Вся правда о небожителях Соболева Лариса

– Но, Артем! – всплеснула руками Лика, скорчив до боли знакомую плаксивую мину. – Ты же спишь в кабинете, носишься за уголовниками сутками, зарабатываешь мало, а тут тебе все на тарелочке. Люди на все идут, чтобы занять достойную нишу, к чему же упрямиться?

Поскольку она могла слышать лишь одного человека на свете – себя, следовательно, тратить нервные клетки бессмысленно, Артем стремительно обошел ее и ринулся к выходу. Лика вопила на весь подъезд: «Артем! Артем!», но он с той же реактивной скоростью, а то и быстрее, слетел по ступенькам вниз. Мать ее не порадовал, разумеется:

– Короче, когда родится ребенок, я буду настаивать на генетическом анализе, но предупреждаю: даже если это мой ребенок, с Ликой я жить не буду, лучше повешусь. И больше не приеду к ней, пусть хоть на рельсы ложится. Да, я сволочь, да, подлец…

– Звонит, – застонала Валерия Михайловна, но трубку не достала. – Дай сигарету.

– Вы разве курите? – Он протянул ей пачку.

– Тайком от них. Если б ты знал, как они мне надоели – Лика и ее отец, то есть мой муж.

Проникновенное признание и неожиданное. Он щелкнул зажигалкой, поднес огонек, а телефон все звонил, звонил – Лика упорная, додавит кого угодно. Валерия Михайловна выкурила до половины сигарету и не выдержала, взяла мобильник, но не слушала жалобы (или угрозы) дочери, сразу сказала:

– Уже еду. – Не дав Лике времени нажаловаться на Артема, она отключила трубку, помолчала, затягиваясь дымом. – Лет двенадцать назад встретился мне мужчина и умолял уехать с ним. Было очень трудно не соблазниться, но в силу вступили моральные законы: жалость, ответственность за Лику, хотя она уже была взрослой, ну и много всего… сам знаешь.

– Вы изменили мужу? Можете не отвечать…

– Я изменила Лелику, – ничуть не смущаясь, призналась Валерия Михайловна. – И сначала жалела об этом, потому что узнала, каким бывает по-настоящему любящий мужчина, как это красиво, оттого и расставаться было очень тяжело. А сейчас не жалею, потому что все двенадцать лет я прожила в ракушке, отгородившись от двух чудовищ – мужа и Лики, иначе с ума сошла бы. Лелик и сделал ее такой, у меня же права голоса в их тандеме нет. Послушай, Артем, а ты не мог бы навещать ее, как раньше… только до рождения ребенка! Надеюсь, она переключит свою идиотскую любовь на малыша…

– Нет! – Ответ был категоричен, как и его обоснование. – Это может длиться бесконечно. Потом вы будете просить подождать, пока она кормит, потом еще найдете причину. Думаете, я привыкну к ребенку? Не привыкну. Покажите мне мужика, который ради ребенка остается с нелюбимой женщиной. Я такой же, как все. Мне и раньше не следовало… Кстати, я собираюсь жениться, моей жене не понравится, если между нами будет стоять Лика.

– Я поговорю с твоей женщиной, она поймет, ты же не будешь спать с моей дочерью…

– Нет! Нет и нет! Все.

Как ни странно, Валерия Михайловна не стала давить на него, попрощавшись, она медленно, как старуха, побрела к подъезду…

– Вот это да!

Вовка водрузил локти на стол и закрыл глаза ладонями, будто это он попал в щекотливое положение нечаянного отца, отчего ему стыдно на мир смотреть. Но в следующий миг образовалась щель между пальцами; глядя в нее, он спросил:

– Ты уверен, что это не твой ребенок?

– Не уверен, – со вздохом признался Артем. – Ну, бывало, когда припирало… Последний раз примерно полгода назад и… не помню точно. Но я же следил, чтоб она не залетела!

– Не повезло, резинка с дыркой попалась, – посочувствовал Вовчик, убрав ладони с лица. – Что Софии скажешь?

– А что я должен говорить? – взорвался Артем. – Это до нее было! Ну, алименты платить буду… три копейки. Да-да, войдите! – откликнулся он на стук в дверь.

Вошел молодой человек плакатного типа: рост, бицепсы, физиономия – все, как с афиши. Правда, улыбка не соответствовала стереотипу, она была неуверенной, да и сам он держался стеснительно, скорей всего, парень был из породы скромных людей, встречающихся все реже и реже в нашем нагловатом мире. Начал он тоже интересно, будто с признания, а такая линия поведения сразу настораживает:

– Вот… я пришел сам… Мне сказали, в этот кабинет…

– По какому вопросу? – спросил Артем.

– Ну, я был знаком с Камой…. Камиллой Мышко. Ее, говорят, убили.

Это когда было, чтоб свидетели сами шли в органы?! Просто подарок с неба свалился! Вовка мигом придвинул стул, пригласив парня:

– Падай. А ты кто?

– Имя и фамилию назвать? – уточнил тот; оба оперативника закивали, глядя на него, как два голодных пса. – Эрик… То есть Эрнст, но все зовут меня Эриком. Эрик Малюков.

– Да что ты так волнуешься? – хихикнул Вовчик.

– А я первый раз в полиции, – улыбнулся Эрик, – до этого приводов не было, я как-то не в своей тарелке себя чувствую.

– Ладно тебе, – хлопнул его по плечу Вовка. – Мы что, не люди? Не боись, не съедим. Ну, давай…

Он уставился на Артема, мол, ты чего в рот воды набрал? Вероятно, бедняга не отошел от шока, что скоро станет папой. Вовчик перегнулся через стол, из ящика вытащил листы бумаги, взял авторучку, приготовившись записывать показания. Он ошибся, Артем не застопорился, а обдумывал вопросы, которые нужно задавать умело, ведь неясно, что за тип пожаловал, но начал он с нелицемерной благодарности:

– Ну, ты молодец, Эрик, удружил. Спасибо, что нашел время и пришел сам. А ты давно знал Каму?

– Несколько месяцев, – ответил тот. – Познакомились с ней случайно, меня пригласила знакомая на благотворительный вечер, там я и увидел Каму, ее трудно не заметить. Такая мура была на том сборище… Короче, она скучала, я тоже, ну, мы и познакомились.

– А кто был инициатором знакомства? – поинтересовался Артем.

– Конечно, я. Ушли мы вместе…

Казалось бы, человечеству известны все пороки, но черта с два это так. Самая богатая фантазия бледнеет по сравнению с «хобби» Камы, Вовчик даже записывать забывал, не веря своим ушам…

В постель они легли в первый же вечер. В принципе после просмотра ее «хоум видео» понимаешь, что ничего удивительного в том нет, Кама явно не относилась к разборчивым женщинам, а Эрик по всем показателям оказался на двадцать голов выше ее сексуальных партнеров, он с тем самым бесом, который застрял в ребрах. Секс у них был – стены трещали, молодой самец впечатлил Каму, что тоже естественно, но она предупредила его на берегу:

– Ты супер, только давай договоримся: у меня своя жизнь, ты не лезешь в нее, а я не лезу в твою. Не устраивает тебя – мы завершаем сегодняшнее рандеву на высокой ноте, прощаемся и больше никогда не встречаемся.

Эрик удивился условиям, ведь обычно девушки строят отношения с прицелом на Дворец бракосочетания, с другой стороны, возблагодарил судьбу, так как предпочитал держаться от дворца подальше. Он заинтересовался: что у Камы за «своя жизнь», которую она, судя по всему, менять не собирается ни при каких обстоятельствах?

Встречались они регулярно, когда у Камы было свободное время, Эрика это вполне устраивало. А разве плохо – никаких обязательств, зато море кайфа? Однажды (дело было вечером) он остановился купить сигарет, а возвращаясь к машине, увидел в окно суши-бара солидного мужика с Камой. Эрик закурил и наблюдал за парочкой – они же были как на ладони, а его не видно, и хватило нескольких минут, чтобы понять: у них более чем теплые отношения. В сущности, это ее дело, кого обдирать, само собой, о большой и чистой любви не могло быть и речи. Но Эрик на следующем свидании, во время релаксации между физическими упражнениями, дал Каме понять, что в курсе ее личной жизни, тогда еще не догадываясь, как далек от истины:

– Так ты охмуряешь богатых папиков?

Неожиданно Кама окрысилась, едва не сбросив его с софы:

– Следишь за мной? Я просила: не лезь в мою жизнь!

– Тихо, тихо! Я случайно мимо проходил, тебя увидел вчера в суши-баре с плешивым козлом. Знаешь, надо быть слепым, чтоб не заметить, как он тащится от тебя. Да не имею я к тебе претензий, сам бы пообщался с богатенькой тетенькой на предмет спонсорской помощи мне, конечно.

Сказал, лишь бы Кама не бесилась. Но пришлось долго убеждать ее, что он готов выдать ей поощрительный приз, потому что далеко не всем красивым девочкам удается обчистить карманы старых идиотов.

– Вам бы все бабки, бабло, баблосы… – презрительно ускорила она Эрика. – Как будто других интересов не бывает.

– Эй, не финти! Может, скажешь, у тебя дружба с тем козлом?

– Дружба у нас с тобой, а тот козел хочет идиллии: он приезжает домой, между прочим, в трехэтажный домик, а там я его жду. Мы ужинаем при свечах, темно-бордовое вино льется в бокалы, в камине трещат дровишки, и ему хорошо. Потом он ведет меня в спальню и самозабвенно любит, как может в своем возрасте, потом… он дрыхнет, а я смотрю на его рожу с открытым ртом, из которого храп разносится по всему коттеджу, и думаю: на хрен мне это старое и вонючее дерьмо со всем его баблом?

Взглянув на Эрика, Кама заливисто расхохоталась, нет, она просто каталась по софе от хохота, даже икала. Что ее так рассмешило? Собственный цинизм или выражение недоумения на лице самца, который заметил:

– Вчера ты вроде бы млела от старого вонючего дерьма.

– Таковы условия игры. Ладно, пойдем на кухню перекусим, а я тебе преподам несколько уроков, раз хочешь подоить богатых теток, мой опыт тебе пригодится, хотя у меня другая цель.

Честно сказать, Кама разожгла его любопытство – черту, в большей степени свойственную женщинам, но когда ничего не понимаешь в происходящем, тянет разобраться, вдруг за кретинизмом кроется действительно большая цель. Правда, Кама не желала быть альтруистом в этом вопросе и, накидывая на голое тело халатик, предложила сделку:

– Я тебе – опыт, а ты мне – машину вместе с собой, то есть повозишь меня, когда будет плотный график.

– Идет, – согласился Эрик, которому частный извоз позволял распоряжаться своим временем.

Итак, на кухне… нет, это не исповедь была. Скорей всего, Кама страдала от недостатка славы, которой не хватает незаурядным личностям, а именно таковой она себя позиционировала перед ним. Самое интересное, что ее деятельность не поддавалась квалификации. Может, это мошенничество? Ну, где-то как-то на то смахивает, однако мошенничество подразумевает получение прибыли в результате, а Кама заботилась об обогащении мало.

Она выискивала мужчин в основном кризисного возраста, когда у тех начинается переход от полнокровной жизни к периоду «хочу, но появились проблемы». Люди с низким достатком ее не занимали, ведь этой категории нечего терять, зачастую они не дорожат тем, что имеют – семья, дети, тещи, работа, а это скучно. Знакомство могло состояться где угодно, тут все средства хороши, а вот потом начиналась обработка клиента. Кама, имевшая от природы уникальную сексапильность и рациональный ум, не обремененный нравственностью, доводила мужика до кондиции. С ним случался припадок молодости и, поверив в сверхъестественную силу любви, он предлагал ей руку и сердце, с дикими скандалами бросал жену и отпрысков, дело доходило до свадьбы и… Кама давала ему от ворот поворот. Вот и вся фишка.

Безусловно, не все кандидаты клевали на Каму и далеко не все кидали устаревших жен, но если она выбрала жертву, этот человек был обречен. В таком случае Кама брала в оборот жену и ей выдавала желаемое за действительное, а люди устроены тупо, быстрее верят в подлость, чем в благородство. Результат был тот же: скандалы, разводы, примирения, в общем, страсти-мордасти при кипении сто градусов по Цельсию. Да, денег в этом случае не видать, или же Кама их получала очень мало, продавая информацию за копейки (иногда за центы). Зато какой энергетический заряд она приобретала, какое удовлетворение, что разворошила-таки фальшивенький семейный очаг. А бывало, за ней гонялись жены-мужья с намерениями побить… и не догоняли. Но какой драйв и кайф!

Эрик, что называется, почесывал репу и не врубался, где же тут кайф, в чем? Выглядела Кама вполне здоровой на голову, а не маньячкой, шизанутой на почве ненависти к чужому семейному благополучию.

– Кое-чему я у тебя уже научился, – сказал он ей, – например, замужних заранее введу в графу «запрещено». Свободных баб полно, мне не нужны стычки с мужьями, полагаю, бегаю я хуже тебя. Кстати, почему ты кидаешься на женатиков, если бабки, как говоришь, для тебя не главное? Не просветишь меня?

Размахивающая ножом и вилкой Камилла выглядела настоящим борцом за справедливость, как в старых совдеповских фильмах.

– Я выбрала себе почетную миссию: спасать женщин от мерзких типов, с которыми они живут годы! И не знают, что за паразит к ним присосался. Я показываю им, каких недостойных мерзавцев они облизывали, да за то, что распадаются гнилые семьи, мне памятник надо поставить, это тяжелая работа. Я даю шанс женщинам обрести свободу, а некоторые дуры возвращаются к мужьям-предателям, что делать, национальный кретинизм не выжечь и раскаленным железом.

Эрик зааплодировал, однако поддел ее:

– Пафосно. Но бабки ты все же берешь.

– И не только, – в упоении тряхнула головой Кама. – Я обожаю украшения – золотые, платиновые, эксклюзивные, но и от штамповки не откажусь. С камешками! Естественно, драгоценными. Идиоты мне дарят колечки с брюликами, чтобы осчастливить меня. В конце концов, надо же на что-то жить.

– Ну, а цель? Настоящая, а не та туфта, которую ты мне только что гнала.

– М… – выпятила она губу, скромно пожав плечами, и перешла на серьезный тон: – Понимаешь, мне хочется… Да фиг его знает! Просто кайф ловлю, когда кипят бурные страсти, льются слезы, людишки чего-то друг другу доказывают с пеной у рта, чего-то делят, готовы истребить друг друга из-за комода. Это как кино смотришь, но еще и участвуешь, за ниточки дергаешь, а все танцуют по твоему велению. И внутри щекочет нечто, щекочет… Да прикольно же! У тебя задача проще, значит, будет легче, потому что одиноких и богатых баб, жаждущих секса, на самом деле полным-полно.

– Не боишься, что кто-то захочет отомстить тебе за танцы под твою дудку? И это не будет прикольным.

Она не ответила, а пожала плечами и неопределенно хихикнула, то ли выражая неверие в месть, то ли абсолютное равнодушие к ней.

София составила сводки, в основном это были кражи, за всю неделю ни одного разбойного нападения, ни одного посягательства на жизнь. Ах, нет, убийство есть, но о нем пока велено не трезвонить, ну и правильно, не все нужно знать народу. До обеденного перерыва оставался час, и София, бессовестно используя рабочее время в корыстных целях, редактировала главы романа, потом перечитывала.

София умудрялась полностью отключаться от внешнего мира. Она не услышала, как распахнулась дверь ее крохотного кабинета и на пороге замерла Лика всего-то в двух шагах от нее, выпятив вперед круглый живот. София следила только за развитием сюжета и…

Читала

Когда оконце под потолком слабо осветил рассвет, Наташка разбудила Асю, та проснулась мгновенно, ведь сон в неволе чуткий. Напуганная рассказом девушка полностью подчинилась опытной пленнице, предложившей вместо стенаний и покорного ожидания смерти попробовать выбраться из подземелья. Но как?! Прутья решетки нечем выломать, им не давали даже деревянных ложек, дескать, обходитесь руками.

– Расшатаем, – Наташка была полна решимости.

Она заставила Асю встать на четвереньки, взобралась ей на спину и давай расшатывать прутья, а те были крепко вделаны. Устав, она сама встала на четвереньки, теперь на ее спину взобралась Ася и, повинуясь указаниям Наташки, дергала изо всех сил решетку туда-сюда.

– Не получается, – сообщила она, взмокнув от усилий. – Передохнуть бы…

– А ты хочешь сразу выломать? – фыркнула Наташка. – Не для того ее сюда вставили. Слезай, теперь я…

Она оказалась крепче Аси, значит, сильнее, а потому дольше работала, ведь у нее не оставалось времени, за ней могли прийти сегодняшней ночью. Отдохнули, когда мужиковатая баба поставила на пол поднос с едой и ушла. Требовались силы, которые даст еда, поэтому Наташка не только сама ела, но и подружку заставила съесть половину, та еле двигала челюстью, пришлось прикрикнуть на нее. Не видя очевидных результатов, Ася быстро пала духом, что говорило о слабости характера, и кусок ей в горло не лез. А хороша-то как! Что лицом, что телом. Две тугие косы толщиной с руку спускались до самых колен, даже в положении узницы-смертницы Наташка позавидовала ей:

– Небось тяжело эдакое богатство на голове носить?

– Привыкла. – И к восторгам она наверняка привыкла. – Ко мне цирюльники приставали, уговаривали продать волосы задорого, а я отказывалась. Дура. Продала б да уехала на учебу, очень меня медицина влечет, теперь я вот здесь…

Наташка не могла ей позволить бездействовать, хотя Ася плакала и просила оставить ее в покое, но снова подчинилась, а как иначе? У нее первой на ладонях появились мозоли, к физическому труду Ася была не приучена, городская же. Наталья и тут нашлась: отодрала от нижней юбки оборку, перевязала ладошки Асе, да и свои тоже решила поберечь, а потом скомандовала:

– Давай я на тебя залезу.

Спину ломило у обеих, по ним же топтались, да и силы кончались, особенно к вечеру их разморило. Но Наташка после ужина с еще большим рвением расшатывала прутья, которые уже сидели не так крепко, давая ей надежду на спасение. Наступила ночь, но работу девушки не прекращали…

Сергей спрыгнул с коляски и посмотрел на окна, в одном лихорадочно мелькал тусклый свет, создалось впечатление, будто Настенька бегает по комнате с лампой в руках. Он озадачился: зачем она бегает? Его слух уловил, как что-то разбилось наверху, наверняка посуда. Может, барышня после смерти деда умом тронулась?

Окна второго этажа были невысоко, а ветвистых деревьев здесь, к счастью, оказалось много. Не раздумывая, Сергей сунул кнут за голенище сапога и взобрался на одно, но невысоко, лишь бы заглянуть. И вовремя. Он успел увидеть двух мужчин, зажавших девушку, потом лампа погасла.

Сергей спрыгнул вниз, дал себе пару секунд на раздумье, заодно осмотрел землю. Поднимать панику, кричать и звать на помощь – не мужское занятие, к тому же он привлечет к себе внимание злоумышленников, которые просто так не сдадутся. Внезапность – вот его конек.

Он искал, что бы такое взять поувесистее. Да тот же булыжник, выбитый конскими копытами и колесами. Ударив по нему каблуком сапога, Сергей окончательно выбил его из мостовой, но сначала поднял мелкий камешек и запустил им в фонарь. Стекло разбилось с первого раза, ветерок, получивший доступ к огню, живо задул его – мастерство по тушению фонарей Сергей приобрел еще в детстве. В результате вокруг значительно потемнело, злоумышленники не заметят засаду, когда будут выходить, а если заметят, то не сразу, до этого Сергей постарается лишить их зрения.

Чтобы дверь парадного не издала предательского скрипа, он с величайшей осторожностью приоткрыл ее и послушал. Сейчас главное торопиться, не торопясь. Про карету он, разумеется, помнил, значит, не ошибся, Настя приглянулась барину. В парадном раздались негромкие шаги…

Теперь дело в скорости и ловкости. Сергей прижался спиной к стене с внешней стороны дома рядом с дверью и приготовился…

Первым перешагнул порог здоровенный детина с Настасьей на плече, от вида такого душа сама по себе уйдет в пятки. Этого надо валить сразу и одним ударом, иначе не поздоровится, но не по голове, она у него наверняка крепкая, выдюжит удар любой силы.

Настенька висела на плече со стороны Сергея, что было кстати, ведь она закрывала похитителю обзор сбоку. Сергей сделал опережающий шаг вперед, одновременно замахиваясь, и булыжником засветил прямо в лоб, вернее, чуть пониже, чтоб и носу досталось… Удар получился верный.

Детина замер. Сергей молниеносно стащил девушку с плеча и отбросил к стене, пока было не до нее. Если и расшибется, то хоть жива останется, в противном случае ее раздавит громадина, когда упадет. Похититель как стоял, так и рухнул сначала на колени, потом плашмя, не издав ни звука – до удара не успел, а после уже не смог крикнуть.

За это время Сергей вытащил из-за голенища кнут и снова прижался к стене. Из парадного высунулась голова и половина корпуса тщедушного мужчины, он спросил хриплым шепотом:

– Что тут?..

Внезапно (для тщедушного, конечно) Сергей накинул на шею второго похитителя кнутовище, дернул его на себя, тот и ахнуть не успел. Сжимал до тех пор, пока тело не потеряло упругость, тогда Сергей ослабил хватку и опустил мужичка на крыльцо, заодно проверив, в беспамятстве тот или его нужно дополнительно стукнуть. В беспамятстве. Сергея не могло не волновать, жив ли первый, в убийцы-то не хотелось попасть. Он приподнял его голову за волосы, детина с окровавленной рожей глухо застонал, значит, порядок.

Сергей кинулся к Настеньке, приходившей в себя, поставил ее на ноги и, держа почти на весу, спросил:

– Идти можешь?

– Вы?.. Откуда?..

– Не время. – Пришлось встряхнуть девушку, а то не поймет, в чем дело, крик поднимет, а неизвестно, сколько похитителей и где они, кареты поблизости он не видел. – Погляди, вон лежат, тебя умыкнуть хотели.

– А… а… – Она добирала воздуха, видимо, набиралась силенок, чтоб закричать, Сергей закрыл ей рот ладонью, предупредив:

– Молчи! Уходим отсюда, опасно здесь… Вон моя коляска.

Но девушка была слаба и напугана до смерти, еле тащилась на ватных ногах. Сергей подхватил ее на руки, добежал до коляски и закинул на сиденье. Настенька ойкнула, больно ударившись, но спохватилась, зажала рот ладонями, а потом, когда коляска мчалась по улице мимо злоумышленников, с ужасом не отрывала от них взгляда. Сергей не жалел лошадь, гнал ее на пределе возможности, но в первом же переулке краем глаза заметил… карету.

Ася выдохлась до того, что и на четвереньках не могла стоять, тем более с тяжестью на спине, а без нее – никак не доберешься до решеток. В сущности, Наташка тоже истощила силы, не помогла и деревенская закалка. Еще бы один денек и – свобода. В изнеможении девушки повалились на тюфяк, а глубокой ночью не уснувшая Наташка расслышала шаги и растолкала Асю:

– Слышишь? Это за мной…

– Господи, спаси и помилуй… А ну как обойдется?

– Не-а, – захлюпала Наталья носом. – За просто так они не приходят, ежели тока еще одну девку не привезли. А ты пробуй выбраться, прутья шатаются, скоро выпадут. И приведи полицию, пущай накажут за нас…

– Я ж одна не справлюсь, высоко…

– А ты горшок подставь, в который по нужде ходим, взберись на него… Открывают…

И Наташка, как Арина, в страхе отползла подальше от двери, словно эта мера могла спасти ее.

– Тебе страшно? – спросила дрожащим голосом Ася.

Но та ни слова не вымолвила, голос у нее прорезался, когда ее потащили к выходу, орала Наташка громко и жутко, упиралась изо всех возможных сил. Поддавшись ужасу временной подруги, Ася тоже визжала, дивясь, почему их не слышат, ведь должны же поблизости жить люди?

Наконец Марго застала брата в родительском доме, предложила ему прогуляться по саду, но лишь за тем, чтоб без посторонних попенять ему. Подполковник входил в круг людей, которых она готова видеть круглосуточно, посему и ему было приказано составить компанию на прогулке, конечно, он повиновался. Только Марго никак не удавалось подобраться к Урсуле, но вскоре о сестре венгра она думать забыла, хотя начала с прицелом:

– Ты совсем покинул свою сестру, Мишель, да и друга оставил скучать. Когда б не я, ему и словом было б не с кем перекинуться. Нехорошо, друг мой.

– Дорогая, – брат обнял ее за плечи, – не ругай меня, я же знал, что ты не дашь скучать Саше. Полагаю, ты не сердишься на меня, Александр?

– Отнюдь, – сказал Суров. – У нас с Маргаритой Аристарховной выдались дни весьма занимательные.

– Александр Иванович никогда не выскажет тебе обид, – зачастила она, – потому что он тактичен, воспитан, великодушен…

– Ну, прости, Марго, – не дослушал Мишель, он любил ее нежно, а вот воспитательницу в ней не выносил. – Просто давно мне не встречалось столь занятных людей, как Медьери. Он человек богатых знаний, чрезвычайно умен, увлекательный собеседник. А сколько умеет! Например, гипноз…

С языка чуть не сорвалось, мол, не к венгру же ты ездишь, но вслух она небрежно бросила:

– Видели мы его фокусы. Забавно.

– А коллекции видела?

– Не довелось.

– М-м-м, ты много потеряла. У Медьери прекрасная коллекция холодного и огнестрельного оружия. Сабли, кинжалы, гарды, палаши, шпаги, а пистолеты… Кстати, в тире он украсил стены портретами родственников.

– Не думаю, что родственникам место в тире.

– Но это те, кто отличился скверным нравом и натворил немало бед, – оправдал венгра Мишель. – Есть портрет одной знатной особы, которую он представляет в качестве мишени…

Марго даже остановилась, поразившись легкомысленному отношению брата к такому чудовищному факту:

– Медьери представляет женщину мишенью?! Я о нем была лучшего мнения. Милый, он дурно на тебя влияет.

– Но что это за женщина! Исчадье ада. Но была необыкновенно хороша, чем бессовестно пользовалась и, помимо всего прочего, прославилась развратностью. Вообрази, Марго, главной ее страстью была кровь, она сама убивала мучительной смертью юных девиц и наслаждалась их муками.

– Фи, как гадко… – покривилась она, но вдруг вскинула на него удивленные глаза. – Что? Что ты сказал? Наслаждалась муками девиц?

– И кровью. Иштван тебе не рассказывал?

– Нет… Как любопытно. Когда ты собираешься к Медьери?

– Я обещал сегодня отобедать у них…

– Отлично, – улыбнулась Марго. – Александр Иванович, мы едем обедать к месье Медьери.

Суров был деликатен сверх меры, странно, что при его врожденной щепетильности он командовал полком. Обычно подполковник к ее капризам относился снисходительно, однако сегодня, не испугавшись гнева, начал было возражать:

– Помилуйте, Маргарита Аристарховна, я категорически против, нас ведь не приглашали…

– Едем – и точка!

С Марго не поспоришь, перед нею только поднимают руки вверх, сдаваясь, – вот уж кто истинный командир. Правда, в ее плен сдаются добровольно.

Утром Сергей отвез мадам Беате ключи от магазина и должен был объяснить, как они к нему попали, и получил ценный совет.

– Варварство, – охарактеризовала она попытку похитить Настеньку. – Где она сейчас, пан?

– У меня дома.

– Неправильно пан сделал, – огорчилась она. – Репутация Анастаси будет страдать.

О чем она?! О какой репутации речь, когда жизнь девушки оказалась под угрозой? Сергей законно возмутился:

– А что же мне было делать?

– Привезть ее ко мне! – рявкнула мадам Беата, ох и злющая она была в тот миг, и как зверушка заметалась по клетке. – Пан не знает, что девица, проведя ночь в доме мужчины, покрывает себя позором? Но теперь не€чего переделать. Перевезть не€льзя! Мы не знаем, кто и зачем хочет украсть Анастаси, может, эти люди следят за этот домом, магазином… Нет, пусть будет у пана. Потом я дам письма с рекомендацией, Анастаси уедет и будет начинать жизнь заново. А сейчас пану надо в полицию.

– Это вы верно сказали, – согласился он, не додумавшись сам, что инцидентом должна заниматься полиция. Впрочем, времени у него на то не было.

Поехал в ближайший полицейский участок, там его выслушали внимательно, после чего попросили еще раз изложить суть дела, однако непосредственно тем, кто занимается уголовными преступлениями. День пошел насмарку, и уже не имело значения, сколько часов потратит он в дальнейшем, Сергей поехал в другой участок в сопровождении полицейского. Как под конвоем!

В участке полицейский, предупредив постового, мол, дело чрезвычайной важности, потребовал, чтобы купца второй гильдии Тернового принял сам его высокоблагородие Зыбин, но тот отвел их к Кирсанову. Сергей не понимал, что происходит: только начал свой рассказ, а господин Кирсанов, не дослушав и до половины, прервал, вскочив:

– Обождите, сударь, я про вас доложу начальству.

Он отсутствовал недолго, вернулся и пригласил Сергея в другой кабинет. Уже находясь на взводе, Сергей преодолел длинный коридор и вошел в комнату, где перед ним, как перед барином, постовой распахнул дверь. За столом сидел маститый старикан, круглый и важный, встретил он Сергея добрейшей улыбкой тайного изверга:

– Ну, что же вы, голубчик, робеете? Садитесь и сказывайте, кого вчерась похищали-с?..

У Медьери было полно гостей, он любил общество, несмотря на множество дураков, составляющих его. Насколько Марго могла судить, его как раз и привлекали глупцы из среды аристократов, вероятно, сравнивая себя с ними, он вырастал в собственных глазах. Зло так думать, но она безумно скучала, дожидаясь, когда уместно будет отвлечь хозяина, ведь если поставлена цель, но осуществить ее мешают мелочи: обед, гости, этикет – с ума можно сойти.

К ее неудовольствию, Мишель сидел рядом с Урсулой и перешептывался с нею – это просто неприлично. Адель, имеющая тайну в квартале голодранцев, тоже находилась здесь же со своею ужасной теткой. А дама, предпочитавшая закрытые до ушей платья и никогда не снимающая перчаток! Как она похожа манерами на Адель! Такая же зажатая, словно ее поместили в тесный саркофаг, без искры в глазах, без мимики, будто покойница.

Единственная, кто привлекал глаз, так это родственница Медьери Лисия. Яркая брюнетка с крупными чертами лица, округлыми формами, жизнелюбивая, энергичная и естественная. Да, естественность и непринужденность – большое достоинство, потому что мумии хороши только в музее.

Длинный обед все же завершился, гости перешли в гостиную и тут – полная неожиданность – месье Медьери поднял руку:

– Господа, мне бы хотелось, чтоб вы попросили сыграть ее сиятельство Маргариту Аристарховну.

– Просим! Просим! – вразнобой загалдели гости, подкрепляя просьбу ленивыми аплодисментами.

Вся эта сытая толпа аристократов лишний раз пальцем не пошевелит даже ради собственного удовольствия. Марго вовсе не хотелось играть и вряд ли ее заставили б, если бы не появилось желание досадить всем. Она села за рояль, улыбнулась и намеренно негромко объявила:

– Шопен, революционный этюд.

Первые же мощные аккорды разорвали гармонию сытости, Марго это чувствовала и торжествовала: так им, так! А вообще-то замечательная вещь – музыка. То, что нельзя передать словами, можно вложить в нее, а именно: протест, воодушевление, страсть, что неплохо удавалось Марго. Минуту спустя она уже играла увлеченно и азартно, забыв, где находится. Не забыла только о подполковнике, который стоял, положив локоть на рояль, собственно, играла она для него. Но вот прозвучал последний аккорд, в зале наступила тишина, хотя звуки этюда еще вибрировали в воздухе. Подскочила Урсула, захлопав в ладоши:

– Боже мой, как прекрасно! И сильно!

– Больно громко, – поделилась своим мнением рыхлая пожилая дама.

Ну что ж, аплодисменты Марго честно заработала, а растроганный Медьери целовал ей руки, тогда как Мишель, стоя сзади, шепнул на ухо сестре:

– Марго, ты не могла сыграть что-нибудь мирное?

Она проигнорировала его, потребовав награды от хозяина:

– Вы не покажете свой тир?

– Сейчас? – стушевался он, поглядывая на гостей и давая понять, что бросать их нехорошо.

– Ну да, сейчас. А ваших гостей займет Урсула и… сыграет что-нибудь мирное, – бросила она через плечо исключительно Мишелю. – Александр Иванович, я хочу, чтоб и вы посмотрели на тир.

Она взяла Сурова под руку и подарила улыбку Медьери, мол, я готова, и что тому оставалось делать? Впасть в немилость Марго не хотелось, он вынужденно согласился и повел их вниз, тир располагался под домом.

– Техника ваших пальцев меня восхищает, – забрасывал венгр комплиментами Марго. – Столь яркое произведение требует много сил, я бы сказал, данный этюд для мужских пальцев, откуда у вас, женщины, такая сила?

– Пустое это все. А скажите, месье, что за дама в закрытом бордовом платье? – Сама же Марго так спешила попасть к Медьери, что не уделила должного внимания своему наряду, так и осталась в выходном, безупречно сидящем платье цвета сливы. – Я вижу ее второй раз, она грустна, как и прежде, почему?

– Это баронесса Нинель Флорио, ее род происходит от Филиппа Флорио, жившего в Турине. Грамотой сардинского короля главный доктор 1-го военно-сухопутного госпиталя, действительный статский советник Петр Филиппович Флорио, отец Нинель, был возведен, с нисходящим его потомством, в баронское Сардинского королевства достоинство. Два года спустя, в 1842 году, последовало высочайшее соизволение на принятие означенного достоинства и пользование им в России.

– Ее род весьма молод, – отметила Марго.

Медьери приказал лакею посветить им, а затем продолжил:

– И на грани вымирания. Ее мать, подруга моей матушки, была необычайно богата, вышла замуж за барона исключительно из-за титула, он тогда был уж немолод. Она умерла недавно от неизвестной болезни, тело покрылось язвами, заживо сгнила. Теперь Нинель боится той же болезни.

– Так она больна? – ахнула Марго, непроизвольно и брезгливо поморщившись. – Поэтому никогда не снимает перчаток?

– Сударыня, я, безусловно, просвещенный человек, но не до такой степени, чтобы рисковать близкими мне людьми. Баронесса абсолютно здорова, все это нервы… Мы пришли, вот мой тир.

Лакей поджигал канделябры в длинном тоннеле, где стены украшали портреты суровых мужчин и всего одной женщины. Сурова привлекла стена с огнестрельным оружием, он же офицер и, прежде чем взять одно из раритетных ружей, спросил разрешения:

– Вы позволите?

– Разумеется, подполковник. Это аркебуза, конец пятнадцатого века…

– Подполковник сам разберется, – забрала внимание хозяина Марго. – Брат говорил, будто вы не любите родственников, поэтому развесили их в тире.

– Ну, во-первых, это весьма дальние родственники, всех необязательно любить, а есть и такие, которых незачем любить… – Вдруг он в упор посмотрел на нее, хитро улыбаясь: – Маргарита Аристарховна, скажите напрямую, для чего вам захотелось попасть в мой тир?

Суров, изучая аркебузу, рассмеялся, заметив:

– Сударыня, месье Медьери вас неплохо изучил.

– Подумаешь! – фыркнула она. Хотела было надуться, да передумала, ведь любопытство сильнее обид. – Ну, да, да! Я хочу знать вон о той женщине. Это же она… м… э…

– Чудовище, – смеясь, подсказал Медьери, взял подсвечник и, подойдя ближе, осветил портрет прекрасной дамы. – Жестокое, кровожадное чудовище…