Рождение Зоны Левицкий Андрей
– Вы узнали его? – Канцлер встал, сохраняя беспристрастный вид.
Ильбар, напротив, просиял и заходил взад-вперед по залу, эхо шагов заметалось по помещению.
– Узнал. Легендарная личность, – кивнул я. – Но в телепорте, попавшем в наш мир, где мы нашли Зерно, то есть преобразователь, не было ни людей, ни подозрительных приборов. Значит, Картограф унес генератор с собой, как и многое другое.
– Предположительно он был не один, – сказал Ильбар, протянул мне распечатку. – С ним ушел Доктор.
Я вгляделся в знакомое лицо.
– Это же Болотный Доктор! – проговорил Пригоршня. – Дела-а-а.
Теперь понятно, почему они с Картографом держатся обособленно. А сталкеры списывали их таинственность на аномалии и излучение. Выходит, они сами породили Зону и знают, как пользоваться ее благами. Отсюда и странное отношение к людям: иномирцы, что с них возьмешь?
Радость аборигенов сменилась апатией, промелькнули мысли о том, что все равно нет преобразователя, и вернуться за Картографом проблематично.
– Где достать преобразователь? – поинтересовался я. – Они еще есть в Столице?
Ильбар сел напротив Пригоршни, наклонился над столом:
– Да, но там кишит нечисть и генерирует защитное поле… Они умеют обращаться с пси-энергией, в отличие от нас. Вы и близко не подойдете к их логову.
– Но Картографу… или как его по-вашему… удалось, значит, и у нас получится.
– Он два года искал предмет, рожденный Жизнью, который защитил бы его от воздействия нечисти.
– Это ты про артефакты? – вскинул бровь Никита.
– Да, продолжайте, – подтвердил я.
– У вас нет такого предмета… – продолжил Ильбар.
Не сдержавшись, я посмел перебить его:
– Есть. У нас еще и не такое есть – как, по-вашему, мы отразили нашествие орды?
Канцлер мне поверил, Ильбар сомневался и кусал губу.
– Это хорошо. Очень хорошо, – сказал он. – На самом деле то, что Небесный город опускается, – не самое страшное. Самое ужасное, что лета в этом году не будет. Идемте со мной, я кое-что вам покажу.
Мы последовали за ним к колоннам, к возвышению, похожему на подставку для трибуны, встали на него и на лифте поднялись к стеклянному потолку. Оказывается, он был немного скошен, и отсюда просматривалась часть долины, откуда мы пришли.
Уже стемнело, но на горизонте, полыхая белесыми молниями, висела льдистая мгла.
– Видите?
Пригоршня свел брови у переносицы и спросил:
– Что это?
– Ледяной фронт. Буря, которая была недавно, – мелочи, отголосок большой беды. На нас надвигается ледяной фронт. Еще неделя-полторы – и землю скуют морозы, с севера наползут льды. Будет холод и голод, мы все погибнем. Жители деревни умрут первыми. Если у нас не будет генератора, мы чуть позже тоже замерзнем. Мир перестанет существовать, будут только вечные льды, и неизвестно, когда наступит следующее лето, – он вздохнул. – А когда наступит, мы его не увидим.
Май и Искра не ошиблись в прогнозах.
– А если генератор будет? – поинтересовался я, пытаясь сохранить спокойствие.
– Тогда, возможно, молодые и сильные выживут.
Вспомнилась Апрелия, ее поцелуй на прощанье и улыбка.
– Вы ведь заберете сюда людей? Тех, из леса? – спросил я.
– Если будет, куда забирать, – Ильбар топнул дважды, и лифт поехал вниз.
Я знал, что ученый муж лжет. Не станут они никого спасать, им дорог комфорт и сбалансированная система. Если придут деревенские, кому-то из горожан не хватит еды.
Спустившись, я взял Пригоршню под руку и повел в сторону, сказав Канцлеру:
– Извините, мы посовещаемся.
– Что тут совещаться? – возмутился напарник и добавил шепотом: – Типа, у нас есть выбор. Да и людей жалко. Мы поможем им, они – нам, все честно.
– Они не хотят помогать деревенским, – прошипел я. – Надо продавливать.
– Мы выделим вам в помощь отряд, – громогласно объявил Канцлер. – Вы везучие. Или это мы везучие? Ведь шанс попасть сюда у вас был один к ста.
– У нас одно условие, – проговорил я. – Вы возьмете деревенских в город. В конце концов, они поставляют вам продовольствие, без них вы с голоду умрете.
Сначала Канцлер мысленно возмутился, потом серьезно задумался над моим предложением. Он надеялся, что деревенские выкрутятся сами. Да, некоторые умрут, но кто-то да останется. В конце концов, женщины новых нарожают. Проанализировал свою мысль и пришел к выводу, что выгоднее часть деревенских забрать. Конечно, не всех. Все попросту не поместятся в Небесном городе.
– Хорошо. Сто молодых мужчин и женщин, плюс старейшины.
Пригоршня вскинул брови:
– А как же дети?
– Хорошо, и они тоже, – солгал Канцлер, а подумал о том, что дети – лишние рты, пользы от них никакой. У старейшин же, хоть как рабочая сила они бесполезны, – знания. Когда закончится год зимы, молодежь начнет размножаться, и все вернется на круги своя.
Воображение нарисовало грядущую трагедию: матери, оставшиеся умирать вместе с детьми, дети, отказывающиеся бросать родителей. В итоге в город пойдут не самые лучшие, а наиболее беспринципные. Охватила бессильная злость. Ничего изменить нельзя, мы не боги. Хорошо, если хоть этих двести человек удастся спасти. И надо постараться, чтобы среди них были Апрелия и Май с Искрой.
– По рукам, – согласился я. – Вы нам – людей, мы вам – преобразователи. Ну, и себе тоже. С их помощью возвращаемся в Зону, находим генератор.
Искоса я поглядывал на правителей Небесного города. Мысли их прочесть не удалось, но было ясно: они нам не доверяют. И правильно делают, если разобраться – на нашем месте они умотали бы домой и имели в виду обещания и генератор. Найти Картографа, который его спрятал, – отдельный, кстати, квест.
– Слушайте, а может, еще один генератор в столице завалялся? – с надеждой спросил Пригоршня. – Ну, или два.
– Это было бы прекрасно, – согласился Ильбар. – Но… вряд ли. Так вы согласны?
– Да, – кивнул я. – Собирайте отряд. Чем раньше выйдем, тем лучше. И покажите нам, как выглядит генератор. Еще, может, что-то надо? Мы все равно по Столице будем шастать, нам несложно взять, а вам пригодится.
Ильбар включил встроенный в стену монитор, поводил пальцем по экрану и вывел 3D-изображение округлой штуковины, похожей на ракету. Серебристая полоса делила «ракету» на верхнюю черную и нижнюю белую половину. Внизу от генератора отходили провода, в основании было три круглых разъема.
– Весит три с половиной килограмма, – уточнил Ильбар. – Любит бережное отношение.
– А как оно работает? – не удержался я. – Что генерирует? Трудно представить, как трехкилограммовая вещь удерживает в воздухе Небесный город. У нас эти процессы на стадии разработки.
– Удерживает не этот генератор, хотя он – очень важная деталь целой системы. Если интересует, я принесу вам исследования по антигравитации. Все, в принципе, понятно, но воссоздать его мы не можем: нет технологий, лаборатории и заводы разрушены. Например, одна из деталей системы должна быть заполнена парами гелия, мы попросту не в состоянии этого сделать. И сверхпрочные керамические покрытия тоже не производят.
Во мне пробудился дух исследования, аж в мозгу зачесалось – так захотелось постигнуть знание, над которым уже многие годы бьются наши ученые. Уловив мое настроение, Канцлер решил меня еще немного мотивировать:
– Когда добудешь генератор, мы отблагодарим и тебя, и твой мир: подарим несколько томов с разработками.
– Ну-ну, – проговорил Пригоршня. – Переименуют Химика в Физика. А мне можно спросить? Почему вы не помогаете деревенским? Они гибнут десятками и живут в тяжелых условиях, а вы еще и опыты какие-то ставите на них.
Канцлер сделал скорбное лицо и развел руками:
– Мы рады бы приютить всех, но сами нуждаемся. Запасы оружия ограничены, оно ломается, летательные аппараты приходят в негодность. К тому же город рассчитан на определенное количество жителей. Не говоря уже о том, что у деревенских больше свободы. Мы живем по правилам, у нас контролируемая рождаемость и четкая ответственность друг перед другом.
– Но опыты…
– В лесу мы находим предметы, которые очень полезны, но не все безопасны. Действие таких предметов мы проверяем на добровольцах, которые потом остаются здесь. Это и есть опыты. Почти все добровольцы выживают, но мы ограничиваем их контакты с родными, чтобы те думали, что эксперименты смертельны, иначе желающих попасть сюда будет больше, чем мы готовы принять.
– Ясно, – пробурчал Пригоршня и покосился на меня, я кивнул – мол, не врет.
– Теперь ответьте на наши вопросы, – сказал Ильбар. – Вы попали сюда вооруженные. С кем вы воюете? Тоже с нечистью?
Вопрос загнал меня в тупик, я почесал бровь и ответил:
– Понимаете, в нашем мире нечисть вымерла, еще когда наши предки сидели на пальмах. Не знаю, почему. Сейчас же наша планета перенаселена, людей – семь миллиардов. Ресурсов и места на всех не хватает. Вот мы и воюем… друг с другом.
Канцлер округлил глаза, но вовремя взял себя в руки, и его лицо снова стало суровым:
– Люди – убивают людей? Почему? В голове не укладывается.
– Человечество склонно воевать – спорить с этим утверждением у нас никто не возьмется. Зверей и стихию мы уже победили. Теперь даем выход инстинкту таким образом. Трудно объяснить… В нашем мире люди очень разные. Нации отличаются друг от друга цветом кожи, волос, поступками. Они поклоняются разным богам, хотят разного. Одна группа пытается подавить другую, та сопротивляется – и возникают конфликты. Все очень сложно.
Ильбар покосился с недоверием и даже невольно отодвинулся. Проскользнула его мысль, что они хотели попасть в наш мир, но теперь засомневались.
Вот оно что! Они планировали использовать нас для интервенции. Этим планам надо положить конец.
– Смотрите. Вот, например, захочу я вас забрать с собой – у нас ведь лучше, зима короткая, солнца много, нечисти нет. Вы все приходите, но у нас нет ничего свободного: все уже кому-то принадлежит: земля, деревья, жилище. Даже еда продается в магазине и кому-то принадлежит. Если вы возьмете ее без спроса, вас изолируют.
– Кошмар, – выдохнул Ильбар. – Как вы терпите!
– До войны у вас наверняка было так же, вы просто забыли.
– Нет! – взвился Канцлер. – У нас все было общим, и это правильно.
– В нашем мире такое государственное устройство называется коммунизмом.
– Что-что? – вскинул брови Канцлер, видимо, у них не было слова «государство». Сообщество – да, община – да.
Пришлось долго и нудно объяснять, что такое страны и народы, внушать, что и здесь когда-то так было, пока не восторжествовал коммунизм. Эту страницу истории просто забыли. В конце концов, аборигены уверились в нашей нормальности и перестали нас презирать.
Канцлер и Ильбар оказались внимательными слушателями и с благодарностью ловили каждое слово. Я охрип, Пригоршня утомился и бессовестно зевал, а руководители города все еще были готовы внимать.
Удалось узнать и кое-что интересное: обжит всего один материк. Или других попросту нет, или о них забыли. Самое скверное: место, где мы сейчас находимся – экватор. Севернее и южнее – вечные льды и непереносимые морозы, там жизни нет.
А еще по здешнему уставу все скрывали друг от друга знания – на случай, если человек попадет в лапы манипуляторов, враг не узнает лишнего. Женщине было положено рожать двоих детей, которые воспитывались в специальных интернатах. Из них отбирались самые способные. В зависимости от предрасположенности, малышей распределяли в учебные заведения. Искусства как такового тут не было: пара художников, пара сочинителей текстов. Если разобраться, стараться особо не для кого: населения-то всего десять тысяч, и число это неизменно вот уже много лет. Неизлечимо больные, дети с врожденными уродствами и утратившие дееспособность старики усыплялись – таковы жестокие законы жестокого мира.
Поклонялись местные жизни, солнцу и лету. Считалось, что это и есть наивысшее проявление божественного. Весна и лето здесь длились три и, если повезет, четыре месяца, соответственно. В июле можно ходить без курток, иногда – в одежде без рукавов. Потом набегают тучи, холодает, но температура чуть выше нуля держится всего две недели, и снова начинается зима. В этом году лето холодное. Думали, что оно будет долгим, но теперь наползает ледяной фронт.
На улице окончательно стемнело. Тучи рассеялись, и на небе проступили звезды – бесконечное множество крупных, мелких и крошечных светляков, сливающихся в туманную полосу Млечного Пути.
Отлично поставленный голос Канцлера громом прокатывался по залу и некоторое время звенел эхом. Правитель обещал в течение дня сформировать для нас команду, готовую сопроводить в Столицу, на запад. Еще он велел не говорить людям о целях операции. Они должны удовлетвориться тем, что их вклад поможет городу.
Когда голова загудела от лавины информации и язык начал заплетаться, Канцлер самолично проводил нас в апартаменты.
Это был кубрик три на четыре метра без окон, с двумя кроватями, больше напоминающими нары, откидным столом и – о, счастье – совмещенным санузлом. Струи воды били из отверстия в потолке, стоило нажать на кнопку. Гальюн – отверстие в полу, – открывался, если наступить на обозначенные отметки для ног.
Свою одежду мы сдали в стирку, остались в серой униформе деревенских. Пока я с удовольствием смывал вековую грязь, нам принесли еду – кашицу темно-зеленого цвета и гарнир – нечто, похожее на отруби. По вкусу кашица напоминала вареный рыбий фарш, а гарнир и вовсе был безвкусным.
– На таком не разжиреешь, – пожаловался Пригоршня. – Я и так сильно отощал.
– Ничего, – успокоил я, прожевав отруби. – Если попадем домой, наверстаешь.
– Если? – скривился Пригоршня, бросая ложку об стол. – Ты сказал – «если»? Да я тут рехнусь! Ни жратвы нормальной, ни солнца, трескучие морозы и город, который падает и скоро замерзнет!
– Да я тоже возмущен, но ничем помочь не могу.
– Не язви хотя бы, и так тошно.
В подробности предстоящей операции нас не посвятили. Канцлер лишь поинтересовался, нужно ли нам что-то из снаряжения. Я попросил одежду потеплее, шапки и перчатки, а остальное у нас было. Ни сколько с нами пойдет людей, ни как они вооружены и где находится Столица, знать нам не положено. Нам даже не объяснили, пойдем ли мы своим ходом или нас повезут на «утюге».
Один повод для радости все-таки появился: в кубрике было тепло, и мы с Пригоршней, измученные недосыпом и холодом, могли отдохнуть. Засыпая, я думал о том, как добрались домой Май с Искрой, и мысленно себе напоминал, что утром нужно затребовать у Канцлера карту Столицы. Если мы не будем знать расположение зданий и где что хранится, наша операция бессмысленна. А так есть шанс добыть преобразователь для межпространственных перемещений, а если повезет, то и генератор. И в этом мне поможет местный артефакт «невидимка».
Глава 7
Разбудил нас рев сирены. Пригоршня вскочил, кинулся к одежде, но спохватился и выругался:
– Что за хрень?
– Может, они тут по звонку встают и по звонку на работу ходят? – предположил я, неторопливо одеваясь.
– А вдруг нападение? – насторожился Пригоршня.
Его тревога передалась мне, но, сохраняя беспристрастный вид, я ответил:
– Ничего, отобьются, их много.
Поймав себя на непоследовательности действий, я, перво-наперво, отправился в душ – неизвестно, выпадет ли еще такая радость, и только потом облачился. Когда я вышел из душа, круглолицая женщина лет тридцати с русыми волосами, заколотыми на затылке, расставляла тарелки с едой. На гостье была длинная желтая рубаха, прикрывающая тощие ягодицы.
– Наденьте теплое под куртки, – она кивнула на одежду, напоминающую костюм дайвера. – В пути будет холодно.
Дождавшись, когда она уйдет, мы воспользовались советом. Приятное на ощупь местное термобелье напоминало резину лишь издали.
А вот здешняя пища не отличалась разнообразием: сегодня нам предстояло питаться коричневой кашицей отвратного вида и белой полупрозрачной субстанцией, похожей на кисель, с какими-то вкраплениями.
Начали мы с киселя. Он был кисловато-сладким, а вкраплениями оказались частички дробленых семечек. Кашицу долго ковыряли ложкой. Пригоршня понюхал ее, и, зажмурившись, отправил ложку в рот:
– Ммм! А ничё так. Типа шоколада.
Покончив с трапезой, мы нацепили разгрузки и подпоясались. Едва успели застегнуть ремни, как дверь отъехала, и на пороге появился Ильбар с двумя охранниками, которые сопровождали нас вчера.
– Собирайтесь, – проговорил он. – Команда готова. Вы выдвигаетесь через полчаса.
Пригоршня открыл и закрыл рот:
– Так быстро?
– Не вижу смысла затягивать.
На минуту я впал в ступор, а затем сообразил:
– Нам нужен план Столицы. Без него я просто не буду знать, куда идти и где искать этот ваш преобразователь.
– Не беспокойтесь. Все есть – и план города, и подробные схемы зданий. С вами пойдут десять человек – это наши лучшие бойцы, у всех есть боевой опыт.
Пригоршня почесал в затылке и промолчал. Задумчиво водрузил на голову шляпу. Бледный сопровождающий сложил на моей койке выстиранную одежду и отступил за Ильбара.
Все решили за нас и без нас, и если сейчас проводить собрание и разрабатывать план, вряд ли мы узнаем больше, чем в пути.
– Вы даже не поинтересуетесь, как мы собираемся проникать в город, где кишит нечисть? – удивился я. – Вдруг мои слова – вранье?
Ильбар криво усмехнулся, колыхнул белыми бакенбардами:
– Лично я верю, что у вас все получится. А еще у нас не принято лгать. Человек всегда говорит правду. Или у вас не так? И если вы сказали, что у вас много приспособлений, значит, так оно и есть.
Непонятная логика. Чтобы постигнуть ее, я открыл контейнер и прикоснулся к «миелофону». Да, горожане стараются всегда говорить правду. Канцлер солгал единожды: когда обещал взять в Небесный город детей деревенских.
Информация священна, каждый человек – священный сосуд, откуда посторонним нельзя извлекать главное. Ильбар верил, что мы в состоянии добыть преобразователь, но сомневался. Сомневался, что есть еще один генератор. Ведь получилось же у нас подойти вплотную к орде, которая внушает. Он и рад бы полюбопытствовать, как нам это удалось, но нельзя: информация священна и все такое. Плана, как проникнуть в столицу, у него нет – надеется на нас. Так сильно надеется, что даже не жалеет десятерых лучших бойцов Небесного города.
– У нас принято сначала разрабатывать план, – проговорил я. – И лишь потом действовать.
– А у нас – если кого-то возьмут в плен, ваш план накроется, и вы вместе с ним. Все решения – на месте, карты и схемы у вас будут, вы с ними ознакомитесь возле Столицы. Раньше – не желательно.
Н-да, когда твой враг – телепат, особенности ведения боя меняются: напарник может открыть по тебе огонь, потому напарника у тебя быть не должно. Каждый сам за себя.
– Как далеко до Столицы? – поинтересовался я, поглядывая на чернобрового пилота.
– Сто пятьдесят километров. Половину пути вы преодолеете на шаттле, а дальше опасно, придется пешком, – сухо ответил он.
Ильбар пояснил:
– У нас осталось всего четыре шаттла. Экспедиции, отправленные в Столицу воздухом, не вернулись. Возвратиться удалось только пешим. В полевых заметках одного из погибших написано, что все шаттлы разбивались, едва преодолевали некую черту. Она отмечена на карте. То ли там неизвестное излучение, то ли притаился неведомый враг.
– Нечисть? – предположил Пригоршня.
Ильбар мотнул головой:
– Они одичали и не используют технику. Наша земля заражена, и люди меняются. Может, шаттлы сбивали мутанты – никто не знает, а те, кто мог бы рассказать, мертвы. Так что будьте осторожны. Путь предстоит нелегкий, вы – наша последняя надежда.
– Даже с командой не познакомились, – подумал Пригоршня с сожалением. Захотелось похлопать его по плечу и сказать, что еще успеем, но я вспомнил, что читаю его мысли, и прикусил язык.
За Ильбаром мы двинулись по бесконечным коридорам, затем проехали на лифте и очутились на поверхности, где нас ждал гигантский летающий «утюг», в чернеющий вход которого вполне мог заехать автомобиль. За далеким лесом по-прежнему висела льдистая мгла, и, по-моему, она немного приблизилась. Ветер был стылым и пах смертью.
Хотелось верить, что Искре с Маем удалось добраться домой. Я винил себя, что не остановил их, не заставил провести ночь в безопасности, чтобы идти уже посветлу. Но, в конце концов, они сами так решили – не мог же я удерживать взрослых людей силой.
Было ясно, но солнце не жгло глаза – его слегка затянуло пеленой тумана, и на фоне неба наступающая с востока мгла смотрелась особенно зловеще. Поглядывая на светило, Ильбар улыбался, его бакенбарды трепал ветер.
– Светло, – проговорил он благостно. – Сама Природа благоволит вам.
У входа он остановился, отошел в сторону, пропуская нас, и пожелал, едва мы взобрались по стальному трапу:
– Удачи вам. Возвращайтесь живыми.
Пригоршня обернулся и помахал рукой. С легким свистом опустилась дверь, и мы очутились в уже знакомом салоне. Рядок стульев занимали люди в синих куртках со стальными вставками, на их головах были шапки, отдаленно напоминающие тюрбаны. Все вояки глазели на нас, одетых в пятнистые камуфляжи.
«Миелофон», к которому я прикоснулся, поведал, что им не сказали, кто мы такие, велели слушаться нас и защищать. Если мы погибнем, их казнят.
Из-за обилия чужих мыслей кружилась голова, и я закрыл «миелофон» в контейнере. В голове сразу же стало гулко и пусто.
– Всем долгого лета, – поздоровался я и занял одно из сидений, расположенное за чернобровым пилотом.
Давно я не чувствовал себя таким дураком. Что делать с этими молчаливыми людьми? В полумраке с трудом можно было разглядеть их лица. Вроде, все молодые, здоровые, в основном бледнокожие… Справа от меня сидели две женщины: узколицая носатенькая блондинка с ниткой рта и миловидная девушка лет двадцати. Веснушки усеивали ее нос и щеки, а из-под тюрбана выбивались огненно-рыжие кудри.
На этот раз чернобровому пилоту выделили штурмана, который долго, минут пятнадцать, устанавливал курс: на черном мониторе соединял синие, красные и зеленые точки. Следуя за его пальцем, они оставляли за собой хвосты, как маленькие болиды.
За все время горожане, манекенами замершие в креслах, не проронили ни слова. Лица у них были каменные, ледяные, будто жестокий мир выкачал из них жизнь. Даже девушки, которым самой природой назначено быть эмоциональными, казались высеченными из мрамора.
Из их обрывочных мыслей я заключил, что они – подобие местного спецназа, перед каждым новым заданием они традиционно готовятся к смерти и, возвращаясь живыми, празднуют – благодарят судьбу. Здесь все военные такие, а еще они – потомственные гемоды. Это – целая каста людей более выносливых, быстрых, ловких. Если бы у них не так часто рождались уроды, гемоды заменили бы обычных людей.
Да, и здоровяка Пригоршню они приняли за своего.
Наконец шаттл вздрогнул, стартуя, и я невольно сжал подлокотники, ожидая перегрузки, но ее не последовало. Огромный «утюг» бороздил воздушное пространство, и даже турбулентность была ему нипочем. Жалко, что иллюминаторов нет: хоть вниз бы смотрели, отвлекались. Находясь рядом со спецназовцами, мы невольно напрягались, аж плечи сводило.
Черт, и ведь с этими людьми нам придется провести несколько дней бок о бок! От них будут зависеть наши жизни.
Пригоршня не выдержал напряжения, перегнулся через меня и обратился к девушкам:
– Красавицы, давайте знакомиться. Меня Никитой зовут.
Улыбка сползла с его лица: девушки одновременно повернули головы и одарили его стылыми взглядами механических кукол.
– Химик, потрогай их, – проговорил он. – Они точно теплые, живые или это роботы?
– Вроде, люди, – ответил я без уверенности.
– Почему вы решили, что мы роботы? – поинтересовалась рыженькая, сидящая возле меня.
У нее был низкий, богатый обертонами голос. С таким бы на телевидении работать или на радио.
– Мы обычные солдаты. Вы ведете себя очень странно, и мне кажетесь сумасшедшими. Или психически неуравновешенными. Но у меня приказ вас защищать.
– Меня будет защищать женщина?
Пригоршня расхохотался, приготовился присесть ей на уши, но я наступил ему на ногу. Он успокоился – вспомнил, что нас просили не болтать лишнего: эти люди, скорее всего, даже не знают, ради чего идут умирать. А если узнают, легче им не станет.
– У кого из вас карта и схемы? – спросил я, обращаясь к команде.
– Вы все узнаете на месте, – ответил кто-то из позади сидящих. – Просто следуйте за проводником.
Из мыслей этого человека я понял, что команду предупредили о том, что им придется сопровождать людей со странностями. Теперь же они уверились в этом окончательно: мы не знаем, с их точки зрения, элементарного, и они предполагают, что мы сельские жители, владеющие важной информацией.
Убаюкивая, жужжали механизмы. Пригоршня задремал, надвинув шляпу на лицо, а я мысленно считал, за сколько мы преодолеем восемьдесят километров. Если «утюг» летит хотя бы со скоростью автомобиля, то за час.
Примерно так и получилось – «утюг» покачнулся, на экране штурмана светящиеся точки разбежались, спецназовцы встали и направились к глухой стене без мониторов. Стена отъехала в сторону, и они принялись надевать подобия разгрузок, наколенники. Затем вытащили рюкзаки со снарягой и взяли ружья размером с АК с укороченными стволами и раздутым металлическим цевьем.
Когда спецназовцы выстроились посреди помещения, люк в полу открылся, и они по железному трапу вышли наружу. Мы замыкали шествие, и только ступили на темно-серую, почти черную скальную породу, как трап втянулся в «утюг», зависший в паре метров над землей. Набирая скорость, аппарат устремился в неприветливое небо и вскоре превратился в едва различимую точку.
Мы стояли на плоском уступе. Справа и слева громоздились изрытые оврагами черные скалы, похожие на бесконечный гребень дракона. Их верхушки терялись в низких облаках. Нам предстояло идти по ущелью, зажатому горами. Метрах в десяти под уступом оно было широким – запросто могли бы разъехаться два грузовика. Дальше сужалось; можно было различить завалы камней, через которые нам предстояло перелезать.
– Если дождь пойдет, нас смоет, – проговорил Пригоршня, надевая рюкзак.
– Дождя не будет, – ответила рыженькая. – Синоптики пообещали.
– Синоптик ошибается только один раз в сутки, – проворчал Никита и шагнул на край обрыва. – Как я понимаю, нам туда, вниз?
Спецназовцы начали готовиться к спуску: достали веревки, кошки, страховочные карабины. Первыми спустились девушки – легко, чуть ли не одной рукой держась за веревки. Гемоды есть гемоды – не удивлюсь, если рыженькая Пригоршню одной левой одолеет.
После того как сняли рюкзаки, настал наш черед. Видимо, нас считали немощными, всячески оберегали и жалели. Чтобы разубедить их, Пригоршня отказался от страховочных тросов, съехал на веревке и улыбнулся, потирая руки.
Когда слез я, то заметил, что рыженькая смотрит на него с интересом. Не выдержала, подошла, изучила с головы до ног, как подопытный экземпляр:
– Никогда не видела на человеке столько мышечной ткани. Ты тоже гемод?
Спецназовцы были тонкими – видимо, размер мышц компенсировался качеством волокон.
– Я – обычный человек. Кстати, я тебе представился, а ты – нет. Невежливо это.
– Айя, – ответила она безучастно.
– Лейнар, – представилась блондинка.
Пригоршня понемногу налаживал контакт с местными. Мужчинами он не интересовался, а они, в свою очередь, игнорировали его. Я отметил, что горожане тоже в основном все светловолосые, узколицые и похожие друг на друга. В команде затесался один брюнет семитской наружности и русоволосый мужчина, которому было на вид лет тридцать с небольшим. Наверное, он в экспедиции главный.
Русоволосый остался на выступе, отцепил веревки и, будто ящерица, без страховки спустился по практически отвесной скале. Хорошо, Пригоршня этого не видел, а то потянуло бы его на подвиги. Пока мужчины сматывали веревки, Никита закатал рукав и продемонстрировал дамам бицепс. Они выпучили глаза и остолбенели. Вскоре и мужчины заинтересовались, но не рисковали подойти, а просто наблюдали со стороны.
Судя по их лицам, они не сочли здоровенный бицепс Пригоршни ни красивым, ни функциональным, решили, что много мяса наросло из-за мутации. Эксплуатировать «миелофон», чтобы узнать их мнение, я не стал.
Русоволосый молча нацепил рюкзак – черный, ромбовидный, с множеством отделений – и зашагал к ущелью. Спецназовцы цепью устремились за ним, нам же выделили место в середине строя, как самым слабым. Пригоршня немного этим повозмущался, но когда с вершины сорвался камень и чуть не пробил голову черноглазому проводнику, идущему впереди меня, смолк.
С неба начали падать капли. Я решил не думать о них и поверить местным синоптикам – все равно ничего изменить нельзя: вход в ущелье уже было не разглядеть, только справа и слева высились черные уступчатые скалы, нанизавшие на свои вершины облака.
Казалось, этот мир необитаем: ни насекомого, ни травы, ни даже мха. И ведь тут не повышен радиационный фон – дозиметр молчит. Вскоре я понял, почему так: за очередным завалом обнаружился сугроб.
Перед выходом мы надели под камуфляж теплосберегаюшие штаны и рубахи, и потому не почувствовали, насколько здесь было холоднее. Тут, в горах, намного прохладнее, и никогда не наступало лето.
Начавшийся было дождь превратился в оседающий туман, медленно падающие мельчайшие капли напоминали пыль. Благо, серая роба деревенских, надетая поверх камуфляжа, не пропускала воду. По отвесным скалам струйками стекала вода, под ногами они соединялись в ручьи.
– Долго еще по ущелью топать? – крикнул Пригоршня проводнику – эхо заметалось, усиленное скалами, он аж голову втянул и прошептал: – Ничего себе!
– Полчаса, – ответил русоволосый, шагающий впереди колонны.
Осел густой туман, и остаток пути мы шли, словно в молоке. Впереди маячила спина Пригоршни, а того, кто шагал перед ним, видно уже не было. Все это время я мысленно молился, чтобы не хлынул дождь и не начался камнепад.
Вскоре туман начал рассеиваться; за белесым маревом плыл солнечный диск, то прячась за облаками, то выныривая из них.
Ущелье понемногу расширилось, склоны скал стали более пологими, и мы, наконец, вышли к обрыву, откуда открывался вид на долину, напоминающую кратер гигантского вулкана. Под нами плыли облачка, закрывая ее середину. У подножия гор угадывалась буро-красная и, о чудо! – зеленая растительность. Со всех сторон долину окружали холмы, подернутые сизоватой дымкой.
Налетел ветер, хлестнул по щекам, отогнал облако, закрывающее обзор, и я увидел каплеобразное озеро – холодное, стальное, – в которое впадала горная речка. Обернулся к скалам, скрывающим надвигающуюся с востока стену вечной стужи.
– Озеро теплое, – впервые за все время подал голос русоволосый командир группы. – Тут был вулкан, остались гейзеры. Говорят, он когда-нибудь проснется. Нам нужно преодолеть долину, а дальше – за холмы.
Его рассказ дополнила рыженькая Айя:
– Там может быть опасно: нечисть, которая оккупировала Столицу, иногда спускается погреться. Наша задача – не шуметь, чтобы враг не заподозрил, что мы приближаемся. Если нас заметят, будут ждать.
Русоволосый обнял ее за талию и продолжил:
– Я вижу, вы издалека, поэтому многие наши действия кажутся вам странными. Поверьте, мы знаем свое дело, и если принимаем какое-то решение, значит, оно оптимально. В спорных ситуациях мы, конечно же, будем с вами советоваться.
Айя прильнула к командиру, и я сделал вывод, что они – пара. Красивая, надо отдать должное, пара. Мужчина высок, поджар, скуласт, в его ярко-синих глазах словно спряталось небо, которое тут показывается редко. А девушка…
Только сейчас я понял, почему Айя так располагает к себе: мы истосковались по солнцу и краскам, а она яркая и напоминает осеннюю бабочку, которую хочется поймать и согреть.
– В дорогу, хватит расслабляться, – проговорил командир и зашагал на пригорок.
За бугром была расщелина, по которой нам и предстояло спускаться. Н-да, без снаряжения тут никак. Мужчины сняли рюкзаки и начали готовить веревку, цеплять подобия карабинов. Командир достал складной железный штырь и принялся вбивать его в трещину в камне.