Французский шелк Браун Сандра

Глава 24

— Она…

— Что? — требовательно спросил Кассиди.

— Я не знаю. — Джош выглядел расстроенным. — Если я и смотрел ей вслед, как вы говорите, так это потому, что был не только взбешен, но и озадачен.

— Чем же?

— Ею. Было в ней что-то странное, необъяснимое, понимаете?

— Нет, не понимаю, объясните.

— Боюсь, что не смогу.

— Попытайтесь.

— У меня было такое впечатление, что она видит меня насквозь! — крикнул Джош. — Я же смотрел на нее словно сквозь вуаль. Мы общались на одном языке, но слова, которые она произносила, совсем не сочетались с тем, что говорил ее взгляд. Я чувствовал себя откровенным идиотом.

— Что за чертовщину вы несете?

В действительности же Кассиди прекрасно понимал, что имел в виду Джош. С ним происходило то же самое — всякий раз, когда он был наедине с Клэр, за исключением тех редких мгновений, когда она искренне отдавалась страсти, Кассиди чувствовал себя совершенно незащищенным, открытым для удара, в то время как Клэр всегда оставалась загадкой. Это было сродни ощущению, будто собеседник твой прячет лицо за железным забралом. Ты знаешь, кто он, но разглядеть отчетливо не можешь.

— Я так и знал, что вы мне не поверите, — пробормотал Джош. — Потому не стал даже и заикаться об этом.

В надежде выжать как можно больше информации, воспользовавшись волнением молодого человека, Кассиди солгал:

— Думаю, вы сознательно подсовываете мне эту заведомую чушь, пытаясь сбить меня со следа.

Джош выругался и замешкался, словно подбирая верные слова, способные выразить его эмоции.

— Я никогда раньше не встречался с этой женщиной лицом к лицу, но у меня возникло какое-то жуткое чувство, что я ее знаю. Или, вернее сказать, что она меня знает. Черт, не могу понять. К отцу всегда приходило много людей. Может, я когда-нибудь и наткнулся на нее и в подсознании запечатлелась эта встреча. Джош перестал метаться по комнате и повернулся лицом к Касс иди:

— Мне тут кое-что пришло в голову. Может, Клэр Лоран попробовала ту же тактику с моим отцом, а когда он отказался от взятки, убрала его? Вы не думали об этом?

Не удостоив его ответом, Кассиди молча встал и, направившись к двери, вдруг обернулся, сказав угрожающим тоном:

— Джош, если я узнаю, что ты мне лжешь, я вернусь, и тогда пеняй на себя. Разорву твою лживую пасть и натяну на задницу. — И, ткнув в него пальцем, добавил:

— В последний раз спрашиваю: до сегодняшнего вечера вы встречались с Клэр Лоран?

Джош с видимым усилием проглотил слюну:

— Нет. Клянусь могилой матери.

Выйдя на улицу, Кассиди перевел дух и попытался расслабиться.. Он слишком устал. С трудом он доплелся до своей машины. Вести ее было сложно: глаза горели и слипались, но Кассиди знал, что стоило ему лечь спать, и их уже не сомкнуть до рассвета, а там опять начнется эта бесплодная возня.

Устало он вошел в свою душную квартиру, бегло просмотрел почту, с трудом дотащился до спальни. Разглядывая в зеркале над умывальником свое изможденное лицо, он вдруг понял, почему чувствовал себя таким опустошенным, словно марафонец, одолевший подъем в гору. Сегодняшний вечер очистил Клэр от одной лжи, но в то же время высветил еще один возможный мотив убийства Джексона Уайлда.

Кассиди оставил Клэр глубоко расстроенной. Закрыв за ним дверь, она еще долго стояла, прижавшись к холодному металлу. Встречу с Джошем она рассчитывала сохранить в абсолютной тайне. Теперь же ей следовало быть вдвойне осторожной. Нельзя было недооценивать возможностей Кассиди, которые явно превосходили ее собственные. Скорее всего его люди уже ведут за ней круглосуточную слежку.

От этой мысли она еще больше разнервничалась. Во-первых, ее личная жизнь выносилась на всеобщее обозрение. Во-вторых, несмотря на новый поворот в расследовании, она и все, кто был связан с «Французским шелком», оставались в числе подозреваемых. И самое огорчительное было то, что человек, с которым ее связывали интимные отношения, являлся представителем столь ненавистной ей власти.

Его превосходство разрушало нежность и сладость их чувств, как если бы некто грубый и безжалостный вымарал в грязи благоуханный букет цветов. Цветы бы не умерли, но красота их оказалась поругана и безвозвратно утеряна.

Терзаемая столь мрачными мыслями, Клэр отошла наконец от двери и направилась к грузовому лифту. Подойдя, она услышала, что он спускается, и вскоре столкнулась в его дверях с Ясмин.

— Привет, — сказала Клэр, пытаясь придать своему голосу бодрость, которой вовсе не испытывала. Да и встреча с Ясмин не особенно вдохновляла — лишь напоминала еще об одном поводе для беспокойства. — Ты что, опять уходишь?

— Да, ненадолго.

— Хочешь, составлю компанию? С удовольствием бы тоже прогулялась. Я могу позвонить Гарри, она побудет с мамой. Но Ясмин уже качала головой:

— Извини, Клэр, но у меня другие планы. — Клэр приняла отказ, сохраняя на лице улыбку.

— Рада, что ты вновь возвращаешься к привычным хлопотам и заботам. А то уж я начинала беспокоиться о тебе.

— Не стоит. Все налаживается.

— Ну и хорошо. Я знала, что так и будет. Хочешь, возьми мою машину.

— Нет, спасибо. Возьму такси.

Не желая выглядеть излишне назойливой, Клэр не стала уточнять, куда направляется Ясмин и какие у нее планы. По ее одежде догадаться об этом тоже было весьма сложно. На Ясмин было шелковое платье, в меру скромное. Цвета дыни, оно выгодно оттеняло ее кожу. Волосы, высушенные без фена, лежали блестящими кудрями. В ушах сияли неизменные огромные золотые диски, на изящных запястьях поблескивали браслеты. Выглядела Ясмин сногсшибательно, и Клэр не преминула сказать ей об этом.

— Спасибо. Мне хотелось сегодня вечером выглядеть хорошо.

— Даже в самые худшие времена ты выглядишь прекрасно. — Поддавшись внезапному порыву, Клэр обняла подругу. Ясмин ответила не менее нежным объятием.

— Спасибо за все, Клэр.

— Не надо меня благодарить. Тебе пришлось многое пережить за это время.

— Но ты все равно оставалась моим другом, тогда как многие отвернулись от меня.

— Я тебя никогда не оставлю. На это можешь рассчитывать. — Она еще раз крепко обняла Ясмин. — Будь осторожна.

— Ты же меня знаешь, милая. — Высвободившись из объятий Клэр, Ясмин подмигнула ей и прищелкнула языком. — Всегда на острие ножа.

Клэр рассмеялась. Перед ней была настоящая Ясмин. На мгновение в сознании промелькнуло, не звонок ли Алистера Петри, предложившего примирение, был тому объяснением. Тогда была бы понятна и та особая тщательность, с которой Ясмин оделась сегодня вечером.

— Мне волноваться, если ты будешь задерживаться?

— Нет, не жди меня. Пока. Я включу сигнализацию на выходе.

— Спасибо. Пока.

Клэр подождала, пока Ясмин прошла через склад. В дверях она обернулась и весело помахала рукой.

Даже на таком расстоянии Клэр расслышала, как звякнули браслеты на запястье Ясмин.

Поднявшись наверх, Клэр зашла к Мэри Кэтрин — она мирно спала. Уже закрывая дверь спальни, Клэр замерла от испуга — в нос ударил запах дыма.

Когда модернизировали старинное здание, Клэр щедро заплатила и за совершенную противопожарную систему, и за детекторы дыма, понимая, что пожар неминуемо приведет к огромным финансовым потерям и, не дай бог, к человеческим жертвам. И все равно, даже с такими мерами предосторожности она панически боялась огня.

Клэр уловила, что дым тянется из спальни Ясмин. В последнее время она не заходила сюда, но до разрыва с Алистером Ясмин редко когда запиралась. И сейчас Клэр без колебаний открыла дверь.

Переступив порог комнаты, Клэр испытала чувство, которое привело в шок не только ее нервную систему, но и обоняние. Инстинктивно зажав рукой нос и рот, она сделала несколько шагов вперед, подойдя к импровизированному алтарю, который прежде служил обычным ночным столиком.

Стоявшие по его периметру свечи нещадно дымили и трещали, отбрасывая зловещие тени на стены. По поверхности столика были разбросаны какие-то травы, разбрызганы масла. Они-то как раз и были источником мерзких запахов, наполнявших комнату. Но не всех.

В центре алтаря стояла грубая глиняная чаша. В ней лежали внутренности какого-то зверька. Когда-то, вероятно, еще можно было определить какого. Сейчас же они выглядели отвратительным кровавым месивом. От его запаха Клэр едва не вырвало.

Поверхность алтаря была старательно расписана кровью символическими узорами. Маленькая копия Алистера Петри — кукла, которую Клэр уже однажды видела и теперь узнала, — была обезглавлена и кастрирована. Прямо в сердце торчала отвратительная булавка.

— Бог мой, — застонала Клэр, пятясь назад, спасаясь от зловещего кошмара. — О боже, Ясмин. Нет!

Как только пришла Гарри, откликнувшаяся на ее отчаянный звонок, Клэр тут же прыгнула в машину и помчалась в район престижных загородных резиденций у озера Понша-ртрэн, где с женой и детьми жил конгрессмен Алистер Петри. Она молила бога, чтобы не опоздать.

— Хотите, чтобы я подождал? — Таксист, обернувшись, разинул рот на свою ослепительную пассажирку.

— Нет, спасибо. — Ясмин протянула ему двадцатидолларовую бумажку. — Сдачи не надо.

— Благодарю, мисс. Очень признателен. Э-э, ваше лицо кажется мне знакомым. Я только хотел спросить, могли я вас где-то видеть? Вы, верно, знаменитость?

— Я была фотомоделью. Может быть, вы и видели мои фотографии в журналах.

Он хлопнул себя ладонью полбу.

— Бог ты мой! Точно! — Таксист оскалился, обнажив гнилые, прокуренные зубы. — Кто бы мог подумать, что именно вы окажетесь в моей колымаге? Единственная знаменитость, которую мне довелось везти до вас, была та дама с телевидения — ну, что рассказывает про кулинарные рецепты.

— Какая-то Джулия. Знаете, я был бы рад за вами попозже заехать. Могу дать вам мою карточку. Позвоните, когда освободитесь и нужно будет забрать вас.

Ясмин покачала головой и вышла из машины.

— Спасибо.

— Что ж, пока. Было очень приятно. — Таксист включил зажигание, помахал рукой и отъехал. Ясмин смотрела, как он удаляется. Она улыбалась, довольная, что доставила парню такую радость. Теперь он будет месяцы, а может, и годы рассказывать всем, как ехала в его машине Ясмин, и именно в ту ночь, когда она по-настоящему прославится.

— Удачи тебе, дорогой, — прошептала она в неподвижный вечерний воздух. Стоя у обочины, она смотрела на величественный особняк на противоположной стороне улицы. Его вид вполне годился для почтовой открытки. Даже испанский бородатый мох, свисавший с ветвей старинных дубов в парке, и тот был само совершенство.

На окне столовой, погруженной в темноту, следов крови уже не было. Их смыли на следующее утро после того, как по заказу Ясмин в дом был «доставлен» дохлый цыпленок. Она сама тогда ездила проверить. К ее сожалению, в доме царило спокойствие, и никаких признаков паники после столь жуткого ночного сюрприза она тогда не уловила.

Да, Алистер еще не знал, что такое настоящий страх. Пока не знал.

Ясмин сошла с обочины и направилась на противоположную сторону улицы. Запустив руку в большую кожаную сумку, висевшую на плече, она вытащила револьвер. Хотя весь этот мучительно тянувшийся день она беспрерывно проверяла барабан, сейчас ей в очередной раз необходимо было убедиться, что все патроны на месте.

Ясмин уже шла по дорожке, разделявшей лужайку перед домом строго пополам. Походка ее была уверенной, величественной, как некогда на подиумах крупнейших домов моды мира. Нью-Йорк, Париж, Милан. Никто не умел так двигаться, как Ясмин. Ее походка была неподражаема. Многие пытались, но никому так и не удалось достичь такого удивительного сочетания чувственности движений бедер и плеч с элегантностью и грацией.

Она колебалась лишь долю секунды, стоя на нижней ступеньке лестницы, затем стремительно поднялась к широкой входной двери и нажала кнопку звонка.

— Папа, у меня в субботу футбол. Может, тебе удастся прийти на матч, как ты думаешь? Я стою на воротах.

Алистер Петри протянул руку через обеденный стол и потрепал сыну волосы.

— Я постараюсь. Это все, что я могу обещать. Но я постараюсь.

— Здорово! Вот будет здорово! — просиял мальчуган. Со дня того инцидента с дохлым цыпленком, который стоил ему десяти лет жизни, Алистер очень изменился. Несколько дней он пребывал в состоянии жуткого страха, выбираясь из дома лишь в случаях крайней необходимости и только в сопровождении телохранителей, которых наняли по настоянию Белль.

Когда он выступал с трибуны со своими программными речами, у него дрожали колени — так он боялся покушения. Ночами, во сне, он видел, как неумолимо приближается к нему пуля и, попадая прямо в лоб, с треском раскалывает голову, словно арбуз. Алистер почему-то всегда оказывался очевидцем собственной гибели и просыпался в слезах, насмерть перепуганный.

Белль неизменно была рядом, утешая его и успокаивая. Прижимая дрожащего мужа к себе, она нашептывала, что столь дикой и гнусной выходкой его любовница просто сорвала на нем злобу, но все это в прошлом и больше не повторится.

Однако в ее утешительных речах нет-нет да и прорывалась свойственная ей колкость. «Ты пожинаешь то, что посеял, Алистер». «Твои же грехи воздаются тебе». У Белль был целый набор подобных изречений, и произносила она их всегда нравоучительным тоном.

Как ни странно, но эти афоризмы Белль глубоко западали ему в душу. Алистер уже и не знал, сколько времени может пройти, прежде чем он вновь отважится на адюльтер. Он получил свой урок. Все-таки, рассуждал он, если и будет острая необходимость гульнуть, в первую очередь надо будет удостовериться, что выбранная им шлюха не балуется колдовством. Может, оно само по себе и безобидно, но на психику действует разрушительно.

Постепенно, убедившись, что выходка с дохлым цыпленком — всего лишь эпизод и Ясмин просто выплеснула переполнявшую ее ярость и жажду мести, Алистер начал успокаиваться. Он вернулся к своему обычному рабочему графику. Телохранителей отпустили. Наступил даже период семейной гармонии. Теперь Алистер старался бывать дома как можно чаще. Он целовал перед сном детей, желая им спокойной ночи, и даже успевал перекинуться с ними несколькими фразами, обсуждая волнующие их события прошедшего дня.

Белль с большей активностью включилась в его избирательную кампанию. Супруги почти не расставались. Она держала его на коротком поводке, чему он нисколько не сопротивлялся, поскольку Белль сдержала свое обещание не урезать ассигнований на кампанию, и они щедро лились не только с ее личных банковских счетов, но и со счетов ее богатейших родственников.

Однако с того злополучного вечера они никогда больше не обедали в столовой на первом этаже.

В этот вечер все Петри собрались за столом в укромном помещении, примыкающем к кухне. На десерт был подан свежеиспеченный яблочный пирог. Его аромат наполнял ярко освещенную комнату. Со стороны семейство Петри походило как две капли воды на типичную американскую семью — лишь присутствие горничной в форменном платье, начавшей по молчаливому сигналу Белль убирать со стола, выдавало положение хозяев.

— Папа?

— Да, дорогая? — Алистер переключил свое внимание на дочь.

— Я сегодня в школе раскрасила твой портрет.

— Неужели?

— Да. Там ты произносишь речь на фоне американского флага.

— А ты не шутишь? — вошел в роль отец. — Что ж, давай посмотрим.

— Мамочка, можно мне выйти на минутку из-за стола? Картинка в моем портфеле, наверху.

Белль снисходительно улыбнулась:

— Конечно, дорогая.

Младшая Петри соскользнула со стула и стремглав помчалась из кухни. Только она выбежала, как раздался звонок в дверь.

— Я открою! — Ее звонкий детский голосок эхом разнесся по комнатам.

В это же время зазвонил телефон. Горничная сняла трубку.

— Резиденция Петри.

Было слышно, как открылась входная дверь.

— Нет, — говорила горничная по телефону. — Здесь таких нет.

— Кто это был? — спросила Белль, когда она повесила трубку.

— Ошиблись номером. Какая-то женщина истерично кричала, что разыскивает кого-то по имени Жасмин. Алистер побледнел и вскочил из-за стола.

— Ясмин?

Белль взглянула на него. Одновременно сознание обоих пронзила страшная догадка.

— Это что… — начала было Белль.

— Да. — Алистер кинулся вон из кухни.

— Что случилось, мам?

— Ничего, сынок.

— Вы какие-то смешные.

— Миссис Петри? Что-то не так? — спросила горничная.

— Не задавай глупых вопросов, — огрызнулась Белль. — Что может быть не так?

И тут они услышали выстрел.

— Нет, только не вешайте трубку! — кричала Клэр в телефон-автомат. Услышав короткие гудки, она с силой швырнула трубку. — Я же предупреждала..

Безнадежно запутавшись в малознакомом районе, Клэр остановилась у телефонной будки позвонить в дом Петри. Торопясь предупредить их об опасности, она нервно набрала номер, который нашла в адресной книге. Ответили сразу же, но, очевидно, экономка, которой Клэр столь сумбурно представилась, сочла, что ошиблись номером или что звонила сумасшедшая.

Клэр опустила в автомат еще монету и вновь набрала номер. Линия была занята.

— Ну же, пожалуйста. Пожалуйста. — Она позвонила снова. На этот раз гудки были длинными, но к телефону никто не подходил. Решив, что в спешке она могла перепутать номер, Клэр стала набирать снова. Ответом были те же длинные гудки.

Мгновение спустя она расслышала вой приближающейся сирены. Ужас сковал ее.

— О, нет. Умоляю, господи, нет.

Но се мольбы повисли в воздухе. Машины «Скорой помощи» и полиции пронеслись мимо, отчаянно мигая. Клэр бросила телефонную трубку, помчалась к своей машине и отправилась следом. Доехав до места, она выскочила из машины и, схватив за руку одетого в пижаму мужчину, вышедшего на шум из соседнего дома, спросила:

— Чей это дом?

— Конгрессмена Петри.

Полицейские уже заполонили лужайку, санитары кинулись с носилками к открытой двери. Клэр отстранила ошарашенного соседа и очертя голову бросилась к дому. Полицейский попытался остановить ее, но она не обращала внимания на его окрик.

— Я нужна там, моя подруга…

Тяжело дыша, она вбежала по ступенькам крыльца и протиснулась сквозь мрачную толпу у входа. Из дома доносился истеричный крик ребенка.

Самые худшие опасения подтвердились, когда Клэр увидела у порога накрытое клеенкой тело. Поздно! Ясмин убила его! Клэр стала отчаянно искать глазами подругу среди тех, кто стоял в холле.

Внезапно она встретилась взглядом с Алистсром Петри. Клэр чуть было не рассмеялись — такое облегчение почувствовала она. Конгрессмен был явно в шоке, но цел и невредим.

И тут она заметила, что он весь забрызган свежей кровью, неявно не своей. Он стоял буквально в луже се, которая образовалась из тоненьких ручейков, вытекавших из-под клеенки.

Клэр посмотрела под ноги и увидела то, что ускользнуло от нее в самом начале: из-под покрывала торчала рука, длинная и изящная, прекрасной формы, цвета кофе с молоком. На запястье поблескивали золотые браслеты.

Глава 25

Когда Клэр спустилась с трапа самолета, на нее тут же обрушился фейерверк фотовспышек и прожекторов видеосъемки. Она инстинктивно прикрыла рукой глаза. Хотелось исчезнуть, но бежать было некуда. За ней тянулись остальные авиапассажиры, отрезая ей путь бегства, а впереди уже выстроилась фаланга репортеров и фотографов. В Нью-Йорке ей пришлось выдержать сумасшедший рекламный бум, вызванный самоубийством Ясмин. Внимание масс-медиа было естественно и неизбежно, так что Клэр взяла себя в руки и стоически переносила тяготы ежечасного общения с прессой. Но она справедливо полагала, что к моменту ее возвращения в Нью-Орлеан трагическая новость уже отойдет в разряд устаревших. И уж совсем не ожидала такой бурной встречи и натиска репортеров — Мисс Лоран, что вы думаете о причастности Ясмин.

— Верны ли утверждения.

— Что вам известно.

— Пожалуйста, — сказала она, с трудом протискиваясь сквозь толпу.

Но репортеры стояли насмерть, вооруженные фотокамерами и микрофонами. Они не отступали ни на шаг и не намерены были отпускать Клэр, не услышав ее заявления.

— Моя подруга была, очевидно, очень несчастлива, — говорила Клэр, скрывая за темными стеклами огромных солнцезащитных очков боль и печаль.

— Я скорблю о ней, но вклад Ясмин и в мою жизнь, и в мир моды не сможет вычеркнуть ее из памяти. Извините.

Она стойко прошла в здание аэропорта, отказываясь отвечать на дальнейшие расспросы. Служба охраны помогла ей получить багаж и проводила к такси. Когда Клэр подъехала к «Французскому шелку», то столкнулась у входа не только с представителями прессы, но и со ставшими уже привычными пикетчиками из числа преданных сторонников Джексона Уайлда. Клэр спешно расплатилась с водителем и устремилась в дом. В лифте она наконец сняла темные очки, наскоро подкрасила губы и привела себя в порядок. Она не хотела, чтобы Мэри Кэтрин, глядя на нее, вновь расстроилась, переживая самоубийство Ясмин Когда Клэр после похорон провожала мать и Гарри из Нью-Йорка, Мэри Кэтрин была в полной прострации Клэр опасалась, что потрясение, вызванное смертью Ясмин, скажется на душевном состоянии матери, отпускать ее от себя было тяжело, но в то же время она чувствовала, что в родных стенах Мэри Кэтрин будет спокойнее, чем в Нью-Йорке, тем более что Клэр не могла ей уделить там много времени и внимания. Заставив себя улыбнуться, она открыла дверь и впорхнула в квартиру.

— Мама, я дома — Клэр сделала всего несколько шагов и замерла, увидев Мэри Кэтрин, которая сидела в гостиной, забившись в уголок дивана, комкая в руках носовой платок Гарри стояла у окна, суровая и недовольная. Рядом с матерью на диване сидел не кто иной, как Кассиди.