История человечества. Россия Хорошевский Андрей

Обычно при казнях присутствовал врач, который должен был зафиксировать факт смерти. Но в данном случае обошлись без него. Впрочем, человек с медицинскими навыками при расстреле Каплан все же присутствовал – пролетарский поэт Демьян Бедный, по образованию фельдшер. Узнав о предстоящей казни, он сам напросился в свидетели.

«Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить!» – такой приказ получил Мальков от Свердлова. Еще теплый труп Каплан засунули в металлическую бочку и облили бензином. Мальков попытался поджечь тело, но спички отсырели, и Бедный великодушно предложил свои. До поры до времени он держался бодро, но когда запахло горелым мясом, не выдержал и упал в обморок. На этом все было кончено…

Следствие закончено, подозреваемая созналась в преступлении, приговор приведен в исполнение – можно закрывать дело? Так действительно было в 1918-м, но затем ЧК (самостоятельно ли, или же по указке сверху – однозначно ответить невозможно, хотя гораздо более вероятным видится второе) расширила дело, результатом чего стал состоявшийся в 1922 году процесс по делу партии эсеров. На нем «контрреволюционная деятельность эсеров была окончательно всенародно разоблачена», а заговор против Ленина и других вождей превратился из «дела одиночек» в процесс над целой партией.

В советское время о покушении на Ленина, об эсерах и их причастности к «злодейскому преступлению против всего трудового народа» писали много и с удовольствием, ибо тема была благодатная. Книги под названиями типа «Выстрел в спину революции» и подобные выходили едва ли не сотнями. Воспользуемся и мы подобным источником. Приведенный ниже фрагмент из книги «Они целились в сердце народа» Василия Хомченко может показаться читателю длинным и пафосным, однако он достаточно четко показывает, как советские историки трактовали события лета 1918 года.

«Подробности этого преступления (то есть покушения на Ленина. – Авт.) стали известны спустя три года, когда некоторые члены партии правых эсеров – исполнители террористических актов, такие как Г. Семенов, Л. Коноплева и другие, раскаявшись, выступили с разоблачением политики ЦК своей партии, его методов борьбы против Советской власти. Они же рассказали о покушении на В. И. Ленина и других террористических актах.

ВЧК провела следствие и оконченное, тщательно расследованное дело передала в Верховный революционный трибунал при ВЦИК РСФСР. С 8 июля по 7 августа 1932 года в Москве в специальном присутствии Верховный революционный трибунал рассмотрел это дело. Перед судом предстали правоэсеровские вожаки и руководители партии эсеров, организовавшие тяжелые преступления против Советской власти, а также непосредственные исполнители убийств и диверсий.

Этими подсудимыми были: А. Р. Гоц, Д. Д. Донской, М. А. Лихач, Н. Н. Иванов, Л. Я. Герштейн, М. Я. Гендельман, С. В. Морозов, Г. И. Семенов, Л. В. Коноплева, В. Л. Дерюжинский, П. Н. Пелевин, П. В. Злобин, Ф. В. Зубков, Ф. Ф. Федоров-Козлов, К. А. Усов и другие.

Согласно обвинительному заключению, утвержденному распорядительным заседанием Судебной коллегии Верховного революционного трибунала при ВЦИК, подсудимые обвинялись в деятельности, направленной на свержение власти рабоче-крестьянских Советов и существующего на основании Конституции РСФСР рабоче-крестьянского правительства, для чего:

– подготовляли и организовывали вооруженные восстания против Советской власти;

– входили в сношения с представителями Антанты и с белогвардейским командованием;

– проводили террористические акты против деятелей Советской власти, совершали диверсии на железных дорогах и т. д.

Это они, представшие перед судом, убили Володарского и Урицкого, они организовали и покушение на В. И. Ленина 30 августа 1918 года.

Официально провозгласив отказ от террора против партии большевиков и деятелей Советской республики, эсеровские вожаки (А. Гоц, Е. Ратнер,

В. Чернов и др.) в действительности ориентировали членов своей партии на то, чтобы в борьбе с большевиками не останавливаться перед применением любых средств, и прямо выступали с заявлениями о необходимости террора.

В судебном заседании Революционного трибунала было установлено, что покушение на жизнь

В. И. Ленина правые эсеры начали готовить вскоре после Октябрьской революции…

В мае 1918 года Гоц и Донской дали от имени ЦК начальнику эсеровской боевой дружины Семенову согласие на организацию так называемого «центрального боевого отряда», предназначенного для систематической, организованной террористической борьбы против видных представителей Советской власти. В отряд были привлечены террористически настроенные эсеры Коноплева, Иванова-Иранова, Усов, Сергеев и другие. Под руководством Семенова этот отряд сразу же приступил к «работе». Прежде всего было решено убить руководителей петроградских большевиков В. Володарского[14], М. Урицкого и других…

После убийства Володарского ЦК партии эсеров перебазировал террористическую группу Семенова в Москву, где она стала готовить покушение на

В. И. Ленина. В группу вошли Усов, Зубков, Федоров-Козлов. К ним присоединились приехавшие в Москву позже Коноплева и Ефимов, а также Новиков, Королев и Киселев.

Из ЦК эсеровской партии Семенову сообщили, что в Москве параллельно с ним действует с той же целью вторая группа и что в ней находится Каплан. Семенову предложили познакомиться с Каплан и взять ее группу в свое подчинение. Знакомство и слияние этих групп произошло в первой половине августа 1918 года.

Семенов по данному обстоятельству дал такие показания: «В беседе со мной Каплан сказала, что она давно приняла решение убить Ленина. Она же предложила себя в исполнительницы. При дальнейшем знакомстве с Каплан я убедился, что она террористка-фанатичка. Такая пойдет на все. Затем я познакомился и с остальными членами ее группы».

Ими были Рудзиевская, а также эсерка, действовавшая под именем Маруси, и бывший матрос крейсера «Память Азова» П. Пелевин. Из всех участников Семенов взял в исполнители одну лишь Каплан. Остальные ему не внушали доверия: были нерешительными людьми и высказывали сомнение в правильности террористического метода борьбы…

Семенов, Каплан и другие террористы приступили к делу сразу же. Составили подробный план, решив убить В. И. Ленина на митинге. Сделать это было легко, учитывая, что Ленин в то время ездил на митинги без охраны.

Семенов на суде рассказал об этом плане очень подробно.

В группе Семенова насчитывалось четыре исполнителя: Каплан, Коноплева, Федоров-Козлов и Усов.

Первый раз террористы увидели В. И. Ленина на митинге в Алексеевской народном доме 23 августа 1918 года. Ленин приехал туда днем, о чем немедленно был извещен Усов. Он прибыл на митинг и протиснулся в толпе поближе к трибуне. Усов держал в кармане оружие, готовый выхватить его в любую минуту. Никто не мешал Усову стрелять. Но он видел, как слушают В. И. Ленина, как верят ему, и заколебался. Вместе с сотнями рабочих он слушал его, затаив дыхание…

Наступила пятница – 30 августа. Террористы вновь вышли на дежурство. Семенов был уверен, что на этот раз им удастся осуществить свой злодейский план.

За несколько дней перед этим Коноплева передала Семенову небольшой пакет.

– Яд, – сказала она. – Кураре.

– Зачем? – поинтересовался Семенов.

– Надо отравить пули.

– Где достала?

– Взяла у Рихтера.

Рихтер – эсер, входил в военную организацию эсеровской партии.

Семенов тут же взял патроны, надрезал ножом головки пуль и обмазал их ядом.

Теперь у Семенова было три исполнителя: Каплан, Коноплева и Федоров-Козлов. Каждому из них Семенов выдал оружие и необходимое количество отравленных пуль. Исполнители разошлись по районам.

Днем 30 августа 1918 года Ленин выступал на митинге на Хлебной бирже. О приезде Ленина на Хлебную биржу Федорову-Козлову сообщил Зубков. Федоров-Козлов прибыл на митинг, но, как и Усов, стрелять не решился. Стоявший рядом с Федоровым-Козловым Зубков то и дело толкал его в плечо и говорил: «Слышишь! Ведь правду Ленин говорит. А?»

Возвращаясь с митинга, Зубков сказал расстроенному и подавленному Федорову-Козлову:

– Ты правильно поступил, что не стал стрелять в Ленина, Он же за рабочих и социализм.

В судебном заседании Федоров-Козлов сказал: «Я не решился выстрелить в Ленина, так как к этому времени убедился, что тактика убийств, которую избрали мои руководители, является неправильной, вредной, страшной для дела социализма…»

Итак, на этот раз тоже не прогремел выстрел. Но вечером В. И. Ленин поехал на Серпуховку, к рабочим завода Михельсена (так в оригинале. – Авт.). Там дежурила Ф. Каплан. Она ходила в толпе, прислушивалась к разговорам, курила одну за одной папиросы. Там же в толпе находился и В. А. Новиков, переодетый в матросскую форму. Семенов послал его в помощь Каплан. По распоряжению Семенова Новиков нанял извозчика и поставил его недалеко от заводских ворот. Новиков сказал Каплан:

– После выстрелов бегите к извозчику. Он вас быстро увезет отсюда.

Вдруг загремели аплодисменты, люди кричали: «Ленин! Ленин! Ура товарищу Ленину!»…

Только на суде стало известно, что Каплан стреляла из браунинга, который ей дал Семенов. Вот почему она так упорно молчала, не желая отвечать, где взяла оружие. скрывала она и то, каким образом у нее в портфеле оказался билет до станции Томилино. Дело в том, что на этой станции находилась конспиративная квартира эсеров…

В судебном заседании выступил в качестве общественного обвинителя народный комиссар просвещения РСФСР А. В. Луначарский.

– Партия эсеров заслужила смерть, – сказал Анатолий Васильевич. – Она должна умереть. Нужно падающего толкнуть и ускорить смерть партии, чтобы разлагающееся тело не заражало политической атмосферы. Мы обязаны обезвредить партию эсеров и с фронта, и с тыла, и с флангов. Революционный трибунал обязан выполнить свой революционный долг перед пролетариатом.

Трибунал выполнил этот долг. 7 августа 1922 года был оглашен приговор.

Главари правоэсеровской партии А. Гоц, Д. Донской, Л. Герштейн, М. Лихач, Н. Иванов, М. Гендельман, С. Морозов, Г. Семенов, Л. Коноплева, Е. Иранова, Е. Ратнер, Е. Тимофеев, В. Агапов, А. Альтовский и В. Игнатьев были приговорены к расстрелу.

Остальные подсудимые – В. Дерюжинский, П. Пелевин, Ф. Федоров-Козлов, Ф. Зубков, П. Злобин, К. Усов и другие осуждены к лишению свободы.

Президиум ВЦИК приговор в отношении осужденных к расстрелу утвердил, но исполнение приостановил. Впоследствии всем им расстрел был заменен лишением свободы.

Осужденные к лишению свободы Дерюжинский, Пелевин, Федоров-Козлов, Усов и другие Президиумом ВЦИК, с учетом их раскаяния и заверения, что честным трудом загладят совершенные ими преступления, были освобождены oт наказания».

А как, собственно, сам Ленин реагировал на то, что произошло с Каплан? Прямых свидетельств оценки вождем того, что сделал Свердлов с террористкой, нет – так что достоверно неизвестно, был он доволен поспешностью Якова Михайловича или же, наоборот – нет. Но все же есть некоторые факты, дающие серьезный повод задуматься. Например, Анжелика Балабанова, российская и итальянская социалистка (в 1918 году она занимала пост помощника председателя Совнаркома и Наркома иностранных дел Советской Украины Христиана Раковского), вхожая в дом Лениных, вспоминала, что в кремлевской квартире вождя царило смятение. «Когда мы говорили о Каплан, – писала Балабанова, – молодой женщине, которая стреляла в него и которая была расстреляна, Крупская была очень расстроена. Позже, когда мы были одни, она горько плакала, когда говорила об этом. Сам Ленин не хотел преувеличивать эпизод. Но у меня сложилось впечатление, что он был потрясен казнью Каплан».

Удивительно – Ленин был потрясен, но ничего не смог сделать, чтобы защитить Каплан. Можно предположить, что он не мог говорить, был при смерти, находился в тяжелом состоянии. Но это же не так! В воспоминаниях Свердлова есть свидетельство того, что уже 1 сентября Ленин был если и не здоров, то, по крайней мере, вполне разговорчив: «Больной шутит, заявляет врачам, что они ему надоели, не хочет подчиняться дисциплине, шутя подвергая врачей перекрестному допросу, вообще, бушует». Эта фраза вызывает и другой вопрос: почему не был допрошен Ленин – потерпевший и один из свидетелей?

Как видим, выстроенная ЧК в 1918 и 1922 годах версия о покушении на В. И. Ленина выглядит стройной и убедительной только в одном случае – если вообще не задавать вопросов. По сути, основана она на единственном доказательстве – признании Фанни Каплан в том, что именно она стреляла в Ленина. А далее… Далее начинаются вопросы.

Следствием огромного количества этих вопросов является столь же немалое число версий того, что же именно произошло 30 августа 1918 года. Для их рассмотрения мы воспользуемся классификацией, предложенной исследователем А. Видгопом, которую расширим и дополним собственными рассуждениями. Итак,

Версия. Фанни Каплан не стреляла в Ленина.

Покушение на Ленина – это организованная кем-то, скорее всего, ВЧК, провокация против партии эсеров, которую впоследствии и обвинили в этом покушении на процессе 1922 года. При этом большевики фактически ничего не смогли доказать. На допросах Каплан говорила лишь о сочувствии эсерам, но свою причастность к какой-либо партии и политическому направлению отрицала. Кроме того, в пользу этой версии говорит тот факт, что подавляющее число эсеров не только не были с ней знакомы, но даже никогда о ней не слышали.

Версия 2. Фанни Каплан не стреляла в Ленина.

По мнению некоторых историков, в частности

Б. Орлова, в вождя стреляла эсерка Лидия Коноплева, в 1922 году выступавшая на процессе по делу эсеров и обвинившая их в организации этого покушения.

Как мы уже знаем, Революционный трибунал по итогам процесса над партией эсеров приговорил в числе прочих к расстрелу и Коноплеву. Но Президиум ВЦИК заменил расстрел лишением свободы, и уже вскоре Коноплева оказалась на свободе. Как, кстати, и Григорий Семенов – предполагаемый организатор группы, к которой принадлежала, по версии ЧК, Каплан. Однако на этом поразительные факты не заканчиваются. За год до процесса эсеров и Коноплева, и Семенов синхронно меняют свои взгляды и вступают… в РКП(б) (есть данные, что Семенов вступил в партию большевиков еще раньше – в 1919-м). А затем заявляют судьям Ревтрибунала, что именно они «руководили действиями Каплан по убийству Ильича». Как говорится, более чем расстрельное признание, но их не просто оставляют в живых, они всячески обласканы советской властью. Семенов, например, после процесса работал в ВЧК и Генеральном штабе РККА, дослужился до звания бригадного комиссара. Правда, Коноплева и Семенов все-таки были расстреляны в 1937-м, но совсем не за то, что покушались на жизнь Ленина.

Именно это и дает повод исследователям утверждать, что Коноплева и Семенов были провокаторами, завербованными ВЧК, возможно, до покушения, возможно – после. Журналист Виктор Тополянский отмечает по этому поводу: «Наиболее странным в этой криминальной истории выглядит благодушие властей по отношению к подлинным соучастникам покушения – Коноплевой и Семенову. Их прощают и оставляют на свободе. Более того, объявляют о вступлении обоих в ряды большевиков, умиляясь их чистосердечному раскаянию и своевременно заговорившей “революционной совести”».

Предположим, что некая эсеровская группа, готовившая покушение на Ленина, действительно существовала, и к ней в какой-то момент «прибилась» Фанни Каплан.

Первый вопрос, который задают противники официальной версии: могла ли вообще она, очень плохо видящая женщина, не разбирающаяся в оружии, попасть в Ленина? И если покушение готовила террористическая группа, в распоряжении которой было немало хорошо подготовленных боевиков, то почему для покушения была выбрана именно Каплан?

Ответ на первый вопрос – да, могла. Как бы плохо ни видела Каплан, после операции в Харькове она уже не была абсолютно слепой. Главным для нее в тех условиях, которые сложились на момент покушения, – было узнать Ленина. А условия эти, надо сказать, были просто идеальными. Сумерки, Ленин без охраны идет через двор, никто не мешает Каплан приблизиться к жертве буквально на метр. С такого расстояния попасть в человека может любой, даже очень плохо видящий стрелок.

Сторонники невиновности Каплан также утверждают, что она не умела обращаться с оружием. На это можно напомнить, что Фанни до своего ареста в 1906 году готовилась к совершению террористических актов и, очевидно, все же знала, как обращаться со стрелковым оружием. Кроме того, за то время, пока Каплан жила в Москве, ее нетрудно было этому научить.

А вот с ответом на второй вопрос все далеко не так однозначно. В вопросе: Каплан стреляла или нет – сложилась поистине патовая ситуация. С одной стороны, убедительных доказательств, что это было именно так, по сути, нет. Отсутствие достоверных показаний свидетелей, непонятная ситуация с количеством выстрелов, странные особенности задержания Каплан, громадное количество нестыковок и пробелов в материалах следствия – все это не позволяет с уверенностью утверждать, что стреляла именно террористка-эсерка по имени Фанни Каплан.

Как мы уже упоминали, Каплан была задержана помощником военного комиссара С. Н. Батулиным на Серпуховской площади. Некоторые эксперты отмечают, что Каплан просто не могла добежать туда с места покушения к тому моменту, по крайней мере, это было очень нелегко. Как выяснилось в ходе следствия, в тот вечер на ней были ботинки с дырами и обнаженными на подошве гвоздями, которые вряд ли вообще давали ей возможность куда-либо бежать. Если при ней были портфель и зонтик, то они тоже явно мешали ей совершать «пробежки». К тому же не стоит забывать и о плохом зрении Каплан, и о сумерках – еще два фактора, совсем не способствующих быстрому бегу.

Однако, с другой стороны – есть признание, которое неоднократно сделала сама Каплан и которое, очевидно, было получено без какого-либо нажима со стороны следствия.

То, что Каплан принимала участие в покушении, – сомнений практически не вызывает. Но вот в какой роли? Известно, что Боевая организация партии эсеров, планируя покушения на высокопоставленных лиц Российской империи, всегда выставляла нескольких метальщиков бомб или стрелков, и не только для того, чтобы перекрыть возможный проезд жертвы по какому-либо другому маршруту, но и чтобы в случае необходимости второй стрелок или метальщик мог довершить дело, если первому удалось только ранить «объект». Не исключено, что Каплан, возможно, была осведомительницей, сигнальщицей, то есть должна была оповестить руководителей операции, что цель прибыла в нужное место. Можно предположить и такой вариант: Каплан использовалась в качестве «запасного игрока», то есть ей все-таки дали браунинг, поставили во дворе завода Михельсона, но основная роль отводилась кому-то другому.

Версия 3. Фанни Каплан не стреляла в Ленина.

Достаточно распространенная и популярная в данное время версия – покушение на Ленина было частью заговора, организованного его же товарищами по большевистской верхушке. Роль главного заговорщика отводится Якову Свердлову.

В пользу этой версии действительно говорит немало фактов. Начнем с хронологии событий 30 августа 1918-го, точнее, еще раз к ним вернемся. Когда же именно Каплан стреляла в Ленина? Самым «ранним» оказался В. Бонч-Бруевич – он в своих воспоминаниях утверждает, что узнал о покушении на Ленина в 18.00. Официальные органы советской печати по горячим следам утверждали, что покушение произошло около половины восьмого вечера. Однако на первом допросе в ВЧК Каплан показала, что она приехала на завод Михельсона около восьми часов. Какое-то время она осматривалась, говорила со Степаном Гилем, ждала, когда Ленин выйдет с завода.

А Гиль, шофер Ленина? Он, как мы помним, утверждал, что «приехал с Лениным на завод Михельсона около 10 часов вечера». Предположим, что Ленин быстро вышел из машины, прошел на завод, выступил, вышел из гранатного цеха, какое-то время у него заняла беседа с кастеляншей Поповой. На это ушло, как минимум, двадцать минут. Значит, Каплан стреляла в Ленина (с учетом того, что Гиль мог не засечь точного времени приезда) где-то в промежутке

22.15–22.25. Затем была суматоха, Ленину оказывали первую помощь, усаживали в машину – еще, как минимум, десять, а то и пятнадцать минут. После этого раненого везут Кремль, поднимают по лестнице. Очевидно, что в своей квартире он оказался около 11 вечера. Именно в это время, как свидетельствуют официальные документы, был произведен первый медицинский осмотр пациента.

А теперь вспомним воззвание о покушении на Ленина, написанное Свердловым и опубликованное по его распоряжению. Время, которым оно датировано, – 22.40. Причем в самом его начале говорится: «Несколько часов тому назад (курсив мой. – Авт.) совершено злодейское покушение на тов. Ленина». Как видим, с хронологией, основанной на показаниях Степана Гиля (и, кстати, не только его), это стыкуется плохо.

Но может быть, Гиль все же ошибся, и на самом деле он привез Ленина на завод Михельсона раньше, допустим, на полчаса. Тогда у Свердлова действительно было время, чтобы узнать о покушении на Ленина, и он, проявив чудеса владения эпистолярным жанром, написал воззвание уже после покушения. Однако здесь возникает еще один вопрос: откуда у Якова Михайловича такая фантастическая прозорливость, позволяющая так точно, за несколько минут, расставить акценты и фактически назвать преступников: «Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов». Интересно, что советские историки и те, кто и сейчас придерживается официальной большевистской версии о покушении на Ленина, так не любят эту фразу, что, цитируя воззвание Свердлова, заменяют ее стыдливым троеточием.

«Наймиты французов и англичан» – это еще можно понять, их товарищ Свердлов мог приплести в «дежурном порядке». Но почему именно правые эсеры, а не какая-нибудь «белогвардейская шваль»? Примечательный в этом плане разговор произошел у Свердлова с Петерсом (он стал известен из уже упоминавшихся нами записок последнего). Вечером 31 августа Свердлов сказал и. о. председателя ВЧК, что утром нужно дать официальное сообщение в газеты.

– Напиши коротко, стрелявшая – правая эсерка черновской группы, установлена ее связь с самарской организацией, готовившей покушение, принадлежит к группе заговорщиков.

– Этих заговорщиков придется выпустить, – ответил Петерс, – против них ничего нет.

Никакими связями ни с какой организацией от этой дамы пока не пахнет, а то, что она правая эсерка, сказал я. И вообще таких дилетантов, как мы, самих сажать нужно!

Свердлов на это ничего не ответил, зато позднее, когда его кто-то спросил, как идет следствие, ядовито бросил: «А так, что всю ВЧК надо пересажать, а даму выпустить. И на весь мир покаяться: мы, мол, дилетанты-с, извините-с!»

Второй аргумент в пользу данной версии – ход следствия, с вечера 30 августа по 3 сентября 1918 года полностью контролировавшийся Свердловым. Как утверждают некоторые историки, Яков Михайлович запретил Феликсу Дзержинскому возвращаться из Петрограда, куда тот накануне отправился расследовать дело Урицкого. Общее руководство следствием возглавил Петерс, которого вряд ли можно назвать человеком Свердлова, а вот конкретные следственные действия – дознание, опрос свидетелей, осмотр места покушения и следственный эксперимент, вызывающие массу вопросов, – проводились его людьми – Кингисеппом и Юровским. Известно, что Свердлов трижды, наедине, без протокола разговаривал с Каплан. Петерса председатель ВЦИК нейтрализовал просто – по его личному указанию Каплан была переведена с Лубянки в Кремль. А дальше последовал расстрел – Мальков с помощниками, опять же, по указанию Свердлова, уничтожил женщину, которая являлась главной ниточкой, позволявшей распутать это непростое дело.

Все это приводит некоторых исследователей к выводу: Свердлов, в руках которого и без того было сосредоточено немало рычагов власти, решил подмять под себя всё. Но операция пошла не по плану, Ленин выжил, и тогда председателю ВЦИК пришлось заметать следы. Поскольку Свердлов в момент недееспособности Ленина фактически стал руководителем государства (он даже отдавал приказы, расположившись в кабинете Ленина), сделано это было быстро, хотя и не без труда. Кто знает, как бы повернулась история Советского государства, живи Свердлов и дальше, но после тех событий ему суждено было прожить недолго: в середине 1919-го он скоропостижно скончался от испанки.

Версия 4. Фанни Каплан не стреляла в Ленина.

По мнению историка Васильева и некоторых других, никакого покушения вообще не было, а была «мастерски организованная чудовищная инсценировка» при активном участии самого вождя.

Эта версия основывается на двух аргументах. Во-первых, довольно странном характере ранений Ленина и чудесно быстром исцелении вождя. В Ленина якобы стреляют разрывными пулями «дум-дум», для пущей верности (хотя это и абсолютно бесполезно) смазанными ядом кураре, он получает якобы «смертельные ранения», после которых, как мы уже упоминали, Гиль везет его не в ближайшую больницу, а в Кремль. Этой версии, например, придерживается Полина Дашкова. На вопрос корреспондента «Комсомольской правды», что заставляет ее думать, что никакого покушения не было, известная писательница ответила:

«Медицинские документы. Как в официальном бюллетене обозначен ход пуль? Одна пуля вошла под левую лопатку Владимира Ильича, прошила наискосок грудную полость и застряла над правой ключицей под кожей шеи, не задев никаких жизненно важных органов. Если она не задела сердце, то обязательно должна была задеть артерии или легкие. Но она (хотя диаметр пули был достаточно большой) почему-то шла зигзагом, аккуратненько все обходя. Траектория полета пули может измениться при столкновении с чем-то твердым – лопаткой или позвоночником. Но повреждение позвоночника – травма весьма серьезная. Даже если предположить, что случилось абсолютное чудо и ни одна из артерий и сосудов не была задета, у нас остаются легкие. Ибо не могло не быть так называемого пневмоторакса, то есть повреждения легкого и внутреннего кровоизлияния. При пневмотораксе он не смог бы проехать от Серпуховки к Кремлю, выйти из машины на собственных ногах, подняться на третий этаж, раздеться и лечь. Что касается второй пули – там все проще: она раздробила плечевую кость и застряла под кожей. Чем опасны пулевые ранения? Сепсисом. Антибиотиков тогда не было, но у Владимира Ильича ни разу даже не поднялась температура!

Я обсуждала это со многими врачами, показывала рентгеновский снимок. Пока я рассказывала, как эта пуля шла согласно официальной версии, которая нам всегда преподносилась на уроках истории, все говорили: ну это же бред, невозможно – человек бы десять раз умер! Потом спрашивали: а кто это? Я говорила: Ленин… И у всех был шок».

И второй аргумент. 26 июня 1918 года Ленин пишет в письме Г. Е. Зиновьеву: «Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы… удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это невозможно! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров…»

«Архивоенное» время, по мнению Ленина, требует соответствующих мер. Но, несмотря на то что Ленин является главой государства, в 1918 году это еще не означало, что он мог действовать без оглядки на других членов верхушки РКП(б). Да и массы, несмотря на всю их «революционную инициативу», нужно все же как-то мотивировать. Именно это, по мнению некоторых исследователей, и подвигло Ленина сотоварищи организовать инсценировку покушения на «вождя мирового пролетариата».

2 сентября 1918 года Свердлов в обращении ВЦИК призывает к началу «красного террора». Уже на следующий день в Петрограде расстреляны около 500 человек, в основном представители элиты – бывшие царские чиновники высшего ранга, профессора университетов и т. д. А 5 сентября появляется постановление СНК «О красном терроре», согласно которому «обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью», советская республика должна быть очищена от «классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях», «подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам». После этого эстафету подхватывает пресса. Газета «Красное знамя», официальный печатный орган Петросовета, писала в своей первополосной статье: «Кровь за кровь. Без пощады, без сострадания мы будем избивать врагов десятками, сотнями. Пусть их наберутся тысячи. Пусть они захлебнутся в собственной крови! Не стихийную, массовую резню мы им устроим. Мы будем вытаскивать истинных буржуев-толстосумов и их подручных. За кровь товарища Урицкого, за ранение тов. Ленина…» Повод для террора был найден…

Версия 5. Фанни Каплан стреляла в Ленина.

Стрелятьто стреляла, однако не ведала, что творила. Эта «компромиссная», «примиренческая» версия основывается на словах Якова Петерса, называвшего Каплан «сумасшедшей или экзальтированной». То есть Фанни, страдавшая психическим расстройством, покушалась на Ленина, но при этом не осознавала, что она, собственно, делает.

С этой версией отчасти перекликается следующая.

Версия 6. Фанни Каплан стреляла в Ленина.

Причина – неразделенная любовь. Не к Ленину, конечно, а к тому человеку, который двенадцать лет назад сбежал от нее после взрыва бомбы в киевской гостинице. В записках Петерса есть запись одного из допросов Каплан: «…в Харькове я встретила Мику, Виктора. Мы с ним вместе в шестом году работали в одной группе, готовили взрыв. Встреча была случайной, он остался анархистом, и я была ему не нужна… Даже опасна. Он сказал, что побаивается меня, моей истеричности и прошлого. А я тогда ничего этого не понимала. Как мне объяснить? Всё опять было в красках, всё возвращалось – зрение, жизнь… Я решила пойти к нему, чтоб объясниться. И перед этим пошла на базар, чтобы купить мыла. Хорошего. Просили очень дорого, и я продала шаль. Я купила это мыло. Потом… утром… он сказал, что не любит меня и никогда не любил, а произошло всё сегодня оттого, что от меня пахнет духами Ванды. Я вернулась в больницу, села в кресло и хотела закутаться в свою шаль, потому что я всегда в ней пряталась от холодной тоски… Но шали у меня больше не было, а было это мыло… и я не могу простить себя… не прощаю…»

В общем, как считает исследователь Е. Съянова, «брошенные женщины опасны для вождей». Каплан, узнавшая, что Гарский ее бросил, решила за это отомстить Ленину и доказать всему миру, на что способна неразделенная любовь.

Версия 7. Фанни Каплан стреляла в Ленина. Ее не расстреляли 3 сентября 1918 года.

В добрых царей хотелось верить не только подданным Российской империи, но и победившему пролетариату. Существует версия о том, что Ленин пожалел стрелявшую в него Каплан (а может быть, решил исправить несправедливость и сохранить жизнь обвиненной ни за что женщине).

Наиболее интересными в этом плане являются свидетельства Василия Новикова, того самого, который, по версии ЧК, принимал участие в покушении на Ленина и обеспечивал для Каплан удобные условия для стрельбы. На одном из допросов в конце 1937 года он показал следующее:

«Вопрос: Вы называли всех бывших участников эсеровской террористической дружины, с которыми вы встречались в последующие годы?

Ответ: Я упустил из виду участницу покушения на В. И. Ленина – Ф. Каплан, которую встречал в Свердловской тюрьме в 1932 г.

Вопрос: Расскажите подробно, при каких обстоятельствах произошла эта встреча?

Ответ: В июле 1932 г. в пересыльной тюрьме в г. Свердловске, во время одной из прогулок на тюремном дворе, я встретил Каплан Фаню в сопровождении конвоира. Несмотря на то что она сильно изменилась после нашей последней встречи в Москве в 1918 г., я все же сразу узнал ее. Во время этой встречи переговорить мне с нею не удалось. Узнала ли она меня, не знаю, при нашей встрече она никакого вида не показала. Все еще сомневаясь в том, что это Фаня Каплан, я решил проверить это и действительно нашел подтверждение того, что это было именно так.

Вопрос: Каким образом?

Ответ: В Свердловской тюрьме содержался Кожаринов, переводившийся из челябинского изолятора в ссылку. Кожаринов был привлечен к работе в качестве переписчика. Я обратился к нему с просьбой посмотреть списки заключенных, проверив, находится ли среди них Фаня Каплан. Кожаринов мне сообщил, что действительно в списках тюрьмы числится направленная из политизолятора в ссылку Каплан Фаня, под другой фамилией – Ройд Фаня…

Вопрос: От кого и что именно вы слышали о Каплан в 1937 г.?

Ответ: 15 ноября 1937 г. я был переведен из Мурманской тюрьмы в Ленинградскую на Нижегородской ул. Находясь там в одной камере с заключенным Матвеевым, у меня с ним возник разговор о моей прошлой эсеровской деятельности и, в частности, о Каплан Фане. Матвеев, отбывавший наказание в Сибирских к/лагерях, сказал мне, что он знает о том, что Каплан Фаня – участница по кушения на В. И. Ленина – работает в управлении Сиблага в Новосибирске в качестве вольнонаемного работника…

Новиков подтвердил правильность записи протокола и то, что он им был прочитан.

Допрос вели: начальник и оперуполномоченный 4-го отделения УГБ УНКВД Ленинградской области».

Эти сведения не то чтобы встревожили руководителей НКВД, но все же заставили провести их проверку. В декабре 1937 года в Свердловск и Новосибирск поступили запросы за подписью заместителя наркома внутренних дел СССР Фриновского с требованием проверить сведения, изложенные Новиковым. Слова Новикова не подтвердились. После проверок картотек, материалов конвойного полка и т. д. был сделан вывод: «Не установлено ни одного арестованного, сходного с Ройд Фаней».

Были и другие свидетельства, – например, утверждалось, что Каплан даже выпустили на свободу и она умерла в 1947 году. Очевидцы якобы видели ее то в Сибири, то на Урале, то в Воркуте.

И наконец, последняя версия, сформулированная одним из самых компетентных исследователей первых революционных годов А. Л. Литвиным: «Да там вообще разобраться ни в чем нельзя, ничего не ясно». Конечно, такое мнение не оставляет шансов на установление истины. Но с другой стороны – оно, как это ни парадоксально, ближе всего к истине. Сейчас уже трудно сказать, намеренно ли кто-то «запутывал следы» или же это получилось, что называется, само собой. Но при кажущемся обилии материалов и версий, претендующих на достоверность, это дело было и остается одной из самых больших загадок советской истории.

Мы уже говорили о том, что покушение на Ленина в 1918 году было фактически единственным, о котором хоть что-то стало известно советскому народу. В последующие годы информация о любых подобных инцидентах являлась строжайшей государственной тайной, и поэтому простым советским гражданам могло показаться, что покушений на вождей больше и не было. Но они были, причем не одно и не два. И это несмотря на то, что с каждым годом совершенствовалась охрана: отныне не могло быть и речи о том, чтобы руководитель государства приезжал на какой-нибудь завод в сумерках фактически один, как это было 30 августа 1918-го. Например, уже 9 апреля 1919 года Оргбюро ЦК направило коменданту Кремля Малькову перечень дополнительных мер по охране Ленина:

«Уважаемый т. Мальков!

Оргбюро постановило:

1. При выездах тов. Ленина из Кремля необходимо сопровождение 2-х автомобилей с охраной из 5 человек. Шофер – партийный, преданный. Рядом – вооруженный конвоир.

2. Охрана квартиры и кабинета – часовыми из коммунистов (не менее 1 года партстаж). У часовых – сигнализация; кнопка на полу (использовать в случае нападения).

3. Вход в квартиру В. И. – по особым билетам, выдаваемым т. Лениным.

4. Перенести канцелярию вниз.

5. Перенести кабинет рядом с квартирой В. И. Ленина (рядом зал заседаний).

6. Провести основательную чистку среди сотрудников Совнаркома».

Впрочем, эти меры были детским лепетом по сравнению с тем, как была организована охрана следующего вождя. Если верить материалам судебных процессов тех лет, то на жизнь товарища Сталина покушались едва ли не миллионы. Сейчас уже всем хорошо известно, как добывались «чистосердечные признания». Однако, как считают историки, были и реальные попытки убить Иосифа Виссарионовича.

Первым покушением на него считается эпизод 1933 года, произошедший недалеко от дачи вождя, расположенной на берегу реки Лашупсе, впадающей в озеро Рица. Сталин иногда отдыхал на этой даче, его сопровождал Лаврентий Берия, который тогда еще работал первым секретарем грузинского ЦК. Однажды, когда кавалькада из пяти бронированных машин ехала на дачу, Берия попросил Сталина пересесть из второй машины в предпоследнюю, мол, у него тяжелое предчувствие. Удивительно, но когда кортеж переезжал через небольшой деревянный мостик, одна из машин рухнула в воду. И это была именно вторая машина… Почему это произошло – осталось загадкой: мост не обследовали, сваи на предмет подпила или взрыва не осматривали, никаких документов по этому происшествию составлено не было.

Второй случай произошел буквально через несколько дней. Катер, на котором Сталин катался по озеру Рица, был неожиданно обстрелян с берега. Берия якобы даже заслонил вождя своим телом. Расследование показало, что стреляли пограничники. Катер не был внесен в список плавсредств, имеющих доступ в охраняемую пограничную зону. Пограничники действовали по инструкции, но впоследствии все это было «перешито» в заговор – с соответствующими последствиями. Естественно, что у современных историков «феноменальное чутье» Берии и его способность и желание использовать свое тело в качестве живого щита вызывают большие сомнения. Очевидно, что это были провокации, организованные с целью показать вождю свою преданность.

Естественно, что после того как Советский Союз в конце 1930-х годов начал боевые действия на Дальнем Востоке, а затем вступил во Вторую мировую войну, планы уничтожения советского лидера разрабатывались разведками Японии и Германии. Однако, что удивительно, наиболее реальное покушение на вождя было спланировано террористом-одиночкой.

6 ноября 1942 года одна из правительственных машин проезжала по Красной площади. Когда автомобиль поравнялся с Лобным местом, оттуда неожиданно появился человек и открыл огонь из пистолета (по другим данным, он был вооружен винтовкой). Стрелявший успел сделать несколько выстрелов, после чего был схвачен сотрудниками охраны. Ни одна из пуль не достигла цели, при покушении пострадавших не было. Позже было установлено, что нападавшим был дезертировавший из Красной армии ефрейтор Савелий Дмитриев. В ходе следствия Дмитриев рассказал, что действовал в одиночку, собирался убить Сталина, однако перепутал его машину с машиной Анастаса Микояна. В тюрьмах НКВД Дмитриев провел восемь лет. Наконец в августе 1950 года в газетах появилось небольшое сообщение: «Террорист Дмитриев был задержан на Красной площади. 25 августа 1950 года по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР он расстрелян».

Накануне встречи Сталина, Рузвельта и Черчилля в Тегеране в ноябре – декабре 1943 года советская и английская разведки получили данные о готовящейся германскими спецслужбами операции под названием «Длинный прыжок». Руководство этой операцией было возложено на немецкого «супердиверсанта» Отто Скорцени. В результате совместных мер было ликвидировано гитлеровское подполье в Иране, арестованы десятки агентов. Заговор против «Большой тройки» провалился. Позже, в 1960-х годах, Скорцени рассказывал, что действительно имел задание уничтожить Рузвельта, Черчилля и Сталина или выкрасть их в Тегеране.

Сталин, Рузвельт и Черчилль на конференции в Тегеране

На этом абвер не успокоился. В 1944 году начальник восточного отдела РСХА оберштурмбанфюрер СС Греве получил задание – подготовить и направить в Москву небольшую группу террористов. В качестве «ударной силы» выступали двое – лейтенант Красной армии Политов, в 1942 году перешедший на сторону немцев, и его любовница, Адамичева, также сотрудничавшая с немцами. И здесь не обошлось без Скорцени – именно он занимался подготовкой двух диверсантов. По легенде, Политов «превращался» в начальника отдела Смерш 39-й армии майора Таврина. Мотивировка появления в Москве – отпуск после ранения и лечения в госпитале. Для имитации залеченных ранений немецкие хирурги сделали пластическую операцию – несколько надрезов и «бывших» швов. Политову-Таврину дали советские награды, среди которых были орден Ленина и медаль Золотая Звезда, принадлежавшие замученному в концлагере генералу Шепетову. Были предусмотрены и такие детали, как фальшивые вырезки из газет «Правда» и «Известия» с очерками о подвигах, указах о награждении и фото майора Таврина. Согласно изготовленным немецкими специалистами документам, майор Таврин и младший лейтенант Шилова (т. е. Адамичева) были направлены командованием в Москву, где после сдачи специального груза им предоставлялся краткосрочный отпуск.

К операции в абвере готовились очень серьезно. Для переброски диверсантов через линию фронта был изготовлен специальный самолет «Арадо-332», располагавший самым современным навигационным оборудованием и способный сесть на очень ограниченной площадке. А в качестве орудия убийства был разработан уникальный прибор, названный его создателями «Панцеркнакке» (в переводе с немецкого что-то вроде «вскрыватель брони»). Он представлял собой пусковую трубу диаметром около 60 и длиной около 200 мм, крепившуюся ремнями на предплечье. Труба заряжалась реактивным снарядом с кумулятивной боевой частью, пробивавшей броню толщиной 30–45 мм на расстоянии до 300 метров. Для маскировки «Панцеркнакке» было сшито кожаное пальто с удлиненным правым рукавом. Пуск производился при помощи электрозапала, батарея которого размещалась на поясе, а пусковая кнопка – на кисти второй руки. В качестве запасного варианта Политова снабдили вмонтированным в портфель мощным взрывным устройством, которое он должен был оставить в зале заседаний Кремлевского дворца во время торжественного собрания, посвященного очередной годовщине Октябрьской революции.

6 сентября 1944 года в 3 часа ночи «Арадо-332» приземлился на поляне леса недалеко от Смоленска. Из него по выдвижному трапу выкатили советский мотоцикл М-72, на котором «Таврин» и «Шилова» быстро поехали в сторону Москвы. Казалось бы, операция была продумана до мельчайших подробностей. Однако уже утром Политов и Адамичева были задержаны сотрудниками Смерш.

По поводу того, почему диверсантам не удалось даже добраться до Москвы, существует несколько версий. Во-первых, Политов «засветился», еще когда находился в оккупированной немцами Риге. Ему захотелось сшить себе кожаный плащ, такой, как носили в Москве «особисты» и сотрудники Смерша. Вряд ли Политов мог предполагать, что владелец швейной мастерской, которому он принес сверток кожи с советскими клеймами, связан с подпольем. Так у советской разведки оказался словесный портрет Политова.

Найти подходящую площадку для посадки самолета «Арадо-332» должна была небольшая группа диверсантов, заброшенная за месяц до отправки Политова и Адамичевой. Она была задержана смершевцами (по другим данным, диверсанты сами пришли с повинной), и таким образом было известно, что в назначенный день из-за линии фронта должен прилететь самолет. Впрочем, кто именно должен прилететь, диверсанты не знали.

В указанные «группой подготовки» день и место самолет не прилетел. Оказалось, что он попал под огонь зенитной артиллерии и, получив повреждения, сел в 150 км от того места, где его ждали смершевцы. Пустой самолет вскоре нашли (его экипаж пробирался к своим лесами), на всех дорогах, ведущих в Москву, были установлены дополнительные посты.

Один из таких постов и остановил мотоцикл Политова и Адамичевой. Документы были в порядке, но, когда Политов зашел в дом и снял плащ, у старшего группы возникли подозрения, что он не тот, за кого себя выдает. «Майора Таврина» выдали награды – пока Политов был у немцев, был изменен порядок ношения наград, соблюдавшийся на фронте очень строго. Дальнейшее уже было делом техники – запросили 39-ю армию, где никакого майора Таврина отродясь не знали. Политов и Адамичева поняли, что раскрыты, и пошли на сотрудничество с советской разведкой. А их немецкие хозяева более двух месяцев были уверены, что они занимаются подготовкой к выполнению задания.

О покушениях на следующего советского лидера – Никиту Хрущева – известно немногое. Странная и загадочная история произошла в 1957 году, когда Хрущев прибыл с дружественным визитом в Великобританию на советском крейсере «Орджоникидзе». Во время стоянки в Портсмуте советский лидер дал прием на корабле, на который были приглашены видные политики, влиятельные банкиры, предприниматели и другие представители деловых кругов страны. Когда прием был в самом разгаре, корабельные акустики засекли аквалангиста, который приближался к крейсеру. Что произошло дальше и зачем, собственно, аквалангист «пожаловал в гости», покрыто мраком тайны. На следующий день правительственные издания сообщили о некоем аквалангисте-любителе по имени Лайонелл Крэбб, который на свой страх и риск решил обследовать днище советского корабля, однако его подвела система подачи кислорода и он погиб. На это тут же ответили оппозиционные СМИ – по их данным, Крэбб являлся командором Британского королевского флота. В любом случае премьер-министр Великобритании Антони Иден принес извинения Хрущеву, и на этом инцидент был исчерпан.

Не так давно грузинская телекомпания «Рустави-2» показала документальный фильм, в котором рассказывалось о четырех жителях Грузии, готовивших заговор против Никиты Хрущева. Отари Миквабишвили, Алеко Меладзе, Абрек Батошвили и Акакий Мдинарадзе планировали убить Хрущева во время празднования 40-летия установления советской власти в Грузии. Для молодых людей это был акт мести Хрущеву за развенчание культа личности Сталина, а также якобы имевшие место намерения Хрущева выслать сотни тысяч жителей Грузии в Среднюю Азию. Заговорщики купили в одной из воинских частей несколько гранат, с помощью которых хотели собрать взрывное устройство. Однако за месяц до приезда Никиты Сергеевича все четверо были арестованы. Миквабишвили, как руководитель заговора, был приговорен к смертной казни, Меладзе получил 15 лет, Батошвили – 10, Мдинарадзе – 2 года лишения свободы. Когда Хрущев приехал в Тбилиси, мать Миквабишвили выбежала навстречу кортежу и попросила не расстреливать сына. Что и было сделано – смертную казнь заменили на 15 лет заключения.

О том, что на жизнь Никиты Хрущева готовились какие-то покушения, простые советские люди ничего не знали – в те времена пресса о подобных вещах предпочитала умалчивать. А вот в случае с четвертым по счету советским лидером – Леонидом Брежневым – пришлось отреагировать даже немногословным советским газетам – слишком уж громким было дело…

24 января 1969 года. «Правда», как и положено главной советской газете, была скупа на информацию:

«22 января во время торжественной встречи летчиков-космонавтов совершен провокационный акт – было произведено несколько выстрелов по автомашине, в которой следовали космонавты тт. Береговой, Николаева-Терешкова, Николаев, Леонов. В результате получили ранение водитель автомашины и мотоциклист, сопровождавший кортеж. Никто из космонавтов не пострадал. Стрелявший задержан на месте преступления. Производится следствие».

А вот еще одно сообщение, посвященное тому же событию:

«Не один, а пять – шесть выстрелов раздалось в Москве, в первый раз за долгие годы, в первый раз с тех пор, когда в 1918 году в Петрограде Фанни Каплан, поняв, что он предал народ и революцию, стреляла в Ленина…

Ясно, что это не поступок сумасшедшего. Это также не может быть полицейской провокацией. Какой смысл для советских властей или МВД организовывать покушение, указывающее на неблагополучное положение в стране? Еще опаснее для них террористический акт, являющийся наглядным примером, что они не обладают монополией насилия и что оружие может быть обращено против них. А предлога для нового зажима народа им, конечно, не нужно. «Растерянность и подавленное настроение» присутствовавших на трибуне в Кремле официальных лиц, отмеченные многими иностранными корреспондентами, также опровергают эту версию. Наконец новое сообщение ТАСС’а о каком-то «провокационном действии», сделанном уже не органами госбезопасности, а кем-то неизвестным, можно отнести только к какой-то странной советской терминологии. – Какая провокация? Кем и против кого? Косвенно это признание политического характера покушения.

На самом деле выстрел в Москве мог быть действием человека – трагическим протестом против бесчеловеческой государственной системы, держащей в рабстве вот уже 50 лет великий народ. Неизвестный отдавал себе отчет, что ему придется заплатить жизнью за свой поступок. По последним сведениям, при нем нашли две капсюли цианистого калия, которые он не успел проглотить. Участь его должна быть ужасной. Все указывает на то, что в СССР происходит также борьба, которая идет вот уже несколько месяцев в Чехословакии, где протест против захвата и насилия принял такие странные формы. Так как в Советском Союзе люди готовы на великие жертвы, предпочитая смерть вечной неволе».

Выходившая в Париже газета «Русская мысль» была эмоциональна, но в плане информации мало чем отличалась от «Правды». Понятно, что кто-то в кого-то стрелял, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Но что?..

Гриссом, Чаффи, Уайт погибли у американцев, Комаров – у русских, разбились на самолете Гагарин и Серегин. Почти полтора года мир не знал, что такое пилотируемые полеты в космос. Наконец в СССР решились – отправили в полет на трех «Союзах» под порядковыми номерами 3, 4 и 5 космонавтов Берегового, Волынова, Елисеева, Хрунова и Шаталова. Первый успешно завершил свой полет в конце 1968-го, Волынов, Елисеев и Хрунов на «Союзе-4» приземлились 17 января 1969-го, а на следующий день мягко приземлился «Союз-5» с Шаталовым на борту.

Это был триумф, причем неподдельный, чувства людей, встречавших космонавтов, были искренни – радость и гордость за свою страну. Тысячи встречали героев на улицах Москвы, миллионы следили за происходившим по телевизору. Во «Внуково-2» космонавтов встречали едва ли не все высшие руководители страны во главе с Брежневым. Из аэропорта кортеж направился в Кремль. Около 14.00 пять ЗИЛов приблизились к Красной площади. Диктор телевидения вел репортаж:

– Кортеж правительственных машин приближается к Боровицким воротам, и через несколько минут герои-космонавты будут в Кремле, где состоится торжественная церемония их награждения…

На этих словах трансляция оборвалась. Через час она возобновилась, картинка шла уже из Кремля. Тогда еще мало кто знал, что произошло, но люди проницательные заметили: что-то не так. На лицах космонавтов вместо радости – какая-то бледность и тревога, не лучше выглядели и руководители государства. И самое главное – почему-то вместо Брежнева награждение проводил председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Подгорный…

Родился в 1948 году, закончил Ленинградский топографический техникум, из которого был призван в армию в звании младшего лейтенанта, в 61-й геодезический отряд, расквартированный в Ломоносове – одном из пригородов Ленинграда. Стандартные биографические данные, таких, как он, младших лейтенантов, в Советском Союзе были, наверное, сотни тысяч. Впрочем, особенности в биографии Виктора Ильина все же были.

Его родители-алкоголики вскоре после рождения сына были лишены родительских прав. Виктора отдали в Дом ребенка, после он был усыновлен бездетной супружеской парой. В документах Витя значился русским, однако был похож на цыгана, из-за характерной внешности к нему с детства приклеилось прозвище Копченый. Жил в Ленинграде, в трехкомнатной квартире с приемной матерью и бабушкой, откуда каждый день ездил в Ломоносов на службу.

Служба в армии особой радости Ильину явно не доставляла. Сослуживцы сразу отметили странности в поведении молодого коллеги. Молодой офицер Советской армии, служивший в секретной части, мог на политзанятиях заявить, что время комсомола как объединяющей советскую молодежь организации давно прошло. Неодобрительно Виктор отзывался и о вводе советских войск в Чехословакию. Восхищался поступком Ли Харви Освальда, который, застрелив президента Кеннеди, прославился на весь мир, приводил в качестве примера офицеров из государств третьего мира, устраивающих военные перевороты в своих странах, – мол, а мы что же? (Уже после покушения сослуживцы Ильина младшие лейтенанты Степанов и Васильев были осуждены на пять лет и отсидели свой срок от звонка до звонка за то, что слышали высказывания Ильина, но не сообщили, «куда следует».) Когда же Виктор поссорился со своей девушкой по имени Наташа, то якобы взял табельный пистолет и поехал выяснять с ней отношения.

Странности странностями, но сослуживцы и командиры не могли предположить, что на самом деле творится в голове Виктора Ильина. Замполит части иногда проводил с ним «душеспасительные» беседы, однако на Виктора они, судя по всему, не действовали. Часть, естественно, курировалась КГБ, однако и там не слишком интересовались крамольными речами молодого офицера. К тому же случилось так, что в 1968 году офицер госбезопасности, в ведении которого находился 61-й геодезический отряд, сначала ушел в отпуск, затем у него была сессия, и КГБ в течение двух месяцев практически не имел информации о том, что происходило в дислоцированной в Ломоносове части.

Вечером 20 января 1969 года Виктор Ильин заступил в наряд помощником дежурного по части. В тот день командир части Машков и замполит Мельник отбыли в Ленинград на недельные командирские сборы. Во время обеда им сообщили, что в их части ЧП: Ильин исчез прямо с боевого поста.

О том, что помощник дежурного пропал со своего места, стало известно ранним утром. Но до одиннадцати часов об этом никому не сообщали, думали, что, может быть, спит где-нибудь на территории отряда или ушел в самоволку – например, выяснять отношения со своей Наташей. Однако вскоре выяснилось, что дела обстоят гораздо серьезнее: из оружейной комнаты пропали два пистолета Макарова – Ильина и еще одного офицера – и четыре полных обоймы.

Солдаты, стоявшие в наряде на проходной, показали, что примерно без четверти восемь утра Ильин проследовал мимо них, сказав, что идет на кухню снять пробу с завтрака. Это входило в обязанности дежурных офицеров и поэтому не вызвало ни малейшего подозрения. Однако, по словам поваров, на кухне младший лейтенант в то утро не появлялся, не проходил он обратно и мимо проходной.

Прибыв в Ломоносов, командир части Машков сформировал для поиска дезертира две группы – одна должна была вести поиски в Ломоносове и ближайших окрестностях, вторая, во главе с самим командиром, отправилась в Ленинград, на квартиру, где жил Ильин. Там его не оказалось, однако при беглом осмотре комнаты Виктора один из офицеров обнаружил на столе тетрадь с записью: «Узнать, когда рейс на Москву. Если летят, брать. Идти на дежурство. Все уничтожить». В аэропорту «Пулково» офицеры узнали, что Ильин действительно улетел в столицу рейсом в 10.40.

С одной стороны, появилась уже хоть какая-то определенность по поводу судьбы пропавшего офицера, но с другой – это означало, что о его исчезновении надо сообщать в милицию и КГБ. Однако Машков, которому, очевидно, очень не хотелось этого делать, протянул до вечера и только тогда сообщил о пропаже своего подчиненного в областное управление КГБ. Оттуда информация пошла уже в Москву.

Не нужно было быть «лучшим в мире сыщиком всех времен и народов», чтобы понять, что подразумевал Ильин под словами «если летят, брать». О встрече космонавтов говорили на каждом углу. Было ясно: с этим как-то связаны и действия Ильина. Однако зачем он поехал встречать героев космоса, прихватив с собой два пистолета, оставалось загадкой. В любом случае, это было уже серьезно, за поиски сбежавшего младшего лейтенанта принялись основательно, по отделениям милиции полетели ориентировки на него.

Виктор Ильин

О том, было ли это просто везением или чем-то иным, мы поговорим немного позже, пока же ограничимся констатацией факта – несмотря на всю наивность своего плана и усиленные поиски, Виктору Ильину практически удалось совершить задуманное…

Прилетев в Москву и без проблем пройдя досмотр, Ильин сразу же отправился на квартиру своего дяди, жившего в столице. Причину своего неожиданного приезда он объяснил просто, сказав почти правду: «Хочу на космонавтов посмотреть. Когда еще такая возможность представится. Завтра ведь встреча?» Родственника (кстати, работника милиции) такое объяснение вполне удовлетворило. Уже вечером, за ужином, Виктор неожиданно сказал: «Вот если бы ты, дядя, дал мне свою форму, тогда, глядишь, и в Кремль пропустили бы». Родственник от такой идеи в восторг явно не пришел. «Ты что, спятил? – ответил он Виктору. – Знаешь, что за это полагается?» Ильин обратил дальнейший разговор в шутку и больше к своим планам на завтрашний день не обращался.

Утром Виктор исчез. Дядя обнаружил, что пропал не только племянник, но и его летняя милицейская форма. Церемониться он не стал и, сопоставив факты – разговоры Виктора о том, чтобы проникнуть на Красную площадь, и пропажу формы, – сообщил об этом в органы. Там уже не на шутку встревожились, ведь уже было известно, что у дезертира есть оружие. К дяде Виктора прибыл сам комендант Кремля генерал Шорников и, посадив его в свою «Чайку», дважды проехал с ним по маршруту до «Внуково-2» и обратно: вдруг дядя увидит в толпе лицо Виктора? Но это результата не дало.

Позже Ильин рассказывал, что, выйдя из квартиры, он нырнул в метро и вышел на станции «Проспект Маркса». Оттуда пошел по направлению к Боровицким воротам, где, по его расчетам, должен был проехать правительственный кортеж. Удивительное дело – на всем протяжении отнюдь не близкого пути на молодого «сержанта» милиции, одетого в самый разгар зимы в легкую летнюю форму, не обратили внимания ни сотрудники милиции, ни одетые в штатское гэбисты, коих в тот день на Красной площади и подходах к ней было великое множество.

Дойдя до ворот, Виктор встал в милицейское оцепление. И вновь ему невероятно повезло (мы до определенного момента будем считать, что речь идет именно о везении) – он очень удачно стал на стыке двух отделений. По версии следствия, получилось так, что в первом отделении подумали, что Ильин – сотрудник второго, и наоборот.

Простояв некоторое время в оцеплении, Виктор решил переместиться поближе к зданию Алмазного фонда. И вновь какое-то просто фантастическое наитие – Ильин встал на том месте, где ранее был милицейский пост, который буквально накануне встречи космонавтов почему-то упразднили. И опять на него никто не обращал внимания. Впрочем, в какой-то момент к Виктору подошел крепкий человек в штатском и спросил: «Ты чего здесь стоишь?» – «Поставили, вот и стою», – просто ответил Ильин. Сотрудник КГБ знал, что пост отсюда убрали, но решил, что его восстановили, и больше вопросов не задавал.

«…Это было не спонтанное решение, Ильин тщательно готовился к покушению: просматривал кадры кинохроники, изучал маршруты передвижения первых лиц государства и их гостей, учился стрелять. Он почти до метра вымерил Красную площадь, вычислив самое удобное место для нападения. Кстати, его странные манипуляции вызвали некоторые подозрения у дежурившего милиционера, но, поскольку Ильин был одет в милицейскую форму, тот не придал значения чудаковатому офицеру», – так о деле Ильина вспоминал Алексей Кривошеин, который, будучи молодым офицером госбезопасности, проходил службу в Особом отделе Ленинградского военного округа и принимал участие в расследовании дела о покушении на Брежнева. Интересно и свидетельство еще одного сотрудника органов, В. В. Мухина, без малого двадцать лет проработавшего в охране первых лиц государства: «Ильин находился возле Алмазного фонда и, пользуясь формой, делал вид, что работает в Кремле. Он ходил взад-вперед и все время призывал людей встать поровнее, придерживаться порядка. Это и сбило с толку».

Наконец пришло время действовать. У поворота на мост Боровицкой башни появился сопровождаемый эскортом мотоциклистов правительственный кортеж. Когда он поравнялся со зданием Алмазного фонда, Виктор Ильин быстро стянул с рук перчатки, вытащил из карманов пистолеты и метнулся ко второй машине. За шесть секунд он успел выпустить по лобовому стеклу лимузина шестнадцать пуль. Водитель, заливаемый кровью, обмяк на рулевом колесе. На долю секунды ЗИЛ потерял управление. Пятеро пассажиров бросились на сиденья, затем один из них, увидев, что машина стала неуправляемой, сумел перехватить руль и направил ЗИЛ к обочине.

Одна из пуль срикошетила и попала в плечо сопровождавшего кортеж мотоциклиста. Превозмогая боль, он направил мотоцикл на стрелявшего и сбил его с ног. На Ильина тут же набросились стоявшие неподалеку офицеры «девятки» – управления КГБ, отвечавшего за безопасность высших должностных лиц государства. Виктор не сопротивлялся. Ему казалось, что он сделал нужное и важное дело, за которое не страшно и умереть…

Прозрение наступило на следующий день. Раненый Ильиным шофер Илья Жарков, которому оставался буквально один день до пенсии, умер в больнице. Более того, оказалось, что в машине, которую изрешетил Виктор Ильин, ехал не ненавистный ему Брежнев, а космонавты Береговой (он, кстати, был немного похож на генсека, что тоже отчасти ввело Ильина в заблуждение), Терешкова, Леонов и Николаев, а также сотрудник управления охраны. Они, к счастью, серьезно не пострадали – Георгий Береговой порезался осколками лобового стекла, а Андрияну Николаеву пуля слегка оцарапала спину. Именно Николаев, не утративший под пулями хладнокровия, сумел взять на себя управление машиной и остановить ее у обочины.

Когда Ильину на следующий день сказали, что он стрелял не по той машине и что из-за него погиб ни в чем не повинный человек, у него случилась истерика, он долго не мог поверить в то, что ошибся. Когда же заговорил, то поражены были уже следователи, особенно когда Ильин сказал им, что хотел не просто убить Брежнева, а после его смерти создать свою партию – некоммунистическую.

Перед следственной бригадой КГБ стояло два главных вопроса: не были ли действия Ильина частью антиправительственного заговора и вменяем ли преступник? На первый вопрос ответили доста точно быстро – лиц, которые каким-либо образом помогали Виктору Ильину в осуществлении его замысла, установлено не было. Конечно, за Ильина все же «ответили» – о двух его товарищах, получивших по пять лет за недоносительство, мы уже упоминали, кроме этого, естественно, сняли руководство части, прошерстили штаб округа и т. д. и т. п.

Сложнее со вторым вопросом. Многие, знавшие Ильина и принимавшие участие в следствии, говорили, что он, несмотря на свои странности и какое-то наивно-детское восприятие мира, все же был вполне нормальным. Уже упоминавшийся нами Алексей Кривошеин говорил об этом: «Лично я думаю, что он был здоров, так как во время совершения преступления отдавал отчет своим действиям, осознавал, что он делает и какие могут наступить последствия. Но, видимо, в тот момент было выгоднее признать его умалишенным…»

В ходе следствия Ильину предъявили обвинение по пяти статьям: организация и распространение клеветнических измышлений, порочащих советский строй; попытка теракта; убийство; хищение оружия; дезертирство с места службы. Букет, за который на суде он наверняка бы получил высшую меру. Однако до суда дело не дошло. В мае 1970 года Виктор Ильин был признан невменяемым и помещен на принудительное лечение в Казанскую психиатрическую больницу, где содержался в строгой изоляции в одиночной палате площадью 4,2 квадратных метра. В течение первых лет ему не разрешалось читать газеты, слушать радио и встречаться с родственниками. Даже его лечащий врач для посещения больного должен был получать специальное разрешение. Впоследствии режим несколько ослабили, а в 1988 году по ходатайству приемной матери Ильина перевели в Ленинградскую психиатрическую клинику № 3, уже не в одиночку, а в палату, где содержалось пять человек.

В 1990 году решением выездной коллегии Верховного суда СССР (это был беспрецедентный случай в его истории), прошедшей прямо в больнице № 3, Виктор Ильин был освобожден от принудительного лечения. Он вернулся в Ленинград, получил от государства однокомнатную квартиру. Удивительно, но все те годы, пока он находился на лечении, по документам он числился… в командировке. Это позволило Виктору Ивановичу по суду добиться выплаты по больничному листу жалованья за 20 лет. Ныне он продолжает жить в Санкт-Петербурге, получая пенсию по инвалидности.

В отличие от покушения на Ленина в 1918 году, в самом факте стрельбы у Боровицких ворот 22 января 1969 года загадки, по сути, никакой нет – четко ясно, кто стрелял и в кого стреляли. Загадка в другом: во-первых, как Ильину удалось сбежать с боевого поста, добраться с двумя пистолетами за пазухой на самолете в Москву, остаться – притом, что его уже искали, – незамеченным, прийти на Красную площадь, занять выбранную позицию и открыть огонь по охраняемому кортежу? И второй вопрос: как случилось так, что первому лицу государства удалось избежать непосредственного покушения – то ли благодаря счастливому совпадению случайностей, то ли какому-то невероятному чутью опасности его охранников?

Проще всего, наверное, ответить на первую часть первого вопроса. Сейчас, когда на борт самолета невозможно пронести (конечно, если строго соблюдаются соответствующие меры контроля) маникюрные ножницы, трудно себе представить, что обычный человек мог пройти контроль с двумя пистолетами за пазухой. Но в конце 1960-х годов ситуация была несколько иной. Обычный внутренний рейс, обычный молодой офицер летит на нем из Ленинграда в Москву. Ильина, кроме как в родной части, пока не ищут и он не вызывает никаких подозрений. «А как же металлоискатели?» – может спросить читатель. А металлоискателей на внутренних линиях тогда еще не было, их стали устанавливать позже, причем даже не после дела Ильина (что, кстати, тоже довольно-таки странно), а в следующем году, после попытки угона самолета в Турцию.

С этим, в общем-то, понятно. А вот дальше начинаются вопросы. Удивительно, но странности в поведении органов по отношению к розыскам Ильина напоминают дилетантские ошибки ЧК в расследовании дела о покушении на Ленина. Предположим, что некий разыскиваемый человек прилетел в какой-либо город. Где он может остановиться? Среди возможных вариантов прежде всего – гостиница либо родственники. Значит, именно их нужно проверить в первую очередь. Но этого почему-то не де лается – Ильин спокойно проводит у своего дяди вечер и ночь 21-го числа, то есть тогда, когда его уже якобы усиленно ищут.

Идем далее. Работники КГБ, принимавшие участие в расследовании этого дела, в своих воспоминаниях и интервью с удивительной синхронностью отмечают, что, мол, искали они человека, на котором должна была быть форма младшего лейтенанта Советской армии, а Ильин переоделся в сержантскую милицейскую форму. Но ведь дядя Виктора с утра 22-го числа сообщил не только о том, что племянник был у него и собирался идти в Кремль, но и что он прихватил с собой форму милиционера и собирался ее надеть! То есть, рассылая ориентировки на Ильина, можно было предусмотреть два варианта – младший лейтенант Ильин и «сержант» Ильин.

На своем пути от квартиры дяди до Кремля и за время пребывания возле Боровицких ворот и Алмазного фонда Ильин попался на глаза не одному милиционеру. Кроме прочего, как уже упоминалось, на нем был летний сержантский плащ, а ведь ношение такой формы сотрудниками милиции допускалось только с середины весны до середины осени. Никто ни разу не потребовал от него показать удостоверение, а Ильин не просто гулял по городу – он находился вблизи одного из самых охраняемых объектов страны. Более того, Ильина должны были видеть не только милиционеры, но и сотрудники КГБ, ведь около 8.00 22 января они были оповещены, что такой-то человек с характерной «цыганской» внешностью, одетый в летний плащ сержанта милиции, вооруженный двумя пистолетами, направился в сторону Кремля «встречать» кортеж с космонавтами. Данных более чем достаточно. Но Ильина почему-то в упор не видят. Как такое могло произойти? Халатность и небрежность? Можно поверить в халатность одного, ну пускай двух человек, но ведь, еще раз повторимся, Виктора видели десятки сотрудников органов. И спокойно пропустили его к пути следования кортежа…

Все вышесказанное по вполне понятным причинам заставляет, как минимум, усомниться в официальной версии развития событий. Тогда что же произошло на самом деле? Возможный ответ напрашивается сам собой – в КГБ знали о намерениях Ильина, знали, что он ночует у своего дяди, знали, что на нем сержантский плащ, «довели» его до Красной площади, отфиксировали каждое его движение у Боровицких ворот и Алмазного фонда и позволили стрелять. При этом предусмотрительно убрав из кортежа машину с генсеком…

Как мы помним, Виктор Ильин, тщательно изучив схему проезда правительственных кортежей, установил, что Брежнев обычно едет во второй машине. И он был прав – обычно происходило именно так. Но только не в то утро. Почему же и кем был изменен установленный порядок?

Ответ на этот, казалось бы, простой вопрос покрыт туманом загадочности. По одной из версий, машина Брежнева ехала в кортеже, но охрана переставила ее в хвост кавалькады. По другой – Брежнев якобы сказал охране: «А мы-то чего лезем вперед? Кого чествуют, нас или космонавтов?» – и приказал водителю заезжать в Кремль не через Боровицкие, а через Спасские ворота. Согласно же третьей версии, еще в аэропорту поехать по другому маршруту предложил глава КГБ Юрий Андропов.

Александр Шмонов

В любом случае, версия о том, что КГБ знало о готовящемся покушении, но, исходя из своих мотивов, решило не мешать ему, имеет свои весьма убедительные аргументы. Какова же была мотивация органов? На первый взгляд, факт покушения был не на пользу органам – они должны такие вещи предотвращать. Но ведь покушения-то на Брежнева, по сути, не было, да и Ильин признали невменяемым одиночкой, в конце концов, в «дружной многомиллионной семье» не без урода. Зато после этого покушения КГБ было серьезно усилено, значительно увеличилось влияние «всесильного органа» и во внутрипартийной борьбе. Настолько значительно, что после смерти Брежнева именно руководитель КГБ занял высший пост в государстве. Так что не исключено, что Виктор Ильин был просто пешкой, которую очень неплохо разыграли в большой политической партии. Впрочем, это только догадки…

Последним покушением на руководителя СССР стала неудачная попытка ленинградца Александра Шмонова застрелить из ружья Михаила Горбачева.

– Если бы я снова оказался на Красной площади 15 лет назад, – говорил неудавшийся террорист в интервью «Огоньку» в 2005 году, – то я опять бы выстрелил в Горбачева, потому что я считал и считаю его ответственным за гибель невинных людей в Тбилиси и Баку. Кроме того, он захватил власть в обход воли народа. Правда, сегодня я бы целился лучше. Я ведь всегда стрелял неплохо. В армии со 100 метров попадал в «девятку», диаметр которой был всего 15 сантиметров. А в Горбачева я стрелял с 47 метров и целил в голову. Так что, если бы не тот сержант, у меня все шансы были…»

Коренной ленинградец Александр Шмонов вырос в хорошей семье, отслужил в армии, работал на Ижорском заводе, жил с семьей в заводском общежитии. В 1990 году он получил разрешение в милиции и купил немецкое двуствольное ружье, после чего отправил в Кремль послание-ультиматум. Поняв, что на его требования никто реагировать не собирается, он отправился в Москву, на Красную площадь.

Когда 7 ноября 1990 года, во время праздничной демонстрации, очередная колонна приблизилась к Мавзолею, раздались выстрелы. Шмонов достал ружье, однако прицельных выстрелов сделать не успел – ему помешал оказавшийся рядом старший сержант милиции Андрей Мыльников. Милиционер ударил по ружью, одна из пуль ушла в небо, вторая – застряла в стене ГУМа. Шмонова тут же скрутили подоспевшие сотрудники 9-го управления КГБ. Идейный террорист-одиночка считал Горбачева виновным в существовании в Советском Союзе тоталитарного режима до и после 1985 года, тормозом на пути начавшихся в стране преобразований. Шмонов был признан невменяемым, провел три года в психиатрических больницах. Затем работал сантехником, организовал свою собственную строительную фирму, а позже организовал аж шесть общественно-политических правозащитных движений.

Как видим, ни одно покушение на руководителя советского государства не достигло своей цели. Однако это отнюдь не означает, что история Советской империи не знает такого понятия, как «политическое убийство», в том числе и по отношению к людям, которые могли стать у руля государства. Об этом и пойдет речь в следующей главе нашей книги.