Как две капли воды Браун Сандра
Брайан ласково провел рукой по ее волосам и продолжал рассказ. Последний раз ему дали задание внедриться в расистскую организацию, действующую в северо-восточных штатах. В результате он вышел на крайне озлобленного ветерана вьетнамской войны, в котором узнал Эдди Пэскела, делившего в колледже комнату с Тейтом.
– У нас уже накопился на него большой материал, поскольку его подозревали в участии в подрывных неофашистских акциях, включая несколько политических убийств, но чтобы его осудить, не хватало улик.
– Господи, и как это меня угораздило с ним спать, – поежилась Фэнси.
– Ну ты же не знала, – ласково утешила ее Дороти-Рей. – Он всех нас обвел вокруг пальца.
– По мне, лучше бы ему остаться в живых, – признался Брайан. – Он был столь же умен, сколь беспощаден, и мог весьма пригодиться моему ведомству. – Он взглянул на Тейта: – Вообразите мое изумление, когда с ним вдруг связался Нельсон, в особенности учитывая, что ваши взгляды были совершенно противоположными. Нельсон поднатаскал Пэскела, создал ему абсолютно новый имидж, оплатил ускоренный курс обучения общественным связям и рекламному делу, после чего привез в Техас и поставил руководить твоей кампанией. Тут-то я и понял, что у Нельсона были какие-то свои намерения.
Тейт прислонился к стене, прижавшись затылком к прохладной штукатурке:
– Значит, все это время он хотел меня убить. Все с начала и до конца было подстроено. Он готовил меня к государственной службе, поощрял мои амбиции, нанял Эдди. Он все предусмотрел.
– Боюсь, что так, – угрюмо согласился Брайан.
Зи поднялась со своего места и подошла к Тейту:
– Родной мой, прости меня.
– Тебя? За что?
– Он наказывал тебя за мои грехи, а не за твои, – ответила она. – Ты был для него жертвенным агнцем. Он хотел причинить мне страдание, и понимал, что самая ужасная кара для матери – увидеть смерть своего ребенка, тем более в его звездный час.
– Не могу поверить! – воскликнул Джек, тоже вставая.
– А я могу, – тихо проговорил Тейт. – Теперь, когда я обдумываю все это задним числом, я верю. Ты ведь помнишь его постоянные проповеди о справедливости, честности, воздаянии за неправедность. Он считал, что вы поплатились за свой грех жизнью, – сказал он, кивнув Брайану, – но маме еще предстояло ответить за измену.
– Нельсон был очень изворотлив и хитер, – добавила Зи. – До вчерашнего вечера я даже не отдавала себе отчета, насколько он умен, вернее, насколько мстителен. Тейт, это он подстроил твой брак с Кэрол еще и затем, чтобы эта женщина постоянно напоминала мне о собственной неверности. Мне приходилось закрывать глаза на ее вопиющую непорядочность. Как я могла осуждать ее за то, что некогда совершила сама?
– Это не одно и то же, Зи.
– Знаю, Брайан. Но Нельсон не разбирался в таких тонкостях. Прелюбодеяние оставалось в его глазах прелюбодеянием и каралось смертью.
Джек был подавлен, после горькой бессонной ночи на его бледном лице застыло измученное выражение.
– Все равно это не укладывается у меня в голове. Если он так ненавидел Брайана, зачем тогда назвал ребенка Тейтом?
– Таким образом он опять сыграл со мной злую шутку, – пояснила Зи. – Тейт стал еще одним живым напоминанием о моем падении.
Джек задумался:
– А почему же он всегда был ласковее с Тейтом? Я его родной сын, но он всегда давал мне повод ощутить, что мне далеко до младшего брата.
– Рассчитывал на слабость человеческой натуры, – ответила Зи. – Нарочито подчеркивал свою любовь к Тейту, чтобы вызвать у тебя возмущение. Ваши раздоры должны были опять-таки лечь на меня тяжким бременем.
Но Джек упорно затряс головой:
– Все-таки я не могу поверить, что он был до такой степени коварен. Нет. Только не папа.
Дороти-Рей взяла его руку в свои и сочувственно сжала.
Зи повернулась к Эйвери, которая до сих пор не проронила ни слова:
– Он задался целью рассчитаться со мной. Устроил так, что Тейт женился на Кэрол Наварро. Даже узнав о ее темном прошлом, я долго не догадывалась о том, что ее превращение из стриптизерши в супругу состоялось благодаря Нельсону. Но теперь я верю, что это его рук дело, как и появление Эдди. В любом случае, в какой-то момент они заключили союз. Кэрол было велено всячески изводить Тейта. Ведь Нельсон знал, что, чем несчастнее Тейт, тем несчастнее я. И Кэрол выполняла все, что скажут, да еще и от себя добавляла. Единственное, что она сделала на свой страх и риск, это аборт. Не думаю, чтобы Нельсон был в курсе. Он пришел в бешенство, но только оттого, что опасался, как бы в результате Тейт не проиграл выборы.
Зи подошла к кровати и взяла Эйвери за руку:
– Вы сможете простить мне все мои обвинения?
– Вы же не знали, – хрипло отозвалась она. – А Кэрол вполне заслуживала такого отношения.
– Мне жаль, что так вышло с вашим другом мистером Лавджоем, мисс Дэниелз. – Лицо Брайана вдруг сделалось очень добрым, совсем не таким, как в то мгновение, когда он прицелился и выстрелил в Эдди. – За Пэскелом присматривал наш человек, но в ту ночь он все-таки ускользнул.
– На самом деле именно Вэн спас Тейта, – взволнованно произнесла Эйвери. – Должно быть, он много часов просидел перед видео, пока не отыскал нужную пленку и не понял, отчего Эдди Пэскел кого-то ему напоминает. И по всей видимости, мистер Тейт, Эдди несколько раз уходил из-под вашего надзора, потому что он определенно следил за мной, когда я ездила к Айришу. Тогда-то он и сообразил, что они с Вэном связаны. А заодно понял, кто скрывается под именем Кэрол.
– Вам известно, как дела у мистера Маккейба?
Она улыбнулась сквозь слезы:
– Я настояла, и утром меня к нему водили. Он все еще в реанимации, и положение довольно серьезное, но врачи надеются, что он выберется.
– По иронии судьбы, обширный инфаркт спас мистеру Маккейбу жизнь. Пэскел решил, что стрелять нет надобности. Он совершил ошибку: вытащил его из лифта, не проверив, жив он или мертв.
– Я благодарю за это Господа.
– А скажите, мисс Дэниелз, – поинтересовался Брайан, – как вы напали на мысль, что Пэскел намерен покуситься на жизнь Тейта?
За Эйвери ответил сам Тейт:
– Ей говорили.
Все, как один, удивленно переглянулись. Первым это удивление выразил Джек:
– Говорили? Кто же? Когда?
– Когда я еще вся в бинтах лежала в больнице, – начала объяснять Эйвери, – и меня все принимали за Кэрол. – Она рассказала, что происходило с ней с того времени, вплоть до вечера предыдущего дня, когда она выскочила на сцену. Закончив, она виновато взглянула на Брайана: – Я ведь думала, вы наемный убийца.
– Вы меня-таки заприметили?
– У меня наметанный репортерский глаз.
– Нет, – возразил он. – Просто я был лично причастен к этому делу и меньше обычного соблюдал осторожность. Ради того, чтобы находиться поближе к Тейту, я нередко пренебрегал опасностью быть узнанным.
– Я до сих пор не могу вспомнить, чей же это тогда был голос. Но все-таки мне кажется, тогда в больнице со мной говорил Нельсон, а не Эдди, – заметила Эйвери. – Хотя признаюсь, такое мне ни разу не пришло в голову.
– Мисс Дэниелз не могла никому ничего рассказать, не подвергая свою жизнь опасности, – вставил Брайан.
– И жизнь Тейта тоже, – добавила она, застенчиво опуская глаза, когда он пристально на нее посмотрел.
– Ты, вероятно, предполагала, что это я охочусь за своим братом. Каин и Авель, – сказал Джек.
– У меня не раз появлялась эта мысль, Джек. Прости меня.
Они с Дороти-Рей по-прежнему держались за руки, поэтому она удержалась от напоминания о его увлечении Кэрол.
– По-моему, ты классно это провернула, – объявила Фэнси. – В смысле, когда прикинулась Кэрол.
– Вряд ли это было так уж легко. – Дороти-Рей взяла мужа под руку. – Уверена, ты рада, что все наконец открылось. – Во взгляде, который она устремила на Эйвери, читалась благодарность. Теперь она понимала, отчего с некоторых пор ее свояченица выказывала ей столько сочувствия и готовности помочь. – Это все, мистер Тейт? Мы свободны и можем идти, чтобы Эйвери отдохнула?
– Зовите меня Брайан. Да, на сегодня все.
Посетители потянулись к выходу. Зи еще раз подошла к Эйвери:
– Как мне отплатить вам за спасение сына?
– Мне не надо никакой платы. Не все здесь было игрой. – Женщины обменялись многозначительными взглядами.
Зи погладила Эйвери по руке и скрылась за дверью вместе с Брайаном.
В палате повисла тяжелая тишина. Наконец Тейт оторвал спину от стены и встал в изножье кровати.
– Возможно, они поженятся, – заметил он.
– И как ты к этому отнесешься?
Некоторое время он изучал носки своих ботинок. Потом поднял голову:
– Кто их осудит? Они любят друг друга дольше, чем я живу на свете.
– Теперь легко себе представить, отчего Зи всегда казалась такой печальной.
– Психологически она была папиной узницей. – Он издал сухой смешок. – Пожалуй, мне уже не следует называть его папой, а?
– Почему? Ведь для тебя Нельсон был отцом, и хорошим отцом, что бы им ни руководило.
– Наверное. – Он посмотрел на нее долгим взглядом. – Мне следовало поверить тебе вчера, когда ты пыталась меня предупредить.
– Для тебя все это звучало немыслимо, вот ты и не поверил.
– Но ты была права.
Она покачала головой:
– Я никогда не подозревала Нельсона. Эдди – да. Джека тоже. Но только не Нельсона.
– Хочу о нем горевать, но стоит мне снова вспомнить, как жесток он был с моей матерью… Или как нанял моего лучшего друга, чтобы тот меня убил… Господи. – Он вздохнул и запустил руку себе в волосы. На глазах у него появились слезы.
– Не кори себя, Тейт. На тебя так много всего свалилось. – Ее тянуло обнять и утешить его, но он об этом не просил, а пока он не просил, она не имела права ему навязываться.
– Когда ты будешь делать свой фильм, я попрошу тебя об одной услуге.
– Никакого фильма не будет.
– Нет, будет, – твердо заявил Тейт. Обойдя кровать, он сел на самый край. – Тебя ведь уже провозгласили героиней.
– Зря ты сегодня утром рассказал, кто я такая. – Она смотрела прямой репортаж с пресс-конференции, проходившей в вестибюле «Паласио дель Рио». – Ты мог бы развестись со мной как с Кэрол, ты ведь так собирался поступить?
– Я не могу начинать политическую карьеру со лжи, Эйвери.
– Ты сейчас впервые назвал меня настоящим именем, – прошептала она, замирая.
Они опять посмотрели друг на друга. Наконец, он сказал:
– Пока никто, кроме тех, кто был сейчас тут в комнате, и, возможно, нескольких агентов ФБР, не знает, что заговор подготовил Нельсон Ратледж. Все считают, что Эдди действовал в одиночку и объясняют его озлобление разочарованием в послевоенной Америке. Я прошу тебя подать все именно в таком виде. Ради моей семьи. Прежде всего, ради матери.
– Если меня станут об этом спрашивать, я так и отвечу. Но никакого фильма снимать не буду.
– Нет, будешь.
Ее глаза увлажнились, и она порывисто схватила его за руку:
– Для меня невыносимо, что ты видишь за этим только мое желание поживиться за твой счет или добиться славы и признания.
– Я вижу за этим единственную причину. Ту, о которой ты мне говорила вчера и в которую я никак не хотел верить, – ты любишь меня.
Ее сердце чуть не выскочило из груди. Она погрузила пальцы в его волосы:
– Люблю, Тейт. Больше жизни.
Он взглянул на повязку у нее на плече, слегка поежился и зажмурился. Когда он опять открыл глаза, они были затуманены слезами.
– Я знаю.
ЭПИЛОГ
– Снова смотришь?
Сенатор Тейт Ратледж вошел в гостиную комфортабельного дома в Джорджтауне, где жил с женой и дочерью. В этот день он застал Эйвери за просмотром документального фильма, который она выпустила по настоянию Тейта.
В течение шести месяцев после того, как он занял место в Сенате, фильм транслировался по каналу Пи-Би-Эс на всю страну. Факты были представлены объективно, сжато и без прикрас, несмотря на личное участие автора в изложенных событиях.
Тейт убедил Эйвери, что зрители имеют право знать о причудливой цепочке происшествий, начавшихся с катастрофы рейса 398 и разрешившихся кровопролитием вечером в день выборов.
Еще он сказал ей, что никто другой не сумеет так проникнуть в суть происходившего и так его прочувствовать. Последним же его аргументом было то, что ему было бы неприятно, если бы его первый срок пребывания на посту сенатора постоянно омрачали всяческие вымыслы и спекуляции. Он считал, что лучше, если люди будут знать правду, нежели что-то домысливать.
Фильм не принес Эйвери Пулитцеровскую премию, хотя его с восторгом приняли обозреватели, критика и коллеги-журналисты. Сейчас она рассматривала ряд предложений осветить еще несколько тем.
– Все греешься в лучах славы, да? – Тейт поставил портфель на угловой столик и сбросил пиджак.
– Не дразни меня. – Она взяла его за руку, поцеловала запястье и заставила сесть рядом с собой на диван. – Просто сегодня звонил Айриш. И обо всем мне напомнил.
Айриш благополучно оправился от инфаркта, полученного в лифте отеля «Паласио дель Рио». Он уверял, что тогда действительно умер, а потом ожил. Как же Пэскел мог так ошибиться и не уловить биения пульса? Он божился, что помнит, как воспарил над собственным телом, посмотрел вниз и увидел Пэскела, который вытаскивал его из лифта.
Понятно, все знакомые Айриша всласть поострили насчет его кельтских предрассудков и доморощенного католичества. Но для Эйвери значение имело лишь то, что она его не потеряла.
В самом конце фильма, когда обрывались документальные кадры, на экране появлялась надпись: «Посвящается памяти Вэна Лавджоя».
– Мы далеко от его могилы, и я не могу положить на нее цветы, – хрипло проговорила она. – Поэтому я чту его память, когда смотрю его съемку. – Она выключила видео и отложила пульт.
Злоумышления Нельсона сильно сказались на их жизни. Им никогда полностью не избавиться от тревожащих воспоминаний. Джек все еще тщился преодолеть разочарование в отце. Он даже предпочел остаться в Сан-Антонио и заниматься делами юридической фирмы, а не присоединяться к штату сотрудников Тейта в Вашингтоне. Но несмотря на разделявшее их расстояние, сводные братья никогда раньше не были друг другу ближе, чем сейчас. Оба надеялись, что время постепенно залечит нанесенную им рану.
Тейт тоже ежечасно силился осознать содеянное Нельсоном, но в душе поневоле скорбел о человеке, которого звал отцом. Для Тейта он как бы существовал в двух совершенно разных лицах.
По отношению к Брайану Тейту он испытывал противоречивые чувства. Он симпатизировал ему, уважал его и ценил за счастье, которое обрела с ним Зи, когда они поженились. Но к тому, чтобы называть его отцом, он готов не был, не мог в открытую признать их родство, пусть даже и признавая его внутренне.
В минуты борьбы с противоречивыми чувствами он обретал неоценимую поддержку в любви своей жены.
Размышляя об этом, Тейт привлек ее к себе, находя желанное успокоение. Он долго сидел так, обнимая ее и уткнувшись лицом ей в шею.
– Я тебе когда-нибудь говорил, какая ты изумительная, мужественная женщина, если смогла все это совершить, не боясь поставить под угрозу собственную жизнь? Боже мой, я все вспоминаю тот вечер, когда почувствовал, как у меня по рукам течет твоя кровь. – Он крепко поцеловал ее в щеку. – Я снова влюбился в свою жену и не мог взять в толк, с чего бы это. И, не успев по-настоящему тебя оценить, едва тебя не потерял.
– Я думала, тебе будет все равно, – призналась она. Он поднял голову и вопросительно взглянул на нее. – Я опасалась, что когда ты узнаешь, кто я такая, я тебе больше не буду нужна.
Он снова сжал ее в объятиях.
– Ты была мне нужна, и нужна сейчас. – То, как он это произнес, рассеяло ее последние сомнения. А то, как он ее поцеловал, скрепило его слова клятвой не менее священной, чем та, которую они дали несколько месяцев назад.
– Я ведь до сих пор постигаю тебя, хотя уже так близко тебя знаю, – прошептал он, почти не отрывая губ от ее рта. – Ближе, чем любую другую женщину. Видит Бог, это правда. Я знаю, что ты чувствуешь и какова на вкус каждая клеточка твоего тела.
Он снова поцеловал ее с любовью и неутолимым вожделением.
– Тейт, – она вздохнула, когда они чуть отстранились друг от друга, – кого ты видишь, когда на меня смотришь?
– Женщину, которой обязан жизнью. Женщину, которая подарила Мэнди отнятую у нее материнскую любовь. Женщину, которая носит моего ребенка. – Он ласково погладил ее высокий живот. – Женщину, которая мне дороже жизни.
– Нет, я не о том.
– Я понимаю, о чем ты.
Он подложил ей под спину диванные подушки, взял ее лицо в ладони и легко коснулся губами ее губ:
– Я вижу Эйвери.