Свой среди воров Хьюлик Дуглас
Я не мог его переубедить, но и позволить уничтожить книгу тоже не мог. Значит, придется лишить его возможности решать, хотя это и разорвет мне сердце.
Вспыхнуло, хлопнуло. Деган пошатнулся, потом упал. Меч Железа звякнул о мостовую.
Я опустился на колени возле друга, чувствуя запах паленого волоса.
– Прости, – сказал я, чуть не срывая голос. – Но я не мог иначе.
Деган быстро моргал, глаза его были широко открыты и полны горестного изумления. Губы двигались, но беззвучно. Возможно, он даже не слышал меня, но я все равно оттолкнул меч Железа подальше.
– Если тебе это важно, – продолжил я, – то это не ради императора или империи – уже нет. Будь дело в этом, я бы на все плюнул и сам бросил книжку в огонь. Мне важнее Клятва тебе, чем судьба какого-то Дорминикоса. Но дело в другом. Я поклялся защищать Келлза и Кристиану. И мне не безразличен Круг, который травят Белые Кушаки просто потому, что паре наших не повезло наткнуться на старинную рукопись, которая им поперек горла. И ты был прав, когда говорил, что Тень и империя пойдут до конца, но не против меня, а против всего, что мне дорого. Я не могу этого допустить даже ради тебя.
Рука Дегана поползла ко мне, и я осторожно отвел ее в сторону.
– Пока дневник у меня, – сказал я, поднимаясь, – мне есть о чем вести переговоры. Я могу торговаться и чего-то добьюсь. Сейчас мне только того и надо. А если уничтожить книгу, то я останусь на бобах.
Я посмотрел на Дегана. Глаза его еще смаргивали и пытались сфокусироваться на мне, но зубы сжались. Он слышал все и продолжал внимать.
– Прости, – повторил я. – За нарушение Клятвы и за то, что ты для меня сделал, а я…
Бросив взгляд на веревку, я отпихнул ее в сторону.
– Я… в общем, прости.
Деган лежал и дергался в бессильной ярости. Я отвернулся.
Осмотрев пустую площадь, я вытер глаза, еще раз оглянулся и увидел Спиро, выглядывавшего из-за занавески в лавке Мендросса.
– Спиро! – заорал я. Парнишка испуганно вытаращился и попятился. – Только посмей сбежать, сукин сын!
Я показал на Дегана.
– Тащи этого господина в лавку! Живо!
Спиро припустил ко мне. Мы наполовину понесли, наполовину поволокли Дегана через площадь, а тот шевелил губами, изрыгая беззвучные проклятия, но не сопротивлялся.
Мендросс высунулся из лавки. Никко разукрасил его на славу – не лицо, а кровавое месиво, начинавшее заплывать, но он удостоил меня кивка. Я кивнул в ответ, положил в ближайшую корзинку все деньги, которые у меня были, и подобрал дневник, так и валявшийся в ногах у Леандера.
Уходя с площади, я подобрал меч Дегана. Будь я проклят, если он осядет у какого-нибудь ростовщика.
Я бежал, погружаясь в вечер, а позади загалдели Крушаки, прибывшие на площадь Пятого Ангела очень вовремя – как всегда.
Когда я вошел в кордон Раффа-Наир, луна скрылась, а на востоке чуть посветлело. На улице было тихо, не считая моих ругани и шарканья.
Я остановился на перекрестке и подождал, теребя рукоять рапиры.
– Проклятье, Дрот, я же говорил, что мне сюда не дойти, – простенал Балдезар.
– Но ты дошел.
– Чтоб тебе лопнуть!..
Фальшак, хромая, приблизился. Он опирался на костыль, припадая на левую ногу – перевязанную и забранную в деревянные лангеты. Она еще не зажила и никогда не станет прежней. Птицеловка рассекла не только мышцы, но и сухожилия и даже раздробила кость. Балдезар остался калекой.
Балдезар закинул за спину сумку с перьями и чернилами, а также бумагой, пергаментом и кувшинчиками с реактивами. Я не вызвался помочь, потому что в данном случае ничуть не жалел о моей роли в случившемся. Он пытался убить меня, и пусть хромает до конца дней, ибо это меньше, чем заплатил бы я, обернись все иначе.
И все-таки Балдезар держался вызывающе. Голову он нес высоко, плечи расправил, насколько позволял костыль. Он был дока в своем ремесле и мастер гильдии, а потому хотел, чтобы все об этом помнили, даже я. Таким людям трудно сочувствовать.
– Могли бы, самое меньшее, нанять паланкин, – пробормотал он, поравнявшись со мной.
– Чем меньше людей знает, что ты работаешь на меня, тем лучше.
Вот почему я держался в квартале то впереди, то позади него и заговорил с ним только сейчас. Тому единственному, кто увидит нас здесь, не было дела ни до Круга, ни до империи.
Балдезар крякнул и переложил сумку поудобнее.
– Дальше что? – спросил он.
– Дальше вы пойдете со мной, – спокойно ответили из темноты.
Балдезар подскочил и чуть не выронил костыль, когда из дверного проема выскользнул Джелем. Я отметил, что тот караулил в месте, где мне не удалось бы засечь его ночным зрением.
– Красивый трюк, – похвалил я.
– Не красивый и не трюк, – возразил Джелем. – Это тяжелый труд. Скажи спасибо, что я вообще пришел.
Джелем был далек от восторга, когда я нашел его и потребовал подыскать мне безопасное пристанище в Раффа-Наире. Еще меньше он обрадовался, когда я сказал, что сначала придется забрать Балдезара, а уж потом ложиться на дно. Джелем рискнул выползти из своей раковины исключительно под действием моих посулов, касавшихся как информации, так и более приземленных вещей.
– Не волнуйся, – сказал я. – Я добро помню.
– Судя по последним новостям, список твоих благодетелей невелик, – буркнул Джелем. – Идемте.
Я подавил желание вспылить и последовал за Джелемом вглубь кордона Раффа-Наир. Джелем петлял и дважды останавливался, налагая на ночь заклятие. Вскоре после второго мы оказались перед зеленой дверью невзрачного в иных отношениях дома из сырцового кирпича. Мы миновали две комнаты, пересекли запущенный двор и вошли в небольшой флигель. Раньше там была конюшенная каптерка, и упряжь до сих пор висела на пыльных колышках. Слабо припахивало кожей.
Два стола, пара стульев и маленький сундук – вот и вся обстановка, не считая трех потрепанных спальных скаток в углу. С потолочной балки свисала закопченная лампа; повсюду были понатыканы свечки. Горела только одна. Окно было завешено двумя слоями плотной ткани, чтобы не выпустить ни лучика.
– Только одна дверь, – отметил я. – Это плохо. Если нас найдут, бежать будет некуда.
– Бежать? – отозвался Джелем. – Ты просил укрытия от имперцев и Круга. Если те или другие найдут тебя, тебе не помогут ни пять дверей, ни десять окон, ни семь дымоходов, ты останешься здесь.
В его словах был резон.
– Какое утешение! – пробормотал Балдезар, дохромав до стула и со стоном усевшись.
– Очень хорошо, – сказал он. – Я здесь.
Он указал на Джелема:
– И этот здесь. Чего ты от нас хочешь?
Джелем вскинул темную бровь, но промолчал.
Я оглядел обоих, все еще колеблясь и сомневаясь, смогу ли исполнить задуманное. Это было святотатством намного худшим, чем контрабанда священного трактата или продажа талисмана. Я хотел осквернить истину настолько древнюю, что у меня не было права вообще прикасаться к ней.
Но, как было сказано Дегану, у меня не осталось выбора – тем более после случившегося.
Я извлек из-за пазухи дневник Иокладии и положил на стол.
– Мне нужно, – сказал я, задержав ладонь на растрескавшемся переплете, – чтобы вы изменили историю.
29
– Что это за дьявольщина? – Одиночество уставилась на пачку листов, которые я выложил перед ней.
Мы сидели в зашторенном алькове таверны, находившейся в кордоне Две Короны. Снаружи светило солнце, и посетители, пропускавшие по первой утренней, не задерживались. После боя на площади Пятого Ангела прошло три дня, и некоторые части моего тела продолжали болеть.
– Это дневник Иокладии. По крайней мере, самые важные его части.
– Самые важные части?
Одиночество не верила ушам. Сегодня она оделась в коричневое: кожаный дублет и юбка, рубашка медного оттенка и ржавого цвета туфли, поверх которых виднелись ярко-желтые чулки. Амулеты в волосах и одеждах остались, но жетонов паломника больше не было.
– А где остальное? – спросила она.
Я заставил себя выдержать ее взгляд.
– Оно нужно мне для другого дела.
Одиночество моментально вскочила:
– Что?!
– Это единственный способ…
– Сделать что? Кинуть меня? – Одиночество ткнула пальцем в ворох бумаг. – Ты приносишь обрывки, а остальное придерживаешь. Это, черт побери, совсем не похоже на то, о чем мы договорились!
– Пришлось внести небольшие изменения.
– Изменения? Что это значит, чтоб тебе провалиться?
Я постучал по бумагам и понизил голос:
– Это значит, что я принес записи, имеющие отношение к императору и реинкарнации. Ты получила все, что хотела для спасения империи. Остальное отправится в другое место.
– Например? – прищурилась Одиночество.
– Например, к Тени.
Я умолчал о Джелеме и страницах, которые тот стребовал в уплату за колдовство над веревкой Тамаса, не говоря уже о тех, что Джелем получил за работу над самой книгой. Одиночество пребывала в скверном настроении, и чем меньше имен, тем лучше.
Если я ждал новой вспышки, то меня постигло разочарование. Одиночество закусила губу и повернулась к занавеске:
– Гриф!
Стоявший снаружи Рука сунулся внутрь.
– Выгони всех из этого кабака, – приказала Одиночество. – Всех, включая хозяина. И никого не пускай, пока не скажу.
Гриф исчез. Послышался шум потасовки, но вскоре он стих.
– Все чисто, – донесся голос.
– Ты тоже уйди, – приказала Одиночество.
Шаги, стук двери, тишина.
Одиночество резко повернулась ко мне:
– Что ты делаешь, расперемать? У нас был уговор. Ты не имеешь права решать, как поступать с дневником, – тем более потрошить! Ты должен был хотя бы…
– Это я не имею права? – откликнулся я. – Да у меня больше прав, чем у любого в этом поганом городе! Я парился, истекал кровью, убивал и предавал ради этого дневника! Пока ты засылала Резунов и баловалась снами, я сражался на улице с Принцами, Руками и Ртами. Я видел, как людей били и пытали только за то, что они связались со мной. Этот дневник мой больше, чем твой, императорский и чей угодно еще. Если кто и заслужил право решать, то это я!
– Ну и что ты решил, мудрец? – осведомилась Одиночество. – Отдать Тени имперскую магию! Он станет опаснейшим членом Круга в городе! А хуже то, что, когда он начнет ею пользоваться, империя ударит по нам крепче, чем молот по наковальне. Или тебя это не заботит? Может, ты хочешь и императору передать пару страниц, чтобы задницу прикрыть?
Одиночество, отвращаясь, воздела руки:
– Всем не угодишь, Дрот. Даже не пытайся.
– Плевать мне на всех, – возразил я. – Прикрыть задницу можно способом и получше. Я сделал это лишь из желания помочь тебе, империи и людям, которые мне дороги живыми. Вот и все основания.
– А Тень? Что будет, когда он пустится все крушить?
Я откинулся на спинку.
– Он получит дневник, это так. Но это ему мало что даст.
– Что это значит, будь ты проклят?
– Он не знает, как выглядит книга. И никогда ее не читал – знает только, что она про имперский глиммер и позарез нужна тебе.
И я показал на лежавшие на столике листы.
– Когда я велел моим… людям… выдрать эти страницы, я также распорядился кое-что изменить. Что-то мы добавили, что-то убрали, где-то капнули, – короче говоря, там остались записи про глиммер, но ему теперь до конца своих дней разбираться.
– И ты думаешь, что он не заметит?
– Мои люди очень, чрезвычайно искусны.
Одиночество уставилась на меня, впившись ногтями в деревянную столешницу.
– Будь ты проклят! – наконец сказала она. – Мы заключили сделку!
– Я сделал все, что в моих силах.
– Не все, а сколько захотел, – отозвалась она. – В этом разница.
– Разница в том, что я осознал свой долг перед другими людьми, которые важны мне не меньше.
– Надо же, как удобно: ты в белом, а я в дерьме.
Я хотел ответить, но она воздела ладонь:
– Нет, заткнись на минуту. Мне нужно подумать. – Одиночество стала перебирать листы. – Как насчет людей, которые это сделали? Нам нужно о них беспокоиться?
– Тебе – не надо.
Джелем будет держать язык за зубами, но Балдезар… Он много узнал обо мне, и я бы не удивился, если бы он в один прекрасный день поддался соблазну использовать это знание против меня. Удержать его могло лишь собственное участие. Подделка реликвии чревата обвинением в ереси, а Балдезар при всем его гоноре был трусом.
– Чего ты попросишь у Тени в обмен на книгу?
– Чтобы он отвалил.
– От кого?
– От всего, что имеет отношение ко мне.
– По-твоему, он согласится?
– У меня нет выбора, – ответил я. – Ты сама сказала, что мне не защитить от него своих людей и будет только лучше, если он уберется сам.
– А если нет?
Я пожал плечами.
– Ты думаешь, я поверю, что ты не подстраховался? – Одиночество скрестила руки. – Не сомневаюсь, что это не все.
– Как посмотреть, – сказал я. – Я все еще твой человек?
Настала очередь Одиночества качать головой.
– Нет. Я разрешу тебе выйти отсюда, и это еще слишком щедро. С учетом того, что ты сделал и знаешь, мне правильнее замочить тебя на месте.
– Но ты не станешь.
– Но я не стану, – согласилась она. – Ты выполнил хотя бы часть договора, и это зачтется. Ты мог отдать Тени все, но хорошо постарался скрыть то, что достанется мне. Не обольщайся: мне не нравится, как ты со мной поступил. Я в бешенстве, но убивать тебя не буду.
– Спасибо, – сказал я.
Одиночество нетерпеливо отмахнулась:
– Просто исчезни к гребаной матери.
Я встал и вышел в общий зал, когда из алькова послышалось:
– Дрот, последнее.
Я остановился, но не обернулся.
– Что?
– Насчет Железа, – сказала она. – Что с ним на самом деле произошло?
Я сделал вдох, затем выдохнул.
– Он старался заставить меня сдержать данное тебе слово, – ответил я. – Тогда я еще ничего не решил о дальнейшем. Он умер верным Клятве.
За занавеской молчали.
Я подождал, потом пошел дальше, достиг двери и вышел на улицу.
Я поднимался по скрипучей лестнице на задворках старого склада в Пустоши. Я старательно игнорировал недельные кровавые пятна, отлично видные ночному зрению на ступенях, как и не обращал внимания на остаточную боль, обжигавшую левую ногу при каждом шаге.
Как и в прошлый раз, внутри было темно. Как и тогда, пахло плесенью и грязью, но дождя не было, и Тень не посылал меня сюда; наоборот, я сам явился на встречу с Серым Принцем. Один.
Отсутствие Дегана было самым непривычным. Я чувствовал это, когда пересекал Пустошь, а здесь ощутил особенно остро. Дело было даже не в том, что я лишился хорошего мечника, который всегда меня прикрывал. Мне недоставало его голоса, его суховатого юмора, и я чувствовал себя оголенным, словно лишился части тени.
Последние три дня я отсиживался в обществе Джелема и Балдезара. Выход на встречу с Одиночеством был первой серьезной вылазкой после убийства Никко. Моей крови жаждала куча людей, и не только за это. Самое время свести старые счеты, тем более с опальным Носом. Но я выходил еще дважды: в первый раз попросил Птицеловку найти Дегана, а во второй выяснил, что ей это не удалось.
Я не знал, радоваться этому или нет. С одной стороны, мне хотелось еще раз поговорить с Деганом: извиниться, попробовать объяснить и услышать, что он либо понял, либо посылает меня к черту. С другой стороны, я знал, что это бесполезно и прошлого не вернуть. И эта часть меня очень радовалась тому, что избавлена от пытки объяснять необъяснимое.
На пороге так и лежало одеяло. Я перешагнул через него, прошел дальше, положил на пол объемистую сумку и вытащил свечу, которой снабдил меня Джелем. Она была толстая – с мое запястье – и тяжелая, изготовленная из грязно-желтого воска, который напоминал сало, но на ощупь был мягче. Длиной она была мне по локоть, ровно обрезанная с концов.
Я поставил ее на пол, вытащил огниво, запалил фитиль.
Тот занялся сразу, зашипел рассерженной кошкой и погас. Я подождал. Свеча, как обещал Джелем, вспыхнула заново – уже сама. Пламя было слабым и желтым, с легчайшим намеком на серебряный ореол. Если не искать глиммер, то можно и не заметить. Я очень на это рассчитывал.
Потом я огляделся: четыре окна, одна дверь, ни одного стула. Я вернулся к порогу и забрал одеяло, сворачивая его на ходу. Я спрятал в него дневник, положил сверток на дальнем краю светового пятна и сел сверху. Сумку с мечом Железного Дегана пристроил сзади. Достав кисет с зернами, которыми меня снабдил Джелем, я принялся ждать.
Тень прибыл через час, то есть на три часа раньше условленного. Я не знал, быть ли польщенным или испугаться.
Свеча, конечно, меня выдала. Тень уверенно шагнул в комнату и сразу направился ко мне. Он шел, и его плащ расходился, открывая серый дублет и черную куртку, высокие сапоги для верховой езды и меч с серебряной рукоятью. Лицо заволакивала тьма.
Я сидел неподвижно, и сердцебиение гулко отзывалось в ушах при каждом его шаге. Когда он дошел до границы света и тени, я произнес:
– Дальше не стоит.
Тень подчеркнуто шагнул еще дважды и остановился аккурат на свету.
– Ты рано пришел, – молвил он.
– А ты?
– Это не я вынул нож в прошлую встречу. Мне захотелось явиться пораньше на случай сюрпризов.
– И приготовить свои?
Тень пренебрежительно отмахнулся:
– Мы оба знаем, что это не нужно.
Клобук повернулся из стороны в сторону, осваиваясь.
– Его здесь нет, – сказал я, зная, что Серый Принц высматривал, не засел ли в темном углу Деган. – И вообще никого. Только мы.
– Значит, ты в полной моей власти.
Тень скрестил руки, и правая оказалась неприятно близко к рукояти меча. Я хорошо помнил, как он теснил Дегана и отбивался. В честном бою мне его было не одолеть.
– Наверное, ты прибыл с чем-то ценным, если надеешься убедить меня сохранить тебе жизнь, – изрек он.
Я нарочито неспешно извлек из кисета зерно ахрами и бросил в рот.
– Я прибыл с дневником Иокладии. Хочу обсудить условия.
Тень запрокинул голову и расхохотался.
– Значит, ты все-таки решил отдать его мне. Сначала ты предал Никко. Потом Келлза. Отлично! Я смотрю, ты упорно расчищаешь себе место под солнцем, Дрот. Дай срок, ты подкопишь деньжат и станешь неплохим Тузом.
– Если ты предлагаешь мне работу – спасибо, не нужно.
Тень посерьезнел мне в тон:
– Нет. Я не предлагаю работу. Ты пытался убить меня. Я этого не спущу. Если я проявлю милосердие, не говоря о поощрении, то моя репутация пострадает. К тому же мы представляем друг для друга угрозу.
И Тень сунул пальцы за пояс.
– Я, так и быть, не трону баронессу. И тебя не убью, но должны быть наглядные последствия – отрезанный палец, ухо, еще какая-нибудь мелочь. И ты уедешь из Илдрекки. Лет на пять или семь, пока про тебя не забудут.
– Люди забудут быстрее.
– А я – нет.
Так и есть: дело стало для Тени личным. Я кинул его и сбежал, и это угнетало его сильнее, чем перспектива уступить книгу Одиночеству. Пока я не сумею убедить Тень, что могу предложить нечто более ценное, чем месть, мне не уйти от него целым.
Я поерзал на свертке с книгой.
– Ты не забыл, о чем написано в дневнике? – спросил я. – И через что я ради него прошел?
И я обвел рукой сумеречную комнату.
– Мы с Деганом дрались здесь с Белыми Кушаками. Имперские войска окружили Десять Путей. Мне, мать твою, пришлось мимо них пробираться только ради того, чтобы прийти сюда. Это книга про сучью имперскую магию! И что я слышу? В обмен на возможность оседлать Круг ты хочешь подрезать меня и выставить из Илдрекки? – Я издал саркастический смешок. – Что-то подсказывает мне о смысле просить большего.
– Просить ты можешь что угодно, Дрот, – заметил Тень. – Но помни, что для торговли обе стороны должны бояться продешевить. Мне все равно, с чем я выйду отсюда – с дневником или твоим ухом. Мне все одинаково хорошо. К тому же в итоге я все равно заберу эту книгу.
– А если я оставил насчет нее распоряжения?
– На случай, если не вернешься? – спросил Тень. – И что ты сделаешь? Уничтожишь ее? Печально, но пусть она не достанется никому. Отдашь Одиночеству? Давно бы отдал, а та находилась бы здесь и прикрывала тебя. Продашь имперцам? – Тень насмешливо фыркнул. – Мы оба знаем, что легче договориться со мной, чем с императором. Нет, если ее не уничтожат, то я найду. В конце концов, ты подал мне хороший пример.
Я посмотрел в капюшон. Разговор принял ожидаемый оборот: Тень не собирался договариваться, потому что не видел в этом необходимости, – тем более что был Серым Принцем. Мы оба знали, что мой единственный козырь – книга. Как только я ее отдам, он заберет всю власть. По крайней мере ему хватало честности не скрывать этого.
Пока мне повезло лишь в том, что он не замочил меня, как только увидел. Но и это везение представлялось сомнительным.
– Я не собираюсь повторять дважды, – проговорил Тень.
Я вздохнул и слез с одеяла.
– Знаю, – сказал я, вынул дневник и встал.
– Так и сидел на нем? – хмыкнул Тень. – Да, ты парень с яйцами.
И он протянул руку.
– Вот так? – отозвался я, делая шаг вперед. – Несмотря на понты, глиммер и тайны, ты опустился до тупого Резуна – кошелек или жизнь? От Серого Принца я ожидал большего.
– Ты другого и не заслуживаешь, – сказал Тень. – Для тебя, Носишко, и так сойдет.
Я остановился возле свечи. Посмотрел на книгу в руках, потом на Тень. И встретился с ним взглядом.
Он улыбался. Полные губы кривились в самодовольной усмешке. Я отчетливо видел темную бородку клинышком и длинный нос. Лицо было бы круглым, когда бы не высокие скулы. Но больше всего меня поразили многочисленные морщины-лучики вокруг глаз и рта – кто мог заподозрить в Сером Принце вроде Тени настолько искреннего весельчака, что это было заметно по лицу?
Я улыбнулся в ответ, и его улыбка увяла. Он ощутил перемену, но пока не понял, в чем дело. Он не сообразил, что я его вижу, потому что всю магию в помещении выжгло свечой Джелема.
– Нет, – возразил я. – Я заслуживаю большего.
И швырнул ему дневник. Последним, что я увидел в свете свечи, были его расширившиеся от изумления глаза. Он инстинктивно метнулся за книгой. Тогда я пнул свечку, свет погас, и комнату затопила тьма.
30
Я перекатился на правый бок, подальше от возможной линии атаки. Свеча давала не так много света, однако ночное зрение восстанавливалось не сразу. Я не хотел стоять столбом в ожидании гибели.
Правда, зрение могло и не вернуться. Отчим провел ритуал двадцать лет назад. Джелем не знал, как подействует свеча на такую застарелую магию. Очередной риск нынешней ночи.
Крадучись, я сделал пару шагов вправо, бесшумно извлек рапиру и стал ждать. Где-то впереди бормотал Тень. Затем я увидел летучую янтарную тень, будто махнули рукой. Потом снова. И вдруг я разглядел человека в плаще. Он сидел на корточках и делал пассы. Забытая книга валялась в ногах.
Воздух перед Тенью был пуст – ни силы, ни света, ни угрозы. Я скользнул дальше вправо, заходя сзади, тогда как он полез в пояс и подбросил горсть монет. Они со звоном заскакали по половицам, но не расплавились и не вспыхнули, как против Дегана.
Тень был не дурак. Сообразив, что глиммер бесполезен, он бросился к выходу. Я его не винил, так как сделал бы то же самое, окажись в темной комнате на пару с человеком, который вдруг погасил свет. Люди не гасят свет во время беседы, не имея известных планов на будущее.
Я встряхнул левой кистью, и в ладонь выпал кинжал. Я метнул его, не надеясь даже рукояткой попасть в темноте в бегущего человека, да еще бросая левой рукой. Но кинжал звякнул о стену и звучно упал на пол, а это было совершенно другое дело.
Читать бесплатно другие книги:
