Во власти мракобесия Ветер Андрей

– Виктор Андреевич, вы же знаете, что ваш отдел размещается в так называемой президентской зоне Белого дома.

– Знаю, – кивнул Смеляков. – У Бориса Николаевича есть тут свой резервный кабинет. Но чего вы от меня-то хотите?

– Видите ли, намечается расширенное заседание правительства, и мы предполагаем разместить часть президентской администрации в ваших кабинетах.

– Хорошенькое дельце! Значит, выселяете?

– Упаси Бог! – Порфирий Антонович выставил перед собой обе руки, словно упираясь ладонями в брошенный ему упрёк. – Это временно.

– Ну и куда вы меня?

– Нет-нет, Виктор Андреевич, ваш кабинет нас не интересует! Мы бы хотели взять кабинет вашего заместителя.

– И кого посадите там?

– Виктора Илюшина.

– Первого помощника президента в пустой кабинет? Там же никакой мебели нет! Здешние чиновники нас так любят, что старательно игнорируют все заявки моего отдела.

– Ну, кабинет мы быстро обставим, – заверил чиновник, одарив Смелякова кривенькой улыбкой.

– Что ж, – Виктор неуверенно пожал плечами, – валяйте, раз возникла такая необходимость. Только не забудьте, что кабинет остаётся за моим отделом. Как только правительственная сходка закончится, я возьму кабинет назад.

– Разумеется, Виктор Андреевич.

Чиновник быстро закивал, проворно вскочил и, раскланиваясь, чуть ли не задом вышел в дверь. Там на него наткнулся Сергей Трошин.

– Простите, – пропищал Порфирий Антонович, молитвенно прижимая ладони к груди.

Трошин вошёл к Смелякову.

– Виктор Андреевич, минута найдётся? Тут вот какой вопрос возник.

– Сергей, – перебил его Виктор, – у вас в кабинете место свободное есть?

– Да.

– Тогда я Волошина на несколько дней к вам посажу.

– Зачем?

– А в его комнате разместится помощник президента…

Уже вечером Смеляков заглянул в кабинет Волошина. На двери висела золотистая табличка «Илюшин В.В.».

– Однако, – Смеляков ухмыльнулся, – вот это прыткость!

Он заглянул внутрь. Кабинет преобразился до неузнаваемости. Навстречу Виктору бросился Порфирий Антонович.

– Безобразие! – Лицо чиновника было искажено страхом.

– Скоренько вы управились тут, – отступил Смеля-ков.

– Какое там! Завтра заседание, а тут… Просто безобразие!

– А разве не управились? Мебели вон шикарной натащили, цветочные горшки…

– А ковёр? Вы посмотрите на ковёр! Разве так можно? Ковёр-то старый! Надо срочно заменить!

– А чем вам не нравится этот? – удивился Виктор. – Вполне приличный ковёр, ещё не один год прослужит.

– Что вы говорите, Виктор Андреевич! Вы просто не знаете, какой Виктор Васильевич капризный! Если он увидит, что ему положили старый ковёр, разразится страшный скандал!

– Да? Ну что ж, крутитесь.

Вилла Моржа находилась за городом. В центральном зале, украшенном рогами оленей, косуль и баранов, стоял длинный дубовый стол. Пузыревич отослал официантов прочь и обслуживал гостей сам. Сейчас он чувствовал себя уверенней, чем в офисе, когда появление Игнатьева и Воронина застало его врасплох.

– Я перелопатил эту тему наскоро с моими компаньонами, и мы решили, что можно утрясти этот вопрос по-тихому, – сказал он. – Нам не нужны лишние проблемы. Я передам вам эти чёртовы камни и золото…

Вадим со вкусом прожевал ломтик фаршированной рыбы и спросил:

– То есть ты готов пойти нам навстречу и передать нам драгоценности, которые были куплены на деньги Сбитне-ва. Мы тебя правильно поняли? Я ничего не путаю, Лёша?

– Да. Но у меня не получится провернуть это в два дня. Они хранятся в одной из офшорных зон Европы. Так что мне потребуется какое-то время. Их так вот запросто не отгрузить оттуда.

– Что ж, мы можем немного подождать, – заговорил Воронин. – Но не испытывай наше терпение слишком долго. На наших часах время бежит очень быстро.

– Я разве не понимаю? – Пузыревич облизал губы.

– Тогда давай договоримся, каким образом будем поддерживать связь, – сказал Игнатьев. – Мотаться к тебе сюда каждый день мы не можем. У нас работы – выше головы.

– В Москве с вами может встречаться Хворост… То есть Хворостов Иннокентий. Это наш юрист. Я уже созвонился с ним, предупредил о возможных контактах с вами в ближайшее время…

– Это мы сейчас оговорим подробно.

– Да-да, подробно… И завтра же я распоряжусь насчёт драгоценностей… Только ведь я должен иметь гарантии…

– Морж, – с нажимом произнёс Воронин, – гарантии тут одни – возвращение в Россию этих денег. А после того мы тебя и знать не желаем. У нас другие задачи. Ты по нашему ведомству не проходишь. Если у тебя всё будет чисто, то и полиция тобой не заинтересуется…

С виллы Моржа Игнатьев и Воронин выехали с чувством выполненного долга. Выбравшись на прямую дорогу, Геннадий глянул в зеркало и заметил сзади машину. Профессиональный взгляд мгновенно отметил все особенности следовавшего сзади автомобиля – посадка, цвет, яркость фар…

– Ген, а ты обратил внимание, что у Моржа-то не дом, а настоящий музей. Знаешь, никогда не понимал, как они в таком богатстве живут. Зачем им столько?

– Они так представляют себе счастье, – ответил Воронин.

– Счастье – понятие расплывчатое.

– Это ты Моржу скажи, – хмыкнул Геннадий. – Вот уж он посмеётся вдоволь. Нет, Вадим, для таких, как он, счастье измеряется величиной банковского счёта. И ничего расплывчатого. Вообще-то Морж и ему подобные – это очень несчастные люди. И очень зависимые. – Воронин опять взглянул в зеркало заднего обзора. Подозрительная машина продолжала ехать следом.

– Зависимые?

– Знаешь, я читал про одного писателя, который большую часть жизни провёл в инвалидном кресле. Он с такой радостью писал в своих книгах о любви и жизни, что читателям всегда казалось, что у него есть всё, чего он только мог пожелать. И никому в голову не приходило, что его тело парализовано от груди и ниже. Если бы он был зависим от подвижности, то никогда не смог бы найти способ быть счастливым. А он сумел понять, что источником счастья являются не внешние обстоятельства, но наши внутренние решения о том, как жить в этих обстоятельствах.

– Это ты к чему?

– К тому, что Морж и прочая ему подобная сволочь стараются урвать как можно больше, полагая, что их счастье заключается в количестве наворованного. Но их ничто не радует, ничто не удовлетворяет, потому что они не понимают, что секрет жизни не в том, чтобы иметь всё, чего вдруг захочется, а хотеть всё то, что у тебя уже есть.

– Хотеть то, что у тебя есть… А ты так умеешь?

– Стараюсь. Я ни на что не жалуюсь, ни за чем не гонюсь. Я вполне удовлетворён.

– Даже состоянием дел в стране? – не поверил Игнатьев.

– Тебе это покажется странным, но я отвечу «да». Это состояние дел даёт мне работу. Парадокс. Жизнь состоит из парадоксов, поэтому их надо любить, иначе можно свихнуться… Кстати, всё-таки это «хвост» за нами…

– Ты уверен?

– Я их срисовал ещё по дороге сюда.

– Полиция, должно быть, – предположил Игнатьев. – Странно, что так дёшево работают, будто за дурачков держат нас. Идут вплотную… А-а, пусть себе едут. Нам-то что? Хотя, конечно, любопытно: с чего бы они к нам приклеились? Как думаешь, чем мы так привлекли их?

– А здесь и думать нечего. Морж у них наверняка под колпаком. Теперь проверяют, кто мы… Вряд ли они взяли нас под наблюдение, когда мы прибыли в Вену. На то нет никаких причин.

– Куда сейчас? – спросил Вадим.

– В посольство. Надо сказать нашим, чтобы билеты на завтра взяли нам в Москву. Заодно ребят в резидентуре поставим в известность насчёт «наружки».

Два дня спустя Виктор шёл по коридору и остановился перед кабинетом Волошина, на котором по-прежнему висела табличка «Илюшин В.В.». Секунду он раздумывал, затем распахнул дверь и увидел сидевшего за столом помощника президента. Илюшин читал газету. Услышав, как открылась дверь, Илюшин резко опустил газету и вскинул голову.

– Добрый день, Виктор Васильевич.

– Здравствуйте! – Помощник президента удивлённо уставился на Смелякова. – Вы что? Ко мне?

– Нет, извините, я по привычке. Это кабинет моего заместителя. – Смеляков закрыл дверь и усмехнулся, вспомнив выражение лица Илюшина. – Суслик какой-то…

В дальнем конце коридора появилась эффектная шатенка в коротком платье, невесомо и завлекательно колыхавшемся вокруг бёдер. Глядя на неё, Виктор не сразу вспомнил её имя, потому что никак не мог сопоставить её внешность с её присутствием в Доме Правительства. Красиво переступая крепкими ногами, она быстро шагала по коридору, читая таблички на дверях. Это была Виктория Ястребова. Она прошла мимо начальника отдела «П», не удостоив его взглядом, и нырнула в кабинет, где сидел Илюшин. В прошлом Виктория Ястребова была членом юношеской сборной СССР по теннису. Ныне она официально являлась аккредитованным в Москве корреспондентом итальянской газеты «Репубблика». С начала 1994 года её всё чаще и чаще стали видеть в обществе первого помощника президента. Тесное общение этих двух людей наводило на размышления.

Смеляков зашёл в свою приёмную и спросил у секретарши:

– Таня, звонков не было?

– Из Вены звонили. Игнатьев и Воронин сегодня вечерним рейсом прибудут в Москву.

– Соедини меня с Игнатьевым. Вернее, дозвонись до него в Вену, скажи, чтобы в любом случае заехал сюда, а потом уже домой.

Секретарша кивнула. Виктор постоял в нерешительности, вспоминая лицо Илюшина, и вышел в коридор.

– Ах, Порфирий Антонович! На ловца и зверь бежит! – Виктор увидел передвигавшегося мелкими шажками человечка.

– Добрый день, добрый день, Виктор Андреевич, – с готовностью протянул руку чиновник. – Как дела?

– Скажите, Порфирий Антонович, а разве расширенное заседание правительства ещё не закончилось?

– Закончилось. А что такое?

– Да меня мой кабинет интересует.

– Какой кабинет?

– В котором сидит до сих пор Илюшин. Только что видел, как к нему посетители шли. Разве Виктор Васильевич не уезжает отсюда?

– Уезжает, уже сегодня.

– Отлично. Вы ключи мне сразу вернёте?

– Какие ключи? – Чиновник комично изобразил полное недоумение.

– От кабинета, где сейчас Илюшин…

– Так ведь это кабинет Виктора Васильевича.

– В каком смысле? – Смеляков оторопел от такой откровенной наглости. – Порфирий Антонович, этот кабинет закреплён за моим отделом. Я, конечно, понимаю ваше рвение выслужиться, но всему есть мера. Этак вы у меня все помещения отберёте.

– А что я могу? Что я могу! Там табличка прикручена… А если Виктор Васильевич вздумает сюда нагрянуть?

– Ну вы и фрукт… – Смеляков растерянно развёл руками. – Значит, не вернёте ключ?

– Да не могу я отдать вам ключ! Зачем вы требуете от меня невозможного? Не ваш это кабинет!

– Что ж, разберёмся… Только послушайте моего совета: не шагайте так широко – штаны порвёте.

Виктор покачал головой и направился в свой кабинет.

Инга сидела перед включённым телевизором и ждала. Одетая в длиннополый домашний халат, с гладко зачёсанными волосами и дымящейся сигаретой в руке, она выглядела привлекательно, однако затаённая в глубине души злоба накладывала отпечаток на весь её облик, отчего даже изящный изгиб руки стал похож на приготовившуюся к броску змею. Услышав звук повернувшегося в замочной скважине ключа, Инга затушила сигарету и встала.

– Привет! – Игнатьев поставил кожаную сумку на пол и сбросил ботинки.

– Здравствуй, дорогой.

Она быстро подошла к нему и поцеловала в щёку, жадно шевельнув ноздрями. Вадим обнял жену за талию, но Инга выскользнула и взяла со стола новую сигарету.

– С приездом, – проговорила она, чиркнув спичкой.

Вадим с подозрением посмотрел на жену, чувствуя неладное.

– Ну как командировка? – спросила Инга. – Всё хорошо?

– В общем, да.

– Скучать не пришлось?

– Я вообще-то редко скучаю.

– Ещё бы!

– Инга, ты куда клонишь? – Вадим подошёл к ней и положил руки жене на плечи. – Я не понимаю твоего настроения.

– У меня замечательное настроение. Я даже приготовила ужин. А почему ты опоздал? Разве рейс задержался?

– Смеляков на работу просил заехать.

– Ах вот оно что… На работу. В такое время? Впрочем, ладно… Курица ждёт в духовке, должно быть, остыла уже. Оливье на столе, бутылочка красного вина тоже. Ты, наверное, и не кушал там толком. Всё некогда, некогда…

Игнатьев внимательно смотрел на жену. Несмотря на старание, она не сумела скрыть ядовитые нотки.

– Почему же некогда? – спросил Вадим. – Вчера нас хорошо угостили, можно сказать, по-королевски.

– Значит, отдохнули? Время всё-таки было?

– Ты про что?

– Про всё… – Инга отвернулась и выпустила густое облако дыма. – Досуг, развлечения всякие…

Вадим начал понемногу понимать, что жена подготавливала почву для очередного скандала.

– Инга, послушай…

Он взял её за руку, но она резко отстранилась и ушла на кухню. Вадим медленно пошёл за ней. На кухне был накрыт стол.

– Странно, – удивился Вадим.

– Что странного?

– Ты так редко устраиваешь… стол… праздник…

– Хочу, чтобы у тебя не было поводов для упрёков в мой адрес. – В её глазах был вызов. – Садись… Курица уже подрумянилась.

Инга нагнулась, заглядывая в духовку.

– Давай-ка я помогу достать, – предложил Вадим.

– Не надо, я сама, я всё сама.

Вадим сел за стол.

– Ну, рассказывай, – Инга положила на тарелку перед мужем сочную, ещё шипящую от жара куриную ногу, – как вас там развлекали за королевским ужином.

– Приём по полной программе, – с неохотой ответил Игнатьев. – Наш подопечный расстарался. Еда изысканная, напитки да и сама обстановка…

– Конечно, девочки всякие? Как же без этого?

– Ну, похоже, ты добралась до нужного места. – Вадим исподлобья взглянул на жену. – А я всё жду – когда же начнётся? Вот теперь слышу родные нотки…

– Какие нотки? Никаких ноток. Просто я решила позвонить тебе вчера вечером, а ты трубку не брал. У тебя мобильник выключен был. Вот и всё…

– Был серьёзный разговор. Я отключил трубку, чтобы никто не мешал.

– Разумеется! «Чтобы никто не мешал!» Разговор у них, видите ли, серьёзный! Тоже мне история! Придумал бы чего-нибудь поинтереснее! А то я не понимаю, чем вы там занимались, в бандитском притоне!

– Слушай, тебе не надоело? Каждый раз я слышу одно и то же. В Москве ли я, за границей ли – ничто не меняется. У тебя одна и та же песня!

– Это потому, что ты всё время прикрываешься своей работой! Ты думаешь, я не понимаю ничего? Ты меня за дуру держишь? Все вы такие!

– А с поцелуем ты зачем ко мне подошла? – уныло спросил Вадим. – Вынюхивала женские духи?

– Да уж! На тебе унюхаешь! Привык на своей службе не оставлять следов.

– А ты и впрямь дура… – Он встал. – Спасибо за тёплый приём, дорогая.

– Что же ты уходишь? Разве мы договорили? Нет, я не договорила!

– Чего ты хочешь? – остановился он в двери.

– Я ничего не хочу!

– Тогда замолчи. Я устал… Ты хоть и считаешь, что я не работать ездил, а развлекаться, но я всё-таки устал.

– А я устала ждать тебя! – Она шла за ним, стуча себя кулаком в грудь. – Я только и делаю, что сижу и жду, сижу и жду!

– Найди себе работу. У тебя от бесконечного сидения дома мозги превратились в навозную кучу.

– У меня навозная куча? Ну, знаешь!.. Это всё из-за тебя! Я на тебя лучшие годы потратила! А ты только и знаешь, что по бабам бегать! Благо работой можно прикрыться, командировками всякими… А может, ты и не был ни в какой командировке! Откуда мне знать? Ты как был кобелём, так и остался!

– Откуда в тебе это?! – закричал Вадим, потеряв над собой контроль. – Почему ты всё время подозреваешь меня?

– Потому что я знаю! У тебя в записной книжке тьма женщин! Просто тьма! Все вы одинаковы! Вам только дай, куда сунуть…

– Да у меня там ещё и тьма мужских телефонов! Что же ты меня в педерасты не записываешь? Да тебе лечиться надо!.. Послушай, если бы у меня была связь, то я как-нибудь сумел бы выучить наизусть телефон любовницы. Я всё-таки профессионал. У меня память хорошая.

– Вот-вот! Только это и слышу от тебя! «Я профессионал! Я профессионал!» Только этим и прикрываешься. А сам под видом работы встречаешься в своё удовольствие, ведёшь весёленькую жизнь!

Игнатьев схватил стул за спинку и, размахнувшись, швырнул его на пол с такой силой, что стул с треском рассыпался.

– Ещё одно слово – и я сверну тебе шею! – Вадим бросился к жене, вцепился ей в плечи и несколько раз тряхнул её, оторвав от пола.

– Пусти, мне больно, руку сломаешь!

– Ты поняла меня? – Он бешено оттолкнул женщину от себя, и она с трудом удержалась на ногах. – Мне надоели твои сцены! Надоели!

Халат на Инге распахнулся, открыв голое тело. Она поспешила подобрать упавший пояс и укуталась в халат.

Из спальни вышел сынишка, потирая себе глаза кулачками. Увидев его, Инга зашипела Вадиму в лицо:

– Сына пожалей! Что о тебе ребёнок подумает! Ты у него на глазах мать избиваешь!

– Что?! Что он обо мне подумает? Ах ты, шкура!

– Денис! – Инга ринулась к ребёнку. – Смотри, мальчик мой!

– Не втягивай сына в это! Не пачкай ребёнка! – Игнатьев схватил жену и потянул прочь от сынишки.

Мальчуган испуганно попятился от матери.

– Опять ссоритесь? Опять? – Его голосок дрожал.

– Потому что у тебя не отец, а подонок! – выпалила женщина, и мужу показалось, что от наполнявшей её голос жёлчи даже воздух наполнился горечью.

Инге удалось высвободиться из цепкой хватки Вадима. Она отбежала за стол, опасаясь, что муж ударит её. Вадим проводил её тяжёлым взглядом, затем повернулся к сыну.

– Прости, Дениска…

– Вы всё время ругаетесь!

– Тебе всё это неприятно… Просто мы с мамой уже не любим друг друга.

– А ты никогда не любил меня! – крикнула женщина. – Ты за каждой юбкой готов был бежать!

– Мама! Зачем ты?.. – Мальчик вдруг всхлипнул. – Ты же с утра уже…

– Что я с утра? – рявкнула Инга.

– Злилась… Я видел… Папы не было, а ты уже злилась… Ты молчала весь день… Ты всегда такая, когда собираешься ругаться.

Инга сорвалась с места, подбежала к сыну и размашисто шлёпнула ладонью его по лицу.

– Что? Папочкин защитничек выискался?

– Инга! – Вадим безжалостно схватил жену за шею, почти волоком протащил через комнату и бросил на пол, как охапку ненужного белья. – Кажется, нам пора расстаться.

– Пора, пора! Только сына ты не получишь! И не мечтай! – Она испуганно закрывала лицо руками, боясь удара. Муж никогда не бил её, но она сжималась от ужаса, физически ощущая силу гнева, пробуждавшегося в нём во время таких ссор. Она чувствовала, что Вадим с трудом сдерживал себя. Его бледное лицо перекосилось от ярости, губы дрожали.

– Нам надо развестись, вместе нам больше нельзя, иначе я тебя убью! – отчётливо и негромко проговорил он, но ей показалось, что слова прозвучали, как грохот грома во время грозы. Вадим в несколько шагов, почти прыжками, пересёк комнату. В следующую секунду Инга услышала, как хлопнула входная дверь.

– Ну и уматывай!

Инга свернулась калачиком и издала похожий за завывание звук. Растрепавшиеся волосы рассыпались по лицу. Через некоторое время она медленно поднялась и, не поправляя распахнутого на груди халата, поплелась на кухню. От лежавшей на тарелке куриной ноги всё ещё аппетитно поднимался пар. Инга бессильно опустилась на табурет и отчаянно разрыдалась, упав головой на стол.

– Мама! – сзади бесшумно подошёл Дениска.

– Уйди! – Инга оттолкнула его. – Беги за своим папочкой! Никому я не нужна!

– Не выспался? – спросил Трошин, увидев Вадима. – Ты что такой? Не приболел?

– Слушай, нет сил работать. – Игнатьев безвольно плюхнулся в кресло. – Я бы принял чего-нибудь. У нас есть коньяк?

– Есть.

– Налей. И побольше. – Вадим помассировал голову пальцами.

– Дома что-то?

Вадим молча кивнул и взял протянутый стакан. Он выпил медленными глотками коньяк, после чего достал из внутреннего кармана пачку «Marlboro», вытряхнул оттуда сигарету и закурил. Полулежащий, с вытянутыми ногами, он напоминал растерзанную куклу.

– Разводиться надо, – проговорил он уныло. – Иначе она меня до греха доведёт… Она больная, у неё где-то в голове переклинило на почве ревности. На пустом месте пожар раздувает… Не понимаю, что делать. Вот просто не понимаю! И Дениса жалко. Он же всё видит, Инга его специально подставляет под свою ругань. Ненависть будит в нём, жалость, психику ломает. Сомнёт она парня…

– Ещё налить?

– Давай… И работать ведь надо, а я думаю о том, что меня ждёт дома. У меня голова этими склоками забита – дышать не могу… Мне сегодня с агентом встречаться вечером, опять поздно вернусь. Это означает, что Инга снова будет меня пилить… Нет, я так больше не могу.

Висевшие на стенах картины разочаровали Риту сразу. Уже на расстоянии, увидев пёстрые пятна и бессмысленные цветистые разводы, она поняла, что экспозиция ей неинтересна. Но она продолжала двигаться вдоль полотен, делая вид, что изучает их, потому что именно она зазвала Машковского на эту выставку. Теперь она не могла тут же развернуться и уйти.

– Маргарита, вам и вправду нравится это? – спросил её шагавший рядом Григорий Модестович.

– Если честно, то нет. – Она виновато покачала головой.

– Зачем же вы истязаете себя?

– Понимаете, Григорий Модестович, об этом художнике столько писали! Я много читала о нём и думала, что здесь будет что-то интересное. Знаете, репродукции ведь никогда не отражают подлинной глубины картин…

– Понимаю вас. Давайте не станем больше тратить время на эту ерунду.

– Мне неудобно перед вами… Я надеялась, что мы получим удовольствие. Критика так хвалила эту выставку…

– Никогда не доверяйте критикам, – засмеялся старик. – И вообще прессе. Пресса – орудие дезинформации. Поверьте старому дельцу… А классическую живопись вы любите?

– Да. В классике всё понятно, всё по-настоящему. Хотя она бывает скучна.

– Здесь тоже всё понятно. Обыкновенное очковтирательство. Люди не умеют рисовать, но хотят называться художниками. Если бы вы знали, как много людей выдают себя не за тех, кто они есть на самом деле.

– А вы?

– Что я?

– За кого вы себя выдаёте, Григорий Модестович? Вы для меня – загадка.

– Я выдаю себя за человека, который занимается крупными финансовыми операциями. Но в действительности я обыкновенный человек, которому не так уж далеко до смертного одра. В целом я ничем не отличаюсь от других.

– Григорий Модестович, вы совсем не похожи на человека из мира… олигархов. Я представляла их очень ограниченными, скучными, циничными людьми.