Конверт из Шанхая Кузьмин Владимир
Иван Порфирьевич всерьез настроился не оставлять меня одну, но тут события вновь стали набегать одно на другое.
Для начала пришел с докладом Семен Андреевич, но как раз его доклад ничего интересного не представлял, наша ловушка все еще не привлекла ничьего внимания.
Зато следующий визит был интересным. Визитером стал Арсений Игнатьевич. Выглядел он настолько смущенным, что мы и сами засмущались, никто не решился его торопить, а сам он все медлил и медлил начинать.
– Мы тут это… Тело нашли!
Вот от этих слов все не только вздрогнули, но вслед за тем и остолбенели – менее всего нам хотелось узнать о новом преступлении. Первым пришел в себя, как ему и по должности положено, товарищ прокурора господин Еренев.
– Чье тело?
– Купца.
– Где?
– В ванной!
– И что оно там делает?
– Моется! А сейчас еще и песни поет.
– Господи, что ж вы нас так пугаете!
– Да чем же я вас испугал?
– Да вы же сказали, что тело нашли! Нет чтобы сказать, что нашли человека. А коли сказали, что найдено тело, мы и решили, что речь про покойника идет.
– В том-то и дело, что мы поначалу тоже так решили, вот я и сказал.
– Ладно уж, рассказывайте по порядку. Да присядьте, за-ради бога, что ж нам на вас снизу вверх смотреть.
Проводник деликатно опустился на край стула.
– Вы только не думайте, что мы невнимательно его искали. Очень внимательно.
– Но не везде! – счел нужным построжиться Иван Порфирьевич.
– Точно так, ваша правда, – стушевался проводник. – В ванную не заглянули. Она прямо за кухней, а ушел купец в другую сторону, в свой вагон, так чего его там искать было? Но я и там все, что было отворено, осмотрел. Кухню там, тамбуры, а ванная закрыта была. Заперта на ключ. То есть это я так решил, а в самом деле они там изнутри заперлись. Егорка поутру пошел ванну готовить к заказанному времени. Глядь, заперто! Но ему чего с того, он взял и открыл ключом. Это снутри защелка, а снаружи ключом открыть можно, даже если защелка.
– Да знаем мы. У нас в купе замки точно так же устроены.
– А, ну да! Егорка, стало быть, вошел и видит картину – лежит наш купец непосредственно в самой ванне.
– Что, с водой?
– Да нет. Посуху.
– Но вы же сказали, что он моется.
– Ох, не сбивайте меня. Спал наш купец в ванне. В пустой. А выглядел совершенно как мертвый. Егорка с испугу чуть шум не поднял, едва не заорал благим матом, но ума хватило меня позвать для начала. Мы с ним и начали осмотр тела. Ох! Ну и установили, что тело живое, хотя и пьяное. Он тот штоф, который с собой брал из ресторана-то, едва не досуха приговорил. Решили мы ему в лицо водой брызнуть. Помогло, глаза открыл. Ну и мы вздохнули свободно. Стали уговаривать его спать куда положено перейти, а он, как увидел, где находится, решил, что ему ванну принять надо. Краны пооткрывал и в чем был – даже сапоги снять не удосужился! – в воду забрался. Одетый, стало быть. И в сапогах. Ну да про сапоги я уже того… Так что вопрос сейчас таким боком стоит – силком его выволакивать, или пусть сам утихнет, и мы уж недвижимое тело перенесем?
– Арсений Игнатьевич! Любезный вы человек! Да отчего я должен знать, как вам поступить? Тут же нет состава преступления, купец жив и в здравии пребывает – ванны вон принимает! – стало быть, дело полностью в вашей компетенции.
– Ну да, оно само собой, что так оно и есть. Но я на всякий случай. Вдруг чего! Но раз так, пусть уж он поплещется чуток. Только вот барышню прошу в ту сторону не ходить.
– Это по какой причине? – насторожился дедушка.
– По причине репертуара! – многозначительно сказал старший проводник, успевший за эти дни выучить новое для себя слово. – Скабрезный у него репертуар.
– Спасибо за предупреждение.
– Ох ты, чуть станцию не прозевал. Заполошная жизнь пошла.
Тут мы все вместе решили выйти на перрон для разминки и ради свежего воздуха. Где посыльный и разыскал господина Еренева для вручения ему телеграммы.
– Вслух читать неудобно, вы уж сами по очереди прочтите, – сказал Иван Порфирьевич, передавая нам бланк.
Первым прочел дедушка, задумался, но ничего не сказал и передал телеграмму мне.
«По вашему запросу о личности Истомина Павла Георгиевича сообщаем следующее. Будучи студентом Императорского университета в Томске, участвовал в студенческих митингах и сходках, подозревался в связях с боевиками, в связи с чем был отправлен для проживания в Иркутск к родителям под гласный надзор полиции. Надзор был снят ввиду примерного поведения. Отец, Истомин Георгий Тимофеевич, служит в Иркутске по ведомству железных дорог и с разрешения полиции устроил сына рабочим на железную дорогу. Других достоверных сведений пока не имею. Желаю удачи. Аксаков».
– Что вы по такому поводу думаете? – спросил Иван Порфирьевич.
– Похоже, вы были правы, – первым высказался дедушка. – И похоже на то, что этот Истомин все дела и натворил.
– А вы, Даша?
Честно говоря, я не особо знала, что думать. С одной стороны, моя собственная версия событий терпела крах. С другой стороны, сведения, почерпнутые из телеграммы, не были такими уж однозначными. Вот об этом я и сказала:
– Николя Массалитинов тоже участвовал в митингах, но вскоре отошел от всего этого и, как мне кажется, это не бросает на него тень. Заблуждения молодости развеиваются.
Последние слова про молодость, прозвучавшие из моих уст, показались мужчинам смешными, но я не стала обращать внимания на их улыбки.
– С другой стороны, был и Васька Прощай, которого жизнь ничему не научила. В любом случае факты скорее против господина Истомина, чем в его оправдание. Но самый окончательный вывод делать еще преждевременно!
– Вот тут не стану с вами спорить, – согласился Иван Порфирьевич, – хотя мой опыт подсказывает, что именно Истомин и является преступником, которого мы столь тщетно пытаемся схватить. А после всей этой комической истории с купцом у нас не может быть и полной уверенности, что Истомина уже нет в поезде.
– Перешел на нелегальное положение? Или как еще говорят, ушел в подполье? – пошутил дедушка, даже не подозревая, сколько правды в той шутке заключено.
– Можно и так сказать. Так что засаду подержим еще некоторое время, а сами будем думать. А пока… Ну что, идем завтракать? Даша, вы с нами?
– С вами, пожалуй.
В тамбурах и коридорах были видны следы свежей уборки. Но не целиком, а как-то кусками. Скорее всего, подтирали воду, набежавшую с купца-купальщика, когда того доставляли на его же место.
26
С завтрака я ушла чуть раньше. Хотела было заглянуть к Маше, но поняла, что разговор у нас с ней затянется, а я ждала телеграмму от Пети, и до следующей станции оставалось недалеко. Так что лучше было быть на месте. Можно было бы и позвать Машу к нам, но и спать мне уже хотелось очень сильно. Так что по всему разговоры стоило отложить на потом.
Телеграмму принесли даже раньше, чем я ее ждала, то есть в ту же минуту, что остановился наш состав.
Я быстро ее прочитала. Похоже, Петя все успел разузнать до вчерашнего вечера и тогда же ее отправил. Решив это проверить, я спросила у человека – пожилого мужчины, а не мальчишки, как в прошлый раз, – который ее доставил:
– А как можно узнать, когда телеграмма отправлена?
– Так в ней вот тут пометка должна стоять, в какое время принята. Так в то же время, считайте, и отправлена, электричество, оно быстро бегает! – объяснили мне.
Я поблагодарила и дала чаевые.
Выходило, что телеграмма отправлена далеко за полночь! А так как это была срочная телеграмма, то передать ее должны были сразу по получении. Бедный Петя! Он весь день крутился как белка в колесе, чтобы добыть эти нужные сведения. Зато теперь мне все стало окончательно ясно. Может, какого крохотного штришка все еще недостает, но в целом все уже понятно. Только как этим воспользоваться? И если бы еще не вся эта история с железнодорожником Павлом Истоминым, которая пока никуда не укладывается, а потому очень меня смущает. Ну да ничего, придет сейчас Иван Порфирьевич, мы с ним это обсудим и уж, верно, что-нибудь придумаем.
Я еще раз прочла телеграмму:
«Здравствуйте, Даша. Вы оказались правы: господин Соболев много раз бывал в Шанхае по делам банка. К тому же и господин Сидоров с ним там бывал, и мне это кажется важным. Удалось также узнать некоторые другие обстоятельства, которые могут вам пригодиться.
По возвращении из последней поездки в Шанхай с Соболевым произошли две истории. Сначала дома он странным образом пришел в сильнейшее волнение после того, как сам открыл коробку с чаем, до которого он был большой любитель. Коробка, привезенная им из поездки, была рассчитана минимум на фунт чая, но в ней оказалось его намного меньше. Но вряд ли его взволновало это. Полагаю, что в коробке было что-то кроме чая.
Вторая странность произошла после прочтения им газет. Тогда также было большое и неоправданное волнение и отказ отвечать на расспросы. Сразу после этого он изменил свои планы и решил раньше времени выехать в Петербург.
Постараюсь узнать, какие газеты он читал и чем именно было вызвано столь сильное потрясение».
А дальше было еще много приятных слов, никакого отношения к делам не имеющих. Стоила такая телеграмма очень дорого, Петя, верно, все свои карманные деньги на месяц вперед истратил. Его отец сына очень любил, мало в чем отказывал, но в карманных деньгах для воспитательных целей слегка ограничивал. Так что, бедный мой Петя, про сладости вам придется забыть! От этой мысли мне самой захотелось сладкого, просто до жути захотелось. И я в один присест съела полкоробки конфет, по счастью оказавшихся рядом. Но мне и этого показалось мало. Верно, правду говорят, что если приходится много думать, то всегда хочется сладкого! А не пойти ли мне в ресторан, пока там еще дедушка и Иван Порфирьевич? Или сюда что-нибудь заказать? Я уж собралась нажать кнопку звонка, потому что остановилась на последнем решении, как в дверь постучали. Я подумала, что это как раз дедушка и Иван Порфирьевич вернулись, но все равно спросила, кто там. Оказалось, что это Даша Штольц.
– Даша, – сказала она. – Я тут шла из ресторана, и меня попросили передать, что господин английский журналист желает тебя увидеть. Вроде у него что-то интересное для тебя есть. Чур, потом расскажете!
Я поблагодарила, Даша ушла. Может, мистер Фрейзер нашел еще что-то интересное в своих газетах? Он их покупает на каждой станции, но читает беспорядочно, может отложить свежий номер и приняться читать непрочитанный старый.
А! Все равно я в ресторан собиралась, по пути загляну к мистеру Фрейзеру.
Не подумайте, что я отправилась совершенно беспечно. Нет, осторожность я соблюдала. Сперва я пристроилась за проводником из первого класса да и то постоянно выглядывала из-за его спины. Так мы и добрались до отделения проводников в первом классе.
Я очень осторожно выглянула в тамбур и еще осторожнее в тамбур следующего вагона, а оттуда в его коридор. В коридоре было несколько человек. Ближе ко мне стоял спиной мужчина, которого я сначала даже приняла за мистера Фрейзера, так он был похож фигурой да и стоял напротив того купе, где ехал журналист.
Чуть далее две дамы разговаривали с датчанином Клаусом Йенсеном. Слов слышно не было, но женский смех долетал отчетливо. Я вошла в вагон, и почти сразу мужчина обернулся в мою сторону. Собственно говоря, я уже и раньше догадалась, что это не англичанин и что это вовсе мне незнакомый человек, из чего могло следовать лишь одно – это тот пассажир, что сел в поезд недавно. Так что незнакомое лицо меня ничуть не удивило. Длинное лицо, волосы причесаны с бриолином, губы пухлые. Усики того фасона, что мне жутко не нравится – тоненькие, будто у дамы какой выщипанную бровь украли и на губу приклеили. Незнакомец бросил взгляд на меня, потом по сторонам, хотя смысла в том и не было, ну что он мог увидеть, кроме дверей по одну сторону от себя и окон по другую?
– Добрый день, сударыня, – вежливо поприветствовал меня мужчина, не делая при этом попытки уступить мне дорогу. – Не за вами ли посылал мой попутчик, мистер Фрейзер? Так он ждет вас.
Незнакомец расплылся в самой широкой улыбке, на которую оказался способен, блеснув при этом золотым зубом. Не дожидаясь моего ответа, он распахнул передо мной дверь, тем самым скрыв меня от других пассажиров, и не очень любезно, зато сильно и резко втолкнул в купе.
27
Утром оказалось неожиданно много времени до прибытия поезда. Петя решил его не терять и разобраться, что за газета произвела на господина Соболева такое сильное впечатление. Поначалу Петя сходил к Ивану Парфеновичу, благо тот был в доме.
– Эх, как же я такое важное упустил вчера! – запричитал кучер. – А ведь был разговор про то, когда это случилось! Сейчас только и вспоминаю, будто говорили, что сразу после этого он и засобирался в столицу-то.
– Спасибо, думаю, и этого вполне достаточно, – поблагодарил Петя.
Сначала он хотел просто пойти в библиотеку и полистать нужную газету, но вскоре пришел к мнению, что гораздо полезнее будет встретиться с журналистом господином Вяткиным.
Тот странным образом совсем не удивился Петиному звонку и просьбе встретиться, словно ждал и такого звонка, и такой просьбы.
Как бы то ни было, но через десять минут гимназист Макаров был в редакции газета «Сибирская жизнь». В кабинете Григория Алексеевича через раскрытое окно пахло шоколадными конфетами, потому что окно это выходило на двор Второвского пассажа, где, помимо прочих строений, размещалась и кондитерская фабрика этого купца.
– А вот позвольте мне, Петр Александрович, угадать о цели вашего визита? – сказал корреспондент «Сибирской жизни», усаживая гостя на стул.
– Да мне кажется, что вы уже догадались, – сказал в ответ Петя. – Уж больно мало вопросов вы задали, когда я просил вас о встрече.
– Ну никак с вами сюрпризы не удаются, – засмеялся Вяткин. – Хорошо, не будем дальше в игры играть. Вот извольте прочесть.
И протянул Пете два выпуска газеты «Сибирское обозрение», уже сложенные таким манером, чтобы нужные заметки были на самом виду. Петя быстро прочитал, что газета писала о страшном преступлении в Шанхае, и тут же спросил:
– Так вы, Григорий Алексеевич, полагаете, что тот посетитель, что последним был у… – тут ему пришлось заглянуть в газетный лист, чтобы не переврать фамилию, – у господина Полякова, и есть наш господин Соболев?
– Полагаю. А еще я полагаю, что смерть этих двух банкиров – звенья одной цепи. Скорее всего, при их последней встрече господину Полякову было передано нечто такое, ради чего и приходили бандиты в Шанхайский банк. Ну и раз мне такая мысль пришла в голову, то уж заинтересованным лицам она пришла в головы много раньше. Ну что? Угадал я цель вашего визита?
– Угадали!
– Польза от нашей встречи есть?
– Еще какая!
– Ну а вы со мной поделитесь чем?
– Куда ж мне теперь деваться, поделюсь.
Петя коротко рассказал, что ему стало известно.
– Вот даже как! – воскликнул журналист, выслушав своего гостя. – Выходит, я не просто здравое предположение сделал, а попал в самую точку!
– Попали, Григорий Алексеевич, попали. Но как?
– То есть вы желаете спросить, почему мне в голову пришла идея сопоставить эти две смерти и связать одну с другой? Дело в том, что работа журналиста в чем-то схожа с работой сыщика. Нужно не только найти интересные для читателя факты, но и верно их преподнести. Я в свое время писал об открытии в Томске отделения Восточного банка. Позже о его деятельности по строительству железных дорог. Потому и знал о поездках господина Соболева в Шанхай. Ну и само собой знал, что он едет в том же поезде, что и Дарья Владимировна. Видел его, когда мы провожали наших артистов, и даже парой слов с ним перебросился. Ну и заметки эти я также читал, мы их даже перепечатать хотели, но отказались по ряду причин. Ну и как только пришло известие о его гибели, у меня в голове и защелкало про одно, про второе и про третье. Вот я вчера вечером и полез эти газетные материалы перечитывать. Утром задумался, стоит ли своими выводами полицию беспокоить, и тут ваш звонок.
– Мне кажется, что полицию все же стоит побеспокоить. Михаил Аполинарьевич этим делом хоть и неофициально, но занимается. Ему будет интересно про ваши выводы услышать.
С Никитой они встретились недалеко от станции минут за двадцать до прихода поезда.
– Я тут уже прошелся, Сидорова пока не видно, – доложил Никита, первым сюда прибывший.
– Давай мы с тобой навстречу друг другу ходить станем, – предложил ему Петя. – Я направо вокруг вокзала, ты – налево. Встречаться и информацией обмениваться станем не на перроне, а здесь, на площади.
– А чего это ты направо, а я налево? Все самое лучшее себе забираешь! – засмеялся Никита, но больше ничего не сказал и пошел влево.
Они трижды не спеша прошли по кругу, пока не объявился Сидоров. Объявился как раз между ними, когда они были в двадцати шагах друг от друга. И сразу пошел на перрон, где уже ударили в колокол, извещая о подходе поезда. Следить в толпе, собравшейся встречать поезд, было и легко, и трудно. Трудно, потому что объект все время скрывался за спинами людей, просто – потому что самим не нужно было скрытничать.
Пассажир, которого встречал Сидоров, прибыл третьим классом. Налегке, без багажа. И пассажир этот подтвердил худшие Петины подозрения, потому как явно принадлежал к преступному миру. Так вот с ходу Петя сейчас не смог бы объяснить, почему он сделал такой вывод, едва глянув на гостя господина Сидорова. Но был уверен, что вывод этот правильный.
Оба, и прибывший, и встречавший, вышли на площадь, взяли извозчика и покатили в сторону Бульварной улицы. Петя с Никитой отправились следом.
– Если они вдруг разделятся, мне за кем идти? – задал очень здравый вопрос Никита.
– А тебе за кем интереснее?
– За приезжим, а то этот Сидоров мне уже надоел.
– Хорошо, только если он в какие места подозрительные отправится, ты за ним лучше не ходи.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие!
Но разделяться им не пришлось. Коляска с Сидоровым и его гостем подкатила к трактиру Портнова на Еланской, седоки расплатились с извозчиком и прошли в трактир. Петя тоже отпустил своего извозчика.
Они переговорили на все возможные темы, а из трактира никто так и не вышел. То есть не только их объекты, но и вообще никто.
– Это сколько же времени нужно, чтобы позавтракать? – спросил Никита. – Давай-ка я загляну в заведение, посмотрю, чем они там занимаются, если, конечно, уже не удрали через черный ход.
– Давай сначала глянем, есть ли тут выход на другую улицу, хотя это нужно было с самого начала сделать.
Он прошел через ворота во двор. Из трактира выход во двор само собой имелся, но вот со двора можно было выйти только через эти самые ворота, что все время были в поле их зрения. Петя облегченно вздохнул: это надо же было такую примитивную ошибку совершить! Хорошо, что все обошлось.
– Должны все еще в трактире сидеть, – сказал он Никите, – оттуда никак иначе как мимо нас не выйдешь.
– Так я загляну? Заодно квасу выпью.
– Квасу и я бы попил. Только вдруг кто из учителей увидит?
– Да уж, гимназист в трактире! И хорошего нам ждать не придется. Но я все равно зайду. А ты присмотри, если кто из учителей или просто знакомый появится, ты мне махнешь. Я, перед тем как выйти, в это окошко гляну.
Вернулся Никита через пять минут.
– Слушай, да они там напились, как свиньи! Особенно приезжий! Не вижу смысла за ними следить, раз они лыка не вяжут.
– Давай уж дождемся, пока выйдут, и проследим, куда отправятся. Чтобы знать, где их потом искать.
Еще через полчаса не выдержал уже сам Петя.
– Ладно. Пойду гляну, что там творится, заодно тоже квасу попью. Если они тут загулять решили, так не ждать же целый день? Квас-то тут вкусный?
– Хороший квас и в нос шибает.
Квас действительно был хороший, холодный и шипучий. Сразу, залпом не выпьешь, так что у Пети была возможность осмотреться. Их объекты были единственными посетителями – это вскоре обед, тогда народу прибавится, а пока пусто – сидели они за дальним столиком. Как ни странно, но Сидоров Пете пьяным не показался, а вот его гость уже точно, как сказал Никита, лыка не вязал. Более того, Сидоров старательно подливал ему в стопку, а сам свою, не притронувшись к ней, всякий раз ставил на стол полной. Петя поставил пустую кружку на стойку и собрался выходить, когда Сидоров крикнул:
– Человек! Получите с нас!
– Сейчас выйдут, – только и успел сказать Петя товарищу, как их преследуемые появились на улице.
Сидоров почти тут же остановил извозчика, но пока усаживал своего компаньона, появился следующий, и ребятам не пришлось нагонять отъехавший экипаж. Да и дальнейшая слежка не была долгой и завершилась в самом неожиданном месте – у дома полиции.
Петя с Никитой даже растерялись и забыли сказать вознице, чтобы остановился. Так и проехали до угла. Пока рассчитались, пока выбрались, оба их объекта исчезли из виду. Но тут из-за дверей полиции раздался шум, ребята, не задумываясь, заглянули за двери полицейского учреждения, где на них никто и внимания не обратил, потому что приехавший два часа назад пассажир пытался устроить дебош. Но его все же утихомирили и проводили в кутузку. Сидоров, стоявший все это время в стороне, вытер со лба пот и обратился к полицейскому:
– Так мне к кому прикажете обратиться? А то дело-то серьезное, про убийство.
– А вас, уважаемый, сейчас проводят, там и расскажете. А вам, господа, что угодно? – повернулся полицейский к гимназистам.
– Нам? – переспросил Петя. – Мы хотели узнать, здесь ли сейчас Михаил Аполинарьевич? Или следователь Аксаков Дмитрий Сергеевич?
– Михаила Аполинарьевича нет. А господин Аксаков, полагаю, сейчас вот с этим господином беседовать станет.
– Ну так мы позже придем, – сказал Петя, и они поспешили выйти на улицу.
– Ты смотри, Петя, Сидоров-то своего сообщника в полицию сдал! Видать, не такой он плохой человек, каким мне казался.
– Скорее всего, так и есть, – согласился Петя. – Ну что, по домам или погуляем?
– Погуляем. Эх, столько времени зазря потратили!
– Не скажи, польза от нас и нашей слежки есть.
– Да какая польза? Два дня за этим Сидоровым ходили, чтобы узнать что-то, за что его в полицию сдать можно. А он сам в полицию пришел.
– Но могло и по-другому получиться?
– Могло, наверное.
– И тогда бы мы точно помешали новому преступлению.
– Так не помешали же! Ладно, чего теперь спорить. Ты хоть сможешь узнать, что тут сейчас происходит? – кивнул Никита на окна полицейского управления.
– Смогу.
– Так мне рассказать не забудь. А то я с тобой больше в сыщики играть не стану.
Тут Петя от души рассмеялся.
– Ох, Никита! Тут помимо нас сыщиков набралось. И наш Антон Парфенович здорово помог, и господин Вяткин. Скоро полгорода сыщиками станут.
Прогуливаясь, они дошли до телеграфа, и Петя отправил Даше очередную депешу.
28
Я споткнулась о порог и буквально налетела на столик. Стакан с чаем полетел в одну сторону, какую-то английскую книгу с неразрезанными страницами и нож для бумаги я столкнула на диван. Чай вылился на мистера Ю, сидевшего на стуле. До этого момента он сидел невозмутимо, положив руки на свою трость, но тут вынужден был вскочить и даже запрыгал – чай был горячим.
Я повернулась к обидчику и зашипела ему в лицо:
– Вы, сударь, невежа! Кто позволил вам толкать девушку!
– Ой, какие мы нежные! – процедил сквозь зубы мужчина, скривил губы и собрался добавить еще что-то, скорее всего ругательство, но был остановлен.
– Молчать, – тихо произнес мистер Ю, утирая ноги огромным шелковым платком. Надо отдать ему должное, одним словом он нагнал страха и на меня, и на своего сообщника.
– Ой, мистер Ю, простите великодушно, я вас нечаянно облила!
– Сидите здесь, – обратился он ко мне, указывая на место на диване ближе к окну. В углу дивана у самой двери сидел английский журналист. Со связанными руками, с кляпом во рту. На верхней полке под одеялом лежал его попутчик – настоящий, а не тот самозванец, что втолкнул меня сюда. От возникшего шума он немного вздрогнул, но не издал ни звука, так что можно было с уверенностью сказать, что он тоже был связан и про кляп для него не забыли.
Я недоуменно пожала плечами, но исполнила просьбу-приказ корейского предпринимателя. То есть села на указанное место, надула губы и стала расправлять подол. При этом нож для бумаг оказался подле моей правой руки, но он был скрыт краем подушки. Не бог весть какое оружие, но в умелых руках…
Сказать по правде, я увидела здесь именно то, что и ожидала. Разве что был маловероятный шанс, что вместо мистера Ю или вместе с ним окажется Павел Истомин, но шанс этот был уж очень маловероятным. Споткнулась я или сделала вид, что споткнулась, тоже самостоятельно. И со стола все сбросила безо всякой нужды, просто мне очень хотелось сразу подпортить подготовленный преступниками план действий, хотя бы на время сбить их с толку, вывести из себя. Преуспела я в этом не много, ну да уж как получилось.
Еще только увидев лицо нового пассажира, я стала догадываться, что он собой представляет. За свои многочисленные визиты в управление полиции я там таких типов насмотрелась во множестве. А как он представился попутчиком мистера Фрейзера и его соседом по купе, догадалась и об остальном. О том, что никак он не может быть этим попутчиком, прежде всего. О том, что не только мы умеем засады устраивать, что и на нас засада заготовлена. Как там у Шекспира? Подкоп под их подкоп? Да и приторный запах папирос мистера Ю был ощутим даже в коридоре. Отчего засаду приготовили именно для меня? Очевидно, посчитали, что глупую девчонку проще будет поймать в расставленные сети. Так извольте, получите вашу глупую девчонку. Сижу, слезы в глазах, губы кусаю. На лице должно быть полное отсутствие соображения. Не переиграть бы! Пожалуй, стоит хоть как-то отреагировать на окружающую обстановку. На связанного журналиста, например. Да и его нужно подбодрить, раз пришла сюда. Именно что пришла, а не силой меня затащили. Этого длинноногого увальня с золотым зубом и револьвером, всунутым сзади за брючный ремень, я бы легко оставила не у дел. Но что стало бы с мистером Фрейзером и его попутчиком, если бы я сбежала? Кто знает? Вот и пришлось рисковать и по собственной воле лезть в западню.
Я сделала вид, что слеза вот-вот покатится у меня по щеке, и приподняла голову, чтобы не дать ей покатиться. Потом глянула в окно, повернулась в другую сторону и воскликнула:
– Ой! Здравствуйте, мистер Фрейзер. Сразу вас не заметила, вот и не поздоровалась. А зачем вам руки связали? Мистер Ю, прекратите безобразия! Развяжите мистеру Фрейзеру руки! Ах так! Тогда я сама.
И тут же потянулась к журналисту и начала развязывать. Долго этим заниматься мне не дали, да я и сама не собиралась развязывать его полностью, но ослабить узел я успела. Кажется, господин журналист посмотрел на меня с пониманием. О боже, надо же, какая огромная шишка у него на лбу! Интересно, кто это его? Кореец своей тростью или усатый рукоятью револьвера?
Усатый больно дернул меня за плечо и отшвырнул на прежнее место.
– Сиди, дура, и не дергайся!
– А чего вы грубите! И толкаться перестаньте! Я на вас пожалуюсь!
Усатый замахнулся, но кореец снова его остановил и в этот раз даже прикрикнул:
– Оставить в покое! Стой под дверь.
Он закончил вытирать промокшие брюки, сложил свой платок, закурил новую папиросу. Все это не спеша, подчеркнуто спокойно. Но глаза, часто при былых встречах превращавшиеся в щелки, из которых лучились улыбки, стали совершенно черными, не сразу разглядишь, где кончается зрачок. Тяжелый получался взгляд, неприятный.
– Я буду спрашивать, вы – ответчать. Понятно сказал?
Кажется, ему и в самом деле не получалось некоторые русские слова произнести с ходу и целиком. Но это было сейчас самым несущественным.
– Да что тут непонятного? Вы спрашиваете, я – отвечаю. Я спрашиваю, вы – отвечаете. Так?
– Пусть так! – неожиданно не стал спорить мистер Ю. – Слушайте вопрос. Что нашли в том купе?
– Да откуда мне знать? Я вовнутрь не заглядывала.
– Не так. Не что внутри, что нашли?
– Пакет! – сказала я, раз уж не удалось отвертеться от прямого ответа, пришлось высказывать догадку.
– Что на нем написано?
Хороший вопрос, тут бы с ответом не промахнуться.
– Не знаю, я по-вашему читать не умею.
Не знаю, в яблочко или не так точно, но в мишень я попала. Я решила воспользоваться молчанием мистера Ю.
– Теперь я спрашиваю? – спросила я и, не дожидаясь согласия, выпалила свой вопрос. – Иван Порфирьевич говорил, что вы ночью где-то рядом прятались. Так мне интересно знать, где?
– В тамбуре, – мой собеседник решил, что лучше отвечать на ничего для него не значащие вопросы, а в обмен получать и мои ответы.
– А вот и неправда. Я вам правду говорю, а вы меня обманываете. Мы в тамбуре смотрели. Вас там не было.
– Я вышел… Как сказать? Из вагона вышел на крышу и вернутся к себе.
– Через окно?
Полная глупость этого вопроса даже привела корейца в замешательство.
– Мой черед спрос… спрашивать, – не стал отвечать он. – Куда дели пакет?
– Так в шкатулку заперли.
Мистер Ю кивнул.
– Шка-тул-ку, – по слогам проговорил он плохо знакомое слово, – куда дели?
– Старшему проводнику отдали на сохранность. Там у него несгораемый ящик есть, так что если вам она нужна, то теперь вам ее не достать!
Несгораемый ящик не произвел на мистера Ю ни малейшего впечатления. Зато усатый тип подал голос:
– Яйцо, стало быть, в зайце, заяц – в утке, утка – в сундуке, сундук – на дубе!
– О чем говоритьте? – не понял его босс.
– Пардон, это у нас сказка такая есть. Про Кощееву смерть. Рассказать?
Кажется, не я одна тут полную чушь несу. Правда, и усатый понял, что сказал несусветную глупость, и умолк.
Мистер Ю закончил курить, вынул из своего длиннющего мундштука папиросу и тщательно загасил в пепельнице. Сделал рукой движение, будто хотел поправить галстук, но галстука на месте не было. Так вот чем они руки англичанину связали, а я-то думала, что это за шелковая лента и откуда бы ей здесь взяться. Я скосила глаза на журналиста. Он ослабил узел еще больше, но ему вполне достало сообразительности, чтобы не развязаться окончательно. Пришлось чуть дернуть головой, показывая, что спешить все еще не следует. Кажется, он понял.
Мистер Ю продолжал пребывать в раздумьях, а давать ему спокойно размышлять в мои планы не входило.
– Мистер Ю, раз вам тот пакет так нужен, хоть скажите, что в нем такого?
Ответом меня не удостоили. Кореец встал со стула, взял в руки трость. А ведь не простая это трость! У него в руках кажется невесомой, но я припомнила, как гулко она стучала о доски перрона. Может, внутри железо или свинец? Нет, с таким противником связываться не стоит. Жаль, что и засаду нашу мне не предупредить. Ведь именно туда собирается наш милый мистер Ю. А то куда же еще!
– Я пойду. Вы все оставайтесь здесь, – произнес мистер Ю, вроде как обращаясь ко всем нам и вроде как считая нас всех равными. – Не вернусь через полчаса, ты можешь уйти.
Последние слова были сказаны уже конкретно усатому бандиту, мистер Ю для полного понимания ткнул его в грудь пальцем.
– А этих куда?
– Все равно будет. Но сейчас не трогай. Вдруг еще нужны после? Посмотри за дверь.
Усатый выглянул и тут же шагнул в сторону, уступая дорогу мистеру Ю. Прежде чем выйти, тот даже пошутил.