Свой среди воров Хьюлик Дуглас

– Истинно так, – отозвался Йосеф. – Позволю себе заметить, что мне очень приятно видеть, как вы заходите отсюда.

Сколько лет пролетело с тех пор, как я входил в этот дом с парадного входа? Это было еще до смерти Нестора. После случившегося мне было неловко входить в его дом как положено, но и лезть через садовую стену сейчас не хотелось. Наверное, я впервые за долгое время пришел и постучал, потому что явился за одолжением, а не ради вынужденной сделки.

В вестибюле я осмотрелся. Мало что изменилось: та же напольная плитка, те же настенные мозаики, тот же сад в арочном проеме. Я был готов увидеть моего шурина Нестора выходящим из бокового коридора с полураскатанным свитком для беседы о его новейшем толковании периода Регентства. Я коротко улыбнулся этой мысли.

Такого замужества от Кристианы не ожидал никто. А может, именно поэтому они и поженились. Эксцентричного дворянина ничуть не заботило, что его супруга – бывшая куртизанка, а зять, как выяснилось, – преступник. Более того, он плюнул на придворный этикет, заявив, что породниться с «джентльменом из тени» – «очень мило». Кристиана почти неделю убеждала его не приглашать меня на свадьбу, тем паче придворную, ибо это стало бы катастрофой для них обоих. В конце концов уломала, но я уверен, что он отчасти жалел – уж очень хотел насладиться скандалом.

Я зевнул и запрокинул голову. Высоко на стене стоял Релескои, Ангел-хранитель семьи Нестора, изображенный мозаикой из камня, мрамора и хрусталя.

Релескои был высок, с традиционно иссиня-бледной кожей, золотистыми глазами и светлыми власами. И со шрамом на левой щеке, который означал, что художник, как и семья Нестора, следовал учению Ахадейской секты. Ее адепты полагали Ангелов не божественными, а сверхъестественными существами; скорее слугами Мертвых Богов, нежели собственно божествами. У ног Релескои традиционно примостились лиса и лев пустыни. Перед Ангелом парил его символ – посох, обернутый знаменем со священными письменами.

Я снова зевнул.

– Славно ты помог Нестору, – похвалил я Ангела.

– Релескои – один из Ангелов Осуждения, – сказала Кристиана. – Боюсь, что не в его власти защитить от интриг и яда.

Я вскинулся и увидел сестру в лучах дневного света под аркой. Она была в льняном утреннем платье, простом и бесцветном, без рукавов. Мешковатое одеяние перехватывал изящный серебряный пояс. Волосы были небрежно подколоты парой серебряных шпилек.

– Как кстати для убийцы Нестора, – заметил я.

Кристиана вздохнула и шагнула в тень вестибюля.

– Надеюсь, ты пришел не ради старых обвинений. Если с ними, то ты знаешь, где дверь. Или стена.

Я хотел сказать гадость, но сдержался. Ругаться из-за смерти Нестора не было смысла, тем более сейчас.

– По мою душу опять приходили, – сообщил я. – Другой Клинок – в смысле, наемный убийца.

Кристиана выгнула бровь:

– И ты не хочешь меня за это убить? Вот это новость!

– Все гораздо хуже, – заверил я ее и рассказал.

Когда я подошел к финалу, она уже сидела рядом со мной на скамье и смотрела перед собой.

– Значит, про нас узнал маг, – проговорила Кристиана таким голосом, что холодная каменная скамья показалась теплой и мягкой.

– Про нас? Святые Ангелы, Ана! При чем тут ты? Это меня пытаются убить, а не тебя!

– В моей ливрее и за моей подписью! – подхватила сестра и повернулась ко мне. – За тобой хвоста не было?

– Уважь меня хоть немного.

Она кивнула и снова уставилась в вестибюль.

– Если ты не понял, то да, я знаю, что они пытаются убить тебя. Но они воспользовались нашей связью, а потому это касается и меня.

– Косвенно, – возразил я.

– Я несказанно рада этому обстоятельству.

– Какого черта ты от меня хочешь, Ана? Я пришел предупредить – что я еще могу сделать?

– Для начала? Принести мне на блюде голову этого мага.

Я зло расхохотался:

– О, безусловно! Баронессе Сефаде не пристало терпеть неудобства! Я валял дурака, но теперь спохватился! – Я вскочил на ноги. – Попудрите нос, а я живенько свистну Кентов и прочешу город!

– Не паясничай. Я хочу, чтобы человека, который знает о нас, ликвидировали. Это значит, что я помогу. – Она протянула руку. – Давай сюда твои бумажки.

– Что?

– Я была куртизанкой и все еще вдовствующая баронесса, а потому, Дрот, кое-что понимаю в тайнописи.

Я молча смотрел на нее, не решаясь.

– Дрот, зачем ты пришел? – вздохнула Кристиана.

– Предупредить тебя. И поспать.

– Понятно, – кивнула она. – А когда ты в последний раз пользовался парадным входом?

– Я…

– Дрот, ты спишь на ходу. Одним Ангелам известно, сколько ты шлялся, а дома у тебя – джанийский маг и мертвое тело. Но, даже учитывая все эти необычные обстоятельства, я уверена, что ты не полез через стену не потому, что устал.

– Стена изрядно высокая…

Кристиана вскочила на ноги:

– Ну и ступай к черту! Артачься дальше…

Тут я не выдержал и начал смеяться.

Кристиана умолкла и уставилась на меня. Затем ухмыльнулась, как делала в одиннадцать лет. Приятно глазу.

– Сволочь! – сказала она.

– Проста, как прежде.

Я вытащил из кисета клочки. Сестренка или нет, она говорила дело – ей чаще приходилось возиться с шифрами, чем мне.

Кристиана почти небрежно взяла бумажки, но изменилась в лице, когда вгляделась. Она подняла их на свет, нахмурилась, повертела, после чего пошла к саду на солнце.

Я вернулся на скамью и уперся затылком в стену под ликом Релескои.

– Спорим, она не найдет ключ к шифру? – сказал я Ангелу.

Тот не ответил. Наверное, добрый знак.

Я прикрыл глаза.

И очнулся от того, что Кристиана пнула меня в ногу.

– Где ты это взял, черт тебя дери? – спросила она.

Я потер лицо, пытаясь проснуться. Дальше простого прихода в чувство дело не пошло.

– Что?

Кристиана помахала бумажками у меня перед носом.

– Вот это. Где ты их взял?

– Я ж сказал – нашел в вещах контрабандиста и предателя. А что?

– И это все, что ты можешь о них сказать?

Я посмотрел на бумажки, потом на сестру. Она была напряжена за двоих. Я начал наконец просыпаться.

– Что ты узнала?

– То, что ничего не узнала, – огрызнулась она, резко повернувшись и обдавав меня запахом духов. – Здесь нет ни шифра, ни тайнописи – ничего.

Я заметил, что комната изменилась, пока я спал. Принесли низкий стол, кресло и небольшой налой для чтения. На столе лежали книги – открытые и сложенные стопкой в углу. На налое покоились еще две, а также стояли свеча, несколько мисок и набор бутылочек и пузырьков. На сад в зеленой арке уже пала тень.

Значит, время перевалило за полдень. Я проспал не меньше двух часов.

– Это бессмыслица, – пожаловалась Кристиана, помахав бумажками. – Для шифра здесь мало последовательности. Нужно, чтобы текст напоминал письмо или хотя бы повторялись символы. Я проверила их в зеркале – вдруг это оборотный или частичный шифр. Бесполезно. И они совершенно не похожи друг на друга. Они вообще ни на какие буквы не похожи – значит, это не текст.

– Невидимые чернила? – предположил я.

– Испробовала четыре обычных реагента, – ответила Кристиана, махнув рукой в сторону стола.

– А если попробовать необычные?

– Они либо ядовитые, либо очень дорогие, либо то и другое.

Я подумал о зависшем в воздухе трупе убийцы.

– Возможно, для этих людей нет ничего «слишком дорогого» или «слишком опасного».

Кристиана пожала плечами:

– Хорошо, я могу и другие попробовать – потом. Но не думаю, что это поможет.

– Почему нет?

Кристиана подошла и наклонилась ко мне. Пахнуло мускатным орехом и мускусом с солоноватой примесью ее пота.

– Посмотри сюда. Видишь линию, где все каракули обрываются, не доходя до края? – сказала она, передавая мне клочок. – Это значит, что писавший что-то сделал с бумагой, когда писал. Что-то прервавшее или прекратившее письмо.

Она распрямилась и рассеянно провела рукой по выбившейся пряди.

– Если мы хотим разгадать шифр, нам нужно что-то сделать с этой бумагой. Физически.

Я долго смотрел на знаки, на окружавшие их линии с точками и на бритвенно-ровную белую полосу вдоль одного края, рассекавшую метки. Это напомнило мне что-то смутно знакомое. Но нет, догадка исчезала при первом касании.

– Ты ее складывала? – спросил я.

– Без счета. Некоторые знаки повторяются, но остальное все равно чушь.

Я снова прислонился к стене. Плечи взвыли, но я не стал слушать.

– Мы что-то упускаем, – пробормотал я. – Этим пользуется Круг, а не имперские шпионы. Если кто-то писал Ателю и Силосу, то вряд ли шифр сложнее послания.

Кристиана что-то проворчала и выпрямилась. Она отрешенно закусила нижнюю губу, наматывая на палец прядку волос.

Я посмотрел на Релескои.

– Мог бы забиться со мной, ничего бы не потерял, – буркнул я ему.

– Что? – вскинулась Кристиана.

– Ничего.

Я оттолкнулся, встал и подошел к столу.

– Те самые, другие реагенты для невидимых чернил, – произнес я, оборачиваясь к сестре. – Насколько они…

И застыл.

Она стояла и смотрела на меня, скрестив руки на груди. А прядка, которую она наматывала на палец, повисла за ухом и чуть закрутилась спиралькой.

– Волосы, – указал я.

Кристиана смущенно вскинула руку:

– Мои волосы? Дрот, что ты…

Я перевел взгляд на мозаику с Релескои – посох, вокруг вились священные письмена. Символ веры на кольцах пергамента.

Ну конечно.

– Я понял! – вскричал я, указывая на Ангела. – Посох. Твои волосы. И моя скверная привычка накручивать записки на палец. Как я сразу не догадался! – И я торжествующе потряс бумажкой. – Ее не надо складывать, подносить к зеркалу или просвечивать! – воскликнул я. – Ее нужно намотать на что-нибудь, и тогда линии совместятся и образуют буквы!

Кристиана широко распахнула глаза и ахнула:

– «Скитала»… Но… этим шифром уже веками никто не пользуется!

– Тем лучше, – возразил я. – Кто вспомнит такую древность? Тебе, например, и в голову не пришло.

Кристиана хмыкнула, но спорить не стала.

– Это здраво, – признала она. – Для этого всего-то и нужны палочки одинакового диаметра – обматываешь бумагу, а потом пишешь или читаешь. И каждому по уму. А у покойников не было палочки или жезла? Это должно быть что-то безобидное, что-то очень обыденное…

Я не обыскивал труп Силоса, зато Ателевы пожитки перетряхнул не раз и очень хорошо запомнил.

– Трубка, – назвал я. – У Ателя была трубка с длинным чубуком. У Силоса могла быть такая же.

– Ее у тебя, конечно, нет?

– Нет, – признал я. – Но я помню, как она выглядела.

И я принялся запихивать бумажки обратно в кисет.

– Если я прямо сейчас сгоняю на Пепельную улицу, то обойду полдюжины табачников, прежде чем…

– Ерунда, – отрезала Кристиана и хлопнула в ладоши. – Никуда ты не пойдешь. Я не собираюсь сидеть и ждать.

Йосеф вплыл в комнату, остановился на почтительном расстоянии и поклонился.

– Мне нужны курительные трубки, Йосеф, – повелела Кристиана. – Самых разных видов и размеров.

– Очень хорошо, мадам. Сколько табачников мне пригласить?

– Начнем с дюжины, а там посмотрим.

– Когда мадам желает их принять?

– Немедленно, Йосеф.

Дворецкий церемонно поклонился.

– Я сейчас же пошлю курьеров. Собрать их в верхнем зале?

Кристиана величественно кивнула.

– Да, пожалуй. И передай повару, чтобы сервировали нам с Дротом ранний ужин в саду.

Йосеф нижайше склонился в третий раз и поспешил прочь.

Кристиана развернулась ко мне и довольно улыбнулась:

– Вот так, милый братец, занимаются беготней баронессы.

16

Я ворвался к Балдезару, когда писцы уже захлопывали ставни и запирали двери. Старший писец шагнул вперед и заквохтал насчет того, что они закрываются. Я посмотрел на него как на докучливую муху. К лестнице я прорвался, оставив шлейф из растолканных тел и парящих бумаг. Перепрыгивая через две ступеньки, я добежал до кабинета и распахнул дверь.

Стол, пергаменты, книги, чернила и перья, но ни следа Балдезара.

Я развернулся, навалился на кованые перила и оглядел зал. К Балдезару я прибыл прямо от Кристианы. Стойкий недосып не красил ни моего лица, ни настроения.

– Где? – вопросил я.

В зале молчали. Я услышал, как на пол спикировал бумажный лист. Писец выронил пузырек с чернилами, и тот покатился по полу.

– Где ваш трижды проклятый хозяин?! – заорал я.

– Ушел.

Ликоннис стоял на пороге отдела палимпсестов, где чистили и готовили к повторному использованию пергаменты. Он закатал рукава, обнажив мохнатые ручищи. Фартук не спас его одеяние от мела и пемзы.

– Ушел – куда?

Ликоннис пожал плечами.

– Наверх! – скомандовал я. – Живо!

Я вернулся в кабинет Балдезара. Полки за столом полнились книгами и свитками; там же виднелись коробочки с перочинными ножами, точильные камни, ступки, пестики, необрезанные перья, раковины с красками и чернильные тряпки. Стол был пуст, если не считать строя закупоренных чернильниц.

Я зашел за стол и подергал ящики – заперто. Тогда я вытащил из кармана набор отмычек и принялся за дело.

На лестнице затопотали. Потом шаги зазвучали в комнате и оборвались перед столом. Я не взглянул.

– Что ты делаешь? – спросил Ликоннис.

– Не то, что надеялся, будь уверен, – отозвался я.

И почувствовал, как кончик отмычки нащупал язычок замка, но тот соскользнул. Снова поддел – и снова мимо. Не та головка, подумал я и стал искать другую.

Ликоннис вздохнул и уселся в тесное кресло против стола.

– В чем провинился господин Балдезар?

– Для начала – солгал, – произнес я, выбрав отмычку покривее и вставив ее заодно с тарированным ключом. – Он подделал письмо от моего… покровителя. Подставил меня. Возможно, даже послал ко мне Клинка.

Я ощутил, как отмычка скользнула мимо выемки и задела барабан, извлек ее и попробовал еще раз. Потом еще. Затем третий. Я повернул тарированный ключ, и запор щелкнул. Я выдвинул ящик.

Подняв глаза, я наткнулся на взгляд Ликонниса.

– Он подослал к тебе убийцу? – переспросил тот.

– Ну не цветы же.

– Но… он нанял… нанял…

– Возможно, – сказал я и уселся в кресло Балдезара. – А может быть, и нет. Вряд ли он мог позволить себе услуги людей, которые за мной охотились. Но он точно участвовал.

Я вынул бумажки из кисета с ахрами, потом достал из мешочка с травами трубку, которую мы с Кристианой приобрели у шестого по счету табачника.

– Ты знаешь шифр «скитала»? – спросил я, разложив их на столе.

Ликоннис кивнул.

– Ну так почитай.

Ликоннис обертывал трубку, развертывал и снова обертывал, пока я перерывал содержимое ящика. Мне не нужно было следить за Ликоннисом, чтобы понять, что он читает, благо я сам начитался достаточно, чтобы вызубрить текст.

Послание, добытое из сумки Ателя, было вполне откровенным. «Вор беспокоится, – гласило оно. – Обменяй имперскую реликвию на книгу. Придержи Носа, пока мы не разберемся. В Десяти Путях намечается новое дело, поторопись».

Неизвестно, с кем связался Атель, но было ясно, что он предпочел обменять реликвию на книгу, чем продавать ее мне. Я подозревал, что «вор» – это Ларриос. Очевидно, он потребовал платы раньше, чем они ожидали. Я не знал, собирались ли они рассчитаться с ним книгой или наличными, а книга была залогом, но, так или иначе, это повлекло за собой гибель Ателя и, похоже, Федима.

Почему Атель не признался в том, что перепродал книгу? Он или его хозяева боялись, что я отправлюсь на ее поиски? Почему за нее стоило умереть?

Или убить?

Послание Силосу писали в большей спешке: «Фальшак сказал, Нос замочил Ателя. Принял меры. Клинок принесет письмо и зачистит. Помогай».

Я не сомневался, что Фальшак это Балдезар, но хотел убедиться сам, а также выяснить, зачем понадобилось меня убивать.

В первом ящике хранился ворох подметных писем от каких-то мелких дворянчиков. И пригоршня фальшивых печатей. Я вытащил ящик, проверил его на предмет тайников и занялся вторым замком.

– Он сказал, что это упражнение, – проговорил Ликоннис, пока я нащупывал собачку.

– Что?

– Адресованное тебе письмо, – сказал Ликоннис. – Упражнение для меня. И урок для тебя.

Я перестал ковыряться в замке и глянул поверх стола. Ликоннис таращился на бумажки.

– Так это ты подделал письмо Кри… баронессы?

– «Хороший писец владеет множеством почерков», – процитировал Ликоннис. – Так учил нас господин Балдезар. Я не согласен с этим, но он мастер гильдии, а я – подмастерье. И если хочу стать мастером, то должен прислушиваться к его словам. Поэтому я время от времени делаю копии и подделываю документы.

– А тебя не удивило, что он велел подделать письмо, адресованное мне?

– Удивило.

– И?

– Он мастер гильдии, – на сей раз Ликоннис чуть не взмолился. – Он сказал, что это нужно, чтобы сбить с тебя спесь. Преподать урок. Поверь, я знать не знал, зачем это нужно! Будь мне известно, что он способен нанять… нанять…

– Я понял, – буркнул я. – Балдезар хотел прикрыть свою задницу и подставил тебя.

И я снова склонился над замком.

– А если бы план не сработал и я пришел разбираться, он указал бы на изъяны и заявил, что ни при чем.

И сдал бы Ликонниса, подберись я ближе. Я не сомневался, что, если бы до этого дошло, Балдезар выдал бы мне Ликонниса в состоянии, исключающем споры.

Второй замок поддался быстрее. Среди болванок для печатей и шелковых лент нашлись четыре чистые полоски бумаги, как у меня, и тонкая деревянная палочка. Под ней была пятая полоска со значками. Я намотал ее на палочку. Символы выстроились в четкие строчки.

Дрожащей рукой там было написано: «Слышал, вторая попытка провалилась. Нос подозревает меня. Я нуждаюсь в защите. Мне нужно…» Тут записка обрывалась. Либо Балдезар спешил и не дописал, либо кто-то его отвлек. А потом он исчез. Я надеялся на первую версию, потому что он был нужен живым.

– Передай своей гильдии, чтобы прислали нового мастера, – посоветовал я Ликоннису, поднимаясь.

Тот смотрел на бумажку, которую я снял с палочки и сунул в кисет с ахрами.

– Он мертв?

– Если нет, то будет, когда я с ним разберусь, – ответил я.

Я предупредил уличный люд, чтобы высматривали Балдезара, но без особой надежды на успех. Если писец не дурак, то он давно покинул город, а если нет, то был уже мертв или залег на дно. Так или иначе, он вряд ли станет расхаживать по улицам.

Оставались Десять Путей.

Келлз был прав: я должен не дать Никко начать войну или обязан хотя бы отсрочить побоище. Десять Путей стали лавиной, грозящей сойти и похоронить меня, если я не поберегусь. Теперь меня связывало с этим кордоном слишком многое, чреватое сплошной бедой. Быть Носом и без того опасно, а если клан пойдет на клан, то кто-нибудь воспользуется неразберихой и прикончит меня. Мстить и убирать свидетелей проще, когда по улицам течет кровь.

Я поспрашивал народ и выяснил, что Никко вернулся в Илдрекку. Я нашел его в любимом гимнастическом зале в восточной части кордона Каменной Арки. Никко в набедренной повязке обрабатывал в песочнице гору мускулов вдвое моложе себя. Я невольно отметил, что молодой соперник был и грязнее босса, и больше в крови. Меня это не удивило. Никко даже на тренировках не упускал случая применить подлый прием.

Я направился к арене, и в десяти шагах меня остановил Соленый Глаз. Это был плохой знак.

– Какого черта? – спросил я нависшего надо мной Руку.

– Он занят.

– И что? – отозвался я, безбожно бравируя.

Соленый Глаз заколебался. Он привык пропускать меня не глядя. Теперь не пускал и глядел – значит, мой статус изменился. Недавно, судя по замешательству.

– Пошел ты к гребаной матери! – предложил я и сунулся влево, но резко взял вправо.

Мне было слышно, как Глаз вертанулся и потопал следом. Я ускорил шаг, но не сильно, чтобы не потерять достоинства.

– Дрот, – проговорил Никко, не сводя глаз с противника, когда я приблизился к овальному ристалищу, – как мило с твоей стороны в кои веки прийти самому. Все в порядке, Соленый Глаз.

Я услышал, как тот остановился, постоял и потопал прочь.

– Я искал ночью, но тебя не было в городе, – сказал я.

– Слышал.

Никко сделал обманное движение снизу, потом резко распрямился и взял шею и плечо в замок. Не очень удачно, и противник стал беспрепятственно высвобождаться. Тут Никко наподдал ему коленом под дых так, что того подбросило. Когда парень грохнулся, Никко был уже тут как тут и успел пнуть песок, засыпав поверженному глаза.

Страницы: «« « ... 1011121314151617 » ... »»