Особый район Козловский Юрий

— Ты предлагаешь за ними гоняться? — осторожно спросил Евтушенко.

— А тебе разве не интересно, кто они такие? — удивился Седых.

— Может быть, хватит с нас приключений? — неуверенно сказал Коля. — И так, неизвестно еще, каким боком нам это выворачивание туда-обратно вылезет…

— Вы как хотите, мужики, — стал закипать Валера, — но раз уж мы пошли на разведку, то надо довести ее до конца. Если вы не согласны, берите ноги в руки и топайте до дома, до завтра как раз дойдете. А я, пока не разберусь во всем, останусь здесь.

— Ага, так мы тебя и оставили одного! — оборвал его Парамонов. — Много берешь на себя — «топайте до дома!» Вместе приехали, вместе и уедем. И искать этих первобытных тоже вместе будем.

— А ты уверен, что они на самом деле первобытные? — с сомнением спросил Евтушенко.

— Так какие же еще, если с мамонтами соседствуют? — Дима не сомневался в своей правоте.

— В любом случае, чтобы убедиться, сначала нужно их найти, — подвел итог Валера. — Только надо помнить, что люди — это не мамонты, от них любой пакости ожидать можно. Поэтому предлагаю идти по следу, но держать ушки на макушке.

— Ни за кем идти уже не надо, — почему-то шепотом произнес Коля, сидевший у костра лицом к туманной стене, от которой они отъехали всего на несколько сотен метров. — Вон они, сами к нам пришли!

Из тумана появились довольно большие нарты с запряженным в них крупным оленем, а следом — две человеческие фигуры, одетые во что-то бесформенное. Рядом с ними шел еще один олень.

— Ни хрена себе! — понизив голос, сказал Валера, взял бинокль и принялся разглядывать странную процессию.

Олень был действительно велик, раза в два выше тех, которых Валере приходилось видеть у якутов. Но не он в первую очередь привлек внимание, а идущие за нартами люди, с ног до головы одетые в мешковатую одежду, похоже, кожаную, но скорее всего меховую, мехом внутрь. Один из них, тот, что повыше, держал в руке копье — деревянный шест, заканчивающийся наконечником, но из чего он был сделан, Валера не смог определить, бинокль подрагивал в руке, и мелочи рассмотреть было довольно трудно. А еще у него что-то торчало из-за спины, и Валере показалось, что это лук со стрелами.

Димины подозрения полностью подтверждались.

Ветерок тянул в сторону стены. Почуяв запах дыма, пришельцы настороженно остановились, увидели костер и замерли на месте. Вооруженный выставил копье перед собой, показывая, что не намерен сдаваться без боя.

— Что делать будем? — сдавленным голосом спросил Дима, сжимая в руке карабин.

— Не знаю… — честно признался Седых. Одно дело — строить планы, видя перед собой только следы гипотетических пришельцев из прошлого, и совсем другое, когда вот они, перед тобой, грозят тебе оружием, и надо быстро что-то придумывать, чтобы не позволить встрече превратиться в конфликт. И Валера решился.

— Будем контакты наводить, — сказал он друзьям. — Я пойду вперед, вы за мной, но в отдалении. Держите на всякий случай этих первобытных на мушке, прикрывайте меня. Но стрелять в самом крайнем случае только, если нападут.

Он положил свое «перевернутое» оружие на нарты и направился к туманной стене. Коля загнал в магазин пятизарядки заряженные жаканами патроны, и они с Димой последовали за ним на приличном отдалении. Приблизившись к пришельцам метров на сто, Седых развел в стороны руки, чтобы было видно, что он не вооружен, и громко крикнул:

— Не бойтесь, мы друзья! Мы не причиним вам вреда!

Конечно, они не поняли слов, но, видимо, разобрались, что означает его универсальный жест. Тот, что повыше, перестал угрожать копьем, подняв его наконечником кверху. Подойдя еще ближе, Валера по каким-то неуловимым признакам опознал во втором пришельце женщину. Теперь, когда можно было уже хорошо рассмотреть их ближе, стало видно, что оба сильно отличаются от местного населения. Лица у них были скорее европейского типа, только очень смуглые. Но не такие черные, как у африканцев, а вроде как сильно загорелые. Но если присмотреться как следует, то вроде бы и азиатские черты можно рассмотреть… В общем, Валера затруднился бы отнести их к какой-то знакомой ему расе.

— Видите, я без оружия! — повторял Валера, протягивая навстречу пришельцам пустые руки. — Мы друзья, пришли оттуда, там у нас поселок. Пойдемте с нами!

Он представления не имел, что говорить еще, и как можно заставить их понять, что он от них хочет. Ткнув себя рукавицей в грудь, громко, будто общался с глухими, сказал:

— Я — Валера! Валера, понятно? А ты? — и он указал на мужчину, который опустил копье к земле, но не выпускал его из рук.

…Откуда прилетела стрела, вонзившаяся в горло древнего воина, Валера не увидел, но среагировал моментально. Схватив застывшую от ужаса женщину за одежду, он повалил ее на снег, и тут же почувствовал, как что-то ударило его в бок. Но боли не ощутил. Почти сразу прогремели три выстрела из карабина с той стороны, где оставались Коля с Димой. Спустя несколько секунд грохнул выстрел из Колиной пятизарядки, прозвучал чей-то вскрик, и все затихло. Валера скосил глаза и увидел застрявшую в одежде стрелу, точно такую же, как та, что торчала из горла пришельца, по лицу которого уже разлилась смертельная бледность. Стрела прошила насквозь меховую куртку Валеры, зацепила свитер и, к счастью, даже не оцарапав кожи, вышла с другой стороны. Тяжелый, остро заточенный наконечник стрелы был выкован из золотого самородка, уж тут-то Валера, всю сознательную жизнь имевший дело с этим металлом, просто не мог перепутать…

Глава 17

Хулиганистый питекантроп

Последние дни, начиная с поездки в Тоболях, были до отказа наполнены событиями, и Иван Петрович Незванов крутился, как белка в колесе. Только вчера вернулся из поездки на Хатагай-Хаю, где пришлось восстанавливать «конституционный порядок». Сначала провели общее собрание жителей поселка, на котором он в предельно жесткой форме объявил старателям о том, что отныне и навсегда единственным представителем законной власти у них остается Николай Васильевич Портнов, полностью выздоровевший к этому времени, не считая, конечно, выбитых зубов. Кроме того, время от времени их будет навещать участковый, следить, чтобы ни у кого не возникло рецидива тяги к власти. А если снова возникнут беспорядки, следом за участковым придет карательный отряд, и тогда уж не обессудьте… По лицам старателей Незванов понял, что они ничуть не против таких строгостей. Судя по всему, власть Мишки Хлуднева и его камарильи надоела им хуже горькой редьки.

На этом же собрании в помощь Портнову выбрали совет из семи старателей, покрепче и понадежнее, и Незванов лично проинструктировал их, как нужно поступать в различных ситуациях.

После этого они с участковым Винокуровым, Стасом Сикорским и «командующим войсками» Артемом Бестужевым устроились в столовой, куда им по одному стали приводить хлудневских шестерок. Незванов хорошо понимал, что изолировать десяток здоровых мужиков ему просто негде, да и кормить столько дармоедов за здорово живешь он не собирался. Поэтому задача стояла такая: постараться припугнуть их как следует, чтобы они, оставшись в старательском поселке, не пытались больше поднять хвост. Эту задачу взял на себя Сикорский и справился с ней как нельзя лучше. Некоторым из клевретов Хлуднева приходилось иметь с ним дело в бытность Стаса опером уголовного розыска, а остальные были о нем немало наслышаны, поэтому разговор с ними складывался в одни ворота, и выходили они из столовой пришибленные и присмиревшие.

Сложнее оказалось с самим Хлудневым. Вел он себя нагло и вызывающе, и все четверо понимали, что оставлять его в старательском поселке нельзя. Но куда девать его на Красноармейце? И Бестужев, и Сикорский утверждали, что в нынешнем обозленном состоянии Хлуднев опасен для окружающих, и его необходимо изолировать. Решили до лучших времен перевезти его на прииск и запереть в одном из помещений золотоприемной кассы. Сбежать оттуда в силу специфики здания он не сможет, а там можно что-нибудь придумать. Правда, что именно, ни один из четверых пока не представлял.

Покончив со всеми этими хлопотами, Иван Петрович строго-настрого предупредил Портнова, чтобы тот не вздумал затевать вендетту и мстить своим обидчикам, и красноармейское «войско» принялось грузиться в автобус.

— Может быть, мне остаться здесь? — спросил Незванова Артем. — Мне тут как-то привычнее, да и Николаю Васильевичу помогу за порядком присмотреть…

— Ну, уж нет! — не согласился директор. — Такие специалисты нам самим нужны!

— Так никакой войны вроде больше не предвидится? — постарался отшутиться Артем. — Для чего еще я могу понадобиться?

— Война не война, а лучше, если ты под рукой будешь в нужный момент, — отрезал Незванов. — Мало ли что может еще случиться? Так что собирайся, капитан, и поехали.

… Ночь и почти весь следующий день прошли без происшествий, если не считать за таковое истерику с рванием на груди рубахи и криками с обещанием замочить всех, которую закатил Хлуднев при водворении в импровизированную камеру. Это была специально освобожденная комнатка в здании золотоприемной кассы без единого окошка, но с крепкой стальной дверью, в которой вызванный на работу сварщик оперативно прорезал окошко-кормушку, закрывающееся откидной дверцей.

— Это для того, — объяснил руководивший работами Сикорский, — чтобы он не смог наброситься на того, кто ему поесть принесет. Зверюга еще тот, пришлось мне как-то его дело почитать! Пусть посидит пока, потом видно будет. Разберется, что к чему, может, и успокоится.

Незванов далеко не был уверен, что будет так, как говорит Сикорский, но вынужден был согласиться с ним. А к вечеру прикатил на своей «Ямахе» Валера Седых, и все закрутилось с утроенной скоростью. В санях, прицепленных к его снегоходу, оказался один труп, почти уже окоченевший, с торчащей из горла стрелой, а второй живой, но раненый, был без сознания. Сгрузив обоих в больнице, Валера невнятно рассказал подоспевшему директору что-то о дырке из прошлого, о первобытных людях и о женщинах, с которыми остались Евтушенко с Парамоновым. Пообещал скоро вернуться и снова умчался в ночь.

Вызванный врач выдернул стрелу из горла убитого, удивленно хмыкнул, увидев наконечник, отдал стрелу Незванову и сказал:

— Пусть его положат в холодном месте до завтра. А сейчас мне надо заняться раненым.

Прежде чем труп отнесли в холодную пристройку к больнице, Иван Петрович внимательно осмотрел его и убедился, что на нем нет ни одного предмета одежды, который можно было бы отнести к нынешнему времени. Все, начиная от обуви и заканчивая мешковатой рубахой с неким подобием капюшона, было сшито мехом внутрь из пыжика, то есть шкурок новорожденного оленя, способных сохранять тепло в самые лютые морозы. Развязав кожаный пояс и подняв подол рубахи, Незванов увидел, что она была надета на голое тело, без намека на какое-нибудь нижнее белье. Впрочем, удивляться было нечему — он знал, что охотники-якуты одеваются именно так, надолго уходя зимой в тайгу.

Осматривая облачение убитого, Иван Петрович неожиданно для себя вдруг понял, что почему-то избегает посмотреть на его лицо. Сделав некоторое усилие, он переместил взгляд, и тут до него дошло, почему. У Незванова была отличная зрительная память, и он навсегда запомнил примечательное лицо индейского вождя-супермена, а точнее, югославского актера Гойко Митича из вестерна советских времен, который как-то показывали по телевизору. Так вот, покойный был неуловимо похож на него. Вот только откуда взялся на крайнем северо-востоке Азиатского континента одетый в шкуры человек с такой характерной, вовсе не азиатской внешностью?

А когда Незванов рассмотрел стрелу, переданную ему доктором, он и вовсе чуть не впал в состояние ступора, потому что наконечник ее был сделан из золота. Судя по всему, это был цельный самородок, откованный и заостренный на шершавом камне без всякого почтения к благородному металлу.

После увиденного Иван Петрович был готов ко всему. Поэтому, когда в коридор больницы вышел доктор и с видом человека, приобщенного к какой-то страшной тайне, позвал его с собой, он думал, что теперь его ничего не удивит. Но ошибся. Находившийся под наркозом раненый, которого уже переложили с операционного стола на больничную койку, не был человеком. Точнее, он был не совсем человеком, а больше напоминал большую человекообразную обезьяну, или скорее питекантропа, какими их изображали в учебниках истории для младших классов. Мощное тело в узлах мышц, с ног до головы покрытое короткой светлой шерстью, низкий лоб, сильно выступающие надбровные дуги — нет, это существо никак нельзя было без колебаний отнести к человеческому роду. Скорее к роду человекообразных. Только то, что рыжая борода и густые жесткие волосы на голове были неровно подрезаны, выдавало его принадлежность к разряду мыслящих существ.

— А вот это мы нашли в его одежде, — окончательно добил Незванова доктор, протягивая какой-то блестящий предмет. — У него там, на штанах, что-то похожее на карман пришито.

Предмет оказался чем-то вроде обоюдоострого ножа с закругленным, как у столового ножа, концом. Лезвие около тридцати сантиметров длиной и очень удобно ложащаяся в руку рукоятка. Металл клинка, идеально отполированного, без единой царапинки, не походил на сталь ни по цвету, ни по весу. Слегка желтоватый, но не похожий ни на медь, ни на золото, вообще ни на один известный Незванову металл или сплав. По весу примерно как стальной, — Иван Петрович подбросил нож на ладони. Проведя пальцем по лезвию, он убедился, что оно достаточно острое. Чтобы проверить нож на твердость, Незванов подошел к столу на посту дежурной медсестры и слегка провел закругленным кончиком по лежащему на нем стеклу. К его удивлению, лезвие оставило на стекле глубокую царапину, не хуже, чем алмазный стеклорез.

Материал рукоятки тоже был не совсем обычным. Теплая на ощупь, с поверхностью, похожей на хорошо выделанную кожу, она так и просилась в руку. Незванов провел по ней ногтем, оставшаяся после этого вмятина почти сразу исчезла, разгладилась прямо у него на глазах. Продолжая исследовать нож, он обнаружил на торце рукоятки прямоугольный выступ и попытался покрутить его в разные стороны. Выступ подался против часовой стрелки, и торец с легким щелчком отделился от ручки. Внутри нее что-то лежало. Иван Петрович слегка тряхнул нож, и из полости в рукоятке выпал увесистый предмет овального сечения.

Завершить исследование странного ножа Незванову не дал испуганный крик медсестры, раздавшийся из палаты, где лежал раненый питекантроп. Положив нож на стол, он бросился на крик и увидел, как только что прооперированный обезьяноподобный человек, из плеча которого вытащили пулю от карабина, а из бедра охотничий жакан, утробно рыча и нечленораздельно что-то выкрикивая, душит далеко не хилого доктора, повалив его на кровать. Дежурная медсестра забилась в угол и истошно визжала.

Незванов попытался оторвать руки «питекантропа» от горла начавшего уже синеть доктора, но с тем же успехом он мог бы пробовать вырвать дерево из земли. Мышцы на руках обезьяноподобного без всяких преувеличений по твердости не уступали камню. Он будто даже не замечал, что кто-то пришел на помощь его жертве.

Оглянувшись по сторонам, Незванов увидел массивный деревянный табурет, схватил его за ножки, и от всей души врезал им агрессору по макушке. Тот отпустил доктора и медленно повернулся в сторону Незванова. Но Иван Петрович не стал ждать и добавил, теперь уже по лбу. Глаза у питекантропа закатились, и он грузно осел на пол.

— Скорее тащи что-нибудь, чем его привязать! — крикнул Незванов все еще продолжавшей визжать медсестре. — Веревки, ремни, что угодно, лишь бы покрепче!

С помощью кое-как пришедшего в себя доктора он затащил грузное тело на кровать. Больше всего Иван Петрович опасался, что буян придет в себя раньше, чем они успеют его надежно связать.

— Может быть, вколоть ему чего-нибудь, чтобы не дергался? — спросил он доктора.

— Оно-то можно, конечно, — ответил тот. — Но он сегодня уже и так получил солидную дозу наркоза, не знаю, выдержит ли его организм…

— Мне кажется, его организм запросто выдержит еще десяток ударов табуреткой по башке, — проворчал Незванов, но настаивать не стал.

К счастью, медсестра, хоть и перепуганная, оказалась шустрой. Через две минуты она притащила несколько желтых ремней от какого-то медицинского оборудования и моток капроновой бельевой веревки. Незванов с доктором ремнями пристегнули чудовищно широкие запястья «питекантропа» к раме кровати, веревкой привязали ноги к спинке и только после этого вздохнули свободно. Но Иван Петрович понимал, что нельзя оставлять это, пусть и надежно зафиксированное чудовище, на одну дежурную медсестру. Поэтому он вызвал Бестужева и велел ему выставить в больнице вооруженный пост из числа ополченцев. Но домой не пошел, отправился в контору, потому что надо было дождаться Валеру Седых.

Глава 18

Красавицы и чудовище

Когда загремели выстрелы, Валера почему-то подумал, что его друзья палят по какому-то некстати появившемуся зверю. Но когда выдернул из куртки застрявшую в ней стрелу и поднялся, то увидел, что Коля с Димой, размахивая оружием, бегут к лежащему на снегу человеку, одетому так же, как и тот, что упокоился со стрелой в горле. Оценив обстановку, Валера побежал за ними. Спутница погибшего, издав яростный крик, подхватила копье и бросилась следом, да так быстро, что даже слегка обогнала его. Валера почувствовал неладное и тоже наддал. В самый последний момент, когда она подняла копье, явно намереваясь проткнуть им лежащего на снегу человека, он подножкой сбил ее с ног. Отобрал копье, отбросил в сторону, схватил женщину за плечи. Что делать с ней дальше, он не представлял и стал уговаривать, крепко прижимая к себе:

— Ну, все, все! Все равно ничем уже не поможешь!

Удивительно, но эти слова или успокаивающий тон, что-то подействовало на обезумевшую женщину. Она ослабла в его руках и заплакала, всхлипывая, ничем не отличаясь при этом от любой из современных женщин, Валериных знакомых. Только теперь он разглядел ее лицо и с удивлением отметил, что в нем нет ничего такого, чего можно было бы ожидать от существа, пришедшего из эпохи мамонтов. Женщина оказалась молодой и совсем не страшной, с тонкими, совсем не азиатскими чертами смуглого лица, пышными каштановыми волосами, выбивающимися из-под мехового капюшона, и яркими голубыми глазами.

Зато лицо раненого, снег под которым успел напитаться кровью, полностью соответствовало ожидаемым первобытным параметрам. Обликом он больше походил на человекообразную обезьяну, чем на обыкновенного человека. Лежал, хрипло дыша, но попыток подняться на ноги не делал.

— Тащи скорее аптечку! — сказал Валера Парамонову. — Знаешь, где лежит?

Дима кивнул и направился в сторону снегохода, но тут из прибрежного леска появилась еще одна одетая в шкуры фигура, вихрем налетела на раненого человекоподобного и стала яростно пинать его ногами. Ее пришлось оттаскивать Коле Евтушенко. Ее, потому что она оказалась тоже женского рода, скорее даже девчонка, не старше четырнадцати-пятнадцати лет, курносая, с рыжими волосами. Увидев это, первая женщина, та, которую все еще держал за плечи Седых, с неожиданной силой вырвалась из его рук и кинулась на подмогу рыжей, норовя угодить ногой по окровавленным местам на бедре и плече. При этом обе выкрикивали какие-то слова на непонятном языке.

Трое крепких мужчин с трудом оттащили этих разъяренных фурий от беспомощной жертвы и кое-как успокоили их. Дима все-таки сбегал за аптечкой, раненого положили на развернутую палатку, стянули через голову пыжиковую рубаху, и Валера, наложив на плечо резиновый жгут, принялся бинтовать рану.

— Ну и страхолюдина! — сказал Коля, посмотрев на уродливое лицо и покрытое густыми светлыми волосами тело. — Не зря его бабы колошматят, видно, есть за что.

— С этой-то все понятно, — произнес Дима, показав на ту, что постарше. — Дикарь ее мужика из лука замочил. Но рыжая пигалица, она ведь с ним была и вдруг колотить его кинулась, прямо убить готова…

— А ты посмотри на нее, а потом на него! — Коля даже сплюнул от отвращения. — Как ты думаешь, могла она добровольно с ним оказаться? Разве что у них мужики в страшном дефиците. Так вроде не старая дева еще, чтобы на такую обезьяну позариться…

Обработав рану на плече, Валера проделал ту же процедуру с бедром первобытного, куда угодил жакан из ружья Евтушенко, после чего на него натянули штаны, завернули в палатку, чтобы не замерз, и погрузили на мотонарты.

— Откуда он вообще появился? — спросил Валера у друзей, покончив со всеми этими делами.

— Вон из того леска, — ответил Коля. — Это от его нарт следы мы видели.

— Интересно, почему он именно в него сразу стал стрелять? — показал Валера на убитого.

— Кто его знает… — пожал Коля плечами. — Может быть, у них там вражда. Этот был вооружен, ты без оружия, а нас он вообще не видел за кустами. Да мы его тоже заметили, уже когда стрела прилетела. Хорошо, ты вовремя среагировал. Он, сволочь, быстро стреляет, уже третью стрелу успел в лук заложить, когда мы вмешались. Тебя, кстати, он не зацепил?

— Бог миловал, — ответил Валера. — Куртку только пробил. А наконечники-то у него на стрелах золотые!

— Ого! — вдруг воскликнул Дима Парамонов. — А это еще что такое?

Он поднял со снега копье убитого и протянул его друзьям.

— Смотрите!

Наконечник копья был сделан из блестящей металлической трубы. Тот конец, которым он был насажен на древко, был гладко отполирован, а другой носил следы грубой обработки — расплющен и неровно заточен, скорее всего с помощью каменных орудий.

Все это время обе пришелицы из прошлого стояли, обнявшись, и о чем-то тихо переговаривались. Но, увидев, что оружием ее погибшего спутника завладели чужаки, старшая из них бросилась к ним, вцепилась в древко и что-то быстро залопотала, показывая то на себя, то на поверженного человекообразного.

— Что, приколоть его хочешь? — спросил Валера. — Нет уж, хватит с нас и одного трупа. Сейчас я его увезу и мужа твоего тоже. Его ведь похоронить надо. Он ведь муж тебе был?

Будто поняв его слова, женщина снова стала всхлипывать и что-то причитать по-своему.

— Вот что, мужики, — решительно сказал Валера. — Я погнал в поселок, отвезу труп и раненого и вернусь к вам. А вы найдите вторые нарты и двигайте потихоньку в сторону реки вместе с этими красавицами. Не оставлять же их здесь одних. И соберите все, может, еще что интересное найдете…

…Оставив свой скорбный груз в больнице, Валера снова оседлал снегоход и помчался на Иньяри. Костер он заметил еще издали. Дима и Николай сидели около огня, а вместо палатки, которую ожидал увидеть Валера, под скалой стояла юрта из натянутых на жерди оленьих шкур. Из отверстия в ее конусообразной крыше вился дымок.

— Мы сначала думали до самого прииска идти, не останавливаясь на ночлег, — сказал Коля, протягивая Валере кружку чая. — Но они ни в какую, лопочут что-то по-своему, вроде как боятся по ночам ходить. Хотели их в нашей палатке уложить, так тоже наотрез, свой чум поставили. А мы вообще ложиться не стали. Мало ли кто еще оттуда вылезет? Или они сами втихаря сбегут…

— Это вы правильно решили, — похвалил друзей Седых. — Выспаться всегда успеем.

— Как там наш первобытный? — поинтересовался Дима.

— Живой, что с ним станется, — ответил Валера. — Доктор сказал, что кости вроде не задеты, а мясо зарастет. Считайте, что вы удачно в него попали.

— А что нам оставалось делать? Ждать, пока он в тебя стрелу всадит? — возмутился Евтушенко.

— Да не кипятись ты, никто вас ни в чем не обвиняет, — успокоил его Валера. — Вы все правильно сделали.

— Я вот думаю, — перебил их Дима, — почему они такие разные, дикарь и эти… Они же ничем от нас не отличаются! Значит, ерунду Дарвин написал, что человек эволюционным путем от обезьяны произошел? Сначала обезьяна была, потом питекантроп, неандерталец, после них этот, как его, кроманьонец, а потом уже и человек. А раз эти четверо из одного времени вылезли, получается, что питекантроп с человеком в одно время существовали? Они — люди, никакого сомнения, а этот, которого мы подстрелили, вылитый питекантроп, я таких на картинке в книжке видел.

— Не о том думаешь, — сказал практичный Коля. — Если они толпами к нам полезут, тогда нам точно будет не до их происхождения. Тогда одно из двух, или отстреливать их прямо у стены, или как-то уживаться с ними. А судя по нехорошему поведению питекантропа, ужиться с его родственниками будет трудновато.

— Может быть, он у них один такой агрессивный? — предположил Парамонов.

— Ага, жди… — осадил его Евтушенко. — Ты видел, как девки на него набросились? Если бы мы не помешали, точно убили бы. И, думаю, есть за что. Скорее всего рыжую он или отбил, или украл. Она еще совсем девчонка, а ты ведь видел его без штанов… Можешь себе представить, каково ей пришлось. Ты думаешь, он ее жалел? Или станет церемониться с твоей женой или дочерью, если доберется до них? Нет, Димон, надо реально смотреть на вещи. Видно, там, откуда они пришли, война идет нешуточная, и мы должны быть готовы, чтобы она и к нам не перекинулась.

— С ними бы поговорить, — Валера мотнул головой в сторону юрты. — Но как?

— Может быть, у Армаша получится? — предположил Коля. — Он ведь даже с Далхатом научился по-евоному болтать. А Далхат говорил, что на его языке в Дагестане всего пару тысяч человек разговаривают.

Саша Армаш, молодой парень, приехавший на прииск два года назад, хотя был родом из Молдавии, но не любил, когда его называли молдаванином, потому что был гагаузом. Способность к языкам у него была просто феноменальная. Он быстро насчитал в поселке двенадцать национальностей и уже через несколько месяцев разговаривал с представителями каждой на их родном языке. Даже по-грузински, как уверял Звиад Палиашвили, он изъяснялся вполне сносно. Так чем черт не шутит, может быть, ему удастся найти общий язык и с женщинами из прошлого?

— Если получится, мы многое узнать сможем, — вздохнул Седых. — Но это еще вилами по воде. А пока суд да дело, надо Петровичу посоветовать, чтобы у стены постоянный пост выставил. Не дай бог, нас врасплох застанут…

Ночь прошла без происшествий. Утром женщины шустро свернули юрту, уложили шесты и шкуры на нарты, привычно запрягли в них оленей, которые паслись неподалеку, и маленький караван отправился вниз по Иньяри. Седых ехал на малом газу, чтобы остальные не отставали от него. Проехав так пару километров, он попытался жестами предложить женщинам сесть в мотонарты, но те в испуге шарахнулись в сторону. Так и продвигались дальше — Валера на снегоходе, остальные пешком, следом за нартами. А когда свернули с Иньяри на реку и миновали парящую наледь, увидели на льду направляющийся в сторону Красноармейца грузовой «ЗиЛ». Догнав их, машина остановилась, и из кабины спрыгнул на лед человек, в котором Седых узнал Илью Григорьевича Атласова из Тоболяха. Валера остановил снегоход, поправил на плече карабин и тоже на всякий случай спешился.

Но Атласова в первую очередь интересовали одетые в шкуры женщины. Сделав вид, что не узнал недавнего «дипломата» Валеру, он подошел к ним и что-то сказал по-якутски. Те недоуменно посмотрели на него, с опаской косясь на грузовик. Атласов произнес еще несколько фраз, после чего, убедившись, что его не понимают, махнул рукой, сел в кабину, и машина, газанув и выпустив клуб черного дыма, помчалась в сторону прииска.

Глава 19

Усмирение тойона

Незванову казалось, что даже в разгар промывочного сезона на него ни разу не наваливалось столько проблем, сколько навалилось в этот день, и каждая из них была первоочередная, не терпящая отлагательств. Но Иван Петрович не первый год руководил прииском и научился преодолевать головокружение в круговерти неотложных дел. Когда ему доложили, что приехал Атласов с Тоболяха, он с изрядной долей злорадства приказал поместить его в отведенной под гостиницу квартире в жилом доме, накормить и передать, чтобы дожидался, пока директор освободится. К этому времени он уже знал, что под утро в больнице прооперированный пленник снова стал беситься, чуть не разорвал путы, и его пришлось усмирять, вколов изрядную дозу успокоительного.

Через час появился наконец Валера Седых, притащивший с собой кроме двух невесть откуда взявшихся женщин столько самой невероятной информации, что Иван Петрович махнул рукой, вызвал Мюллера и поручил ему разобраться во всей этой чертовщине, благо тот считался главным экспертом в подобных вопросах. Мюллер издавна интересовался уфологией и всякой другой мистикой, прочитал кучу литературы на эту тему, значит, ему и карты в руки.

Передав пришелиц из прошлого на руки активу поселковых женщин, Незванов положил в карман отобранный у первобытного нож и отправился в мастерскую Володи Леонтьева, решив, что Атласов может еще подождать. По дороге пришлось погонять двоих местных алкашей, Трамвая и Юрася, отряженных на уборку помоек и общественных туалетов. Даже теперь, в условиях, когда спиртного взять было совершенно негде, оба были явно под парами. Трамвай, выставив перед собой деревянный протез, заменяющий ему левую ногу, сидел на телеге, в которую был запряжен лохматый якутский конек, и матерился на весь поселок. Юрась, бич с высшим образованием, степенно шел рядом и интеллигентно вразумлял его. Самым страшным оскорблением в его устах было слово «Квазимодо». Не знакомый с французской классикой Трамвай считал, что его обзывают «козьей мордой», очень на это обижался и потому матерился еще громче.

Незванов привычно шуганул их, но без злобы, потому что перед глазами всплыл облик прежнего Сашки Разина, соседского мальчишки с ангельским личиком, восторженно рассказывавшего о том, как в отпуске ему пришлось покататься на трамвае. В пятнадцать лет он в первый раз попробовал спиртное, а в семнадцать в Новый год заснул пьяный под теплотрассой и отморозил ногу…

Леонтьев, полновластный хозяин под завязку забитой приборами и инструментами мастерской, числился электрослесарем, но занимал на прииске особое положение. Он был уникальным специалистом, разбирающимся в любой технике, от компьютера до огромного шагающего экскаватора, единственного в районе и предмета особой гордости Незванова. Когда с напичканным отечественной, а значит, не очень надежной электроникой экскаватором что-нибудь случалось, звали Леонтьева, он доставал из бездонного кармана маленький приборчик, что-то измерял, что-то подкручивал, припаивал, и через несколько минут титанический агрегат оживал, продолжая черпать грунт двадцатикубовым ковшом.

Теперь Незванов нес ему странный нож, надеясь, что Володя разберется, что это такое на самом деле. Внимательно рассмотрев непонятный предмет и вытащив из рукоятки увесистый брусок, Леонтьев с восторгом уцепился за него, сразу забыв про директора.

— Разберешься? — спросил на всякий случай Иван Петрович.

— Нет такой крепости, которую не смогли бы взять большевики… — пробормотал Володя, и Незванов, поняв, что тот с головой погрузился в проблему, тихонько вышел из мастерской.

Теперь наконец можно было заняться и Атласовым. Иван Петрович намеренно тянул время, чтобы поставить самозваного «тойона» на место. К тому же он не мог простить Атласову хамское обращение с Егором Афанасьевичем Кривошапкиным и с удовольствием выгнал бы князька взашей, если бы не интересы дела.

Атласов вошел в кабинет в сопровождении секретарши Людочки. По его нахмуренному лицу Незванов сразу определил, что тот едва сдерживает раздражение. Делая вид, что ничего особенного не случилось, Иван Петрович вышел из-за стола и, широко улыбаясь и протягивая руку, шагнул навстречу гостю.

— Здравствуйте, Илья Григорьевич! — сказал он, крепко пожимая маленькую мягкую ладошку Атласова. — Нашли наконец время навестить нас? Вы уж извините, что я сразу не смог вас принять, неотложные дела помешали. Надеюсь, вы не в претензии? Вас хоть накормили?

— Спасибо, все нормально, — Атласов, поморщившись, потряс ладонью, на которой краснели следы от пальцев Незванова. — И меня накормили, и водителя. Похоже, у вас пока нет дефицита продуктов?

По той едва заметной иронии, что прозвучала в слове «пока», Иван Петрович сразу понял, на что намекает гость и на что рассчитывает. Он сделал вид, что ничего не заметил, и спокойно ответил:

— Почему «пока»? У нас его просто нет. Продуктов хватит надолго. А как у вас с этим обстоит?

— Никаких оснований для беспокойства! — хвастливо ответил Атласов. — Раз уж мои предки смогли выжить в этом климате, то и мы не пропадем. Наши женщины уже осваивают старые народные промыслы, учатся шить одежду из шкур, благо их хватает. У нас большое мясомолочное стадо, табун лошадей, теперь еще и олени. Есть даже излишки продовольствия, которыми мы, на определенных, конечно, условиях, готовы поделиться с вами. Для этого, собственно, я и приехал.

— Какие же это условия? — спросил Незванов, заглянул в глаза гостю и, уловив в них некоторую суетливость, понял, что линия поведения выбрана правильная.

— О торговле в прежнем значении этого слова говорить не приходится, — пояснил Атласов. — Деньги, даже если они у вас есть, в сложившихся условиях вряд ли что-нибудь стоят. Золото, как их эквивалент, тоже никому сейчас не нужно…

— Так что же тогда? — Незванов прервал его теоретические построения. У него чуть не сорвался с языка язвительный вопрос — на чем теперь печатает собеседник свои деньги? Может быть, на пишущей машинке? Но сдержался, решив пока не обострять отношения.

— Топливо, — осторожно подвел разговор к кульминации Атласов. — Бензин, солярка… Мы готовы наладить бартер. Мы вам — мясо, молоко, сметану, вы нам — топливо.

— И в каком, извините, соотношении? — задал Незванов главный вопрос.

— Я думаю, будет справедливо воспользоваться ценами, сложившимися до э-э… катастрофы, что ли? Ладно, будем это так называть, — заторопился Атласов и вытащил из шикарной кожаной папки, которую не выпускал из рук, лист бумаги. — Я тут все подсчитал. Вот стоимость килограмма говядины, вот жеребятина, оленина. В этих графах — молоко и сметана. А тут — топливо по сортам. Все честно, без подвоха.

Иван Петрович скользнул взглядом по бумажке, которую протянул ему Атласов, и равнодушно произнес:

— Не пойдет…

— Это почему? — опешил Атласов, до последнего момента уверенный, что именно он является хозяином положения и будет диктовать свои условия.

— Слишком неравноценный обмен, — не меняя тона, пояснил Незванов. — В создавшихся условиях топливо превратилось в невосполнимый ресурс. Согласитесь, ни мы, ни тем более вы не можем искать нефть, бурить скважины, строить нефтеперегонный завод. А вы предлагаете оценивать бензин и солярку по прежним ценам. Нет, так не пойдет. И наоборот, мясо и молоко — очень даже восполняемый товар. Были бы руки и желание.

— И что же вы предлагаете? — приуныл Атласов, но по его глазам Иван Петрович видел, что он лихорадочно ищет выход.

— Я тоже кое-что тут подсчитал, — сказал он, достав из стола лист бумаги. — При разумном ограничении потребностей наших запасов топлива хватит не меньше чем на три года. И нам, и вам.

Услышав последние слова, Атласов приободрился, что не ускользнуло от глаз директора. Но Незванов тут же подлил в мед солидную ложку дегтя:

— Однако ни мясо, ни молоко и никакие другие продукты мы у вас покупать не будем. Разве только кое-какую теплую одежду, по мере необходимости, пока мы сами не наладим ее производство.

— Я не понимаю… — удивился Атласов. — Что же тогда…

— Мы дадим вам топливо, — не дал ему договорить Незванов, — а вы взамен — часть своего мясомолочного стада, чтобы мы смогли сами развивать у себя сельское хозяйство. И лошадей тоже. Точное количество скота оговорим отдельно. Про оленей я речи пока не веду, слишком уж специфический вид деятельности, но дальше, кто знает…

По приунывшему лицу «тойона» было ясно, что такой расклад перечеркивает все его далеко идущие планы. Незванов прекрасно понимал ход его мыслей. Прими директор его коммерческие предложения — и Красноармеец окажется в полной продовольственной зависимости от Тоболяха, а если точнее, лично от Атласова. Как ни крути, запасы дичи в районе не безграничны и вряд ли смогут долго кормить население Красноармейца. Именно на это рассчитывал гость. Но и возвращаться к той жизни, которой жили его предки, «тойону», не мыслившему себя без благ цивилизации, очень не хотелось. А, по всей видимости, за то время, как из-за отсутствия топлива остановилась электростанция, жителям Тоболяха пришлось хлебнуть ее досыта.

— Если вы не готовы к такому разговору, — Иван Петрович спешил закрепить успех, — то я вас не тороплю. Можете вернуться домой, обсудить мое предложение с народом, принять взвешенное решение, способное удовлетворить обе стороны. А потом приезжайте опять. Думаю, мы сумеем договориться.

— Зачем возвращаться? — лицо Атласова вытянулось, насколько это было возможно при его луноликости. — Народный сход наделил меня достаточными полномочиями, чтобы я мог самостоятельно принимать ответственные решения.

Ага! — усмехнулся про себя Незванов. Похоже, он оказался прав в своем предположении — Атласов приехал на последних остатках бензина, и следующий визит ему пришлось бы наносить на оленях или лошадях, что было для него смерти подобно, хотя бы из боязни уронить свой авторитет.

— Ну, что же, — согласился директор. — Давайте общие вопросы обсудим прямо сейчас, а о частностях поговорим в присутствии людей, которые соображают в сельском хозяйстве, я в этом, извините, ни бельмеса…

— Простите, Иван Петрович, — сказал Атласов слегка растерянно, — но я действительно не готов к такому повороту. Могу я подумать до завтрашнего дня?

— Конечно, о чем разговор! Гостиница в вашем распоряжении, живите, сколько хотите. Я сейчас позвоню в столовую, там вас поставят на довольствие. Кормят у нас хорошо, я сам там частенько обедаю, когда жена на работе.

Незванов проводил гостя, снова крепко пожал ему руку и, усмехаясь, закрыл за ним дверь. Кажется, ему удалось обломать самодовольного олигарха, не ожидавшего, что он, один из всевластных хозяев огромной северной республики, сможет получить такую плюху от какого-то директора захолустного прииска. Конечно, Иван Петрович мог бы уделить ему больше внимания, поселить не в гостинице, а пригласить к себе домой, благо в директорском особняке, который они занимали вдвоем с Леной, было целых пять комнат. Но, помня о приеме, оказанном Атласовым сначала его посланцам, а потом ему самому, и, главное, как он буквально обрек на смерть от пневмонии старика Кривошапкина, Незванов даже не подумал этого делать, не в силах преодолеть неприязнь к этому человеку. Лишь ответственность за судьбу населения поселка заставляла его улыбаться и жать ему руку.

Поэтому Иван Петрович переборол себя, позвонил поселковому завхозу Карташовой и поручил ей создать для Атласова все условия, приличествующие гостю в ранге депутата государственного собрания. Занимаемое положение не позволяло Незванову давать волю чувствам в ущерб интересам дела.

Вспомнив еще кое-что, он попросил Людочку разыскать Сикорского.

— Атласов в поселке, — коротко сообщил он бывшему милиционеру.

— Да вы что? — глаза Стаса хищно загорелись. — Так я хоть сейчас!..

— Ты меня неправильно понял, — пряча улыбку, деланно нахмурился Иван Петрович, ожидавший именно такой реакции. — Держись от него подальше, а лучше совсем не высовывай нос из дома, пока он не уедет. И если, не дай бог, на его голову упадет хоть одна снежинка, пойдешь к Трамваю в команду говновозов, это я тебе твердо обещаю.

Глава 20

Чудеса древней техники

Начальник горного участка Альберт Генрихович Мюллер, перед которым трепетали подчиненные и при появлении которого на горных полигонах даже бульдозеры начинали кататься быстрее, имел один пунктик. Еще в школьные годы он увлекся уфологией, эзотерикой и вообще всем непознанным и невероятным, пронес это увлечение через студенческие годы и не изменил ему в зрелом возрасте. В отпуске он ездил не на курорты, а в какие-то непонятные экспедиции, списавшись с такими же, как сам, фанатиками. Дома у него книжные шкафы были забиты литературой, содержание которой можно было определить одним словом — непознанное. На эту тему Альберт Генрихович мог говорить часами, не повторяясь, и надо признать, слушать его было интересно.

Прошлым летом Мюллер тоже собирался на Алтай, но известные события сорвали ему планы. Зато его жена, давно махнувшая на мужа рукой (детей у них не было) и привыкшая ездить в отпуск в одиночестве, успела улететь в Турцию, и Альберт Генрихович остался совершенно один. Он не очень переживал по этому поводу, потому что отношения в семье давно разладились, и дело шло к разводу. Одним словом, разлука с женой не слишком тяготила его.

С учетом всего этого Незванов именно ему поручил разобраться с открытиями, сделанными командой Валеры Седых, и доложить свои соображения. После обеда Мюллер появился в директорском кабинете в сильно возбужденном состоянии и сразу заявил:

— Я понял, что произошло!

— Где произошло? — рассеянно спросил Иван Петрович. Готовясь к предметному разговору с Атласовым, он просматривал последний отчет главного механика по остаткам топлива и не сразу понял смысл сказанного Альбертом Генриховичем.

— Как это — где? — возмутился Мюллер. — У нас произошло, вся эта катастрофа! Вы помните, когда все началось?

— Конечно, помню! В июне. — Незванов наконец сообразил, о чем идет разговор.

— Если точно, то четырнадцатого июня, — подтвердил Мюллер. — А теперь почитайте вот это! — и он с торжествующим видом положил перед директором свернутую газету с отчеркнутой зеленым маркером небольшой статьей под кричащим заголовком: «Ученые готовят конец света!» Вот что там было написано:

«Как уже сообщала наша газета, в штате Техас, недалеко от границы с Мексикой, завершено строительство крупнейшего в мире ускорителя элементарных частиц. Строительство гигантского кольца, длина окружности которого составляет почти шестьдесят километров, обошлось международному сообществу в семнадцать миллиардов долларов. Но многие крупнейшие специалисты считают, что деньги потрачены не зря. Эксперименты, запланированные учеными на этом чуде человеческой мысли, получившем имя „Биг-Джек“, позволят им заглянуть так глубоко в тайны мироздания, как не удавалось еще никому и никогда. Кроме чисто теоретических, „Большой Джек“ поможет решить и множество практических, прикладных проблем.

Но есть и другие мнения. Такие авторитеты, как профессор О’Хара и академик Майский, считают, что столкновение пучков частиц, разогнанных до скорости света и обладающих колоссальными энергиями, может породить, пусть и в миниатюре, нечто вроде „Большого взрыва“, положившего начало нашей Вселенной. Неизвестно, как подействует такой мини-„Большой взрыв“ на пространство и время, но, по их мнению, есть основания предполагать, что безответственный эксперимент может привести к трагическим последствиям.

Несмотря ни на что, организаторы не собираются отказываться от своих планов. Впрочем, такое поведение нередко свойственно ученым. Так, перед первым испытанием ядерной бомбы, когда никто не мог сказать с уверенностью, чем оно завершится, высказывались предположения, что взрыв может привести к цепной ядерной реакции земной атмосферы и тем самым погубить планету. Тем не менее бомба все равно была взорвана. Вот и теперь мы сможем узнать, кто из ученых прав, только после первого испытания ускорителя, которое запланировано на четырнадцатое июня текущего года…»

— Вспомнил! — Иван Петрович в сердцах хлопнул себя по лбу. — Ну, конечно! А я все думаю, что же мне покоя не дает, как начинаю вспоминать! Точно! Я тогда поздно домой пришел, а тут как раз в ночных новостях про этого «Большого Джека» рассказывают. Страхов еще напустили, прямо жуть. А назавтра замотался, все начисто из головы вылетело, но все равно занозой осталось сидеть. Так ты думаешь, это оно и есть?

— А что же еще? — уверенно ответил Мюллер. — Слишком много совпадений, чтобы оказаться случайностью. Тут у меня есть еще один журнальчик, правда, он специальный, на немецком языке, вы не поймете. И в нем на достаточно серьезном уровне, не так, как в этой газетенке, а со всеми математическими выкладками дан подробный анализ нескольких возможных вариантов последствий эксперимента. Я пытался приложить их к нашему случаю, но все время что-то не сходилось. А теперь, после того, что открыл Седых, все стало на свои места. Один из описанных вариантов полностью соответствует нашей ситуации. Похоже, что при эксперименте образовались не одна, а несколько черных дыр, определенным образом повлиявших на наше трехмерное пространство, выдернув из него и переместив в некое другое измерение территорию, которой, к несчастью, оказался наш район. Одновременно произошли нарушения в ходе времени, а оно является одним из измерений пространства…

— Ты постарайся излагать проще, — перебил его Незванов. — Я в эти теоретические построения вникать не буду, не до того. Рассказывай коротко, но понятно.

— Попробую, — смутился Мюллер. — Я, честно говоря, сам еще не во всем разобрался. Судя по всему, наш район превратился в нечто вроде замкнутого пузыря, входящего в цепочку таких же пузырей, представляющих собой опять-таки нашу территорию, только на разных временных отрезках, отделенных друг от друга, судя по мамонтам и первобытным людям, пришедшим из соседнего пузыря, тысячами и тысячами лет. Вот, смотрите…

Он взял лист бумаги и нарисовал на нем цепочку овалов, похожую на связку сарделек.

— Примерно так это выглядит, — сказал он и ткнул карандашом в один из пузырей. — Предположим, что это наш район, точнее, один из них, принадлежащий времени, в котором мы живем. А это, — он переместил карандаш влево, — он же, но только много тысяч лет назад, сколько точно, сказать не могу. А этот — наш район в будущем. Не знаю, где находимся в этой цепочке мы — в середине или ближе к концу. Может быть, цепочка и вовсе замкнута в кольцо…

— Если это так, — спросил Незванов, — если есть проход из прошлого, то где-то может быть и проход в будущее?

— Должен быть, но только в одну сторону, — вздохнул Мюллер и пронзил цепочку прямой линией, завершив ее стрелкой. — Время не движется вспять. Поэтому Седых не смог пробиться через временную мембрану, а мамонты и другие пришельцы из прошлого не могут вернуться в свое время.

— Так бы и говорил, — кивнул Незванов. — А то какие-то сосиски рисуешь. Значит, по-твоему, где-то должен быть проход в будущее, и мы можем туда попасть?

— Выходит, что так, — кивнул Мюллер. — Только вот обратно вернуться не получится. Но тут возникает еще одна вероятность. Если цепочку можно пройти насквозь, то не исключено, что через какое-то время у нас могут появиться и динозавры…

— Да брось ты пугать! — отмахнулся Иван Петрович. — И без того чудес хватает.

— Вероятность, конечно, маленькая, но полностью исключать ее нельзя, — стоял на своем Мюллер.

— Ладно, динозавры динозаврами, но меня больше интересует будущее. Если, как ты говоришь, попав туда, мы не сможем вернуться обратно, то стоит ли искать этот проход?

— Кто знает… — пожал плечами Мюллер. — Встреча с людьми из будущего — об этом можно только мечтать! А может быть, они смогут разорвать круг и чем-то помочь нам.

— Помечтай! — горько усмехнулся Незванов.

— Нет, правда! — загорелся Мюллер. — Пусть это все голая теория, но чем черт не шутит! Давайте организуем несколько поисковых отрядов, обшарим каждый распадок… А вдруг найдется еще выход в наше, нормальное время, на материк, так сказать?

— Ох, Генрихович, знаешь ты, чем можно меня купить, и пользуешься этим… Ладно, подумаем.

— Чего тут думать! — Мюллера было уже не остановить. — Добровольцы, думаю, найдутся, да я и сам пойду…

Тут раздался звонок и замигала лампочка на селекторе. Незванов нажал кнопку и услышал голос Людочки:

— Иван Петрович, вас добивается Леонтьев. Говорит, что-то очень срочное.

— Соединяй.

— Петрович, вы не могли бы подойти ко мне в мастерскую? — Володя явно был чем-то взволнован. — Лучше будет, если вы сами это увидите.

— Хорошо, буду через несколько минут, — ответил директор, выключил селектор и сказал Мюллеру: — Пойдем, кажется, нас ждет еще какой-то сюрприз.

В мастерской у Леонтьева стоял запах озона, а сам он пребывал в крайней степени возбуждения.

— Что у тебя здесь, гроза прошла? — принюхался Незванов. — Рассказывай, что случилось?

— Эта штука, что вы принесли, Петрович, — Володя показал нож, — что-то невероятное! Вот эта хреновина — явная батарейка, вот контакты…

— Я так и предполагал, — сказал Иван Петрович.

— Да, но таких батареек не бывает! Я примерно определил ее емкость, и знаете что? Одна эта штучка может заменить сотню больших аккумуляторов. На ней электродвигатель в тридцать киловатт будет неделю крутиться, а если ее в фонарик поставить, то он лет пятьсот будет светить без подзарядки! Она, правда, севшая была, но я попробовал зарядить. Так она за две минуты сожрала энергии больше, чем моя мастерская за неделю съедает. У меня все автоматы вырубило, пришлось напрямую подключать. И ей все равно, постоянное напряжение или переменное, два вольта или триста восемьдесят, все хавает. Но это еще не главное. Смотрите!

Леонтьев жестом фокусника загнал «батарейку» в рукоять ножа и торжественно сказал:

— Вот!

Закругленный клинок мелко-мелко завибрировал и засветился желтым светом, отчего стал похож на детскую игрушку, которыми в последние годы заполонили рынок шустрые китайцы. Володя взял со стеллажа короткий кусок стального шестигранника и приложил к нему режущую кромку ножа. Без видимого усилия она погрузилась в сталь, и от шестигранника отвалился ровный кусочек толщиной с монету. За несколько секунд Леонтьев нашинковал десяток ровненьких шестиугольников и положил переставший светиться нож на стол. Взял два кусочка металла, срезы которых сияли, как отполированные, сложил их вместе и протянул Незванову:

— Попробуйте, разорвите!

Иван Петрович подковырнул ногтем чуть сдвинутый по оси шестиугольник, но оба кусочка намертво сцепились друг с другом, казалось, составляя единое целое.

— Представляете, какая чистота поверхности! — восхищенно сказал Леонтьев. — На молекулярном уровне! Такой чистоты ни на одном станке не добиться! Но и это еще не все!

Он взял в руку нож, снова засветившийся тем же желтым светом, и приложил его к своему запястью, так быстро, что Незванов с Мюллером не успели ничего ему сказать. И — ничего не произошло. Володя отнял лезвие от руки, на которой осталась лишь едва заметная вмятина, тут же разгладившаяся, и сказал:

— Эта штука умеет отличать живое от неживого. Деревянные вещи — пожалуйста, — и он легко отрезал тонкую полоску от линейки. — А попробовал на живом дереве — бесполезно, не берет! Специально, наверное, так сделали, чтобы оружием не могла служить.

— Ну, и что говорит по этому поводу твоя теория? — спросил Незванов у Мюллера. — Где питекантроп раздобыл такое чудо техники? А наконечник копья, видел, из чего сделан?

— Я вижу только одно объяснение, — ответил Альберт Генрихович. — Значит, наша цивилизация не первая на Земле. Судя по этой вещичке, та цивилизация, что была до нас, достигла больших высот, во всяком случае, мы такого делать еще не научились и вряд ли скоро научимся. Но что-то с ними произошло, война или какой-то катаклизм, и цивилизация погибла. А пришедшие к нам люди — одичавшие потомки создателей этого ножичка. Одно только не вяжется — откуда питекантроп взялся? Может быть, это просто тупиковый путь эволюции, и потом они просто вымерли?

— Может быть, может быть, — задумчиво сказал Незванов, взяв у Леонтьева нож и внимательно рассматривая его. — Слушай, а как ты его включаешь? Что-то я не вижу, на что здесь нажимать.

— А вот это и есть самое интересное! — с таинственным видом сказал Володя. — Нажимать ни на что и не надо! Я просто приказываю про себя: включись! — и он включается…