Богиня кофейного рая Леман Валерия
– Ты, наверное, уже заметил популярность здесь европейских имен? Так оно и есть: редко кто по примеру покойного Нгала с гордостью носит свое исконное имя, все предпочитают быть Джимми, Питерами, Джонами, Кэтти или вот, как в данном случае, Нелли.
Тут кюре, проводив черно-белое семейство под своды храмы, развернулся к нам, улыбнувшись широко и радостно – на его стопроцентно черном блестящем лице тридцать два зуба казались ослепительно-белыми.
– Приветствую вас, Маргарита и Томас – еще одна несознательная пара, которой давно пора узаконить свои отношения пред лицом Божьим…
Тут он с любопытством взглянул на меня и даже указал пальцем:
– А это?..
– Этой мой сын Ален, – улыбнулась мама, похлопав меня по плечу. – Приехал специально из России, чтобы встретить вместе с нами Рождество.
– Это прекрасно, и я очень рад за вас, Маргарита! – кивнул головой кюре. – Добро пожаловать, дорогой Ален! Мы счастливы, что сегодня вы вместе с нами. Прошу пройти в зал и стать участником праздничной службы!
За нами уже смеялись и болтали следующие посетители, поэтому мы шагнули под каменные своды, где торжественно звучал орган, создавая приподнятое настроение великого празднества.
Я подумал, что Рождество – один из самых сказочных праздников: волшебная история о чудесном рождении, о подношении волхвов, о дивных предсказаниях и великих чудесах. Наверное, потому все мы с детства ждем именно его – в надежде на чудо лично для нас. И чудо, как правило, всегда является законной частью Рождества, оттого и крошечный храм Аруши был заполнен взволнованными, улыбающимися людьми, среди которых я мимолетно отметил своих знакомцев – Джуди с Питером в сопровождении великолепного Рольфа.
Мой визит в храм также ознаменовался своего рода мини-чудом. Едва я, следуя за мамой и Томми, ступил под священные своды, как услышал пронзительный голос, знакомый до слез, донесшийся откуда-то с левой стороны ряда скамеек, уже почти заполненных народом:
– Маму твою, ты можешь объяснить мне, что я опять не так сделал? Машка, клянусь: ты доведешь меня до инфаркта…
Согласитесь, услышать русскую речь, да еще с упоминанием мамы, в храме Черного континента, где за неполные сутки пребывания я уже, кажется, начал думать на английском языке, – это ли не чудо? Особенно учитывая, что я без малейшей заминки узнал голос, тут же отыскав взглядом среди добрых христиан его экзотического владельца.
Прошу любить и жаловать: черный как уголь блондин Леня Куятэ – мой бывший однокурсник по журфаку МГУ, коренной москвич, чья мама в годы юности беспечной согрешила со студентом из Бенина, который если что и оставил в наследство сыну, то лишь гордую фамилию Куятэ, практически сразу же сбежав из холодной России на свою жаркую родину.
К чести Лени, он никогда не тосковал по папочке и не страдал комплексами из-за своей «чрезвычайной загорелости» (именно так он сам называл свою масть), по собственной прихоти регулярно осветляя свои чрезвычайно кучерявые волосы. Парень легко, играючи постигал знания, с первых дней учебы на журфаке ориентируясь на спортивную журналистику, так как с самого нежного детства был рьяным поклонником футбола в частности и спорта в целом.
Стоит отметить, что отличительной особенностью Лени было весьма активное использование ненормативной лексики; как однажды пояснил мне он сам, ответственность за это стопроцентно лежала на его московской бабушке, матерившейся всю свою сознательную жизнь и восторженно умилявшейся каждому матерному слову из уст своего черненького внука-малыша. Вот почему однокурсники Лени называли его просто по фамилии, заменяя первую букву «к» на «х», что придавало имени нецензурный оттенок. Надо ли говорить, что Леня был в восторге от такого варианта?
Сами понимаете: едва услышав голос Лени и заприметив среди паствы храма его длинную тощую фигуру, я тут же поспешил заключить в свои объятия старого товарища по годам студенчества.
– Леня! – Я что есть силы хлопнул вздрогнувшего от неожиданности парня ладонью по плечу. – Скажи мне, ради бога, как ты сюда попал?
Естественно и натурально, бедолага Леня сначала, если можно так выразиться, побледнел, почти безумно округлив глаза, но тут же расцвел в широчайшей улыбке, в свою очередь от души треснув по плечу меня, восторженно взвизгнув:
– Нет уж, это ты, Алеха, скажи мне: как ТЫ сюда попал?
Мы оба радостно расхохотались и крепко обнялись. И почти тут же вокруг нас раздались смех и даже веселые аплодисменты: это общественность африканской католической церкви приветствовала нашу чрезвычайно эффектную встречу с диалогом на никому здесь не понятном, великом и могучем русском языке.
Впрочем, на счет того, что русский язык никому, кроме нас, не был понятен, я, конечно, погорячился.
– Может, вы куда-нибудь выйдете из храма для ваших поцелуев – на вас все смотрят как на шутов!
Этот гневный девичий голосок раздался почти одновременно с аплодисментами, невольно заставив меня вздрогнуть. Я бросил взгляд на соседнее с Леней место. Рядом с ним на скамье сидела стройная черная девица в белых бриджах и футболке, которая, презрительно оттопырив губу, так грозно пялилась на меня своими черными глазищами, словно желала испепелить взглядом.
Я откашлялся и как можно более деликатно поинтересовался у Лени, кто эта барышня, столь виртуозно изъясняющаяся на русском языке, и случайно нет ли в Танзании мощнейшей русскоязычной диаспоры?
Леня только фыркнул в ответ, одновременно бросив на свою подругу почти несчастный взгляд.
– Увы, такой диаспоры тут и близко нет, иначе я давно загулял бы по доброй русской традиции, – ответил он. – А эта барышня, между прочим, должна быть тебе знакома: она училась параллельно с нами на том же самом журфаке МГУ. Давайте я вас представлю друг другу: Маша Петрова, приехала сюда изучать местные религиозные верования для серии статей журнала «Нейшенл географик»; Ален Муар-Петрухин – бездельник по жизни.
– Очень приятно, – кратко мотнула головушкой черная Маша Петрова. – А теперь вы не могли бы занять свои места – служба вот-вот начнется.
Я сделал Лене знак «увидимся!», поспешив отыскать ряд, где устроились мама с Томасом, и присоединился к ним.
Глава 11
Дары волхвов
Все это было очень даже вовремя: едва мы с Леней разбежались, как раздались торжественные звуки органа, и кюре Дино не менее торжественно прошел по центральному проходу к алтарю, поднялся на пару ступенек, развернулся и с доброй улыбкой оглядел свою паству.
– Мои дорогие братья и сестры! – Его голос звучал необычайно громко, эхом отзываясь под высокими сводами. – Сегодня – канун величайшего праздника: праздника чудесного рождения на свет нашего Спасителя, принесшего себя в жертву за грехи наши. Иисус Христос появился на свет в темном овине, в яслях, и к нему пришли поклониться волхвы с чудесными подарками, которых привела к божественному младенцу Вифлеемская звезда…
Кюре излагал известную, пожалуй, каждому историю Рождества, но его сильный голос и вера, звучавшая в каждом слове, с первых же минут создали атмосферу благоговения и радости: в храме, переполненном народом, царила почти звенящая тишина, и даже я, старый грешник, едва не прослезился, между делом оглядывая окружающее.
Зал был, что называется, полон – ни одного свободного места, и при этом девяносто процентов прихожан – из местного населения. По всему выходило, что сегодня лебон Акида в родной Танзании является вчерашним днем. Скользя взглядом по рядам, я вновь заметил роскошного Рольфа, сидевшего в компании своих дражайших тети Джуди и дяди Питера и выделявшегося из всей массы белоснежным костюмом с нежно-розовым крошечным цветком орхидеи в петлице и холеным лицом цвета молочного шоколада. Заметив мой взгляд, Рольф ослепительно улыбнулся и кивнул – стало быть, узнал. Как говорится, мелочь, а приятно.
Между тем от древней истории кюре перешел ко дню сегодняшнему.
– Дорогие мои, спешу поделиться с вами радостью, – торжественно произнес он, воздев вверх обе руки. – Сегодня наш храм примет великий дар: как волхвы принесли свои дары к ногам новорожденного Христа, так и наш прихожанин Джимми Нгума хочет именно сегодня, в святой сочельник, принести свой дар – статуэтку Девы Марии. Давайте все вместе поприветствуем Джимми и его дар!
Кюре первым принялся аплодировать, его тут же поддержали прихожане – все дружно поднялись, развернувшись ко входу, откуда сначала раздалась отчаянная реплика: «О господи, где же Моша?!» и следом появился взволнованный Джимми в белоснежной рубашке с черным резным коробом из эбонита в слегка трясущихся руках. Спотыкаясь от волнения, Джимми прошел по проходу до самого алтаря с отечески улыбающимся кюре и, кажется, чудом не рухнул к его ногам, потеряв сознание от всех своих, святых или не святых, эмоций.
Разумеется, в последний момент парень постарался взять себя в руки. Он глубоко вздохнул, поставил у ног кюре свой дивный короб, после чего смятым платком утер пот со лба.
– Отец мой, я дарю это вам… Храму. Всем! – казалось, от волнения у него пересохло в горле, и он никак не мог вспомнить заранее заготовленные слова для столь торжественного момента. – Вот! От всей души.
Кюре Дино пришел ему на помощь: подхватив короб, он торжественно водрузил его на специально поставленный тут же столик, после чего спустился к Джимми и обнял его, троекратно расцеловав.
– Спасибо, дорогой Джимми! Господь не забудет тебя. Давай с тобой вместе достанем чудесную статуэтку Девы Марии и покажем ее нашим братьям и сестрам. Ну, смелее, Джимми, открывай короб!
Они по-братски поднялись на возвышение и приблизились к столику. Бедняга Джимми, судя по всему, вновь ощутил невероятное волнение: его руки затряслись, точно у столетнего немощного старца, и потому он довольно долго не мог поднять крышку своего ларца и извлечь статуэтку. В конце концов эти простые действия проделал за него кюре, осторожно достав и высоко подняв прямо над своей головой тонкую статуэтку Черной Мари.
– Мария! – разом выдохнули все прихожане.
Божественное имя, казалось, наполнило собою все пространство храма, отозвавшись многократным эхом.
И почти тут же раздался отчаянный голос творца черной богини:
– О боже мой! Это не Мария! Не моя!
Надо было видеть в тот момент бедного Джимми: он подскочил к кюре, снизу вверх глядя на высоко поднятую статуэтку, и вся его фигура в буквальном смысле сотрясалась едва ли не в конвульсиях. Он сжимал и разжимал руки, раскачиваясь на месте точно в некоем ритуальном танце.
Тут заволновалась вся аудитория: паства загудела, люди повскакивали с мест, многие даже рванули к алтарю, чтобы собственными глазами лицезреть, что же там не так с Черной Мари.
Одним из первых среди этих гонцов оказался наш белый собрат, с которым мне еще предстояло познакомиться – владелец отеля «Ношатель», франкофон и отец троих шоколадных детишек Паскаль Клебо. Подскочив к кюре, он едва ли не силой заставил его опустить руки, подхватив выскользнувшую из них статуэтку. Рассматривая Мадонну, он развернулся к аудитории с восторженным выражением лица, приподнял статуэтку и громко произнес:
– Мадонна прекрасна! Но это действительна не та – она вся из эбонита, без инкрустаций золотом и бриллиантами.
Произнеся свой вердикт, Паскаль тут же вручил остолбеневшему кюре статуэтку и спокойным шагом вернулся на свое место.
– Предлагаю начинать службу! – крикнул он, вновь усевшись рядом со своей подругой. – Скоро зажгутся первые звезды!
Его простые, произнесенные с легкой улыбкой слова произвели на священнослужителя благое воздействие: кюре Дино улыбнулся, неторопливо поднялся по ступеням, прошел к алтарю и осторожно водрузил на него Черную Мари. Зал дружно ахнул. Кюре развернулся и произнес:
– Братья и сестры! Я думаю, наша Дева Мария прекрасна. Нет нужды в золоте и бриллиантах, дороже любовь. Благословим же нашу Марию!
– Благословляем! – эхом отозвался зал.
– Но где же моя Черная Мари? Это кража, нужно вызвать полицию!
Джимми, перестав подвывать и раскачиваться, стоял в проходе, сжимая кулаки. Его перебил нарочито громкий голос кюре, который произнес первые слова праздничной службы и дал отмашку органисту. Тут же все пространство храма заполнили звуки органа, в котором голос Джимми окончательно утонул. Пара секунд – и к нему уже подскочила невесть откуда взявшаяся Аида, за руку утащив к выходу, что-то бурно нашептывая супругу на ухо.
С этого момента все пошло по классическому рождественскому сценарию: праздничная служба, совместное песнопение, причастие, улыбки и поздравления кюре и его прихожан, после чего все понемногу потянулись к выходу, расселись по машинам, разъехались и разошлись.
Разумеется, мы, очутившись на ярко освещенной фонарями улице под черной бездной неба с яркими и такими близкими звездами, немного задержались. Во-первых, я дождался появления Лени с его Машей, поспешив представить их маме и Томасу. Пожав друг другу руки, посмеявшись, поболтав о том о сем, мы договорились, что Леня с Машей отправятся вслед за нами на ферму, чтобы принять участие в празднике с плясками и песнями масаи и дивными угощениями.
– Между прочим, ты давно хотела посмотреть именно эти знаменитые пляски масаи, – заметил Леня, изо всех сил улыбаясь своей мрачноватой подруге и дождавшись наконец от нее ответной улыбки.
– Это да, – кивнула Маша. – Удачно, что я прихватила с собой камеру – надо будет снять все и выложить на YouTube.
– В таком случае советую заготовить в карманах мелочь, – улыбнулся Томас. – Масаи убеждены, что тот, кто фотографирует или снимает их, тот крадет их душу. Если же за видеосъемку будет заплачено немного денег, душа вернется на место.
– Интересный обычай, – вздернула бровь Маша.
– Главное, очень полезный, – вставил Леня.
Мы уже собирались садиться в машины и отправляться в путь, как вдруг на парковку на полной скорости влетел роскошный белоснежный «Мерседес», из которого выскочил весь сотрясающийся от негодования Джимми, мгновенно напомнив нам о сегодняшнем ЧП. Бедняга хотел было сразу же направиться к храму, но моя отважная мама подскочила к нему, ухватив за рукав.
– Джимми! – Она старалась говорить успокаивающим голосом. – Нам хотелось бы высказать тебе свою солидарность: все мы не меньше тебя возмущены подменой статуэтки. Ты уже обратился в полицию?
Ее слова оказались целительным бальзамом для бедняги Джимми: он весь разом словно обмяк и с жалобной гримасой ухватился за мамину руку, как тонущий цепляется за соломинку.
– Благодарю, миссис Петрухин! Вы не представляете, что со мной происходит! Я чувствую себя проклятым Богом. Но за что? Что я сделал не так? Сначала – этот Нгала, который умер в моей студии, из-за которого мне еще долго придется отвечать на вопросы полиции, самые дурацкие! Представьте, комиссар поинтересовался, не сделал ли мне когда-нибудь Нгала чего-нибудь плохого и не я ли нанял кого-то, чтобы его убили!
Заново переживая столь недавние события, Джимми весь перекосился, словно еще немного – и он расплачется, как маленький мальчик.
– И вот теперь – это похищение! Мою драгоценную Деву Марию, в которую я вложил не только золото и драгоценный танзанит, но свою душу, украли, подло заменили другой, самой примитивной статуэткой!
Тут он воинственно сжал кулаки, внезапно оглянувшись кругом, словно намереваясь обнаружить кого-то вполне определенного.
– И я знаю, кто это сделал! – тут он потряс сжатыми кулаками. – Это Моша! Больше просто некому: именно ему я поручил уложить статуэтку в короб и поместить в салон моего автомобиля. Сам я лишь на несколько минут поднялся наверх, чтобы переодеться в праздничную одежду.
Он перевел дух, на мгновение закрыв глаза.
– Самое же главное – этот мошенник куда-то пропал. Мы договаривались вместе отправиться в храм на моей машине. А он внезапно исчез, и мы с Аидой не стали его ждать, думали, он сам подъедет к началу службы. В итоге мне пришлось самому вытаскивать короб из машины и нести его в храм. Хотя мы планировали, что нести будет Моша, а я извлеку Черную Мари и преподнесу ее кюре. Моша – мошенник! – Тут Джимми вновь потряс сжатыми кулаками. – Клянусь, я убью его, как только найду!
Что ни говори, это было впечатляющее зрелище: мощная фигура черного парня, воинственно потрясающего кулаками со словами угроз. Мы все на мгновение затаили дыхание, от души заранее посочувствовав Моше.
– Перестань, Джимми! – Мама положила руку ему на плечо. – Ты – художник, не говори об убийстве! Если твой Моша виноват, он заплатит за свое преступление. Предоставь миссию карать другим. К примеру, полиции…
Она еще не договорила свою фразу до конца, как Джимми, который какое-то время хмуро всматривался куда-то за нашими спинами, вдруг рванул назад к своей машине, бухнулся за руль, хлопнув дверцей; пара секунд – и машина с визгом сорвалась с места, мгновенно исчезнув из вида.
Мы переглянулись. Славный Томас обнял маму за плечи и подмигнул нам.
– Давайте постараемся выкинуть из головы все эти страсти. Сегодня Рождество, и нас давно ждут мои ребята на ферме. Едем!
И мы поехали.
Глава 12
Ночные пляски
Это было мое первое и, полагаю, единственное Рождество в Африке: звездная лохань неба над головой, аромат мяса, запекающегося на мангале, мягкий шелест зелени пальм и все мы – в легких плетеных креслах вокруг площадки, в центре которой отбивали ритм руками по барабанам и ногами по земле лихие черные парни с львиными гривами из множества виртуозно сплетенных косичек, в огромных таинственных масках, разрисованных яркими красками и украшенных узорами из мелких ракушек и цветного бисера.
– Потрясающе! Фантастика!
Эти повторяющиеся бессчетное количество раз слова служили своеобразным рефреном плясок, их бесконечно повторял толстый черный полковник Того, которого мы встретили с мамой на рынке и который внезапно объявился на ферме одновременно с нами, церемонно поздравив нас с Рождеством и объявив, что, если мы не против, он бы с удовольствием принял участие в нашем празднике.
Отведав угощений, полковник на пару с Машей ринулся снимать представление на видеокамеру: оба кружили вокруг воинственных и великолепных масаи, снимая их песни и пляски со всех сторон и ракурсов, в конце концов притомились и вернулись на свои места.
– Потрясающий толстяк! – заметила Маша, подливая себя сока. – Интересно, как он надевает ботинки? Сомневаюсь, что при таких невероятных объемах бедняжка способен сложиться вдвое.
– Не переживай за него, – отвечал я, комфортно развалившись в своем кресле, попивая пивко. – Как сообщила мне мама, этот парень, которого все называют просто полковником, далеко не беден: проживает в Брюсселе, и у него уйма магазинчиков экзотических сувениров по всему свету. Наверняка в брюссельской резиденции имеется целый штат одевальщиков обуви. А здесь, сама видишь, тепло, ему достаточно просто сунуть лапку в шлепанцы.
Мы еще пару минут позубоскалили, ядовито обсуждая редкую толщину бедняги полковника, запивая реплики прохладным пивом, наслаждаясь нежным теплым воздухом цвета индиго, дивной африканской ночью с удивительными звездами над нашими головами.
Между тем представление масаи продолжалось: парни спели пару-тройку песенок в стиле рэп и вновь вернулись к своим корням, то выдавая некий африканский вариант лезгинки, то просто прыгая на месте, с силой отталкиваясь тонкими мускулистыми ногами от грешной земли и взмывая вверх, зависая в воздухе, словно паря, выкрикивая при том что-то протяжное и волнующее.
Во всем этом было нечто завораживающее: безупречный ритм мелькающих рук и ног, игры разноцветных масок и резкие, отрывистые голоса, в ритме пульсирующего пламенного мотора сердца проговаривающие отдельные «куплеты».
– Не знаешь, о чем они поют?
Я наклонился к уже хмельному Лене, блаженно скалившемуся в кресле по соседству со мной.
– А хрен их знает, – пожал плечами мой русскоязычный африканец. – Я, знаешь ли, как и ты, гораздо больше силен в великом и могучем русском языке, чем в этом драном суахили. Наверняка парни хвастаются своею удалью молодецкою.
– Они поют, что они дети львов и не боятся смерти, – неожиданно взяла слово Маша, со своего места делая пару кадров прыгающих.
– Что я говорил! – щелкнул пальцами Леня. – Хвастаются!
– Обратите внимание на эти прыжки на месте, – продолжала свои комментарии Маша. – Вот ты бы, Леня, смог так высоко подпрыгнуть?
Леня предпочел промолчать, и Маша продолжила:
– Таким вот образом масаи могут прыгать на месте в течение не одного часа, этнологи называют это танец-транс. Считается, что кто выше прыгнет, тот более ловкий и удачливый воин.
– В таком случае все эти попрыгунчики – на редкость удачливые воины, – хмыкнул Леня, подливая себе пивка.
На этом наш разговор завершился – мы просто сидели, наслаждаясь теплой волшебной ночью и культурной программой.
Отпев и наплясавшись, парни с ослепительными улыбками, галдя, получили от Томаса каждый по симпатичной купюре и дружно свалили, как сообщил нам сам Томас, «гулять в город». А мы все дружно перешли за широкий стол на террасе под деревьями за домом и принялись с чувством, с толком, с расстановкой наслаждаться кулинарным талантом Томаса.
Тут – надо отметить, что очень даже кстати, к нашей компании присоединились соседи – Паскаль Клебо со своей шоколадной подругой Нелли. Томми принялся представлять нас друг другу, я, в свою очередь пожимая руку счастливо скалящемуся Паскалю, не преминул приветствовать его по-французски.
– Привет, как жизнь? Говорят, вы родом из Ношателя?
Парень, едва услышав родную речь, широко улыбнулся и радостно затряс мою руку.
– Именно! А вы были когда-нибудь в Ношателе? Бог даст, однажды я повезу туда Нелли с детьми – очень хочу, чтобы они увидели мою родину!..
Мы расселись за просторным столом на террасе, и мама включила музыку – свои любимые записи Мирей Матье и Джо Дассена, от которых мой сосед Паскаль едва ли не расплакался, а Томми постарался отвлечь его от ностальгических тем.
– Паскаль подтвердит, что это блюдо – из моих шедевров: утка в кокосовом молоке, или «Даклинг-Дар-эс-Салам», – неторопливо и торжественно раскладывая порции на большие белоснежные тарелки, сообщал он. – Рецепт – классика танзанийской кухни, но лично я кое-что добавил от себя: панировка в кунжуте, самый чуток белого мерло под конец и обилие базилика. По-моему, получается неплохо – вы сами сейчас все оцените.
– Можете заранее смело ставить блюду высший балл, – потирая руки от предвкушения, заметил Паскаль. – Если бы Томми забросил свою плантацию и согласился работать поваром в моем отеле, мы давно разбогатели бы! – Он возвел очи к небу и потряс обеими руками. – Но – нет! Томми желает выращивать кофе, несмотря на неурожаи, насекомых-вредителей и нещадную конкуренцию Кении.
– Предпочитаю оставить кулинарию среди своих хобби, – подмигнул Томас. – Пока это хобби – готовлю с удовольствием, а если станет работой – кто знает…
Он пожал плечами и со смехом уселся на свое место, пожелав всем приятного аппетита. Все мы дружно принялись за трапезу.
– Давно я не угощался такой вкуснятиной! – проговорил мой сосед Леня. – Мне бы такого отчима.
– Не вижу в этом особого смысла, – ответил я. – Ты ведь в этом вопросе не хуже меня: не собираешься переезжать на постоянное место жительства в Танзанию. Честно говоря, я уже сейчас мечтаю поскорее вернуться в Москву.
– И я бы с радостью вернулся, – понизил голос Леня, бросая настороженные взгляды на свою соседку по правую руку – красавицу Машу. – Если бы не Машка! Черт возьми, и взбрело ей в голову подписать контракт на серию материалов о Танзании! Ну а я был просто вынужден отправиться на пару с ней. Она мне и так по жизни нервы трепала, а тут заявила перед самым отлетом: раз ты так влюблен, как пытаешься меня убедить, сопровождай свою любовь, то есть меня, на нашу вторую родину.
– А тебя, значит, вторая родина ни капли не манит?
– Предпочитаю иметь одну родину – Россию-матушку. Здесь слишком много черных. Это пугает.
На этом наш обмен репликами завершился, мы молча ели, слушая воспоминания Томаса о Рождестве его детства в далекой Германии, о его бабушках и дедушках. Паскаль весело поддакивал по делу и просто так, неугомонно подливая всем глинтвейн, целую бадью которого привез с собой в автомобиле. Все дружно пили, и мысли в головах начинали понемногу плясать, меняясь местами и от души веселясь.
– Ребята, вам только и остается, что жить да радоваться жизни! – под финиш вечера хохотал Паскаль, подкладывая себе салатиков и подмигивая нам. – Пока у вас нет детей, вы совершенно свободны! Не представляете, какое это счастье. А мы с Нелли – рабы наших деток. Правда, Нелли?
Нелли лишь ослепительно улыбалась в ответ, и ее черное лицо сливалось с тьмой ночи, равно как и лица моих соседей – Лени и Машки, которых мне перманентно хотелось ощупать, чтобы убедиться, что они не растаяли, что в теплой темноте танзанийской рождественской ночи у них, кроме белков глаз и крупных белых зубов, реально имеются еще лица и тела.
– Слушай, ты кончай меня лапать, у тебя вроде все было нормально по части ориентации, или ты переметнулся в лагерь геев? – подвизгивал, отталкивая мои неуправляемые руки, Леня, стараясь перекрыть своим тощим телом тело Маши, которое я также не прочь был бы ощупать собственноручно. – Что с тобой, парень?
А я и сам не знал, что со мной: голова невыносимо кружилась, словно я с дикой скоростью вертелся на карусели, и при том откуда-то сверху, из черной бездны неба, на меня, злобно прищурившись, смотрели глаза черной Маши.
– …разве ты сам не видишь? Этот твой Ален – классический московский сноб, из тех, что за глаза называют нас всех черномазыми!
– Машка, ты что, совсем поехала? Молчи, дура. Тебе нельзя пить!
– О чем вы там говорите? И на каком языке?
– Дорогой Паскаль, они из России, потому и говорят по-русски. Ничего, молодые ругаются…
– Все, я отправляюсь домой!
– У тебя же нет машины, ты что, отправишься пешком?
– Если вы не соизволите меня подвезти – отправлюсь…
– Извини, Ален, я сейчас отвезу Машку – ты только, пожалуйста, не завались спать, сегодня мы с тобой еще покуролесим…
Честно говоря, весь хор голосов звучал для меня где-то на втором плане, а на первый вдруг неожиданно вышел сегодняшний труп по имени Нгала. Я вновь четко, в мельчайших подробностях увидел его экзотическую фигуру, появляющуюся под аркой входа – вытянутые вперед тощие руки, глаза мученика, которые словно бы кого-то искали и никак не могли найти.
– Я хотел… Я хотел… Помогите!.. Рука!
Я отчаянно встряхнул головой. Черт возьми, сегодня лучше выкинуть Нгала из головы. Я у мамы в гостях, Рождество… Елки-палки, никогда не мечтал о путешествии в Африку!
Тут же мое сознание сделало прыжок в сторону: я вдруг вспомнил себя, юного и прекрасного, потрясенного неожиданным решением мамы отправиться работать по приглашению в Танзанию.
«Мама, ты с ума сошла! Хочешь, чтобы тебя там съел какой-нибудь жутковатый хищник?» – «Подавится!»
И вот обстоятельства сложились так, что я – в Африке, мне слегка тоскливо, я едва ли не плачу от того, что меня оставила коварная Соня Дижон, а я в свою очередь оставил чистенькую и прекрасную Европу. И, словно желая успокоить меня и заставить хоть еще немного пожить под небесами Черного континента, Господь подкидывает мне интересный вопрос: «Кто убил Нгала?» Ведь его тело упало едва ли не мне на руки, так сказать, ценной бандеролью. Любишь детективы? Вот тебе загадка. Получите и распишитесь в получении!
Я снова встряхнул головой, но темный мир, наполненный волшебными ароматами кухни, продолжал вращаться вокруг меня, постепенно набирая обороты.
Что значит это слово – «рука»? Что парень хотел сказать? Что конкретно имелось в виду – рука Господня? И ведь при этом он словно хотел объяснить нам что-то самое простое и очевидное.
«Я хотел… Помогите!.. Рука!..»
– Послушайте, а ведь я даже не знаю, как вас зовут!
– Меня зовут Ален. Ален Муар-Петрухин.
Мои глаза сами собой закрывались, так что стоило больших усилий смотреть на швейцарца, дружески ему улыбаясь.
– Интересное имя! Конечно, вы ведь полукровка. А мое имя самое банальное: Паскаль Клебо…
Славный Паскаль Клебо улыбался, то и дело кивая, бережно держа на руках давно уснувшего малыша. Интересно, почему некоторые люди с первого взгляда внушают необъяснимую симпатию? Лицо у Паскаля было самое банальное: абсолютно круглое, светлое, с почти невидимыми белесыми бровями и бледно-голубыми глазами. И тем не менее оно внушало симпатию!
Несмотря на тяжелые веки, я старался смотреть на Паскаля осмысленно, поддерживая светскую беседу.
– Послушайте, у вас такая симпатичная внешность! Вы похожи на кого-то из французских актеров…
– Спасибо за комплимент, но это все мелочи – как мы выглядим и на кого похожи… Не представляете, как я рад, что вы говорите по-французски! Благодарю небеса – вот это настоящий подарок! Сто лет не говорил на родном языке, боюсь, скоро начну забывать отдельные слова…
– Наверное, английский скоро станет для вас вторым родным языком.
– Уже стал! Кстати сказать, сейчас мы с Нелли уходим домой – беспокоимся за старших детей, которые остались с племянницей Нелли. Но завтра прошу вас – приходите к нам в гости! Это совсем недалеко, прямо за вашей плантацией кофе! Будем ждать. Обещайте, что придете!
– Непременно приду, обещаю.
Звезды подмигивали мне, а на востоке вдруг всплыл серебристый шар сияющей луны, показавшийся мне нереально огромным.
– Приветствую тебя, волшебница луна…
– Ален, с кем это ты там разговариваешь?
– Никто не желает добавки?
– Луна…
– Так, мой дорогой, давай-ка отправляйся спать! Немедленно! Разговоры с луной и все в том же духе. Томми, пожалуйста, отведи Алена в его комнату и на всякий случай запри – не дай бог, отправится гулять по лунным дорожкам…
Помню, я еще хорохорился, пытался протестовать, отчаянно доказывая, что давно уже совершеннолетний мальчик и вполне могу обойтись без советов мамочки, при этом где-то на втором плане в качестве сопровождения звучал неприятный, хрипловатый смех полковника, который так и сидел молчком за столом, смачно жевал бесконечную добавку, запивая пивом.
– Но я…
– Спать!..
– Ложись и закрой глаза…
– Спокойной ночи!..
Как только прозвучали последние слова, произнесенные решительным голосом Томаса Шнайлера, я уснул – словно то был некий таинственный код, отключивший мое нетрезвое сознание.
Глава 13
Серый сон
Мне снилась Соня: под серым непрерывным дождем она стремительно удалялась от меня в городской толпе, то и дело мелькая среди мокрых зонтов и чьих-то спин в совершенно одинаковых серых плащах. Все вокруг было серым, унылым, холодным и расплывающимся: смутные очертания фигур, едва различимые лица, бесконечные безликие улицы.
Пожалуй, я и сам не знал, почему мне было так важно догнать Соню и куда она столь стремительно удаляется. Собственно, в самом понимании не было особого смысла, ведь все для меня было вполне привычно: Соня, как всегда, исчезала, а я, как всегда, пытался ее догнать.
Я бежал, стараясь не терять из виду Сонин немного печальный профиль, то появлявшийся из-за чьего-то зонта, то исчезающий в сером мареве дождя; ее узкий и такой беззащитный затылок с мокрыми завитками черных волос вдруг мелькал среди стены безликих спин, тут же бесследно тая.
Постепенно у нашей погони появился звуковой фон: сначала это было чье-то учащенное дыхание, постепенно перешедшее в неутешный плач и возбужденный визг целой армии невидимых обезьян. Я остановился, недоуменно озираясь: серая мрачная улица серого мрачного города под серым бесконечно мрачным дождем. Откуда здесь могут появиться обезьяны?.. На этом мои сновидения благополучно завершились, словно кто-то опустил беззвучный черный занавес.
Я очнулся под утро; сквозь легкую шторку из окна в комнату проникал сероватый, медленно светлеющий воздух. Мирные звуки утра с сонмом птичьего пения нарушал жутковатый вой. Я не сразу понял, что это за звук, как вдруг до меня дошел вполне очевидный факт: это вопль ужаса – такой, какой бывает, когда нам вдруг отказывают и руки, и ноги.
– Помогите! – почти тут же донесся до меня слабый, севший голос. – О господи, что это, я не хотел!..
Относительно членораздельная реплика тут же сменилась невнятным бормотанием вперемешку с рыданиями, а я на какое-то мгновение вновь отключился, нырнув в измерение сна, где на этот раз главенствовали темные тона – от стального до темно-синего индиго; я бродил в этих жутковатых сумерках, не в силах найти выход назад – в яркое теплое лето.
И вновь раздался смутно знакомый, пронзительный голос, заставляя меня на мгновение вынырнуть в действительность серого утра:
– Помогите! О боже, что это, я не хотел!..
И вновь все утонуло в серых сумерках: игра теней на потолке, невнятное бормотание и тут же – какой-то стон, плач и вновь – хорал обезьяньих подвизгиваний, дружный гомон птиц.
Я, не открывая глаз, сжал обеими руками собственную несчастную голову. Было совершенно очевидно, что нынешней ночью я слегка перебрал и теперь меня замучают головная боль вместе с тяжелыми снами. Почти тут же в больном сознании возник простой вопрос: где я, на каком свете?
На какое-то короткое счастливое мгновенье я вдруг подумал, что очнулся в доме отца в Сент-Женевьев-де-Буа; и тут же где-то за спиной прозвучало словно произнесенное все тем же севшим от ужаса голосом слово: «Танзания!» И моя собственная память любезно предоставила мне картины путешествия в Африку, встречу с мамой и даже со старым однокурсником Леней Куятэ…
Я едва было не застонал: настолько отчаянно в эти самые минуты хотел бы очутиться дома, в моем собственном особнячке в два этажа с петушком на флюгере. И почти тут же прозвучал милый и тихий голос мамы:
– Мой дорогой Алюшка, просыпайся, открывай глаза! Я приготовила волшебный чай, который в одно мгновение снимет твою головную боль.
Эта реплика была как бальзам на мою истерзанную африканским Рождеством душу. Я осторожно открыл глаза и увидел светлую комнату с золотистыми бликами солнца на стенах и маму – улыбаясь, она сидела в кресле рядом с кроватью и держала в руках большую дымящуюся чашку.
Увидев, что я открыл глаза и даже пытаюсь ей улыбнуться, она поставила чашку на тумбочку и в два счета организовала все удобства для приема лечебного чая: подняла подушки, помогла мне поудобнее о них опереться в полусидячем положении, после чего протянула горячий напиток, строго проследив, чтобы я выпил все содержимое неторопливыми, размеренными глотками.
– Целебное козье молоко, в котором я заварила крепкую дозу чая, – говорила она, пока я пил. – Моментально снимает головную боль и приводит в норму. В этом отношении Томми очень похож на тебя: легко поддается праздничному настроению и пьет без меры, а наутро мучается головными болями. Пришлось извлечь из копилки народных рецептов этот старый и не раз опробованный многими поколениями рецепт. Ну как, помогает с первых глотков?
Не знаю, что помогало мне больше – чудесный напиток или мамин негромкий голос, который не хуже любого чародейства успокаивал и лечил. Как бы там ни было, но, когда я, допив, поставил чашку на тумбочку, во мне было гораздо больше сил и желания жить и радоваться жизни.
Мама с мягкой улыбкой наблюдала за мной – казалось, ее серые глаза замечали малейший нюанс моей мимики.
– Мой дорогой Алюша, – проговорила она, неторопливо поднимаясь. – А сейчас, когда ты более-менее пришел в себя, сообщаю тебе пренеприятное известие: на нашей кофейной плантации обнаружен теплый труп несчастного Моши Мьянги. Полиция уже прибыла – известный тебе комиссар Мбове только что подъехал и по народной традиции танзанийцев неторопливо угощается кофе у нас в кухне. Как только напьется от души, так начнется: осмотр трупа, допрос, в котором вновь примем участие мы с тобой. Как тебе новость?
Признаться, я был ошарашен. Это известие перекликалось с моими недавними размышлениями о «подарке» для меня от щедрой Африки. И почти тут же всплыл в памяти мой полусон-полуявь со странными и не совсем понятными звуками, стонами и криками.
– Собирайся, одевайся, мой дорогой, мы все ждем тебя в кухне.
Мама направилась к дверям. Прежде чем выйти, она внезапно остановилась и, развернувшись ко мне, улыбнулась, даже подмигнула, почти слово в слово повторив мои мысли:
– Признайся как на духу: для тебя это чистый подарок, не так ли? Прекрасная возможность разгадать загадку двух преступлений…
Глава 14
Труп № 2
Уже знакомый мне комиссар с труднопроизносимым именем Сарфараз Мбове действительно восседал в кухне – неторопливо глотал горячий кофе и выслушивал рассказ бледного и взъерошенного Томаса. Скромно кивнув всем присутствующим, я поспешил тихо присесть на скамью.
Как выяснилось, сегодня трудяга-немец, несмотря на головную боль, поднялся едва ли не затемно и пошел поначалу в небольшую оранжерею, расположенную справа от дома, чтобы проверить саженцы кофейных деревьев, а затем, по его словам, «сам не зная зачем», отправился на кофейную плантацию.
В принципе делать ему там было абсолютно нечего: неплохой урожай кофе был успешно снят несколько дней назад, и теперь зерна проходили всю необходимую обработку в специальном мини-цехе просушки. Но, что бы ни позвало бедолагу Томаса под сень банановых пальм да кофейных дерев, именно здесь его поджидал кошмарный «сюрприз».
– Я не сразу понял, что там темнеет за кустом последнего ряда, – едва ли не заикаясь от всех эмоций, рассказывал Томас. – Пришлось поправить очки и подойти совсем близко… Вот тут я все и увидел.
Тут он облизал враз пересохшие губы и глубоко вздохнул, обведя всех нас несчастным взглядом голубых глаз.
– Вы увидели труп Моши Мьянги, – неторопливо проговорил комиссар, безмятежно попивая свой кофе. – Опишите его.
Томас почти болезненно скривился.
– Можно, я не буду этого делать, не то мне станет совсем плохо…
Мама тут же поднялась и подошла к бедняге Томасу со спины, обняв за плечи и успокаивающе поглаживая. Он жалобно всхлипнул.
– Вы ведь сейчас пойдете на место и сами все увидите. Я и без того, как только понял, что передо мной, едва не упал в обморок. Спасло одно: я побоялся лежать в темноте рядом с ужасным трупом. Собрал все свои силы и рванул к дому. Сразу направился в кухню… Это все просто ужасно!
Мама успокаивающе поглаживала Томаса по спине, улыбаясь, переводя взгляд с комиссара на меня и обратно.
Читать бесплатно другие книги:
