Грязная война Сильвен Доминик
Теперь Лоле все стало ясно. Марс долго вынашивал план мести. Но в последние месяцы тщательно отработанная механика заработала быстрее. Один неверный шаг – и все могло сорваться.
Он использовал Фабера, чтобы манипулировать Дюгеном. И использовал ее, приглашая принять участвовать в расследовании. Предлагаю вам место в первом ряду, Лола… Ваша помощь не будет лишней…Восхитительная манипуляция, выверенная до миллиметра. Даже Грасьен попался на удочку. Марс сделал все, чтобы заставить его вылезти из норы. Нужно было, чтобы Грасьен приказал Антонии убить Фабера. Я связался кое с кем из надежных друзей. Они найдут способ донести до Грасьена мой сценарий.И план Марса сработал великолепно. Грасьен стареет. Он колеблется и начинает делать ошибки. А иначе зачем ему посылать жену компрометировать Саша? Это поступок отчаявшегося человека.
– Марс выбрал нас для охоты на Антонию.
– Он хотел, чтобы я ее арестовал. И удалил Оноре, верного телохранителя.
– И он смог бы без риска убить Антонию в камере.
– Это круче, чем принцип талиона, Лола. Его конечной целью было отнять у Грасьена двух человек, которых он любил. И оставить его в живых, чтобы он подох от горя. Миссия выполнена. Грасьен теперь просто развалина.
Лола знала, какой вывод сделает из этого Саша. Слишком хорошо знала. Марс настоял, чтобы именно Саша вошел в его команду. Молодых полицейских, мечтавших поступить на службу в самый престижный отдел, легион. Марс обманул его. Сказал, что он выбрал его за особые качества. Упорство. Умение руководить. Самоконтроль. Конечно, все это у него есть. Но не только у него. Марса интересовали совсем другие качества нового сотрудника.
Он прекрасно знал об амбициях Дюгена. Отличный рычаг, чтобы заставить человека превзойти самого себя.
Он знал, что у него была связь с Ингрид, стриптизершей с площади Пигаль. Это пятно на биографии полицейского, а заодно и оружие, которое можно пустить в ход в нужный момент. Марс настроил Фабера против Саша. Он разжигал их взаимную неприязнь, чтобы раззадорить Дюгена и заставить разведчика выйти из себя, наделать ошибок и выдать себя Грасьену. Фабер утратил самоконтроль и захотел отомстить Саша, арестовав Ингрид. Он вылез из норы слишком рано и слишком стремительно.
Метод Марса. Хождение по проволоке на стометровой высоте. От него пострадали все. Даже Кандишар, которого Марс, вероятно, винил в том, что тот воспользовался выгодами системы, погубившей его сына. Отправив прессе записи, Марс опозорил Кандишара. Отнял у него остатки чести.
– Думаю, с этими записными книжками мы еще проблем не оберемся. Кандишар угодил в мясорубку. Но есть и другие важные лица, которые получали откаты. Марс может взорвать всю систему Ни больше ни меньше.
– Пожалуй, мне на это плевать.
Гнев и обида кипели в его душе, но лицо от этого стало лишь еще более привлекательным. Марс заметил его обаяние. Последний пункт, по порядку, но не по значению в его стратегии – он выбрал Саша за его внешность. Антония – слабое звено. Марс так часто это повторял, словно это была его навязчивая идея. И вполне оправданная. Антония слушалась мужа и была ему предана почти как робот все эти годы, пока спасительтерпеливо делал из нее свое орудие, а точнее сказать, грозное оружие. Но Антония влюбилась в Саша.
На это Марс и рассчитывал.
Идеальный кандидат.
А сейчас, подумала Лола, этот идеальный кандидат оценивает последствия того, что узнал, сопоставив свои сведения с моими. Потом будет долгий траур. Который ему придется носить одному.
– Очень сочувствую тебе, Саша. Правда, очень.
– Я знаю, Лола.
– Если это тебя хоть немного утешит, то поверь, на твоем месте любой бы попался. Марс развел нас на чувства. У нас не было шанса. А у него были годы, чтобы подготовить свою месть. Саша?
– Да.
– Колись, о чем думаешь.
– Об одной детали. О той минуте, когда я попросил Люс Шеро из финансовой полиции использовать любые средства давления на нотариуса. Благодаря этому я смог расколоть Антонию. Марс рассчитывал и на это.
– На твой дар подчинять себе правила. Да, я называю это даром.
– Я часто думал, почему он выбрал меня, а не Карль. Теперь я понял.
Лола могла бы найти еще какие-то утешительные слова. Могла бы. Но под хмурым небом, в паре сантиметров от прохожих, закованных в повседневное равнодушие, она чувствовала, что он сейчас бесконечно одинок и она бессильна ему помочь. На ошибках учатся. Это правда. Но чему может научить предательство?
– А самое смешное, Лола…
– Да?
Она смотрела на его напряженный профиль. Он смотрел на фасад боксерского клуба. Лола увидела вышедшего из подъезда тренера. Он махнул Саша, но тот словно не видел его и никак не отреагировал. Тренер перестал улыбаться, поднял воротник плаща и пошел своей дорогой.
– То, что он оставил мне подсказки.
– Какие?
– Счет на статуэтку, купленную у Нюнжессе, сим-карту от телефона Видаля в коробке от CD, фамилию его друга-дипломата, небрежно оброненную в разговоре с Менаром.
– Зачем?
– Вероятно, затем, чтобы я не умер идиотом.
Саша повернулся к ней. Его глаза были сухими, но их переполняло разочарование. Лола вспомнила разговор в кабинете Марса. Она говорила ему о Кокто. О том, как она испугалась, что перейдет черту, что ее захлестнет волна ненависти. Значит, вы верите в “ту сторону”, спросил он тогда. Разыгрывал добродетель. Безупречно лгал.
Лола Жост снова почувствовала, что не может найти нужных слов.
Глава 40
– У меня для тебя новое слово на “ция”, Ингрид. Очень модное и просто ужасное. Манипуляция.
– Действительно, жутко уродливое слово, Лола. Ugly.
– А еще хуже, когда это происходит с тобой.
В “Красавицах” повисло свинцовое молчание. В этой гнетущей атмосфере Максим подал Бартельми чашку кофе с таким видом, словно только что узнал о существовании нового вида извращений. Бартельми взял “эспрессо” так, словно уже пожалел о своем заказе по причине спазма пищевода. Зигмунд все настойчивей требовал ласки Ингрид. А Ингрид уронила несколько невидимых слез об отсутствующем майоре Дюгене, который присутствовал здесь как никогда ощутимо.
Лола только что рассказала друзьям о том, что ей стало известно. Кому-то придется все это разгребать. У нее у самой сил осталось не больше, чем у зефира, пропущенного через мясорубку Пять лет сомнений. Пять лет печали, чувства вины, сожалений. И наконец правда. Ошеломляющая и отвратительная.
Лола попросила Максима налить всем присутствующим, она собиралась произнести тост. Возражать никто не посмел. Все выпили в память Туссена Киджо, затем Лола произнесла краткую речь, успешно справившись со своим голосом.
Именно это мгновение выбрал забытый призрак, чтобы явиться вновь. Английский плащ поверх твидового пиджака, вельветовые брюки. Неизменный шик лучшего психоаналитика Фобур-Сен-Дени. Антуан Леже собственной персоной. Только посвежевший, загорелый, с выгоревшими под тропическим солнцем волосами. Зигмунд кинулся к нему, виляя хвостом.
– Привет, друзья. Я как раз успел к аперитиву.
Однако, увидев скорбные лица, он спохватился:
– Или, наоборот, опоздал. Что случилось?
Слишком усталая, чтобы повторять рассказ заново, Лола дала слово Бартельми, остальная компания тем временем приготовилась угоститься блюдом дня и вином. Антуан, даром что столько лет пропускал через себя самые бредовые фантазии своих современников, был потрясен. Эта история мщения задела его за живое, и он засыпал Бартельми вопросами.
Когда все пили кофе, он спросил – видимо, чтобы разрядить обстановку, – хорошо ли вел себя Зигмунд.
– Как ангел, – ответила Ингрид. – Он заслуживает выживания, поверь мне.
– Ты имеешь в виду “уважения”?
– Да, Зигмунд был очень уважаемый, именно это я хотела сказать.
– Почему?
– Он чуть не…
Несмотря на усталость, Лола пнула Ингрид ногой. Надо было остановить ее порыв, пока она не ляпнула что-нибудь непоправимое вроде: “Твой пес чуть не стал алкоголиком, чуть не попал под колеса метро, чуть не заработал аллергию на прихожан евангелистской церкви, чуть не покусал старую вонючую бродяжку в одну тяжелую ночь, чуть не размок под проливным дождем, чуть не умер от голода, его чуть не арестовали за проникновение в чужую квартиру, он чуть не схлопотал приступ острой неврастении… ” Однако Ингрид просто так было не сломить, и даже второй толчок ногой не умерил ее решимости.
– Как я и сказала, Зигмунд чуть было не… заговорил.
– Ого! – воскликнули хором Антуан, Бартельми, Лола и Максим.
– Я внимательно за ним наблюдала. Зигмунд просто сгорал от желания выразить свои мысли, чтобы помочь в наших размышлениях. Меня вот одна вещь интересует.
– Гав?
– Существуют ли тест IQдля собак? Я уверена, что Зигмунд – выдающийся пес.
– А существуют ли тест IQдля голых танцовщиц? – спросила Лола. – Если нет, надо срочно ввести. Я знаю, на ком можно испробовать…
Ингрид залпом выпила кофе и встала.
– Я пошутила, Ингрид.
– Не волнуйся, Лола, я не обиделась, – ответила американка с обезоруживающей улыбкой. – Обожаю, когда ты меня подкалываешь. Мне просто надо кое с кем повидаться.
И она решительно покинула ресторан. Заметив, что Лолу встревожил таинственный уход подруги, Бартельми предложил еще по порции коньяку, на что согласилась только его бывшая начальница.
– Если она пошла к майору Дюгену, удачи ей!
– Во всяком случае, он блестяще себя проявил, – заметила Лола, указав на газету. – Мальчик что надо.
Огромные заголовки “Метро” кричали о деле Марса. Дивизионного комиссара подозревали в тройном убийстве. Чудовищная история мастерски спланированной мести. Автор одной из статей писал о “грандиозном скандале с непредсказуемыми последствиями”, и был прав. Одно время Лола допускала мысль, что ее бывшие коллеги во главе с Дюгеном замнут это дело или хотя бы преуменьшат его размах. Но нет, бомба взорвалась прямо в лицо публике во всем своем неприкрытом ужасе. И эта феерия ужаса пока лишь разрасталась, поскольку Марса с семьей так и не нашли. Аделину Эрно тоже.
– И все-таки есть одна вещь, которая прессе еще неизвестна, – проговорил Бартельми, обращаясь к Лоле.
– Ну, скажи.
– Говорят, Марс помог скрыться одной женщине. Фальшивые документы и все такое. Ее разыскивают за убийство педофила, который убил ее сына.
– Мне в голову так и лезет одно слово. Не могу удержаться.
– Какое?
– Солидарность.
– Только не говорите, что вы на его стороне, шеф.
– Разумеется, нет. Но я понимаю. Марса можно считать кем угодно, только не сумасшедшим.
– Ладно, пускай солидарность, как скажете. Но солидарность неуместная. Мы же, черт возьми, полицейские!
Некоторые из нас скорее бывшие, подумала Лола. И в нашем клубе пополнение.
Ингрид попросила разрешения поговорить с Менаром. Тот не замедлил явиться, сияя улыбкой.
– Идем выпьем кофе, Дизель. Отказываться не советую, могу подкинуть в гримерку кокаин. Я знаю, как это делается.
– Очень смешно. Куда пойдем?
Они сели на террасе кафе на бульваре Сен-Мишель. Погода стояла великолепная.
– Где Саша?
– Он тебя не достоин. Ты в курсе?
– Не в этом дело.
– Хочешь сказать, между вами все кончено?
– Да.
– Совсем?
– Мне только нужно знать, как у него дела.
– Слава богу У меня есть надежда. Прекрасная Ингрид взялась за ум. Кстати, меня зовут Себастьен.
– Я не могу дозвониться до Саша.
– Никто не знает, где он. Я тоже. Взял отпуск за свой счет. Стратегическая ошибка, если хочешь знать мое мнение. Потому что Карль не сидит сложа руки. Вообразила себя начальником и делает его работу. Как будто быстренько прочитала “Искусство войны”.
– Никто ничего не знает? Но вы же полицейские!
– Никто, даже Клеманти. А он не дурак.
– Как у него были дела последнее время?
– Плохо. Понятное дело. Ему нужно время, чтобы все это проглотить. Паршиво ему. Потому что он хороший полицейский.
На тротуаре толпилась компания школьников. Один из них подошел и спросил у Ингрид, не она ли Габриэла Тайгер. Он видел видео в интернете. Просто класс. Можно ли взять автограф?
– Отвали, – приказал Менар, показав полицейское удостоверение.
Парнишка пожал плечами и вместе с дружками удалился. Ингрид надела темные очки.
– Всем известно, что ты скачешь голой, чтобы заработать на жизнь. Но меня это не волнует…
– Это не только чтобы заработать. И я не скачу голой, как ты выражаешься. Я танцую.
– Не хотел тебя обидеть. Мне все нравится. Ты мне нравишься вся целиком. Обожаю все твои недостатки, даже те, про которые еще не знаю. Ты вечером свободна? Поужинаешь со мной?
– Я свободна, но ужинать собираюсь одна.
– А завтра вечером?
– Тоже.
– А через полгода?
– Same thing [33].
– Я терпеливый. И обожаю, когда ты говоришь по-английски, у меня аж мурашки по коже.
Она удивленно покачала головой и отвернулась к Сене. Впервые в жизни ей показалось, что здание префектуры полиции похоже на замок из папье-маше.
– Я очень терпеливый, – продолжил Менар. – И я объездил твою большую и красивую страну по следам Токвиля. Мои ставки растут, а?
Ингрид искала слова, чтобы нейтрализовать его либидо, не обидев при этом. Ей очень нужно было получить от него сведения. Лейтенант – воплощенное любопытство, трудно поверить, что он не знает, где его шеф.
Она почувствовала его руку на своей. Поклонник Токвиля не терялся. Ингрид взглянула на него, готовая недвусмысленно его отшить. Раздался рев мотоцикла, слишком громкий, придется повысить голос, чтобы поставить Менара на место. Он улыбался, левой рукой держа руку Ингрид, правой – томатный сок. Менар поднял стакан, предложил чокнуться. За что пить? За наглость? What a jerk! [34]
Выстрел. Менар рухнул со стула. Томатный сок выплеснулся из стакана. Из головы хлынула кровь. Ингрид закричала. Вокруг закричали люди.
Пассажир мотоцикла. Его пистолет направлен на нее. Ингрид упала на тротуар. Стакан вдребезги.
Нос к носу с Себастьеном. С его окровавленным лицом. С его пустыми глазами. Снова выстрел. Беспорядочное бегство людей с террасы, грохот столов и стульев. Рыдания.
Ингрид вбежала в кафе, со всего маху толкнув оторопевшего официанта с подносом, единственного, кто еще стоял посреди кучи людей, бросившихся на пол. В кафе есть другой выход. Она выскочила на набережную. Бежать против движения, вдруг повезет и мотоциклист замешкается.
Ингрид побежала. Еще выстрел. Букинист с окровавленным плечом упал на свой прилавок. Она обернулась. Мотоцикл выписывал зигзаги между машинами.
Он не замешкался.
Ингрид побежала быстрее. Надо только пробить этот мир своими мускулами. И мир подарит покой. Она бежала, бежала. Стиснув зубы. Надо только захотеть. Захотеть снова увидеть его лицо. Когда-нибудь. Еде-нибудь. Саша.
Мотоцикл мчался за ней по тротуару. Рев мотора все ближе. Нотр-Дам все больше. В глазах залитое кровью небо.
Она бежала.
Мотоциклист обогнал ее, остановился, загородил путь.
Почему ты бросил меня?
Нет, я не умру с упреком на устах. Я унесу с собой твое сияющее лицо, Саша.
На набережной Монтебелло Ингрид выпрямилась и встала лицом к лицу с преследователями. Тот, что был вооружен, поднял стекло шлема, затем руку с пистолетом:
– За Антонию Грасьен, сука!
И нажал на спуск.
Эпилог
Поезд подходит к вокзалу. Мои спутники берут кто рюкзак, кто старенький чемодан. Мать с суровым морщинистым лицом приказывает детям поторопиться. Прежде чем выйти из вагона, самая старшая девочка улыбается мне тайком от матери. Я улыбаюсь в ответ, беру сумку, выхожу.
Раскаленная платформа под белым солнцем. Безжалостная синева неба. Новый вокзал, новый город. Первоначальное нетерпение улеглось, я влился в ритм этой страны. Совсем недавно тонны воды молотили по красной земле, угрожая поглотить холмы. Потом этот поток гнева и ярости иссяк. Мир свеж, как улыбка старшей дочери морщинистой женщины.
Трое мальчишек ждут возле загородки. Они заглядывают в лица прохожим, но их, похоже, никто не интересует, видимо, они просто смотрят на проходящие поезда. Улица, пыль у меня на ботинках, захожу в бакалею запастись водой. Хозяйка объясняет, как пройти на рынок. Женщины стекаются к площади, неся на голове корзину или таз, полные фруктов, овощей, маленьких кусков мыла. На их спинах покачиваются младенцы. Из каждого дома несется разная музыка, ее ритмы смешиваются с сигналами мопедов, детскими криками.
Ты говорил, что кое-где в определенных широтах не существует неприятных звуков.
Толпа становится гуще. Цвета и запахи мне уже знакомы. Я так долго дышу воздухом этой страны, я слышал столько голосов и так часто подбрасывал твое имя в этот воздух, словно игральные кости!
Люди уже не расступаются на моем пути, мое лицо растворилось в их мире. Наверно, если бы ты мог меня видеть, ты бы гордился мной.
У тебя есть силы, чтобы однажды занять мое место…
На небольшой эстраде оркестр. Музыканты, женщина в бубу и белоснежном тюрбане поет красивым проникновенным голосом. Я, конечно, не понимаю слов, но догадываюсь, что песня грустная. Эта певица знает все о разочаровании и лжи.
Я выбрал тебя…
Уголок в тени. Я жду.
Утро в самом разгаре, народу на рынке все больше. Иногда я покидаю свой пост, хожу с места на место. Брожу, один среди многих. Пот, слова, тишина, ожидание. Никого не тревожит мое присутствие, и я никого не тревожу.
В определенном возрасте уже неохотаиметь дело с людьми, которые тебе не нравятся.
У певицы, у торговцев, у прохожих вся жизнь впереди. Значит, позже, гораздо позже.
Гораздо позже на рынке появляется женщина. Белокурые волосы. Стройная фигура. Светлое платье. Мое сердце бьется чуть быстрей. Потом успокаивается. Я узнал эту женщину, у которой нет причины меня бояться, потому что она не знает меня. Я не теряю ее из виду. Она делает покупки, значит, живет в этом городе. И ты понимаешь, что происходит, ведь так?
Мое путешествие завершилось.
Она ускользает от преследования с поразительной ловкостью. Но как такое возможно, если ничего не было спланировано заранее?
Торопиться ей некуда, времени у нее достаточно. А у меня каждая секунда растягивается до бесконечности.
Думаю, ей кто-то помог. В последний момент, и, возможно, она даже этого не хотела.
Мое время стоит не дороже арбуза, не дороже красного апельсина, не дороже банана. Оно растягивается и в то же время могло бы уместиться у меня в кармане, и это прекрасно. Когда женщина закончила с покупками, я пошел за ней. Мы идем долго, не сбавляя шага. Она уже освоилась и не задерживается на знакомых улицах. Она знает, куда идет. Она идет к вам, к тебе.
Дом.
Он стоит на вершине холма. Почти таким я его себе и представлял. Высокие светлые стены и единственная в этом районе не ржавая крыша из листового железа. Женщина отдаляется от меня, ускоряет шаг, чтобы скорей миновать подъем, накаленный солнцем. Ее платье горит белым огнем в насыщенном светом воздухе.
В жизни полицейского такое случается раз или два. Ты чувствуешь непреодолимое сострадание к убийце.
Обочина дороги – удобное место, чтобы дождаться ночи. Ты бы это одобрил, я уверен. У нас назначена встреча. Ты не знаешь этого, думаешь, что всегда можно ускользнуть, что побег так же прост, как прямая дорога. Твое неведение не расстраивает меня, но и удовольствия не доставляет, мне все равно.
Есть узы, которые никогда не рвутся.
Я здесь, чтобы увидеть твое искаженное лицо.
Цикады так давно пилят темноту, что я не услышал, как распахнулась твоя дверь. На вершине холма возник твой силуэт, мои глаза, привыкшие к темноте, разглядели его. Лунный свет и ночная влажность – обманчивая защита – обволакивают тебя, ты спускаешься в город.
Твой твердый шаг заставляет смолкнуть цикад.
Ты идешь ко мне, мой наставник, предавший меня.
Ты виновен.
Читать бесплатно другие книги:
