Загадать желание Кай Ольга
– Погоди… – я приподнялась, изумленно поглядела на Ариса. – Так Осинка тоже – из людей?
– А кто ее знает? – он хмыкнул и посоветовал: – Спи.
На третий вечер мы решили, что от возможной погони ушли достаточно далеко, и наконец-то развели костер. Поджарили зайца, добытого Арисом. Ели его горячим, обжигая пальцы. Мясо оказалось жестковатым, но вкусным.
В эту ночь Леон остался сторожить у костра, а Горыныч отправился за лошадьми.
Утром мы с Алиной решили воспользоваться вынужденной задержкой – все еще ждали Ариса – и как следует отмыться после нескольких дней пути. Речка протекала неподалеку, в пяти минутах ходьбы от ночной стоянки. Алина разделась, подколола волосы и, аккуратно сложив одежду, зашла по щиколотку в холодную воду.
– Брр, – подруга поежилась. – Жень, ты, правда, собираешься купаться?
– А ты как думаешь? – зайдя по пояс, я сосчитала до трех, легла на воду и быстро поплыла, пытаясь согреться. А после вернулась за мылом.
Подруга мерзла и колебалась, но потом все же окунулась. Намылилась наскоро, быстренько сполоснулась и выбежала на берег. Там, закутавшись, поджидала меня.
– Интересно, тут русалки водятся? – задумчиво проговорила она.
– Надеюсь, что нет, – я выскочила из воды и, завернувшись в одеяло с головой, запрыгала по траве. Подруга отозвалась смехом. Но вот замолчала. Посерьезнела.
– Женечка, а как ты думаешь, я нравлюсь Леону?
– Очень.
– Правда? – она порозовела. – Ты знаешь, Женя… я, кажется, влюбилась. По-настоящему влюбилась! Смотрю на него и думаю: вот он, моя вторая половинка, мой идеальный мужчина. Самый лучший, самый настоящий… Я и не думала, что такие бывают. Он такой хороший, и… необыкновенный, правда?
– Правда, – с этим мне легко согласиться.
– И заботливый, – продолжает Алинка, мечтательно глядя на воду. – Ты не представляешь, как это приятно, когда так заботятся, опекают, словно маленькую…
Улыбаюсь, стараясь не встречаться с подругой взглядом. Да, не представляю.
– Но, – она обернулась и прошептала, округлив глаза: – Леопольд! Леопольд, представляешь! Мужчину моей мечты зовут Леопольд!
– Смирись, – встаю, подбираю одежду. – Ему, правда, подходит. К тому же его так никто не называет. Переживешь как-нибудь.
– Переживу, – охотно соглашается Алинка и тоже тянется за одеждой. В тот же миг по лесу разносится ее испуганный визг: – А-а-а-а! Змея! Змея!
Черная змейка, похожая на ужа, выпала из Алинкиной рубашки. Уползать она не спешила – свернулась колечками, подняла голову, над которой что-то блеснуло и превратилось в миниатюрную золотую корону.
Леон вылетел из-за кустов, едва не наступив на венценосную гадину, но вовремя остановился. Скользнул взглядом по Алинке, все еще закутанной в одеяло, и тоже уставился на змею.
– Королева ужей… – прошептал он.
– И что? – я выжидательно посмотрела на него, потом наклонилась к ужихе: – Доброе утро, ваше величество!
Кто знает, какую свинью может подкинуть нам эта коронованная особа? Лучше уж проявить вежливость.
– Доброе утро, – Алина последовала моему примеру. – Простите, пожалуйста. Я не хотела вас обидеть. Просто немного испугалась…
Змея смотрела на нас, подняв голову и слегка раскачиваясь, словно в такт неслышной нам музыке, потом отползла в сторону, снова свернулась кольцами и исчезла. Несколько секунд мы видели будто зависшую в воздухе золотую корону, потом пропала и она.
– Ой, – Алинка растерянно посмотрела на Леона, на меня. – И что теперь?
Леон пожал плечами:
– Насколько я помню из рассказов, змеиные королевы указывают людям место, где зарыт клад. Но…
– Клад! – хором воскликнули мы, и я тут же предложила: – Давайте откопаем! Деньги или драгоценности в любом случае пригодятся.
– Давайте, – поддержала подруга. – Только… у нас лопаты нет.
– Ничего, сейчас что-нибудь найдем. – Леон огляделся, вернулся к кустам, вытянул какую-то палку и, немного обстругав ее ножом, сделал что-то вроде лопатки. Присел, несколько раз копнул в том месте, где исчезла змея. Остановился, нахмурился.
– Там что-то есть.
Неужели действительно клад? Вот здорово! Сколько читала о разных кладах и сокровищах запрятанных… Как же любопытно своими глазами посмотреть!
– Что-то слишком быстро, – Леон копнул еще раз и, отпустив лопатку, выпрямился. – Не уверен, что нам нужен этот клад.
– Думаешь, там что-то нехорошее? – Алинка поежилась, переступила босыми ногами. – Тогда… наверное, не надо.
Я с сожалением смотрела на торчащую из земли палку-копалку. Ведь не зря же королева ужей появилась именно сейчас, именно перед нами? Может, не стоит так просто пренебрегать волшебным подарком? Но друзья, похоже, решили не рисковать. Леон стоял рядом, за его спиной Алина торопливо одевалась, тщательно перетряхивая свои вещи – не выпадет ли оттуда еще какой сюрприз?
Палка-копалка дернулась. Мы с Леоном переглянулись. Он шагнул, выдернул ее из земли и хотел утоптать вскопанный пятачок, но из-под его ног потекло что-то темное, маслянистое, похожее на чернила, и тоненькой струйкой побежало к реке.
Леон выхватил меч, провел борозду в земле, преграждая путь темной жиже. Но чернильная жидкость быстро заполнила канавку и перелилась через край.
Я схватила палку, копнула еще и еще. Под землей обнаружился обыкновенный глиняный горшок. Его крышка была приоткрыла, и оттуда текло, текло…
– Леон, сюда! – закричала. – Руби!
Он подлетел, с силой опустил меч. Посудина раскололась пополам, на дне ее оказался маленький темный комочек. Увернувшись от лезвия, он вытек из ямки и на потоке чернильной жижи поплыл к реке. Леон рубанул еще раз – не попал, только разлетелись в разные стороны темные брызги.
– Что ж это делается! Что делается! – раздался незнакомый голос, мы обернулись к реке. Порядком обрюзгший мужичок с сероватой кожей, обвешанный то ли мокрой травой, то ли нитями водорослей. Он шел вдоль берега, по пояс в воде, недовольно разгребая руками расплывающиеся темные кляксы. – Воду мне испортите, олухи! Ловите его, ловите же!
Мы с Леоном бросились к склизкому комочку, но он шустро увильнул от наших рук и плюхнулся в реку. Вслед за этим раздался еще один всплеск. Алина прыгнула в воду и сгребла чернильный сгусток ладонями.
– Поймала! Поймала!
– Не выпускай! Только не выпускай! – хрипло закричал мужичок. Леон прыгнул за Алиной, взял ее на руки и понес к берегу. Незнакомец шел за ним, внимательно следя за сжатыми Алинкиными ладошками, и повторял: – Не выпускай! Не выпускай только!
Леон не удержал равновесия на скользкой траве и упал, но успел поставить мою подругу на ноги. Алинка с распущенными длинными волосами, в промокшей рубашке, едва прикрывающей бедра, замерла, глядя огромными то ли от страха, то ли от удивления глазами на свои сомкнутые ладошки.
– Ой, жжется! – пожаловалась она.
– Только не выпускай! – бубнил серолицый мужичок, не вылезая из воды.
– Давай мне, – я подставила руки.
Алина замотала головой.
– Нет-нет. Боюсь. Вдруг убежит?
– Не убежит, – перебил Леон. – Мне давай.
– В огонь его надо, в огонь, – донесся голос из реки.
Огонь? Где ж его так быстро…
– Подождите, я сейчас, – срываюсь с места и, прикрыв локтем лицо, ныряю в заросли.
Хорошо, что вещи мы притащили с собой, не придется бежать к стоянке. Вот, под кустом, дорожная сумка Леона – здесь он сидел и ждал, пока мы с Алиной купались. А вот рюкзачки: один шоколадного цвета, второй – серо-зеленый, мой. Подбегаю, хватаю его и, заслоняясь им от царапучих веток, несусь обратно, к реке.
Алинка плачет – лицо совсем мокрое от слез, но ладони не разжимает. Леон бледный и напряженный, уже не уговаривает ее передать опасную ношу – ждет.
– Не отпускай! Его только в огонь можно, только в огонь, – по-прежнему бубнит серолицый, стоя в воде у самого берега.
Леон бросает злой взгляд в его сторону, потом видит меня, и злость сменяется надеждой.
– Сейчас, – бросаю рюкзак на траву, падаю рядом на колени, достаю коробок сухого горючего. Сколько надо бросить кругляшков, чтобы огонь получился достаточно большим, чтобы сразу сжег это гадкое нечто, спрятанное в Алинкиных руках?.. В итоге выбрасываю на землю все восемь таблеток, поджигаю. Пламя поднимается ровное, с синеватым ободком.
– Давай!
Алина подходит и, вытянув руки над костром, разжимает ладони. Черная клякса изо всех сил цепляется за покрасневшие пальцы, но соскальзывает и с шипением падает в огонь. Пузырится, чавкает. Нити черного дыма вплетаются в рыжие лепестки, поднимаются кверху, превращаются в темные хлопья и тают в утреннем воздухе.
Леон очертил вокруг огня мечом широкую борозду, откинул подальше сухие былинки и сел возле Алины. Подруга так и не успела полностью одеться, мужчина завернул ее в одеяло, чтобы не мерзла, и осторожно держал в руках ее сильно обожженные ладони.
Я нашла в рюкзаке аптечку, достала мазь от ожогов. Лекарство белой пленкой легло на покрасневшую кожу, Алина прикрыла глаза и, всхлипнув, произнесла:
– Спасибо.
– Не за что.
Незнакомый мужичок, о котором мы на время забыли, вылез из воды и уселся на берегу, с интересом поглядывая на нас. Точнее на Алину. У него были длинные седые волосы, в пятнах, словно перепачканные зеленкой, а из одежды – то ли набедренная повязка, то ли полотенце… странное такое, серо-зеленое, мохнатое, обвешанное мокрыми листочками. Отдельные пучки водорослей унылыми сосульками свешивались с плеч и шеи, намотанные на манер шарфа.
– Да… Прибавили мне работы, – проворчал он.
Леон обернулся, не выпуская Алинкиных рук.
– Что это было?
– Дрянь какая-то, – мужичок пожал плечами, щелкнул длинным ногтем по сухой деревяшке. – Наши ее заманили в горшок и закопали. Чтоб не шкодила, да воду не портила. А вы вон чего учудили – мало реку мне не испортили. Чистить после вас придется еще несколько ночей кряду. Русалок гонять. У меня их всего-то две осталось на всю реку. Пока, бедняжки, справятся…
– Нам королева ужей место указала, – проговорила Алинка. Ее голос еще немного дрожал, но подруга больше не плакала. Мазь подействовала, снимая боль.
– Вот оно как! – водяной задумался, нахмурил косматые брови. – Верно, гнездо у них рядом. Вот и не понравилось такое соседство, – он поправил мокро-зеленый шарф. – Мы-то сами с огнем не дружим, знаете ли… Запереть смогли, а вот дальше что делать? У людей помощи просить – так то себе дороже. А тут вы так удачно подвернулись.
– А мы, что ли, не люди? – удивилась я.
– А мы вас и не просили, – усмехнулся водяной. – Сами откопали, сами эту мерзость на белый свет выпустили, сами и прибрали… Да, к слову, вы эту землю грязную да траву посгребайте и в огонь побросайте. Так оно вернее будет.
Спорить не стали, хотя очень хотелось возразить. Мы с Леоном сгребали землю, Алина сидела, положив руки на колени.
Водяной даже не подумал нам помочь. Он рассматривал мою подругу, словно любовался. Сын воеводы то и дело оглядывался на него, но пока молчал.
– Что, красавица, больно? – поинтересовался вдруг хозяин речки.
– Чуточку, – призналась Алинка.
– Хочешь, сделаю так, что ни руки, ни ноги болеть не будут? Ни голова, ни сердце…
– Утопит, – не сдержалась я.
К счастью, меня услышал только Леон. А водяной продолжал:
– Будешь жить – горя не знать. Под луной танцевать да хороводы водить с подружками. И если захочешь, любой мужчина навечно твой будет, во всем тебя станет слушаться, жить подле тебя, красотой твоей восхищаясь…
Уж не знаю, на какой эффект от своей речи рассчитывал хозяин реки, но Алина испугалась по-настоящему. Наверняка тоже вспомнила рассказы про русалок, про то, как они добрых молодцев топят. И теперь представила себе эту вечную жизнь околдованных утопленников.
Леон опустил ладонь на рукоять меча и напряженно замер. Злить водяного ему, ясное дело, не хотелось, но если уж придется…
– Спасибо вам большое, – произнесла Алина побелевшими губами, – но я… Нет, я так не хочу. Извините.
Водяной вздохнул разочарованно – словно вода в чайнике забулькала.
– Ну да, ну да… Кому охота к старику в обмелевшую речку-то лезть? Ладно уж, живите, – он спрыгнул в воду, сделал несколько шагов, потом обернулся и, вернувшись к берегу, положил на траву что-то маленькое, зеленое. – Ты уж не побрезгуй, красавица, возьми подарочек. Не навредит он, слово водяного. А может и пригодится когда-нибудь.
И ушел в воду, шаг за шагом, лишь круги над головой разошлись.
Алина подходить побоялась, мы с Леоном приблизились к берегу, и мужчина, нагнувшись, поднял с земли маленький плотный бутон с остренькой верхушкой. Сквозь зелень окутывающих его листочков проглядывали тонкие белые лепестки.
Арис встретил нас на полпути от реки. Был, видимо, недоволен, что не застал всех троих на месте стоянки, но поглядел на наши лица и ничего не сказал. Он привел лошадей – одну вороную кобылку, одну серую, и двух гнедых жеребцов. Мы навьючили на них поклажу и, неторопливо пробираясь через заросли, пошли к дороге.
Темнело. Вдали показались огни деревни. Объездной дороги не было, мы решили ехать напрямик, надеясь, что в сумерках нас не узнают. Повод серой кобылки, которая везла рюкзаки, был прикреплен к седлу Ариса. Алина не могла держать поводья обожженными руками, а потому ехала вместе с Леоном. Он мягко и заботливо придерживал ее, обнимая за талию, и, несмотря на болезненные ожоги, глаза моей подруги светились счастьем. А я ловила себя на мысли, что могла бы сейчас быть на ее месте, могла… Если б только вовремя сообразила, прыгнула первой.
Мысль эта была неуместной и гадкой. Я тряхнула головой, пытаясь ее отогнать, но зависть маленьким червячком прокралась в душу. Вроде бы радостно было за подругу, что она так счастлива, что как будто нашла, наконец, свою вторую половинку, и в то же время безумно хотелось оказаться на ее месте.
Деревня осталась позади. Я слегка пришпорила гнедого и обогнала остальных. Маленький червячок оказался тяжелым, как свинцовая гиря, и слишком цепким. Наверное, потому зависть считается худшей из чувств, что с нею так сложно бороться.
– Стой!
Погрузившись в размышления, я не сразу услышала предупреждение Ариса:
– Стой! Там ловушка!
Запоздало сообразив, в чем дело, натягиваю поводья. Оборачиваюсь.
Алина с Леоном и Арис остановились на расстоянии и смотрят, словно ждут чего-то.
– Женя, назад! Скорее! – кричит подруга.
Горыныч наблюдает исподлобья. Ну все, сейчас отчитают по полной. И ведь за дело. Только бы сдержаться, не накричать в ответ и не расплакаться.
Подъезжаю поближе.
– Женечка, с тобой все в порядке?
– Да, вроде.
– Стой, – командует Арис. – Едь обратно. Медленно.
Успеваю удивиться, но послушно разворачиваю лошадь и снова еду вперед.
– Стой.
Конь Ариса делает несколько шагов, но по команде нового хозяина останавливается и пятится.
– Возвращайся, – Горыныч встречает меня внимательным взглядом, пристально изучает лицо. Поворачивается к Леону: – Справа тропинку видел. Поехали.
Объезжать пришлось долго – всем хотелось оказаться подальше от ловушки. После нашли полянку с темным кругом охотничьего костра посредине. Арис развел огонь, подвесил над ним котелок, наполненный речной водой.
Из нас двоих – меня и Алины – куховарит обычно она. Потому как и любит, и получается у нее это лучше. Но у нее болели руки, пришлось мне. Я сидела на корточках, помешивая кашу, сваренную из Арисовых запасов, не оборачиваясь, чтобы не наткнуться взглядом на Леона с Алиной, в обнимку примостившихся рядом.
После ужина я смазала подруге ладони и замотала их чистым бинтом. Расстелила свой каремат недалеко от костра и села смотреть на огонь. Алина сперва устроилась рядышком, после отошла к Леону, чистившему котелок в сторонке, у края поляны. Они тихо говорили, потом Леон осторожно взял ее руку, склонился над запястьями, чуть выше бинтов… Я отвернулась и снова уставилась на пляшущее пламя. Там, за спиной, зашуршало и стихло, а когда я решилась обернуться – не увидела никого.
– А… где они?
– Недалеко, – Горыныч сидел напротив. Огонь освещал его лицо, задумчивое и, как обычно, хмурое.
Прошла минута. Вторая. Третья.
– Что-то долго их нет.
– Разве? – отозвался Арис. Прислушался и уверенно сказал: – Они рядом. Все в порядке.
– Это тебе змеи сказали? – я вздохнула и решила подождать еще. Каждый шорох за спиной, каждый шелест заставлял прислушиваться, оглядываться. Надо было отвлечься хоть чем-нибудь. Мне вспомнилось вечернее происшествие. – Там на дороге ловушка была?
– Да, – пауза. – Ловушки на тебя не действуют.
Смысл слов доходит не сразу.
– Как это?
– Не знала?
– Нет, – качаю головой. – Как это – не действуют? Почему?
Пожимает плечами:
– Такой дар значит. Раньше еще, в Коряках… Ты тогда тоже в ловушку заехала.
Потрясенно вглядываюсь в его лицо.
– Я не знала.
– И еще, – продолжает Арис, – силой делиться можешь только по своей воле. Если сама захочешь. Тоже не знала?
Хмыкает, осторожно ворошит палкой костер. Что-то щелкает, и я, вздрогнув, снова оглядываюсь через плечо. Нет, не идут…
– Ты пойдешь ловушку убирать? – спрашиваю.
– Нет.
– Как – нет?
– Так.
– Но… люди ведь погибнут.
– На большой дороге ее быстро заметят, – спокойно объясняет Горыныч, – знаки поставят. А после кто-нибудь, может, и уберет ее. За хорошую плату.
– А ты почему?..
– Потому что ее здесь на нас и поставили. Если ловушки не станет, будут знать, кто прибрал.
Спорить не хочется – скорее всего, Арис прав. А только люди все равно погибнут. Кто-то один, или больше… пока ловушку заметят.
Алины с Леоном все нет.
Оборачиваюсь, прислушиваюсь. Что там Горынычу змеи нашептали – неизвестно, а вот я ничего не слышу.
Арис наблюдает за мной слегка удивленно – наверное, слишком уж верчусь. Надо бы взять себя в руки и подождать еще.
Терпения надолго не хватает.
– Нет, все-таки они долго. А вдруг что-нибудь случилось?
– Да ничего не случилось.
– Но… – больше не могу сидеть. Встаю, начинаю ходить взад-вперед по поляне. Останавливаюсь. – Может, позвать?
– Не надо, – Горыныч хмурится, вглядываясь в мое лицо, и осторожно спрашивает: – Боишься, что ли?
– Чего боюсь?
Смотрю в ответ и соображаю, как должно было выглядеть мое беспокойство со стороны: один на один в лесу с этаким мрачным типом… Стоит ли его бояться – такой вопрос даже в голову не приходит, к тому же сейчас, когда мысли другим заняты, и Алина с Леоном…
Горыныч молчит. Теперь в его взгляде читается понимание. Только этого не хватало!
Падаю на коврик, закрываю лицо руками. Как стыдно!.. Хочется верить, что о своей догадке Арис не расскажет Леону. Можно и попросить его, но… нет. Язык не повернется.
– Идут, – тихо сказал Горыныч, и на этот раз я очень постаралась не оглядываться.
Глава 4. Ворота предгорья
Горы показались на третий день пути верхом. Их голубоватые вершины поднимались над горизонтом, за зеленой полосой леса. Резкие очертания сглаживались окутывающей склоны дымкой. Вот бы забраться туда, наверх! Но нам не по пути, да и кто знает, каких созданий – волшебных и не очень – можно встретить там, в пещерах, гротах и глубоких расселинах? О троллях здесь слышали только от наших, как и о драконах, а больше я никого и не знала.
Руки у Алины на диво быстро подзажили, и она ехала верхом на серой кобыле, наслаждаясь путешествием. Правда, иногда немного морщилась, когда, сжимая повод, тревожила ожоги. Погода не портилась, днем светило солнце, а ночи, хоть и прохладные, были тихи и безветренны.
Во второй половине дня, переправившись через реку, мы въехали в небольшой городок под названием Вереш. Он встречал путников аркой ворот над дорогой, причудливыми вывесками на аккуратных зданиях, серебристыми куполами церкви и высокой башней управы, видной едва ли не с любой городской улицы.
– Вереш – это ворота предгорья, – негромко объяснял Леон нам с Алиной. – От него идет дорога к перевалу, здесь проходят купеческие караваны с востока. И с юга тоже. Иногда легче перебраться через горы, к тому же дорога наезженная, чем лезть непролазными топями и болотами. Да и Заповедный лес не каждого пропустит.
– Что-то у меня нехорошее предчувствие, – шепотом поделилась я с подругой.
– Что мы пойдем именно туда, куда ни один нормальный человек не сунется? – она обреченно улыбнулась. – Я в этом почти уверена.
Мы остановились возле большого здания, на котором красовалась вывеска: «Змеева Голова». Под ней кто-то не слишком старательно изобразил змею, насаженную на вилы, словно сосиска на очень похожий столовый прибор.
Хозяину лошадей Горыныч пообещал оставить их на конюшне именно этого гостевого дома. Людей было мало. Леон сказал, что после зимы купцов здесь немного ездит, потому что одна горная речушка во время таяния снега частенько размывает дорогу, ведущую через перевал.
Наш змеиный воевода отправился на конюшню – и лошадей поставить, и с конюхом договориться, доплатить за корм и заботу о животных, а мы с подругой и Леоном направились внутрь. Судя по всему, впереди самая трудная часть пути, и мы решили подкрепиться как следует, потому что ночью вблизи Заповедного леса можно всякого ожидать, а против ночевки в городе или других ближних поселках Арис возражал.
Леон открыл дверь, мы с Алиной вошли внутрь и остановились, едва не разинув рты: прямо напротив дверей из деревянной стены торчала драконья голова – рогатая, с открытой пастью. Два длинных белоснежных зуба, словно ядовитые у гадюки, и еще клыки, поменьше, но тоже внушительные. Правда, клыков было не четыре, а три – не хватало верхнего правого. Казалось, что дракон врезался в стену, пробив ее головой, да так и замер.
– Добро пожаловать, уважаемые, в гостиный дом «Змеева Голова», – низкорослый мужичок в переднике, какой-то щупленький, с рыжей бородкой, учтиво поклонился нам и добавил: – Не извольте пугаться, сударыни, он уже давно не кусается.
Только теперь я разглядела, что голова приделана к деревянному щиту, висящему на стене, и что глаза дракона – или, если угодно, змея – ненастоящие, стеклянные.
Немногочисленные посетители сидели по углам, обсуждая свои дела. Чистенько и довольно тихо. Леон выбрал столик под широким окном и попросил горячий обед на четверых, довольно скромный. Но после каши, приготовленной на костре, и жестковатой зайчатины, мы были бы рады и меньшему.
Наш заказ передали кухарке, и пока хозяин со скучающим видом протирал и без того чистый прилавок белой тряпочкой, мы втроем дружно пялились на оскаленную морду, а я гадала – уж не та ли это голова, которую Горыныч откромсал у мертвого змея и куда-то нес-нес, да не донес.
Наш интерес польстил хозяину. Облокотившись о край прилавка поближе к нашему столику, он наслаждался вниманием, которое уделили висящему на стене страшилищу, потом сказал:
– Вы, наверное, слышали о змее-людоеде, который жил в здешних горах лет десять назад?
Мы дружно закивали.
– Не правда ли, голова хорошо сохранилась, – мужичок не без гордости поглядел на клыкастый трофей. – Да-да, это голова того самого змея. Я ее годков пять тому у гишнянского старосты за золото купил. Ему деньжата нужны были позарез. Сынуля добро отцовское промотал, уж и долги платить нечем было. Да и к чему ему-то голова? А мне удачу приносит. И клиентов подманивает. Вот и вы тоже могли ведь в другой дом зайти, а пришли сюда.
И я, и Алина были бы не против услышать историю змеевой головы, вернее того, как эта самая голова с телом рассталась, но задавать вопросы мы побоялись.
– Да уж, зверюга была страшенная, – подал голос седоволосый дедок, одиноко сидевший с кружкой неподалеку. – Я в тот час как раз в Гишнянке жил. Ох и натерпелись! Змеюга бесстыдная скотину таскала, почитай каждый день кто коровы не досчитается, кто козы. Уж думать стали: что ли невесту ему выбрать да откупиться?.. Так отец Иннокентий отговорил. Негоже, мол, отродию бесовскому жертвы приносить. Не по-божески. Хорошим человеком был отец Иннокентий. Правильным, – старик отхлебнул из кружки, громко ухнул ею о стол, чудом не разбив.
– Ты погоди, Никола, – отозвался трактирщик. – Что-то не то рассказываешь. У меня самого дочка в Гишнянке, так она говорит, что кого-то змею таки отдали.
В это время нам принесли горячую кашу с подливой в глиняных мисках, но ни я, ни Алина на еду внимания не обратили.
– Да, было дело, – старичок скривился. – Аж вспомнить стыдно. Был там парнишка один, сирота, да головой будто слабоват… Взялся откель неведомо, говорил непонятно. Сперва Аквилина его приютила: своих-то детишек нет, а парня жалко – дурной ведь совсем, пропадет. А опосля-то соседи замечать стали, что на двор к ней змеи со всей округи сползаются, и что парнишка тот с ними будто беседует. Испугались, значит, всё думали – а как он начнет гадов на людей натравливать? Аквилина-то его защищала, да народ пуганый, ясное дело. Как случай представился – отправили его к змею, чтобы, значит, он с ним поговорил да упросил скотину не красть.
– И как? – удивился трактирщик. – Неужто парень и вправду пошел?
– Да какое там! – старик снова хлебнул из кружки. – Связали да оставили посреди поля. Уползти он не успел, змеюга в тот день рано прилетела.
– И что, слопала?
– А Бог его знает, – вздохнул мужичок. – Думается мне, что гадина эта его за один присест и проглотила. Ни костей не нашли, ни веревки. Аквилина все говорила, что парнишка убежал, видать, ну мы и не перечили… Она долго мучилась после, да и помирала тяжко. Жалобилась все, что это Бог ее карает, да уж ее-то за что? Нас отец Иннокентий тогда совестил, каяться призывал. А после кто-то придумал змеюгу отравить. Спросили у знахарки, чем козу накормить, чтобы мясо ее стало для гадины окаянной ядом смертельным. Сделали, как она сказала. И верно – змея мы больше не видели. А деньков через пять сынок старостин башку эту в село притащил.
Дверь негромко хлопнула, закрываясь. Хозяин трактира вежливо поздоровался с Горынычем. Тот ответил и сел за стол рядом с нами, перед доверху наполненной миской.
– Договорился, – коротко сообщил он Леону. Мы с Алинкой переглянулись и отвели глаза, уставившись в свои тарелки. А трактирщик продолжил разговор, прерванный появлением нового посетителя:
– Вот и мне староста хвастал, что это его старший сын голову Змею срубил. Да только я не поверил: видно, что голову не рубили, а отпиливали.
Арис обвел нас взглядом и молча принялся за еду.
– Агась, – отозвался старичок из Гишнянки. – Он потом и признался, что нашел змеюгу дохлую и башку ей откромсал. Правда, выглядел так, словно взаправду со змеем сражаться довелось – порезанный весь, в синяках да шишках. И дружки его, помощнички, не лучше.
Леон спрятал усмешку. Трактирщик со своим говорливым посетителем стали обсуждать дела гишнянского старосты да его беспутного сыночка, и мы, наконец, смогли уделить должное внимание обеду.
Задерживаться не стали. До Заповедного леса было не слишком далеко, но ночью туда сунулся бы разве что сумасшедший, а потому стоило найти укромное местечко для ночлега. Арис знал дорогу лучше всех и шел впереди, мы с Алиной – за ним. Подруга осторожно подхватила меня под локоть и задумалась, наверное, тоже вспоминала разговор в трактире.
Миновав церковь, наша компания свернула в узенькую улочку между аккуратных островерхих домиков. Прошли площадь с мраморным фонтаном по центру, еще несколько улиц… и город закончился. На этой дороге не было ни арок, ни сонных часовых. Маленькие тихие домики с нехитрым хозяйством и огородиками подбирались к берегу речки, за которой начинался лес.
Мы как раз шли по мосту, когда Алинка дернула меня за руку:
– Жень, смотри! – запрокинув голову, она глядела в небо. Там, в переливах отгоревшего заката, кружила черная птица. Сперва показалось, что это ворона, но вот птица спустилась ниже… Слишком уж она большая для вороны, крылья рваными лоскутами темнеют на фоне неба, и вместо перьев дрожат на ветру ветхие лохмотья.
– Что это? – прошептала подруга.
Леон схватил ее за запястье:
– Бежим!
Дорога осталась позади. Над нами сомкнулись древесные кроны, но сквозь узор молодой листвы на темнеющем небе виден был черный силуэт.
Птица кричала. Ее голос был похож на скрип колодезного журавля, необъяснимо громкий, пронзительный. А скоро за нашими спинами послышался треск. Погоня прорывалась через лес уверенно и с таким шумом, словно ломала деревья на своем пути. Что-то толкнуло в спину, я едва не упала. Мимо пролетела ветка, царапнув Алинке плечо. Подруга ойкнула, но не остановилась – Леон упрямо тащил ее вперед, за собой.
Новая волна упругого воздуха налетела, сбив с ног всех четверых. Какая-то змея из Горынычевых подопечных, пролетев по воздуху, хлестнула меня хвостом и шмякнулась рядом. Я обернулась.
Арис привстал, ухватил с земли сухую палку и торопливо водил рукой вокруг нее, словно наматывая невидимую нить.
– Отойдите подальше, – крикнул он Леону. Тот подскочил, помог подняться Алинке, мне…
– Быстрее, идем! Идем!..
Показалась луна, ее лучи просочились сквозь листья. Теперь преследователям наверняка легко будет отыскать нас и без этой страшной, непрерывно кричащей над головами, птицы. Леон позволил нам остановиться, и теперь, прячась за деревьями, мы видели темную фигуру Ариса. Подобранную палку он воткнул в землю перед собой и ждал.