Во власти мракобесия Ветер Андрей

Прозвучавший в подъезде лёгкий хлопок не привлёк к себе внимания ни жителей дома, ни прохожих. Навинченный на ствол пистолета глушитель сделал выстрел почти неслышимым. Степан Машковский отпирал дверь и не успел заметить подошедшего к нему сзади незнакомого человека. Пуля ударила его в голову, и он ввалился в квартиру, рухнув в коридоре лицом вниз. Незнакомец ещё дважды нажал на спусковой крючок, затем закрыл дверь и быстро спустился по лестнице.

* * *

Когда на стол президенту легло письмо, подписанное руководителями двух спецслужб – Коржаковым и Барсуковым, Ельцин читал его долго и внимательно. В письме излагалась суть истории, основными действующими лицами которой были Родионов, директор фирмы «Промин-формкооперация», и Петлин, руководитель секретариата председателя правительства России. Неоспоримого материала было предостаточно, но никакой реакции от президента не последовало. Обыкновенно Ельцин ставил на просмотренных документах галочку, но в этот раз он не сделал никакой пометки на бумаге, будто не ознакомился с ней. Коржаков снова оставил это письмо в папке для входящих документов, и снова никакой реакции президента. Лишь после того как он лично положил материалы на стол перед Ельциным, президент отреагировал.

– Замучили вы меня этим письмом, Александр Васильевич! – недовольно произнёс он. – Такое впечатление, что вокруг меня одни негодяи. Это ж невозможно! Противно! А я хочу чувствовать, что вокруг меня нормальные люди работают. А тут, понимаешь… Думать не хочется об этом!

– Это очень серьёзно, Борис Николаевич.

Президент смотрел на Коржакова, и весь его облик говорил о стойком нежелании заниматься данным вопросом.

– Ладно, я поговорю с Черномырдиным, – почти процедил он.

Беседа состоялась на следующий день. Премьер-министр вышел от президента с каменным лицом. Столкнувшись с Коржаковым в коридоре, он громко засопел, однако не произнёс ни слова. Начальник СБП видел, что Черномырдин готов был взорваться и при других обстоятельствах наверняка разразился бы гневной тирадой, тем не менее в этот раз сдержал себя. Но это в Кремле…

В Белом доме он дал волю эмоциям.

– Саша, – проговорил он, прижимая подбородок к груди и глядя исподлобья на Сонина, – вызови ко мне Смелякова… Устроили тут балаган!

Сонин не знал, в чём дело, хотя и догадался, что шеф раздражён какими-то материалами, поступившими из отдела «П».

– Тихо и спокойно было без них, – заявил как-то раз Виктор Степанович. – Были тут всякие проходимцы, но зато на душе было спокойно. А теперь каждую неделю бумаги на кого-то приходят, обвиняют в таких вещах, что просто ух… Их послушать, так у меня здесь не правительство, а сброд мошенников…

Войдя в кабинет премьер-министра, Смеляков на мгновение оторопел. Черномырдин стоял за трибуной, предназначенной для выступлений во время заседаний, и что-то беззвучно говорил одними губами.

– Явился? – сказал председатель правительства. – Иди сюда, Виктор…

– Здравствуйте, Виктор Степанович.

– Удивляешь ты меня… И огорчаешь… Очень огорчаешь! – громко и многозначительно чеканя слова по слогам, произнёс Черномырдин. – Кругом воруют, шпионы по Белому дому косяками ходят. Ты знаешь об этом! Знаешь! А вы тут устроили! – Черномырдин перешёл на крик. – Под Пет-лина копаете?.. Делом надо заниматься, Виктор! Делом! Что это за оценки! То ли это, то ли то… Ерунда! Я про Петлина всё знаю! Всё! Он со мной уже десять лет, он – работник! Что вы под него копаете? Чего ищете?

– Виктор Степанович, всё, что изложено в этой справке, требует следственной проверки. Наш отдел выполнил свою работу, теперь дело за следователями.

– Ай, ну и проверяйте вы, проверяльщики… Ищите! Если что-то есть, я уберу его в две минуты… Только нет ничего! Нет!

Черномырдин с досадой бросил на стол листы бумаги.

– Нет ничего! Не докажете! – проговорил он уже тише. – Устроили тут гнездо на мою голову. Дуралеев бы и шпионов бы лучше не пускали в Белый дом, а то прилипли к нормальному человеку…

Смеляков молчал. Он понимал, что никакие слова не помогут в данной ситуации. Премьер-министр готов был стоять горой за своего любимца не столько из-за его высоких профессиональных качеств, а прежде всего из-за того, что он всегда и всюду ручался за него. Геннадий Петлин был его креатурой и работал под его крылом. Черномырдин не был готов признать своего ставленника вором. Что бы ни случилось, Виктор Степанович намеревался защищать его до конца, используя все имевшиеся у него рычаги власти…

– Я вам руки-то не дам распускать! – Черномырдин угрожающе помахал указательным пальцем. – Я ещё пока не кто-нибудь и могу кое-что здесь! Не те времена, чтобы позволять себе!

Виктор улыбнулся. Ситуация была вовсе не смешной, но Смеляков не сумел сдержаться. Манера премьер-министра разговаривать давно стала поводом для бесконечных шуток. Юмористы жаловались со сцены, что Черномырдин оттесняет их на задний план. «Выпустите Виктора Степановича на эстраду, и он переплюнет всех нас», – говорили они. Порой ему удавалось сказать так, что невозможно было понять ничего; он произносил слова, но из них не складывалась мысль. А иногда он мог бросить фразу, которая тут же становилась крылатой. «Хотели как лучше, а получилось как всегда», – оценил он однажды работу своего правительства, но сам даже не понял, что именно он сказал.

Сейчас он буквально кипел, стоя на трибуне. Эмоции перехлёстывали через край. Он грозил Смелякову, в его лице грозя всем, кто осмеливался встать на его – Виктора Степановича Черномырдина – пути. Маленький и плотный, он раскачивал головой и постукивал ладонью по трибуне.

– Вы это бросьте! Я сам знаю, кого надо, а кого нет! И бумажки ваши по назначению используйте, а не чтобы людей травить! Делового не тронь! Делового от шпиона отделяй, Виктор! Хватит глупостей! Делом занимайся! Ты понял меня?

– Понял, Виктор Степанович, – кивнул Смеляков. Волна набежавшей весёлости уступила место досаде.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. ОКТЯБРЬ 1995

Свадьба Жени и Сергея Трошина прошла скромно. В роли свидетелей выступили Рита и Вадим Игнатьев.

– Ну-с, дорогие мои, – Рита поцеловала каждого из них, когда они вышли из загса, – как вы себя чувствуете в новом качестве?

– Торжественное заклание произошло, – отрапортовала Женя. – Это был новый опыт в моей жизни. Всё остальное, – она ласково постучала Сергея кулачком в грудь, – уже знакомо.

– Кроме детей, – поцеловал он её. – Ты ещё не пробовала рожать.

– Не всё сразу, милый.

– Ну что? – Вадим громко вздохнул. – Горько, что ли?

– Прямо тут? – Сергей замялся.

– А чего тянуть? Валяйте! Горько! Народ требует зрелищ. Маргарита, поддержите меня.

– Давайте, – поддакнула Рита, – давайте, ребятки.

Сергей забрал из рук Женечки букет и передал его Вадиму, после чего привлёк жену и прикоснулся к её губам.

– Первый семейный поцелуй, – прокомментировала она, высвобождаясь.

– Теперь надо бы обмыть ваши обручальные кольца. Куда двинем?

– Туда, – ответила Женя, – где для меня найдётся хрустальная ванна. Согласна совершить ритуальное омовение только в хрустальной ванне.

– Знаю симпатичное место, где мы можем уютненько посидеть…

Местечко оказалось и впрямь уютным. Музыка едва слышно лилась из-под потолка, не мешая разговору. Официанты казались невидимыми, но возникали в тот самый момент, когда посетители в них нуждались. Ну а еда была обыкновенной, как и во всех ресторанах.

– Давайте, что ли, ещё раз поднимем бокалы за новую семью, – предложил Вадим, разливая шампанское. Он перехватил глубокий лучистый взгляд Риты.

– Давайте, давайте, – поддержала она его. – Очень хочется веселиться и говорить хорошие слова.

– Пусть ваша семья познает настоящее счастье, потому что это мало у кого получается, – пожелал Игнатьев.

– Я согласна, – радостно закивала Женя. – Пусть мы познаем счастье. И ещё мне хочется, чтобы все вокруг нас тоже познали счастье.

– Для этого вам придётся быть очень счастливыми. Ну просто очень-очень, – почти наставительно сказала Рита, – тогда сможете делиться с другими.

– Эту обязанность я взваливаю на себя, – засмеялся Сергей, целуя жену. – А ты светись и делись счастьем с другими.

– Вот она, женская доля…

– А я, помимо прочего, желаю вам побольше денег, – добавил Вадим.

– Спасибо, старик. Буду надеяться, что сегодняшние пожелания воплотятся в жизнь. Хотя у нас на службе не разбогатеешь.

– Ой, вы знаете, – вспомнила Рита, – меня однажды Григорий Модестович пригласил в казино. Вот уж где воздух другой – в смысле денег.

– Пахнет там, что ли, деньгами?

– Не пахнет, но дух какой-то особенный. Да и как иначе – просаживают по десять тысяч долларов. И хоть бы хны… – Рита пожала плечами. – Никто не стреляется, усадьбы не закладывает… Но я, между прочим, так и не смогла сделать ни одной ставки. Страшно это – взять и просто так выбросить деньги, пусть мне их даже дал Маш-ковский, всё равно не смогла.

– Кстати, Марго, – встрепенулся Трошин, – раз уж речь зашла о Машковском…

– Да это я так… просто о деньгах заговорили…

– Нет, нет, очень даже удачно заговорили, – сказал Сергей, уплетая салат. – У меня к тебе просьба.

– Опять ты об этом. Не могу я заниматься такими вещами, боюсь, – расстроилась Рита. – Неужели нет никого, кроме меня? Я после того случая вообще боюсь смотреть в его сторону, даже по телефону стыдно с ним разговаривать.

– Глупо. Ты же ничего не сделала. Твоя совесть чиста, не то что наша. – Он указал вилкой на себя и Вадима.

– Вадим, ну хоть вы поддержите меня. – Она молитвенно сложила руки на груди. – Этим должны заниматься профессионалы. Ну не умею я, не могу. Поймите меня.

– Маргарита, об этом мы и ведём речь, – вступил в разговор Вадим. – Каждой работой должны заниматься профессионалы.

– Чего ж вы тогда к Маргошке пристали? – спросила Женя.

– Марго, надо, чтобы ты свела нас с Машковским, – попросил Трошин. – То есть чтобы мы не со стороны подвалили к нему, а кто-то из, скажем так, доверенных лиц представил нас ему. Вернее не нас, а Вадима.

– И это лицо – я? Не понимаю, как вы себе представляете это. Как я сделаю? – удивилась Рита. – Алло, Григорий Модестович, у меня тут есть приятель из СБП, ему не терпится с вами познакомиться.

– Ну не совсем, конечно, так. – ответил Вадим. – Я ведь не имею никакого отношения к спецслужбам, а работаю вместе с вами в институте этнографии. Хочу начать издание журнала. И вот, узнав, что вы общаетесь с Машковским, ну… кхм… в дружеских отношениях с ним, я набрался наглости просить у него спонсорских денег на издание, рассчитывая, разумеется, на ваше покровительство в этом вопросе. Такая версия вас устраивает?

– Вот, оказывается, как… – Рита заложила прядь волос за ухо. – Мне начинает казаться, что, соприкоснувшись однажды с вашей службой, от вас уже не оторваться.

В ответ Вадим улыбнулся обезоруживающей улыбкой и придвинулся к ней.

– Рита, в действительности я просто искал возможности познакомиться с вами.

– Ах вот как? Это вы, оказывается, так изысканно ухаживаете?

– Уж как умею, – засмеялся он. – Мы, научные работники, не очень умелы в любовных делах. Всё, знаете, книги, библиотеки…

– Мне кажется, Вадим, что вы не совсем правильно представляете себе нашу работу.

– В таком случае вам придётся просветить меня.

* * *

Когда Коржаков бросил на стол Филатову субботний номер «Российской газеты», руководитель администрации президента недоумённо взглянул на начальника СБП.

– Александр Васильевич, вы хотите, чтобы я что-то прочитал в этой газетёнке? – спросил он.

– Да.

– Что-то конкретное? Любопытное?

– Исключительно интересное. Статья Кислинской «Крыша для кунака».

– Опять какие-нибудь разоблачения, судя по заголовку? – предположил Филатов.

– Вас должно заинтересовать, Сергей Александрович, – сказал Коржаков и закрыл за собой дверь.

Он едва успел зайти в свой кабинет, как раздался телефонный звонок.

– Александр Васильевич! – тяжело дыша, заговорил на другом конце провода Филатов.

– Прочитали? Понравилось, Сергей Александрович?

Статья была сенсационной. Служба безопасности президента снабдила журналистку детальнейшей информацией. В статье подробно рассказывалось о Гаврилюке и Гольдмане, однако имя Филатова не называлось. В материалах он фигурировал просто как «покровитель», но Филатов всё понял.

– Александр Васильевич, ну как же это так?

– Понравилась статейка? – сдержанно спросил Коржаков.

– Ну зачем же так обо мне? Вы плохо обо мне думаете. Это всё ложь и клевета!

– Разве?

– Я предан президенту! – выкрикнул руководитель президентской администрации.

– Сергей Александрович, по-моему, в статье нет ни слова о том, что вы не преданы Борису Николаевичу. Да я и не сомневаюсь в вашей преданности президенту. Но речь-то о другом. Разве у вас нет никаких отношений с Гаврилю-ком и Гольдманом? Или, быть может, к вам в Москву не привозили Коробейникова на утверждение, когда Гаври-люк хотел сделать его главой администрации Ставропольского края? Было такое? Между прочим, этого Коробей-никова сначала отвезли в Израиль на собеседование, а потом уже к вам направили. Неужели вас это не удивляет?

– Кислинская всё вывернула наизнанку. При чём тут израильская разведка? Вы меня в шпионы записали! Чтобы я и «Моссад»… Да никогда!

– Вы – нет, но Гаврилюк активно общается с представителями израильских спецслужб. А вы активно общаетесь с Гаврилюком. И это очень сильно дискредитирует вас, а значит, и Бориса Николаевича. Вы меня понимаете? Сергей Александрович, вы понимаете, на что это похоже?

Филатов долго молчал, громко дыша в трубку. Потом выдавил из себя:

– Там, в статье, Кислинская пишет, что будет продолжение… и что она назовёт моё имя…

– Журналисты – народ неугомонный, Сергей Александрович. А уж когда за их спиной стоит СБП, они могут себе позволить что угодно. – Коржаков говорил ровно, но Филатов не мог не услышать в его голосе угрозы.

– Знаете, Александр Васильевич, не надо продолжения.

– Без продолжения нельзя. Без продолжения народ не получит всей правды.

– Не надо продолжения… Вы хотите, чтобы я ушёл?

– Хочу.

– Я уйду. Сам уйду…

* * *

Смеляков готовил документы на Филатова с особым чувством: было удовлетворение, была радость, было даже нечто напоминающее мальчишеский восторг. Долгая и кропотливая работа принесла очередной результат, и результат был по-настоящему ощутимый. Филатов официально объявил журналистам, что уходит с должности. За ним хотел увязаться и Шкурин, но бывший руководитель президентской администрации категорически воспротивился:

– Ты что, Владислав? Ты чем думаешь? Я и так с Гав-рилюком замарался по самые уши, а ты с ним и вовсе в дружках ходишь.

– Я на время прекращу общаться с ним, – пообещал Шкурин.

– На время… А потом?

– Потом Гаврилюк станет депутатом. Пусть его оплёвывают сколько угодно.

– Нет, братец, ты оставайся здесь, если тебя новое начальство не выпрет.

– А чего меня выпирать? – обиделся Шкурин. – Я работаю хорошо.

– Я тоже работал хорошо. – Филатов взъерошил густые седые волосы. – И ты вот что… Меня это уж не касается, но ты поаккуратнее с господами из Израиля.

– А при чём тут Израиль?

Филатов только вздохнул в ответ.

Через неделю Шкурин встретился с приехавшим от Гаврилюка гонцом. Тот привёз набитый деньгами чемодан. Установленное за Шкуриным наружное наблюдение зафиксировало передачу валюты, о чём тут же был оповещён Смеляков.

Виктор немедленно связался с Коржаковым.

– Александр Васильевич, мне только что сообщили, что Шкурин получил чемодан с долларами и сейчас направляется с ним в Кремль. Судя по размеру чемоданчика, там должно быть порядка миллиона долларов.

– Откуда деньги?

– От Гаврилюка. Человека «вели» прямо от центрального офиса «ГРАСа».

– Что ж, распоряжусь, чтобы господина Шкурина приняли здесь по полной программе.

Минут тридцать спустя Владислав Шкурин вошёл в свой кабинет и попросил секретаршу принести ему чёрный кофе. Через пару минут в кабинет вошли сотрудники ФСО и СБП, с ними две женщины.

– Владислав Антонович, у вас в помещении есть чужие вещи?

– Здесь? Нет, конечно! Откуда тут возьмутся чужие вещи?

– Это тоже ваше? – Один из офицеров указал на чемоданчик, лежавший посреди стола.

– Ну да… А в чём, собственно, дело?

– Покажите, что там.

– Зачем?

– Пожалуйста, откройте его, – настаивал офицер. – У нас есть информация, что кто-то пронёс в Кремль взрывчатку.

– Какую взрывчатку! Нет у меня ничего такого!

– А что внутри?

– Я бы не хотел показывать… Но никакой взрывчатки там нет! – Шкурин повысил голос. – И вообще… На каком основании?

– Владислав Антонович, откроете сами или вам помочь?

– Сам… – Он поочерёдно щёлкнул тугими замочками и поднял крышку. – Вот.

– Доллары? Ничего себе сумма. Тут же целый миллион!

– Может быть, я не знаю.

– Так это не ваши деньги?

– Мои… То есть не мои…

– Откуда у вас такая сумма?

– Это не мои доллары… Мне сложно объяснить прямо сейчас… Но я не хотел бы, чтобы вы подумали что-нибудь такое…

– Если эти деньги не ваши, то почему же они находятся в вашем кабинете? Или это всё-таки ваш миллион долларов?

Шкурин вдруг сразу сник.

– Тут какая-то ошибка… – тихо отозвался он. – Нет… Не мои…

– В таком случае мы вынуждены изъять этот чемодан…

Шкурин едва заметно кивнул. По его лицу текли струйки пота.

Весь оставшийся день он не находил себе места и ушёл с работы рано. Технические службы зафиксировали его телефонные переговоры с несколькими абонентами в Ставропольском крае и в Москве. На следующий день он не вышел на работу, сославшись на недомогание, а к нему домой дважды приезжали какие-то люди.

Смеляков с интересом наблюдал за развитием событий. Он прекрасно понимал, что полученную сумму Шкурин уже не сможет ни передать по назначению, ни вернуть. Имея дело с бандитами, он попал в безвыходную ситуацию.

На третий день после изъятия у него чемодана Шку-рин был обнаружен повесившимся в туалете собственной квартиры.

* * *

Плотная разработка Тимура Тамаева дала множество неожиданных результатов. Этот энергичный молодой чеченец не только оказался связан с нефтяным бизнесом, но также активно занимался поставкой наркотиков в Россию. Под его руководством несколько чеченских группировок незаконно скупали оружие на военных складах по всей России и организовывали вывоз автоматов и пулемётов в Чечню целыми автоколоннами. Масштабы этого хорошо поставленного бизнеса ошеломили Смелякова. Впрочем, удивляться было нечему, так как в доле с Тамаевым участвовали два депутата Государственной думы, входившие в Комитет по вопросам безопасности, и один из высокопоставленных чиновников Министерства обороны. Такое прикрытие обеспечивало почти гарантированную неприкасаемость транспорта, всегда выдвигавшегося в Чечню с документами, справленными на самом высоком уровне.

– Через три дня Тамаев будет получать очередную партию оружия, – доложил Смеляков начальнику СБП и показал папку с оперативными материалами. – Вот все документы по этому делу.

– В Таманской дивизии? Какая воинская часть? – Коржаков в первую очередь выхватил взглядом фамилии и наименования организаций. – Ага… По распоряжению генерала Ефимова? Громче всех кричал о коррупции в армии, а сам вон куда руки запустил… Что ж, знакомая песня… Готовь документы в прокуратуру, Виктор Андреевич. Надеюсь, этих всех получится взять тёпленькими… От верхушки до низов…

Смеляков тоже очень надеялся на успех.

Однако, как это нередко бывает при проведении даже самых выверенных операций, при задержании бандитов не удалось захватить главаря. Тимур Тамаев не появился на складе. О сорвавшейся сделке Тамаева кто-то успел предупредить по телефону, и он не стал дожидаться появления оперативной группы у себя на квартире. Впрочем, уходил он спешно, поэтому оставил после себя некоторые документы, которые помогли в выявлении ещё нескольких чеченских боевиков, проживавших в Москве.

По оперативной информации, поступившей в ФСБ, Тимур Тамаев скрылся в Чечне…

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. ЯНВАРЬ 1996

Утомлённость от нескончаемой информационной войны сказывалась во всём: страну сковывала апатия, далеко позади осталась радость от победы над ГКЧП, пришла всеобщая разочарованность в новых политических лидерах, рухнули надежды на быстрое становление «цивилизованного» государственного устройства. Постоянные нападки политиков друг на друга с обвинениями в коррупции и связях с криминальным миром, сообщения о разнузданности боевиков в Чечне и телевизионные передачи о том, что в Москве то и дело ОМОН изгоняет граждан из их законных квартир в центре Москвы, – всё это действовало удручающе. Понемногу стало казаться, что Россия одряхлела, растеряла последние силы и не могла даже ужаснуться происходящему. С каждым днём она корчилась от боли всё меньше и только ниже склоняла голову, как испуганный, затравленный и ничего не понимающий младенец. Россия перестала быть собой, вместо неё появился какой-то призрак, жутко оскалившийся, раздражённый на весь мир, не способный даже слабенько укусить обидчика, но всё ещё порыкивающий и показывающий свои расшатанные клыки.

Январь 1996 года нанёс России новый удар. 9 января отряд чеченских боевиков под предводительством Салмана Радуева вошёл в дагестанский город Кизляр, захватил аэропорт, железнодорожный вокзал, а затем городскую больницу и роддом, куда согнали около двух тысяч заложников. Страна услышала об этом и недоумённо вздохнула. Шока, испытанного в дни будённовской трагедии, уже не было. Просто не получалось поверить в то, что повторялся совсем недавний, уже хорошо знакомый сценарий и что государственная машина, как и прежде, ничего не противопоставило террористам. Складывалось впечатление, что государство почему-то было заинтересовано в таком развитии событий. Почему? Этого никто не мог сказать, но никакое другое объяснение не давало возможности понять что-либо. Факт вторжения мощного вооружённого отряда бандитов в соседнюю республику казался невероятным. Но факт оставался фактом. Опять на экране появились перепуганные лица женщин с младенцами на руках в захваченном бандитами роддоме, опять на улицах лежали трупы расстрелянных, опять бородатые мужчины с автоматами наперевес нагло и цинично разглагольствовали о борьбе за свободу Чечни и всех кавказских народов.

На срочном совещании с руководителями силовых ведомств Ельцин, как всегда, хмурился и, постукивая ладонью по столу, медленно говорил:

– Нам мало оказалось одного ЧП. Мало уроков, которые оттуда должны были извлечь наши силовые структуры, министерства, правительство, служба безопасности, пограничная служба. Мало! Получили ещё один удар, как говорится. Они прошли такое расстояние, а вы заранее знали, что Дудаев идёт со своей группой… Так нет! Пограничники проспали! Проспали две границы! Пропустили чеченскую границу, пропустили дагестанскую границу. Сколько раз я вам, Николаев, говорил в отношении того, чтобы эти границы держать, чтобы никуда – ни туда ни сюда – никто не проникал. Ни из-за рубежа, ни внутренних никаких перемещений. Несколько тысяч наших военнослужащих находились на пути, пока это колонна шла. Нет, она всё-таки прошла! Уничтожила пропускные пункты. С каждого пропускного пункта идёт информация, и информация глохнет. Никаких, понимаешь, действий после этого не принимается. Как вас понимать, генерал? Как в игрушки с вами играют!

Это выступление президента на совещании с силовиками было показано в специальном выпуске программы «Вести». Ельцин говорил и говорил, сочиняя что-то на ходу, и тут же искал виновного. В этот раз виноватым оказался руководитель пограничной службы. Остальные сидели молча, никто не возражал, хотя все прекрасно знали, что никакой колонны боевиков не существовало, что бандиты пробирались в Кизляр мелкими группами в течение нескольких дней, что никаких уничтоженных пропускных пунктов не было. Это не снимало ответственности ни с ФСБ, ни с МВД, вина силовых ведомств была безмерной, однако все, глядя на президента, почувствовали себя участниками театра абсурда. Разве не он был главной фигурой в развязанной войне?

В это же время командир боевиков Салман Радуев с удовольствием выступал перед журналистами. Поверх чёрной вязаной шапочки красовалась зелёная лента с арабской вязью. Глумливо улыбаясь и показывая мелкие некрасивые зубы, он говорил, почёсывая взъерошенную бороду:

– Мы слушаем радио, смотрим телевизор, мы знаем, что про нас говорят. Уже два-три часа передают, что мы захватили больницу и сто заложников. Это очередное враньё российских федеральных спецслужб и их руководства. Мы тем, что здесь много заложников, не хотим хвастать и не обольщаемся. Мы не проводим теракт, мы проводим плановую диверсионную, войсковую операцию с целью уничтожения военного объекта на территории города Кизляр. Мы уничтожили вертолёты, которые доставляли боеприпасы для федеральных группировок в Чечне. Мы ждали семь вертолётов, но их оказалось только два… У нас тут больше пятисот боевиков. И сегодня мы свою основную задачу выполнили. Если федеральные войска хотят, чтобы мы уничтожили этот город, мы спокойно можем превратить его в ад и пепел. Давайте насмерть будем здесь драться. Мы выполняем приказ генерала Дудаева и готовы выполнить любой его приказ. И до тех пор, пока Россия не будет признавать Дудаева как президента Чеченской Республики, будет повторяться Будённовск, Кизляр… Сегодня в Дагестане будет, завтра в Северной Осетии будет, послезавтра в Волгограде будет. Это будет продолжаться до бесконечности…

На следующий день рано утром боевики получили в своё распоряжение одиннадцать автобусов и три КамАЗа и, загнав туда сто шестьдесят заложников, спешно направились в сторону Чечни, сопровождаемые представителями руководства Дагестана. Из окон некоторых автобусов высовывались зелёные знамёна, а пленные женщины махали белыми платками.

В нескольких сотнях метров от чеченской границы по колонне, чтобы остановить её дальнейшее продвижение, был нанесён предупредительный удар с вертолётов. Автобусы тут же развернулись и двинулись в обратном направлении. На их пути оказался блокпост ОМОНа, которому было приказано пропустить колонну и не открывать огонь, в результате чего все милиционеры были захвачены боевиками. В нескольких километрах от границы лежало село Первомайское. Туда и въехала колонна Радуева. Как только стало известно, что отряд Радуева взят в кольцо, к селу Первомайское стали стекаться группы гражданских людей из приграничных чеченских селений. Они шли под зелёными знамёнами, ритмично хлопая в ладоши, и что-то пели, будто распаляя себя.

– Отпустите Салмана! Отпустите его бойцов! Они хорошие! – принялись выкрикивать пришедшие, намереваясь оттеснить военных и создать живой коридор для отряда Радуева.

Зрелище было жуткое. Нездоровые лица, горящие глаза, сжатые кулаки.

– Отпустите!

Каждый из этих людей мог нести с собой оружие, любой из них мог оказаться боевиком. Атмосфера накалялась.

* * *

После смерти жены Алексей Нагибин почти месяц ничем не занимался, целиком отдавшись дурману алкоголизма. Затем что-то вдруг щёлкнуло в его голове, он очнулся, взял себя в руки и через прежних знакомых устроился на телевидение оператором. Он не мечтал о своих авторских передачах, ему просто хотелось забыться в работе. Телевизионная камера и постоянные поездки были для него лучшим выходом.

Одиннадцатого января Нагибин прибыл на позиции федеральных сил, взявших в кольцо Первомайское. Он сам напросился в эту командировку. Когда не стало Милы, его тянуло туда, где маячила смерть. Трижды он успел побывать в Чечне, со спецназовцами ходил на операции в горы и теперь, услышав о вылазке Радуева, сгорал от желания увидеть всё собственными глазами, подобраться поближе к линии огня, заснять то, что не удастся другим.

Журналистов старались не подпускать близко к селу, но Алексею повезло – он встретил офицера из группы «Альфа», с которым однажды был в Чечне.

– Ты опять в самое пекло мечтаешь залезть? – спросил тот, перебрасывая ремень автомата через плечо.

– А возьмёшь, Володя? Володя крякнул и, хмурясь, огляделся.

– Ладно, пошли со мной…

Трое суток террористы и федеральные силы готовились к развязке. Радуевцы заставили заложников рыть траншеи и подземные ходы от дома к дому в центре села. Приезжавшие в Первомайское иностранные журналисты с недоумением смотрели, как некоторые боевики с удовольствием пляшут, ловко и красиво переставляя ноги, а в нескольких шагах от них лежали трупы тех, кто отказывался выполнять их приказы. Бандиты с удовольствием позировали перед камерами и делились своими заветными мечтами. «Я дал слово убить шестьдесят русских! Для того из Чечни приехали все настоящие мужчины! Мы хотим доказать, что мы сильные! А кто не хочет, пусть спокойно спит на груди у мамочки и говорит, что она его не пускает. Ради аллаха будем воевать!» – с пафосом заявляли они, потрясая автоматами. Трудно было поверить, что кто-то мог открыто произносить такие слова. Но эти речи звучали, и это означало, что бандиты не боялись возмездия.

Пока федеральные власти размышляли, как им быть, Джохар Дудаев по радио давал указания Радуеву: «Вы зря весь ОМОН не уничтожили. С нашей точки зрения, это неправильное решение. Надо решительнее. Начиняйте женщинами и детьми автобусы. Президент России задумался, решает, что с вами делать. Ждите нашей команды для начала боевых действий. Расстреливайте мирных жителей. Погибнуть должно больше женщин и детей, чем мужчин. Проявляйте хладнокровие».

Нагибин бродил среди спецназовцев, издали разглядывая Первомайское. Иногда оттуда раздавались выстрелы, несколько раз ухали миномёты, и мины взрывались посреди заснеженного поля. Между домами виднелись женщины с белыми тряпками в руках. Над селом беспрестанно летали вертолёты.

– А чего ждёте-то? – спросил Нагибин, обращаясь к Володе.

– Приказов ждём, внятных приказов, – ответил офицер. – Чёрт знает что творится. Мы подчиняемся Барсукову, ребята из МВД – своему начальству, а подразделения Министерства обороны слушают только своих командиров. В такой серьёзной операции нет единого командования! Мы час назад ходили к селу, а на обратной дороге нас чуть не перестреляли собровцы.

Утром 15 января начался штурм. Бойцы «Витязя» преодолели первую линию обороны и ворвались на юго-восточную окраину села. Однако, не получив поддержки от других подразделений, вынуждены были отступить.

На следующий день штурм возобновился, и спецназовцы вышли на центральную улицу села. Там проходила основная линия обороны. Чуть дальше стояла мечеть, где содержалась значительная часть заложников.

– Ну всё, суки, теперь мы вас додавим! – повторял бежавший перед Нагибиным собровец. – Теперь-то вам кранты! – И рявкнул, быстро глянув на Алексея: – Не высовывайся, мать твою! Куда прёшь со своей дурындой!

Под дурындой боец, судя по всему, подразумевал телекамеру. Алексей бросился на землю, и почти в тот же момент по его отпечатавшимся в разжиженном снегу следам полоснула автоматная очередь. Вздрогнули и подкосились стебли пожухлой травы, от забора с треском отлетели щепки.

– Плотно у них здесь, чёрт возьми, очень плотно! – проворчал кто-то, ползком подкрадываясь к углу дома. – Не впустую они время потратили за эти четыре дня. Смотри как обустроились! Столько огневых точек оборудовали! И ведь не подберёшься к ним! Эх!

– Ничего, пробьёмся! – Сидевший на корточках впереди Нагибина десантник наработанным движением сменил «магазин».

Но они не прорвались и даже почти не продвинулись дальше. А когда начало смеркаться, спецподразделения вдруг стали двигаться назад.

– Что случилось? – спросил Нагибин.

– Отступаем! Приказ!

Боевики, увидев, что бойцы федеральных сил стали отступать, открыли шквальный огонь. Загрохотали миномёты, с каким-то особым неистовством застучали пулемёты. Изрытая пулями и разрывами снарядов дорога давно превратилась в кашу, а сейчас словно вскипела, зашевелилась, терзаемая свинцом. От шума у Нагибина стало ломить уши. Он уже давно не снимал, просто смотрел на происходящее широко раскрытыми глазами и послушно бежал туда, куда его подталкивали бойцы. Внезапно земля дрогнула, за домом оглушительно громыхнуло, вверх взмыли чёрные клочья глины. Тут же взорвался новый снаряд, за ним – ещё и ещё.

– Мать их так перетак! – выругался кто-то. – Артиллеристы хреновы!

– Это наши?! – крикнул Алексей.

– Наши! Только какая разница, от чьих снарядов погибать! Хоть бы обождали чуток!

– А чего они вдруг лупить начали?

– Наше отступление прикрывают!

– Ничего себе прикрывают… – От очередного взрыва Нагибин сжался в комок, почти вдавившись в землю.

Выбравшись из села, бойцы разбрелись по своим позициям. Некоторые помогали идти раненым, кого-то несли на носилках. Тут и там в оврагах тлели костерки, но из села их не было видно.

Бродя между группами военных, Нагибин услышал дикторский голос. Где-то работал переносной телевизор. Двигаясь на звук, Алексей увидел наконец мерцающий крохотный экран. Показывали выпуск новостей. Президент Ельцин голосом наставника втолковывал журналистам:

– Операция очень и очень тщательно подготовлена. Скажем, если 38 снайперов, то каждому снайперу определена цель и он всё время видит эту цель. Она, цель, перемещается, и он глазами перемещается постоянно. Постоянно! Вот таким образом. Ну и по всем другим делам: как задымить, понимаешь, улицы, как дать возможность заложникам убежать. Задымляются улицы, и они оттуда, с городка, убегают. А когда они разбегаются широким фронтом, тогда, конечно, трудно их убивать…

– Что за пургу он несёт? – не выдержал кто-то в темноте. – Какие снайперы? Откуда он взял эту чушь?

– А ты не дёргайся, – ответил прокуренный голос. – Наш президент всегда лучше нас знает, что происходит… Козёл!

– Слушайте, мужики, а он вообще-то нормальный?

– А нам-то какое дело? Нам поставлена задача, и президент тут ни при чём…

На следующий день послышалась трескотня выстрелов, но не со стороны Первомайского, а где-то в тылу федералов.

– Что за хреновина? Похоже, что со стороны Советского палят.

– А чего они вдруг?

Оказалось, что в село Советское прорвался из Чечни отряд боевиков, чтобы отвлечь на себя внимание осаждавших. Бой продолжался долго, но Нагибину не удалось попасть туда, поэтому он питался только слухами.

– Сиди здесь, – ворчал на него собровец, гревший руки над углями. – Ты уж и без того набегался. Неаккуратно ведёшь себя. Можешь запросто пулю поймать.

Страницы: «« ... 1617181920212223 »»

Читать бесплатно другие книги:

Автор и ведущий телепередачи «Дворцовые тайны», известный историк и писатель Евгений Анисимов расска...
Освещаются становление, развитие и современное состояние социологии. Излагаются социальные теории ср...
Искушенный русский читатель может не понять, зачем ему предлагают текст конституционного договора, т...
В учебнике рассмотрены вопросы международного публичного права, отражены особенности международно-пр...
Учебник подготовлен в соответствии с требованиями Государственного образовательного стандарта высшег...