Письмо из Италии (сборник) Владмели Владимир

– У меня сейчас совершенно нет времени. Мне надо оформлять визы, заказывать билеты в Москву. Ты, кстати, договорилась на работе?

– Видишь ли, Илюша, я, наверно, не поеду.

– Почему?

– Рина здесь без меня не справится.

– Значит, ты вместо отпуска хочешь нянчить племянницу?

– Так уж получается.

– Если ты не захочешь, не получится.

– Значит, я хочу.

– Это твоё окончательное решение?

– Да.

– Ну, тогда будь здорова, – сказал Илья и вышел из дома.

Ностальгия

Не покидай меня, безумная мечта,

В раба мужчину превращает красота.

И после смерти мне не обрести покой,

Я душу дьяволу продам за ночь с тобой.

Толпа вынесла Илью из вагона метро на целующуюся парочку. Он не смог остановиться, невольно толкнул молодых людей и пробормотал извинение, но они не обратили на него внимания. Они уже процеловали несколько поездов и совсем не думали расставаться. Он посмотрел на них с завистью. Интересно, когда он сам последний раз целовался с такой страстью. Давно, наверно ещё до эмиграции.

Спектакль начинался в два часа, у Ильи Окуня оставалось ещё много времени. Он вышел на Бульварное кольцо и не спеша направился к театру. За прошедшие годы Москва сильно изменилась. Бомжи и попрошайки, художники и музыканты, ларьки и ресторанчики, надписи на разных языках и небоскрёбы, – всё это делало её похожей на любую другую столицу мира. Но в этой он вырос, любил её с детства и даже теперь, после стольких лет жизни в Америке, считал её родной. Она уже не такая, какой была в советские времена, но женщины здесь нравятся ему также как раньше и гораздо больше, чем жительницы Миннеаполиса и Сент-Пола. Конечно, среди сент-полянок тоже есть особы достойные внимания, однако он давно уже не был в столице своего штата, а в спальном районе, где он жил, люди почти не гуляли по улицам. Даже ближайших своих соседей он видел только, когда они косили траву, поливали цветы или прогуливали собак. Это была одноэтажная Америка и в ней, как и в любой деревне, здоровались с каждым встречным, но встречных было немного. Однажды, прогуливаясь с женой, он увидел молодых родителей, кативших перед собой детскую коляску.

– Это русские, – уверенно сказала Надя.

– С чего ты взяла?

– Детей в коляске могут прогуливать только наши.

Она оказалась права. Она почти всегда была права, даже когда говорила, что болезнь её фатальна…

* * *

Около театра уже стоял шурин.

– Ты знаешь, что спектакль заменили? – спросил он.

– Нет.

– Вместо «Чёрного принца» будут давать «Недоумков».

– Ну и что?

– Тебе может и ничего, а я и так общаюсь с ними каждый день. Сегодня утром один из них достал меня своими вопросами. Он, правда, считает себя студентом университета, но если бы не деньги его папы…

– Так ты не пойдёшь? – перебил Илья.

– Пойду.

– Тогда веди себя прилично и не тяни меня за рукав с середины действия.

– Если это хорошая вещь – не буду.

– Володя, я досижу до конца, чего бы это тебе не стоило.

– Не говори с такой уверенностью, это признак неразвитого ума и плохого вкуса.

– Я имею право так говорить.

– Почему?

– Потому что я понимаю здесь каждое слово, любой каламбур и самый тонкий намёк. Ты даже не представляешь себе, какой это кайф. Слишком долго я не видел спектаклей на русском языке, я по ним изголодался, поэтому мне здесь всё нравится, ты понимаешь всё.

– Так попроси политическое убежище и переезжай в Москву.

– Я уже думал об этом, но я отвык от вашего уклада и не знаю смогу ли здесь жить.

– Сможешь, люди и в тюрьме живут.

Илья удивлённо посмотрел на друга. Он прекрасно помнил, что Владимир Филиппович Монастырский отказался от грин карты и, проработав два года в США, вернулся в Россию. Миннесотский университет предлагал ему тогда должность профессора и Илья потратил много усилий, чтобы удержать его в Сент-Поле. Он долго уговаривал родственника подождать хотя бы до тех пор, пока в России станет немного лучше. От учеников Монастырского он знал, что в крупных исследовательских центрах Москвы разговоры стали похожи на сплетни у синагоги. Учёные, нерегулярно получавшие зарплату, обсуждали, кто куда уехал и за сколько там себя продал. Владимир Филиппович был единственным, кто поплыл против течения. Он с серьёзной миной говорил Илье, что на родине его называют по имени-отчеству, а в Америке до глубокой старости любой мальчишка будет обращаться к нему по имени. Допустить этого он никак не может.

* * *

Действие на сцене разворачивалось медленно.

Молодой энтузиаст-учитель, увлёкшийся идеями просвещения, приехал в глухую деревню, чтобы сеять «разумное, доброе, вечное», но его усилия разбивались о непроходимую глупость местных жителей. Столкновение восторженности и идиотизма рождало забавные ситуации и зрители постепенно увлекались происходящим, даже скептически настроенный Монастырский смотрел с интересом. Особенно выделялась главная героиня – жена врача, которая всеми силами пыталась выдать замуж свою перезревшую дочь. По сюжету ей иногда приходилось наблюдать за поведением молодых людей, появлявшихся в её доме, и она с таким чувством вздыхала и всхлипывала, что даже если прямо не участвовала в действии, привлекала к себе внимание всего зала. Илья был в восторге. С трудом дождавшись антракта, он спросил шурина:

– Ну что, сегодня ты уже не хочешь уходить?

– Нет, – ответил Владимир Филиппович, – очень уж здорово она играет. – Он посмотрел в программку, – Елена Федосеева. Ба, она даже не заслуженная. Представляешь! А в прошлый раз главная героиня была народной.

Два дня назад они были в очень известном театре. Артисты играли из рук вон плохо и вскоре после начала спектакля Монастырский стал шептать Илье на весь зал:

– Пошли отсюда, я не могу на это смотреть. Мало того, что они сами ущербные, так ещё и поставили какое-то дерьмо.

– Подожди, может они разыграются, – возразил Илья.

– Для того чтобы узнать вкус вина не обязательно выпивать целую бочку.

– Я не такой хороший дегустатор как ты.

– Ну, посмотри хоть на эту старую калошу, – Владимир Филиппович ткнул пальцем в артистку, игравшую легкомысленную француженку, – она ведь думает, что ещё молода и красива, а сама, наверно, вместо зеркала каждый день смотрит на фотографию тридцатилетней давности.

– Замолчи.

– Я считаю, что оставаться глупо.

– Сделай хоть одну глупость в своей жизни.

– Я уже пошёл с тобой на эту самодеятельность. Они хуже любителей, каждый из них в отдельности играет плохо, а все вместе – очень плохо.

Илья не стал возражать. Он прекрасно знал характер друга и, понимая, что остановить его невозможно, пересел на другой ряд.

Сегодня у профессора опять блестели глаза и Илья приготовился к очередной его лекции.

– До чего же всё-таки у артистов трагическая судьба, – начал Монастырский, – у них один шанс из тысячи. Им нужен понимающий режиссёр, доброжелательные коллеги, хорошая критика и всё это пока они молоды. Возьми хоть Елену Федосееву. Ведь она уже не девочка, а ничего толком не добилась. Не удивлюсь, если её талант переплавится в злость и горечь.

– Ну а чем, скажи, лучше архитектору, здания которого не строят?

– Тем, что проект уже есть и его могут воплотить в камне в любой момент.

– А писатель, которого не печатают, что он? счастлив? У него судьба завидная?

– Хорошая книга пробьётся к читателю. Рукописи не горят.

– А художник, картины которого не выставляют?

– Он может показать их друзьям, а теперь через интернет и всему миру.

– Почему же артисту хуже всех?

– Несыгранную роль в архив не спрячешь, на бумаге не напечатаешь и в музее не выставишь и если момент прошёл, то это безвозвратно. В тридцать лет играть Джульетту уже поздно, но самое главное – артист не может существовать вне страны своего языка, для него эмиграция – это профессиональная смерть.

– Опять эта тема, – подумал Илья и чтобы избежать неприятного разговора, сказал, – пока главная героиня не умерла, я подарю ей цветы.

– Где ты их возьмёшь? Это же театр, а не рынок. Купи ей лучше шоколадку.

– Эх ты, остряк-недоучка. Актриса – это не элементарная частица, для неё признание таланта гораздо важнее насыщения утробы. Я спрошу у билетёрши, она должна знать, где здесь цветочный магазин.

Илья скрылся в толпе, а перед самым началом второго действия вошёл в зал, держа перед собой три ярко-красные розы.

Актёры, уже «взявшие» публику, играли с подъёмом, а жена врача, продолжавшая отчаянные попытки выдать свою дочь замуж, была просто неотразима. Илья пожалел, что не купил ей большой букет, тогда эта пожилая женщина ещё долго бы вспоминала его подарок. После окончания спектакля он первый подошёл к сцене и вручил ей цветы.

– Что ты ей сказал? – спросил Владимир Филиппович, когда они стояли в очереди за пальто.

– Ничего.

– Чудак ты на букву «М».

Илья подумал, что родственник прав и подошёл к билетёрше.

– Ну что, купили цветы? – спросила она.

– Да, но я хотел бы поговорить с Еленой Федосеевой.

– Пошли, – сказала билетёрша и повела его по каким-то коридорам. В служебном гардеробе она попросила подождать и тотчас же исчезла, а через несколько минут из артистической уборной вышла красивая молодая женщина, которая держала в руках его розы. Илья удивлённо глядел на неё, не в состоянии поверить, что она так естественно играла пожилую провинциалку. Артистка наслаждалась произведённым эффектом.

– Лена, вы потрясающе играли и мне очень жаль, что я не видел вас раньше, – сказал он наконец.

– Вы можете посмотреть позже.

– Нет, я завтра уезжаю в Америку.

– Жалко, – сказала артистка и в глазах её появилось уже нечто большее, чем обычная радость при виде восхищённого зрителя.

– Если вы сегодня свободны, мы могли бы провести вечер вместе.

– Я должна позвонить сестре, у неё мой сын и я не знаю, когда она его привезёт.

– Звоните, а я пока скажу другу, чтобы он меня не ждал.

* * *

– Тяжело вам было сегодня? – спросил Илья, когда они заказали обед в итальянском ресторане.

– Да, очень, ведь замену сделали в последний момент и я с трудом уговорила сестру посидеть с сыном. Мне даже некогда было повторить роль, а нам пришлось ещё преодолевать сопротивление зала. Люди-то шли на другую пьесу и были настроены очень агрессивно. Этот спектакль дался нам кровью.

– Охотно верю, один только мой родственник может отбить энтузиазм у кого угодно.

– Вот видите.

– Да и я к названию отнёсся весьма скептически.

– Заморские гости все такие.

– Ну, не все, – возразил Илья, – конечно, вы считаете, что Америка страна жёлтого дьявола, что люди там думают только о том, как бы побольше заработать, а потом пошиковать в дешёвом ресторане или пустить пыль в глаза хорошенькой артистке. Наверно, такие тоже есть, но я рядовой инженер, то есть по сравнению с новыми русскими голь перекатная. Я даже не хочу строить из себя миллионера.

– Ну, ладно, Илюша, я неудачно пошутила, не обижайтесь. Скажите лучше, как вам понравилась Москва?

Илья посмотрел на Лену. На вид она была ровесницей его сына, но почему-то сразу назвала его также как и все знакомые, уменьшительно-ласкательно. Что это, аура незащищённости? свойство характера? проклятие или благословение?

– Вы не хотите отвечать?

– Я не знаю, как ответить. Я здесь вырос, я встретил друзей, которых не видел много лет, я… Конечно, мне понравилось.

– Что именно? – спросила она, налив себе шампанского и отпивая его мелкими глотками.

– Вам это трудно будет понять, вы ведь не пережили эмиграцию.

– Я артистка, я и не такие роли играла.

– Видите ли, Лена, я впервые за эти годы мог свободно выразить свою мысль. Я ради интереса заговаривал с незнакомыми людьми, прикидывался то грузином из Тбилиси, то провинциалом из Вологды, то евреем из Одессы и всегда меня принимали за того, за кого я хотел.

– А вы самим собой были?

– Да, в первый же день я пошёл на Арбат, чтобы купить сувениры для друзей. У меня там разбегались глаза, но когда я увидел матрёшек, то просто обалдел. На прилавке стояла целая банда террористов: Арафат, Саддам, Каддафи и Бен Ладен, а прямо против них – отставные израильские генералы во главе с Шароном и американские президенты под предводительством Буша. Я уже представлял себе, как привезу эти армии деревянных солдатиков домой и буду по одному раздаривать знакомым, а потом на какой-нибудь вечеринке мы устроим игру в шарады. Перемешаем всех матрёшек и будем отгадывать, кто есть кто, а если перепутаем Путина с Распутиным или Асада с Саддамом, разница невелика. Короче говоря, я забылся и по привычке спросил по-английски «Сколько стоит?». Продавец посмотрел на меня, шмыгнул носом и ответил:

– Дорого.

– Значит, он не признал в вас иностранца?

– Нет.

– И вы расстроились?

– Не очень. Наверно, я был к этому готов. Судя по всему, есть какая-то ущербность в бывших советских подданных моего возраста.

– В чём она выражается?

– Вы слишком молоды, вам трудно представить, что брелки и целлофановые пакетики были дефицитом и для того, чтобы их получить люди пускались на разные авантюры. Те, кому это удавалось, считали себя людьми высшей категории.

– Вам, наверно, не удавалось.

– Зато иногда от меня зависело, кому эти дефицитные товары попадали. Я тогда подрабатывал переводчиком на выставках и очень быстро научился распознавать попрошаек. Они обычно напускали на себя важный вид, подходили к экспозиции и говорили, что работают на заводе, который готов купить хорошее иностранное оборудование. Они рассчитывали, что заинтересованные представители фирмы подарят им сувениры, но для меня все их действия были шиты белыми нитками и когда они с видом знатоков спрашивали:

– Как работает эта машина? – я отвечал:

– Обычным путём.

– Ну и? – спросила Лена.

– На этом диалог обычно заканчивался. Так вот продавец матрёшек напомнил мне работу на выставке. Он моментально меня вычислил.

– Не расстраивайтесь, Илюша, ведь во всём есть свои плюсы. Кстати, вы долго не были в столице, скажите, что по-вашему здесь изменилось?

Илья пожал плечами.

– Нет, действительно, что? – она в упор посмотрела на него и было что-то зовущее в её взгляде…

– Молодёжь изменилась, – ответил он, потянувшись к бокалу и отводя глаза, – я, наверно уже отвык от столичной жизни, но в скандинавско-немецком городе Сент Поле молодёжь так себя не ведёт.

– Как так?

– Расковано до безобразия. Целуются прямо в метро. И как! Взасос и со страстью.

– А вы это делали по-другому?

– По крайней мере, я выбирал уединенные скамейки в безлюдных частях парка, а эти ничего не стесняются. Я сегодня в метро случайно толкнул одну парочку, а они на меня даже внимания не обратили. Обидно.

– А вы бы толкнули их ещё раз.

– Я и толкнул.

– Ну?

– С тем же успехом.

– Нужно было толкать так, чтобы они почувствовали.

– Нельзя. Мне советовали избегать конфликтов. У вас есть закон, по которому человека без предъявления обвинений могут держать в КПЗ целую неделю, а я совсем не хочу провести свой отпуск в каталажке.

– Кто же вас так настращал?

– Специалист по преступному миру.

– Он прошёл практический курс в тюрьме? – улыбнулась Лена.

– Нет, он работал судьёй и поэтому хорошо знает законы. Очень эрудированный товарищ, свободно говорит на блатном жаргоне и прекрасно разбирается в тюремной иерархии. Его даже приглашали преподавать криминалистику. Он мне, кстати, сказал, что в Москве народ весьма изменился с советских времён и если здесь незнакомая девушка мне улыбается – это ещё ничего не значит. Так что теперь, когда вы мне улыбаетесь, я даже не знаю, значит это что-нибудь или нет. А раньше зна-а-а-а-ал.

Лена не отводила глаз и Илья почувствовал, как в нём поднимается горячая волна, но тут же одёрнул себя. Он уже не так молод для мимолётных романов.

Он отвёл глаза и, увидев пустую бутылку, спросил:

– Ещё шампанского?

– Нет.

– Тогда выбирайте десерт.

– Не хочу.

– Почему?

– Потому что на десерт мы поедем ко мне.

* * *

После очередной порции десерта, Илья хотел закинуть руки за голову, лечь на спину и предаться философским размышлениям, но что-то ему мешало.

– Что ты делаешь, отпусти, – сказала Лена, открывая глаза.

Оказалось, что золотые цепочки, которые каждый из них носил на шее, переплелись. Её крестик зацепился за его шестиконечную звезду и это неожиданно связало их. Илья аккуратно распутал узел и спросил:

– Ты верующая?

– Мама подарила мне крестик перед смертью и с тех пор я стараюсь с ним не расставаться, если это считать признаком веры, то я верующая, а ты?

– Мне сделали обрезание на седьмой день от роду, если это считать признаком веры…

– Ой-ой-ой, – воскликнула Лена, посмотрев на часы и не давая ему закончить фразу, – мы опаздываем. Сестра должна привезти мне сына через двадцать минут. Одевайся.

– Ещё есть время, – возразил Илья.

– Нет, я не хочу, чтобы ты встречался с Максимкой. Ему только 10 лет и в каждом мужчине он видит своего папу.

Илья побледнел.

– Ты что?

– Моего сына тоже зовут Максим.

* * *

До метро они шли молча, сплетение цепочек и совпадение имён одинаково сильно подействовало на обоих. Когда они спустились по эскалатору и прошли к поездам, Илья обнял Лену и накрыл её губы своими. Она ответила на поцелуй и по его телу опять прошла горячая волна.

– Я приеду к тебе, – прошептал он ей на ухо.

В этот момент их толкнул какой-то мужчина, бежавший на поезд, но они не обратили на это внимания.

– Иди, – ответила она, с трудом высвобождаясь из его объятий, – теперь ты понимаешь, почему люди ничего не замечают, когда целуются.

Предложение

Лена вышла из дома, села около двери и стала делать песочную горку. Илья ещё спал. Для него это был первый полноценный отдых за два дня. Сначала он двенадцать часов летел через Океан, потом вёл машину, а затем до поздней ночи не отпускал её из своих объятий. Когда они уже засыпали, она сказала:

– Я согласна быть твоей любовницей.

– Ничего не получится, – ответил он.

– Почему?

– Потому что я на тебе женюсь.

* * *

Познакомились они год назад. После спектакля, в котором она исполняла главную роль, Илья подарил ей цветы и пригласил в ресторан. Они провели вместе весь вечер и если бы она не позвала его к себе, то расстались бы как юные пионеры. Но она позвала…

С ним ей было приятно и спокойно. Казалось, этот немолодой уже человек как громоотвод притягивает и нейтрализует всю её нервозность. Ей очень хотелось оставить его у себя, но на следующий день он улетал в Америку. Оттуда он звонил по нескольку раз в неделю. Она с удовольствием разговаривала с ним, однако относилась к его признаниям, как к забавной игре. Когда её не было дома, он развлекал её сына и очень скоро уже одинаково легко общался с обоими.

На каникулы Лена отвозила сына в деревню. Там жил её отец, который после смерти её матери женился второй раз. У молодых оказалось восемь внуков на двоих и летом они собирали их всех у себя. Для детей это было раздолье, а для Лены отдых. Она понимала, что слишком внимательно опекает сына и хотя бы пару месяцев в году им нужно пожить отдельно. К тому же Илья уговорил её провести отпуск вместе.

Набрав очередную порцию песка и пропустив его сквозь пальцы, Лена увидела на ладони осколок зеркала. Она покрутила его в руках, вспомнила свою последнюю роль в кино и прошептала:

– Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи.

Луч света, попав в глаза, на мгновение ослепил её, а когда зрение вернулось, она вместо своего отражения увидела знакомый ей с детства берег реки Мутной, на котором играла ватага ребятишек. Это были её племянники и племянницы, приехавшие на лето в деревню. Они весело болтали, направляясь к реке. Максим полез в воду первый. Лена опять улыбнулась, ей приятно было глядеть на сына, который был почти за 1500 км отсюда. Он быстро поплыл и, оказавшись на середине, стал кричать братьям, что стоит на мели. В доказательство он поднял руки над водой. Трюк этот он выучил ещё в прошлом году и показывал ей, когда она приехала забирать его после каникул.

– Подожди, – крикнул ему кто-то с берега, – мы сейчас к тебе приплывём.

– Давайте быстрее, – ответил он с равнодушно-скучающим видом. При этом он делал отчаянные усилия, чтобы его не снесло течением. Ребята знали, что он пытается их обмануть, но продолжали игру. Максима же относило к омуту. Вдруг он ушёл под воду, а потом, появившись на поверхности, закричал:

– Спаси-и-ите!

Зеркало приблизило его лицо и было видно, как оно исказилось от страха. Он сопротивлялся водовороту изо всех сил и некоторое время ему удавалось оставаться на поверхности, но вскоре он опять скрылся под водой. Лена вскрикнула и потеряла сознание.

На крик прибежал Илья. Он внимательно осмотрел её. Рука, сжимавшая осколок зеркала, была в крови. Не понимая в чём дело, он промыл рану. Лена открыла глаза.

– Что с тобой?

– Максим, – ответила она шёпотом, – Максим.

Она посмотрела в зеркало, но увидела лишь своё отражение.

– Бежим.

– Куда?

– Я должна позвонить отцу. Нет, у них нет телефона. Нужно на почту.

Они дали телеграмму с оплаченным ответом. Только после этого она рассказала всё Илье. Он внимательно слушал, держа её руки в своих.

– Не волнуйся, мы не знаем, что это такое, а пока тебе надо сделать укол от столбняка. Пойдём в поликлинику.

– Нет, я никуда отсюда не пойду.

– Хорошо, сиди здесь. Я скоро вернусь.

Лена села на стул и попыталась сосредоточиться. Она хотела понять, что произошло. Был это глюк или всё случилось на самом деле. Она читала про Вольфа Мессинга, бывала на выступлениях психоэкспериментаторов, но в себе таких способностей раньше не замечала.

* * *

Илья привёл на почту врача.

– Покажите рану, – сказал он.

Лена протянула руку.

– Когда вы порезались?

– Примерно полчаса назад.

– Ничего страшного.

Доктор помазал раны йодом, перевязал руку, сделал укол от столбняка и ушёл в поликлинику.

Ответа на телеграмму ещё не было. Илья опять взял руки Лены в свои и стал тихонько их гладить. От его прикосновения ей становилось спокойнее и вскоре она задремала. Работник почты, не желая её будить, жестами показал Илье, что получил ответ. Лена почувствовала это и открыла глаза. Он вручил ей телеграмму. Там было всего три слова:

– Максим полном порядке.

– Илюша, всё равно я не могу здесь оставаться, едем к моим старикам.

* * *

Когда они подъезжали к деревне, Лена была близка к истерике. Увидев во дворе родительского дома своего сына, она выскочила из машины и, обняв Максима, зарыдала. Илья, не смыкавший глаз почти тридцать часов, заснул прямо за рулём. Его никто не трогал, а когда Лена немного успокоилась, её мачеха сказала, что накануне утром дети пришли с купания в каком-то необычном возбуждении. На вопрос «Что случилось?» они ответили «Ничего», но после того как принесли телеграмму, бабушка устроила им допрос с пристрастием. Они рассказали, что Максима снесло к омуту и он начал тонуть, а двоюродный брат вытащил его на берег и откачал.

Первую часть этой истории Лена знала. Если бы она не потеряла сознание, то, возможно, досмотрела бы её до конца. Она ещё раз крепко обняла Максима, а он, стесняясь её объятий, сказал:

– Ну, что ты, мама, не надо, ничего же не случилось, я жив.

Немного успокоившись, она подошла к машине и посмотрела на Илью. Двое суток он провёл в дороге. По-настоящему вместе они были только одну ночь, ну, пожалуй, две, если считать ещё и ту, прошлогоднюю. Всё равно слишком мало.

Илья открыл глаза.

Страницы: «« 12345678 »»

Читать бесплатно другие книги:

Хотите изменить внешний вид своего жилища, но не знаете как? Начните со стен! Это главный элемент, о...
Если вы хотите самостоятельно отремонтировать балкон или лоджию, возвести террасу, беседку, гараж ил...
Хотели бы вы научиться читать мысли, чтобы узнать о человеке буквально все, не донимая его нескромны...
Иллюстрации художника Льва Токмакова на библейские темы являются попыткой проникнуть в духовную суть...
Странный человек прибыл в аэропорт Шереметьево. Раскосые глаза его смотрели на столичную суету без э...
Настоящий сборник документов содержит рассекреченные СВР России архивные материалы по Польше, включа...