Волкодлак легонько прикусил Снежанину персь, скосил на Света круглые коричневые глаза.
– Ну, решай!
И тут внутри взорвалось.
Понеслись во все стороны осколки, застывая на лету, превращаясь в тоненькие ниточки.
Вот одна коснулась сердца лежащей на диване девицы, ждущего, горячего, безмятежного…
Другая пронзила стены гостевого дома, стремительно пожрала городское пространство, миновала еще одни стены… – знакомые… резиденция Остромира?.. почему?.. – коснулась еще одного девичьего сердца, горячего, ждущего, тающего от страха…
Третья умчалась далеко-далеко, в никуда… – зима… Руки Двух Богинь… прости, мама, я не смог… – коснулась сердца, познавшего материнскую любовь, горячего, простившего, ждущего…
Снежана пришла в себя, но что-то не давало ей пошевелиться. Оскаленная волчья морда нависла над нею, но страха не было. Ведь ему нужна ее помощь…
Я с вами, мой!..
Сидящая с ногами на кушетке Забава вздрогнула так, что стороживший ее мужчина схватился за пистолет. Страха больше не было. Ведь Светушке нужна помощь…
Любимый, я с вами!
Дубрава Смородина не приходила в себя, и страха в ней не было. Но сыну нужна помощь…
Стрижик мой ясный, я с вами!
По пронзившим мир ниточкам хлынули силы в центр паутины.
Светову ментальность наполнил бездонный океан, в котором невозможно было утонуть. А из океана – как Афродита из пены – родилось заклинание, невозможное, грозное, неотвратимое…
Вытянулось лицо… Заострились зубы… Удлинились уши… Резко надвинулся пол… Со всех сторон понеслись резкие незнакомые запахи… А перед глазами возникли поросшие серой шерстью волчьи лапы.
Лейф понял, что снова ошибся, еще в тот момент, когда новоиспеченный волк Фенрир барахтался в куче чародеевой одежды.
Хозяйкины глаза источали на Лейфа жгучую ненависть – наверное, Труда вот так же смотрела на своих убийц, – но теперь стало не до хозяйки, и альфар с сожалением спрыгнул на пол.
Он не успел – Фенрир уже освободился от своих тряпок.
За дверью что-то крикнул жуликоватый портье. И тут же замолк.
Лейф даже не сообразил, кто из них двоих превратил Глеба в куклу.
Вот и мой Рагнарёк, подумал он. Но, о боги, разве эта схватка была моей целью? Где же я ошибся? Неужели судьба наказывает меня за то, что я рассчитывал, получив помощь, тут же избавиться от помощника?.. Да, рассчитывал, как же иначе?.. Ведь в этом мире нет места нам двоим. Хватит с меня и Великого Альфара!..
Да, подумал он, судьба не может быть так жестока ко мне! Ведь я только защищался… И потому боги помогут нуждающемуся… О вы, асы мои! Ты, великий Один, и ты, грозный Тор! Ты, добрый Тковчер, и ты, справедливый Сидналакс!.. Да пребудет со мной сила ваша! И тогда я легко справлюсь с этим юным щенком!
Он хлестанул себя хвостом по бокам и зарычал.
Фенрир ответил не менее мощным рыком.
И Лейф понял, что опять ошибся – рычал не юный щенок, а матерый волчара, зубы съевший в схватках с другими волками, которому было глубоко наплевать, что перед ним Видар, молчаливый бог, будущий мститель. Потому что Фенрир видел перед собой всего лишь оборотня, посягнувшего на беззащитную женщину.
И тогда Лейф понял свою главную ошибку. Следовало ставить на любовь, а он поставил на страх за самку. Но откуда ему было знать, если его первую возлюбленную безжалостно убили, а вторую он столь же безжалостно заставил любить себя сам? Там, где живет нежная страсть, нет места безжалостности. Но откуда ему было знать это? И если бы его сейчас выслушали, он бы высказал свое сожаление…
Однако сожалеть времени уже не было. Его Фенрир неторопливой трусцой шел по дуге, сшибая на пути стулья, и центром этой дуги был Лейф.
В коридоре испуганно вскрикнул ночной дежурный, наткнувшийся на бесчувственное тело портье. И тут же – без помощи Лейфа – превратился в очередную тряпичную куклу.
Ждать было нечего. Помочь Лейфу могло только чародеево неумение управлять волчьим телом, а это неумение таяло с каждой секундой, с каждым новым движением Фенрира.
И Лейф прыгнул.
Он целил в горло и почти попал, но в самый последний момент Фенрир увернулся, подставился левой лапой, и Лейфу ничего не оставалось как вцепиться в нее. Он ощутил знакомый сладковатый вкус крови, а потом мощный удар правой лапы Фенрира опрокинул его на пол.
Лейф попытался откатиться в сторону, но острые клыки стальными лезвиями располосовали горло.
Вот и завершился мой Рагнарёк, успел подумать он. Но все равно Лив и Ливтрасир…
Он захлебнулся горячей кровью.
И канул во тьму.
Обратное превращение произошло мгновенно.
И Света тут же захлестнула боль в левом предплечье.
Наверное, Снежана почувствовала эту боль, ибо зашевелилась, подняла голову.
– О боги! Светушко! Да вы весь в крови.
Она вскочила на ноги, увидела валяющегося на полу волкодлака.
– Оборотень?.. Вы все-таки отыскали его?! Исполать богам!
И вдруг двинула труп ногой.
– А вы, княжна, похоже не из пугли… – Свет, не договорив, застонал.
– Чтобы я испугалась эту тварь, да к тому же мертвую! – Снежана фыркнула. – Давайте-ка, я вас перевяжу…
Она схватила свою нижнюю рубашку, легко разодрала ее на полосы.
– Не удивляйтесь, нас учили таким вещам в Институте великородных девиц…
Подступилась к Свету. Пальцы ее были сильными и нежными, движения – стремительными и мягкими.
Боль быстро стихала.
На смену ей приходила боль другая.
Он всем своим существом ощущал наложенное на княжну альфарово заклятье. Теперь, когда Лейф мертв, этому заклятью жить недолго. И тогда…
Снежана ловко завязала импровизированный бинт узелком.
– Ну вот! – глянула на повязку. – Ой да мы с вами еще посейчас голые.
Взгляд ее скользнул по Световой руке, опустился ниже. Она вздохнула.
Свет всем сердцем почувствовал вспыхнувшее в ней новое желание. А потом ощутил, как в нем загорается ответное…
Ну нет, это не может продолжаться. Завтра или послезавтра она возненавидит его, и нечем будет оправдаться. Не объяснять же, что ее заставил полюбить волшебника оборотень!.. Не рассказывайте мне сказки про белого бычка, чародей! Это ваших рук дело, и нечего валить на другого.
– Я не могу. Рука болит…
Она подняла глаза, понимающе кивнула.
– Давайте-ка одеваться. – Подобрала с пола наперсенник, взялась за платье, изумленно оглядела. – Зачем мне врали, что колдуны ни на что не способны? Придется надеть другое.
Она скрылась в спальне. Дверь не закрыла.
– Ярослав опять где-то болтается…
Зашуршала одеждой. Свет тоже взялся за белье.
– А ведь я думала, что вы заставили меня влюбиться в вас, – донеслось из спальни. – Я даже приехала сюда, чтобы вы сняли с меня свое заклятье.
Она словно читала его мысли.
– Какая я была дура, да?!
Завтра вы тоже скажете: «Какая я была дура!», подумал Свет, с трудом натягивая штаны одной десницей. И ничего нельзя будет сделать. Не возобновлять же мне проклятое заклятье самому!.. Это все равно что не пойти на похороны собственной матери…
– Я готова! – Снежана вышла из спальни.
На ней было незнакомое коричневое платье, но и в нем она была прекрасна.
И Свет не удержался – сказал ей об этом.
Она накрыла его губы теплой ладошкой:
– Вы мне повторите все потом. Когда заживет ваша шуйца… А то я сразу начинаю таять. Какое счастье!.. – Она помолчала несколько секунд. – Давайте, я вам помогу. След привыкать к этому.
У Света сердце зашлось от тоски.
Она помогла ему надеть рубашку и камзол, зашнуровала ногавицы. Не удержалась и поцеловала в уста.
– Я теперь присно буду с вами.
Если бы, подумал Свет, отворачиваясь.
– Присно, присно! Верьте мне… – Она вдруг вскрикнула.
Свет обернулся.
– О боги! – Она смотрела на волкодлака.
А тот неотвратимо менялся. Исчезала шерсть. Укорачивались уши. Втягивалась длинная морда.
