Рождение Зоны Левицкий Андрей
– Нет. Приказано никого не впускать. Отправите груз на следующем шаттле.
– Зачем гонять его туда-сюда? Отвезите коробки в грузовой отсек, а я здесь постою.
Охранник согласился, с молчаливым недовольством уселся за руль и покатил погрузчик. Затем ящик грохнулся оземь – я припечатался макушкой, выдохнул с облегчением. Пронесло. Жужжание механического погрузчика начало отдаляться.
– Первый этап пройден, – думал Картограф и мысленно просил местных забытых богов помочь нам. Вспоминая Зону, как покинутого ребенка, он тосковал и одновременно мечтал о том, что здесь удастся построить новый мир.
Н-да, с коммуникатором вопрос не решен. Надо будет сказать Картографу, чтобы не забыл вывести аппарат из строя во время операции.
Стало не хватать воздуха, и я немного отодвинул крышку. Меня трясло от избытка адреналина, во рту пересохло. По ощущениям, в ангаре, кроме нас двоих, – никого, и это радовало. Долетали отголоски чужих мыслей, но что-то конкретное понять было сложно.
Вскоре пси-поток стал плотнее, я уловил тихое отчаянье телепатов, попытался до них дотянуться: получилось! Сразу же пришел ответ:
– Кто здесь? Свои?
Я послал свой мыслепортрет – меня чуть не прибило их радостью. Так, хорошо, они живы. А как остальные?
Ясно: в порядке, но деморализованы. Искра заболела воспалением легких. После того, как Канцлер получит генератор, все они погибнут. Успокоив телепатов, попросил описать помещение, где они находятся, и показать расстановку сил.
Телепаты обрадовались, что спасение близко, прислали нечитаемый сплав образов и чувств. Затем быстро исправились, и перед глазами развернулась картинка: пассажирский отсек «утюга», где мне доводилось путешествовать. Пилот в шлеме и синей униформе, штурман, два охранника, у всех защита от пси-воздействия.
Просторный ангар. Пленников держат в клетках, как диких зверей. Клетка – стальной куб, решетка только спереди. Телепаты отдельно, люди отдельно. У людей – ошейники с взрывчаткой. Стоит Канцлеру нажать на кнопку, и их разорвет.
Это плохо. Задача усложнилась. Остается надеяться, что Канцлер не будет никого убивать, пока не получит генератор.
Что в нашем ангаре, телепаты не знают.
Похоже, пора действовать. У нас есть десять минут, пока шаттл долетит до цели. Отодвинув крышку, я высунул голову, огляделся: никого. Вылез, постучался к Картографу, он покинул контейнер, и мы двинулись к овальному дверному проему, откуда бил яркий свет.
– Двое за пультом, двое сидят, – прошептал я ему на ухо. – Стреляем в них. Ты уничтожаешь рацию или что у вас там. Мои друзья в клетках, возле них еще четверо. У них ментальная защита. Не знаешь, что это?
– Артефакт. Носится на шее на шнурке. Побочка: когда человек его снимает, на некоторое время становится внушаемым.
– Ясно. Заложники, скорее всего, за этой стенкой. Когда я перестреляю экипаж, твоя задача, чтобы остальные враги не выбежали оттуда.
– Хорошо. Идем.
Все оказалось так, как поведали телепаты: двое «синих» управляют шаттлом, двое сидят, положив винтовки на колени. С облегчением я отметил, что среди них нет наших знакомцев, которые доставляли нас в Небесный город в первый раз.
Подав условный сигнал Картографу, я скользнул в пассажирское помещение, и в это время телепаты подняли рев, чтобы отвлечь тех, кто к ним приставлен.
Донеслось негодование Пригоршни, испуг Мая.
Не думать о них! Палец нажал на спусковой крючок – пилот ударился продырявленной башкой о монитор, второй даже повернуться не успел. Картограф снял тех, кто в салоне, метнулся к приборной панели и раздолбал переговорное устройство.
Я ушел с линии огня, прижался к стене возле дверного проема, откуда должны были появиться враги. Первого оглушил ударом приклада в висок. Второй выстрелил – я упал, сообразив, что стены – слабая защита.
Попросил телепатов «прислать мне картинку» с расположением врагов.
Ага, один за стеной, где я лежу, второй – за той, что напротив, третий имел неосторожность приблизиться к решетке, и его душит Пригоршня. Май пытается дотянуться до валяющегося неподалеку гаусс-ружья.
– Это Химик, я знаю! – думал Пригоршня . – Сдохни, сдохни, тварь!
Из мыслей телепатов я узнал, что боец справа бросился освобождать товарища из горячих объятий Никиты. Вот он, момент истины! Второй уже собрался высовываться, но я выкатился из убежища и выстрелил – он упал.
Второго я снял, когда он разворачивался с поднятым ружьем.
– Все! – крикнул я Картографу. – Чисто!
– Через пять минут посадка, – сказал он. – Нас будут ждать.
– Химик! – взревел Пригоршня.
Придушенная жертва уже отрубилась, но еще была жива.
Изможденная Искра, лежащая на коленях Мая, приподнялась на локтях и улыбнулась. Телепаты ликовали так, что я ментально оглох, скалили хищные морды.
– Отпусти гвардейца! – скомандовал я. – Он живой нужен.
«Синий» рухнул мешком картошки. Я нащупал пульс на аорте. План, гениальный в своей простоте, пришел мне в голову еще раньше. Теперь телепаты его одобрили и пообещали поучаствовать.
– Картограф! Надо снять с него арт, защищающий от пси-воздействия. Где он?
– На шее, на шнурке, – отозвался он.
Отогнув воротник синей формы, я дернул шнурок, швырнул в сторону артефакт, похожий на баранку. То же проделал с оглушенным конвойным. Все, теперь телепаты возьмут их под контроль, едва они очнутся.
– Нам нужно захватить кого-то из военных, которые будут нас встречать. Так же снять защиту, чтоб он провел нас к Канцлеру. Для этого следует замаскироваться.
Я принялся раздевать оглушенного, чтобы облачиться в его одежду. Картограф метнулся к клетке с заложниками, но остановился в недоумении: не понимал, как ее открыть.
Телепаты не вызывали у него ненависти и отвращения, и это радовало. Повертев головой, он бросился к придушенному, быстро раздел его. Слава богу, форма подошла и мне, и Картографу.
– Две минуты до сближения, – проговорил он, надевая шлем.
Я тоже закрыл лицо забралом из темного стекла.
Телепатам надоело сидеть в клетке, и они пытались привести в чувство придушенного. Протяжно застонав, он сел, обвел нас мутным взором.
Предатели. Казнить всех. Всех на переработку. Не могу шевелиться. Я порабощен. Убить себя! Убить! Нечисть не пройдет! Не хочу выпускать нечисть! Ноги, куда?! Руки, не сметь, не сметь!!!
Против собственной воли он достал из кармана одного из погибших товарищей пульт, и на клетках щелкнули замки. Пригоршня ударил решетчатую дверь ногой, бросился ко мне, подергал свой стальной ошейник с красной кнопкой и пожаловался:
– Такой вот у меня джихад, – перевел взгляд на Картографа и сказал: – О, теперь уверен, все будет в порядке.
– Ничё, выкрутимся.
– Я уж постараюсь, – он поднял гаусс-винтовку одного их трупов.
Май взял себе такую же. Вторую протянул Искре.
Я быстро заговорил через шлем:
– План такой: мы заманиваем конвойных, срываем с них арты, телепаты берут людей под контроль. Пригоршня и остальные в игру вступают только после того, как мы начнем стрелять. Сначала ваша задача – не отсвечивать. Далее действуем по обстоятельствам. Когда перебьем охрану, пленные отведут нас к Канцлеру.
– А взрывчатка? – Пригоршня потер шею.
– Канцлер не будет тебя убивать, ему нужен генератор.
– Хорошо, а дальше что делаем?
Качнулся, приземлившись, шаттл, и Картограф метнулся к приборам, чтобы впустить конвойных.
– Действуем по обстоятельствам, – крикнул я и, опьяненный азартом вооружившихся телепатов, зашагал к выходу. – Тела уберите! Быстро! Картограф, приглуши освещение, чтоб не было видно крови.
Я встал у люка, удерживая винтовку небрежно, стволом вниз. Мысли гвардейцев прочесть было невозможно, и я абстрагировался, чтобы волнующиеся телепаты мне не мешали.
Люк распахнулся полностью. У трапа стояло семь человек – всего-то, я думал – больше будет. Один из них примороженно улыбнулся:
– Долгого лета! Слава Канцлеру! – и вскинул руку.
Военные были в темно-синей форме без вставок: строгий китель, черный пояс, черные брюки – скорее всего, нас встречали особы, приближенные к Канцлеру. Зеркальные забрала шлемов не позволяли разглядеть их лиц.
– Слава Канцлеру! – отозвался я и сделал приглашающий жест. – Проходите.
Наверное, что-то в моей речи насторожило встречающих – приветствовавший меня напрягся и подался вперед, держа гаусс-ружье у бедра. С близкого расстояния не промахнется.
– Все по плану, – ответил он, – выгружайте. Где командир?
Ясно. Он знает командира по голосу.
– Там, – я мотнул головой, – готовит груз.
Пока болтали, можно было осмотреть помещение: шаттл стоял в большом ангаре без окон, видимо, влетел в люк, который уже закрылся. В противоположной от меня стене была дверь – единственная, так что понятно, куда идти. Военные стояли полукругом. Начни я стрелять – меня положили бы на месте.
– У нас трудности возникли, – доверительно сообщил я, изображая идиота, – один чужак выходить отказывается. Вот, уговариваем. Поможешь?
Он уже сделал шаг в мою сторону, и тут военного осенило:
– А ты кто? Не узнаю тебя. Назовись.
Приплыли.
– Да ты чего? – я сделал вид, что обиделся, и отступил поглубже в салон. Надеюсь, Картограф сообразит закрыть люк, если начнется пальба. – Как – не узнаешь?!
Военный надавил на спусковой крючок, но я был готов и успел выстрелить первым, прицелился во второго – и снова выстрелил, пока они не поняли, что происходит.
Спрыгнул вниз. Железный пол больно бьет по пяткам… перекатиться, снова выстрелить, почти не целясь… Третий готов! В меня стреляют – упасть, кувыркнуться через плечо вперед, уйти в сторону. Наши палят из люка. Спрыгнувший Пригоршня скалится:
– Не ждали?! За ВДВ, мать его перемать!!!
Падает четвертый военный. До них дошло, что случилось, они отходят, ведут огонь. Работают слаженно. Вооруженные манипуляторы присоединяются к нам, а следом из шаттла выпрыгивает Картограф – очень эффектно.
Может быть, его не узнают, по крайней мере, появление народного героя ничего не меняет.
Трое оставшихся военных понимают, что численное преимущество на нашей стороне, но сдаваться не собираются. Хорошо бы не успели сообщить о происходящем. Пригоршня прячется за шаттлом и стреляет из укрытия.
– Одного оставьте! – командует Картограф.
Укрыться военным негде, но они отчаянно огрызаются…
Потом упал Сизый. Я надеялся, что манипулятор просто ранен… но из-под него на железном полу расползалась темная лужа крови.
– Сдавайтесь! – крикнул Картограф. – Тогда оставим в живых!
Противник не ответил. Май не обнаруживал себя, укрывшись в шаттле, но теперь выстрелил два раза в того военного, что стоял левее – и горожан осталось двое. Они отступили к двери. Один стрелял в нашу сторону, заставляя залечь, второй возился с замком, набирал код.
– Сдавайтесь! – повторил Картограф.
Нас с ними разделяло метров десять.
Пригоршня, внезапно покинув укрытие, кинулся к военным: прыжок, кувырок, перекат, выстрел над головами – в двери образовалась дыра. Один из «синих» выстрелил, но Никита ушел с линии огня. Второй раз нажать на спусковой крючок гвардеец не успел: я жахнул ему в ногу.
Оставшееся расстояние Пригоршня преодолел в несколько прыжков, ухватил за ствол ружье врага, который возился с дверью, дернул вверх и восходящим ударом ноги пробил военного в пах. Тот замычал, выпустил винтовку и сложился пополам. Вооруженный человек часто забывает, что у него есть ноги, и не пользуется ими. Попробуй отобрать пушку – будет держать, и делай с ним, что хочешь. Например, по яйцам бей – никто этого не ожидает. Раненого Никита, бросив оружие, схватил за плечо и рванул на себя, одновременно ударив коленом в живот. Удар пришелся в «солнышко», и противник обмяк.
– Все, – сообщил напарник с деланой небрежностью. – Делов-то.
Он казался довольным и спокойным, будто не было смертоносного ошейника. Я кинулся к Сизому – около него уже стояли, опустив головы, Длинный, Рыжий, и суетилась Искра, пытаясь делать непрямой массаж сердца. При каждом нажатии на грудную клетку изо рта Сизого вытекала струйка крови. Его открытые глаза смотрели в пустоту.
Я на миг расслабился, и меня накрыло волной скорби – телепаты оплакивали смерть товарища. Ощущение было, будто отрезали кусок души, и разверзшаяся черная дыра поглощает мир.
Пригоршня возился с пленными, срывал с них защитные артефакты.
Чтобы не думать о гибели Сизого, я решил заняться делом и тоже обыскать пленных. Под куртками на шнурках я обнаружил незнакомые арты – кристаллы, похожие на аметист.
– Что это, не знаешь? – спросил я у Картографа.
– Знаю, – он помрачнел. – Мы называли его «преданность». Есть маленькие, дочерние. И есть один сильный, у хозяина. Те, кто носят маленькие, всецело преданы хозяину, и подумать не смеют о том, чтобы снять артефакт. Кажется, я знаю, кто их подчинил.
– Канцлер.
– Больше некому. Ну что же, это упрощает дело. Легче будет его убить. «Преданности» не так много, семь человек мы положили, не думаю, что с Канцлером осталось больше пятерых. А с пятерыми мы справимся.
Искра перетянула шарфом ногу раненого гвардейца (заряд прошел вскользь и не повредил кость). Его уже взяли под контроль телепаты, и он не сопротивлялся, лишь молча страдал.
– Заприте его в шаттле, – распорядился я.
Пока Май и Пригоршня выполняли приказ, телепаты поставили второго подконтрольного на ноги. Узколицый молодой мужчина пялился на них, и в глазах его плескалось отчаянье, по щекам катились слезы – телепаты транслировали ему свою боль.
– Прекратите, – велел я, поморщившись, и они послушались.
Повинуясь их воле, пленный ввел код, и дверь поехала вверх, открывая проход в узкую кишку коридора со встроенными в потолок люминесцентными лампами.
Сведения, извлеченные из сознания гвардейца, телепаты передали мне, а я поделился с остальными:
– Сейчас мы идем в личный кабинет Канцлера. Охрана – четыре человека. Где пульт, отключающий взрывчатку, пленный не знает.
– Какова вероятность того, что кто-то нам встретится? – спросил Картограф.
– Небольшая. Нас не ждут, и это дает преимущества. Мы пойдем ходами, недоступными простым смертным: Канцлер не очень доверяет подданным.
Гвардеец с винтовкой наготове двинулся вперед, за ним шагал Картограф, следом – мы с Пригоршней, Май, Искра. Телепаты замыкали.
Им не были чужды человеческие эмоции, и они желали Канцлеру мучительной смерти, а я успокаивал их, что еще не время, он больше пригодится нам живым.
– Вряд ли Канцлер все время носит пульт от ошейника при себе, – вполголоса рассуждал я. – Потому следует напасть внезапно, желательно взять его живым, разоружить, снять с него артефакт, а потом с помощью телепатов он сделает все за нас. Например, провозгласит Картографа своим преемником и публично покается во всех преступлениях. Тогда не будет восстания, и удастся сохранить сотни жизней.
Все меня мысленно поддержали, кроме Картографа: он возмутился, что у руля не встанет никогда, потому что терпеть не может власть с вытекающей ответственностью. Подумав, он все-таки согласился помочь с единственным условием, что со временем передаст должность достойнейшему.
Шли минут пять. Потом поднимались на прозрачном лифте. За стеклом был такой же небоскреб, только не черный, а стальной, напоминающий гигантский меч. Мелькали лифты с человеческими силуэтами – детали ускользали из-за бушующей пурги и потеков тающего снега. Внизу, на площади, работали снегоуборочные машины.
Наконец лифт прибыл в стеклянный купол, где было прохладно. Оттуда спустились по лестнице, свернули в коридор-кишку.
Пленный остановился напротив одной из стальных дверей с панелью в форме руки – мы прибыли на место. Я прижался к стене с одной стороны, Пригоршня – с другой, остальные тоже столпились у стены, чтоб не отсвечивать.
Телепаты заставили подопытного приложить руку к панели, она вспыхнула, гвардеец шагнул вперед – умный прибор просканировал его сетчатку, и из динамика донесся недовольный голос Канцлера:
– Доложи причину своего визита.
Вот так, значит. Никто не собирается впускать простого гвардейца! Я передал телепатам команду, они вложили ее в разум подконтрольного, и он заговорил:
– Нашим отрядом задержан диверсант, проникший на шаттл. Устройство связи повреждено, и мы не смогли доложить сразу. Диверсант утверждает, что у него генератор.
Замигал красный огонек, и дверь поползла вверх. Подконтрольный шагнул в кабинет, и она начала опускаться, но Картограф жахнул из винтовки по механизму – дверь заклинило.
Прежде, чем подконтрольного гвардейца расстреляли, я успел разглядеть просторный кабинет: массивный стол черного дерева, несколько кресел. Двое охранников стояло по углам комнаты позади стола, другие, видимо, жались по обе стороны двери.
Пригоршня выглянул и снял охранника, что пытался перебежать из угла комнаты напротив двери – гвардеец растянулся на полу. Осталось трое плюс Канцлер. Отсюда мы не видели, где они: просматривался лишь участок стены, угол, половина стола и нижняя часть тела мертвого гвардейца.
– Аймир, сдавайся. Я вернулся, и на этот раз нас больше. Генератор у меня. К чему лишние жертвы?
Картограф решил пока нас не «светить» – пусть Канцлер думает, что с ним сводит счеты старый враг. Тогда есть шанс, что он не использует жизнь Пригоршни как козырь.
– Народ уже знает, что я вернулся. Как раз сейчас людям рассказывают, что ты хочешь их погубить в угоду тщеславию. Тебя ждут неприятные сюрпризы, давай не делать глупостей. Если сдашься, обещаю, что тебя пощадят.
В ответ – молчание. Враги пока не стреляли, но и мы не спешили. Пригоршня кивнул на дверной проем, и в его голове промелькнул простой и смелый, как сам напарник, план штурма. Очень быстро обдумав его, я махнул рукой – мол, пошел!
Никита тут же кувыркнулся через голову, но не вперед, а по диагонали, уходя с линии огня, выстрелил во второго охранника у двери и прыгнул в сторону: в полу, где он только что был, появилась дымящаяся дыра.
Шагнув через порог, я снял охранника слева, прицелился в того, что в углу, но он залег. Тогда я бросился к стене, поводя стволом перед собой, и тут меня толкнуло в плечо, швырнуло на стену – перед глазами заплясали круги, и я понял, откуда стреляли: из-за стола, где спрятался Канцлер. Уцелевший охранник забился в угол комнаты между шкафом и стеной и оттуда пытался прицелиться в меня, я выстрелил, но раненая рука слушалась плохо, и заряд разворотил стену.
– Прикрой! – взревел Пригоршня, прыгнул через стол.
Секундное промедление, и он вытащил Канцлера, приставив нож к его горлу, развернул его к охраннику:
– Брось оружие!
Гвардеец послушался, положил на пол винтовку, толкнул ко мне.
В пальцах Канцлер сжимал металлическую пластину и хрипел, придушенный:
– Отпусти меня или мы взлетим на воздух.
– Что ж, полетаем, – проговорил Пригоршня и локтевым сгибом сдавил шею Канцлера сильнее: – Страшно, да? Привык за чужие спины прятаться, а смерть-то вот она! Ну, сделай большой бух! Мне не страшно.
Никита лгал и хорохорился, а на самом деле сердце его заходилось в бешеном ритме, а ладони потели: он любил жизнь. Улучив момент, он ударил Канцлера по руке – пластина со звоном заскользила по полу, остановилась у моих ног.
– Не трогай! – распорядился Картограф и поднял ее, зажав двумя пальцами с боков. – Непонятно, как она работает.
Картограф зашагал к Канцлеру. Оборвав пуговицы, распахнул на нем китель, сдернул артефакты, швырнул в угол комнаты, и я прочел в голове свергнутого правителя: сюда мчит целая рота – он успел нажать кнопку тревоги, что крепится снизу к крышке стола.
Когда в комнату сунулись оскаленные телепаты, он начал путать мысли и улыбнулся:
– Вероятно, мы плохо друг друга поняли…
– Валим отсюда, – прохрипел я, вставая. – Сюда спешат вояки, вряд ли мы договоримся с ними.
Крови из меня натекла целая лужа, хотя я старательно зажимал рану. Кружилась голова. Искра стала перетягивать руку шарфом – я не сопротивлялся. Наблюдал, как телепаты, улыбаясь, шагали к Канцлеру, которого Пригоршня держал за горло.
Правитель корчился, ментально сражался с манипуляторами, путал мысли, старался отвлечься, но ничего у него не получалось: чужаки сильнее. В конце концов он обмяк и непонимающе уставился перед собой. Пригоршня отпустил его. Повинуясь воле телепатов, Канцлер занял место за столом.
Переживая за Пригоршню, я не заметил, как Май снял с гвардейца артефакты и тот, быстро порабощенный телепатами, перетаптывался на месте.
– Картограф, встань рядом с ним.
Я понимал, что будет дальше: Канцлер скажет, что герой вернулся и помог отбить атаку террористов. Телепаты уже спрятались, чтобы не смущать людей – горожан нужно подготовить к контакту. Дальше все по плану: публичное покаянье перед народом, установка генератора и дружественный визит в Столицу.
– Надеюсь, все не успеет вымерзнуть, – проговорил Картограф, положил руку на плечо Канцлера. – Все-таки мне интересно, чего он добивался?
Телепаты передали мне намерение правителя, и я его озвучил:
– Он хотел дождаться, когда манипуляторы умрут от холода, а потом наведаться в Столицу и запустить установки климат-контроля.
– Чудовище! – воскликнула Искра. – Он же просто чудовище, которое правило людьми! А то, что мы в лесу замерзаем и умираем – не считается?!
– Деревенскими он решил пожертвовать ради великой цели, – развел руками я, поморщился от боли в плече и мысленно попросил телепатов узнать, как снять с Пригоршни взрывчатку.
Оказалось, Канцлер не ожидал, что мы наведаемся в гости, и до последнего не догадывался, кто это его осчастливил своим визитом, потому не успел взять пульт с полки шкафа, а пластина была обманкой. Я встал на цыпочки, заметил плоскую штуковину, похожую на пластиковую карточку, взял ее левой рукой. И что с ней делать?
Картограф будто прочел мои мысли, шагнул к Пригоршне и сунул пластину в незаметный разъем на ошейнике – загорелась красная лампочка, замигала и тотчас погасла. Ошейник щелкнул, расстегиваясь – Пригоршня зажмурился, закусив губу. Он подумал, что ничего не получилось, и сейчас ему оторвет голову.
Сообразив, что опасности нет, выдохнул со свистом – как паровоз просигналил, – сорвал ошейник и злобно уставился на Канцлера.
В коридоре затопали, и напарник отступил поближе к нам. Май и осунувшаяся, больная Искра тоже встали возле Канцлера, чтобы при необходимости им прикрыться.
Воображение нарисовало фотографа возле двери. Забавный получился бы снимок, судьбоносный, «Мы и Канцлер» называется.
Когда штурмовики приблизились к двери, Канцлер распорядился:
– Не стреляйте. Это друзья, они помогли мне.
Вояки в синей униформе нерешительно столпились у порога. Их взгляды перебегали с Канцлера на Картографа и обратно.
– Он вернулся, – проговорил правитель. – И он знает, как остановить зиму. Подготовьте большой зал для пресс-конференции. Пусть все люди услышат меня. И еще. Сельчан, замерзающих под стенами заставы, доставить в город. Теперь места хватит всем.
Нас с Искрой отвели в медицинский отсек. Девушку поместили в палату под стальной колпак, а меня доставили в манипуляционную.
Две женщины в бледно-голубом, обрабатывая мне рану, смотрели на монитор, откуда вещал Канцлер. Его выступление выглядело убедительным, а когда он сказал, что есть установки климат-контроля, медсестры забыли обо мне, обнялись и рассмеялись.
Признание Канцлера, что он лгал, убивал и предавал своих граждан, заставило их остолбенеть.
Спохватившись, русая медсестра помоложе залила мою рану железистой массой и замотала бинтом, а ее чернявая напарница уставилась в монитор с обожанием: слово взял Картограф.
Не нужно было использовать «миелофон», чтобы представить всеобщее ликование, охватившее город.
Получив медицинскую помощь, я покинул санчасть. Мне не хотелось задерживаться здесь, этот холодный мир надоел до чертиков.
В стеклянном тоннеле, уже изрядно засыпанном снегом, меня ждал Пригоршня. Картограф занимался более важными делами и забыл, что нам надо домой. Куда идти, мы понятия не имели, и потому не спешили: в лабиринтах Небесного города запросто можно заблудиться.
Над выходом из санчасти затрещали динамики, и неизвестный оратор бодрым голосом отчитался перед горожанами, что решено взять в город всех деревенских жителей, которые пришли на заставу. А еще прямо сейчас собирают отряд, чтобы выдвинуться в Столицу. Оратор просил немного потерпеть и обещал в лучшем случае через неделю теплую летнюю погоду, ясное небо и жаркое солнце.
Когда он смолк, из санчасти выскочила русоволосая медсестра:
– Вы еще тут? Не уходите, сейчас за вами придут.
«За вами придут» мне не понравилось, но я надеялся, что ничего плохого с нами теперь не случится.
Минут через пять прибежал наш старый знакомый Ильбар, тряхнул белыми бакенбардами, отдышался и сообщил:
– Картограф вас ждет. Идемте за мной.
Пригоршня, почесав макушку, заявил:
– Надо с Искоркой проститься, неправильно это, просто исчезнуть, – и рванул обратно в санчасть.
– Молодежь! – ухмыльнулся я и обратился к Ильбару: – Подожди нас, мы быстро.
Когда переступил порог палаты, Искра висела на Пригоршне, зажмурившись. Красный нос и дрожащие губы намекали на то, что она готова разреветься. Никита растерянно поглаживал ее по спине и косился на меня. Пришлось его спасать:
– Ильбар ждет. Искра, извини, но нам пора. Освобождай Никиту, он достаточно был в заложниках.
Девушка отпрянула, посмотрела с тоской. И спросила:
– Вы ведь вернетесь, да?
– Постараемся, – улыбнулся напарник. – Но у вас тут теперь и без нас будет хорошо.
Ильбар повел нас по бесконечным коридорам. Он фонтанировал радостью, негодовал, что Канцлер оказался подлецом, удивлялся разумности нечисти и намекал, что мне нужно поехать с ними в Столицу, ведь, кроме меня, телепатов никто не понимает.
Мы с Пригоршней дружно отнекивались, мы по Зоне соскучились.
Ильбар привел нас в кабинет Канцлера, где Картограф давал распоряжения человеку в синем кителе, а тот покорно кивал. Спровадив его, Картограф перевел взгляд на нас, и я взял быка за рога:
– Домой нас отправь, а? И куда ты подевал телепатов?
– Вон они, скрываются, – он ткнул пальцем в угол комнаты.
Пространство возле шкафа подернулось рябью, и миру явились Длинный и Рыжий. Пришлось снова воспользоваться «миелофоном».
Телепаты радовались, что им удалось добиться своего, и новый хороший человек все сделает правильно.
– Картограф, – я шагнул к нему и протянул лежащий на ладони «миелофон». – Мы хотим вернуться. Дом есть дом. Держи, артефакт позволит тебе слышать мысли.
Манипуляторы выразили сожаление и подумали, что со мной было приятно сотрудничать. Я ответил: «Ничего, Картограф не хуже. Передав этот артефакт, я перестану вас понимать. Прощайте».
Картограф взял «миелофон» и с минуту молча смотрел на телепатов. Потом кивнул им, протянул артефакт изнемогающему от нетерпения Ильбару, который жаждал вступить в контакт с чуждой расой.
– Мне бы хотелось, чтобы вы остались, но заставлять вас я, конечно, не могу, – проговорил Картограф устало. – Теперь у нас появилась надежда, и… В общем, пошли, провожу в телепорт.
Эпилог
Ночь. Погасла линия заката. Шелестит камыш у пруда. Белая грудь тумана над озером поднимается и опадает. Шлепает по болоту упырь, замирает возле «молнии» – аномалия почуяла его и едва слышно затрещала, помигивая синеватыми разрядами. Перешептываются березы у болота. Протяжно, на одной ноте, стонет ночная птица. А может, не птица – метаморф, создание ленивое, но опасное. Он поджидает неосторожного путника, замаскировавшись под кочку или пень, кричит птицей, чтобы сбить с толку. Стоит жертве расслабиться, и мутант прыгнет, смыкая капканы челюстей.
Кто-то бродит во тьме, принюхиваясь и прислушиваясь, вздыхают аномалии, а в центре Зоны зарождается Выброс, но до него еще далеко – целая ночь.
По лугу, то и дело оглядываясь, бредут два сталкера, лучи фонариков прорезают мглу. Пригоршня часто останавливается, с ухмылкой вдыхает воздух полной грудью – никак не надышится.
Химик поглядывает на него не без скепсиса.
– Что, давно Зоны не нюхал? Ничего, тут болота рядом, сейчас упырь тебе напомнит…
Плещет рыба в пруду, и Пригоршня, вскинув «калашников», целится в пустоту. Ощутив чей-то взгляд, Химик напрягается, задирает голову. И понимает – это тысячеглазый зверь ночного неба глядит на него пристально и внимательно, подмигивая звездами.
Химик хмурится, тихо вздыхает, и они с Пригоршней идут дальше. Завтра все будет, как прежде: будут враги и друзья, заговоры, артефакты, аномалии, новые тайны. И эти двое пройдут выпавшие на их долю все испытания, чтобы навсегда остаться в Зоне – Мире Сталкеров.