Сердце ночи Лазарева Ярослава
— Милая, где ты? — позвал он.
И увидел, как в лесной чаше загораются две точки чьих-то глаз. Они перемещались в его сторону, затем пропали. А из-за угла избы вышла жена в одной сорочке.
— Где ты была? — с недоумением спросил он.
— Выходила по малой нужде, — спокойно ответила жена и ушла в избу.
Утром охотник вновь отправился в лес.
Так прошел месяц. Охотничий сезон заканчивался. Охотник собрался в деревню с засоленными и увязанными шкурами. Жена понесла торбу с высушенным мясом. Но чем ближе они подходили к дому, тем она становилась все беспокойнее.
И вот на берегу речки, за которой в низине уже виднелись крыши деревенских домов, охотник направился к броду и пропустил жену вперед. Но внезапно она остановилась, словно не в силах ступить в воду.
— Иди! Чего ты? — засмеялся он. — Тут курице по колено.
Но жена странно затрясла головой, что-то забормотала и решительно отказалась входить в речку. Охотник с недоумением смотрел в ее изменившееся лицо. Оно словно вытянулось вперед, стало узким и длинным.
И тут радуга упала через реку, как разноцветный широкий мост. Ее конец коснулся жены. Она вскрикнула, уменьшилась и превратилась в рыжую лисицу. Охотник, не веря своим глазам, закричал от ужаса. Лисица развернулась и опрометью бросилась в лес. А он побежал через реку в деревню. Привязанные к спине шкуры бились, лисьи хвосты развевались рыжими языками. И охотнику казалось, что оборотень гонится за ним.
Он влетел в свой двор, мокрый от пота. На крыльцо вышла настоящая жена и с испугом смотрела на его красное перекошенное лицо.
— Милый, — ласково сказала она, — что случилось? От кого ты так бежишь?
Она боязливо выглянула на улицу, потом плотно затворила калитку. Охотник впился взглядом в ее лицо и постепенно пришел в себя. Но о том, что было в лесу, никому не рассказал.
А через какое-то время он услышал разговор двух стариков из деревни о лесных женах. Один из них будто бы оказался в такой же, как и охотник, ситуации, только его лесная жена обернулась белым горностаем...»
Я закрыла книгу. Легенда была красивой, .я тут же вспомнила обольстительную Тину.
«Видимо, оборотни-лисицы имеют вот такую прелестную внешность, чтобы ни один мужчина не смог перед ними устоять,— подумала я, кладя книгу на сундучок и начиная упаковывать подарок. — А может, это у них в крови — соблазнять?»
И я снова ощутила беспокойство. Если Тина была оборотнем, то ей видимо, все равно, кому строить глазки. Недаром ее брат дал ей характеристику праздной, любящей развлечения соблазнительницы. Я обвязала подарок красной ленточкой и спрятала его на полку под свои вещи.
— Пусть только еще появится возле моего Грега! — сказала я. — За хвост оттаскаю!
— Кого ты собралась таскать за хвост? — услышала я лукавый голос и, вздрогнув от неожиданности, захлопнула шкаф.
Грег стоял в шаге от меня и улыбался.
— Тину! — с вызовом ответила я. — Нечего ей тебе глазки строить!
— Это ее лисья натура, — умиротворяющим тоном произнес Грег и взял меня за руку. — Я думал, ты уже спишь!
— Уснешь тут! Как же! — недовольно заметила я. — Что с лисами?
— Чуть не подрались с нашими милыми родственничками, — ответил он и тихо засмеялся. — Когда я возник между ними, они уже стояли в весьма угрожающих позах и рычали друг на друга, подняв шерсть на загривках. Пришлось им напомнить, что они в гостях и что Константин живо разберется, кто прав, а кто виноват. В общем, разбежались. Я взял с Ренаты обещание, что больше она их преследовать не будет.
— От всего этого можно сойти с ума, — заметила я. — Даже уехать обратно в Москву хочется.
— Давай спать, — мягко предложил Грег. — Утром тебе все это покажется даже забавным.
Спала я неважно, снились все возможные оборотни, призраки, упыри. Возможно, поэтому проснулась поздно. Когда открыла глаза, уже наступил день, портьеры были отдернуть, спальню заливал солнечный свет.
—Грег, — прошептала я и потянулась.
Но мне никто не ответил. Я перевернулась бок и замерла. Неподалеку от кровати стояло огромное панно, примерно полтора метра в высоту и два в длину. Оно полностью состояло из живых цветов. Основным фоном служили мелкие кустовые хризантемы. Снизу они были оранжевыми, постепенно переходили в желтые и белые. Розовые, малиновые и зеленые составляли словно рамку этой картины. Они переплетались в изысканные узоры. Посередине крупными алыми розами была выложена надпись: «Любимая, с Днем Рождения!». Панно выглядело так красиво и ярко, что я на миг потеряла дар речи. Живая энергия цветов, тонкий аромат роз заполнили комнату и окутывали меня со всех сторон. Я засмеялась от удовольствия.
И тут же передо мной возник Грег. Он был в строгих черных брюках и шелковой белой рубашке достаточно свободного кроя с широкими рукавами и мягким отложным воротником и выглядел очень романтично. Встав на одно колено перед кроватью, он протянул мне синий бархатный футляр.
— Это мне? — на миг поглупев от счастья, спросила я.
— С днем рождения! — улыбнулся он. — С твоим девятнадцатилетием!
— Ну вот я уже старше тебя на год, — ответила я, все еще не придя в себя. - Тебе-то 18!
— Что такое время? Сыплющийся между пальцами песок и ничего более, — сказал он. — Открой! Вдруг тебе не понравится? Это по моему эскизу.
Грег увлекался дизайном украшений, любил делать эскизы, разрабатывать модели. Я с любопытством открыла футляр и не смогла сдержать восторженного вскрика. На голубом атласе покоилась брошь — белая лилия. Ее раскрытые изящные лепестки сплошь усыпали искрящиеся бриллианты, на платиновых проволочках горели алые рубиновые тычинки. Тут же находилась бабочка. Ее искусно выточенные крылышки чистейшего синего цвета сияли. Туловище было платиновым, глаза — крохотные бриллиантики. Я вынула брошь, и бабочка словно взлетела над цветком и зависла, трепеща крылышками. И тут только я разглядела тонюсенькую проволочку, которая держала ее над лилией. Настоящее произведение искусства!
— Основа — платина, бабочка из сапфиров... — сообщил Грег, с довольным видом наблюдая за моей реакцией. — Помнишь картины Ренаты?
— Да, там бабочка именно такого чистого цвета, — закивала я, не сводя глаз с украшения. — И она душа, — шепотом добавила я и тут же бросилась на шею Грегу. — Не знаю, как и благодарить! Любимый, любимый, — шептала я между поцелуями. - Это такой замечательный подарок! И цветочное панно просто чудо!
— Все сегодня для тебя! - сказал он и крепко меня обнял.
После завтрака мы устроились в гостиной на диване.
—Как бы ты хотела провести этот день? - интересовался Грет, приобняв меня за плечи.
Если честно, не хочу никого видеть. Буду счастлива если весь день мы проведем вдвоем.
Можно даже не выходить из дома. Ведь у нас здесь все есть!
— Но... — начал он.
Однако я тут же зажала его рот ладонью.
— Не хочу никого видеть, понимаешь? — настойчиво повторила я. - Ведь это мой день! Давай я его проведу так, как мне будет приятнее всего!
— Просто Константин предоставил нам свою яхту, — сообщил Грег, мягко убрав мою руку от своих губ. — Мы могли бы покататься по морю. Погода чудесная. Штиль, солнечно.
— Но ведь ты не хорошо чувствуешь себя при таком ярком солнечном свете, — резонно заметила я. — А на море вообще все кажется ослепительным из-за отражающего эффекта.
— Ладно, моя дорогая, — ласково сказал Грег, — я понял, что ты не настроена куда-либо выходить. Совсем стала домоседкой! Но после захода солнца с нами хотели провести время мои близкие, поздравить тебя, преподнести подарки.
— Там видно будет, — уклончиво ответила я. Но ни Атанаса, ни всех остальных видеть абсолютно не хотелось. Грег больше не настаивал.
День прошёл именно так, как я и планировала. Я позвонила маме выслушала ее поздравления, поболтала с ней несколько минут о том о сем. Но как только она завела речь об отце, я сразу попрощалась. Не хотелось портить себе настроение. Затем я поговорила с Лизой. Ома передала мне поздравления от Димы и со вздохом заявила, что безумно мне завидует и тоже не прочь провести свой день рождения где-нибудь на море, подальше от унылой туманной Москвы. Я слушала ее веселую болтовню и думала, что вот как раз Лизе была бы рада, но знала, она никуда сейчас не поедет, даже если я оплачу ей билеты. Да и куда я могла ее пригласить? Снять ей номер в Анапе? Но до города почти сто километров. Сюда, в это «гнездо вампиров», я не могла ее привезти. Как бы я ей все объяснила? Лишний раз я убедилась, насколько отдалилась от мира обычных людей.
— А у меня три выходных образовалось, — вдруг сообщила Лиза и замолчала.
Выглядело так, как будто она напрашивается в гости. Я чуть не сказала: «Прилетай вместе с Димкой!», но вовремя прикусила язык. Подождав и не услышав от меня никаких комментариев, Лиза начала торопливо прощаться. По ее изменившемуся тону я поняла, что она, возможно, обиделась. Но оправдываться не стала, ведь я ничего не могла ей объяснить! Правда, мое настроение от всего этого немного померкло.
Однако Грег мне его быстро поднял. Видя, что я после разговора с Лизой нахмурилась и молчу, он обнял меня и начат шептать всякие ласковые словечки. И скоро я забыла обо всем. Время словно остановилось, осталась лишь нежность, которая, казалось, заполнила весь мир.
И когда Грег подхватил меня на руки и отнес в спальню я не сопротивлялась. Мне хотелось, чтобы он был как можно ближе. Он опустил меняна кровать. Его поцелуи вначале были едва ощутимые и казались просто скольжением чего-то прохладного по коже. Но скоро приступ невыносимого желания вновь охватил нас. Это была страсть, и она жгла, как огнем. Грег задыхался, целуя меня. Мы катались по кровати, не в силах разорвать объятия. Когда я, совершенно потеряв голову, обхватила его ногами, Грег глухо застонал и плотно прижался ко мне. Его живот терся о мой, грудь прижималась к моей, губы не отрывались, язык скользил внутри моего рта. Я была готова ко всему. Мне уже было совершенно все равно, что сейчас произойдет. Страсть не оставляла выбора, я изнемогала от невыносимого желания, живот ныл, грудь болела, губы горели, душа словно исчезла, полностью растворившись в нежности, заполнившей меня до отказа и рвущейся наружу. И вот на самом пике наших ласк Грег отстранился. И этот внезапный холод после огня тут же меня отрезвил. Я приподнялась на локте и смотрела в его неподвижное лицо. Грег лежал рядом на спине. Его губы выглядели обычно, только припухли и покраснели, однако никакой дрожи я не заметила. Его опущенные ресницы трепетали, под глазами залегла голубизна, лицо выглядело мраморной маской.
— А хочу ли я этого? - вдруг прошептал он.
— Чего? - после паузы тихо спросила я и погладила его высокий лоб.
Затем пальцем спустилась по носу, обвела контуры губ, скользнула по подбородку.
— Хочу ли я? Смогу ли я так с тобой поступить? — продолжил он еле слышно. - Разве там было хорошо?
Его пальцы коснулись моих. Он сжал руку, мои глаза закрылись...
...Я стояла на сильном ветру на какой-то темной улочке. Старинные, но знакомые здания подсказали мне, что я в центре Москвы. Правда, многое выглядело непривычно: дорога ночью без машин и, конечно, никаких современных домов со множеством стекла, торчащих между старинными особняками и церквями. Мне показалось, я узнаю широкие купола церкви Косьмы и Дамиана на Маросейке, да и другие постройки были знакомы. Одно время мы с Лизой часто ходили в клуб «Запасник», который находится в одном из переулков. И нужно было как раз завернуть именно за эту церковь. Но сейчас она выглядела непривычно. Ее ограду разбирали, освободившееся место послужило для расширения проезжей части. Я посмотрела на табличку на одном из домов и пожала в недоумении плечами: улица носила название «Богдана Хмельницкого». Однако я была уверена, что нахожусь на Маросейке.
Я заметила Грега. Он вывернул из-за угла и быстро двигался в сторону метро «Китай-город», которое, как я понимала, еще не существовало даже в проекте. Грет был одет в свое неизменное длинное пальто, похожее на старую шинель, распахнутые полы развевались от быстрой ходьбы, конец серого шарфа бился за плечом, длинные волнистые волосы трепетали на ветерке. косилась за ним. Он что-то бормотал, иногда размахивая руками. Вдруг из переулка вышел низкорослый молодой человек в кожаной потертой куртке.
- Гришка! — крикнул он. — Подожди! Я с тобой!
Грег остановился, повернувшись к спешащему к нему пареньку, и заулыбался.
— Привет, Василек! — радостно поздоровался он, когда тот приблизился. — Ты же считаешь поэзию мещанским пережитком, но все-таки решил пойти на поэзовечер? А ведь сегодня лирика!
— Ага! — легко согласился тот. — Но даже наш пролетарский поэт Владимир Маяковский стал стишки про любовь пописывать. Вот, в нашей заводской многотиражке напечатали!
Он достал из кармана куртки свернутую в рулончик газету. Остановившись возле тусклого фонаря, расправил ее и с выражением прочитал:
— «Не смоют любовь ни ссоры, ни версты.
Продумана, выверена, проверена.
Подъемля торжественно стих стокоперстый,
клянусь - люблю неизменно и верно!»[12]
— Как хорошо! — восторженно заметил Грer, заглядывая в газету.
— Мы еще нашего редактора в заводской комитет вызовем! - с угрозой произнес Василек. — Это же разложение масс!
— Почему? — искренне удивился Грег.
— Потому что товарищ Маяковский выставляет на первое место чувство любовь, - сурово проговорил Василек и шмыгнул носом. — А массы должны всегда стремиться исключительно к любви к нашей коммунистической партии. Это должно быть впереди. А потом уже все эти мещанские нежности.
— Я от тебя с ума сойду! — со вздохом сказал Грег и быстро пошел по улице.
Василек засеменил рядом. Он был на голову ниже Грега, приземистый с короткими кривоватыми ногами, и успевать за широким шагом приятеля ему, видимо, было довольно трудно.
— Вот и ты совсем голову потерял от Зины! — после паузы сказал Василек. — Но в ней я уверен! Она у нас идейный товарищ!
— Ты о чем? — с недоумением поинтересовался Грег и даже остановился.
— Зина вчера на комсомольском собрании, зря ты не появился, вынесла на обсуждение твои мещанские стихи, которые ты ей без конца пишешь.
— Врешь! — не поверил Грег и схватил Василька за воротник, притянув к себе. — Она не могла! Это наше с ней личное дело!
— Это дело, прежде всего, нашей заводской комсомольской ячейки, - твердо произнес Василек и вырвался из цепких пальцев Грега.
Он отступил на шаг, покопался во внутреннем кармане куртки и достал смятый листок.
-Девушка в синем берете
На золотых волосах,
Ты за поэта в ответе,
В сердце его боль и страх!
Девушка в синем берете,
Взгляд твой сильнее слов.
Выстрелом «нет!» в ответе,
Только в глазах — любовь... —
с выражением прочитал Василек. - Твое? - строго спросил он Грега.
Тот молча кивнул. Затем выхватил лист из рук Василька и разорвал его.
— Я рад, что ты сам все понимаешь, — более мягко заметил тот. - Зину вчера все осуждали за то, что она плохо объяснила тебе всю гнилую суть твоего чувства. Она клялась, что уже несколько раз серьезно говорила с тобой, но все безрезультатно. Но раз ты сам уничтожил эти стишки, то я рад, что мне не придется еще раз проводить с тобой разъяснительную беседу.
— Я порвал стихи исключительно из-за того, что они сейчас показались мне ужасно плохими, — хмуро заметил Грег. — Видимо, я бездарен!
— Неправда! — с уверенностью сказал Василек и похлопал его по плечу. — Ты написал отличные строки для майской демонстрации. Помнишь, про красоту труда? Мы даже на транспаранте их несли. И все тебя поздравляли! Просто темы выбирай хорошие и нужные для людей. Все эти пережитки, нежности да мечты только умягчают сознание, делают нас безвольными. А ты там еще про какой-то страх, про боль написал. Это вообще недопустимо! И правильно Зина забила тревогу и вынесла тебя на обсуждение. А то сейчас модно стало про Любовь писать, про чувства всякие буржуазные.
— Много ты понимаешь! — явно разозлился Грег и вновь зашагал по улице. — Вот погоди, еще сам влюбишься! Тогда меня вспомнишь!
— Я?! — искренне изумился Василек и даже расхохотался.
Затем достал папиросу и закурил.
— А что ты, не человек? — резонно заметил Грег.
— Мне маманя в нашей деревне уже подыскала невесту, — сообщил он. — Клавочкой зовут, я ее сызмальства знаю. Она дояркой работает. Вот весной свадьбу сыграем, сюда ее перевезу, на наш завод устрою. А там и в школу ФЗУ пойдет, специальность получит. И все понятно!
— Так ты ее любишь или как? — поинтересовался Грег.
— Между нами есть симпатия, — ответил Василек. — Идеалы у нас одни. Для создания семьи этого достаточно. И никаких вам болей, страхов, любовей! Ничто не должно отвлекать от строительства коммунизма! Как сказал тот же Маяковский: «Стойте же стойко, рабочий, крестьянин, красноармеец! Покажите, что Россия сильна»[13]. Вот это идеал! Вот как жить нужно!
— А от меня-то ты что хочешь? — раздраженно спросил Грег.
— Чтобы и ты курс взял на такие стихи! - запальчиво ответил Василек.
Они в этот момент вышли к площади. Я узнала здание Политехнического музеи. Возле входа была целая толпа.
— Вот народу-то собралось на диспут о лирической поэзии! - радостно заметил Василёк - Сейчас жару зададим! Скоро начало. Вон я и Зину вижу с нашими ребятами. Можешь сейчас перед всеми оправдаться, Гришаня! — добавил он.
Я впилась глазами в толпу и тут же заметила «девушку в синем берете на золотых волосах». Она была хорошенькой румяной блондинкой и чему-то смеялась, стоя между высоким худым парнем и полной девушкой с косой через плечо.
Но Грег резко развернулся и стремительно пошел обратно по улице.
— Ты куда?! — крикнул Василек.
Грег не оглянулся. Василек посмотрел ему вслед. Его лицо выражало мучительное раздумье. Потом он махнул рукой и поспешил к музею...
— Хочу ли я этого? — услышала я и открыла глаза, приходя в себя.
Увидев бледное утонченное лицо Грега, зажмурилась. Уж слишком резким был переход от обычного паренька-поэта, жившего в 20-х годах прошлого века, к изысканно-прекрасному вампиру, лежащему на шелковой простыне.
— И тем более я все... все! буду помнить-то ужасно, - пробормотал он. — Как я смогу
существовать в той среде?
— Ты уже не хочешь вновь стать человеком? — осторожно спросила я.
— Я всегда хотел этого безумно! - с горечью ответил Грег. - Но ведь я был уверен, что, пройдя превращение, останусь в настоящем времени!
— Есть, видимо, во всем этом свой смысл, — после паузы задумчиво произнесла я. - Если бы ты, превратившись в человека, остался здесь, то как бы с этим смирились твои близкие? Тот же Атанас! Мне кажется, он по любому отловил бы тебя и снова укусил. Это замкнутый круг! А так ты перенесешься в прошлое, не совершишь такой тяжкий грех, как самоубийство, и проживешь отпущенный тебе срок в человеческом виде.
— Ты так спокойно об этом говоришь, — тихо произнес Грег и отвернулся от меня.
— Любимый! — прошептала я, с трудом сдержав навернувшиеся слезы.
И обняла его. Грег отстранился, а потом встал. Он в волнении заходил по комнате. Я следила за ним, немного напуганная такой реакцией. И вот он остановился и повернулся ко мне.
— Я абсолютно не могу писать! — с горечью заявил он, как бы продолжая какую-то мысль. — И ты это знаешь, как никто другой. Мои дар не пропал, я чувствую! Он как будто внутри меня, но не находит выхода... как тебе лучше объяснить... в общем, мне кажется, во мне словно образовался нарыв. И он причиняет мне нестерпимую боль. Ужасное состояние! Я и могу писать стихи и в то же время мне нельзя, пока я вампир. Словно передо мной невидимая стена, о которую хочется разбить голову!
Последние слова Грег уже выкрикивал. Я видела, что он взвинчен до предела. Он бросился куда-то в угол комнаты, начал что-то искать на столике среди разбросанных книг. Потом поднял скомканный листок, расправил его.
—Вот, я пытался написать тебе к дню рождения хоть какие-то красивые строки, - взволнованно произнес он и приблизился к кровати.
— И что у тебя получилось? — тихо спросила я, испытывая невыносимую жалость и желание обнять его и утешить, настолько он выглядел потерянным и страдающим.
— Если бы у меня хоть что-то получилось, — после паузы сказал Грег, — я бы красиво это оформил и преподнес тебе. Но вот это! — и он потряс листом. — Это следует уничтожить!
Он скомкал бумагу и отбросил в сторону. Затем сел на кровать и уткнул лицо в ладони. Я быстро подняла листок и спрятала его в сумочку, подошла к Грегу и погладила его по плечу. После паузы ласково произнесла:
— Давай не будем говорить об этом! Я вижу, как тебе больно. Конечно, до конца я не могу понять, но не хочу, чтобы ты мучился!
— Прости меня! — сказал Грег, резко ко мне обернувшись. — У тебя сегодня праздник, а я его порчу! Зачем-то погрузился вместе с тобой в прошлый век... Но я последнее время все взвешиваю, прикидываю, пытаюсь понять... И передо мной иногда словно пропасть... Хочу ли я в нее упасть? Снова я за свое! Прости, Ладушка! Может, пойдем погуляем? Чего мы весь день в Доме? Уже и солнце садится.
- Хорошо! - согласилась я, хотя в мои планы это не входило.
Но я видела, насколько удручен Грег, и хотела, чтобы его мысли хотя бы на время приняли другое направление.
Я вскочила с кровати и распахнула шкаф. На улице держалось около 15 градусов тепла, но все равно воздух по-осеннему оставался прохладным и влажным. Однако мне захотелось принарядиться. Как раз для такого случая я привезла сюда платье. Правда, оно было шелковым и сильно декольтированным, но я решила, что все равно надену его, порадую Грега. Сняв с вешалки, я быстро его натянула и подошла к зеркалу. Платье густого василькового цвета в стиле «бэ-би-долл» чуть прикрывало мне колени. Рукава были коротенькими, глубокий вырез красиво открывал грудь и спину. Под грудью шла широкая атласная белая лента, сзади завязывающаяся в бант. На мне платье выглядело нарочито детским и кокетливо-сексуальным. Я надела белые туфельки на высоком каблуке и расчесала волосы, забрав их под плоский обруч, обтянутый белым атласом. Закончив, повернулась к Грегу. Он уже оделся в черные брюки и голубую рубашку и восхищенно смотрел на меня.
— Ты обворожительно выглядишь! - заметил он и подал мне руку.
- Подожди! - спохватилась я и вынула подаренную им брошь из футляра. - Она здесь отлично подойдет! И даже бабочка в тон платья.
Грег расцвел в улыбке, взял брошь и аккуратно приколол чуть ниже плеча. Я смотрела на зеркало. Изящная лилия, усыпанная ' бриллиантами, сверкала, прозрачная бабочка трепетала над ней и переливалась чистейшими оттенками синего цвета.
- Как красиво! - прошептала я. Ощутив объятия Грега, я невольно вздрогнула, так как всё еще не привыкла, что он не отражается в зеркалах. Такое внезапное ощущение его близости, прикосновения его рук, хотя в зеркале видела только себя, всегда вызывали шок. Словно меня обнимал призрак. Я невольно вскрикнула и поежилась, тут же повернувшись к нему. Встретившись с его ясными голубыми глазами, улыбнулась.
— Ты прелестно выглядишь, — сказал он. — Пойдем?
Когда мы вышли из дома, я ощутила, насколько прохладен ветерок, дующий с моря. Грег вернулся в дом и вынес мой плащ.
Солнце садилось, и все вокруг окрасилось в красноватые тона. Мы медленно пошли к морю, но на полпути повернули обратно. Выложенная плитами дорожка закончилась, и мои высоченные каблуки увязали в песке.
— Если бы сейчас было лето, я бы скинула туфли и пошла босиком, - сказала я и засмеялась.
— Могу отнести тебя на руках, — ласково произнёс Грег.
— Давай лучше погуляем по поместью, — предложила я. — Я тут толком ничего не видела!
— Уверена? — напрягся Грег и добавил многозначительно: — Солнце сейчас сядет.
— Неужели хоть кто-то осмелится приблизиться ко мне, если ты рядом? — Я взяла его под руку.
Мы вернулись к дому, обогнули его и направились по дорожке. Вдоль нее по обе стороны стояли фонари, их желтоватый свет ложился нам под ноги большими пересекающимися кругами. Идти было легко и приятно. Я с любопытством оглядывалась по сторонам, но пока видела лишь ухоженный парк.
Вдруг справа от нас промчались какие-то тени. Мне показалось, я увидела мелькнувший за кустом кончик рыжего хвоста. Я остановилась.
— Ты чего? — удивился Грег.
— Мне кажется, нас преследуют лисы-близняшки, — тихо ответила я, пристально вглядываясь в кусты. — Вот только не пойму, что им от нас нужно! — громче добавила я.
— Успокойся! — улыбнулся Грег. — Тебе просто показалось.
Я бросила на него скептический взгляд, но промолчала. Мы двинулись дальше. Через какое-то время дорожка закончилась, и мы оказались возле круглой небольшой площади, обсаженной по периметру темно-зелеными туями. Посередине находился фонтан. В центре круга возвышалась мраморная статуя обнаженной девушки. Она держала в руках наклоненный кувшин, из которого падала вниз мощная разноцветная струя воды. По краю площади были расположены деревянные скамейки с изогнутыми спинками и коваными ручками. На некоторых я заметила разбросанные мягкие подушки.
— Если хочешь, можем посидеть здесь, — предложил Грег.
— Да, тут очень красиво! — ска3ала я и подошла к ближайшей скамье.
Грег заботливо подложил мне подушечку под спину и устроился рядом. Я смотрела на переливающуюся от разноцветной подсветки воду, слушая ее плеск, скользила взглядом по округлым прекрасным формам статуи и постепенно начала расслабляться.
— Знаешь, тут можно включить музыку, причем на любой вкус, - сообщил Грет, обнимая меня за плечи. - Константин придумал.
— Правда? - засмеялась я.
— По бокам площади на стволах деревьев спрятаны динамики, так что будет качественный круговой звук. Хочешь?
— Не знаю! — улыбнулась я и заглянула в его глаза.
Грег чмокнул меня в кончик носа, и я тихо засмеялась.
— Видишь, сбоку от фонтана стоит что-то типа узкой короткой колонны? — спросил он. — Это своего рода музыкальный центр, только нужно выбрать программу.
— Пойду, пожалуй, выберу! — сказала я, подумав, что сейчас поставлю какой-нибудь вальс и приглашу Грега на белый танец.
Мне захотелось покружиться на этой площади возле фонтана в его объятиях.
Я заспешила к центру. Верх колонны оказался скошенным, и я увидела встроенный сенсорный экран. Музыка была классифицирована по жанрам. Я поняла, что тут имеется и классика, и
джаз, и даже рок.
— Супер! — прошептала я, наткнувшись на раздел «Венский вальс», и начала искать подходящую мелодию.
Вдруг раздался тихий серебристый смех. Резко обернувшись, я с трудом сдержала возмущение. Возле скамьи, на которой сидел Грег, стояла Тина. Она выглядела в своем излюбленном стиле, то есть невероятно обольстительно. Высокие обтягивающие ее стройные ноги черные сапоги на умопомрачительной шпильке оканчивались чуть выше колен. Латексное или кожаное — с моего места было трудно определить точнее — черное, с яркими рыжими и зелеными вставками платье было настолько коротким, что едва прикрывало бедра. К тому же оно плотно облегало изящную фигуру. На плечи наброшено боа из лисьего меха. Рыжие густые распущенные волосы практически сливались с ним. Тина что-то быстро говорила Грегу, чуть склоняясь к нему и поводя плечами. Я видела, что он поднял к ней лицо и приветливо улыбается. Вся кровь бросилась мне в голову. Я быстро «пролистала» список, так как вальс мне уже расхотелось включать. Увидев «А-кустики, ягодки»[14], злорадно усмехнулась и нашла композицию «Собака». Одно время я увлекалась подобной музыкой и отлично помнила, что в медитативные мелодии этого проекта вплетались собачий лай, волчий вой, шум ветра. И я не ошиблась. Когда включила на полную громкость композицию, эффект превзошел все мои ожидания. Раздалось треньканье гитары и душераздирающий собачий вой, который перемежался заливистым лаем. Круговой звук создавал ощущение, что нас обступила свора собак. Тина, как только раздался лай, тут же отскочила от Грега, ощетинилась и зарычала. Потом завертелась на месте. Меня разобрал смех. Закралось подозрение, что оборотни намного глупее тех же вампиров.
— Ату ее! Гони лису! — звонко закричала я и засвистела.
И тут Тина не выдержала. Она упала на четвереньки, ее тело на глазах обросло шерстью. К моему удивлению, хвостов оказалось несколько. Тина метнулась рыжей молнией в кусты. Я выключила музыку и, довольно улыбаясь, приблизилась к Грегу. Но он выглядел хмурым.
- И зачем? — спросил он. — Мы мило беседовали. Она хотела поздравить тебя с днем рождения.
- Не нужны мне ее поздравления! — резко ответила я и села рядом. - И вообще я не совсем понимаю, чего она от тебя хочет. Ты же вампир! Или оборотни к вам не так уж и плохо относятся?
— А ты откуда про это знаешь? — усмехнулся Грег.
— Читала кое-что об оборотнях, — нехотя ответила я, подумав, что зря ему купила такой подарок.
— Понимаешь, — более мягко проговорил он, — я ведь на вампира уже мало похож. Во мне человеческого больше, так мне кажется. Наверное, поэтому Тина меня абсолютно не боится.
— А я думаю, дело в другом! — начала я злиться. — Она к тебе совершенно беззастенчиво клеится! Наглая похотливая лисица! Мне кажется, ей все равно с кем...
— Давай не будем ссориться, — увещевающим тоном проговорил он и взял меня за руку. — Тем более из-за какого-то... зверька!
— Я и не хотела! Думала, вальс с тобой потанцевать, — сухо ответила я. — А тут эта... рыжая...
— И кто нам сейчас помешает? — улыбнулся Грег.
— Не хочу! — капризным тоном произнесла я. — Настроение пропало танцевать.
— Тогда, может, погуляем?
Он встал и протянул мне руку. После небольшого раздумья я согласилась. Мы ушли с площади по одной из дорожек. Я увидела впереди между деревьями какие-то огоньки и замедлила шаг. Мне хотелось уединения, к тому же гости этого поместья не вызывали особого доверия и встречаться с ними совершенно не входило в мои планы. И даже видеть родственников Грега желания не возникало. Но он упорно вел меня к этим огонькам. Мы свернули на боковую аллейку, усаженную старыми на вид липами. Когда вышли из нее, то я остановилась в недоумении. Перед нами была круглая беседка классического стиля. Ее высокие белые колонны венчала крыша с лепниной. Внутри стоял накрытый столик. Я увидела бутылку шампанского в ведерке, столовые приборы, гору фруктов. На Остальном блюде, роскошный дизайнерский букет белых лилий вперемежку с фиолетовыми ирисами, витые золотые свечи.
— Что это? — изумилась я, приблизившись к беседке.
И тут же прямо перед нами возник сияющий
Константин в неизменном белом костюме. Он развел руки жестом фокусника, показывая на стол, и с воодушевлением начал меня поздравлять, а затем и весьма пылко целовать. Я с трудом вырвалась из его цепких объятий, поблагодарила и заметила, что не стоило так беспокоиться и что алкоголь я не пью. Он глянул, как мне показалось, укоризненно и пригласил нас к столу. Ничего не оставалось, как принять приглашение. Константин на правах хозяина уселся вместе с нами.
— Хотел подарить вам, милая гостья, какие-нибудь побрякушки, — сказал он, пожирая меня взглядом, — вы, девушки, так любите всякие бриллиантики, сапфирчики, рубинчики и все такое, но Грег мне запретил. И я его понимаю. У вас совершенно прелестная вещица! Никогда не видел ничего подобного. Вы позволите?
Я растерянно кивнула. Константин подскочил и тут же очутился возле меня, наклонившись так низко, что его дыхание щекотало мне кожу в вырезе декольте.
— О! Какой редкий цвет у этого сапфира! Прелестная бабочка! - в восхищении пробормотал он. — Но каков размер камня! Это ведь из цельного выточено? — обратился он к Грегу. — Не вижу здесь никаких склеек.
Тот невозмутимо кивнул. Хоть мне и было не совсем приятно, что Константин так приблизился ко мне, но я уже давно поняла, что чем старше вампир, тем сильнее он ценит красивые неординарные вещи. Не знаю, в чем тут дело, но, видимо, многовековая скука рождает подобные пристрастия, и все вампиры рано или поздно становятся законченными эстетами.
Вдоволь налюбовавшись брошью и высказав немыслимое количество комплиментов и мне, и тому, как это украшение подчеркивает мою изысканность, и вкусу Грега, который придумал эскиз, Константин, наконец, начал успокаиваться. Он сел на свое место с весьма довольным видом. Чем дольше вампир не пьет человеческую кровь, тем быстрее начинает утрачивать сверхспособности. Особенно это касалось чтения мыслей. Поэтому при Константине я могла думать что-угодно, а я уже начала откровенно злиться, несмотря на все его старания быть любезным и предупредительным. Мне хотелось остаток этого дня провести наедине с Грегом, а не выслушивать комплименты и тем более не встречаться с хитренькими лисичками.
— Тин и Тина - ваши друзья? - решила я задать вопрос.
— О, да! — тут же оживился Константин. —
Я был близок с их матерью. Она совершенно обворожительная лисица!
— Ах, вот как! - начала я кое-что понимать.
— Мне было всегда любопытно изучать другие Формы жизни, - продолжил он после того, как предложил мне кисточку черного винограда, — И хоть считается, что оборотни и вампиры в вечной вражде, на самом деле не совсем так.
Константин широко улыбнулся, заглядывая мне в глаза.
— Я заметила, как Тина любит общаться с некоторыми из вас, - не смогла я сдержать ехидного замечания.
Он рассмеялся, погрозив мне пальцем и сказав, что ревность не украшает девушек.
— Еще чего! — фыркнула я. — Ревновать к лисе?
— Однако их мама была самой обольстительной женщиной... Амурской области, — немного шутливо произнес он. — Мужчины сходили с ума, а таким созданиям нужно лишь это. Ведь многие лисы-оборотни питаются именно мужской сексуальной энергией. Бывает так, что они истощают мужчину до предела, и он в результате умирает.
— Вот же гадина! — не удержалась я, думая о Тине и обо всех возможных последствиях ее романов.
— Но Юби[15], так ее звали, — продолжил Константин, словно не услышав мое замечание,
— однажды влюбилась по-настоящему, если такое происходит с лисой-оборотнем, то нет вернее и преданнее спутницы для мужчины. Юби была готова буквально ноги ему мыть и эту воду пить, вот как она любила!
— Значит, Юби, — пробормотала я, стараясь на всякий случай запомнить это имя.