Звезда Ассирийского царя Александрова Наталья

– Ты поверг этого льва силой своей длани! – воскликнул Урук-Аббин. – Для тебя нет ничего невозможного! Ты спас мою жалкую жизнь – и отныне она принадлежит тебе!

– И правда, хороший удар! – довольным голосом проговорил царь. – Ну, где там они все?

И в ту же секунду из кустарника показались запыхавшиеся, разгоряченные воины царской свиты.

Вечером вавилонский вельможа заглянул в шатер Урук-Аббина.

– Я смотрю, сегодня боги не благоприятствовали нашему плану? – проговорил он вполголоса.

– Нет никакого нашего плана, – ответил ему Урук-Аббин. – Забудь мое имя, вавилонянин, – и тогда, возможно, я забуду твое.

– Ты молод, ассириец, – возразил ему вавилонянин. – В твоем возрасте у людей слишком хорошая память. Тебе придется помочь, чтобы ты и впрямь забыл мое имя.

И с этими словами он вонзил в грудь молодого воина узкий бронзовый кинжал.

Олимпиада Гавриловна сняла телефонную трубку. Она хотела позвонить своей старинной знакомой, справиться о ее здоровье, но трубка молчала, из нее доносился только глухой шорох, похожий на отдаленный шум прибоя.

– Ну вот, опять какая-то авария… – пробормотала она недовольно. – Нужно в ремонтную службу звонить… Что-то часто стали телефон отключать.

Но не успела она отыскать свой мобильник, как в дверь квартиры позвонили.

Олимпиада Гавриловна подошла к двери, выглянула в глазок.

На лестнице стоял молодой парень в синем комбинезоне с крупной белой надписью «Телеком».

– Телефонная компания! – проговорил он громко. – У вас повреждение кабеля. Можно зайти?

– Заходите, – проговорила женщина, открывая дверь. – Надо же, как вы оперативно, я еще и позвонить не успела.

– А соседи ваши позвонили, у них тоже сигнала нет.

Парень прошел в квартиру, быстро огляделся, подошел к щитку.

– Соседи? – машинально переспросила женщина. – Какие соседи? Коноплевы, что ли? Из тринадцатой квартиры?

– Да-да, они! – Парень открыл щиток, недовольно покосился на хозяйку. – Водички принесите, пожалуйста! Пить очень хочется!

– Водички? Водички – это можно! – Олимпиада Гавриловна вышла в кухню, но почти сразу вернулась. В одной руке у нее был стакан воды, в другой – мобильный телефон.

Монтер, который что-то прикручивал к телефонной колодке, быстро оглянулся на нее, осклабился:

– Как вы быстро!

– Ага, и вы как-то очень уж быстро! И что это вы там такое прикручиваете?

– Прибор специальный, для устранения помех…

– Вот как? А может, для чего-то другого? И Коноплевы, между прочим, не в тринадцатой квартире живут, а в двадцатой!

– А я их фамилию не спрашивал! И вообще, женщина, вы хотите, чтобы у вас телефон работал?

– Хочу, но я для начала в телефонную компанию позвоню, спрошу, присылали ли они кого-нибудь! Или лучше сразу в полицию, как вы считаете? – И она начала набирать номер.

– Да вы что, женщина? – заорал мастер. – Да вы что себе позволяете? У меня, может, двенадцать вызовов, а я к вам первой, а вы такое говорите?

– Ничего, сейчас полиция приедет, разберется… Алло, дежурный?

– Вот ведьма! – «Монтер» бросился к дверям, по дороге оттолкнув стоявшую на дороге Олимпиаду Гавриловну.

Та вскрикнула и упала, ударившись головой о стену.

Липовый монтер выскочил на лестницу, захлопнул за собой дверь, выбежал на улицу. Там, неподалеку от подъезда, его дожидалась неприметная темная машина.

– Ну, что – поставил «жучок»? – спросил его коренастый мужчина, сидевший на заднем сиденье. – И что это ты такой взмыленный?

– Будешь тут взмыленный! – огрызнулся монтер. – Старая ведьма меня расколола, ментам звонила… пришлось сбежать, да еще ее по дороге приложил…

– Насмерть? – осведомился коренастый.

– А черт ее знает! Бабка старая, много ли ей надо…

– Вот черт! Ничего толком сделать не можешь! – Коренастый ударил кулаком по спинке сиденья. – Надо смываться, сейчас сюда менты понаедут, а мы тут светимся! У них отделение за углом!

– Понял, – отозвался водитель и выжал сцепление.

Олимпиада Гавриловна застонала и открыла глаза.

Она лежала на полу в прихожей, в руке у нее был зажат мобильный телефон.

Что с ней случилось? Как она оказалась на полу? Неужели это начало тяжелой болезни?

Но тут она вспомнила фальшивого монтера, вспомнила, как тот пытался что-то установить в телефонном щитке, как толкнул ее, убегая из квартиры…

Собрав всю свою волю, она села.

Все вокруг закружилось, в затылке забухало.

Нужно вызвать «Скорую»…

Но прежде она должна сделать еще одно дело. Самое важное дело, оставшееся ей в этой жизни.

Олимпиада Гавриловна задумалась.

Кому она может довериться? Кому позвонить?

В голову приходил только Иван. Ее самый близкий родственник. Правда, он и сам сейчас в трудном положении, но у него есть та симпатичная девушка, которая недавно приходила… кстати, она ведь оставила свой номер телефона…

Олимпиада Гавриловна сконцентрировалась и набрала номер.

Юля услышала звонок, взглянула на дисплей мобильного телефона.

Она не сразу вспомнила, кому принадлежит высветившийся на дисплее номер, но наконец сообразила, что звонит тетя Ивана, Олимпиада Гавриловна. Поднесла трубку к уху – и не узнала донесшийся из нее слабый, дрожащий, словно тающий голос.

Она ли это?

При первой встрече Олимпиада Гавриловна произвела на Юлию впечатление бодрой, энергичной женщины, легко несущей бремя своего возраста, не согнувшейся под грузом лет. Сейчас же это был голос сломленного, тяжело больного человека.

– Милая… – едва слышно проговорила Олимпиада Гавриловна. – Пожалуйста… я тебя очень прошу… приезжай ко мне… приезжай прямо сейчас…

– Что с вами? – удивленно спросила Юля. – Вы больны? Вам плохо? Тогда нужно вызвать врача!

– Нет! – в голосе женщины послышался испуг. – Не сейчас! Они отвезут меня в больницу…

– Но вам, наверное, и нужно в больницу! – перебила ее Юля. – За вами же некому ухаживать!

– Не сейчас! – повторила женщина. – Сначала ты приезжай! Это очень важно! Я прошу тебя! Прошу!..

Голос стал еще тише и наконец пропал. Из трубки донеслись сигналы отбоя.

Юля смотрела на умолкнувший телефон с невольным раздражением.

Ну вот, она так и знала! Мало ей собственных серьезных неприятностей – так теперь придется взвалить на себя еще и эту обузу, эту совершенно постороннюю женщину! Ей приходилось слышать о капризных эгоистичных стариках, которые изводят своих близких бесконечными жалобами и претензиями, заставляют приезжать по несколько раз на дню, жалуются на несуществующие болезни, да еще и поносят черствую и эгоистичную молодежь. Но то хотя бы близкие родственники, а ей эта тетка вовсе никто!

Ну, подсуропил ей Иван, спасибо ему большое за это! А кстати, где же он сам? Сказал, что вышел в магазин, а прошло уже… больше часа, и где он ходит? А вдруг он ушел совсем? Навсегда? А что такого, понял, что зря проболтался ей о своих проблемах, что здесь может быть опасно – муж бывший ходит, того и гляди, соседи поинтересуются…

При мысли о том, что Иван никогда больше не придет в эту квартиру, никогда больше не поднимет Ежика на руки, не обнимет ее, Юля почувствовала к Лешке самую настоящую ненависть. И тут он умудрился все ей напортить!

– Мамочка, что с тобой? – Ежик смотрел на нее испуганными круглыми глазами.

– Ничего, дорогой, – Юля опомнилась, – все хорошо.

– А дядя Ваня когда придет?

– Не знаю, милый, придет когда сможет, у него свои дела. Да и мне бы нужно поработать.

Ежик надулся – он не любил, когда мама работала, но в свое время Юлия объяснила ему, что тогда им нечего будет есть и игрушек не на что купить, так что сын скрепя сердце согласился.

Юля уставилась в экран компьютера, но вспомнила жалкий, умоляющий голос Олимпиады Гавриловны – и ничего не смогла с собой поделать.

Будь здесь Иван, то, узнав о теткином звонке, он бы переполошился. И поехал бы к ней сам, несмотря на то что его там точно поймали бы. Но Ивана вообще нет, и неизвестно, когда будет. А если тетке станет совсем плохо? Ведь она ждет и не вызывает врача.

Юля позвонила соседке Анне Петровне, которая жила наверху, и та согласилась побыть с Ежиком и с деньгами обещала подождать: «Да что мы, первый день друг друга знаем? Иди, Юленька, и ни о чем не беспокойся».

В который раз Юля привычно поразилась: вот, посторонняя, в общем, женщина всегда идет навстречу, с ребенком ласкова, и вовсе не из-за денег, потому что платит ей Юля сущие гроши. А свекровь, то есть родная бабушка, Ежика просто ненавидит. Или она вообще всех людей ненавидит, или уж это Юле так особенно повезло в жизни.

Юлия отогнала бесполезные мысли и собралась быстро, минут за десять. Оделась попроще, так что соседка подняла брови: «Говорила, что в издательство срочно вызывают, а сама в джинсах да в курточке скромненькой. Впрочем, кто их поймет, этих молодых».

Ежик обиделся и даже не вышел маму проводить.

Юля поднялась по лестнице и позвонила.

На ее звонок никто не отозвался, но когда она толкнула входную дверь, та оказалась не заперта, и девушка вошла в прихожую.

И сразу же увидела Олимпиаду Гавриловну.

Женщина полулежала на полу, привалившись к стене, глаза ее были закрыты, на виске темнела кровь и виднелась большая гематома. Юля бросилась к ней, наклонилась, испуганно проговорила:

– Как вы? Вы меня слышите?

И тут Олимпиада Гавриловна открыла глаза.

Глаза ее ничуть не изменились – такие же темные, яркие, выразительные, они излучали волю и решимость, они жили на ее лице своей собственной жизнью. Казалось, вся сила этой женщины, покинув тело, сосредоточилась теперь во взгляде.

– Ты приехала… – пролепетала пожилая женщина слабым, заплетающимся языком, – ты приехала… спасибо…

– Вам нельзя лежать на холодном полу, – решительно проговорила Юля. – Я попробую перенести вас на диван. Если вы можете мне помочь – это будет замечательно…

Юля обхватила женщину за талию, попыталась поднять ее. Олимпиада Гавриловна была худощавой, но все равно поднять ее было очень тяжело. К счастью, она сумела собраться с силами и кое-как поднялась на ноги, опираясь на Юлю, перенеся на ее хрупкие плечи большую часть своего веса. Так они добрались до жилой комнаты, и Юля заботливо уложила женщину на диван.

– Ну вот, так уже лучше! – проговорила она, накрыв пострадавшую пледом. – Что с вами случилось? Вы упали?

– Это долгая история, – Олимпиада Гавриловна поморщилась. – Я сама виновата… в моем возрасте нужно быть осторожнее, не пускать в квартиру кого попало…

– На вас кто-то напал? – ужаснулась Юля. – Наверное, нужно сообщить в полицию…

– Только не это! – резко перебила ее женщина. – Какая полиция? Вспомни про Ивана! Ни к чему привлекать внимание к моей персоне!

– Но уж «Скорую помощь» я вызову! Вам необходим врач! – Юлия привстала и потянулась к телефону.

– Не сейчас! – Олимпиада Гавриловна вцепилась в ее плечо с неожиданной силой. – Сначала нужно сделать одно дело, очень важное дело. Из-за него я и попросила тебя приехать.

– Что еще за дело? – недовольно переспросила Юля. – Вам сейчас не о делах нужно думать, а о своем здоровье! Видели бы вы себя со стороны! Краше в гроб кладут!

– Это ерунда. Ничего страшного. Дело, о котором я говорю, гораздо важнее моего самочувствия. Оно важнее даже человеческой жизни. Даже многих жизней.

«Этого еще мне не хватало, – обреченно подумала Юлия. – Старушка заговаривается. Впрочем, после удара по голове это не удивительно…»

– Обещай мне, что сделаешь то, о чем я тебя попрошу!

– Ну, сделаю… – проговорила Юля, только чтобы не возражать больному человеку.

– Посмотри на люстру, – потребовала женщина, снова сжав плечо Юлии. Та подняла глаза, взглянула вверх. Под потолком комнаты, посреди украшенного лепниной плафона, висела старинная бронзовая люстра, изображающая трех орлов с широко раскинутыми крыльями. В клюве каждый орел держал светильник с самыми обычными электрическими лампочками.

– Выверни ту лампочку, которая не горит!

Юля вздохнула: похоже, ей придется выполнять все идиотские просьбы старухи, лишь бы не раздражать ее!

Девушка передвинула стул на середину комнаты, нехотя поднялась на него и, с трудом дотянувшись до темной лампочки, вывернула ее из патрона.

«Надо же, сколько сил и энергии она потратила на то, чтобы заставить меня поменять перегоревшую лампочку… – подумала Юля, с трудом сдерживая растущее раздражение, – нет, все-таки у нее не все в порядке с головой!»

– Что теперь? – спросила она, не слезая со стула. – Заменить ее? А где у вас хранятся новые лампочки?

– Это вовсе не обязательно, – отмахнулась Олимпиада Гавриловна. – Слезай. Дай мне эту лампочку.

«Ну вот, еще хлеще! Ей, видите ли, срочно понадобилась перегоревшая лампочка!»

Юлия спрыгнула со стула, подошла к дивану и протянула пожилой женщине перегоревшую лампочку.

И тут Олимпиада Гавриловна сделала нечто совсем непонятное.

Она повернула металлический цоколь лампочки, отделив его от стеклянной колбы.

Юлия не поверила своим глазам.

Из цоколя на ладонь женщины выпал большой, удивительно красивый красный камень. Женщина подняла руку, протянув камень к свету – и он вспыхнул глубоким багровым сиянием, словно сгусток живой человеческой крови.

А в глубине этого камня засияла перевернутая пятиконечная звезда.

– Это – древняя святыня моего народа, – проговорила Олимпиада Гавриловна тихим, торжественным голосом, – «Звезда Вавилона»… еще три тысячи лет назад ее считали древней. Вавилонские жрецы говорили, что этот камень – застывшая кровь бога. Так или иначе, это могущественный талисман, бережно хранимый моим народом на протяжении бесчисленных поколений.

Удобнее всего было бы думать, что старуха от удара сильно повредилась умом, и теперь у нее глюки и вообще разные видения. Однако камень…

Юля мало сталкивалась в своей жизни с драгоценными камнями, никто не дарил ей дорогих украшений, так что бриллианты она видела только в витринах ювелирных магазинов. И то не понятно, настоящие они или нет. Но то, что старуха держала в руке, никак не могло быть стекляшкой. Или какой-либо подделкой.

Отражая свет, камень сиял, он просто испускал багровые лучи, и перевернутая пятиконечная звезда светилась внутри мягким, почти живым светом.

– Какое чудо! – воскликнула Юлия и невольно протянула руки, чтобы прикоснуться к камню.

– Подожди! – сказала Олимпиада Гавриловна. – Прежде всего запомни: ты должна сейчас забрать этот камень и передать Ивану. Здесь его оставлять нельзя – меня увезут в больницу, квартира будет пустовать, кто угодно может войти.

– Но у вас и так много ценных вещей…

– Это все не важно, – перебила ее старуха, – важна только она, «Звезда Вавилона». И обязательно отдай ее Ивану. Только ему в собственные руки. Пусть он бережет ее. Знаю, что ты хочешь сказать, – заторопилась она, видя, что Юлия нахмурилась, – знаю, что Иван сейчас сам в опасности, что у него трудный момент в жизни. Но поверь: так надо. Обещаешь все сделать, как я велела?

– Обещаю…

– Возьми ее, – старуха протянула камень Юле, – возьми и хорошенько спрячь. В сумку не клади, еще вырвут по дороге. Есть у тебя карман надежный?

– Есть, – усмехнулась Юлия, – я ключи туда кладу и денег немножко, чтобы до дома доехать в случае чего.

– Молодец! – одобрила старуха. – Понимаешь, что к чему!

«Еще бы не понимать, – подумала Юлия, – с больным-то ребенком, когда надеяться не на кого…»

– Иди! – Олимпиада Гавриловна подняла слабую руку. – Иди с Богом! Не задерживайся!

– Я «Скорую» вызову, – твердо сказала Юля, – нельзя вас так оставлять.

– Тогда позвони и уходи. Дверь открытой оставь!

Юля не посмела с ней спорить – уж очень гневно сверкали темные глаза старухи.

Она покидала квартиру с тяжелым сердцем, потом малодушно решила, что старуха в сознании и, наверное, знает, что делает. А ей нужно скорее домой, к Ежику.

Убедившись, что внутренний карман надежно застегнут, она потянула за ручку входной двери, и тут что-то заставило ее остановиться. Она поднялась на один пролет и осторожно выглянула в окно.

На первый взгляд все было как обычно: с черепашьей скоростью ползли по Литейному проспекту машины и автобусы, торопились куда-то люди, напротив, возле кафе, на тротуаре стоял фургон ремонтной службы. Ничего странного, нужно взять себя в руки и выходить. Но сердце Юлии билось у горла, и руки дрожали.

Она глубоко вдохнула затхлый лестничный воздух и постояла немного, стараясь успокоиться. Ремонтный фургон уехал, Юлия последний раз осмотрелась и заметила припаркованную напротив черную машину с тонированными стеклами, которая до этого очень удачно пряталась за фургоном.

Мало ли в городе таких машин? Но что-то оборвалось внутри, потому что Юлия вспомнила, как точно такая же машина выезжала из подворотни в прошлый раз, когда она была у Олимпиады Гавриловны. Это они, поняла Юлия, те люди, которые караулят Ивана. И это не полиция, у тех ни времени, ни желания не хватило бы торчать здесь так долго. Эти люди куда более упорные.

Юлия спустилась вниз и свернула к двери, выходившей во двор. Откинув тяжелую щеколду, она высунулась голову и огляделась. Двор как двор: в меру захламленный, два мусорных бака, вдалеке лавочка, где отдыхает старая бомжиха, напротив арка, что ведет в другой двор. Что ж, надо идти.

Юлия бегом пересекла двор и ринулась к арке. В соседнем дворе сохранилось подобие детской площадки – загаженная песочница и сломаная карусель, на которой сидели двое мальчишек лет десяти. Юлия обежала глазами двор и не увидела другого выхода.

– Ребята, – сказала она, подходя к мальчишкам, – есть здесь выход? Двор проходной?

Мальчишки переглянулись, потом один повернулся и смерил Юлию глазами. Был он некрасив: волосы давно не стрижены, на носу прыщи, но одет чисто.

– Двор не проходной, но выход есть, – ответил второй мальчишка – светловолосый, с голубыми глазами, похожий на ангелочка. И голос у него был чистый и звонкий, и курточка дорогая, кожаная. – Пойдемте, мы покажем.

– Спасибо, – Юлия оглянулась, и ей показалось, что в арке мелькнул силуэт мужчины в черном. Не за ней ли?

– Идемте… – Светловолосый ангелочек потянул ее за рукав, взглянул приветливо.

Они пересекли двор, и там, в углу между домами, действительно оказался узкий проход. Даже не проход, а щель.

– Не бойтесь, вы худенькая, легко пролезете, – напутствовал ее ангелочек.

Юля улыбнулась и полезла в щель. Там было грязно, валялись пластиковые бутылки и рваные газеты, но пройти можно. И даже не слишком узко. Стараясь не касаться пыльных стен, Юлия осторожно продвигалась вперед и осознала, что идет уже довольно долго, но не видит выхода. Должна же она увидеть свет впереди! Что тут – лабиринт, что ли? Она сделала еще несколько шагов и уперлась в стену. Ну да, кажется, когда-то давно тут и была такая же щель, но на уровне человеческого роста ее заложили кирпичами. Так. Приплыли.

– Ку-ку! – послышалось сзади.

Юлия обернулась и увидела мальчишку, не ангелочка, а второго, прыщавого. Он стоял метрах в двух от нее и мерзко улыбался.

– Ах ты! – Юлия рванулась к нему, но была остановлена резким окриком:

– Стоять! Вот тут, – он поднял руку, в которой был зажат баллончик, – кислота. Видишь – череп и кости нарисованы.

В полутьме Юлия едва разобрала, что так оно и есть.

– Будешь рыпаться – всю морду обольем, ни одна больница не примет, – сказал ангелочек, выглядывая из-за мальчишки.

– Что вам надо? – пробормотала она и вжалась в кирпичи.

– Давай сюда сумку! – сказал первый мальчишка. – Давай, а то брызну! – заорал он, видя, что Юля медлит.

– На, подавись! – Она бросила ему сумку, чувствуя, что выхода нет. – Чтоб ты сдох, урод малолетний!

– А вот за это… – он поднял баллончик, и Юлия невольно закрыла лицо руками. Она ожидала уже нестерпимой боли, ожогов, но ничего не было. Когда она открыла глаза, баллончик валялся рядом, а малолетних мерзавцев и след простыл. Юлия пнула ногой злополучную емкость, она была пуста.

– Ну какая же я идиотка! – пробормотала она. – Какая дура!

Хотелось упасть тут, прямо в грязь, потому что ноги не держали, и реветь, и биться головой о стену. Впрочем, Юлия быстро взяла себя в руки. Нужно уходить из этого гадюшника как можно быстрее.

Когда она выбралась, двор был пуст. Юлия кое-как почистила одежду и пошла назад к арке. Понемногу дыхание ее выровнялось, перед глазами перестали плясать красные мухи. Теперь ею овладела необычайная злость. Злиться в данном случае можно было только на собственную глупость, но Юля злилась на всех. На малолетних мерзавцев, на престарелую тетку Ивана, которая вызвала ее и всучила непонятно что, заставив беречь как зеницу ока, на самого Ивана, который как ушел с утра, так и глаз не кажет и, скорее всего, вообще не вернется.

Ее все бросают: муж, отец, а свекровь и мачеха ненавидят. Вот и Иван тоже бросил, да еще и подставил напоследок. Это ведь его караулят возле теткиного дома двое неизвестных. И Юлия сама вызвалась ему помогать, а какого черта? Как будто ей делать нечего! Как будто нет у нее своих проблем, как будто нет больного ребенка, который, вот уж точно, кроме нее, никому не нужен!

Она миновала мусорные баки и вдруг увидела наверху, на куче хлама, свою сумку. Ну да, это она – бежевой кожи, сильно потертая, и замок, кажется, сломан. Да нет, просто раскрыт.

Юлия схватила сумку, она была пуста. Ага, вытряхнули все, а сумку бросили, только ремешок порвали. Ну, это можно зашить. Что там было-то? Юлия ощутила некоторое злорадство, поскольку в кошельке денег было совсем немного, эти малолетние бандиты не разживутся. Что еще? Косметика недорогая, в конце концов, все восстановимо, ключи у нее в кармане, денег немного на дорогу есть… телефон! В сумке был мобильник! Когда еще сможет она купить новый!

Итак, она осталась без мобильника. От этой мысли Юлия буквально заскрежетала зубами.

– Ку-ку! – послышалось сзади.

Юлия мгновенно повернулась и увидела в трех шагах от себя верзилу с длинными, как у гориллы, руками и крошечной головой, лежащей на плечах без намека на шею. На верзиле было черное длинное пальто, которое шло ему как ватник балерине. Юля мгновенно поняла, что этот тип оттуда, из черной машины, что он явился по ее душу.

Ей помогла ярость. Верзила только сделал к ней один шаг, расставив руки, а Юлия уже рванулась ему навстречу и с размаху врезала ногой по самому чувствительному месту.

Когда-то давно, еще студенткой, посещали они с подружкой курсы самообороны. И всего-то пару занятий, потом надоело, а вот, поди ж ты, пригодилось! Как видно, верзила хоть и был здоров, как бык, однако имел уязвимое место. И с реакцией у него явно было плоховато, или уж Юлия от ярости двигалась быстро. Так или иначе, ее противник ухнул, согнулся пополам и осел на кучу мусора. Юлия же развернулась и бросилась бежать, но увидела, что в подворотню с улицы входит неприятный такой коротышка: морда, как у старой обезьяны, сам щуплый и подвижный, как будто весь на шарнирах. Она поняла, что этот тоже по ее душу и еще – что коротышка гораздо опаснее своего напарника, хоть тот и сильнее.

Юлия круто развернулась и бросилась в дальний угол двора, там у подъезда грелась на последнем осеннем солнышке старая бомжиха в шубе из потертого искусственного меха.

– Стой! – заорал коротышка, бросившись Юлии наперерез. – Стой, сука! Не уйдешь!

Но она успела проскочить к подъезду раньше. А что толку? Он был закрыт. Юлия нажала кнопку первой квартиры, никто не отозвался.

– Двести девяносто восемь, – прошептала вдруг бомжиха, – нажимай два девять восемь.

Юлия нажала три цифры, и дверь открылась. Она полетела вверх по лестнице, краем глаза оглядываясь на дверь. Она закрывалась очень медленно, как бывает во сне, но все же коротышка не успел, очевидно плохо бегал.

Юлия бежала по лестнице вверх, совершенно не зная, что будет делать. Миновала два этажа, потом третий, четвертый. На лестнице не было ни души.

Коротышка злобно пнул ногой закрывшуюся перед носом дверь подъезда. Бомжиха встала и неторопливо потрусила к помойным бакам, где верзила как раз пытался встать, поминая недобрыми словами «эту стерву» и всех остальных баб.

Коротышка нажал кнопку квартиры на втором этаже. Никакого ответа. Потом соседнюю. Ответил старческий голос.

– Кто там?

– Открывай, бабуся, срочно!

– Кто там? – повторила старуха. – Лида, ты пенсию принесла?

– Не пенсию, а повестку! – гаркнул коротышка, – Повестку мне нужно вручить к следователю!

– Это куда это? – оживилась старуха. – Не в седьмую квартиру к Ермоленкам?

– Ага, в седьмую, – подтвердил коротышка.

– Стало быть, Витьку Ермоленко теперь посадят! – возликовала старуха.

– Посадят, если дверь откроете! – рявкнул коротышка. – У меня времени мало!

Дверь наконец открылась, и он побежал наверх. Юлия услышала шаги внизу и сразу поняла, что это за ней. Она была уже на пятом этаже, дальше только чердак. Задыхаясь, преодолела последний пролет и застонала от бессилия. Девушка надеялась, что на чердак можно пройти свободно или же там будет старая дверь с висячим замком, который можно открыть без труда или просто сбить.

Надежды ее не оправдались. Дверь была хоть и маленькая, но новая, железная, и замок врезанный. Юлия подергала ручку, дверь даже не шелохнулась. Она в сердцах стукнула злополучную дверь ногой, но ничего не случилось.

Снизу раздавались шаги коротышки. Юлия перегнулась через перила и увидела, что он уже на четвертом. Что делать, что делать? Она снова подбежала к двери и вдруг увидела, что она открыта. Не веря своим глазам, она толкнула ее, и дверь отворилась. За ней никого не было, только пустое, очень пыльное помещение чердака, скупо освещаемое несколькими узкими оконцами. Было тихо, но Юле показалось, что вдалеке мелькнула смутная тень. На полу лежал слой пыли сантиметров десять. И по этой пыли шла цепочка человеческих следов.

Услышав шаги почти за спиной, Юля опомнилась и захлопнула дверь.

– Открой! – заорал коротышка, с размаху навалившись на дверь с той стороны.

– Ага, сейчас, – пробормотала Юлия, – разбежалась.

Она пошла вперед, аккуратно ступая по следам. Дошла до проема в деревянной стене и поняла, что перешла на чердак соседнего дома. Тут было не так пусто, валялись какие-то ящики и коробки, а в углу – старый матрас, и на нем пачка газет и рваная кожаная сумка. Кто-то здесь обжился, не та ли старуха, что сидела у подъезда…

Юлия шла по следам, которых теперь стало больше, свернула к открытой двери, спустилась по лестнице на пятый этаж. Там на подоконнике сидел мужик в тренировочных штанах и галошах на босу ногу и пил пиво из жестяной банки. На Юлю он глянул равнодушно. Она оказалась в соседнем дворе и вышла на Литейный далеко от того места, где те два урода поставили машину.

Нужная маршрутка подошла быстро. Юлия села, махнув рукой на конспирацию.

Большой и богатый город Ниневия. Нет другого такого богатого города во вселенной, ибо в этом городе находится престол ассирийских царей, чья власть простирается от Южного моря, в которое впадают великие реки Тигр и Евфрат, до северных гор, откуда эти реки берут начало, от диких скифских степей до окраин Египта. И из всех стран и городов, подвластных ассирийскому престолу, днем и ночью идут в Ниневию караваны с золотом и серебром, с пряностями и благовониями, с дорогими тканями и узорными доспехами, с диковинными зверями и редкими каменьями и рабами, рабами, рабами. Ни днем, ни ночью не спит Ниневия, город золота, город крови. Шумят ее рынки, торгуются на них разноплеменные купцы, звучит арабская, арамейская, персидская речь. В тенистых садах ниневийских, во дворцах знатных вельмож не прекращаются шумные кутежи и пьяные оргии. Гремят бубны и кимвалы, звенят золотые браслеты на запястьях мидийских танцовщиц, льется рекой сладкое эламское вино.

Большой и богатый город Ниневия, город крови, логово львов. Много в этом городе храмов, в которых мудрые жрецы возносят молитвы и приносят богатые жертвы жадным до крови ассирийским богам: владыке Ашшуру, создателю мира, Воительнице Иштар, облаченной в одежды из пламени, громовержцу Адоду, могучему Раману, коварному Шамашу и другим, коим несть числа.

Принося свои жертвы, жрецы просят у богов хорошего урожая и многочисленного потомства для ассирийцев, просят побед для ассирийского оружия.

И боги до поры милостивы к ним.

Большой и богатый город Ниневия, огромны владения ассирийских царей, но неспокойно на границах этих владений. На юге бунтуют халдейские княжества, на востоке угрожает Ассирии Египет, на западе набирает силу Мидия, копит злобу Элам, на севере – горные царства Урарту и Манну. А самая страшная, самая грозная сила надвигается из-за Кавказских гор, из бескрайних степей, – скифы, дикий и воинственный народ, многочисленный, как песчинки на берегу моря.

И словно мало этих врагов – еще один враг замышляет коварные козни: древний Вавилон, великий город, врата богов.

Вавилон куда древнее, чем Ниневия. Храмы его многочисленнее, жрецы в этих храмах могущественнее ниневийских. Грозный вавилонский бог Бэл-Мардук древнее и страшнее молодых ассирийских богов.

Властители Вавилона, знатные горожане и жрецы, терпят пока ассирийское владычество, но стоит только зашататься ниневийскому трону – они тут же нанесут предательский удар в спину своим молодым братьям. И не остановит их то, что говорят они на одном языке, и молятся одним богам, и чтут общих предков. Втайне от царя правители Вавилона ведут переговоры с воинственными халдейскими князьями, и с правителями Мидии, и даже с дикими и воинственными скифами.

Но сильна пока Ниневия, логово львов, город крови, и враги ее затаились до поры. Триста тысяч человек живет в огромном городе: вельможи и жрецы, купцы и воины, музыканты и блудницы, чиновники и мастеровые, прислужники и рабы. Двадцать тысяч воинов составляют только столичный гарнизон.

Высокими стенами окружена Ниневия, двенадцать ворот проделано в этих стенах. Возле каждых ворот дежурит стража, проверяет всех, кто входит и выходит из города, чтобы не пробрались в великий город вражеские лазутчики.

Глубокой ночью к воротам Иштар подъехала повозка, запряженная парой гнедых лошадей. В этой повозке ехал старый человек в скромной дорожной накидке в сопровождении двух слуг.

Повозка остановилась перед воротами. Бородатый стражник вышел навстречу, оглядел приезжих, спросил хриплым спросонья голосом: