Счастливый билет Грэхем Линн

Но больше всего Лизе понравился жакет. Он придавал эффектную изысканность ее обычному наряду. Разумеется, она никогда не осмелилась бы надеть его в Бутле, все бы покатывались со смеху, глядя на нее, но сегодня утром Лиза видела женщину в костюме русской казачки. Подумать только! И еще одну, в блузке с отложным воротничком и в мужском галстуке. Здесь можно было носить самые дерзкие наряды. Все будут думать, что она надела этот жакет потому, что он ей понравился, а вовсе не потому, что на рынке он стоил всего один шиллинг. По крайней мере, Лиза на это надеялась.

Она села перед заново отполированным туалетным столиком. Телефон на нем сверкал — подумать только, теперь, знакомясь с людьми, она сможет давать им свой номер! Завтра она сообщит его мистеру Гринбауму, на тот случай, если ему понадобится позвонить ей во внерабочее время. Лиза счастливо вздохнула и принялась причесывать волосы, экспериментируя с обширной коллекцией гребешков, расчесок и бантов. Слава богу, что она так и не остригла волосы, когда старалась стать как можно непривлекательнее для окружающего мира. Хотя несколько раз Лиза была готова к этому. И только мысль о том, что это расстроит маму, помешала ей это сделать…

Мама!

Лиза совсем забыла о Китти. Со вчерашнего дня, покинув дом под номером два на Чосер-стрит, Лиза ни разу не вспомнила о своей семье. Ведь с тех пор произошло столько всего волнующего и замечательного! Но мама сойдет с ума от горя, когда поймет, что ее Лиззи больше не вернется домой.

Сначала она, наверное, подумала, что ее старшая дочь с утра пораньше ушла на мессу, после чего отправилась прямиком на работу. Китти и не догадывалась о том, что Лиззи ушла навсегда, пока не наступил вечер. И вся семья наверняка отправилась на ее поиски.

Как жестоко и легкомысленно она поступила!

Лиза вскочила и принялась ходить по комнатам. Шум машин за окном не затихал ни на минуту, но здесь, на последнем этаже, он был приглушенным, и большой дом казался погруженным в тишину. Скорее всего, все его обитатели были на работе.

Нет, она никогда больше не сможет вернуться на Чосер-стрит. Там оставалось слишком много болезненных воспоминаний. Всякий раз, глядя на каминную полку, Лиза видела сахарницу, выигранную Хэнком для своей любимой девушки. Приехав в Лондон, она не вспоминала о Саутпорте, и теперь, когда ей больше не нужно было спать на огромной кровати, Лизу не преследовали воспоминания об отце.

В сущности, не прошло и двух дней, как она почувствовала себя совсем другим человеком, словно та ее часть, что оставалась мертвой на протяжении последних двух лет, вновь возродилась к жизни. И она действительно стала другой, потому что Лиззи О’Брайен более не существовало. Отныне она превратилась в Лизу, девушку, у которой была хорошая работа и красивая одежда, и мир вдруг показался ей замечательным.

Лиза набросила новый жакет и выскочила из дому, чтобы купить открытку для Китти. Она написала, что с ней все в порядке и что маме не стоит о ней беспокоиться, но не указала своего нового адреса, хотя и не понимала до конца, почему так поступила. Быть может, потому, что ей была невыносима мысль о тоскливых письмах матери, которая пожелала бы узнать, почему она бросила свою любящую, веселую семью, или потому, что Китти отправила бы кого-нибудь из мальчишек, чтобы убедить ее вернуться обратно…

Не прошло и пяти минут, как Лиза услышала шаги на лестнице. Хлопнула дверь, в кухне загремела посуда, и снизу донеслись звуки музыки. Люди возвращались с работы, и дом оживал.

Завтра утром мама получит открытку и узнает, что с ее дочерью все в порядке. «В любом случае, — успокаивая себя, думала Лиза, — им будет лучше без меня. Скорее всего, они будут даже рады, что я уехала».

Джекки должна была вернуться домой не раньше восьми. У нее был роман с женатым мужчиной, как по секрету призналась она Лизе в ресторане. Ему исполнилось тридцать пять лет, он служит офицером в королевских ВВС, и его жена не понимает его. Как только дети подрастут, он получит развод и женится на Джекки. Пока что они ужинали вместе каждый вечер после работы. А вот встречаться по выходным дням им не удавалось.

— Покажи мне занятого мужчину, и я тут же влюблюсь в него, — угрюмо заявила Джекки, и в ее круглых серых глазах появилась печаль. — Я хочу сказать, что получаю массу приглашений на свидания, но молодые люди кажутся такими пустыми и мелкими по сравнению с Гордоном. Честно, Лиза, когда ты увидишь его, ты поймешь, какой он душка.

Лиза читала, когда появилась Джекки. Она перебрала книги и отвергла большинство из них: ее отпугивало описание сюжета на внутренней стороне обложки. Девушки выходили замуж за мужчин, которые оказывались миллионерами; мужчины женились на девушках с тяжелым прошлым; двое мужчин любили одну девушку или две девушки влюблялись в одного и того же мужчину. Но потом Лиза обнаружила роман какой-то писательницы со странным именем Ричмал Кромптон о юноше по имени Уильям Браун. Повествование оказалось таким забавным, что иногда Лиза смеялась во весь голос. Она настолько увлеклась чтением, что потеряла счет времени и была страшно удивлена, когда в комнату вихрем ворвалась Джекки.

— Я привела с собой Гордона, чтобы ты с ним познакомилась!

Лиза отложила книгу в сторону и встала, чтобы встретить великолепного Гордона. Она не поверила своим глазам, когда тот вслед за Джекки вошел в комнату. Гордон выглядел старше своих тридцати пяти лет по крайней мере лет на десять. Росту в нем было пять футов и десять дюймов. Кавалер Джекки отличался довольно тучным телосложением. На нем был яркий спортивный пиджак в клетку, светло-коричневые брюки и армейский галстук. Лицо у Гордона было гладким, кожа на щеках — красной и испещренной прожилками, а губы выглядели мясистыми и полными — то есть там, где они были видны, потому что верхнюю губу почти полностью скрывали густые усы, разделенные пополам. Острые кончики были туго завиты кверху.

Ради всего святого, что Джекки нашла в этом нелепом мужчине? Пожалуй, Лизе следовало прочесть один их женских романов, а не книгу об Уильяме Брауне, и тогда она смогла бы понять, почему людей тянет друг к другу. Но потом она сказала себе, что критика сейчас неуместна. Не исключено, что у Гордона чудесный характер.

Однако вскоре Лиза убедилась в том, что это не так, потому что, когда ее представили и она пожала влажную вялую руку, Гордон окинул ее оценивающим взглядом с ног до головы, пока Джекки сновала по квартире из одной комнаты в другую, без устали восторгаясь происшедшими изменениями.

— Я же говорила тебе, что Лиза замечательный человек, не так ли, Гордон? — щебетала она. — Мне так повезло, что она стала моей соседкой. Я просто не заслуживаю этого.

Лизе стало неловко.

— Не хотите ли чаю? — пробормотала она.

Когда Лиза встала, чтобы налить чаю, она почувствовала, как Гордон смотрит на ее ноги, и пожалела о том, что не переоделась в старую одежду Джекки, но ей так хотелось показать подруге свой новый наряд.

Джекки уселась на диван рядом с Гордоном, улыбаясь и с обожанием глядя на него. Она поставила какую-то пластинку. Это был оркестр Гленна Миллера. Комнату наполнила легкая танцевальная музыка.

Лизе было неловко, и она спрашивала себя, сколько еще Гордон пробудет у них. Неудивительно, что жена его не понимает! Она не понимает, почему он не возвращается с работы вовремя.

Спустя некоторое время Гордон прошептал что-то на ушко Джекки и оба встали.

— Мы ненадолго зайдем в спальню, — со смущенной улыбкой пояснила Джекки Лизе.

Они исчезли за дверью, и Лизу охватило желание истерически рассмеяться. Сколько они там пробудут? Собрав кружки, она отнесла их в кухню и медленно вымыла. Она неспеша вытирала их, когда в кухню вошел молодой человек, держа в руках поднос с грязными тарелками.

— Хо-хо! — поприветствовал он ее. — Вы новая соседка Джекки?

— Да, — подтвердила Лиза.

— Уже подали заявление об увольнении? — с усмешкой поинтересовался он.

— Еще нет, — ответила она. — Мне, в общем-то, нравится здесь.

Черты лица молодого человека были почти безукоризненно правильными. Его лицо покрывал густой загар, чуть темнее его вьющихся волос.

— Полагаю, это вы воспользовались моей кастрюлей.

— В самом деле? Прошу прощения. Я думала, посуда тут общая, — виновато сказала Лиза.

— Нет, каждый покупает себе кухонную посуду сам, и, разумеется, Джекки никогда не готовит. Кстати, что это за отвратительная смесь у вас там, а?

Лиза приготовила порцию на два дня.

— Матросское рагу, — ответила она.

— Матросское рагу? Полагаю, это вы и есть, мисс Скоуз[33]. А меня, кстати, зовут Пирс, Пирс де Виллье.

Пирс! Лиза еще никогда не встречала подобного имени. Да еще и «де Виллье»!

— Лиза О’Брайен.

Он поставил поднос, и они пожали друг другу руки.

— Рад знакомству с вами, Лиза. Ваше матросское рагу выглядит отвратительно, но пахнет великолепно. Вы должны показать мне как-нибудь, как его готовят.

— Собственно говоря, это всего лишь тушеное мясо. Обещаю, что больше не стану пользоваться вашей кастрюлей. Можно куда-нибудь переложить все это? В какую-нибудь миску? Как только я получу зарплату, я куплю себе собственную кастрюлю.

— Ну вот, а вы произвели на меня впечатление умной девочки. Не говорите глупостей. У меня целая куча кастрюль. Просто эта — одна из моих любимых. Вот, возьмите лучше эту. Я дарю ее вам. Теперь она ваша — ваша собственная кастрюлька для матросского рагу. — Пирс порылся в буфете и выудил оттуда посудину, которая была немного больше той, которой воспользовалась Лиза.

— Спасибо, — сказала она. — Вы очень добры.

— Всегда к вашим услугам, — жизнерадостно откликнулся Пирс. — Вы здесь недавно — я имею в виду в Лондоне?

— Второй день.

— Слушайте, Лиза, мой друг — актер. Если вам когда-либо понадобятся билеты в театр, он достанет их вам бесплатно.

— Замечательно! Я никогда не была в театре, но уверена, что мне там понравится.

Пирс начал складывать тарелки в раковину, поэтому Лиза распрощалась с ним и вернулась в квартиру, про себя радуясь тому, что задержалась, и надеясь, что Джекки и Гордон уже вышли из спальни.

Так оно и оказалось. Когда Лиза вошла в комнату, Джекки была в своей розовой пижаме, завязывала пояс халата, а Гордон с самодовольной ухмылкой на лице поправлял галстук. Он подмигнул ей.

— Я готов к взлету, — сообщил он.

Лиза надеялась, что они не станут обниматься у нее на глазах. К счастью, оба вышли из комнаты вместе, и спустя минуту Джекки вернулась.

— Гордон тебе понравился? — тут же спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Ты ничего не имеешь против? Я имею в виду, что мы отправились в спальню. Это еще одна из причин, по которой уходили мои соседки. Они считали мое поведение аморальным. Что ж, полагаю, они правы. А ты строгих правил, Лиза?

— Нет, не думаю.

— Слава богу!

— В кухне я встретила симпатичного молодого человека — Пирса. Он подарил мне кастрюлю и еще пообещал достать билеты в театр.

— О, Пирс! — Джекки сморщила нос.

— Он тебе не нравится? — удивилась Лиза. Она и представить себе не могла, что Джекки испытывает к кому-либо неприязнь.

— Он нормальный парень, а вот Гордон их ненавидит — Пирса и его друга Ральфа. Ему не нравится, если я общаюсь с ними. Они странные, видишь ли.

— Странные? — Пирс показался Лизе совершенно нормальным.

— Странные — значит гомосексуалисты. Пирс и Ральф любовники.

Лиза все еще пыталась переварить эти сведения, когда Джекки поинтересовалась у нее, нашла ли она работу. Лиза рассказала подруге о мистере Гринбауме и о его букинистическом магазинчике.

— Книжная лавка! Ох, Лиза, неужели ты не могла найти что-нибудь поинтереснее? Одежда, духи… Это все, что смогло предложить тебе агентство?

Не обращая внимания на упоминание об агентстве, Лиза с вызовом заявила:

— А мне кажется, книги — это очень интересно. Кроме того, я стану получать восемь фунтов в неделю. К тому же мистер Гринбаум очень забавный.

— О господи! Ну почему я все время вмешиваюсь? Прости меня, Лиза, ты уже добилась невероятных успехов. А квартира — то, что ты с ней сделала, — просто чудо! Ты даже купила кое-что из одежды. Этот пояс! Умираю, хочу такой же. Ты выглядишь потрясающе элегантно.

Лиза продемонстрировала свой стеганый жакет. Надев его, она покрутилась перед подругой.

— Что скажешь, Джекки?

— Да он же должен стоить целое состояние. А я думала, что у тебя совсем немного денег. Как, ради всего святого, ты ухитрилась купить все эти обновки?

Джекки не выглядела подозрительной, всего лишь озадаченной. Она была такой наивной и невинной. Лиза вдруг ощутила внезапный гнев на Гордона, который, вероятно, лгал Джекки напропалую, а она верила всему, что он ей говорил.

— Я побывала в районе под названием Фулхэм, и вещи там оказались удивительно дешевыми. На лотке подержанной одежды этот жакет стоил всего лишь шиллинг.

Было совершенно очевидно, что Джекки имела о Фулхэме самое отдаленное представление и даже не знала, что тот находится всего в десяти минутах ходьбы от ее дома. Покупки, сделанные Лизой, произвели на нее такое впечатление, что она решила отправиться туда в следующую же субботу.

Лиза ждала у магазина, когда на следующее утро к нему подошел мистер Гринбаум. Завидев ее, он заспешил, смешно шаркая ногами в длинном, чуть ли не до пяток, черном пальто.

— Я дам вам ключ, — отдуваясь, пообещал он, — чтобы в дальнейшем вы открывали магазин самостоятельно. Теперь я чувствую себя виноватым, потому что у меня есть настоящая работница.

Оказавшись внутри, мистер Гринбаум сел за свой стол.

— Ах, Лиза, — вздохнул он. — Почему мое тело стареет, а душа остается молодой? Скажите мне.

— Понятия не имею, — призналась она. — Быть может, у некоторых людей старые души и молодые тела.

— Вы говорите так, будто принадлежите к числу таких людей, — бросил он. — А теперь, когда я отдышался, я покажу вам, где что стоит.

Книги были расставлены по разделам в алфавитном порядке. «Антропология» и «Аэродинамика» ютились в дальнем углу у окна, за ними следовали «Биография» и «Биология», к противоположной стене прислонилась «Зоология».

— Художественная литература располагается вон там, сзади. — Старик дышал неровно, с хрипами. Коротенькая прогулка по магазину, очевидно, изрядно утомила его. — У меня есть несколько современных авторов, таких как Грэм Грин, Ивлин Во и Сомерсет Моэм. Но основную массу составляют старые, еще девятнадцатого века, писатели — Флобер, Пруст, Беннетт, Харди… Вы читали «Путем всея плоти»[34], мисс Лиза О’Брайен?

— Нет, я читала только…

— Разумеется, «Записки Пиквикского клуба» и «Остров сокровищ». Я забыл. Сэмюэль Батлер — мой любимый писатель. Я одолжу вам «Путем всея плоти». И «Едгин»[35]. Вы знаете, что это такое?

— Место?

— Да, это такое место — вымышленная страна. Ее не существует. «Едгин» — значит «нигде» задом наперед. Блестящая, просто блестящая книга.

Позади стола располагалась секция канцелярских товаров: бумага, ленты для пишущих машинок, тетради на пружинах и бутылочки с чернилами. Мистер Гринбаум пояснил, что неподалеку есть несколько контор, и когда у них заканчиваются канцтовары, они в небольших количествах закупают их у него.

В это мгновение вдруг загремел почтовый ящик и на коврик приземлилась кипа конвертов. Лиза подошла к двери и подняла их. Старик негромко рассмеялся.

— Вот вы уже и отработали сегодняшний заработок. В последнее время поднимать почту мне стало мучительно тяжело. Пожалуй, вы поможете мне вскрыть конверты, но сначала, мисс Лиза, я бы выпил чашечку кофе. Если вы предпочитаете кофе с молоком, то молочник находится как раз за углом. — Мистер Гринбаум снова рассмеялся, на этот раз в его смехе сквозила печаль. — О, какое это блаженство, когда тебя обслуживают! Мне стыдно, ведь я всегда искренне считал себя социалистом, а теперь сижу и позволяю другим горбатиться на меня.

— Что такое «социалист»? — полюбопытствовала Лиза.

У пожилого мужчины отвисла челюсть. Он уставился на нее изумленным взглядом покрасневших старческих глаз. У нее же возникло такое чувство, словно он может тут же уволить ее, что называется, не глядя.

— Прошу прощения, — пролепетала Лиза, — просто я никогда…

— Ох, мисс Лиза! Приготовьте мне кофе, и я объясню вам.

Пятью минутами позже, когда она вышла из кухоньки с чашками, мистер Гринбаум вскрывал почту, разрезая конверты серебряным ножичком для писем. Когда Лиза поставила перед ним кофе, он отложил нож в сторону.

— Кто у нас премьер-министр? — строго поинтересовался старик.

— Мистер Эттли, — с готовностью ответила она.

— Слава богу, хоть это вам известно.

— Разумеется, известно.

Лиза вспомнила, как сразу же после войны Китти отправилась голосовать, а когда вернулась, малыши с ужасом узнали, что она поставила крестик не напротив партии мистера Черчилля. Хотя, старшие мальчишки, похоже, вполне понимали, почему их мать отдала свой голос лейбористам.

— Вы знаете, о чем говорится в четвертой статье?

Лиза неловко заерзала на стуле.

— Я ушла из школы в четырнадцать лет. Мы никогда не изучали историю, по крайней мере, события, которые происходили после Карла Первого. То есть я хочу сказать, что помню, что его казнили за то, что он выступил против парламента…

— Забудьте о Карле Первом. Четвертая статья Устава Лейбористской партии гласит: «Необходимо обеспечить работникам физического и умственного труда полный продукт их труда»[36]. Разве это не кажется вам справедливым?

Лиза ненадолго задумалась.

— Да, я согласна.

— Ну вот! Значит, и вы — социалистка.

— В самом деле?

— Разумеется. Очень скоро, Лиза О’Брайен, наш уважаемый мистер Аневрин Бивен предложит проект Национальной службы здравоохранения. Бесплатная медицинская помощь для всех — бесплатные очки, лекарства, слуховые аппараты. Люди больше не будут умирать из-за того, что не могут позволить себе вызвать врача. Британии станет завидовать весь мир. О, это хорошо — быть социалистом.

— Неужели? — Лиза вовсе не выглядела уверенной.

— Ну разумеется. Когда-нибудь вы и сами в этом убедитесь. Теперь, когда мы покончили с этим, давайте разбирать почту.

Писем оказалось штук двадцать, и в некоторых из них лежали чеки.

— Эти люди уже написали или позвонили мне, и я отложил книги, которые они заказали, — пояснил мистер Гринбаум. — Другие пишут, чтобы узнать, нет ли у меня какой-нибудь определенной книги, которая им нужна. — Он положил перед Лизой письмо. — Вот, например, этому господину требуются «Бабочки» Хэлси. Это очень редкая книга. Я позвоню кое-кому из своих друзей, книготорговцев, чтобы узнать, нет ли ее у них, но это очень маловероятно.

— Ого! А это — из самой Австралии! — ахнула Лиза, осторожно вскрывая письмо со штемпелем авиапочты. — Ему нужна «Дорога на Уиган-Пирс» Джорджа Оруэлла в издании Клуба Левой Книги. У нас есть такая?

— Почти наверняка есть. Письмо от Питера Принна?

Лиза взглянула на неразборчивую подпись.

— Да.

— В таком случае я отправлю эту книгу сегодня после обеда вместе со счетом. Он заплатит, я знаю.

В это время открылась дверь, и Лиза вскочила на ноги. В лавку вошла женщина средних лет. Вспомнив слова мистера Гринбаума, с которыми он обратился к ней, когда она сама вчера переступила порог его заведения, Лиза поинтересовалась:

— Вы ищете что-либо определенное или просто хотите посмотреть, что у нас есть?

Женщине требовался латинский словарь для ее сына.

— Вообще-то я могу купить новый, но сын говорит, что, если я это сделаю, все в школе будут знать, что он его потерял. Так что мне нужно что-нибудь потрепанное, будьте любезны.

Лиза уже собиралась отвести ее к разделу «Языки», как вдруг вспомнила, что во время своей короткой экскурсии по магазину заметила раздел под названием «Справочная литература». Разумеется, там оказались и словари, причем латинских было несколько. Темно-бордовый в кожаном переплете был сочтен самым потрепанным.

Стоимость была нацарапана карандашом на форзаце.

— Пять шиллингов, — слабым голосом произнесла Лиза, уверенная в том, что женщина извинится, уйдет и купит где-нибудь новое издание за половину этой цены. Вместо этого покупательница протянула ей две полукроны.

Лиза чувствовала, как мистер Гринбаум смотрит на нее, когда подошла к кассовому аппарату и нажала кнопки «Продано» и «Пять шиллингов». Выпрыгнул выдвижной ящичек, и девушка опустила монеты в соответствующие отделения, вынула средних размеров бумажный пакет из-под стола и протянула словарь женщине.

— Мой первый покупатель! — восторженно воскликнула Лиза после того, как дверь закрылась. — Я все сделала правильно?

— Превосходно. Если вы и дальше будете продолжать в том же духе, то я стану чувствовать себя лишним.

— Нет, мне бы очень этого не хотелось, — с тревогой откликнулась девушка.

— Шучу, шучу. Не обращайте на меня внимания в девяноста процентах случаев. Я подам знак, когда буду говорить серьезно. Видите, сейчас я шевелю бровями. Это значит, что я серьезен.

Лиза рассмеялась.

— Вам бы лучше придумать что-нибудь другое. — Это было похоже на то, как если бы бабочка судорожно замахала крылышками над самыми его глазами.

— Тогда я стану говорить глубоким, торжественным голосом, как мистер Черчилль. Вы умеете печатать на машинке, мисс Лиза О’Брайен?

Она вновь рассмеялась. Его талант подражания был бесподобен.

— Извините, нет.

Мистер Гринбаум вздохнул.

— Не обращайте внимания. Я тоже не умею, но готов держать пари, что ваши молодые пальчики не умеют печатать лучше моих. Чуть позже, пока я буду заворачивать эти посылки, вы сможете ответить на письма.

Дверь лавки резко распахнулась и с грохотом захлопнулась. Пожилая женщина стремительно подбежала к столу. Лиза подошла к ней.

— Вам нужно что-либо…

— Не разговаривайте с ней, мисс Лиза. Не обращайте на нее внимания. А ты, ужасная женщина, уходи отсюда!

Лиза в тревоге сделала шаг назад.

— Видишь, ты напугала ее! Врываешься сюда, подобно Джоан Кроуфорд[37], с таким видом, словно эта лавка принадлежит тебе. Возвращайся туда, откуда пришла.

Женщина когда-то была очень красива. Она и сейчас производила неотразимое впечатление. Снежно-белые волосы, густые и сверкающие, были собраны в аккуратный узел на затылке, хотя макияж, который она сделала, скорее подчеркивал ее возраст, нежели скрывал его. Ярко-синие тени привлекали внимание к набрякшим векам, а румяна в складках морщинок придавали щекам воспаленный вид. Аккуратно нанесенная ярко-красная помада не могла скрыть паутинку морщин в уголках рта, а когда женщина заговорила, на губах у нее появились трещинки.

— Заткнись, глупый старик.

Гарри Гринбаум тяжело вздохнул.

— Лиза, это моя жена, Мириам. Мириам, Лиза.

Лиза не могла прийти в себя от изумления. Она было подумала, что перед ней — злейшие враги, готовые вцепиться друг другу в глотки.

Мириам сняла кожаные перчатки и крепко пожала девушке руку.

— Он с вами хорошо обращается? О, он настоящий эксплуататор, этот мужчина. Я удивлена, что вы до сих пор здесь. — И она села по другую сторону стола.

— Она явилась только для того, чтобы посмотреть на тебя, Лиза. И прогнать. И показать, что я — в ее власти. Мириам полагает, что каждая женщина думает только о том, как бы соблазнить меня или похитить. О, если бы это было так! — Мистер Гринбаум воздел глаза к небу и с тоской покачал головой. — Если бы Минни Копек до сих пор была рядом, я бы сбежал с ней в сию же секунду. А ведь она умоляла меня. Как она меня умоляла!

Мириам ударила его по голове сложенными перчатками.

— Прекрати нести чушь о Минни Копек. — Она повернулась к Лизе. — Вот уже пятьдесят лет этот мужчина надоедает мне своими россказнями о Минни Копек. Я никогда с ней не встречалась. Иногда я спрашиваю себя, а существовала ли она вообще?

Гарри загадочно улыбнулся и не ответил.

— Послушай, Гринбаум, я направляюсь к дантисту, а его кабинет находится рядом с банком, вот я и подумала, что могу обналичить чеки, — сказала Мириам.

— Вот это правильно, женщина, забирать у меня деньги, едва я успеваю их заработать! Держи. Вот твои проклятые чеки. — Он соединил их скрепкой для бумаг и швырнул на стол перед миссис Гринбаум. Она потянулась за ними, и в это время пожилой мужчина накрыл ее руку своей. Поначалу Лиза подумала, что он собирается отнять чеки, но Мириам повернула свою руку ладонью вверх, и их пальцы сомкнулись. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, и Лиза увидела в них отражение чистой, незамутненной любви. Эти двое обожали друг друга. Их перебранка была лишь игрой. Она вдруг ощутила комок в горле.

Лиза купила бутерброды на обед. Правда, все в Лондоне называли обед ленчем, а ужин — обедом. Мистер Гринбаум удалился в двенадцать часов, заявив голосом Черчилля, что полагает ее «совершенно способной» управиться с магазином без него.

Жуя бутерброды, Лиза продолжала печатать ответы на письма, которые пришли сегодня утром. В присутствии мистера Гринбаума заниматься этим было затруднительно, поскольку он все время болтал, заворачивая и надписывая посылки. Лиза справлялась со своей задачей несколько лучше него, судя по количеству испорченных копий, которые он вручил ей, чтобы показать, как это делается. В старых письмах было полно опечаток, и слова часто соединялись друг с другом. Лиза уже довольно ловко печатала двумя пальцами, хотя главной трудностью для нее оставалось не забывать переключать регистры, когда это требовалось по тексту.

Заглянул покупатель. Он побродил по магазину и в конце концов приобрел книгу о магии, написанную человеком по имени Алистер Кроули[38]. Лиза сделала мысленную пометку: магия, Алистер Кроули. А потом в лавку вошла ее сверстница и поинтересовалась, нет ли у них сборника произведений Байрона.

Лиза прикусила губу. Она понятия не имела, где его искать. Кто он такой, это самый Байрон?

— Даже не знаю.

Девица оказалась настоящей болтушкой.

— Это все дурацкий экзамен по английской литературе. Я уже прошла Чосера, и, откровенно говоря, этот староанглийский язык — или как там он называется — представляется мне совершеннейшей тарабарщиной.

Чосер! Лиза ведь жила на Чосер-стрит, а кто-то в школе говорил ей, что Чосер был поэтом. Соседние улицы назывались Байрон-стрит и Вордсворт-стрит, Саути- и Драйден-стрит. Может, они все поэты?

Лиза отправилась к разделу «Поэты» и действительно обнаружила там Байрона! С явным облегчением, потому что ей совсем не хотелось выглядеть глупой, она предложила девушке несколько томиков.

Мистер Гринбаум вернулся вскоре после часа. На лице у него было написано скорбное выражение. С бороды стекали капельки янтарной жидкости.

— Один двойной бренди, Лиза. Всего один, и я уже чувствую себя так, словно выпил целую бутылку. Ах, вот они, злоключения старости.

— Но ведь это же неплохо, — заметила она. — Это означает, что теперь, чтобы напиться, вам нужно будет истратить меньше денег.

Его лицо просветлело.

— Это позитивный взгляд на вещи. Пожалуй, впредь я стану посвящать тебя в свои проблемы, и ты будешь разрешать их своими мудрыми речами.

— Вы что-нибудь ели? — строго спросила Лиза.

Мистер Гринбаум демонстративно зажал уши ладонями.

— Тихо! Ты уже разговариваешь совсем как Мириам. Нет, у меня был жидкий ленч. А теперь — убирайся из моего магазина. Ступай и поешь чего-нибудь сама. Поброди по «Хэрродсу». Если ты, рабочая девчонка из Ливерпуля, даже и не была социалисткой, когда войдешь туда, непременно станешь ею после выхода оттуда.

Как-то на первое же Рождество после войны Лиза повела Дугала и Шона на Стрэнд-роуд, в магазин, в котором был игрушечный грот. Войдя в него, они оказались в сказке, среди покрытых изморозью сверкающих стен, увешанных разноцветными фонариками. Грот казался нереальным, заимствованным из другого мира. Лизе стоило некоторых усилий увести братьев из этого волшебного местечка.

Так вот, «Хэрродс» напомнил ей такой же грот. Сверкающие канделябры струили слепящий свет на дорогие товары. Ювелирные изделия, каких Лиза никогда не видела, ожерелья, увешанные тяжелыми рубинами, изумрудами и сапфирами, весело перемигивались под стеклянными витринами, а рядом с ними лежали кольца с камнями, крупными, как шиллинговые монеты, и даже тиары.

Прилавок с шарфами напоминал сундук в пещере Аладдина или лоток на арабском базаре. С вешалок сверкающими водопадами обрушивались шелка и атлас. Парфюмерная же секция издавала божественные запахи. Перед витражом с дорогими духами стоял наполовину пустой флакон с надписью «образец». Лиза нанесла немного духов на кожу за ушами.

— Я могу вам помочь, мадам? — К ней приблизилась прилизанная продавщица.

— Сколько это стоит? — поинтересовалась Лиза.

— Пять фунтов, — ответила девушка.

— Я подумаю, — стараясь ничем не выдать своего изумления, небрежно произнесла Лиза.

Она поднялась наверх. При виде одежды у нее перехватило дыхание. Расшитые блестками вечерние туалеты, короткие нарядные платья с ручной вышивкой, тонкие и прозрачные, как паутинка, летние сарафаны, безукоризненно скроенные и пошитые льняные костюмы. Лиза искоса поглядывала на ценники. Стоимости одного вечернего платья вполне хватило бы всей семье О’Брайенов, чтобы безбедно прожить целый год!

Здесь было много клиентов, главным образом женщин, и многие из них щеголяли в нарядах, которые почти наверняка были куплены на этом этаже. Но Лизу поразило не это, а то, что очень немногие из них выглядели по-настоящему счастливыми. Ей-то представлялось, что возможность просто посмотреть на все эти чудесные платья с намерением купить одно или даже несколько из них — само по себе райское наслаждение. Тогда почему почти все эти женщины расхаживали с недовольными минами? Они перебирали развешанную на стойках дорогую одежду с гораздо меньшим рвением и энтузиазмом, чем женщина по имени Вера, встреченная ею на рынке в Фулхэме!

До слуха Лизы доносились фразы, которые раньше она лишь читала в модных журналах.

— Мне положительно необходимо купить что-нибудь для закрытого просмотра у Фредди в пятницу.

— Какая скука, дорогая. Что до меня, то мне решительно нечего надеть на «Аиду».

— В субботу мы летим в Париж, и если я сегодня ничего не выберу, то придется отправляться в обносках.

Все это произносилось громко, с раздражением, словно им было наплевать, что об этом думают остальные. И с продавщицами они разговаривали грубо, словно те были прислугой, не заслуживающей элементарной вежливости и благодарности. Лиза почувствовала, как в груди у нее поднимается гнев. Означает ли это, что она стала социалисткой?

Денек выдался таким теплым, что она оставила свой стеганый жакет в лавке. Очевидно, в своей белой блузке и юбке она походила на продавщицу, потому что к ней подошел какой-то мужчина — настоящий красавчик, с ног до головы одетый в жемчужно-серое: туфли, костюм, пальто. На его темно-сером в полоску галстуке поблескивала жемчужная булавка, мягкую фетровую шляпу сжимала белая рука с безукоризненно наманикюренными ногтями. Даже небольшой складной зонтик был подобран в тон его наряду. Это был высокий мужчина с властным лицом и тонкими усиками, и ноздри его орлиного носа гневно подрагивали, словно магазин, да и весь мир, издавал какой-то непотребный запах.

— Послушайте, — пролаял он Лизе, — немедленно принесите моей супруге голубое платье, то самое, от которого она отказалась! Она хочет примерить его еще раз.

Лиза в недоумении уставилась на него. Это был приказ, а не просьба.

— Пошевеливайтесь, девочка моя, да поживее! — В его глазах сверкнуло нетерпение.

— Я не ваша девочка, — ледяным тоном отрезала Лиза. — И с вами ничего не случится, если вы принесете платье сами.

Этот мужчина ничего не мог с ней сделать, ведь она здесь не работала. Подавив желание поскорее уйти, Лиза в упор уставилась на него, видя, как нетерпение у него на лице сменяется изумлением. А потом, к ее удивлению, он вдруг расхохотался — высоким, истерическим, неестественным смехом.

— Джинджер, — послышался голос из соседней кабинки. — Джинджер, где же эта девчонка с голубым платьем?

Смех прекратился столь же внезапно, как и начался.

Лиза высокомерно тряхнула головой и, не удостоив Джинджера, который явно пребывал в крайней растерянности, прощального взгляда, вышла из магазина.