Рождение Зоны Левицкий Андрей

– Вы узнали его? – Канцлер встал, сохраняя беспристрастный вид.

Ильбар, напротив, просиял и заходил взад-вперед по залу, эхо шагов заметалось по помещению.

– Узнал. Легендарная личность, – кивнул я. – Но в телепорте, попавшем в наш мир, где мы нашли Зерно, то есть преобразователь, не было ни людей, ни подозрительных приборов. Значит, Картограф унес генератор с собой, как и многое другое.

– Предположительно он был не один, – сказал Ильбар, протянул мне распечатку. – С ним ушел Доктор.

Я вгляделся в знакомое лицо.

– Это же Болотный Доктор! – проговорил Пригоршня. – Дела-а-а.

Теперь понятно, почему они с Картографом держатся обособленно. А сталкеры списывали их таинственность на аномалии и излучение. Выходит, они сами породили Зону и знают, как пользоваться ее благами. Отсюда и странное отношение к людям: иномирцы, что с них возьмешь?

Радость аборигенов сменилась апатией, промелькнули мысли о том, что все равно нет преобразователя, и вернуться за Картографом проблематично.

– Где достать преобразователь? – поинтересовался я. – Они еще есть в Столице?

Ильбар сел напротив Пригоршни, наклонился над столом:

– Да, но там кишит нечисть и генерирует защитное поле… Они умеют обращаться с пси-энергией, в отличие от нас. Вы и близко не подойдете к их логову.

– Но Картографу… или как его по-вашему… удалось, значит, и у нас получится.

– Он два года искал предмет, рожденный Жизнью, который защитил бы его от воздействия нечисти.

– Это ты про артефакты? – вскинул бровь Никита.

– Да, продолжайте, – подтвердил я.

– У вас нет такого предмета… – продолжил Ильбар.

Не сдержавшись, я посмел перебить его:

– Есть. У нас еще и не такое есть – как, по-вашему, мы отразили нашествие орды?

Канцлер мне поверил, Ильбар сомневался и кусал губу.

– Это хорошо. Очень хорошо, – сказал он. – На самом деле то, что Небесный город опускается, – не самое страшное. Самое ужасное, что лета в этом году не будет. Идемте со мной, я кое-что вам покажу.

Мы последовали за ним к колоннам, к возвышению, похожему на подставку для трибуны, встали на него и на лифте поднялись к стеклянному потолку. Оказывается, он был немного скошен, и отсюда просматривалась часть долины, откуда мы пришли.

Уже стемнело, но на горизонте, полыхая белесыми молниями, висела льдистая мгла.

– Видите?

Пригоршня свел брови у переносицы и спросил:

– Что это?

– Ледяной фронт. Буря, которая была недавно, – мелочи, отголосок большой беды. На нас надвигается ледяной фронт. Еще неделя-полторы – и землю скуют морозы, с севера наползут льды. Будет холод и голод, мы все погибнем. Жители деревни умрут первыми. Если у нас не будет генератора, мы чуть позже тоже замерзнем. Мир перестанет существовать, будут только вечные льды, и неизвестно, когда наступит следующее лето, – он вздохнул. – А когда наступит, мы его не увидим.

Май и Искра не ошиблись в прогнозах.

– А если генератор будет? – поинтересовался я, пытаясь сохранить спокойствие.

– Тогда, возможно, молодые и сильные выживут.

Вспомнилась Апрелия, ее поцелуй на прощанье и улыбка.

– Вы ведь заберете сюда людей? Тех, из леса? – спросил я.

– Если будет, куда забирать, – Ильбар топнул дважды, и лифт поехал вниз.

Я знал, что ученый муж лжет. Не станут они никого спасать, им дорог комфорт и сбалансированная система. Если придут деревенские, кому-то из горожан не хватит еды.

Спустившись, я взял Пригоршню под руку и повел в сторону, сказав Канцлеру:

– Извините, мы посовещаемся.

– Что тут совещаться? – возмутился напарник и добавил шепотом: – Типа, у нас есть выбор. Да и людей жалко. Мы поможем им, они – нам, все честно.

– Они не хотят помогать деревенским, – прошипел я. – Надо продавливать.

– Мы выделим вам в помощь отряд, – громогласно объявил Канцлер. – Вы везучие. Или это мы везучие? Ведь шанс попасть сюда у вас был один к ста.

– У нас одно условие, – проговорил я. – Вы возьмете деревенских в город. В конце концов, они поставляют вам продовольствие, без них вы с голоду умрете.

Сначала Канцлер мысленно возмутился, потом серьезно задумался над моим предложением. Он надеялся, что деревенские выкрутятся сами. Да, некоторые умрут, но кто-то да останется. В конце концов, женщины новых нарожают. Проанализировал свою мысль и пришел к выводу, что выгоднее часть деревенских забрать. Конечно, не всех. Все попросту не поместятся в Небесном городе.

– Хорошо. Сто молодых мужчин и женщин, плюс старейшины.

Пригоршня вскинул брови:

– А как же дети?

– Хорошо, и они тоже, – солгал Канцлер, а подумал о том, что дети – лишние рты, пользы от них никакой. У старейшин же, хоть как рабочая сила они бесполезны, – знания. Когда закончится год зимы, молодежь начнет размножаться, и все вернется на круги своя.

Воображение нарисовало грядущую трагедию: матери, оставшиеся умирать вместе с детьми, дети, отказывающиеся бросать родителей. В итоге в город пойдут не самые лучшие, а наиболее беспринципные. Охватила бессильная злость. Ничего изменить нельзя, мы не боги. Хорошо, если хоть этих двести человек удастся спасти. И надо постараться, чтобы среди них были Апрелия и Май с Искрой.

– По рукам, – согласился я. – Вы нам – людей, мы вам – преобразователи. Ну, и себе тоже. С их помощью возвращаемся в Зону, находим генератор.

Искоса я поглядывал на правителей Небесного города. Мысли их прочесть не удалось, но было ясно: они нам не доверяют. И правильно делают, если разобраться – на нашем месте они умотали бы домой и имели в виду обещания и генератор. Найти Картографа, который его спрятал, – отдельный, кстати, квест.

– Слушайте, а может, еще один генератор в столице завалялся? – с надеждой спросил Пригоршня. – Ну, или два.

– Это было бы прекрасно, – согласился Ильбар. – Но… вряд ли. Так вы согласны?

– Да, – кивнул я. – Собирайте отряд. Чем раньше выйдем, тем лучше. И покажите нам, как выглядит генератор. Еще, может, что-то надо? Мы все равно по Столице будем шастать, нам несложно взять, а вам пригодится.

Ильбар включил встроенный в стену монитор, поводил пальцем по экрану и вывел 3D-изображение округлой штуковины, похожей на ракету. Серебристая полоса делила «ракету» на верхнюю черную и нижнюю белую половину. Внизу от генератора отходили провода, в основании было три круглых разъема.

– Весит три с половиной килограмма, – уточнил Ильбар. – Любит бережное отношение.

– А как оно работает? – не удержался я. – Что генерирует? Трудно представить, как трехкилограммовая вещь удерживает в воздухе Небесный город. У нас эти процессы на стадии разработки.

– Удерживает не этот генератор, хотя он – очень важная деталь целой системы. Если интересует, я принесу вам исследования по антигравитации. Все, в принципе, понятно, но воссоздать его мы не можем: нет технологий, лаборатории и заводы разрушены. Например, одна из деталей системы должна быть заполнена парами гелия, мы попросту не в состоянии этого сделать. И сверхпрочные керамические покрытия тоже не производят.

Во мне пробудился дух исследования, аж в мозгу зачесалось – так захотелось постигнуть знание, над которым уже многие годы бьются наши ученые. Уловив мое настроение, Канцлер решил меня еще немного мотивировать:

– Когда добудешь генератор, мы отблагодарим и тебя, и твой мир: подарим несколько томов с разработками.

– Ну-ну, – проговорил Пригоршня. – Переименуют Химика в Физика. А мне можно спросить? Почему вы не помогаете деревенским? Они гибнут десятками и живут в тяжелых условиях, а вы еще и опыты какие-то ставите на них.

Канцлер сделал скорбное лицо и развел руками:

– Мы рады бы приютить всех, но сами нуждаемся. Запасы оружия ограничены, оно ломается, летательные аппараты приходят в негодность. К тому же город рассчитан на определенное количество жителей. Не говоря уже о том, что у деревенских больше свободы. Мы живем по правилам, у нас контролируемая рождаемость и четкая ответственность друг перед другом.

– Но опыты…

– В лесу мы находим предметы, которые очень полезны, но не все безопасны. Действие таких предметов мы проверяем на добровольцах, которые потом остаются здесь. Это и есть опыты. Почти все добровольцы выживают, но мы ограничиваем их контакты с родными, чтобы те думали, что эксперименты смертельны, иначе желающих попасть сюда будет больше, чем мы готовы принять.

– Ясно, – пробурчал Пригоршня и покосился на меня, я кивнул – мол, не врет.

– Теперь ответьте на наши вопросы, – сказал Ильбар. – Вы попали сюда вооруженные. С кем вы воюете? Тоже с нечистью?

Вопрос загнал меня в тупик, я почесал бровь и ответил:

– Понимаете, в нашем мире нечисть вымерла, еще когда наши предки сидели на пальмах. Не знаю, почему. Сейчас же наша планета перенаселена, людей – семь миллиардов. Ресурсов и места на всех не хватает. Вот мы и воюем… друг с другом.

Канцлер округлил глаза, но вовремя взял себя в руки, и его лицо снова стало суровым:

– Люди – убивают людей? Почему? В голове не укладывается.

– Человечество склонно воевать – спорить с этим утверждением у нас никто не возьмется. Зверей и стихию мы уже победили. Теперь даем выход инстинкту таким образом. Трудно объяснить… В нашем мире люди очень разные. Нации отличаются друг от друга цветом кожи, волос, поступками. Они поклоняются разным богам, хотят разного. Одна группа пытается подавить другую, та сопротивляется – и возникают конфликты. Все очень сложно.

Ильбар покосился с недоверием и даже невольно отодвинулся. Проскользнула его мысль, что они хотели попасть в наш мир, но теперь засомневались.

Вот оно что! Они планировали использовать нас для интервенции. Этим планам надо положить конец.

– Смотрите. Вот, например, захочу я вас забрать с собой – у нас ведь лучше, зима короткая, солнца много, нечисти нет. Вы все приходите, но у нас нет ничего свободного: все уже кому-то принадлежит: земля, деревья, жилище. Даже еда продается в магазине и кому-то принадлежит. Если вы возьмете ее без спроса, вас изолируют.

– Кошмар, – выдохнул Ильбар. – Как вы терпите!

– До войны у вас наверняка было так же, вы просто забыли.

– Нет! – взвился Канцлер. – У нас все было общим, и это правильно.

– В нашем мире такое государственное устройство называется коммунизмом.

– Что-что? – вскинул брови Канцлер, видимо, у них не было слова «государство». Сообщество – да, община – да.

Пришлось долго и нудно объяснять, что такое страны и народы, внушать, что и здесь когда-то так было, пока не восторжествовал коммунизм. Эту страницу истории просто забыли. В конце концов, аборигены уверились в нашей нормальности и перестали нас презирать.

Канцлер и Ильбар оказались внимательными слушателями и с благодарностью ловили каждое слово. Я охрип, Пригоршня утомился и бессовестно зевал, а руководители города все еще были готовы внимать.

Удалось узнать и кое-что интересное: обжит всего один материк. Или других попросту нет, или о них забыли. Самое скверное: место, где мы сейчас находимся – экватор. Севернее и южнее – вечные льды и непереносимые морозы, там жизни нет.

А еще по здешнему уставу все скрывали друг от друга знания – на случай, если человек попадет в лапы манипуляторов, враг не узнает лишнего. Женщине было положено рожать двоих детей, которые воспитывались в специальных интернатах. Из них отбирались самые способные. В зависимости от предрасположенности, малышей распределяли в учебные заведения. Искусства как такового тут не было: пара художников, пара сочинителей текстов. Если разобраться, стараться особо не для кого: населения-то всего десять тысяч, и число это неизменно вот уже много лет. Неизлечимо больные, дети с врожденными уродствами и утратившие дееспособность старики усыплялись – таковы жестокие законы жестокого мира.

Поклонялись местные жизни, солнцу и лету. Считалось, что это и есть наивысшее проявление божественного. Весна и лето здесь длились три и, если повезет, четыре месяца, соответственно. В июле можно ходить без курток, иногда – в одежде без рукавов. Потом набегают тучи, холодает, но температура чуть выше нуля держится всего две недели, и снова начинается зима. В этом году лето холодное. Думали, что оно будет долгим, но теперь наползает ледяной фронт.

На улице окончательно стемнело. Тучи рассеялись, и на небе проступили звезды – бесконечное множество крупных, мелких и крошечных светляков, сливающихся в туманную полосу Млечного Пути.

Отлично поставленный голос Канцлера громом прокатывался по залу и некоторое время звенел эхом. Правитель обещал в течение дня сформировать для нас команду, готовую сопроводить в Столицу, на запад. Еще он велел не говорить людям о целях операции. Они должны удовлетвориться тем, что их вклад поможет городу.

Когда голова загудела от лавины информации и язык начал заплетаться, Канцлер самолично проводил нас в апартаменты.

Это был кубрик три на четыре метра без окон, с двумя кроватями, больше напоминающими нары, откидным столом и – о, счастье – совмещенным санузлом. Струи воды били из отверстия в потолке, стоило нажать на кнопку. Гальюн – отверстие в полу, – открывался, если наступить на обозначенные отметки для ног.

Свою одежду мы сдали в стирку, остались в серой униформе деревенских. Пока я с удовольствием смывал вековую грязь, нам принесли еду – кашицу темно-зеленого цвета и гарнир – нечто, похожее на отруби. По вкусу кашица напоминала вареный рыбий фарш, а гарнир и вовсе был безвкусным.

– На таком не разжиреешь, – пожаловался Пригоршня. – Я и так сильно отощал.

– Ничего, – успокоил я, прожевав отруби. – Если попадем домой, наверстаешь.

– Если? – скривился Пригоршня, бросая ложку об стол. – Ты сказал – «если»? Да я тут рехнусь! Ни жратвы нормальной, ни солнца, трескучие морозы и город, который падает и скоро замерзнет!

– Да я тоже возмущен, но ничем помочь не могу.

– Не язви хотя бы, и так тошно.

В подробности предстоящей операции нас не посвятили. Канцлер лишь поинтересовался, нужно ли нам что-то из снаряжения. Я попросил одежду потеплее, шапки и перчатки, а остальное у нас было. Ни сколько с нами пойдет людей, ни как они вооружены и где находится Столица, знать нам не положено. Нам даже не объяснили, пойдем ли мы своим ходом или нас повезут на «утюге».

Один повод для радости все-таки появился: в кубрике было тепло, и мы с Пригоршней, измученные недосыпом и холодом, могли отдохнуть. Засыпая, я думал о том, как добрались домой Май с Искрой, и мысленно себе напоминал, что утром нужно затребовать у Канцлера карту Столицы. Если мы не будем знать расположение зданий и где что хранится, наша операция бессмысленна. А так есть шанс добыть преобразователь для межпространственных перемещений, а если повезет, то и генератор. И в этом мне поможет местный артефакт «невидимка».

Глава 7

Разбудил нас рев сирены. Пригоршня вскочил, кинулся к одежде, но спохватился и выругался:

– Что за хрень?

– Может, они тут по звонку встают и по звонку на работу ходят? – предположил я, неторопливо одеваясь.

– А вдруг нападение? – насторожился Пригоршня.

Его тревога передалась мне, но, сохраняя беспристрастный вид, я ответил:

– Ничего, отобьются, их много.

Поймав себя на непоследовательности действий, я, перво-наперво, отправился в душ – неизвестно, выпадет ли еще такая радость, и только потом облачился. Когда я вышел из душа, круглолицая женщина лет тридцати с русыми волосами, заколотыми на затылке, расставляла тарелки с едой. На гостье была длинная желтая рубаха, прикрывающая тощие ягодицы.

– Наденьте теплое под куртки, – она кивнула на одежду, напоминающую костюм дайвера. – В пути будет холодно.

Дождавшись, когда она уйдет, мы воспользовались советом. Приятное на ощупь местное термобелье напоминало резину лишь издали.

А вот здешняя пища не отличалась разнообразием: сегодня нам предстояло питаться коричневой кашицей отвратного вида и белой полупрозрачной субстанцией, похожей на кисель, с какими-то вкраплениями.

Начали мы с киселя. Он был кисловато-сладким, а вкраплениями оказались частички дробленых семечек. Кашицу долго ковыряли ложкой. Пригоршня понюхал ее, и, зажмурившись, отправил ложку в рот:

– Ммм! А ничё так. Типа шоколада.

Покончив с трапезой, мы нацепили разгрузки и подпоясались. Едва успели застегнуть ремни, как дверь отъехала, и на пороге появился Ильбар с двумя охранниками, которые сопровождали нас вчера.

– Собирайтесь, – проговорил он. – Команда готова. Вы выдвигаетесь через полчаса.

Пригоршня открыл и закрыл рот:

– Так быстро?

– Не вижу смысла затягивать.

На минуту я впал в ступор, а затем сообразил:

– Нам нужен план Столицы. Без него я просто не буду знать, куда идти и где искать этот ваш преобразователь.

– Не беспокойтесь. Все есть – и план города, и подробные схемы зданий. С вами пойдут десять человек – это наши лучшие бойцы, у всех есть боевой опыт.

Пригоршня почесал в затылке и промолчал. Задумчиво водрузил на голову шляпу. Бледный сопровождающий сложил на моей койке выстиранную одежду и отступил за Ильбара.

Все решили за нас и без нас, и если сейчас проводить собрание и разрабатывать план, вряд ли мы узнаем больше, чем в пути.

– Вы даже не поинтересуетесь, как мы собираемся проникать в город, где кишит нечисть? – удивился я. – Вдруг мои слова – вранье?

Ильбар криво усмехнулся, колыхнул белыми бакенбардами:

– Лично я верю, что у вас все получится. А еще у нас не принято лгать. Человек всегда говорит правду. Или у вас не так? И если вы сказали, что у вас много приспособлений, значит, так оно и есть.

Непонятная логика. Чтобы постигнуть ее, я открыл контейнер и прикоснулся к «миелофону». Да, горожане стараются всегда говорить правду. Канцлер солгал единожды: когда обещал взять в Небесный город детей деревенских.

Информация священна, каждый человек – священный сосуд, откуда посторонним нельзя извлекать главное. Ильбар верил, что мы в состоянии добыть преобразователь, но сомневался. Сомневался, что есть еще один генератор. Ведь получилось же у нас подойти вплотную к орде, которая внушает. Он и рад бы полюбопытствовать, как нам это удалось, но нельзя: информация священна и все такое. Плана, как проникнуть в столицу, у него нет – надеется на нас. Так сильно надеется, что даже не жалеет десятерых лучших бойцов Небесного города.

– У нас принято сначала разрабатывать план, – проговорил я. – И лишь потом действовать.

– А у нас – если кого-то возьмут в плен, ваш план накроется, и вы вместе с ним. Все решения – на месте, карты и схемы у вас будут, вы с ними ознакомитесь возле Столицы. Раньше – не желательно.

Н-да, когда твой враг – телепат, особенности ведения боя меняются: напарник может открыть по тебе огонь, потому напарника у тебя быть не должно. Каждый сам за себя.

– Как далеко до Столицы? – поинтересовался я, поглядывая на чернобрового пилота.

– Сто пятьдесят километров. Половину пути вы преодолеете на шаттле, а дальше опасно, придется пешком, – сухо ответил он.

Ильбар пояснил:

– У нас осталось всего четыре шаттла. Экспедиции, отправленные в Столицу воздухом, не вернулись. Возвратиться удалось только пешим. В полевых заметках одного из погибших написано, что все шаттлы разбивались, едва преодолевали некую черту. Она отмечена на карте. То ли там неизвестное излучение, то ли притаился неведомый враг.

– Нечисть? – предположил Пригоршня.

Ильбар мотнул головой:

– Они одичали и не используют технику. Наша земля заражена, и люди меняются. Может, шаттлы сбивали мутанты – никто не знает, а те, кто мог бы рассказать, мертвы. Так что будьте осторожны. Путь предстоит нелегкий, вы – наша последняя надежда.

–  Даже с командой не познакомились, – подумал Пригоршня с сожалением. Захотелось похлопать его по плечу и сказать, что еще успеем, но я вспомнил, что читаю его мысли, и прикусил язык.

За Ильбаром мы двинулись по бесконечным коридорам, затем проехали на лифте и очутились на поверхности, где нас ждал гигантский летающий «утюг», в чернеющий вход которого вполне мог заехать автомобиль. За далеким лесом по-прежнему висела льдистая мгла, и, по-моему, она немного приблизилась. Ветер был стылым и пах смертью.

Хотелось верить, что Искре с Маем удалось добраться домой. Я винил себя, что не остановил их, не заставил провести ночь в безопасности, чтобы идти уже посветлу. Но, в конце концов, они сами так решили – не мог же я удерживать взрослых людей силой.

Было ясно, но солнце не жгло глаза – его слегка затянуло пеленой тумана, и на фоне неба наступающая с востока мгла смотрелась особенно зловеще. Поглядывая на светило, Ильбар улыбался, его бакенбарды трепал ветер.

– Светло, – проговорил он благостно. – Сама Природа благоволит вам.

У входа он остановился, отошел в сторону, пропуская нас, и пожелал, едва мы взобрались по стальному трапу:

– Удачи вам. Возвращайтесь живыми.

Пригоршня обернулся и помахал рукой. С легким свистом опустилась дверь, и мы очутились в уже знакомом салоне. Рядок стульев занимали люди в синих куртках со стальными вставками, на их головах были шапки, отдаленно напоминающие тюрбаны. Все вояки глазели на нас, одетых в пятнистые камуфляжи.

«Миелофон», к которому я прикоснулся, поведал, что им не сказали, кто мы такие, велели слушаться нас и защищать. Если мы погибнем, их казнят.

Из-за обилия чужих мыслей кружилась голова, и я закрыл «миелофон» в контейнере. В голове сразу же стало гулко и пусто.

– Всем долгого лета, – поздоровался я и занял одно из сидений, расположенное за чернобровым пилотом.

Давно я не чувствовал себя таким дураком. Что делать с этими молчаливыми людьми? В полумраке с трудом можно было разглядеть их лица. Вроде, все молодые, здоровые, в основном бледнокожие… Справа от меня сидели две женщины: узколицая носатенькая блондинка с ниткой рта и миловидная девушка лет двадцати. Веснушки усеивали ее нос и щеки, а из-под тюрбана выбивались огненно-рыжие кудри.

На этот раз чернобровому пилоту выделили штурмана, который долго, минут пятнадцать, устанавливал курс: на черном мониторе соединял синие, красные и зеленые точки. Следуя за его пальцем, они оставляли за собой хвосты, как маленькие болиды.

За все время горожане, манекенами замершие в креслах, не проронили ни слова. Лица у них были каменные, ледяные, будто жестокий мир выкачал из них жизнь. Даже девушки, которым самой природой назначено быть эмоциональными, казались высеченными из мрамора.

Из их обрывочных мыслей я заключил, что они – подобие местного спецназа, перед каждым новым заданием они традиционно готовятся к смерти и, возвращаясь живыми, празднуют – благодарят судьбу. Здесь все военные такие, а еще они – потомственные гемоды. Это – целая каста людей более выносливых, быстрых, ловких. Если бы у них не так часто рождались уроды, гемоды заменили бы обычных людей.

Да, и здоровяка Пригоршню они приняли за своего.

Наконец шаттл вздрогнул, стартуя, и я невольно сжал подлокотники, ожидая перегрузки, но ее не последовало. Огромный «утюг» бороздил воздушное пространство, и даже турбулентность была ему нипочем. Жалко, что иллюминаторов нет: хоть вниз бы смотрели, отвлекались. Находясь рядом со спецназовцами, мы невольно напрягались, аж плечи сводило.

Черт, и ведь с этими людьми нам придется провести несколько дней бок о бок! От них будут зависеть наши жизни.

Пригоршня не выдержал напряжения, перегнулся через меня и обратился к девушкам:

– Красавицы, давайте знакомиться. Меня Никитой зовут.

Улыбка сползла с его лица: девушки одновременно повернули головы и одарили его стылыми взглядами механических кукол.

– Химик, потрогай их, – проговорил он. – Они точно теплые, живые или это роботы?

– Вроде, люди, – ответил я без уверенности.

– Почему вы решили, что мы роботы? – поинтересовалась рыженькая, сидящая возле меня.

У нее был низкий, богатый обертонами голос. С таким бы на телевидении работать или на радио.

– Мы обычные солдаты. Вы ведете себя очень странно, и мне кажетесь сумасшедшими. Или психически неуравновешенными. Но у меня приказ вас защищать.

– Меня будет защищать женщина?

Пригоршня расхохотался, приготовился присесть ей на уши, но я наступил ему на ногу. Он успокоился – вспомнил, что нас просили не болтать лишнего: эти люди, скорее всего, даже не знают, ради чего идут умирать. А если узнают, легче им не станет.

– У кого из вас карта и схемы? – спросил я, обращаясь к команде.

– Вы все узнаете на месте, – ответил кто-то из позади сидящих. – Просто следуйте за проводником.

Из мыслей этого человека я понял, что команду предупредили о том, что им придется сопровождать людей со странностями. Теперь же они уверились в этом окончательно: мы не знаем, с их точки зрения, элементарного, и они предполагают, что мы сельские жители, владеющие важной информацией.

Убаюкивая, жужжали механизмы. Пригоршня задремал, надвинув шляпу на лицо, а я мысленно считал, за сколько мы преодолеем восемьдесят километров. Если «утюг» летит хотя бы со скоростью автомобиля, то за час.

Примерно так и получилось – «утюг» покачнулся, на экране штурмана светящиеся точки разбежались, спецназовцы встали и направились к глухой стене без мониторов. Стена отъехала в сторону, и они принялись надевать подобия разгрузок, наколенники. Затем вытащили рюкзаки со снарягой и взяли ружья размером с АК с укороченными стволами и раздутым металлическим цевьем.

Когда спецназовцы выстроились посреди помещения, люк в полу открылся, и они по железному трапу вышли наружу. Мы замыкали шествие, и только ступили на темно-серую, почти черную скальную породу, как трап втянулся в «утюг», зависший в паре метров над землей. Набирая скорость, аппарат устремился в неприветливое небо и вскоре превратился в едва различимую точку.

Мы стояли на плоском уступе. Справа и слева громоздились изрытые оврагами черные скалы, похожие на бесконечный гребень дракона. Их верхушки терялись в низких облаках. Нам предстояло идти по ущелью, зажатому горами. Метрах в десяти под уступом оно было широким – запросто могли бы разъехаться два грузовика. Дальше сужалось; можно было различить завалы камней, через которые нам предстояло перелезать.

– Если дождь пойдет, нас смоет, – проговорил Пригоршня, надевая рюкзак.

– Дождя не будет, – ответила рыженькая. – Синоптики пообещали.

– Синоптик ошибается только один раз в сутки, – проворчал Никита и шагнул на край обрыва. – Как я понимаю, нам туда, вниз?

Спецназовцы начали готовиться к спуску: достали веревки, кошки, страховочные карабины. Первыми спустились девушки – легко, чуть ли не одной рукой держась за веревки. Гемоды есть гемоды – не удивлюсь, если рыженькая Пригоршню одной левой одолеет.

После того как сняли рюкзаки, настал наш черед. Видимо, нас считали немощными, всячески оберегали и жалели. Чтобы разубедить их, Пригоршня отказался от страховочных тросов, съехал на веревке и улыбнулся, потирая руки.

Когда слез я, то заметил, что рыженькая смотрит на него с интересом. Не выдержала, подошла, изучила с головы до ног, как подопытный экземпляр:

– Никогда не видела на человеке столько мышечной ткани. Ты тоже гемод?

Спецназовцы были тонкими – видимо, размер мышц компенсировался качеством волокон.

– Я – обычный человек. Кстати, я тебе представился, а ты – нет. Невежливо это.

– Айя, – ответила она безучастно.

– Лейнар, – представилась блондинка.

Пригоршня понемногу налаживал контакт с местными. Мужчинами он не интересовался, а они, в свою очередь, игнорировали его. Я отметил, что горожане тоже в основном все светловолосые, узколицые и похожие друг на друга. В команде затесался один брюнет семитской наружности и русоволосый мужчина, которому было на вид лет тридцать с небольшим. Наверное, он в экспедиции главный.

Русоволосый остался на выступе, отцепил веревки и, будто ящерица, без страховки спустился по практически отвесной скале. Хорошо, Пригоршня этого не видел, а то потянуло бы его на подвиги. Пока мужчины сматывали веревки, Никита закатал рукав и продемонстрировал дамам бицепс. Они выпучили глаза и остолбенели. Вскоре и мужчины заинтересовались, но не рисковали подойти, а просто наблюдали со стороны.

Судя по их лицам, они не сочли здоровенный бицепс Пригоршни ни красивым, ни функциональным, решили, что много мяса наросло из-за мутации. Эксплуатировать «миелофон», чтобы узнать их мнение, я не стал.

Русоволосый молча нацепил рюкзак – черный, ромбовидный, с множеством отделений – и зашагал к ущелью. Спецназовцы цепью устремились за ним, нам же выделили место в середине строя, как самым слабым. Пригоршня немного этим повозмущался, но когда с вершины сорвался камень и чуть не пробил голову черноглазому проводнику, идущему впереди меня, смолк.

С неба начали падать капли. Я решил не думать о них и поверить местным синоптикам – все равно ничего изменить нельзя: вход в ущелье уже было не разглядеть, только справа и слева высились черные уступчатые скалы, нанизавшие на свои вершины облака.

Казалось, этот мир необитаем: ни насекомого, ни травы, ни даже мха. И ведь тут не повышен радиационный фон – дозиметр молчит. Вскоре я понял, почему так: за очередным завалом обнаружился сугроб.

Перед выходом мы надели под камуфляж теплосберегаюшие штаны и рубахи, и потому не почувствовали, насколько здесь было холоднее. Тут, в горах, намного прохладнее, и никогда не наступало лето.

Начавшийся было дождь превратился в оседающий туман, медленно падающие мельчайшие капли напоминали пыль. Благо, серая роба деревенских, надетая поверх камуфляжа, не пропускала воду. По отвесным скалам струйками стекала вода, под ногами они соединялись в ручьи.

– Долго еще по ущелью топать? – крикнул Пригоршня проводнику – эхо заметалось, усиленное скалами, он аж голову втянул и прошептал: – Ничего себе!

– Полчаса, – ответил русоволосый, шагающий впереди колонны.

Осел густой туман, и остаток пути мы шли, словно в молоке. Впереди маячила спина Пригоршни, а того, кто шагал перед ним, видно уже не было. Все это время я мысленно молился, чтобы не хлынул дождь и не начался камнепад.

Вскоре туман начал рассеиваться; за белесым маревом плыл солнечный диск, то прячась за облаками, то выныривая из них.

Ущелье понемногу расширилось, склоны скал стали более пологими, и мы, наконец, вышли к обрыву, откуда открывался вид на долину, напоминающую кратер гигантского вулкана. Под нами плыли облачка, закрывая ее середину. У подножия гор угадывалась буро-красная и, о чудо! – зеленая растительность. Со всех сторон долину окружали холмы, подернутые сизоватой дымкой.

Налетел ветер, хлестнул по щекам, отогнал облако, закрывающее обзор, и я увидел каплеобразное озеро – холодное, стальное, – в которое впадала горная речка. Обернулся к скалам, скрывающим надвигающуюся с востока стену вечной стужи.

– Озеро теплое, – впервые за все время подал голос русоволосый командир группы. – Тут был вулкан, остались гейзеры. Говорят, он когда-нибудь проснется. Нам нужно преодолеть долину, а дальше – за холмы.

Его рассказ дополнила рыженькая Айя:

– Там может быть опасно: нечисть, которая оккупировала Столицу, иногда спускается погреться. Наша задача – не шуметь, чтобы враг не заподозрил, что мы приближаемся. Если нас заметят, будут ждать.

Русоволосый обнял ее за талию и продолжил:

– Я вижу, вы издалека, поэтому многие наши действия кажутся вам странными. Поверьте, мы знаем свое дело, и если принимаем какое-то решение, значит, оно оптимально. В спорных ситуациях мы, конечно же, будем с вами советоваться.

Айя прильнула к командиру, и я сделал вывод, что они – пара. Красивая, надо отдать должное, пара. Мужчина высок, поджар, скуласт, в его ярко-синих глазах словно спряталось небо, которое тут показывается редко. А девушка…

Только сейчас я понял, почему Айя так располагает к себе: мы истосковались по солнцу и краскам, а она яркая и напоминает осеннюю бабочку, которую хочется поймать и согреть.

– В дорогу, хватит расслабляться, – проговорил командир и зашагал на пригорок.

За бугром была расщелина, по которой нам и предстояло спускаться. Н-да, без снаряжения тут никак. Мужчины сняли рюкзаки и начали готовить веревку, цеплять подобия карабинов. Командир достал складной железный штырь и принялся вбивать его в трещину в камне.

Страницы: «« ... 56789101112 »»

Читать бесплатно другие книги:

«Была она предвозвестницей христианской земле, как денница перед солнцем, как заря перед рассветом. ...
Феофилакт, архиепископ Охриды в византийской провинции Болгарии (вторая пол. XI – нач. XII в.) – кру...
Мытарства – это неизбежный путь человеческой души, который она совершает при переходе от земной жизн...
так Святая Церковь свидетельствует об Иисусе Христе, Сыне Божием, пришедшем на землю спасти падшего ...
Ускользающее время, непроизнесенные слова, зыбкость, пронизывающая нынешнее бытие, являются основным...