Некроманты, алхимики и все остальные Алексеева Яна
– Но тогда – да, испытание очень важно. Ведь такие решения… о совместных действиях… принимаются на Большом совете. И право ваше надо будет доказывать им всем. – Я улыбнулась. – Но удача точно на нашей стороне.
– Почему? – Кэрдан склонил голову, тени четче обозначили запавшие щеки, острые скулы.
– Мы ведь еще живы…
– Как бы это ни было странно, – согласился супруг. – Что теперь ты скажешь?
– Возможно, решение не будет принято. То, что нужно вам. Потому что есть Иттинар, саеш Черной Жемчужины, племянник и проигравший соперник…
– На этот счет, – по губам мужчины скользнула хищная усмешка, – у меня тоже кое-что есть. Его, едва только Раттиар взглянет на бумаги… как это называется?
Он демонстративно сжал пальцы, будто кого-то душа.
– Отрекутся от него… да? А не было ли это слишком рискованно, вот так, в одиночку…
Ведь многим эта сделка, если она состоится, встанет поперек горла. Поэтому мне – страшно. И ничуть не стыдно оттого, что коченеет сердце и где-то в глубине души леденеет ярость.
– Я десять лет на Ожерелье… торговлей занимаюсь.
Отвернувшись, принялась считать звезды, мерцающие на черном бархате неба. Торговлей… Там, на Чужом, опасном и сумрачно-скалистом острове, где разрешено приставать чужим кораблям, полно контрабандистов, вольных авантюристов и прочего сброда. Есть и ронийские шпионы, выходит. Мне немножко смешно. Какие бы ни были на Ожерелье тайны, все они теперь откроются миру. Ведь саеш Тьелегрин должен знать, что происходит на вверенной ему территории и далее… ведь шпион должен доложить своему командиру о происходящем, ведь посол… расскажет государю о результатах переговоров… Возможно, что-то изменится на островах.
– Спать, – говорю я, поднимаясь с колен, опустошенная, – спать. Все прочее – завтра.
Мужчина согласно кивнул.
Дни и ночи, бегущие вместе с леккой, слились в единое расшитое серебром полотно. Бархатные звездные ночи, соленые брызги дней, тихие разговоры и непрерывный надрывный стон корпуса. Попутный теплый ветер, безлюдные скалы, поросшие мшистым кустарником, и серебристо-синее волнующееся полотно моря. За четыре дня путешествия мы не увидели ни одного корабля. Только на горизонте промелькнули пару раз косые белые паруса. И хорошо… Кого бы мы могли встретить сейчас? Только противника.
А ночевки вполглаза на палубе из боязни пропустить момент, когда надколотая скорлупа корпуса окончательно развалится, не самое страшное, что могло случиться со мной. Это моя забота и моя обязанность, как капитана, довести «Красту» до места назначения и высадить пассажиров целыми и невредимыми. Ну а то, что в таковых числятся сейчас матросы и саеш Тьелегрина, для моей морской ипостаси значения не имеет. Таковы правила. Как саеш и сеамни непогрешимы на суше, так капитан – на море.
Я знаю, что еще одного такого рывка мы можем и не выдержать. Очередная ловушка, бесполезная попытка убежать – и все… До земли мы не дотянем, и никаких абордажей не понадобится. Сами затонем… Вот будет бесславный конец для единственной в Ожерелье лекки с Крыльями! Между прочим… в конструкцию надо внести изменения, с учетом того что скорость, теперь я знаю на деле, куда выше той, на которую рассчитаны блоки и рама.
И хорошо, что, прорвавшись через морийскую сеть, мы здорово отклонились от прямого курса и подбираемся к столичной бусине совсем с другой стороны. Нас ждут, да… Наверняка. Но не от скальной гряды, огибающей острова и служащей дополнительным щитом от нападения с океана.
С мачты, вцепившись в гудящие от напряжения канаты, я всматривалась в серую, вырастающую на горизонте гряду. Чуть ниже, неслышно скользя в вечернем сумраке, троица матросов меняла паруса, заменяя белоснежную ткань на жемчужно-серую, сливающуюся с мрачным, тусклым и каким-то безжизненным морем. Небо было затянуто облаками, ровный ветер нагонял с горизонта черные грозовые тучи. Только белая пена у подножия скал разнообразила затягивающую сознание глубину, вместе со скалами разделяя мир надвое. Но предаваться созерцанию мира было некогда. Соскользнув вниз, заняла место у штурвала.
– Нам снова держаться? – тихо прошептал на ухо Кэр, осторожно касаясь моих волос.
Он стоял рядом, вполне уверенно держась на ногах. Сощурив глаза, мужчина созерцал врага, с которым не имел возможности сразиться и победить. Напряжение и бессильная злость проступали на лице, в крепко сжатых, побелевших губах. Отступив на шаг, он оперся на перила, пережидая неожиданно накативший приступ слабости. В такие моменты сквозь загар на лице его проступала нездоровая серость. Яд айров уходил из его тела, но медленно, хотя я старалась выдерживать режим приема противоядия. Ощущать себя балластом, бесполезным грузом – тошно, понимаю. Он человек действия, но сейчас… Что он может сделать сейчас?
– Да, мой господин, но мы пойдем очень-очень медленно, как водяная рысь, таящаяся в засаде. – И глухо приказала, мысленно отдавая благодарность серому, затянутому облаками небу: – Убрать паруса, кроме маскировочных!
Тихий голос прогулялся до гряды и обратно, пробился сквозь шум волн, потревожив птиц. Те с криками поднялись в воздух, белыми молниями разметавшись над скалами.
– Тир, Ран, на нос с глубиномером. Каждую лею промеряйте. Тишина.
Лекка скользнула вдоль каменных отрогов, повинуясь рулю. Чуть отвернув, прошла боком… Дальше, у скал, в воздухе стояла влажная пелена от постоянно бьющихся о скалы волн. Трудно понять, есть ли проход.
– Две дюжины, свободно. – Это Тир, подняв руку, тихо отсчитывает узлы у сброшенной за борт веревки с грузом. Ран, нервно отирая пот со лба, медленно выбирает канат из воды. На его смуглой коже выступили кристаллики соли.
Корпус дрогнул под напором течения, жаждущего уволочь нас на камни, в пенный водоворот. Паруса хлопнули, прижимаясь к мачтам. Резко вывернув влево, отчего лекка дернулась, вспенила за бортом серые барашки.
– Дюжина и семь, свободно…
Всматриваясь до рези в глазах в череду серого, черного и темно-зеленого, позволяю «Красте» двигаться по инерции. Буруны, водовороты, чуть прикрытые слоем колеблющейся воды острые камни. Ну же…
– На четыре тяжа затянуть, – тихо, стараясь не вспугнуть обитателей скал.
Трое свободных матросов, замерших бронзово-серыми статуями, мгновенно ожили, заставляя паруса расправиться и вновь чуть выгнуться под напором вечернего ветра, гуляющего без направления то вдоль, то поперек гряды.
– Дюжина и шесть, дно.
Для боевых кораблей здесь прохода нет, а мы… мы проскочим.
Вот здесь…
– Дюжина и три, дно поднимается.
Поворачиваем… не туда, где в просвете меж двух приметных, черных с белыми прожилками скал виднеется тихая заводь. Там вода мелко-мелко рябит, а инстинкт капитана просто вопит об опасности. Дальше, в буруны, закручивающиеся среди отполированных серых валунов, к подножию отвесной, гладкой стены, заросшей серо-зеленым мхом.
За полторы сотни лей от гряды «Красту» начало качать. Вверх, вниз, вправо, влево, носом, боком, вниз, кормой… И вновь, и вновь. Носом и вправо, от торчащих среди пены камней, вправо, сквозь пенный лабиринт, едва не снимая стружку с левого борта.
– Внатяг паруса, – перекрывая шум волн, приказала я.
Боковой ветер понес нас вперед, вбросив в сильное течение. В воздухе поднялся мелкий водяной туман.
– Дюжина и два… – донеслось до меня сквозь свист ветра и рев волн.
Вправо, влево, влево, вправо… штурвал вертелся, дерево едва не дымилось под пальцами, руки дрожали от напряжения. Еще вправо, и ветряной вихрь едва не притиснул «Красту»…
– Шесть, и поднимается! – В голосе Тира мне послышалась паника.
Мельком оглянувшись на Кэра, поразилась его бледности. Стиснув пальцы на ограждении, он не отрывал взгляда от приближающихся скал.
Вправо, с силой налегая на рукоять, еще! Ну же…
Полсотни, три дюжины. Почти ложась на борт и едва не черпая парусами воду, проскочили странные трезубые вилы.
Влево! Камни… гладкий чешуйчатый хвост, веера плавников. Хлестнув по волнам, длинное темно-зеленое тело исчезло среди волн. Благословенны будьте, морские боги!
– Десять лей…
Лекка влетела в узкий сумрачный проход. Треск… нависающий кусок скалы задел мачту, сшибая одну из рей. Запуталась, повисла на канатах. Гул и рев, отражаясь от темных скал, заметались следом за нами. Из стороны в сторону, едва не врезаясь, ныряя носом…
Сдирая кожу на ладонях, вцепилась в штурвал. Корабль мотало и трепало, камни, если я не успевала реагировать, едва не проламывали борта. А успевала я далеко не всегда. Две дюжины лей всего пролива… Надо пережить.
– Багры держать! – заорала, заметив впереди водоворот, выворачивая штурвал и уже силой притискивая «Красту» левым бортом к скалам.
Мачты затрещали.
Двое схватились за шесты, смягчая удар. Шум воды заглушил треск ломающегося дерева. От удара меня швырнуло на палубу. Левое плечо пронзило болью. Стиснув зубы, вцепилась в спицы рулевого колеса и поднялась, краем глаза заметив проносящуюся мимо черную, бурлящую тиной воронку.
– Десять, поднимается, – сквозь туман добрался до меня крик с носа.
Нырнув в волну, промчавшуюся по палубе и оставившую везде, где только можно, ошметки водорослей, выскочили из щели. И тут же, не жалея рук, влево.
– Все паруса на десять раскрыть, – приказала, даже не удосужившись проверить, не остался ли кто за бортом.
Впрочем, все на месте. И уже работают, сбрасывая ошметки дерева на палубу.
Течение вышвырнуло лекку на серо-зеленые просторы Малого моря. Раскрывшись, маскировочная ткань хлопнула, натянулась, ловя новый, свежий ветер. Встречная волна вновь окатила водой палубу. Кэрдан за моей спиной медленно опустился на палубу, шумно отфыркиваясь и переводя дыхание.
Прошли, мы прошли, оставляя позади… Сколько мгновений это заняло? Я обернулась. Скалистые отроги, укрытые белой пеленой брызг, пенные водовороты, серо-бурые хребты, среди которых таились подводные твари. Теперь – только вперед!
Ночь медленно укутывала море, сквозь облака едва заметно просвечивало багровое закатное солнце. Всего-то ничего времени прошло… страх медленно отступил, навалилась усталость. Плечо ныло, ладони саднило, по телу пробегала нервная дрожь, впрочем, это скорее от холода, медленно пробирающегося под промокшее насквозь платье.
– Ран, наводи порядок на палубе, рулевой – на место, – вздохнув, приказала я, перекладывая штурвал. – Паруса убрать на пять.
Протяжно застонав, слившаяся с темнотой лекка легла на новый курс – прямо на Жемчужину. Теперь отдых, и уже на рассвете мы войдем в Горловину. Оставляя кровавые пятна на досках и леерах, помогла подняться Кэрдану и, обняв его, на подгибающихся ногах ввалилась в каюту.
– Тихо, как водяная рысь? – прошептал он мне на ухо.
– Легко, как пушинка, – кивнула, почти падая на кровать.
И хрипло рассмеялась, окончательно расслабляясь. Ненадолго…
Всего две малые клепсидры откапали, и я вновь вышла на палубу, оставив Кэра мрачно переживать собственную бесполезность над кубком противоядия.
Ничего, недолго ему осталось отдыхать. Дальше, на земле, без него никак не обойтись.
Слизнув с губ терпкий вкус короткого поцелуя, прошла на нос. Ни единая звезда не нарушает темноты, сквозь которую призрачным ветром несется корабль. Только тонкая полоска рун чуть светится вдоль борта, бросая блики на воду. Серебристые пенные барашки скрываются под корпусом, поющим тревожную, нервную песню. Сколько парусов мы сможем еще поставить? От силы пять… Ничего, это утром.
Команда отдыхает. Только Тир глядит бессмысленно куда-то в пространство. Это иллюзия. Он замечает каждое мое движение и, когда я поднимаю левую руку, послушно поворачивает штурвал, меняя галс. Паруса хлопают, но вновь ловят ветер, когда дежурный матрос подтягивает веревки.
Ночь ведет меня, ночь и инстинкт, которому не нужны звезды и карты. Здесь – точно не нужны, потому что фарватер и глубины у столичной бусины любой капитан заучивает наизусть.
Теперь мы прокрадемся вдоль скалистого, поросшего колючими кустами безлюдного берега, мимо белеющих в темноте мелей и светящихся в темноте колоний алых кораллов.
Нависающие над морем тучи ничуть не давят, хотя воздух необычно сильно насыщен пряно-соленым ароматом. Это море, перегнившие водоросли, используемые в качестве удобрения на полях и в садах, и пыльца лассий, пурпурных цветов, символов смерти, растущих только на Жемчужине. Оседая на губах, запах заставляет невольно облизываться… Легкий ветер, неся нас вперед, еще и рассказывает, каков был урожай, сколько земли освоили на берегах и где была пролита кровь… Неожиданно накатывает тошнота, и, зажав рот губами, я глубоко вдыхаю, так, что горло обжигает ветром. Закашлявшись, свешиваюсь за борт, вцепившись в уцелевшее перильце, сплевываю скопившуюся во рту горечь. Выпрямившись, пережидаю головокружение и усаживаюсь на палубу.
Рассеянно глянув на клубящееся тучами небо, признаю, что завтра, возможно, случится гроза. Ветер согнет деревья, срывая с них плоды, а с крыш домов – яркую черепицу, и хлесткие струи дождя зальют землю, наполнят пересохшие водоводные каналы. Это будет сильная буря, шепчет мне легкий бриз. Завтра, к полудню, когда все так или иначе решится… Совершенно не о том думаю…
– Убрать третий, – выпрямившись, командую я.
Светлой тенью на фоне принявших цвет неба парусов скользнул наверх Нарин, самый молодой матрос в моей команде, вечно веселый дамский угодник, умудряющийся сохранять хорошие отношения и с прошлыми, и с нынешними своими подружками. Наверное, это его задорная улыбка… Даже на меня действует порой, и я отпускаю его раньше, чем прочих. Хороший парнишка, но недолго ему бегать на свободе осталось: внучка жреца, Лирна, положила на него глаз.
Предвестников рассвета, взблескивающих серебристой чешуей перед носом лекки, я так и встретила: сидя на бухте каната, слушая тишину и отрешенно созерцая темные воды. По правую руку тянулась узкая полоска берега, в серых сумерках похожая на мохнатую веревку. Оттуда уже поднималась встречная белая волна. Стая птиц, разбивая тишину резкими криками, торопилась на охоту за всплывшим со дна косяком серебристой трески. Вестники и Прощальники, поделившие побережье, шумно хлопая крыльями, одна за другой пикировали в воду, выхватывая клювами и когтями толстенькие тельца. Часть, хищно клокоча, атаковала было «Красту», но мгновенно отступила, когда с кормы донесся резкий свист. Тушки, будто наткнувшись на стену, попадали в воду, где их радостно встретили хищные рыбы, всплывшие вслед за рассветной треской. За бортом плеснуло розовой пеной, смешанной с обрывками белого оперения. Плотоядные твари дрались, одновременно разрывая добычу на части.
Потянувшись, я встала. Пусть их… есть дела куда более важные. Проскользнув в каюту, коснулась плеча дремлющего мужчины. Тот мгновенно напрягся, распахнув шалые карие глаза.
– Что?
– Мы почти на месте.
Осторожно поднявшись, Кэр яростно потер лицо, сгоняя предутреннюю муть.
– Ты готова?
– Конечно, мой господин, – опускаясь на колени, чтобы поменять повязку, тихо выговорила я. – Все будет, как договорились.
Когда солнечные лучи, теряя силы, пробились через облачный покров, мы уже миновали Крабью клешню, длинную скалистую косу, на которой стоял древний маяк. На вершине темной, обшарпанной, но все еще внушающей благоговение своей мощью башни горел огонь. Хрустальная сфера медленно вращалась вокруг масляного фонаря, разбрасывая в море сияющие блики, прокладывая радужные дорожки на пене, бьющейся о камни. В дни, когда солнце не скрыто за пеленой облаков, вид его ослепителен.
Ни одна синяя сторожевая рукка, из тех, что неспешно скользили чуть дальше, на траверзе маяка, не потребовала остановиться. Хотя «Краста», сверкая в утреннем сумраке белоснежными парусами, поставленными взамен маскирующих в самый последний момент, так неожиданно вынырнула из-за скал Раковины. Возможно, потому, что мы не скрывались, или оттого, что по моему приказу вдоль мачт были вывешены особые вымпелы. Родовые бело-золотые и ало-черные, символизирующие срочный вызов. Именно такие должны носить корабли островов, у которых сменился саеш, до того момента как он не предстанет перед хозяином Столичной Жемчужины.
Кэр, стоящий за моей спиной, усмехнулся:
– Охранники ваши странно доверчивы…
Я вывернула руль, и лекка, описав широкий полукруг и недовольно шелестнув парусами, нырнула в ущелье, образованное двумя половинками Клешни. В довольно широком проходе гуляло эхо, сквозной ветер трепал флажки и вымпелы. Фарватер был необычно глубок, и замерять его темные, мрачные глубины не было необходимости.
– Те рукки – не единственные охранники Жемчужины, – тихо прошептала я, указывая вверх.
На скалах, свесив хвосты в воду, сидели огромные ящеры. Черно-зеленая чешуя почти сливалась с камнем, и присутствие их выдавали ярко-желтые глаза и тихое, едва перекрывающее шум волн шипение. Длинные шеи хищников шевелились, когда они отслеживали наши движения. Короткие лапы уверенно цеплялись за поросшие мхом камни, крылья напряженно дрожали. Соразмерны и опасны… Мне почему-то бросились в глаза длинные клыки, которые продемонстрировала одна из тварей, ощерившись. Мои матросы замерли на палубе и, кажется, даже не дышали. То ли от страха, то ли от восторга.
Кэрдан глубоко вздохнул, положив руки мне на плечи.
– Да, стражи следят… за гостями острова уже много сотен лет.
– Верю, верю… Знаешь, кто это? Морские химеры, животные, считавшиеся вымершими уже лет двести.
Конечно, я знаю это.
Скала слева отодвинулась в сторону, и мы вышли на просторы залива Створки.
– Понятно теперь, почему этот остров называют Жемчужиной… – прошептал Кэрдан.
– Да.
Посреди огромной заводи возвышался остров. Белые стены поднимались из воды на высоту в две сотни лей. Скрывающееся за ними здание мало походило на крепость. Стрельчатые окна, карнизы, изящные колонны… Четыре башни по углам были отделаны светло-розовым мрамором, стены украшены золотыми узорными барельефами, два десятка узких мостиков тянулись от берегов, заставленных множеством разноцветных каменных домов, перемежающихся густой тенистой зеленью. Два причала, перегораживающие путь к замку, были уставлены разномастными судами. На большинстве из них красовались вымпелы срочного вызова.
На берегу суетились люди в темно-зеленых длинных одеяниях. Длинный гулкий звук разнесся над водой. Это нам. Знак сбросить скорость и приготовиться к швартовке.
– Паруса долой!
Послушные приказу, мои ребята ожили и засуетились на привычной им высоте. Лекка резко замедлилась, а с ближайшего причала в одну из лодок спустились полдюжины встречающих. В несколько гребков они достигли борта и по разрешающему кивку приняли из рук Нарина канаты. Отбуксировав «Красту» к свободному месту, они молча затянули концы на высоких тумбах. Лекка мягко прильнула боком к обитым соломенными матами столбам.
– Вот так… – ласково погладив дерево штурвала, подняла руку. – Тир, двойной портшез!
Тот кивнул, спрыгнул на доски и, огибая слуг, заторопился к берегу.
– Эти люди всегда так молчаливы? – Кэрдан осторожно спустился вниз следом за мной.
Он не очень ловко себя чувствовал в темно-желтом длинном кафтане, твердом от вышивки. Поправив граду, он прикрыл лицо платком. Так никто не сможет сразу определить, что он – не местный.
– Это слуги, о чем им разговаривать? К тому же многие попадают сюда с каторги… безъязыкие – самые верные рабы… – Пожав плечами, я замерла в ожидании, игнорируя любопытные взгляды с соседних кораблей.
Слева на нас косились неприязненно матросы с Ранта. Под их бело-голубыми с темным кантом вымпелами, трепещущими на ветру, тоже болтались флажки, означающие смену саеша. Справа из-под незнакомых серо-синих флагов пялились молодцеватые юнги. И не скроешься… Хорошо им с высоких-то бортов наблюдать.
– Ну и нравы…
– А что вы делаете с вашими каторжниками?
Я одернула рукава белой туники. Свободное, но тяжелое платье затрудняло любое движение, путаясь в ногах. Бессодержательный разговор сбрасывал витающее в воздухе напряжение. Было тихо. Слуги в зеленом неподвижно замерли поодаль, мои матросы сгрудились на корме.
– Ничего особенного. Они оросительные каналы, мосты, крепости строят. В пустыне. – В голосе саеша прорезалось злорадство.
Меня передернуло. Гадость какая, пустыня! Сушь, песок от горизонта до горизонта – и безжалостно жарящее солнце… Я вцепилась в поручни, пережидая приступ дурноты.
– Почему так тихо? – пробился сквозь муть голос Кэра.
– Мы… – сглотнула тошноту, – последние, похоже. Поэтому и тихо. Но не переживайте, господин мой, вряд ли блаженное спокойствие продлится долго.
Кэрдан ступил на мостки, подавая мне руку. К нам, расталкивая безропотных служителей, двигалась четверка мускулистых, по пояс голых носильщиков. Они тащили широкий, потрепанный зеленый портшез, за их широкими спинами мелькал, отчаянно жестикулируя, Тир.
Отведя плотную занавесь, я сквозь узкую щель следила за проплывающими мимо пейзажами. Зеленые сады, высокие каменные ограды, шумные площади, полные праздного народа. Музыка, то тягучая, то яростно-страстная, льющаяся из открытых окон гостевых домов. Пестрая толпа, среди которой даже нашедшие в себе силы оторваться от трюков, демонстрируемых веселунами, едва ли обратили внимание на наш портшез. Жемчужина была полна жизни, по большей части равнодушной к происходящему вокруг нее. Эти люди жили в ритме заливистой свирели, резких посвистов дудок и барабанного рокота. Лишь когда флюгера на вершинах скал начинали стремительно вращаться или от Крабьей клешни доносился тревожный вой, все эти жалкие подобия свободных людей разбегались по щелям в поисках безопасности.
Кэрдан, откинувшись на подушки, искоса наблюдал за городом с другой стороны, наверняка примечая среди них потенциальных противников. Хотя я ни одного завалящего ашшера не увидела. Но мужчина, переплетя пальцы и придерживая широкие рукава темно-желтого одеяния, цепко отслеживал каждого, кто приближался к портшезу.
Ограды становились все выше и затейливей по мере приближения к главному мосту. Свежая зелень исчезала, заменяемая серым, алым и белым камнем. Разноцветные наряды прохожих оборачивались темно-зелеными одеяниями слуг и синими – дворцовых стражей. Наконец, миновав живую изгородь, увенчанную цветущими, ароматными орхидеями, носильщики вышли на большую светлую площадь и остановились. Выскользнув наружу, я кинула взгляд на замок. Сияющая громада подавляла, синие полотнища в распахнутых воротах трепетали на легком ветерке, мрамор с вкраплениями кристаллов кварца сиял на солнце ярче золота. Я успела заметить, как скрылись в сумрачной прохладе коридоров последние призванные. Смахнув капли пота со лба, обошла портшез с другой стороны, мимоходом вручив старшему, щеголяющему алой татуировкой на груди, пару монет.
Кэр едва ли не выпал из портшеза, но удержался и выпрямился, цепляясь за деревянные столбики. Под глазами его залегли темно-синие тени, а сквозь загар проступила болезненная бледность. Даже серость. Резко развернувшись, он оперся о мою руку и медленно, так, что со стороны абсолютно незаметна хромота, двинулся к мосту. В тишине, нарушаемой только криками белых вестников, оккупировавших высокие шпили.
Хочу, чтобы все это поскорее кончилось. Хочу вернуться домой, вновь заняться простым и понятным выживанием. И для этого нужно всего лишь доставить письма. Раттиару, лично в руки!
Быстрее, быстрее… Но как, если с каждым шагом дыхание спутника все тяжелее, а его пальцы с каждым шагом все сильнее впиваются в запястье.
Мы неспешно прошли по серой вытертой брусчатке, по белым плитам, вздымающимся над водой в изящном изгибе, по длинному, отделанному перламутровой мозаикой коридору, мимо замерших темными вооруженными истуканами стражников. Кэр все сильнее наваливался на меня, но мы уже дошли до Приемного зала. Лишь на мгновение я задержалась, чтобы поправить закрывающую лицо ткань и вытащить из-за ворота пластинку старшего Корабела. Как сеамни я не имела права присутствовать на этом собрании, но как первый капитан… Почему бы и нет? Не так все страшно и безнадежно на Островах, если известны пути обхода сотен правил и традиций.
Войдем? Страшно… Я боюсь осуждения? Нет, опасаюсь за жизнь мужчины, очень быстро занявшего место в моей жизни.
Еще пара шагов, я откинула плотные синие занавеси… и в грудь сотнями взглядов ударила тишина. Темные глаза, смуглые, непривычно открытые лица. Тяжкое ощущение чужого, пристального и враждебного внимания. Разноцветные одеяния размазались, превращаясь в цветные пятна, неожиданный приступ тошноты заставил замереть, и теперь уже мой саеш, ободряюще прошептав: «Не бойся, скоро все закончится», – заставил сделать шаг вперед.
Не хочу, чтобы кончалось все. Мужчина уверенно кивнул в ответ на мой полный ярости взгляд. Поймав отголосок спокойной уверенности, опустила глаза. Хорошо. Если ты так считаешь.
И мы заняли последнее место в ряду выстроившихся у белой стены людей, под узкими длинными стрельчатыми окнами. Кэрдан медленно отстегнул ткань, позволяя ей опасть на грудь изящными складками и открывая лицо. Среди присутствующих поднялся шепот, лишь усилившийся после того, как лицо открыла я, но разразиться гневными выкриками никто не успел. Хотя коренастый мужчина в коричневом наряде, стоявший совсем рядом, уже открыл было рот, дабы выразить негодование. Служители, ступив в Приемный зал, ударили длинными, обмотанными мягкой тканью колотушками в бронзовые круги, подвешенные на толстых, отполированных до блеска цепях. Гулкий звук, отражаясь от стен, заставил всех замолчать. Синие, расшитые золотом занавеси, расположенные напротив входа, резко раздернулись, и в зал ступил повелитель нашего Ожерелья.
Невысокий, смуглый сухощавый черноволосый мужчина в свободном белом одеянии неспешно вошел, огляделся. На ничуть не побледневшем за восемь лет в чертогах власти, продубленном морем лице отразился категоричный приказ. Как я могу одним взглядом заставить моих людей умереть за наш домашний камень, так и Раттиару невозможно не подчиниться. А если вы попытаетесь, то вам помогут скользнувшие в зал тени в серых легких доспехах. Личная стража… Но до знакомства с нею мы постараемся не доводить.
Боги морские, как кружится голова! Отчего мне так плохо?
Все присутствующие, один за другим, под взглядом черных холодных глаз начали опускаться, почти падать на колени, выражая почтение. Кэр, тихо выдохнув, склонился последним, дождавшись, когда на нем остановится пронзительный взгляд саеша Жемчужины. Темно-желтая ткань ритуального одеяния легла на пол жесткими складками. Мужчина расслабился, склонив голову и упершись ладонями в пол. Ждем…
Я осторожно коснулась его локтя, прошептав:
– Сейчас будет представление. Будь готов… ты знаешь, что говорить.
Ромиш согласно кивнул, поправил свободные, широкие рукава. А на меня опять накатила тошнота.
Сквозь муть, заливающую сознание, я вслушалась в церемониальные, четкие слова старого налера.
– Моя радость безбрежна, как море, принадлежащее богам. – Подбитые костью подошвы сапог Раттиара звонко щелкнули по полу, когда он приблизился к первому из застывших в покорном ожидании подданных. – Встань и скажи свое имя.
Шелест одежды.
– Реен Арреш, саеш Пирты.
Серебро на темно-зеленом, насколько я помню… Самый большой после Жемчужины остров. Почему он здесь?
– Дозволяю, – и еще один шаг, мимо вновь опустившегося на колени мужчины.
Голоса уплывали куда-то вдаль, а мраморный пол перед глазами расплывался, превращаясь в белое, расплывчатое пятно. Тонкие серебристые прожилки на камне превращались в тонкие иглы, впивающиеся в слезящиеся от боли глаза.
– Первый капитан Тарина…
– Дозволяю тебе хранить домашний камень Тарина…
Щелчки шагов приближались. Стиснув руки так, что короткие ногти до крови впились в кожу ладоней, подняла взгляд. Я имею право здесь находиться, потому что – первый, и единственный, капитан Ситара! Тошнота немного отступила. Подняв взгляд, успела заметить, как, чуть покачнувшись, поднялся мой господин. Глядя в черные глаза и неприятно кривя губы, он сказал:
– Кэрдан Ромиш Тьелегрин, саеш Ситара.
Я не вижу конечно же, как тонкие губы складываются в усмешку, а просто знаю, что вот это чувство, пойманное мною, горьковатое облегчение и настороженная готовность принять или отбить удар, вызывает на его лице именно такое выражение. Тонкое, легкое, как вуаль, презрение, неуместное при общении с облеченными властью.
Тихий шелест одежды подсказал, что в небрежно протянутую руку легли извлеченные из рукава бумаги. Присутствующие, кажется, затаили дыхание. Хруст вскрываемого конверта разнесся в застывшей, напряженной тишине светлого зала. Или мне это только показалось? Восковая печать, раскрошившись, разноцветными крошками рассыпалась по мрамору, сине-желтые комочки на миг обернулись каплями крови. Сморгнув, прогнала странное видение. Это не страх, уже нет, просто напряженное ожидание. И я просто считаю мгновения. Когда же все закончится и как? Хочу домой.
Раз – и по щелчку пальцев нас окружила стража.
Два – и голос Раттиара, колокольным звоном отдаваясь в голове, подарил почти-свободу:
– Прекрасные новости. Дозволяю тебе хранить домашний камень Ситара. Ты выдержал испытание.
Три – гулкое молчание. И:
– Встань, капитан.
Это мне? Подняв голову, поймала повелевающий взгляд. Да. Одним плавным движением поднялась, замерев рядом с Кэром. Тот покосился на меня, на миг ободряюще прикрыв глаза.
– Твое служение безупречно и преданность достойна вознаграждения…
Что только что было произнесено? Не верю. Воздух в груди закончился, и горло свело судорогой удивления. Судорожно вцепившись в жесткую расшитую ткань, хрипло выдавила:
– Верность и честь дома Тьелегрин никогда и никто не подвергал сомнению.
– Кому же принадлежит честь Тьелегринов? – склонив голову, Раттиар улыбнулся. Холодно, расчетливо.
Но в странный диалог вступил мой господин:
– Честь принадлежит роду, род принадлежит Ожерелью, Ожерелье рождено морем, море же создано богами и есть часть мира. Тьелегрины верны миру.
Я выдохнула, чувствуя, как распускается затянувшийся в груди холодный узел страха.
– Смело сказано. Так что же получит в награду Дом, хранящий Ситар? – Властелин Жемчужины склонил голову, делая вид, что задумался. – Традиционно наградой за верную службу служит очередное поручение. Готовы ли вы, мой саеш? А вы, капитан?
– В меру наших скромных сил, – отметил Кэр, кланяясь.
– Ну что же… позже вы узнаете.
Не договорив, саеш двинулся дальше. А стража так и осталась на месте, отделяя нас от разливающейся вокруг зависти. Чему завидуют эти люди, почему злятся? Милость владык непостоянна, и за нее тоже приходится платить.
На каменных, так напоминающих высеченные в скалах портреты лицах воинов не дрогнул ни единый мускул, руки расслабленно лежали на рукоятях отделанных синей инкрустацией ашшеров. И мы стояли, все то время, что потребовалось Раттиару, чтобы завершить круг, поднимая подданных с колен, а этим самым подданным – многозначительно переглядываясь, выйти из беломраморного, залитого солнцем зала.
Кончиками пальцев касаясь рукава одеяния Ромиша, я чувствовала сотрясающую его мелкую дрожь. Ну же, быстрее… нам нужно принять противоядие, сменить повязку, отдохнуть. Но кого я осмеливаюсь торопить, пусть и мысленно? Да хоть всех морских демонов! Это мой долг – позаботиться о человеке, связанном со мною венчальными браслетами. А все прочее…
Будто услышав мои мысли, саеш Жемчужины резко обернулся и повелительно взмахнул рукой. Двое стоящих перед нами воинов разошлись, открывая дорогу. Вцепившись в мое плечо, Кэрдан сделал первый шаг. В странное, полное неизвестности будущее. Наше общее будущее.
Это будущее… будущее, которое началось с залитого кровью пола и безвольного тела попытавшегося предать Ожерелье ближайшего родственника и соперника саеша Раттиара, Иттинара, продолжилось сорванными с шеи трупа Корабелами. Пронеслось по моей жизни дюжиной кораблей, отданных в полное распоряжение Ситара, почти сорвалось в пропасть вместе с взбунтовавшейся командой и разлетелось в щепки вместе с потопленной шиккой, не пожелавшей принять моей руки.
Оно замерло в преддверии штормов, когда малая эскадра Тьелегринов вышла навстречу неуклюжему посольскому кораблю. Разметалось ветром вместе с морийскими охотниками, так и не научившимися опасаться моего вымпела. Прошипело разъяренной змеей, когда Кэрдан ласково разъяснял пришпиленному моими стрелами к корме лорду, главе ронийского посольства, что случится, если нарушить кое-какие клятвы и оскорбить при этом капитана эскадры.
Подмигнув жалко выглядевшему на фоне великолепия Жемчужины дядюшке, вернуло его надежды неисполненными.
Будущее согревалось в жарких объятиях, среди шелков и бархата дворцовых покоев Жемчужины, пряталось в холодных башнях замка Ситара, купалось в лазурных волнах, неспешно набегающих на усыпанный золотистым песком берег, разлеталось стружкой на верфи, пропахшей свежей древесиной.
Оно казалось бесконечным, как море…
Стоя за штурвалом «Листы», первой шикки в эскадре, провожающей посольство и моего супруга до пустынных берегов Ронии, я все так же смотрела в будущее. Оно было неразрывно связано с местом, являвшимся моим домом, с назначенным мне судьбой долгом, с мужчиной, по воле судьбы доставшимся мне в супруги. Подлинный домашний камень – это не кусок зачарованной скалы, это… все вместе. Это жизнь, которую мы вместе строим.
На головной рукке поднялся вымпел ожидания. Ну что же… пора прощаться. Закатное солнце подмигнуло мне, придавая уверенности. Темное, пурпурное море и узкая полоска берега на горизонте. Чужого берега, надолго забирающего у меня часть того, что я уже привыкла считать обязательной составляющей будущего.
Но так что же? От этого ничто не изменится. К тому же…
– Спустить шлюпку! – Зычный окрик младшего капитана разнесся над морем.
Я буду ждать, поверь мне, Кэр. Мы, женщины Ожерелья, так хорошо умеем это делать. Помимо всего прочего.
– А я вернусь, – обнимая меня за плечи, прошептал на ухо мужчина, догадавшийся о моих мыслях, – я вернусь.
– Куда же ты денешься! – усмехнулась. – На имянаречение сына жду тебя… и не только я!
– Почему ты так уверена? – выдохнул он.
Подарив мне мимолетный, но оттого еще более нежный поцелуй и коснувшись округлившегося живота, скрытого под легким свободным одеянием, мужчина легко сбежал по крутым ступеням и спрыгнул в шлюпку. Отвалив от борта, матросы ловко выгребли на открытую воду и развернулись в сторону посольского корабля.
Запрокинув голову, я не позволила сбежать по щеке глупой слезинке.
В темнеющем небе парил одинокий Вестник.
Хорошая примета…
До свидания, мой Кэр. До встречи в будущем, которое мы построим сами.
Убийство в приграничном гарнизоне
Утром у Милавы не было никаких предчувствий. Ну вот ни одной мысли о том, что может случиться, не закралось ей в голову. Она проснулась, поворочалась под пышным пуховым одеялом, сладко зевнула. Протерла лицо, потянулась. И наконец открыла глаза.
Солнечный луч, пробравшийся сквозь щель в портьерах, падал на потолочные балки. Женщина привычно пересчитала выщерблины, оставшиеся после того, как она, маясь ленью, швыряла в потолок ножи. Настроение было отличное. В кои-то веки она выспалась. Сонно щурясь, она выползла из кровати, закуталась в халат, привычно валяющийся на скамье рядом, споткнувшись о ковер, подошла к окну и раздернула занавеси. Зажмурилась, когда яркое утреннее солнце резануло по глазам.
Отличная погода, отличное настроение… И даже очередная, нагрянувшая совершенно неожиданно проверка не смущала ее. Ибо в гарнизоне был порядок. А как иначе, рассуждала она, приводя себя в рабочее состояние. Конец света, прорыв Бездны и визит королевских особ покажутся легкой пирушкой по сравнению с чисткой стен с помощью скребков, например. Для подчиненных ей магов – в особенности.
Напевая под нос что-то неразборчивое, Милава умылась, переплела длинную золотистую косу, перевязав черной шелковой лентой, натянула легкую синюю мантию и покинула аскетично убранную комнату. Спустилась по крутой винтовой лестнице, мысленно привычно поругивая трехэтажную башенку, узкие ступени и цеплючие перила. Утренний ритуал был соблюден, и она вежливым кивком поприветствовала дежурных в большом пустом зале, вытянувшихся при виде нее в струночку. Оценив начищенные сапоги и парадные сине-серые мундиры, благосклонно фыркнула. Хороши. Пусть даже и не ее люди… Выйдя на солнцепек, пересекла припорошенный золотистым песочком плац и нырнула под навес, где полагалось питаться. Большая часть столов была уже пуста, только комендант и пара магов сопровождения из свиты проверяющего, тихо переговариваясь, сидели с краю, попивая какой-то напиток из запотевших стаканов.
Комендант, высокий, немного тучный мужчина с шикарными усами, прищурил серые глаза и вежливо кивнул:
– Утро… – бросил он привычно.
– Хорошее, – так же привычно ответила Милава, присаживаясь.
– Отчего же не шумишь?
– Ну надо же дать выспаться нашим гостям! – Усмехнувшись, некромантка обернулась к магам.
Те вежливо кивнули и представились.
Боевики, искоса взглянув на их ауры, решила она, огонь и свет. Хорошие, опытные и сработанные охранники. Через некоторое время подтянулись и остальные члены делегации. Двое сонных секретарей, одна милая, украдкой позевывающая румяная леди и еще двое воинов. Прочие разместились в гарнизоне и завтракали с первой сменой солдат. Собственно, в данный момент они – третья. Пограничники уже давно при деле. Кто на дежурстве, кто по казармам сидит, блеск перед вечерним смотром наводит. И вообще Риттан несет службу по охране границ в штатном режиме. А вот милорд Девон опаздывает.
Милава покосилась на завтракающих людей и спросила:
– Милорд всегда так долго спит? Мне бы хотелось пообщаться с ним, показать крепость…
Сонная леди в длинном бежевом платье встрепенулась, широко раскрывая карие глаза.
– И правда, – обратилась она к одному из охранников, – почему милорд еще не встал? Обычно ему несвойственно…
Некромантка оборвала рассуждения, резко вставая:
– Пойдемте и разбудим. В конце концов, у меня есть некие планы на этот день! Не могу же я посвятить все свое время группе любопытствующих придворных.
Комендант фыркнул и поднялся следом. Вся группа прошла через плац в большое трехэтажное здание из белого кирпича, первый и второй этаж которого занимали казармы и склады. На третьем же разместили гостей. Почти взлетев по ступеням, она успела кинуть взгляд на полированные перила и выскобленный пол. Полный порядок…
В коридоре она замедлила шаги и к массивной двери в покои, куда поселили главу комиссии, подошла неспешным шагом. Постучала. Тишина. Прямо-таки мертвая. Некромантка стукнула кулаком по филенке и громко спросила: