Ночной шторм Теорин Юхан

19

— Моя дочь вчера звонила, — сказала старушка, сидевшая рядом с Тильдой на диване.

— Вот как? И что она сказала? — спросила ее товарка.

— Ей надо было излить душу.

— Излить душу?

— Ara, хоть раз в жизни, как она сказала. Еще она сказала, что я никогда ее не поддерживала. «Ты всегда думала только о себе и об отце» — так она говорила. Всегда. А я, говорит, всегда была на втором месте.

— То же самое твердит и мой сын, — пожаловалась другая старушка. — Точнее, не совсем то же самое. Звонит раз в год на Рождество и обвиняет меня в том, что я его избаловала. Говорит, я своей чрезмерной любовью испортила ему жизнь. Так что не бери в голову, Эльза!

Тильда посмотрела на часы. Ей неловко было подслушивать чужие разговоры. Прогноз погоды уже должен был закончиться, поэтому Тильда поднялась и постучала в дверь комнаты Герлофа.

— Войдите, — тут же сказал старик.

Герлоф сидел у радиоприемника, полностью одетый.

— Поехали? — Тильда протянула ему руку.

— А куда? — спросил он, словно действительно не помнил.

— В Олудден, — ответила Тильда.

— Ах да… но что мы там будем делать?

— Говорить. Владелец интересуется историей хутора. Я сказала, что ты можешь ему кое-что рассказать.

— Историей? — Герлоф поднялся. — Так меня теперь официально признали помешавшимся старичком, который, раскачиваясь в кресле-качалке, курит трубку и рассказывает истории о местных привидениях?

— Да что ты, Герлоф. Мы просто хотим помочь ему справиться с горем.

— С горем? В горе нет ничего веселого, сказал старичок, перепутав могилы.

Взяв трость, Герлоф направился к выходу со словами:

— Ладно, поедем, поговорим с ним.

Тильда, взяв старика под руку, спросила:

— Может, взять кресло на колесиках?

— Не нужно, — ответил Герлоф. — Сегодня ноги меня слушаются.

— Может, надо кого-то предупредить, что мы уезжаем?

— Нет, это их не касается.

Шла вторая неделя декабря, и Тильда с Герлофом были приглашены на кофе в Олудден, чтобы Йоаким и Герлоф могли наконец встретиться.

— Как дела в участке? — спросил Герлоф, когда они проезжали через центр.

— У меня только один коллега, но он большую часть времени проводит в Боргхольме.

— Почему?

Тильда молчала, не зная, как объяснить.

— Ты только не обижайся, но… Я недавно столкнулся с Бенгтом Нюбергом из «Эланд-постен», и знаешь, что он мне сказал?

— Что?

— Что полицейский участок в Марнэсе уже окрестили бабским участком.

Герлоф покачал головой и продолжил:

— Раньше бабскими называли железнодорожные станции на острове, где работали одни женщины. Мужчины тогда не верили, что женщины способны справиться с такой серьезной работой.

— Уверена, они прекрасно справлялись, — заметила Тильда.

— Да, никто не жаловался, насколько я знаю.

Они выехали из города на пустую дорогу. Температура равнялась нулю, и все побережье казалось застывшим, как на картине, изображающей зимнюю природу.

— Как здесь красиво! — сказал Герлоф.

— Да, — согласилась Тильда. — Ты любишь свою родину.

— Да, я люблю остров, на котором родился.

— И ненавидишь материк.

— Нет, — возразил Герлоф. — Я не узколобый националист. Ничего не имею против материка, но мое сердце принадлежит Эланду. Мы, жители этого острова, должны сохранить его для потомков, это наш долг.

Постепенно Герлоф еще больше разговорился, и, когда они проезжали кладбище рядом с Рёрбю, он произнес:

— Кстати о привидениях… Хочешь послушать историю, которую отец рассказывал мне каждое Рождество?

— Конечно.

— Твоего прадеда и моего отца звали Карл Давидсон, — начал Герлоф. — Он батрачил в Рёрбю и однажды увидел что-то странное. В тот день его навестил старший брат, и мальчики загулялись до вечера. Дело было накануне Нового года. Было холодно и много снега. Поздно вечером Карл с братом шли мимо церкви, как вдруг услышали за спиной шум саней. Бросив взгляд через плечо, брат Карла вскрикнул, схватил его за руку и оттащил с дороги прямо в сугроб. Карл даже не успел ничего сообразить…

— Я знаю эту историю. Папа мне рассказывал.

Но Герлоф продолжал, словно не слышал замечания Тильды:

— …Это были самые маленькие сани, которые Карл когда-либо видел, запряженные четверкой лошадей. Они везли сено, и наверху копны копошились маленькие человечки, ростом не больше метра.

— Неужели гномы? — удивилась Тильда.

— Мой отец так их не называл. Он сказал, что это были маленькие человечки в серой одежде и шапках. Карл Давидсон с братом лежали в снегу, боясь пошевелиться: настолько странное зрелище предстало их глазам. Но сани пронеслись мимо мальчиков, за церковью завернули и исчезли в темноте… Отец клялся, что видел это собственными глазами, — закончил рассказ Герлоф.

— По-моему, ваша мама тоже видела гномов, — сказала Тильда.

— Да, в молодости она видела маленького серого человечка, прыгнувшего прямо в воду… Это было на юге Эланда. В нашем роду люди видели много странного. Может, ты тоже унаследовала этот дар?

— Надеюсь, что нет…

До хутора оставалось пять минут езды, но Герлоф пожелал размять ноги. Он показал на равнину за каменной стеной, сказав:

— Торфяник замерзает. Посмотрим?

Тильда остановила машину и помогла старику выйти. Озеро посреди торфяника покрылось тонкой пленкой льда.

— Это один из самых старых торфяников, сохранившихся на острове, — сказал Герлоф, оглядывая равнину. — Остальные осушили.

Тильда проследила за его взглядом и внезапно уловила движение в воде. Черный всплеск, от которого тонкий лед дрогнул и треснул.

— Здесь есть рыба? — с удивлением произнесла Тильда.

— Конечно, — кивнул старик. — Щуки и угри летом сюда приплывают по ручьям во время оттепели.

— Так тут можно ловить рыбу?

— Можно, но никто этого не делает. Когда я был маленьким, я слышал, что у здешней рыбы странный привкус.

— А почему торфяник называют жертвенным?

— Потому что в древние времена люди приносили здесь жертвы богам, — ответил Герлоф. — Археологи нашли тут золото и серебро и скелеты сотен животных, брошенных в воду… И даже человеческие кости, — прибавил он после паузы.

— Человеческие жертвоприношения?

Герлоф снова кивнул и уточнил:

— Кости рабов или пленников… Наверно, так местные жители хотели задобрить богов. Как я понял, пленников живыми загоняли в болото при помощи длинных шестов… — Он обвел взглядом торфяник. — Наверно, поэтому угри продолжают приплывать сюда год за годом… Они помнят вкус мяса.

— Прекрати, Герлоф!

Тильда невольно сделала шаг назад, прочь от изгороди.

— Прости, — сказал старик. — Поедем дальше?

Заглушив мотор, Тильда вышла из машины и снова помогла выбраться Герлофу. Опираясь одной рукой на плечо молодой женщины, а другой — на трость, Герлоф подошел к дому и постучал в окно.

Через секунду дверь отворилась.

— Добро пожаловать, — сказал Йоаким Вестин.

Выглядел он еще хуже, чем раньше, но он улыбнулся гостям и даже обменялся с ними рукопожатиями. Видимо, он больше не злился на Тильду за ошибку, которую та допустила.

— Выражаю соболезнования, — проговорил Герлоф.

Вестин коротко кивнул, сказав:

— Спасибо.

— Я сам вдовец, — прибавил старик.

— Да?

— Да, но она долго болела… У моей Эллы был диабет, и потом проблемы с сердцем.

— И давно она скончалась?

— Да, много лет назад. Но воспоминания не отпускают до сих пор… и боль тоже…

Вестин посмотрел на Герлофа и сказал:

— Входите.

Дети играли в саду, и в доме было тихо и пустынно. Тильда поняла, что Йоаким все последние недели занимался ремонтом. Во всех комнатах были наклеены новые обои, и пахло свежей краской. Теперь дом больше напоминал жилое помещение.

— У меня такое ощущение, что я перенеслась в прошлое… в девятнадцатый век, — сказала Тильда, переступив порог гостиной.

— Спасибо, — кивнул Йоаким.

Он воспринял слова Тильды как комплимент, хотя молодая женщина имела в виду только размеры комнаты. Сама она ни за что не согласилась бы жить на хуторе.

— Где вы взяли мебель? — поинтересовался Герлоф.

— Мы объездили все антикварные магазины и барахолки здесь и в Стокгольме. Большие комнаты нужно обставлять крупной мебелью. Такую сейчас не делают. Поэтому мы купли старую и отремонтировали.

— Гениальное решение. В нынешние времена люди перестали ценить старинные вещи. То, что сломалось, они сразу выбрасывают, даже не пытаясь починить. Для них важнее покупать, чем беречь.

Герлофу нравится посещать старые дома, догадалась Тильда. Он ценил красивые вещи, потому что знал, скольких трудов стоило их изготовить. Она сама не раз видела, как он рассматривал свои главные сокровища: морской сундук и стопку льняных полотенец. Видно было, что они связаны с самыми дорогими воспоминаниями.

— К этому легко пристраститься, — заметил Герлоф.

— К чему?

— К ремонту старых домов, — с улыбкой ответил Герлоф.

Йоаким покачал головой:

— Это не зависимость. Просто нам не нужно менять кухню каждый год, как это делают теперь богачи… Это всего лишь второй наш дом. До этого мы жили в квартирах.

— А где был первый?

— На окраине Стокгольма. Красивая вилла, которую мы буквально подняли из руин.

— А почему вы переехали сюда? Вам тот дом не понравился?

Йоаким отвел взгляд.

— Дело не в этом. Тот дом нам очень нравился. Но это выгодно по экономическим причинам — менять жилье время от времени.

— Это как же?

— Берешь кредит и находишь в хорошем районе квартиру в плохом состоянии. Ремонтируешь ее по вечерам и выходным, пока живешь в ней. Потом находишь нужного покупателя и продаешь по гораздо более высокой цене, чем та, за которую ты ее купил. Берешь новый кредит и покупаешь в центре другую квартиру в плохом состоянии…

— И потом продаешь?

Йоаким кивнул:

— Спрос на недвижимость очень большой. Все хотят жить в Стокгольме.

— Я не хочу, — возразил Герлоф.

— Но многие хотят. Цены все время растут.

— Так вам с женой нравилось приводить в порядок дома? — спросила Тильда.

— Мы познакомились во время осмотра квартиры, — рассказал Йоаким. — В той квартире жила старушка с кучей кошек. Прекрасная была квартира, но вонь там стояла невыносимая. Мы единственные выдержали там больше пяти минут. Потом мы пошли в кафе и разговорились. Пили кофе и обсуждали, что бы мы сделали с этой квартирой. Это и был наш первый совместный проект.

Герлоф обвел гостиную взглядом.

— И вы планировали сделать то же самое с Олудденом? — спросил он. — Отремонтировать и продать?

— Нет, мы планировали остаться здесь надолго. Сдавать комнаты дачникам, может быть, открыть небольшой пансион. — Йоаким выглянул в окно и добавил: — У нас не было четкого плана, но мы знали, что здесь нам понравится.

В голосе его снова послышалась усталость. А когда Йоаким умолк, тишина огромной гостиной показалась Тильде давящей.

Осмотрев дом, они устроились в кухне пить кофе.

— Тильда сказала, что вы интересуетесь историей хутора, — произнес Герлоф.

— Да-да, — кивнул Йоаким. — Вы что-нибудь знаете о нем?

— Немного. Вы хотите историй с привидениями?

Йоаким поколебался, словно боясь признаться, но через минуту ответил:

— Я хотел узнать, случались ли здесь раньше необычные вещи… Я чувствовал… Может, это мне только показалось, но я чувствовал присутствие мертвых на Олуддене. На хуторе и на маяке. И другие чувствовали то же самое.

Тильда ничего не сказала, но ей вспомнился тот октябрьский вечер, когда она одна ждала Вестина на хуторе. Тогда ей тоже показалось, что в доме кроме нее кто-то есть.

— Покойные всегда рядом с нами, — сказал Герлоф, сжимая в руках кофейную чашку. — Вы же не верите, что они отдыхают себе на кладбище?

— Но ведь похоронены они там?

— Не всегда. — Герлоф кивнул в сторону полей за домом. — Мертвые на острове повсюду. С этим остается только смириться. Тут везде старые могилы, могильники каменного века. Захоронения железного и бронзового века. Курганы времен викингов… — Он перевел взгляд на окно, в которое было видно, как в тумане поблескивало море. — И там снаружи тоже кладбище. Все восточное побережье — кладбище для сотен кораблей, налетевших на мель и разбившихся вдребезги о скалы, и для всех утонувших моряков. Многие из них даже не умели плавать.

Йоаким покачал головой.

— Я раньше не верил в привидения. Прежде чем мы сюда переехали, я также не верил, что мертвые возвращаются… Но теперь я сам не знаю, во что верить. Здесь столько всего случилось.

В кухне воцарилась тишина.

— Что бы вы ни чувствовали, что бы вы ни думали, нельзя позволять мертвым управлять вами, — наконец тихо произнес Герлоф.

— Знаю, — кивнул Йоаким.

— И опасно пытаться призывать их… и задавать вопросы.

— Вопросы?

— Никогда не знаешь, какой получишь ответ.

Йоаким опустил взгляд в чашку.

— Я много думал об этих преданиях, в которых говорится о том, что они возвращаются, — признался он.

— Кто они? — спросил Герлоф.

— Покойные. Соседи рассказали мне историю о том, что каждое Рождество души умерших людей возвращаются домой. Вы слышали об этом?

— Да, это старая история, — ответил Герлоф. — Я слышал ее в разных местах, не только здесь. Считается, что покойные возвращаются, чтобы отпраздновать Рождество с близкими. И если кто-то пытался им помешать, это заканчивалось всегда плохо.

Йоаким прибавил:

— Некоторые верят, что в это время можно увидеть мертвых… Причем не только в церкви, но и дома тоже.

— На Рождество люди зажигают в окнах свечи, — продолжал Герлоф, — чтобы души умерших людей могли найти дорогу домой.

Йоаким подался вперед.

— Но это только те, кто умер на хуторе, или другие покойные тоже?

— Вы имеете в виду моряков? — спросил Герлоф.

— Да. Или других людей, умерших в другом месте. Они тоже возвращаются?

Герлоф бросил взгляд на Тильду и, покачав головой, сказал:

— Это только народное поверье… С Рождеством связано много преданий. Это ведь самое темное время в году. В народе зима давно ассоциируется со смертью. После Рождества дни становятся длиннее, и жизнь возвращается на остров.

Йоаким помолчал и произнес:

— Я жду этого… Жду, когда тьма сменится светом.

Пятью минутами позже они уже стояли на улице, прощаясь. Йоаким протянул руку.

— У вас тут хорошо, — сказал Герлоф, пожимая ее. — Но будьте осторожны в шторм.

— Шторм? Вы имеете в виду снежную бурю?

Герлоф кивнул:

— Она случается не каждый год, но я чувствую, что этой зимой ее не избежать. Во время бури нельзя выходить из дома, особенно детям.

— А как можно узнать, что она надвигается? — спросил Йоаким. — Как вы, местные, определяете, что приближается буря?

— Смотрим на градусник и слушаем прогноз погоды, — с улыбкой ответил Герлоф. — В этом году рано похолодало, это плохой знак.

— Хорошо, спасибо за предупреждение. Мы будем осторожны.

— Вот и молодцы, — сказал Герлоф и пошел к машине, опираясь на Тильду. Внезапно он остановился и обернулся.

— Один только вопрос, — обратился он к Йоакиму. — Как ваша жена была одета в день трагедии?

Улыбка пропала с лица Йоакима.

— Простите?

— Вы помните, во что она была тогда одета?

— Ничего особенно. Сапоги, джинсы и зимняя куртка.

— Они сохранились?

Йоаким кивнул. На лице его отразилось страдание.

— Мне вернули одежду из больницы. В пакете.

— Можно мне ее взять? — спросил Герлоф.

— Взять? Вы имеете в виду одолжить?

— Да, одолжить. Я ничего с вещами не сделаю, только посмотрю.

— Хорошо. Я их еще не распаковывал. Сейчас принесу.

Он вернулся в дом.

— Возьми у него пакет, Тильда, — велел Герлоф, усаживаясь в машину.

Когда Тильда вывела машину из ворот, Герлоф откинулся на спинку сиденья и вздохнул:

— Вот и поговорили. Видно, я все-таки старичок с трубкой, но что поделаешь…

У него на коленях лежал коричневый пакет с одеждой Катрин Вестин.

— Зачем тебе ее одежда? — спросила Тильда.

Герлоф опустил взгляд на пакет и сказал:

— Я вспомнил кое-что, когда мы стояли у торфяника. Как приносили людей в жертву.

— Что ты имеешь в виду? Что Катрин Вестин принесли в жертву?

Герлоф некоторое время разглядывал в окно торфяник.

— Я расскажу тебе больше после того, как осмотрю одежду, — наконец ответил он.

Когда они выехали на проселочную дорогу, Тильда сказала:

— Меня встревожил этот разговор.

— Встревожил? — переспросил Герлоф.